Рыцари

—  — Вы, как всегда, правы, милорд, — сказала она ехидно, сделав реверанс. — Если бы вы отказались сопровождать меня, то я бы самостоятельно поехала навестить леди Элейну. Вы проявили изрядную проницательность, догадавшись об этом.

Кенбрук в притворном отчаянии закрыл глаза и указал ей на дверь. Захватив плащ, Глориана послушно вышла из комнаты.

Черный скакун Дэйна — Пелей — был привязан во дворе. Кенбрук отвязал коня, вскочил в седло, а потом, протянув руку, помог Глориане сесть позади него. Через несколько мгновений они уже были за воротами замка.

Обхватив руками своего мужа, Глориана разглядывала окрестности, освещенные слабым светом спрятавшейся за облаками луны. Странно было думать, что существует не один Кенбрук-Холл или Хэдлей, а много, несчетное количество, наложенных друг на друга, как листы пергамента. Каждое мгновение чья-то невидимая рука убирает верхний лист, открывая новый мир.

Все это было выше ее понимания.

Когда они достигли наконец аббатства, луна полностью скрылась за тучами и на землю легла темнота. Во дворе аббатства горело всего несколько факелов. Монахини ложились рано, чтобы поутру подняться вместе с солнцем для своих молитв. Дэйн покричал в темноту, скрипнула калитка, и их впустили в монастырь. Посреди двора стояла сестра Маргарет, облаченная, как всегда, в простое темное платье. Волосы ее покрывала монашеская накидка. Она с любопытством смотрела на поздних гостей.

— Где Элейна? — спросил Дэйн, спрыгивая с коня и помогая сойти Глориане. Хотя хозяйка Кенбрук-Холла и накинула капюшон, но знала, что этим не обманешь аббатису. Монахиня была неглупой женщиной и сразу узнала Глориану.

Сестра Маргарет соединила пальцы опущенных рук. Она поприветствовала Глориану коротким кивком, прежде чем ответить на вопрос Дэйна:

— Она едва жива. Лежит в своей комнате, в кровати.

Глориана много раз навещала Элейну и знала, где расположена ее келья. Услышав слова аббатисы, она тут же кинулась вдоль стены к саду внутреннего дворика. Дэйн, бросив поводья Пелея, побежал вслед за ней.

Войдя в комнату Элейны, они увидели ее лежащей на узкой кровати возле открытого окна. На столе стояла горящая свеча, золотившая пряди шелковистых волос Элейны, разметавшиеся по простыням. Ее неподвижный взгляд был устремлен в потолок, а руки скрещены на груди, как у покойной.

Рядом с ее кроватью на треногом табурете сидела монахиня, молившаяся во спасение души благородной леди. С разрешения сестры Маргарет монахиня поднялась со своего табурета и вышла из комнаты.

— Почему меня не позвали и даже не известили? — спросил Дэйн, опускаясь на колени перед кроватью Элейны и всматриваясь в ее неподвижное лицо. — Эта женщина — вдова моего родного брата.

— Вы все равно ничего не могли бы сделать, — спокойно ответила пожилая монахиня.

Дэйн яростно обернулся к ней, схватив своими стальными пальцами безжизненную руку Элейны.

— Я мог бы проститься с ней, мадам. — Он вновь взглянул на неподвижно лежащую на кровати леди Элейну. Она напоминала спящую принцессу из волшебной сказки, прикованную к постели заклятием злой колдуньи. — Я мог бы попросить у нее прощение за все то, что сделал, и за все то, чего не сделал.

— Леди давно уже все простила вам, — примирительно ответила сестра Маргарет и повернулась, чтобы уйти и оставить Дэйна и Глориану наедине с Элейной.

Глориана придвинула табурет поближе к кровати и присела, положив руку на холодный и белый, словно восковой, лоб Элейны.

— О Элейна, — прошептала она, — неужели ты должна так скоро покинуть этот мир?

