- Она хорошо готовила? - спросила Тамра...
      - Хорошо? Превосходно, вот как она готовила! У кого еще я могла бы научиться стряпне?
      Я пожал плечами, потому как сам не выучился у родителей решительно ничему. Столярными навыками я обязан дядюшке Сардиту, а иными познаниями наставникам вроде магистра Кервина.
      - Наверное, твоя матушка была очень хорошей стряпухой, - сказала Тамра.
      - Не то слово! - отозвалась Рисса. - Из одних костей она могла приготовить чудное рагу, хоть на праздничный стол подавай, а суп, по-моему, сумела бы сварить даже из камней. Второй такой мастерицы не было и не будет...
      - Это больше смахивает не на мастерство, а на волшебство, - заметил Джастин.
      - А как готовила твоя матушка, госпожа волшебница? - осведомилась Рисса у Тамры.
      - Не помню. Она покинула нас, когда я была еще маленькой.
      - И кто же учил тебя готовить?
      - Никто. Я и не умею, во всяком случае, как следует.
      - Это ужасно. Если готовить не умеет мужчина, в этом тоже нет ничего хорошего, но женщина... Для чего вообще нужны родители, если не передавать детям свои знания и умения? - Рисса фыркнула. - Но хуже всего, если ты пережил своих детей, и оказывается, что учить тебе некого.
      - Ты еще совсем не старая, - заметил Джастин.
      - Ну, возможно, твое волшебство и позволит мне найти нового мужа... Рисса подняла бровь. - А как насчет тебя самого, мастер маг? Почему бы нам не...
      Я приметил в глазах Риссы лукавые огоньки, а вот Джастин беспокойно заерзал на стуле.
      - Моя дама далеко отсюда, но навряд ли ей понравилось бы...
      - Вы, чародеи, шуток не понимаете, - рассмеялась Рисса. - Есть один славный человек, его зовут Киблон, с которым мы когда-нибудь станем жить вместе. И все же, госпожа волшебница, жаль, что ты не знала свою матушку. И что она так и не узнала, что ты стала такой важной и могущественной особой.
      До сего дня я слыхом не слыхивал ни о каком Киблоне, но сейчас задумался не о нем, а о Тамриной матушке. Была ли она такой же, как ее дочь, не желавшей связывать себя ни с каким мужчиной, если он не позволял сесть ему на шею? А еще мне было бы интересно узнать, где обретается загадочная "дама" Джастина.
      - Не уверена, что это было бы ей интересно, - медленно произнесла Тамра. - Некоторые родители не очень-то заботятся о своих детях.
      - Это ужасно.
      "Хотелось бы знать, интересуются ли мои родители моими успехами и неудачами?" - подумал я.
      - А сам-то ты удосужился послать своим родителям весточку? - спросил Джастин, угадав мои мысли.
      - Уверен, они и так знают, что у меня все в порядке.
      Джастин кивнул.
      - Это не одно и то же, - возразила Тамра. - У тебя есть родители. Корабли из Расора ходят и в Найлан, и порой даже на Край Земли. Сколько времени прошло с нашего отплытия, а? Больше трех лет?
      Я кивнул.
      - Ну, насчет весточек тебе решать самому, - с невеселым смешком сказал Джастин. - Об этом не мне судить.
      Некоторое время на кухне царила тишина: мы жевали и скребли ложками по тарелкам, а снаружи посвистывал, разгоняя дождевые тучки, ветер.
      После обеда Рисса вымыла посуду и, оставив нас втроем, ускользнула с кухни, заявив, что "чародейские разговоры ее не касаются". Само собой, она прекрасно слушала все эти разговоры, сидя за вязаньем в соседней комнате, у полуоткрытой двери.
      - Леррис, - обратилась ко мне Тамра, - ты выяснил, откуда тот белый колдун узнал, как делать ракеты?
      - Герлис? Нет. - Я потер подбородок. - Но мне не кажется, что в истории с ракетами он вообще сыграл важную роль. Его куда больше интересовала работа с хаосом, и он использовал против нас магию, а не ракеты. Ракеты использовали хидленские солдаты.
