Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Рыцари

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Миллер Линда Лейл / Рыцари - Чтение (стр. 13)
Автор: Миллер Линда Лейл
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Глориана задумалась.

— Буду рада, — произнесла она наконец. — Здесь стало так тихо, с тех пор как уехала Джанет. — Она замолчала, слегка нахмурившись. За окном начало темнеть, и это напомнило Глориане о том, что близится время ужина. — Мне приготовить что-нибудь поесть?

— Не вздумай даже, — быстро возразил Лин на ее просьбу, сопроводив свои слова добродушным смехом. — По пути я заеду в твой любимый паб и прихвачу рыбу с жареной картошкой, которые ты так любишь.

Глориана обрадовалась перспективе визита Лина и его друга. Компания ей бы вовсе не помешала, да и поесть чего-то более существенного, чем чай с сандвичами, тоже было необходимо. Она умела управлять лошадью, свободно обращалась с луком и стрелами, читала по-гречески и по-латыни, делала в голове сложнейшие вычисления, но кулинария была ее слабым местом.

— Хорошо, — отозвалась она, почувствовав невольное облегчение.

Примерно через полчаса прибыл Лин. В руках он держал промасленные бумажные пакеты, содержимое которых источало аппетитнейший аромат. К этому времени Глориана уже успела развести огонь в камине и включила свет. Вместе с Кирквудом приехал мужчина постарше. У него были седые волосы и очень приятное лицо с серо-стальными пронзительными глазами. На нем был дорогой костюм, а под мышкой мужчина держал толстую кожаную папку.

Лин по-дружески чмокнул Глориану в щеку и повесил свое твидовое, элегантного покроя пальто на вешалку в прихожей.

— Глориана, — сказал он, — познакомься с моим другом Артуром Стайнбетом. Он профессор американского университета.

Глориана робко кивнула в ответ и слегка улыбнулась. Профессор не вызвал в ней страха. Это было какое-то другое чувство — будто его пытливые глаза смотрели ей прямо в душу. Пока спутник Лина внимательно разглядывал Глориану, она гадала, все ли поведал Кирквуд своему другу.

— Проходите, пожалуйста, — проговорила она. Именно эту фразу она слышала много раз по телевизору и поняла, что здесь было принято говорить именно так, принимая посетителей.

Профессор Стайнбет улыбнулся ей.

— Благодарю вас, — ответил он, учтиво наклонив голову. Свой мокрый от дождя плащ он отдал Лину, но с кожаной папкой не расстался.

Глориана пошла на кухню, где вынула из шкафа тарелки и вилки: она была уверена, что профессор не захочет есть руками, как это обычно делала по привычке она сама. Лин вытряхнул содержимое пакетов на большое блюдо. Еще, горячую еду приправили солодовым уксусом.

Лишь присев к столу, профессор Стайнбет выпустил наконец из рук свою папку, пристроив ее аккуратненько на пол возле своих ног. Хотя друг Кирквуда говорил чрезвычайно мало и всегда с неизменной вежливостью, Глориане было как-то не по себе. Она не спускала глаз с его черной кожаной папки, в то время как сам профессор не отводил от нее внимательного взгляда. Пару раз она оглянулась на Лина, но не решилась спросить его, кто же такой этот профессор.

Когда наконец с едой было покончено, Лин достал из холодильника бутылочку вина. Все расположились у огня. Лин стоял, по привычке опершись рукой на камин. Глориана устроилась в кожаном кресле Джанет, а профессор присел на небольшой диванчик, положив на колени свою папку.

— Профессор Стайнбет — крупнейший специалист в области литературы средневековья, — пояснил Лин, и грустная улыбка скользнула по его губам. — Кстати, мне очень нравится твоя новая прическа, Глориана. Думаю, это была идея Джанет?

Лин затронул два совершенно разных предмета, и Глориане понадобилось некоторое время, чтобы привести в порядок свои мысли.

— Да, — проговорила она наконец, опустив глаза. — Это Джанет посоветовала мне постричься. — Глориана обернулась к сидящему на диване профессору, теряясь в догадках: что ему уже о ней известно? — Я немного знакома с литературой средневековья, — смущенно сказала она.