Дэйн поднялся и подошел к открытому окну. Он молчал — в словах не было нужды, Глориана прекрасно понимала, о чем он сейчас думает. Дэйн винил себя в том, что жизнь Элейны уходила. Бели бы не гибель Эдварда, не смерть Гарета, не вынесшего горя утраты…

Элейна слабо пошевелилась и приоткрыла глаза. Глориана наклонилась к ней. Ее не обнадежил этот внезапный проблеск сознания, она знала, что жизнь может ярко вспыхнуть, прежде чем угаснуть навсегда.

— Дэйн, — позвала она шепотом. Внутренний огонь осветил на миг тусклые глаза Элейны. Она взяла руку Глорианы и сжала ее с неожиданной силой.

— Гарет мертв, — сказала она. Глориана кивнула, стараясь сдержать слезы.

— Да, милая, я знаю.

— Ты… ты можешь все изменить… вернуть моего мужа… и бедного Эдварда…

Холодок пробежал по спине Глорианы. Она не произнесла ни слова, не посмела поднять глаза на Дэйна. Сознание того, что она вернулась слишком поздно, чтобы предотвратить нелепую гибель Эдварда и смерть Гарета, до сих пор мучило ее.

Горящими глазами Элейна смотрела на Кенбрука, который отошел от окна и стоял теперь позади Глорианы так близко, что она чувствовала тепло его тела.

— Дэйн, — прошептала Элейна, тяжело дыша.

— Гарет успел рассказать тебе правду? Что ты наследник замка Хэдлей, несмотря на то что рожден вне брака?

Глориана была потрясена. Но голос Дэйна звучал на удивление спокойно:

— Да, миледи, я уже давно знаю правду, с того самого дня, как меня посвятили в рыцари, Элейна некоторое время лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Длинные ресницы подрагивали. Она собиралась с силами.

— Прости меня, — сказал Дэйн. Он наклонился и запечатлел на ее бледной щеке нежный поцелуй.

— Мне не за что прощать тебя, — прошептала Элейна, не открывая глаз. — А теперь ступай, мне нужно остаться наедине с Глорианой.

Глориана прижала тонкие пальцы Элейны к своему лбу, не в силах больше сдерживать слезы. Дэйн коснулся плеча Глорианы и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Элейна внезапно открыла глаза. Ее слабый голос звучал сейчас более уверенно.

— Выслушай меня, Глориана, — быстро проговорила она. — Ты должна хорошенько запомнить то, что я тебе сейчас скажу.

Глориана подняла голову. На ее мокром от слез лице отразилось изумление.

Слова леди Хэдлей показались ей эхом последних слов Дэйна.

— Прости меня, — прошептала Элейна. — Я должна была рассказать тебе, но никогда не говорила… — Умирающая замолчала. Глориана приподняла ее голову и влила в рот несколько глотков воды из стоявшей на подоконнике деревянной чаши. — Я знала правду о том, что происходит с тобой, Глориана. Прошло слишком много лет, и ты забыла. Я ведь была там, когда ты впервые появилась в нашем мире. Мое заклинание перенесло тебя сквозь время.

У Глорианы пересохло во рту, слова Элейны повергли ее в изумление. Она не удивилась, узнав о том, что Элейна была у монастырских ворот тогда, много лет назад. Глориана смутно помнила об Этбм, хотя Эдвенна всегда уверяла ее, что она просто все выдумала. Ее потрясло признание Элейны в том, что она не только помогла ей пересечь границу миров, но и сама раскрыла ворота в тринадцатый век.

— Возможно ли это?

По губам Элейны скользнула слабая улыбка.

— Я исповедовала древнюю религию, — проговорила она. — И ты — свидетельница! Небеса не покарали меня сверкающей молнией, когда я произносили заклинание, на наши головы не обрушился гнев Господень. Я всегда повелевала такими силами, Глориана, о которых смертные боятся даже говорить, я с детства занималась магией. — Элейна замолчала и сделала еще несколько глотков воды из чаши, которую Глориана поднесла к ее губам. — Это была белая магия! Доброе волшебство… Но даже его приходилось держать в секрете.

— Гарет знал?

Печаль заволокла сверкающие глаза Элейны.

— Это и было одной из причин, по которым он отдалился от меня. Он так никогда и не понял.