      - То, что на вооружении регулярных войск появились ракеты, очень плохо, - заметил Джастин. - Такого не было со времен Фэрхэвена.
      - Фэрхэвена? - Тамра подняла брови.
      - Это прежнее название Фрвена, - пояснил я.
      - А к чему вообще эта путаница с именами? - фыркнула Тамра. - Что Фрвен, что Фэрхэвен: какая разница, если старые Мастера Хаоса мертвы.
      - А почему все надолго забыли о ракетах? - спросил одновременно с ней я. - Они просты в изготовлении, а хорошая сталь, похоже, защищает от хаоса.
      - Это сейчас защищает, - ответил Джастин. - А тогда и гармония, и хаос были гораздо сильнее.
      - Тем более странно. Почему, когда магия была сильна ракеты использовали, а когда ослабла - прекратили?
      - Тогда корпуса ракет выковывали из гармонизированного черного железа, секрет создания которого был ведом лишь магам-инженерам. Но с уничтожением Фэрхэвена уровень хаоса и гармонии в мире понизился и производство черного железа для повседневных нужд стало требовать таких усилий, что это грозило полным истощением гармонических ресурсов.
      Джастин развел руками и, пригубив еще сидра, добавил:
      - Но вообще-то ты прав, это кажется странным.
      - Странным?
      - Тамра, почему бы тебе не заняться лошадьми? - неожиданно сказал он. Нам с Леррисом надо поговорить наедине.
      Тамра подняла левую бровь: трюк, который мне так и не удалось освоить.
      - Хочешь, чтобы я оседлала Роузфут?
      - Да, если я не явлюсь на конюшню раньше, чем ты кончишь возиться со своей лошадью.
      Тамра удалилась, так сердито топая сапогами, что я едва не рассмеялся. Хотя я на ее месте, наверное, тоже бы обиделся. Джастин не склонен был раскрываться перед теми, кто, по его мнению, нуждался в нем или мог его использовать. Неужто это свойственно всем старым магам? Не та чтобы мне так уж хотелось сделать Тамру свидетельницей нашего разговора, но, на мой взгляд, Джастин обошелся с ней несправедливо.
      - Ты знаешь, Леррис, - начал он тоном, за которым слышалось "дядюшка все знает лучше", и я сдержал желание поморщиться.
      Будь здесь Тамра, она точно бы усмехнулась. Мне чуть ли не стало жаль, что ее нет.
      - Да?
      Джастин бросил на меня суровый взгляд и глубоко вздохнул.
      Это не сработает. Не срабатывало с моим отцом, не сработает и со мной.
      Я ждал.
      - Жил некогда на земле один молодой боец. В наши дни его историю нечасто вспоминают в подробностях. Он был знатного рода, но не являлся наследником фамильных титулов и владений, а выгодный брак, намеченный для него родными, показался ему нежелательным. Молодой человек бежал из дому и пережил множество приключений, ныне показавшихся бы странными, но вполне соответствовавших духу того времени. Потом он столкнулся с необходимостью решить, возложит ли он на себя тяжкое бремя ответственности за (во всяком случае, так ему это виделось) спасение всего мира. Близкие призывали его к осторожности, но он не внял их словам и взялся за исполнение великого замысла. Ему сопутствовала удача, и хотя войны, бури и пожары сгубили тысячи и тысячи жизней, его и по сей день считают великим человеком.
      - Джастин, это мне как будто знакомо.
      - У меня в запасе еще две истории. Может, дашь мне закончить?
      Я умолк.
      - Другой молодой человек любил машины и изделия из металла. Он слышать не хотел о том, чтобы заняться чем-нибудь другим, но сородичи и соотечественники не одобряли его увлечения и в конце концов отправили юношу в изгнание. Вышло так, что там ему удалось осуществить свою заветную мечту. Он начал делать машины, да такие, что дабы завладеть одной из них, некий правитель затеял войну. В конечном счете строитель машин вернулся домой со славой, посрамив тех, кто изгнал его. Но опять же, осуществление его желаний повлекло за собой гибель тысяч людей, а жизнь уцелевших неузнаваемо изменилась.