Профессор улыбнулся и, в его серых глазах зажегся огонек, а щеки порозовели.

— Мне так и сказали.

Глориана вновь украдкой взглянула на Лина, но он сидел с непроницаемым лицом. Она улыбнулась Стайнбету.

— Да? А что же вам еще рассказали обо мне, профессор?

— Прошу вас, называйте меня Артуром, — отозвался он.

— Хорошо, Артур, — продолжила Глориана. Как она заметила, люди двадцатого века держались друг с другом куда свободнее, чем все, кого она знала в тринадцатом столетии.

— Пожалуйста, ответьте мне, о чем Лин… м-м… мистер Кирквуд… рассказал вам?

Артур покраснел, машинально расстегнул воротничок рубашки и бросил короткий взгляд на Лина, будто спрашивая у того разрешения.

— Он сказал мне, что вы совершили путешествие во времени.

Глориана нервно сжала руки и посмотрела на Лина, но тот благоразумно отвернулся.

— Понятно, — ответила Глориана. — И вы ему верите?

Артур помолчал, потом вздохнул.

— Кажется, да, — признался он.

— Я допустил некоторую вольность, без спроса послав профессору Стайнбету твое платье, — перебил Лин. — То самое, в котором ты была, когда я нашел тебя среди развалин Кенбрук-Холла. Артур был тогда в Оксфорде, он работал над статьей для научного журнала.

Профессор откашлялся, чувствуя себя несколько неловко. — Я внимательно осмотрел наряд, — сказал он. — И обнаружил, что на ткани нет ни единого шва и что фасон довольно старомоден, даже по историческим стандартам.

Глориана молча кивнула, боясь разговором еще больше выдать себя.

— Артур хочет сказать, — снова вступил в разговор Лин, ходя взад-вперед перед камином, сложив руки за спиной, — то есть он уже сказал, даже не сказал, а выпалил на одном дыхании, что ткань окрашена и соткана так, как вот уже, по крайней мере, три столетия никто на всем свете не делает.

Глориана приподняла брови, жестом предлагая Лину продолжить.

— Откуда у вас это платье, мисс Сент-Грегори? — спросил профессор, и в его голосе послышались нотки нетерпения.

— Это платье выткали и окрасили для меня в замке Хэдлей, оно сделано из шерсти овец Гарета Сент-Грегори.

Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, тиканьем часов да заунывной песней ветра за окном.

Наконец профессор пошевелился. Дрожащими руками он открыл лежащую на коленях папку. Долгое время он молча смотрел на Лина, прежде чем вновь обернулся к Глориане.

— Взгляните на это, — предложил он низким, хриплым, срывающимся голосом. С этими словами он достал манускрипт — пожелтевшие от времени листы пергамента — и протянул его Глориане.

Она бережно взяла манускрипт. Какое-то странное чувство охватило ее, холодок ожидания пробежал по спине.

— Эксперты всего мира изучали эту рукопись, — с благоговением сообщил ей Артур Стайнбет. — Многие полагают, что она была сделана еще в средние века, но ни у кого нет полной уверенности. Может быть, это лишь более поздняя, хотя и очень хорошая копия. Мне бы хотелось узнать ваше мнение.

Глориана перевернула первый лист. На нем были изображены ангелы. Рисунок выцвел от времени, но не потерял изящества и красоты. Когда она прочла первое предложение, написанное на причудливой смеси французского, латыни и староанглийского, на глазах ее выступили слезы.

Да, манускрипт был подлинным.

Здесь изложена история рода Сент-Грегори…

Глориана не сразу решилась заговорить. Она никак не могла понять, почему Стайнбет и Другие ученые не смогли разобрать письмена. Для нее буквы и слова были столь же понятны, как если бы она начертала их собственной рукой.

