Расправив плечи, Джоли пошла в соседнюю комнату и сильно хлопнула дверью, чтобы этот Даниель Бекэм знал, что, спася ее от смерти, он еще не получил права обращаться с ней как с паршивым беспризорником. Джоли наслаждалась своим гневом до самого утра, а когда поднялась, то под глазами у нее были бледные тени.

Босая, она прошла в спальню Даниеля, но там и следов его уже не было, только посреди постели громоздилась куча смятых простыней, да в тазике для бритья осталась остывшая мыльная вода. Джоли схватила то, что ей было нужно, и вернулась в соседнюю спальню. Наскоро умылась туалетным мылом и примерила свою новую одежду — платье из голубого и розового ситца. Расчесала свои длинные, до пояса, волосы и заплела их в две косы, которые собрала на голове в виде короны.

Не было времени на прихорашивание, так как Даниель и Дотер вот-вот должны были прийти после дойки коров, ожидая, что на столе уже будет накрыт завтрак. Но Джоли довольно долго задержалась у зеркала, улыбаясь самой себе. Она заставит Даниеля захотеть ее, пусть даже это будет последним ее деянием на этом свете. А когда она победит его, то с величайшим удовольствием бросит ему прямо в лицо, чтобы он убрал свои грязные лапы!

Спустившись в кухню, Джоли обнаружила, что печь уже растоплена, кофе варится, а в раковине лежит большой кусок копченого окорока. Она заторопилась в уборную по ступенькам, так заботливо сделанным Дотером, потом быстро умылась из насоса ледяной водой.

Солнце только что появилось из-за горизонта, разгоняя ночную прохладу и обещая новый жаркий день.

Затем Джоли быстро вымыла и очистила с полдюжины картофелин, порезала их, пожарила на сковороде, добавив яиц и тонко нарезанных ломтей ветчины. Сунула подоспевшее тесто в печь, оставив дверцу полуприкрытой, затем бросилась накрывать на стол. Когда появились Даниель и Доттер, раскрасневшиеся после мытья ледяной водой, завтрак уже был готов.

Джоли не сказала Даниелю ни единого слова, пока разливала дымящийся кофе и накладывала на тарелки вкусно пахнущую еду, но она не могла быть столь жестокой по отношению к Дотеру.

— Не могу сказать, как я благодарна тебе за то, что ты додумался пристроить ступеньки к порогу кухонной двери, — сказала Джоли и выставила перед Дотером банку клубничного варенья. Краем глаза она заметила, как нахмурился Даниель, и подумала, что он едва ли спал больше, чем она, и от этой мысли у нее поднялось настроение.

— А может, мне тоже стоит подыскать жену? — спросил Дотер, без зазрения совести окидывая взглядом новое платье Джоли и ее аккуратную прическу. — Как думаешь, Дан’л?

— Я думаю, что ты сейчас быстро закончишь завтрак и навьючишь мулов, — коротко ответил Даниель, осторожно беря кружку с кофе. — И потом, этот урожай надо снять до того, как пойдут дожди, а эти лошади настолько разленились за лето, что уже забыли, что такое сбруя.

Однако Дотер, по-видимому, не очень-то из-за этого огорчился, поэтому не покраснел, не стал глупо таращиться или делать еще что-то в этом роде, но есть стал чуть быстрее.

— В здоровом теле здоровый дух, — жуя, заметил он. — Ты ведь прошлой ночью ходил в город навестить Пилар, не так ли?

Даниель бросил на паренька взгляд, которым можно было бы поджарить добрый кусок свинины, затем отодвинул стул, поднялся и медленно пошел к двери, чуть задержавшись у вешалки, на которой висела его шляпа.

Однако и Джоли была слишком зла, чтобы обращать внимание на реакцию Даниеля. Она подошла к печи, вытащила сковороду на длинной деревянной ручке и с силой швырнула ее на пол, словно для того, чтобы выпустить из себя излишний пар.

— Кто такая эта Пилар? — спросила Джоли Дотера, который все еще продолжал жевать свой завтрак.

Дотер проглотил кусок ветчины, запил его квартой молока и кратко ответил:

— Шлюха. — Он произнес это слово так, словно оно означало школьную учительницу, или домохозяйку, или запевалу в церковном хоре.