      Джастин, надо полагать, ожидал моей реакции, но я лишь кивнул, чтобы он продолжал.
      - Третий молодой человек понятия не имел, чего он вообще хочет...
      Должно быть, при этих словах на моей физиономии что-то отразилось, поскольку Джастин усмехнулся.
      - Не все молоды люди знают, чего они хотят, или, как в твоем случае, чего они не хотят. Так вот, тот юноша оказался втянутым в войну. Для противника это обернулось потерей двух третей войска, но сил у врага хватало, и победа все равно осталась за ним. Спасаясь от преследования победителей, молодой человек оказался в самой засушливой и жаркой пустыне мира. Когда его спасли, он узнал то, что счел высочайшей истиной, и вознамерился донести эту истину до всех, включая своих врагов. В чем преуспел настолько, что люди, знающее, каковы были его деяния, никогда не произносят его имя. Преуспел настолько, что уничтожил могущественнейшую империю и город, являвшийся средоточием мощи.
      Я молчал.
      - Вот и все, Леррис. Всего три истории.
      - Первая - это история Основателей.
      - Да, Креслина.
      - А вторая, как мне кажется, Доррина. Правда, я не знал, что его изобретения породили столько страданий.
      - Воздействие его машин было не столь стремительным, как воздействие бурь Креслина, но, при всей своей постепенности, не менее губительным. Его паровые хаос-машины изменили мир, а в эпоху перемен люди всегда страдают больше, чем в обычные времена.
      - По-видимому, ты хочешь сказать, что стремление к великим деяниям оборачивается бедой.
      - Я заметил, что одно и другое частенько ходят рука об руку.
      - Ну а третий, должно быть, ты сам?
      Джастин пожал плечами.
      - Суть не в именах, а в том, что когда творятся великие дела запланированные ли, нет ли, - страдает весь мир. Поэтому у меня со временем выработалась стойкая неприязнь к великим деяниям.
      Он саркастически улыбнулся.
      - Да я и сам до них не охоч.
      - Может, и не охоч, но ты опаснее всех тех троих. Ты любишь Кристал, ради любви готов сделать что угодно, и упаси нас Ангелы от того, чем это может обернуться.
      Он встал.
      - Имей это в виду.
      - Можешь заночевать здесь, - предложил я.
      - Нет, - с ухмылкой отозвался он, - нам нужно собираться в дорогу. Особенно Тамре.
      Я потащился с ним на конюшню, где Тамра удостоила меня почти сердитого взгляда, а Джастина такого же, но без "почти".
      На что тот не обратил ни малейшего внимания.
      - Пора ехать, - сказал он.
      Тамра взглянула на меня и покачала головой.
      Покачав головой в ответ, я проводил их взглядом и ушел в свою спальню.
      Лежа в холодной постели и жалея, что рядом нет Кристал, я припомнил высказывания Джастина и Тамры, касавшиеся моих родителей. Послать им письмо и вправду было бы не вредно. В конце концов, сколько ни злись, они мои родители и поступили так, как поступили не со зла, а потому, что считали это наилучшим.
      На них обижаться не стоит.
      Чего нельзя сказать об Отшельничьем острове. И о Братстве.
      XLIV
      Найлан, Отшельничий остров
      Человек в желтовато-коричневом мундире кланяется и остается стоять перед резным столом черного дерева. На его широком кожаном поясе слева висит короткий клинок, а справа - лишь кожаный кошель. Там, где подобало бы висеть клинку для левой руки, кожа ремня потерта, но само оружие отсутствует.
      У дверей, с внутренней стороны, неподвижно застыли двое солдат в таких же желтовато-коричневых мундирах. На плече каждого красуется оранжевый знак солнечной вспышки.
      - Добро пожаловать, господин Ригнелджио, - седовласый Тэлрин указывает на стул. - Не угодно ли присесть?
      - Я заглянул совсем ненадолго, - с улыбкой отвечает Ригнелджио, но садится.
      - Но ты хотел встретиться с нами? - уточняет Хелдра.
      - Совершенно верно, советник Хелдра, - любезно отзывается посланник, перемещаясь на черном дубовом стуле так, чтобы оказаться лицом ко всем трем членам Совета.