— Это семейная хроника, — сказала она, едва справляясь с захлестнувшими ее чувствами. Все здесь, думала она с радостью и в то же время с глубочайшей печалью. Судьба Дэйна, а значит, и моя собственная судьба. Жизнь Эдварда, Гарета, Элейны…

Лин подошел к Глориане и положил руки ей на плечи. Он всегда знал, когда она нуждается в утешении.

— Артур надеялся, что ты сможешь прочесть манускрипт и сделать для него перевод, — сказал он мягко.

Глориана кивнула в знак согласия и закусила губу, прижимая к груди тяжелую папку пергаментных страниц. В манускрипте может рассказываться не только о ее прошлом, но и о будущем. Она была согласна на что угодно, лишь бы иметь возможность прочесть рукопись, разобрать полустертые, выцветшие буквы.

Лин убрал со стола, протер его влажной тряпкой. Когда поверхность высохла, на стол была постелена чистая скатерть. Из кармана пальто он достал маленький прямоугольный аппарат. Он назвал его диктофоном и пояснил Глориане его назначение. Вместе с диктофоном он извлек из пальто несколько чистых кассет, и принялся показывать Глориане, как их вставлять и вынимать. Она почти не слушала его, так ей хотелось поскорее приступить к чтению!

Наконец Лин и его друг нехотя поднялись и, попрощавшись, ушли.

Глориана не смогла даже подняться, чтобы закрыть за ними дверь. Она была полна ожиданий, надежд и тревог. Нажав на диктофоне нужную кнопку, она начала читать вслух. Сначала Глориана читала медленно, дрожащим голосом, но потом голос ее окреп.

Документ был написан прямым потомком Дэйна. Размышляя над этим, Глориана прикоснулась пальцами к своему животу. Ей думалось, сумеет ли она найти обратную дорогу домой, в тринадцатый век, чтобы тот ребенок, которого она носила у себя под сердцем, мог связать Дэйна с человеком, записавшим семейную хронику рода Сент-Грегори, книгу, которую она сейчас держала в руках.

Всю ночь Глориана читала, прерываясь только для того, чтобы перевернуть или поставить новую кассету. Потом, услышав свой голос, записанный на пленку, она не могла не удивиться, до чего спокойно он звучал. На самом же деле, разбирая витиеватые буквы, она то смеялась, то плакала.

Дойдя до описания своего исчезновения, она мысленно приготовилась к самому худшему. Глориана не удивилась, прочитав, что все посчитали ее колдуньей. В дальнейшем о ней упоминалось, как о Кенбрукской ведьме. События сменяли одно другое, складываясь в причудливый рисунок, как стеклышки в калейдоскопе. Глориана будто сама вновь перенеслась в тринадцатый век — так живо описывал автор все происшедшее. Но вот Глориана помрачнела. Она узнала, что Эдвард несколько раз нападал на Дэйна, обвиняя его в исчезновении Глорианы. Он считал, что Дэйн убил свою жену, чтобы жениться на Мариетте де Тройе. Однажды ночью Эдвард с оружием набросился на Дэйна, и тот, думая, что на него напал грабитель, зарубил мечом своего младшего брата.

Глориана остановила диктофон. Сдерживая рвущиеся наружу рыдания, она бросилась в ванную комнату. Там она упала на колени перед тазом — ее тошнило.

У Глорианы больше не было сил, но она не могла оторваться от этого манускрипта, будь он проклят! Глориана почистила зубы, ополоснула лицо холодной водой и вернулась на кухню. Там она опустилась на жесткий стул, включила диктофон и вновь приступила к чтению.

После этого трагического события, хотя никто и не думал винить Дэйна в происшедшем, он обезумел от горя и отчаяния. Не раз слышали, как он проклинал Бога, грозя небесам своим увесистым кулаком.

Кенбрук посвятил все свое время бесконечным попойкам в деревенской таверне и разорению земель барона Мерримонта, войска которого к тому времени были уже давно разбиты. Спустя год после смерти Эдварда за ним последовали и Гарет с Элейной: они пали жертвами свирепствующей лихорадки.