— Ты сказала, что твое заклинание перенесло меня сквозь время. Как это произошло?

— Я увидела твой мир словно сквозь тонкую вуаль. Я всегда видела твой мир. А потом в моих снах мне стала являться ты. Я увидела прелестную одаренную девочку. Но ты была таким несчастным, одиноким ребенком. А потом однажды ты пришла к воротам. Ты стояла в стороне от других детей, сжимая в руках маленькую куклу, будто она была твоим единственным другом. Мне стало жаль тебя, и я позвала тебя и протянула руку. Оказалось, что ты можешь видеть и слышать меня, и тогда я поняла, что ты способна пересечь границу миров. Ты не принадлежала своему времени. Я хотела оставить тебя себе — у нас с Гаретом ведь не было детей, — но знала, что муж не позволит мне. Он пустил слух о моем сумасшествии, чтобы уберечь от тех, кто видел во мне сподвижницу.

Глориану охватила дрожь. Теперь она ясно вспомнила тот солнечный весенний день, когда она вместе с другими девочками — учащимися школы Браейрбрук — приехала на экскурсию в древнее аббатство. Она знала, что родители отказались от нее, что они не любят ее, что она не нужна им. Они оставили ее в школе-интернате и уехали, чтобы больше никогда не вернуться.

— И ты отдала меня на воспитание Эдвенне.

Элейна кивнула.

— Да. Жена торговца шерстью была доброй женщиной, и у нее было достаточно средств, чтобы вырастить тебя. Я знала, что она будет любить тебя как родную.

Глориана закусила губу. Она все еще скорбела о своей приемной матери, ей так не хватало теплоты и заботы, которой окружила ее Эдвенна.

— Я больше не хочу возвращаться в тот мир. Никогда, — сказала она.

— Ты должна будешь вернуться, — проговорила Элейна, — это предрешено.

Глориана едва справилась с желанием зажать уши руками, чтобы не слышать слов Элейны.

— Я не могу оставить Дэйна, это разобьет мое сердце. К тому же я беременна.

— Ты должна будешь вернуться, — повторила Элейна. — Но и это еще не все, — неумолимо добавила она.

— Нет! — воскликнула Глориана, вскочив на ноги и опрокинув табуретку. — Я больше ничего не могу сделать…

— Так надо, — сказала Элейна твердо. Леди Хэдлей выглядела сейчас маленькой и беспомощной, но полной решимости. — Ты вернулась слишком поздно. Ты должна снова отправиться в двадцатый век и попробовать еще раз.

Глориана почувствовала себя оглушенной. В конце концов не в ее силах путешествовать туда-сюда сквозь века. Она так отчаянно рвалась домой, к Дэйну, но возвращение стало для нее абсолютной неожиданностью. Все произошло помимо ее воли. Она хотела было сказать об этом Элейне, но та вдруг вздохнула, словно ребенок, отходящий ко сну.

— Придет время, и ты возвратишься, — проговорила она. Голос ее слабел с каждым мгновением.

Глориана тихо подошла к двери и позвала Дэйна. Он вошел вместе с сестрой Маргарет. Леди Хэдлей вновь вздохнула, закрыла глаза и затихла навсегда.

Сестра Маргарет покрыла ее бледное умиротворенное чело тонкой простыней и вышла из кельи. Глориана бросилась к Дэйну. Он обнял ее и не выпускал из своих объятий, пока она немного не успокоилась.

После того как за упокой души леди Хэдлей будет отслужен молебен в часовне замка, ее похоронят рядом с мужем. А пока она оставалась в аббатстве, где провела свои последние дни.

Дэйн подвел Глориану к Пелею, который во дворе терпеливо ждал хозяина. Потом он и сам вспрыгнул в седло. Всю дорогу до Кенбрук-Холла они молчали. Войдя в спальню, Дэйн разбудил Джудит и велел ей отправляться спать в коридор.

Джудит и в голову не пришло спорить. Она сгребла в охапку свои старые одеяла и послушно вышла из комнаты.