Хотя Джоли снова и снова повторяла себе, что знает, что Даниель отправился в город искать утешения у женщины, все же ей было очень больно услышать подтверждение своих подозрений. Она отвернулась от Дотера, щеки ее пылали от унижения, и она слишком громко гремела посудой.

Когда наконец Дотер ушел, Джоли выскребла пол и поднялась наверх застелить постели, свою и Даниеля. Затем вымыла руки и направилась в столовую, где разложила на столе коричневый сатин, из которого предполагала сшить платье для посещения церкви. Случайно она подняла глаза и увидела, как во дворе остановилась небольшая двухместная коляска.

Джоли отложила ножницы и заторопилась вниз. У нее бешено колотилось сердце от того, что кто-то составит ей компанию. Она страстно желала иметь друга, но была грубо отвергнута женской частью городка Просперити.

Дама, одетая во все черное, вышла из коляски и, улыбаясь, подошла к Джоли. Ее пепельные волосы были едва прикрыты миниатюрной, изящно вышитой шляпкой, а от юбок исходил нежный аромат розовой воды.

— Вы, должно быть, новая жена Даниеля, — сказала незнакомка и, к вящему удивлению Джоли, протянула ей ухоженную руку, на которой не было колец. По этой руке совершенно невозможно было определить возраст женщины. Джоли отчаянно ломала голову, но так и не смогла припомнить ее лицо в числе тех, кого видела в суде или в толпе стервятников, жаждущих увидеть, как ее вздернут. Джоли протянула свою слегка дрожащую руку. Она едва сдержалась, чтобы в полном смятении грубо не отдернуть ее.

— Итак, — проворковала гостья, — это вы?

«А кто такая я?» — чуть не закричала Джоли, но потом сообразила, что подразумевает эта дама, и спохватилась:

— Да, это я, миссис Бекэм.

Одна рука гостьи была затянута в изящную перчатку.

— А я Верена Дейли. Я живу вниз по дороге, тут неподалеку. До вашего появления я прибирала в доме Даниеля.

Джоли не знала, что и сказать. Возможно, эта женщина затаила на нее зло, поскольку потеряла деньги, которые платил ей Даниель за то, что она поддерживала в порядке его дом.

— Я ничего не потеряю, — словно разгадав ее мысли, продолжила Верена, понижая голос до радостно-взволнованного шепота и пару раз похлопав Джоли по щечкам, как бы подчеркивая свои слова. — Господь свидетель, что Дан Бекэм мой друг, но он самый большой негодник, какого только можно сыскать в ближайших трех округах.

Радостная улыбка осветила осунувшееся было лицо Джоли, словно солнечный свет пшеничное поле ранним утром.

— Не хотите ли войти в дом и выпить чашку кофе, миссис Дейли? — пылко спросила Джоли, отступая в сторону и давая дорогу гостье.

— Просто Верена, — поправила дама, которая была старше Джоли. — Никогда не могла привыкнуть к соблюдению этих формальностей, мне всегда казалось, что это занимает слишком много времени. — Верена помахала у себя перед лицом рукой, едва переступила через порог. — Извините меня, дитя мое, но здесь слишком жарко. Лучше оставьте дверь открытой, пусть немного просквозит.

Джоли бросила обеспокоенный взгляд на дверь, ведущую в кухню. Там на столе лежал коричневый сатин, предназначенный для платья, на котором настаивал Даниель. И Джоли выполняла его пожелание, несмотря на то, что не хотела ходить в церковь и ей не нравился сам материал.

— О Господи! — только и ахнула она, бросаясь к двери кладовой. Когда вернулась оттуда, неся приличный кусок ветчины, который еще утром мужчины притащили из коптильни, Верена уже тонко нарезала хлеб для бутербродов.

— А мне как звать вас? — щебеча спросила Верена.

— Джоли, — едва слышно произнесла хозяйка дома, проверяя, как там ведет себя на плите кофейник. Она даже чуть застонала, когда, подняв крышку, убедилась что он совсем пуст.

— Так коротко и просто?

— Да, — ответила Джоли, заторопилась к двери и вылила остатки утреннего кофе в отхожую яму. Под ногами у нее испуганно заметались переполошенные куры, кудахтая и хлопая крыльями. — Да, просто Джоли.

Она вымыла, наполнила кофейник водой и возвратилась на кухню. Верена уже накрыла на стол и сейчас доканчивала сложную конструкцию, отдаленно напоминающую бутерброды. По крайней мере, Джоли разглядела в ней ломти хлеба, ветчину, масло и кое-что из приправ, вроде острой горчицы. Верена рукой отогнала муху, которая влетела в кухню, когда открылась входная дверь.

