Мне тоже хотелось зарыдать, но я выплакал все, что мог, и у меня лишь сжалось сердце. Кристал коснулась моей руки.
      - Почему? - беспомощно спросил я, зная ответ, но желая хоть что-то сказать.
      Она тоже знала ответ и знала, что мне надо было выговориться. Что я и сделал:
      - Джастин и мой отец ослабили хаос настолько, что он уже не мог разрывать машины. Доррин в незапамятные времена предвидел проблемы, которые способны породить машины, однако полагал, что их применение будет ограничиваться хаосом. Так оно и было, но, уменьшив силу хаоса, мой отец и Джастин тем самым открыли путь к широкому применению машин, причем изготовленных не только из гармонизированного черного железа, какие делал Доррин, но и таких, создание которых не требовало магии и было доступно любому знающему мастеровому.
      - ...ни магии гармонии... ни хаоса... снова?
      Когда она касалась моей руки, мне было легче понимать ее, поскольку не приходилось так напрягаться, чтобы следить за ее губами.
      Я рассмеялся, но то был горький смех.
      - Очень долго. Но хаос тяготеет к высвобождению, а гармония, как всякий порядок, нуждается в поддержании. Избыточная гармония будет медленно рассеиваться по миру, а хаос возрастать и выделяться, и все узлы и скрепы, установленные нами, износятся и протрутся...
      - ...назад... с чего начал Креслин? - спросила Кристал.
      - Нескоро... при внуках внуков нынешнего поколения... а то и позже.
      Она потянулась и сжала мое плечо. Я пожал плечами.
      - Братство не понимало, да и император тоже, во всяком случае, до недавнего времени, что концентрация свободной гармонии и хаоса на Отшельничьем и в Кандаре дают Хамору возможность строить корабли и машины. Так или иначе, магия хаоса и магия гармонии уже ослабевали после падения Фрвена...
      - ...великое колесо... вращается... иногда с магией... иногда без нее?
      Мне удалось понять достаточно, чтобы ответить.
      - Полагаю, так оно и есть, с тем уточнением, что это всегда приводит к определенному уравновешиванию. Так теперь Кандар и то, что осталось от Отшельничьего, смогут создать собственные корабли и машины прежде, чем Хамор восстановит свою мощь.
      - Этого недостаточно.
      - Недостаточно. Малым государствам Кандара придется тем или иным способом объединиться. В противном случае Хамор все равно приберет их к рукам.
      - Новые войны, - медленно проговорила Кристал, и я ее понял.
      - Рано или поздно. Кажется, все ведет к этому. Во всяком случае я другого пути не вижу. Силу можно остановить только силой, и то, что мне война ненавистна, не имеет никакого значения.
      - Ты... ты знаешь, - Кристал слабо улыбнулась и сжала мне руку.
      Я понял, что она имеет в виду, ибо, возможно, в первый раз по-настоящему осознал, что значит носить клинок для такого доброго человека, как она.
      Мы взглянули на серое небо. Рано или поздно оно расчистится, пусть и на время. Рядом с нами, держась за руку Валдейна, ехала Тамра. Она больше не рыдала.
      Кристал тоже не отпускала мою руку, но внутренности мои по-прежнему скручивало узлом, глаза болели, и я понятия не имел, когда снова смогу слышать. Закрыв глаза, я подумал о драконах в моем вьюке. Драконы, - хоть я их никогда не видел, - способны соединить вместе части изделия. Возможно, когда-нибудь не война, а мастерство станет тем, что соединяет все воедино и удерживает вместе.
      CXXXI
      "Корабли черные, смятением тем охваченные, станут искать убежища, но не обретут такового ни в теснинах горных, ни в просторах морей. Ибо во прах рассыплются горы, вскипят, бурля, океаны, пепел покроет все сущее, и хаос умрет...
      И подобно хаосу умрет гармония, и не стихиям, но рукам человеческим и инструментам в руках этих дано будет изменять пути, коими следует мироздание.
      Ибо что посеет женщина, то она и пожнет, но не по воле и хотению ее взойдет урожай, но пестуемый солнцем и дождем, лелеемый уходом и заботой, взращенный неустанными трудами ее рук.
      В памяти же поколений людских пребудут сказания о том, как хаос и гармония служили хотению человеческому и как инструменты, порождения ума человеческого, усиливали меру сего служения до тех пор, пока гармония и хаос, преисполнив собою мир и угрожая спокойствию небес, не были низведены и низвергнуты. Но забудутся и они.
      И в полноте времен приидет дитя ангельское, не ведающее сих преданий, и уверует в слова "что посеешь, то и пожнешь", понеже не будет помнить, что некогда все было иначе.
      Однако ни хаос, ни гармония не исчезнут, ибо ничто в мире не исчезает бесследно. Они лишь уснут и будут спать, накапливая великую мощь, пока не сменятся несчетные поколения и в преддверии конца времен не наступит час пробуждения".
      Книга Рибэ
      Песнь DL (Последняя)
      Подлинный текст
      ЭПИЛОГ
      Когда мы шли к конюшне, Кристал держала меня за руку. Ощущая крепкое пожатие ее сильных теплых пальцев, я на мгновение закрыл глаза, стараясь ослабить боль и гадая, как долго все, на что бы я ни взглянул, будет напоминать мне - и Кристал - о смерти хаоса и всех тех смертях, которые сделали ее возможной.
      Открыв глаза, я увидел морду коровы, таращившейся на меня из загона позади конюшни, и гуся, с шипением выгнувшего шею, высунувшись из-за нового, но уже обветшалого курятника.
      - Гусь... да откуда?.. - Я повернулся к дверям кухни, и Рисса пожала плечами.