Когда служанка ушла, Дэйн и Глориана не раздеваясь улеглись в кровать и крепко обнялись. Они долго лежали молча, не говоря ни слова.

— Это правда, что ты законный наследник Хэдлей, так же как и Кенбрук-Холла? — наконец спросила Глориана.

Дэйн глубоко вздохнул и еще крепче обнял ее, словно боясь, что она может исчезнуть.

— Да, — просто ответил он.

— Значит, Гарет отец тебе, а не брат?

— Да, — повторил Дэйн устало. — Моей матери было всего пятнадцать, и она была очень хрупким созданием. Она умерла при родах. — Дэйн прижал к себе Глориану, без сомнения, думая об их собственном ребенке и о том моменте, когда он появится на свет.

— Но почему это держали в секрете? Что Гарет был твоим отцом?

— Потому что моя мать, Джилиан, была младшей сестрой Мерримонта, — немного подумав, объяснил Дэйн. — Их встреча с Гаретом произошла случайно. Она поехала кататься верхом и ей удалось ускользнуть от своих сопровождающих. Они полюбили друг друга — Гарет и Джилиан, — но их отцы были заклятыми врагами, поэтому о женитьбе не могло быть и речи. Вообще-то, я думаю, они и сами понимали, что их увлечение не продлится долго. Когда Джилиан забеременела, был большой скандал. Гарет объявил себя отцом ребенка, но сама Джилиан отрицала связь с ним. Когда я родился, а сестра Мерримонта умерла при родах, он, не только как ее брат, но и как опекун, поклялся отомстить за безвременную кончину Джилиан. Он поклялся убить меня, но моя кормилица тайком отнесла меня в Хэдлей. Мой дед объявил меня своим вторым сыном, а его жена Аурелия, мать Гарета, стала и моей матерью.

— Почему ты никогда не рассказывал мне об этом? — спросила Глориана.

— Потому что это не имело никакого значения, — ответил Дэйн и нежно поцеловал ее в лоб. — А теперь спи, любовь моя, завтра нам предстоит трудный день.

Близость Дэйна, его крепкие объятия успокаивали Глориану. Она скорбела об ушедшей леди Элейне, но Глориану сильно испугали ее последние слова.

Она должна вернуться в двадцатый век.

— Нет, — прошептала она.

— Хм? — сквозь сон пробормотал Дэйн. Глориана не ответила. Она чувствовала, что если попытается сейчас заговорить, то не сможет сдержать рыданий, а ей не хотелось, чтобы Дэйн видел ее слезы.

Проснувшись на рассвете, Глориана обнаружила, что Дэйн, как обычно, уже поднялся. Пурпурное платье Глорианы, которое дали ей бродячие актеры, аккуратно висело на спинке стула. То ли Дэйн сам сходил за ним в римские бани, то ли посылал Джудит. Служанки не было и следа, но в комнате были зажжены несколько светильников, а в таз для умывания налита теплая вода.

Глориана встала с постели, чтобы ополоснуться.

— Что случилось с твоими волосами? — спросил Дэйн.

Несмотря на то что смерть Элейны и ее последнее предсказание омрачали сознание Глорианы, она не могла отказать себе в удовольствии поддразнить Дэйна. Она искоса взглянула на него.

— Наконец-то вы соизволили обратить на меня свое милостивое внимание, милорд, — съязвила она. — Я остригла их. В двадцатом веке женщины носят прически разной длины.

Дэйн критически оглядел ее. Потом улыбка, словно солнечный луч, озарила его лицо.

— Ты стала похожа на маленького пажа, — заключил он, и Глориана вспыхнула от возмущения. — Хотя на волосах сходство заканчивается, — поспешил добавить Дэйн.

— Смею надеяться, — холодно заметила Глориана.

Тогда Дэйн подошел к ней и поцеловал.

— Глориана?

— Что? — огрызнулась все еще уязвленная леди Кенбрук, хотя поцелуй мужа немного смягчил ее гнев.

— Ты прекрасна, как всегда. Я просто пошутил.

— А мне ничуть не смешно, сэр, — ответила она, уже едва сдерживая улыбку.