— А не Джозефина?

Джоли вновь метнула испуганный взгляд на часы. Ей представился неодобрительный взгляд Даниеля, когда тот войдет в свой дом, а обед не будет готов.

— Просто Джоли, — повторила она, но уже с чуть заметным нетерпением. К ее величайшему удивлению, Верена неожиданно схватила ее за плечи и с силой усадила в кресло.

— Присядь и переведи дыхание, дитя мое. Если ты будешь всякий раз с готовностью выполнять любую прихоть этого человека, стоит ему лишь щелкнуть пальцами, TO потом до скончания веков будешь горько жалеть об этом.

Все, что Джоли могла сделать, так это не вскочить на ноги, а остаться сидеть и слушать. Пусть у Джоли было подозрительное прошлое, но это не давало права Даниелю относиться к ней как к китайскому кули.

— Вы ведь не были ни на суде, ни на казни, — сказала Джоли, обращаясь к Верене.

А Верена тем временем поставила на стол бутерброды и консервированные груши, потом быстро проверила кофейник. Кофе был уже почти готов. В кухне было очень жарко, и обе женщины блестели от пота.

— Я, как и Дан, не нахожу особой радости в подобных вещах. Глазеть по сторонам в поисках праздных развлечений — это занятие не для тех, кому есть что делать. Я предпочитаю побыть в своем доме и возиться с фруктами и овощами, ну, еще помогаю поддерживать этот дом в относительном порядке.

Огород Даниеля Ломился от всевозможных овощей. Скоро они должны были созреть, и Джоли была полна решимости закатать в банки или засолить на зиму столько, сколько сможет. Но сейчас не это было первоочередной задачей.

— Я не удивляюсь, что вы так дружелюбны, — заметила Джоли.

— А ты не давала мне повода не быть таковой, — ответила Верена, когда снаружи донеслись цокот копыт, позвякивайте конской упряжки и мужские голоса. — К тому же Даниелю нужна жена. Он слишком долго был одинок, горюя по своей Илзе и утраченным детям.

Джоли опустила глаза и чуть прикусила губу. Скоро Даниель появится на пороге, покрытый грязью и потом, и ее больше всего волновало, как она посмотрит ему в лицо и не выкажет притом, сколь сильно нуждается в нем.

— Он, должно быть, сильно любил Илзе, — произнесла подавленно Джоли, потому что не забывала ни на секунду, как Даниель в согбенной позе стоял у этих могил под кленом.

— Слишком сильно, — ответила Верена, поправляя передник и наливая в чашки только что сваренный кофе. — Давай выйдем на веранду, может, там немного попрохладнее, — прошептала она.

Джоли была рада любому предлогу, лишь бы не оказаться лицом к лицу с Даниелем, поэтому она живо поддержала предложение Верены.

— Я видела, что ты шила, — неожиданно сказала Верена, когда они с Джоли вышли на веранду и расположились на удобных креслах-качалках лицом ко двору, огороженному частоколом, и зарослям цветущих чайных роз.

Полагая, что Верена, должно быть, заглянула в столовую, когда они проходили мимо нее, Джоли улыбнулась, наморщив носик.

— Коричневый сатин, — раскрыла она секрет и в следующее мгновение густо покраснела, сообразив, что ее гостья одета в платье из того же самого коричневого сатина, только цвет у него был потемнее, почти черным.

Верена хмыкнула и милостиво не стала заострять на этом внимание.

— Если украсить это платье люрексом и, может быть, несколькими лентами, то может получиться очень привлекательный наряд.

— Не думаю, что Даниель захочет, чтобы я хорошо выглядела, — несчастным тоном почти пожаловалась Джоли, глядя на безбрежный океан спелой пшеницы, окружающий дом. — Прошлой ночью он заставил меня спать отдельно, в соседней комнате, а утром Дотер рассказал мне, что Даниель был у … э-э… плохой женщины.

Когда Джоли набралась храбрости и смогла снова взглянуть на Верену, то заметила в ее глазах непонятное выражение.

— Ты очень проницательная молодая женщина, если влюбилась в Дана Бекэма. Господь никогда не создавал другого такого мужчину и, возможно, вообще больше на создаст.