      Снаружи доносится размеренный шум прибоя. Марис бросает взгляд в сторону открытого окна, затем вновь переводит взгляд на посла Хамора.
      - В последнее время в Кандаре нарастает нестабильность, и это не может не беспокоить императора...
      - Как и всех нас, - вставляет Тэлрин.
      - Понимаю, но, как нам думается, причины, вызывающие беспокойство у нас и у вас, различны.
      - Вот как? - Хелдра склоняет голову набок.
      - Есть люди, стремящиеся убедить императора в том, что Отшельничий остров потворствует нарастанию хаоса на материке, ибо видит в этом способ усиления собственной гармонии. Его Величеству хотелось бы верить в то, что подобные обвинения беспочвенны, Отшельничий всецело занят внутренними делами, а все смуты и настроения в Кандаре никак не связаны с Черным островом.
      Предвидя протесты, Ригнелджио поднимает руку.
      - Думаю, вы все понимаете, что я всего лишь информирую вас об озабоченности моего монарха.
      - Господин Ригнелджио, мы вполне понимаем, что ты посланник и говоришь не от своего имени, - спокойно отвечает Тэлрин.
      Потирая под столом большой палец об указательный, Марис другой рукой поглаживает бородку. Взор его при этом скользит по фигурам одетых в удобные мундиры из светло-коричневого хлопка солдат.
      - В таком случае вам понятна и моя озабоченность тем, что сказанное мною может быть истолковано неверно.
      Хелдра и Тэлрин кивают.
      - Понимание зачастую лишь первый шаг, - произносит Тэлрин чуть ли не грохочущим басом. - Даже когда обе стороны понимают, что происходит, они могут расходиться в оценке значения происходящего.
      - Ничего не поделаешь, бывает и так. Но это вовсе не обязательно. Порой можно добиться согласования действий, даже не придя к полному взаимопониманию. Император был бы рад любой возможности снизить в Кандаре уровень нежелательного хаоса.
      - "Нежелательный хаос" - это интересный термин, - замечает Хелдра. Следует ли отсюда, что хаос может быть и "желательным"?
      - Возможно, нет. Не исключено, что как раз это поможет нам прийти к пониманию.
      - Пониманию чего? - голос Хелдры звучит чуть ли не отрешенно.
      - Ну, вы же маги Черного острова, так что понимание, скорее, по вашей части. Я могу лишь сказать, что император заинтересован в усилении гармонического начала во всем мире, но в первую очередь в Кандаре. Он озабочен сложившейся ситуацией и желает, чтобы вы это знали. На чем позволю себе откланяться. Я ведь говорил, что наведался ненадолго.
      Посол встает.
      - Минуточку, господин Ригнелджио, - говорит Хелдра. - Ты донес до нас озабоченность своего монарха, но не сказал, что могло бы способствовать ее смягчению.
      - Хамор всегда был заинтересован в свободной и беспрепятственной торговле, а хаос порождает всякого рода препоны и ограничения. Однако, посол кланяется, - я не взял бы на себя смелость рекомендовать вам конкретные меры.
      - А вот я возьму на себя смелость кое-что сказать по этому поводу, заявляет Марис, игнорируя протестующий взгляд Тэлрина. - Ты толкуешь о свободной торговле, но нам ведомо, что свобода по-хамориански означает свободу лишь для купцов с Хамора, со множеством ограничений для Отшельничьего или Остры. Ты хочешь сказать, что Хамор намерен превратить Кандар в свою торговую колонию, и предлагаешь нам не вмешиваться?
      Улыбка на лице Ригнелджио сменяется непроницаемой маской.
      - Как уже было сказано, мои полномочия сводятся к тому, чтобы довести до Совета озабоченность императора. Позволив себе комментарии, разъяснения и уж тем паче предположения, я вышел бы за пределы дозволенного.
      - Мы сознаем, что ты не волен в своих словах, и с уважением относимся к твоей миссии, - заявляет Тэлрин и тоже встает. Марис и Хелдра следуют его примеру.
      - Премного благодарен, - не утратив дипломатической выдержки, отвечает Ригнелджио.