      Мне удалось не рассмеяться, но ценой немалого усилия.
      Валдейн как командир взвода ждал в седле. Рядом с ним ехала ухитрившаяся каким-то манером взгромоздиться на Роузфут Тамра. Чтобы скомпенсировать слепоту, она использовала свои изрядно ослабевшие чувства, хотя в нынешнем, оскудевшем гармонией мире они позволяли воспринимать что-либо лишь в непосредственной близости. Седины в ее волосах стало поменьше, но она не исчезла. Позади них, тоже в седлах, держались Джинса и Хайтен.
      Волосы Кристал из черных с серебром стали серебряными с черным. Я сделал все, что мог, но те слабые силы, которые у меня остались, не позволяли добиться большего, и любой незнакомец счел бы нас с ней людьми немолодыми.
      - Я рада вернуться домой, - медленно проговорила Кристал, повернувшись так, чтобы я мог проследить за артикуляцией.
      Слова мне разобрать удалось, но за это я поплатился острейшей головной болью и чувством вины из-за того, что Кристал эту боль ощущает.
      - А я рад тому, что ты рада.
      Я снова закрыл глаза, чтобы притушить воспринимавшуюся ею боль, и мы на мгновение обнялись. Глаза я открыл лишь после того, как разжались объятия.
      - Сегодня я ночую дома, - произнесла она, старясь добиться как можно более четкой артикуляции. - Дома.
      - А завтра? - шутливо спросил я.
      Со стуком копыт и грохотом колес во двор въехал запряженный парой гнедых экипаж. На козлах сидели возница и охранник с клинком и ружьем хаморианского образца, какие, как я боялся, вскоре должны были получить самое широкое распространение. Оба были одеты в серую кожу и обуты в серые сапоги. Стеклянную дверцу кареты украшала буква "А", и я улыбнулся, ибо она была скопирована с вензеля, вырезанного Вигилом для украшения письменного стола. Антона сама открыла дверцу и чуть ли не соскочила на землю.
      Кристал, взглянув на меня, покачала головой, коснулась запястья, чтобы привлечь мое внимание, и четко, по слогам, произнесла:
      - Сегодня тебя ждет хлопотный день.
      Валдейн ухмыльнулся с высоты седла.
      - Мастер Леррис!
      Антона направилась ко мне, но, подойдя, повернулась к Кристал и, как мне показалось, представилась.
      От Кристал мне передалось чувство легкого удивления. Я стал следить за ее обращенными к Антоне словами, читая одни по губам и додумывая другие.
      - Он... долгое время... был занят... спасением мира... - во всяком случае, было сказано что-то подобное.
      Попытка уловить ответ Антоны усилила боль в глазах. Кристал внутренне напряглась, но на лице это никак не отразилось. Я тоже постарался сохранить невозмутимое выражение.
      - Он... был... оторван... от мастерской...
      Кристал, как я чувствовал, было и больно (из-за меня), и смешно, но она не давала воли ни тому ни другому.
      Наконец, улыбнувшись ей, Антона повернулась ко мне и, тоже старательно выговаривая каждое слово, спросила:
      - Сколько тебе потребуется времени?
      Я пожал плечами.
      - Надеюсь, меньше трех месяцев.
      - То же самое ты обещал три месяца назад, - промолвила она, вытаскивая что-то из рукава зеленой шелковой блузы.
      Я промолчал, опустив глаза. Что тут скажешь: обещал и не выполнил.
      Антона снова повернулась к Кристал. Слов ее я разобрать не мог, но, похоже, все сводилось к тому, чтобы Кристал своей властью пристроила меня к делу. Знать бы еще, к какому?
      Чем бы там она ни закончила, это возымело определенный эффект. Кристал торжественно кивнула, но подавила смешок. Валдейн и Хайтен, находившиеся позади экипажа, вытаращили глаза. Джинса ограничилась ухмылкой.
      Я сосредоточился на ответе Кристал.
      - У меня есть свои... заказы, но уверена, что твой он исполнит как самый срочный, в первую очередь.
      - Не надо никакой спешки, - промолвила Антона, повернувшись ко мне и подмигивая. - Ни в чем. - Она наклонилась и добавила: - Надеюсь увидеть... результат трудов... желаю...
      Я снова многое упустил и лишь надеялся, что ничего важного.
      Антона, откланявшись, села в свой экипаж и укатила со двора. Мы проводили ее взглядами, после чего Кристал, все еще улыбаясь, повернулась ко мне.
      - Как насчет заказов?
      Я пожал плечами.
      - Тебе придется расширить дом.
      - У тебя что-то на уме?
      - У меня всегда что-то на уме.
      Я снова обнял ее, и Валдейн закатил глаза. Тамра тоже, и при этом она на мгновение взяла Валдейна за руку. Создавалось впечатление, будто она слепа далеко не все время. У нее тоже было что-то на уме.
      Стоя во дворе, я провожал взглядом пятерых уехавших по дороге на Кифриен всадников до тех пор, пока они не пропали из виду. Возле мастерской меня встретил изогнувший шею гусь, но шипения его я, по причине глухоты, не слышал. Да и что поделаешь, раз уж тут гуси завелись?
      Вигил с веником в руках старательно подметал пол у своего рабочего места: там было даже чище, чем близ моего верстака.
      Я взял из угла кедровое полешко, с удовольствием ощутив пальцами гладкую, помогавшую унять боль в глазах древесину, присмотрелся к кедру и понял, что теперь знаю, какое лицо в нем заключено. Дерево было призвано сохранить образ моего отца, и мне оставалось только надеяться, что ему бы это понравилось.
      Рука моя потянулась за резцом.