Дэйн снова поцеловал ее, взяв лицо Глорианы в свои ладони.

— Торжество по случаю твоего возвращения придется отложить.

— Конечно, — согласилась опечаленная Глориана.

— И все равно, — продолжал Дэйн, приподнимая ее подбородок, — нам повезло, что ты вернулась именно сейчас. Все люди в деревнях и в замке будут в трауре по леди Элейне и, возможно, не станут задавать слишком много вопросов.

— Получается, что смерть Элейны пришлась кстати, — возмутилась Глориана. — Так нельзя, Дэйн!

— Конечно, нет, — согласился он. — Но как ты уже могла заметить, моя дорогая жена, в этом мире вообще мало справедливости. Многие из тех, кто заслуживает жизни, ушли от нас.

Глориана кивнула. Дэйн обнял ее, заглянув ей в глаза.

— Готова ли к тому, чтобы стать хозяйкой Хэдлей?

— Какая разница? — устало проговорила Глориана. — Это мой долг.

Дэйн нежно поцеловал ее в лоб, выражая молчаливое одобрение.

Ужин был накрыт в большой зале. Глориана вошла вместе с труппой комедиантов. На ней было пурпурное платье с капюшоном, а Корлис разрисовала ей лицо. На щеках у Глорианы застыли голубые слезы, а рот с опущенными книзу уголками был обведен красной краской. В замок пришло горе, и поэтому представление актеров должно было отражать всеобщую печаль.

Несмотря на мрачные и торжественные лица людей, собравшихся в зале в тот вечер, Глориана знала, что среди них лишь она и Дэйн искренне скорбят об ушедшей Элейне. Леди Хэдлей всегда была чужой для обитателей деревень и слуг замка. Жена Гарета уже много лет не жила в Хэдлей, уединившись в аббатстве, и ее образ окутан некой тайной.

Менестрели наигрывали печальные протяжные мелодии. Глориана присоединилась к другим танцовщицам, двигаясь медленно и плавно, пытаясь танцем выразить свою скорбь по усопшей.

Дэйн, сидевший во главе стола, удивленно поднялся, увидев ее. Он не ожидал, что Глориана наденет капюшон и загримируется. Он думал, что она просто войдет в зал и скажет, что ей удалось сбежать от своих похитителей и вернуться домой. Но Глориана, со страхом ожидая момента разоблачения, чувствовала себя увереннее под маской бродячей актрисы. Она замерла посреди зала, не спуская глаз с Кенбрука, который вышел из-за стола, спустился с помоста и теперь шагал к ней навстречу.

Долгое время они молча смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Потом, повинуясь незаметному жесту Дэйна, Глориана откинула капюшон. Ее медные волосы с красноватым оттенком рассыпались по плечам. По залу прокатилась волна изумленных возгласов.

Дэйн положил руки на плечи Глорианы. Он не говорил ни слова, только смотрел в ее прекрасные глаза, желая знать, что происходит сейчас в ее душе. По их плану, наступил момент для рассказа Глорианы, но она молчала, словно завороженная взглядом Дэйна.

— Тихо! — властно крикнул Дэйн, не отводя взгляд от Глорианы. — Моя жена наконец вернулась к нам!

Глориана вернулась к действительности. Но не голос Дэйна был этому причиной. Краем глаза она увидела Мариетту, сидевшую во главе стола. Та побледнела и привстала со скамьи. Наступила гробовая тишина, которую нарушал только лай одного из охотничьих псов, греющихся у камина.

Отец Крадок, также сидящий за главным столом, поспешил подняться со своего места. Он радостно улыбнулся и с раскрытыми объятиями пошел навстречу Глориане, которая все еще стояла рядом с Дэйном посреди огромного зала.

— Благодарение Богу и всем святым, — воскликнул отец Крадок, — леди Кенбрук опять с нами. Расскажи нам, дитя мое, как вернулась сюда, с этими людьми?

Глориана словно онемела. Она взглянула на Мариетту, которая замерла на возвышении неподвижно, как статуя. Глориане казалось, что бешеный стук ее сердца слышен во всей зале. Она снова взглянула на Дэйна.