      Солдаты у дверей вытягиваются по стойке смирно. Посол кланяется и покидает помещение.
      После ухода Ригнелджио Хелдра снова садится и смотрит на Мариса.
      - Что, без этого было не обойтись?
      Торговец подходит к окну и, глядя на Найлан, ворчит:
      - Я не мастер играть словами.
      - Ну что ж, разговор состоялся интересный, - размышляет вслух Тэлрин. Сдается мне, ситуация не совсем обычная. Ригнелджио явно не хотел предъявлять нам ультиматум, но кто-то желает именно этого.
      - Император? - спрашивает Хелдра.
      - Просить нас не вмешиваться в дела Кандара - все равно, что позволить Хамору установить полный контроль над торговлей.
      - Признаться, - гулко басит Тэлрин, - я не уловил даже намека на просьбу. И мне хотелось бы знать, каким способом император надеется достичь желаемого. Ригнелджио чувствовал себя неуютно, а это чревато серьезными проблемами.
      - Мы не можем допустить, чтобы нами командовали! - резко заявляет Хелдра.
      - Твоя позиция, твой меч и даже твои бойцы не могут остановить перемены в мире. Равно как и весь флот Хамора.
      - Мы должны оберегать традиции и вечные ценности, иначе какой вообще смысл в нашем существовании? Неужто наша роль состоит лишь в обеспечении торговли?
      - Не стоит говорить об этом с пренебрежением, Хелдра, - отзывается Марис. - Разве не торговля позволяет оплачивать счета?
      - Позиция каждого из вас понятна и заслуживает уважения, - вмешивается Тэлрин. - Но нам стоит помнить о том, что Братство не располагает самой большой в мире постоянной армией, да и наш флот, даже с учетом вооруженных торговых судов, не сравнится с могучим флотом Хамора.
      - Спору нет, Хамор могуч, но большая часть кораблей императора остается по ту сторону океана, на другом краю мира.
      - Это не значит, что они останутся там всегда, - бормочет Марис, снова потирая большой палец об указательный.
      - Не исключено, - кивает Тэлрин.
      - Торгаши - они торгаши и есть, - ворчит Хелдра себе под нос.
      Марис и Тэлрин обмениваются взглядами.
      XLV
      На четвертое утро после отъезда Джастина и Тамры я снял лубок. Больно не было, но мышцы ослабли. Чтобы нога стала по-настоящему здоровой, требовались время и определенные усилия. Когда я решил закончить-таки многострадальный стол для Верфеля, выяснилось, что клей в горшочке затвердел, и мне пришлось раскалывать массу и крошить комья пестиком в ступке, чтобы развести полученный порошок водой.
      Когда я, стараясь не хромать, заявился с горшочком порошка на кухню, Рисса, помешивавшая варево из овощей, поморщилась.
      - Опять этот гадкий, вонючий костный клей, мастер Леррис?
      - Опять, Рисса. Гадкий, вонючий костный клей.
      - Обед, мастер Леррис, не должен пахнуть копытами.
      - Чтобы заработать на обед, Рисса, я должен мастерить мебель. А без клея это невозможно.
      - Необязательно варить клей на кухне. У тебя есть очаг.
      - На огне трудно прогреть его равномерно. Плита - совсем другое дело. А что сегодня на обед?
      Мне подумалось, что этот вопрос ее смягчит.
      - Тушеная баранина со специями.
      Я кивнул. Обычно Рисса приправляла варево специями столь щедро, что вкус самого мяса почти не ощущался.
      - Сегодня на рынке, - продолжила она, - я разговорилась с Верилией. Ты ее не знаешь, она стряпает на Хансиса, который держит лошадей и подводы для грузовых перевозок. У него большой двор у западного тракта, недалеко от мельничной дороги. Так вот, мастер Леррис, не худо бы тебе с этим Хансисом потолковать. Его жена, ее Фрекой звать, по правде-то, Верилия на нее работает, так вот она, то есть не Верилия, ясное дело, а Фрека, любит хорошую мебель. А у Хансиса деньжищ не меряно, ведь его фургоны возят грузы до самого Сарроннина. Нынче, когда твоими стараниями старые, прямые дороги...