Пробежав глазами эти желтые строки, Глориана вновь разрыдалась. Душу ее пожирала боль утраты. Всю ночь провела она, склонившись над манускриптом. Глориана уже себя не помнила от усталости, выплакала все глаза. Голова у нее раскалывалась от нестерпимой боли. Выключив маленькую неутомимую машинку, шатаясь и спотыкаясь, Глориана добрела до своей спальни и не раздеваясь упала на кровать.

На следующее утро она не открыла магазин и не отвечала на телефонные звонки.

Уже сгущались сумерки, закатный свет окрашивал все в багрянец. Глориану разбудил сильный настойчивый стук в дверь. Сонная, она вылезла из кровати и, поеживаясь, побежала к двери.

— Кто там? — спросила она, не спеша открывать, держась за дверную ручку.

В ответ послышался короткий смешок, а вслед за ним знакомый мужской голос:

— Лин Кирквуд. А там кто?

Тут Глориана распахнула дверь и уставилась на своего друга.

рассмеялся, но в его взгляде сквозила нежность.

— Так с тобой все в порядке? Слава Богу! Я тебе весь день звоню и сюда, и в магазин.

— Прости, — проговорила она, отступив на шаг, приглашая Лина войти, — я так устала…

Лин прошел прямо к столу, где стоял диктофон и лежал раскрытый манускрипт, и вынул из кармана пальто новые чистые пленки.

— Ты слишком рьяно взялась за дело, — пожурил он Глориану, перекинув пальто через спинку стула, потом подошел к плите и снял чайник, чтобы наполнить его. Голос Лина почти перекрыл шум льющейся воды.

— Не надо так торопиться. Хотя, надо признаться, Стайнбет своим нетерпением напоминает сейчас кошку, подкарауливающую жирную мышь.

Глориана с отчаянием смотрела на пожелтевшие страницы рукописи. Она прочла уже больше половины манускрипта, но не нашла упоминания о своем возвращении. Значит, ей так и не удастся вырваться из этого чуждого для нее мира.

— Я не понимаю, зачем ему нужна запись, — призналась Глориана, — но в одном могу тебя заверить: эта рукопись подлинная.

— А пленка нужна вот зачем: если ты действительно прибыла из тринадцатого века, то прочтешь слова правильно, с верным ударением. Это бесценный опыт. Кто, кроме тебя, сможет сделать это?

Разговаривая с Глорианой, Лин подвел ее к столу и усадил, потом аккуратно переложил рукопись и диктофон на письменный стол Джанет. Завершив эти приготовления, он полез за посудой и зазвенел чашками и сковородками. Скоро был готов чай и поджарен аппетитно пахнущий, нарезанный ломтиками бекон.

На Глориану словно нашло какое-то оцепенение. Она молча наблюдала за действиями Лина.

— Путешествие во времени, — вздохнула она наконец, — это невозможно, и все же я здесь. Может быть, то, что мы принимаем за волшебство, просто природное явление, лежащее за пределами нашего понимания.

— Абсолютно не средневековое у тебя мышление, — отозвался Лин, взбивая миксером воздушную пену из яиц. — Но ты права. Скорее всего такое путешествие из века в век, как твое, является до сих пор неоткрытой способностью человеческого разума.

Глориана нахмурилась и закусила губу, размышляя над теорией Лина.

— Я думаю, этот переход во времени начал формироваться внутри меня. У меня возникло такое ощущение, что я что-то сделала сама, пусть неосознанно. Мне кажется, действовала сила, скрытая во мне самой.

— Потрясающе — заметал Лин, вкладывая два куска хлеба в блестящую металлическую коробку — тостер. — Ты хочешь сказать, что по собственной воле перенеслась оттуда сюда? Вернее из тогда в сейчас?

— Да, — ответила Глориана, удивляясь, почему до сих пор даже не догадывалась об этом.

— А еще какие-нибудь симптомы были? — проявил Лин свой профессиональный интерес.

— Головная боль, — припомнила Глориана, и даже сейчас боль будто бы сдавила ее виски железным обручем. Глориана прижала руку ко лбу. — Ужасная, нестерпимая головная боль, мне казалось, я умру от боли.