— Вот уже два года, как меня похитили из Кенбрук-Холла, — заговорила она каким-то чужим голосом. — Все это время я искала способа сбежать…

Тут из толпы притихших актеров вышел Ромулус, одетый в пестрый костюм арлекина из черного и белого бархата.

— Леди набрела на нашу труппу и, узнав, что мы идем в Хэдлей, попросила нас взять ее с собой. И вот мы доставили ее сюда в целости и сохранности к тем, кто столько лет оплакивал ее.

По залу вновь пробежал ропот недоверия. Люди, жившие в замке и в его окрестностях, знали и любили Глориану, но они все еще не могли объяснить ее таинственного исчезновения.

В центр зала выбежала Джудит, все это время прятавшаяся в тени.

— То, что говорит миледи, чистейшая правда, — проговорила она. — Там, во дворе, прятались вооруженные люди. Из засады они напали на госпожу. Теперь, когда я вновь увидела миледи, я все вспомнила. — Подбежав к Глориане, рыдающая Джудит упала ей в ноги. — Я думала, они убили вас, — всхлипнула она.

Глориана подняла с колен дрожащую, заплаканную служанку.

— Ну-ну, успокойся, — проговорила она мягко. — Я здесь, рядом с тобой. Не надо так убиваться.

По худенькому перепачканному лицу Джудит текли слезы, и Глориана, взглянув в ее заплаканные, сверкающие от радости глаза, поняла, что девушка действительно поверила в ту историю, которую они для нее сочинили. Служанка была убеждена, что все так и было на самом деле, как рассказала ее обожаемая госпожа.

Глориана тронула Джудит за руку.

— Пойди поешь, — сказала она мягко. Дэйн, стоя рядом с Глорианой, задумчиво смотрел на Ромулуса. Их взгляды встретились. Мерлин незаметно подтолкнул новую хозяйку замка Хэдлей к ее мужу.

Дэйн обнял Глориану, и вдруг радостный гул и приветственные крики сменила зловещая тишина.

Барон Кенбрук, а теперь и лорд Хэдлей, улыбнулся и торжественно поклонился собравшимся, потом подхватил Глориану на руки и прижал ее к себе.

— Надеюсь, вы простите меня, — воскликнул он, — мне нужно побыть наедине с моей возлюбленной женой.

Его слова были встречены одобрительными возгласами. Напряжение спало.

На помосте изумленная Мариетта опустилась на скамью, к ней подбежала верная Фабриана. Глориана обвила рукой шею мужа. Радость ее была несколько омрачена явным огорчением, написанным на лице француженки. Дэйн на руках вынес ее из залы, поднялся по ступенькам наверх и вошел в комнату, которая прежде принадлежала Гарету.

— Ты же говорил мне, что Мариетта не стремится выйти за тебя замуж! — упрекнула Глориана, когда Дэйн выпустил ее из своих объятий. — Но я же видела, как она была разочарована моим возвращением!

Дэйн потянулся за кувшином с вином, который стоял на столе рядом с масляным светильником. Он открыто посмотрел в глаза жене.

— Уверяю тебя, Глориана, Мариетта почувствовала что угодно, но только не разочарование. Когда я объявил ей о расторжении нашей помолвки, она так обрадовалась, что даже бросилась мне на шею и поцеловала.

Глориана недоверчиво вздернула бровь.

— Если вы солгали мне, милорд, — проговорила она с угрозой в голосе, — то я отомщу вам, но не так, как это вошло у нас в обычай.

Дэйн рассмеялся и налил себе вина. Залпом осушив кубок, он поставил кувшин обратно на стол.

— Если хочешь, я сейчас же позову леди сюда, в эту комнату, и ты услышишь тоже самое из ее собственных уст.

Глориана закусила губу. Она верила Дэйну, к тому же он был ее законным мужем, и она никогда бы не отказалась от него только потому, что в него влюблена другая женщина. Глориана не сомневалась, что множество женщин в замке и за его пределами мечтали бы оказаться на ее месте.