      Не переставая тарахтеть, Рисса ловко шинковала и ссыпала в большую кастрюлю овощи и картофель. Пальцы ее были почти такими же ловкими и быстрыми, как у Кристал. Почти.
      - Спасибо за совет, Рисса. Боюсь только, что мне и с нынешними-то заказами не справиться.
      - Не стоит благодарности, мастер Леррис. А справиться с заказами ты не можешь, потому что даже самую пустяшную работу делаешь собственными руками. Тебе давно пора взять подмастерья. Если бы ты взял подмастерья да бросил разъезжать по горам с солдатами, у тебя и времени бы на все хватало, и денег прибавилось.
      - Может, я сидел бы дома, не будь у меня консортом командующая. Другое дело, что это вряд ли порадовало бы самодержицу. Но насчет подмастерья мысль дельная.
      - То-то и оно, что дельная. Как пойду на рынок, непременно поговорю с Фрекой, она посоветует хорошего ученика.
      Рисса умолкла, но скоро продолжила:
      - И вот еще, мастер Леррис, нечего тебе лезть в герои. Ежели вы оба - и она, и ты - будете героями... - Она махнула рукой. - Что-то я сегодня разболталась. Мелю языком, а у тебя, небось, работа стоит. Вари свой клей, что с тобой поделаешь.
      - Спасибо.
      Поставив горшочек на плиту, я задумался. Раз уж Рисса заговорила о подмастерье, стало быть, скоро ко мне валом повалят юнцы. Это беспокоило, однако меньше, чем рассуждения о героях. Не знаю уж, что во мне наводит на мысль, будто мне охота геройствовать, но зато точно знаю, чем всякое геройство кончается. Героев убивают. Мне хотелось верить, что Кристал тоже не так уж рвется в герои.
      Вернувшись в мастерскую, я решил обстругать передок выдвижного ящика стола, но сначала, для поддержания равномерной температуры, добавил к угольям очага полешко и налил в висевший на крюке над угольями старый железный котелок немного воды. Дядюшка Сардит всегда говорил, что дерево любит, когда в воздухе присутствует немного влаги.
      Затем, поскольку из размышлений ни стола, ни стула не смастеришь, я взялся за рубанок и осторожно прошелся по передней доске верхнего ящика. Мне удалось закончить с ним и перейти ко второму ящику, когда в дверь забарабанила Рисса.
      - Мастер Леррис, твой клей булькает, пузырится, того и гляди из горшка выплеснется. Я не хочу, чтобы моя стряпня отдавала костным клеем.
      Мне пришлось отложить рубанок в сторону, снять горшок с плиты и, чтобы клей не остыл и не загустел, поместить его на другой, поменьше, крюк над очагом. Потом я смазал штыри, вставил их в пазы и, оставив клей схватываться, удалился на конюшню, где почистил и оседлал Гэрлока. Мне хотелось выяснить, как поведет себя нога при езде верхом, в связи с чем Риссе было сказано, что я прокачусь по западному тракту и, благо дотуда не больше трех кай, заеду к Брин за яйцами.
      - Только смотри, мастер Леррис, больше медяка не давай. Яиц у Брин нынче много, и это к счастью для нас, потому как своих кур у нас нет. А жаль.
      - Никаких кур!
      - Ладно, ладно. Только имей в виду, Брин будет прибедняться, но при этом делать вид, будто от денег отказывается, пока ты не всунешь их ей силой. Этаким манером она всегда выгадывает.
      На ходу застегивая куртку, я поспешил во двор, где, выдыхая на морозце пар, меня дожидался Гэрлок.
      - ...так что запомни, мастер Леррис, не больше медяка... не забудь...
      - Вовек не забуду, Рисса.
      Предоставив пони самому выбирать аллюр, я направил его на запад. Стоило нам добраться до подъездной дороги к маленькой усадьбе, как на глаза мне попались куры, оседлавшие, словно насест, ограду свиного загона. В ограде не хватало жердей, да и из тех, что остались, многие были закреплены лишь одним концом, но свиньи, похоже, не разбегались. Впрочем, почем мне знать: возможно, те, что побойчее, давно разбрелись по окрестностям.