Лин вновь занялся едой, которую он готовил для Глорианы: с задумчивым видом добавил в яйца немного молока, перемешал все, потом выложил на тарелку подрумяненный бекон. Глориане подумалось, что если ей когда-нибудь суждено будет вернуться в тринадцатый век, то она будет вспоминать об этой вкусной, питательной и чуть пряной пище двадцатого столетия.

— Какой-то бессознательный импульс, — подвел наконец Лин итог своим размышлениям. — Как удивителен человеческий разум!

Глориана не могла с этим не согласиться. Она провела пальцами по взъерошенным волосам, положила локоть на стол и опустила голову на руки.

— Если это сделала я сама, то почему я теперь не могу вернуться обратно? Я ведь только об этом и мечтаю!

Ставя на стол тарелку с поджаренным хлебом, Лин попытался придать своему лицу веселое выражение, хотя слова Глорианы весьма опечалили его.

— Что в нем такого особенного, в этом тринадцатом веке? Мне всегда казалось, что тогда было грязно, мрачно, свирепствовали смертоносные эпидемии, люди умирали от голода или погибали на войне, царило беззаконие.

Глориана мрачно посмотрела на Лина. За прошедшие три недели она видела немало телевизионных передач, прочла множество газет и журналов.

— Все, что ты перечислил, относится и к вашему времени. Вы не избавились ни от смертельных болезней, ни от всего остального.

Лин чуть сгорбился, подавая на стол омлет и бекон. Достав тарелки и вилки, он присел к столу рядом с Глорианой, чтобы немного перекусить.

— Не стану спорить, — ответил он, — но у нас, по крайней мере, чище и каждый человек имеет гарантированные законом права.

— Да, — пришлось согласиться Глориане. Она положила себе на тарелку омлет и несколько кусков бекона, который ей особенно нравился не только потому, что он был таким ароматным и хрустящим, но еще и потому, что его можно было есть руками. — Возможно, ты и прав.

— В конце предложения я уловил непроизнесенное «но».

Глориана улыбнулась.

— Какой у тебя чуткий слух, — заметила она.

Лин смотрел на нее с затаенной грустью.

— Все дело в этом Кенбруке, — вымолвил он наконец.

— Он мой муж, — напомнила Глориана. Лин уже как-то пару раз заговаривал о Дэйне, и всякий раз она подчеркивала, что Дэйн навсегда останется единственным мужчиной в ее жизни.

— Да, — протянул Лин, — твой муж. Больше они не говорили о Дэйне. Вскоре после того, как вся посуда была вымыта, а стол прибран, Лин вернулся к себе домой, оставив Глориану наедине в манускриптом. Дочитав рукопись до конца, Глориана могла лишиться своей последней надежды на возвращение. Прежде чем приступить к чтению оставшихся страниц. Глориана наскоро приняла душ, переоделась в чистую одежду и причесалась.

Наконец Глориана решилась вновь взяться за манускрипт. Разложив листы на столе, накрытом чистой скатертью, и вставив чистую кассету в диктофон — кассеты с записью Лин увез с собой, — она начала читать вслух. Голос ее был тихим и хриплым от напряжения и страха, но она продолжала чтение.

Вот Глориана достигла коротенькой записи о смерти Дэйна. В манускрипте говорилось лишь, что он оставил свою жену Мариетту и двоих сыновей, чтобы вернуться на континент, но погиб в кораблекрушении близ Нормандии. Согласно автору, семья Кенбрука не жалела о его гибели, так как все это время он был замкнутым и угрюмым. Говорили, что Кенбрукская ведьма сглазила его.

Глориана не удивилась, узнав, как сложилась жизнь ее мужа. Тот факт, что историки винили ее во всем происшедшем с Дэйном, не расстроил ее. Но она так надеялась, что Кенбрук сможет найти если не любовь, то хотя бы утешение и покой в объятиях своей второй жены. Сейчас, когда надежды ее на счастье Дэйна не оправдались, она была горько разочарована.