— Я не сомневаюсь в правдивости ваших слов, милорд, — сказала она. — Я знаю, если бы вы захотели взять в жены другую женщину, то прямо сказали бы мне об этом. Вы достаточно высокомерны, чтобы считать это своим правом и привилегий хозяина и повелителя двух таких больших поместий, как Хэдлей и Кенбрук. Но, увидев меня, Мариетта стала белее полотна, мне показалось, она сейчас упадет в обморок.

Дэйн подошел к Глориане и погладил ее шелковистые волосы, развязал шнурки пурпурной накидки.

— Да, у Мариетты при твоем появлении гора свалилась с плеч, — сказал он. — Просто она боялась, что я в конце концов передумаю и возьму ее в жены.

Платье, которое Глориана получила от бродячих комедиантов, упало к ее ногам. Под ним оказалась простая голубая юбка и коричневая сорочка. Улыбнувшись, Дэйн взял ее за руку и подвел к столику, на котором стоял таз для умывания. Он намочил мягкую тряпку и принялся стирать грим с ее лица.

Глориана уже успела забыть о том, что Корлис разрисовала ей лицо. Она вспыхнула до корней своих огненных волос, почувствовав себя ужасно глупо.

— Понимаю, — проговорила она, когда Дэйн отложил тряпку и обнял Глориану за талию, — почему женщины так боятся тебя.

Дэйн нахмурился.

— Да? Неужели я такой уж страшный? Глориана провела рукой по его золотистым волосам, по высоким скулам, по губам, пальцами изучая лицо Дэйна, словно слепая.

— Нет, — ответила она. — Ты совсем не такой ужасный, каким хотел бы казаться.

— Тогда зачем бояться меня? Она нежно поцеловала его в губы.

— Если женщина совершит ошибку и отдаст вам свое сердце, милорд, — ответила Глориана, — то она никогда больше не получит его обратно.

ГЛАВА 17

Последние ли слова ушедшей Элейны послужили тому причиной, но ночь, проведенная с Дэйном в его новой спальне в замке Хэдлей, показалась Глориане настоящей идиллией. Они заснули под утро, не выпуская друг друга из объятий.

На рассвете Дэйн разбудил Глориану нежным поцелуем и привлек тс себе. С того самого момента, как они впервые встретились, между ними возникла духовная связь, которая крепла с каждым мгновением, что они проводили вместе. Глориана чувствовала, что даже семь сотен лет не в состоянии разлучить ее с Дэйном, их судьбы соединены навечно.

И все же Глориана не могла даже помыслить о том, что она может быть вновь унесена от мужа в далекое будущее. День вдали от него казался ей вечностью.

Почувствовав, что Глориана дрожит, Дэйн внимательно посмотрел ей в глаза.

— Чего вы так боитесь, миледи? — спросил он. И хотя Дэйн говорил тихим спокойным голосом, все же Глориана поняла, что на этот раз ей не удастся уйти от ответа.

— Я боюсь… боюсь разлуки с тобой. Дэйн нежно коснулся пальцами ее волос, провел по щеке, дотронулся до губ.

— Но Лин Кирквуд обрадовался бы твоему возвращению, — произнес он тихо и вдруг нахмурился. — Надеюсь, он достоин такого счастья…

— А что если недостоин? — быстро откликнулась Глориана, надеясь, что Дэйн освободит ее от данной клятвы вверить себя и ребенка заботам Лина, если она однажды действительно вернется в двадцатый век. — Ты бы все равно хотел, чтобы я сдержала свое слово?

— Я знаю, что это достойный человек, — серьезно ответил Дэйн. — Лишь человеку чести под силу добиться твоей дружбы и завоевать любовь.

— Но я не люблю его! — в отчаянии воскликнула Глориана. Она хотела, чтобы Дэйн понял это, не важно, что может ждать их обоих впереди.

— Расскажи мне о нем.

Глориана облизала пересохшие губы. Она не желала говорить о Лине.

— Кирквуд врач и очень добрый человек, — наконец пробормотала она.

— Так, значит, он обыкновенный лекарь? — переспросил Дэйн, нахмурившись.