      Еще одна кучка цыплят бросилась врассыпную из-под копыт Гэрлока, когда мы остановились у обветшалого, обшитого дранкой домишки.
      Пони фыркнул.
      - Знаю, приятель. Я сам кур не жалую, разве что жареных.
      Дверь открылась, и навстречу мне вперевалочку вышла Брин.
      - Мастер Леррис! Бьюсь об заклад, ты приехал за яйцами для Риссы. Вот ведь какой добрый человек, диво, да и только. Сам ездит за провизией для своей поварихи. Только это - я говорю о доброте - и позволяет мириться с несовершенством нашего мира. Одну минуточку, - словоохотливая хозяйка подняла пустую корзинку, - я сейчас вернусь. Наберу тебе самых свежих, только что из-под курочки.
      Она вперевалку направилась к курятнику, где под насестами располагались ящики, заполненные чем-то мягким, вроде грязного мха. На эти подстилки и неслись куры. Когда хозяйка принялась собирать яйца, они подняли немыслимый шум, и я невольно порадовался тому, что у меня на дворе никаких кур нет. И никогда не будет.
      Вскоре дородная женщина, одетая в не подходящие одна к другой ни по фасону, ни по цвету кожаные и вязаные вещи, вернулась ко мне с полным лукошком.
      - Спасибо. Яички у тебя крупные, - сказал я, приняв корзинку и поставив ее на крыльцо рядом с коновязью.
      - У меня славные курочки, лучшие в городе. Вот бы еще ты с ними поговорил. Скажешь им что-нибудь волшебное, они станут нестись еще лучше...
      Я протянул Брин медяк.
      - Что? Нет, мастер Леррис, и не проси. Пусть дела у меня идут не лучшим образом, но какой бы я была соседкой, ежели стала бы брать деньги с тебя, которому мы все столь многим обязаны...
      Я подавил усмешку.
      - Матушка Брин, но ведь без денег ты не сможешь покупать корм для своих несушек. Они оголодают, перестанут нестись, и у тебя не будет яиц, чтобы поделиться с соседями. Прошу тебя, прими от меня эту малость, если не для себя, так для своих славных хохлаток.
      Сознание того, что пока она разводит кур, мне не придется заводить своих, делало мои слова почти искренними.
      - Нет, нет, мастер Леррис, это будет не по-соседски.
      - А с моей стороны было бы не по-соседски не рассчитаться с курочками за яйца, тем более за такие свежие и крупные.
      - Да, яички у меня что надо.
      - Золотые слова, тетушка Брин, - я вложил медяк в ее ладонь и сомкнул ее пальцы вокруг монеты. - А что слышно от Кертиса?
      - О, чудный парнишка! Работает на складе в Расоре, трудится не покладая рук. На прошлой неделе ко мне заезжал Бурса и передал от него привет. Бурса - возчик, гоняет по Расорскому тракту подводы Ринстела. Кертис прислал с ним не только привет, но и подарок: теплую черную шаль. Знаешь, - Брин улыбнулась, - Бурса сказал, что в скором времени Кертис может стать его напарником. Они смогут поехать в Вергрен, а там шерсть не хуже той, что привозят с Черного острова. Кертис говорит...
      - Рад, что у него все в порядке.
      - Да, и я тоже. Что поделаешь, фермер из парнишки все равно бы не получился. Он любит город, а море, оно и вовсе у него в крови. Так же как у его отца.
      Я отвязал Гэрлока и взял корзинку.
      - Лукошко-то твое. Как с ним быть?
      - Привезешь в другой раз. Или передашь с Риссой...
      - Ладно, - ответил я, понимая, что, возвращая корзинку, мне или Риссе придется положить туда подарочек, свежий каравай или что-то в этом роде.
      - Осторожно, мастер Леррис, не разбей яйца. И передай Риссе, что Кертис скучает по ее черному хлебу: в Расоре ничего подобного не сыщешь. Не забудь об этом.
      - Не забуду.