Образ мужа, поглощенного холодной безжалостной пучиной моря, стоял у нее перед глазами. Глориана не смогла продолжать читать. Она отложила манускрипт, выключила диктофон и отправилась в постель.

Проспав напролет почти весь предыдущий день, утомленная Глориана долго ворочалась с боку на бок, но Морфей не желал забирать ее в свое царство. Лишь под утро она наконец задремала.

Она очутилась у римских бань, скрытых в глубине Кенбрук-Холла. Разбитые плитки кололи ее босые ноги. Две горящие свечи в деревянных подсвечниках освещали своим неверным светом пузырящуюся поверхность воды. В бассейне лежал Дэйн. Глаза его были прикрыты, а лицо казалось бледным и утомленным.

Весь его облик говорил о горе и отчаянии.

Глориана громко позвала его, но Дэйн, даже если и слышал, не откликнулся.

Его волосы посеребрила седина, на груди виднелись свежие рубцы — следы ударов мечом или кинжалом. Значит, Дэйн все еще воевал. Встревоженная, Глориана бросилась к нему, но не сделала и шагу. Образ Дэйна стал мутнеть, будто пелена тумана разделила их. Глориана громко, отчаянно крикнула ему.

Кенбрук повернул к ней голову — в глазах его было такое одиночество! Он смотрел на нее с недоверием, словно она была призраком. В ту же самую секунду, как она, проснувшись, снова была оторвана от мужа, страшная догадка мелькнула в голове Глорианы.

В этом ее видении Дэйн был гораздо старше. А это значило, что время по обе стороны барьера, разделившего их с мужем, движется с разной скоростью. Когда (и если) она вернется, то может обнаружить, что ее Дэйн уже умер или, наоборот, едва родившийся младенец.

Этим утром она не стала завтракать и так и не прикоснулась к манускрипту, который вместе с диктофоном молча насмехался над ней с кухонного стола. Вместо этого Глориана приняла душ, оделась и спустилась в магазин. Там она и провела все утро, скучая и глядя на пустынную улицу сквозь мутное от дождя стекло. В магазин не заглянул ни один покупатель.

Вскоре после полудня позвонила Джанет, чтобы узнать, как она справляется со своими новыми обязанностями. Глориана была рада услышать знакомый голос. Она призналась Джанет, что вчера вообще не появлялась в магазине, и рассказала, что к ней заезжал Лин. Глориана упомянула, что Кирквуд привез с собой на ужин рыбу и жареную картошку, но ни словом не обмолвилась о профессоре Стайнбете и его средневековом манускрипте.

Глориана боялась, что не сможет сдержать слез, если заговорит о злосчастной рукописи.

— Я подстриглась, — сказала вместо этого она. Глориана была слишком потрясена и с трудом могла поддерживать даже простой разговор.

— Правда? — радостно отозвалась Джанет. — Могу поспорить, тебе идет. Но знаешь, дорогая, у тебя какой-то усталый голос. Может, тебе закрыть магазин и пойти прогуляться? Сходи в кино, например. Думаю, Лин с удовольствием составит тебе компанию.

Глориана прижала ко лбу прохладную ладонь. Иногда она с трудом понимала, о чем говорит Джанет. Сейчас она была не в лучшей форме и никак не могла сообразить, о чем речь. Глориана уже слышала слово «кино», на не помнила, что это такое.

— Да нет, я не стану беспокоить Лина, — сказала она, — он уже и так много для меня сделал.

Джанет вздохнула.

— Я себя чувствую прямо злодейкой! Я тут буквально утопаю в солнце, а всех моих родственников и друзей без конца поливает дождь. — Она замолчала, чтобы перевести дыхание, так была возмущена собственным поведением. — Ну что ж, — продолжала она уже философским тоном, — вы ведь тоже сможете выбраться из этого тумана, если захотите. Сядете в кэб — или как вы, американцы, называете, в автобус, или на поезд, или возьмете такси, и уедете!

Глориана поспешила согласиться, пытаясь вспомнить, что же такое все эти «автобусы, поезда и такси». Но только ей это удалось, как Джанет уже пожелала ей спокойной ночи и повесила трубку.