— Не совсем так, — неохотно отозвалась Глориана. — Врачеватели двадцатого века не делают кровопусканий и не лечат раны при помощи птичьего помета или трав. В будущем медицина — это настоящая наука.

Дэйн поразмыслил над ее словами.

— Ответь мне, жена, можем ли мы сейчас, в наше время, надеяться на лучшее? Что ждет наш народ и наше королевство в будущем? — спросил Дэйн.

Глориана вздохнула и уткнулась лицом в плечо мужа.

— Я не так уж много знаю о двадцатом веке, милорд, ведь я провела там не так уж много времени. Но я действительно повидала и узнала много чудесных вещей.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — напомнил Дэйн: временами он становился необычайно упрямым.

— Во многих странах мира, — коротко вздохнув, начала Глориана, — люди имеют права и свободы. Англичане — одна из величайших наций в двадцатом веке. Но есть и другие народы, которым до сих пор живется тяжело.

Дэйн опустился на подушку, смотря на нее горящими от любопытства и нетерпения глазами.

— Что еще?

Глориане уже и самой стал интересен этот разговор, к тому же она не прочь была немного похвастаться. Побывав в далеком будущем, она узнала о таких чудесах, которые людям ее эпохи и многим последующим поколениям даже и во сне не могли бы присниться.

— Ну, во-первых, мир не плоский, — сказала она, вспомнив одну образовательную передачу, которую смотрела по телевизору в доме у Лина Кирквуда. — И солнце не обращается вокруг него.

— Ересь, — сказал Дэйн, но было видно, что он заинтригован.

— Планета окружена пространством, называемом космос, — продолжала Глориана. Разговор отвлекал ее от мрачных мыслей. — Там, за небесным сводом, холод и темнота, но там вовсе не пусто. Весь космос заполнен различными небесными телами, которых бесконечно много. Так что даже в двадцатом веке не смогли посчитать их все. Звезды, которые мы видим ночью на небе, — это такие же солнца, как наше. У светил бывают разные размеры. Некоторые из них находятся так далеко, что их свет все еще будет доходить до нас спустя многие тысячи и даже миллионы лет после того, как они погаснут.

— А что же церковь говорит обо всем этом?

Глориана улыбнулась.

— Ничего особенного. Все это общепризнанные факты. Люди даже на Луне побывали.

При этих словах Дэйн даже подпрыгнул, изумленно уставившись на Глориану.

— Ты это серьезно? — пробормотал он, придя наконец в себя.

Глориана кивнула.

— В будущем много интересного, но там есть и свои опасности.

— Какие, например?

— Я уже рассказывала тебе. Там есть смертельные болезни, ужасное оружие, способное в одно мгновение уничтожить все живое.

Дэйн мрачно нахмурился.

— А как рождаются дети? — вдруг спросил он.

Глориана весело рассмеялась.

— Так же, как и сейчас, милорд. — Она обняла мужа за шею. — И зачинают детей таким же способом, как и мы.

От близости Дэйна Глориана, как обычно, начинала терять голову. Она почувствовала на себе тяжесть его тела и приподняла колени, чтобы принять его.

— Такие же, как и мы? — переспросил Дэйн, одним движением войдя в нее. Глориана выгнулась, закрыла глаза и застонала от наслаждения.

— Да, милорд, — ответила она, покачивая бедрами, чтобы немного поддразнить Дэйна. — Таким же, как и мы.

Глориана с-опаской входила в церковный двор Кенбрук-Холла. Ей казалось, что это место может быть как-то связано с ее исчезновением, которое произошло два года назад, когда она в одно мгновение была перенесена в другой мир. Но она должна была присутствовать на похоронах Элейны. К этому ее обязывала не только привязанность к ушедшей подруге, но и новое положение хозяйки замка Хэдлей.

Глориана, одетая в черное платье, шла во главе похоронной процессии, взяв под руку своего супруга. Из часовни они направились на кладбище, где под древними каменными плитами покоились многие поколения рода Сент-Грегори. Гроб с телом Элейны, пахнущий свежесрубленным деревом, опустили в яму, вырытую рядом с могилой ее мужа лорда Гарета.