      Взобраться в седло с больной ногой и полным лукошком яиц было непростой задачей, но мне удалось с ней справиться. Брин провожала меня взглядом, пока Гэрлок не свернул на север, на большак. Мне показалось, будто стало малость потеплее, но, возможно, дело было в том, что на обратном пути ветер дул мне в спину.
      Когда я слез с пони возле своей конюшни, мне пришлось некоторое время держаться за седло: нога была еще слишком слаба. Но тем не менее я, впервые за долгое время, прокатился без лубка верхом и ухитрился при этом доставить домой лукошко, не разбив ни одного яйца.
      Поставив корзинку, я принялся расседлывать Гэрлока. Он заржал.
      - Знаю, тебе хотелось бы совершить прогулку подольше. Вот окрепну...
      Зерновой брикет Гэрлок умял в три укуса, но больше просить не стал и, когда я покинул стойло, не жаловался. С лукошком в руках я отправился на кухню.
      - Рисса, вот и яйца.
      - Спасибо, мастер Леррис. Поставь их, пожалуйста, на стол, - сказала Рисса, не отрываясь от своего теста.
      - Я дал ей медяк, как ты велела. Кертис прислал ей весточку через Бурсу, говорит, что скучает по твоему черному хлебу. Будто бы в Расоре такого не сыщешь.
      - Такого хлеба, как мой, ты не сыщешь не только в Расоре, но и в Фелсе, и в Дазире, и в самом Кифриене. Это всяк знает.
      - Уж я-то во всяком случае знаю точно.
      Я выпил полкружки клюквицы, благо наших запасов должно было хватить до середины лета, и продолжил:
      - Брин тоже это знает и, как мне думается, надеется, что когда мы вернем ей лукошко, в нем найдется каравай.
      - Мне тоже так думается, - отозвалась, прокашлявшись, Рисса. - Брин славная женщина, но себе на уме.
      Я удалился в мастерскую, где в последний раз навел блеск на Хенсиловы стулья, погрузил их в фургон, переложил ветошью, укрыл промасленной парусиной на случай дождя и присел отдохнуть. Рассиживаться не пришлось: запах горячего металла известил о том, что вода из котелка над очагом выпарилась. Заново наполнив котелок водой, я повесил его на место, застегнул куртку и пошел на конюшню, где заложил фургон и, заметно прихрамывая, - нога успела сильно устать, - вывел упряжную лошадь на двор. Правда, до этого мне пришлось ответить на негодующее ржание Гэрлока: то, что я брал с собой не его, а упряжную лошадь, мой пони расценил как предательство.
      - Ты не прав! - заявил я ему. - Сам ведь терпеть не можешь ходить в упряжи, так что нечего возмущаться. А то запрягу в фургон, небось, не обрадуешься.
      Поначалу у меня имелась лишь легкая повозка, но потом Рисса сказала, что у Хенсила есть на продажу лишний фургон, и я его купил, став обладателем и повозки, и фургона. Сейчас он пригодился: мне вряд ли удалось бы поместить все стулья на повозке.
      - Куда это ты собрался? - вопросила Рисса, высунув голову из-за кухонной двери.
      - Хочу отвезти Хенсилу заказ.
      - А нога не беспокоит? Ты ведь только сегодня снял с нее все эти штуковины.
      - Не беспокоит. Во всяком случае не беспокоит настолько, чтобы из-за этого я отказался доставить заказчику выполненную работу и получить плату.
      - Ох уж эти мужчины...
      Рисса вернулась на кухню, а я прихватил посох и положил его в фургон так, чтобы можно было дотянуться с козел. Хотя мне не очень верилось, что кто-нибудь предпримет попытку нападения с тем, чтобы завладеть стульями, пусть даже дорогими, но в последнее время я так часто сталкивался с неприятными неожиданностями, что предпочел поостеречься.
      Отпустив тормоз, я щелкнул вожжами, но лошадь не тронулась с места. Я щелкнул сильнее, и фургон накренился: хорошо, что у меня хватило ума переложить стулья ветошью. При выезде с подъездной дороги на большак фургон едва не занесло: этакая махина с трудом вписалась в поворот. Наконец мне удалось вывернуть на тракт, и я покатил дальше, размышляя о своем.