Спустя примерно пять минут после разговора с Джанет, словно по воле проведения, прямо напротив магазина остановился автобус. Двери открылись, выпуская пассажиров, которые, очутившись под дождем, спешили раскрыть свои разноцветные зонтики.

Внезапно Глориану охватило непреодолимое желание прокатиться на автобусе. Она кинулась наверх за деньгами и курткой. Вытащив из корзины один из старых зонтиков Джанет, она терпеливо поджидала у дверей следующего автобуса. Он подъехал только через час. Быстро, боясь передумать, Глориана закрыла за собой дверь магазина и, шлепая по лужам, бросилась к автобусу.

Водитель взял предложенный ему фунт и отсчитал Глориане сдачу. Она отыскала свободное сидение и, сев, принялась смотреть в окно. Глориане было так интересно, куда привезет ее эта большая шумная повозка — автобус. Они часто делали остановки, чтобы впустить новых пассажиров и выпустить тех, кому надо было сойти. Глориана внимательно прислушивалась к разговорам, стараясь за шумом колес расслышать, о чем говорили все эти люди. Когда на нее поглядывали, она притворялась, что смотрит в окно.

Автобус проезжал одну деревню за другой. День сменился вечером, наступили сумерки. Только когда впереди замаячил смутный силуэт Кенбрук-Холла, Глориана поняла, как далеко она забралась. А еще она поняла, что все это время подспудно стремилась сюда.

Глориана поднялась со своего места и подошла к дверям, ожидая, когда они откроются, чтобы выпустить ее, как других пассажиров.

— Сегодня музей не работает, дорогая моя, — обратился к ней шофер и поморщился, вглядываясь в руины Кенбрук-Холла. — Простая груда замшелых камней — и только. Даже в солнечный день.

Глориана не потрудилась указать ему на то, что не просила объяснений. Она молча продолжала стоять на нижней ступеньке. Шофёр нехотя остановил автобус и открыл двери. Внутрь ворвался влажный холодный ветер.

— Последний автобус уходит из Хэдлей через час. Остановка вон там, у аптеки, — предупредил ее водитель. Глориана стояла на дороге, не отрывая глаз от своего разрушенного временем дома. — Смотрите не пропустите его, иначе вам придется ночевать на таком холоде.

Глориана махнула ему рукой в знак того, что слышала его слова, потом решительным шагом отправилась к руинам Кенбрук-Холла, смело шагая по лужам. Каменные стены, некогда окружавшие замок, давно исчезли. Теперь их заменяла железная решетка. Подойдя к калитке, Глориана обнаружила, что она заперта.

Однако ее это не остановило. Она была одета в свои любимые голубые джинсы — одно из лучших изобретений двадцатого века, как ей казалось. Решительно перелезла через железную решетку и спрыгнула по другую ее сторону, очутившись на древнем церковном дворе.

В башне и в сторожке привратника горел свет, но Глориана не обращала на это внимания. Она медленно двинулась мимо старинных могил к надгробию леди Аурелии. Словно привидение, которому нипочем дождь и холодный ветер, скользила она по лужам и слякоти. Может быть, стоит ей опуститься на колени в том же самом месте, как она вернется обратно в тринадцатый век.

Туман сгущался, оседая мелкими капельками на ее одежде и волосах, но Глориана не придавала этому никакого значения. У могилы матери Дэйна она упала на колени прямо в мокрую траву. Подняв — воротник куртки, чтобы хоть немного защититься от дождя, она ждала.

Ночь становилась холоднее и темнее, а Глориана все глубже погружалась в собственные мысли. Прошло много времени, и она услышала голоса. Не узнав среди них голоса своего мужа, она перестала обращать на них внимание.

Постепенно пронизывающий холод уступил место теплу и какой-то странной истоме. Из темноты выступили какие-то яркие багровые пятна. Голоса все приближались, сейчас они звучали уже совсем рядом. Глориана почувствовала прикосновение чьих-то пальцев.

— Оставьте ее, — произнес знакомый голос Лина. Даже в своем полубезумном состоянии Глориана узнала его.

Как он сумел найти ее?

Лин поднял ее на руки и понес куда-то сквозь ночную мглу. Рядом были люди, но они представлялись Глориане смутными багряными силуэтами. Она отвернулась, уткнувшись лицом в плечо Лина.

— Теперь ты в безопасности, — сказал он. — Ты со мной.

Глориане хотелось плакать, но внутренний жар иссушил ее слезы. Зачем ей нужна такая жизнь, которая проходит вдали от Дэйна? Никогда больше не услышать его голос, его смех…

Она то приходила в сознание, то вновь теряла его. Сначала она оказалась в машине Лина, а потом в каком-то незнакомом здании, которое поразило ее своим ярким светом. Глориана закрыла глаза. Она чувствовала боль в груди, чувствовала, что ее раздевают и колют иглами. Сначала ей было все еще очень холодно, а потом, наоборот, жарко. Где-то над ее ухом раздавался голос Лина. Он то успокаивал ее, то умолял, то отдавал какие-то распоряжения.

Кошмары засасывали Глориану, как вязкая болотная трясина. Она искала Дэйна, падала, вновь вставала, отчаянно звала его, но он так и не пришел.

Когда она наконец очнулась, то увидела, что находится в опрятной светлой комнате. Жалюзи на окнах были приоткрыты, впуская слабый свет. Шел дождь. Лин сидел рядом.

Лицо его заросло щетиной, а в глазах застыло тревожное выражение.

— Слава Богу, наконец-то ты пришла в себя, — сказал он, крепко держа ее за руку, словно пытаясь навсегда удержать в своем мире.

В другой своей руке Глориана увидела иголку, присоединенную к какой-то прозрачной трубочке, но боли она не чувствовала.

— Зачем ты забрал меня оттуда? — спросила она хрипло: ее пересохшее горло болело немилосердно.

Лин покачал головой, и его печальные глаза на миг вспыхнули. Он поднес ее руку к своему лицу, царапая жесткой бородой.

— Я хочу лишь заботиться о тебе, — сказал он. — Неужели ты не позволишь мне даже этого?

Глориана отвернулась, оставив его вопрос без ответа.

— Как ты нашел меня? — спросила она, закрыв глаза. Глориана поняла, что Лин любит ее, но ей не была нужна его любовь, хотя она и не хотела ранить его чувства.

— Смотритель, запомнил тебя, — помолчав, ответил Лин. — Он вспомнил, что я забрал тебя тогда, и позвонил мне.

— Пожалуйста, Лин, — прошептала Глориана, — оставь меня, — ради меня и ради самого себя.

Лин ничего не ответил и не отпустил ее руки.

ГЛАВА 14

Когда чуть позже Глориана немного пришла в себя, то почувствовала себя ужасно глупо. Она поняла, что ее поведение было просто непростительно. Отправиться бродить по руинам Кенбрук-Холла под проливным дождем! Позволить чувствам взять верх над разумом! Как она могла подвергать такой опасности саму себя и своего ребенка?! В будущем надо быть более осторожной и продумывать каждый свой шаг, прежде чем предпринимать что-либо. Ее беда состояла в том, что Глориана всегда была слишком импульсивной.

Только Глориана все обдумала и решила, что впредь не повторит своих ошибок, как в дверях больничной палаты появился Лин. Он был сам не свой: усталый, небритый, взъерошенный.

— Ты беременна, — сказал он. В руке Лин держал ее медицинскую карту. Кирквуд не был лечащим врачом Глорианы, но как работник больницы имел доступ к любому документу. Глориана многое узнала о больнице из мелодраматических сериалов, которые любили смотреть Марж и миссис Бонд.

Глориана села в кровати, опершись спиной о подушки. Казалось, каждая косточка в ее теле болит и ноет, к тому же она сильно простудилась. Но как сказала Глориане вызвавшаяся ухаживать за ней Марж, дела ее были не так уж плохи. Глориана скоро пойдет на поправку, а в больнице ее задержали лишь для небольшого обследования.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19