— Но он же костолом! — воскликнула Джоли, от волнения чуть не уронив чашку с кофе, стоявшую у нее на коленях, но в последний момент успела подхватить ее.

— Он верный и преданный! — возразила Верена.

— Он ненавидит меня!

— Не думаю, что в таком случае он бы женился на тебе, моя дорогая. Я знаю Дана так же хорошо, как если бы он был моим сыном, и я точно тебе говорю, что он не тот человек, который бы позволил повесить молодую женщину на потеху толпе. И уж во всяком случае он не обязан был жениться на тебе, чтобы спасти тебя от виселицы. Он просто мог остановить всю эту процедуру и отправить тебя прямиком в Спокан в распоряжение федеральных властей.

Что-то бурное и сладкое взметнулось в душе Джоли, словно крошечный ураган, но все это длилось одно лишь мгновение. Ведь была же Пилар.

— У него есть женщина. Я ему не нужна.

— Нет, нужна, — спокойно возразила Верена, — хотя я допускаю, что он просто пока не осознал это. Но не надо осуждать его за то, что он такой, какой есть, Джоли. Множество людей совершают эту ошибку. Да, Даниель острый, как лезвие опасной бритвы, но где-то в глубине души он знает, что именно ты сможешь дать ему то, чего ему так хочется.

Джоли медленно отпила кофе.

— И что же это?

— Дети! — улыбаясь, ответила Верена. — Ему нужна орава сыновей, чтобы было кому передать хозяйство, и целая стайка дочерей, чтобы они надоедали ему своими пустяками, а он бы задаривал их подарками.

Для Джоли стало ясно, что Верена видит Дани-еля совершенно в ином свете, чем она. А если бы Джоли нужно было что-то предсказать, то она предсказала бы, что он юдождет, пока она отработает те пятьсот долларов которые он внес за ее освобождение, затем отвезет ее в Спокан и спокойно с ней разведется.

Верена поставила чашку с кофе на перила веранды и легонько дотронулась до руки Джоли.

— Дай ему время, — сказала она. — Даниель всего лишь простой фермер. Он понимает вещи постепенно и очень медленно. — С этими словами Верена поднялась и объявила, что пробыла в гостях достаточно долго i теперь ей пора домой. Она только простится с Даниелем и тотчас отправится обратно. Верена дошла кофе и вошла в дом.

Джоли продолжит сидеть на веранде, покусывая губы, затем вылиа остатки кофе под куст розовых петуний и снощ вернулась к своему шитью. Когда она убедилась, что Даниель все еще занят своей работой, Джоли быстро положила остатки ветчины и фасоль m сковороду и поставила ее на печь. Она высчитала, что если ее муж предпочитает очень плотный завтрак, то все последующие приемы пищи будут значительно уменьшены.

К тому времени как мужчины почти закончили свои сегодняшние дела, Джоли в соседней комнате тоже заканчивала свою работу над платьем. В дорожном сундуке она нашла люрекс и ленты и украсила ими платье, как посоветовала ей сделать Верена.

Услышав за дверью приближающиеся шаги, она затаила дыхание. УДотера была своя комнатушка в сарае, и ему не быю ровно никакой нужды подниматься по лестнице на второй этаж, значит, это мог быть только Даниель.

Дверная ручка легко повернулась, и дверь открылась. Муж Джоли остановился в дверном проеме, с головы до пят покрытый густой дорожной пылью. Его попытка смыть грязь только ухудшили дело.

— Ты разве не собираешься обедать? — нетерпеливо спросил Даниель.

Джоли поднесла руку ко рту, чтобы подавить смешок, затем решила побить Даниеля его же оружием. Окинув его суровым взглядом, строго сказала:

— Вы очень грязны, мистер Бекэм. Я была бы вам крайне признательна, если бы вы не заходили в дом в таком виде.

Пораженный, Даниель ретировался, не проронив ни слова, а Джоли ликовала: наконец-то она поняла, как с ним обращаться. Однако всего лишь час спустя она не была так уж в этом уверена. Джоли прошла на кухню, чтобы убрать со стола и помыть посуду после того, как Даниель и Дотер пообедали, а также поставить на огонь кастрюлю с фасолью. Однако на кухне был Даниель, который сидел в металлической бочке посреди кухни и мылся.

Джоли застыла на месте, не в силах отвести взгляд или просто повернуться и уйти. Она, конечно же, видела обнаженный мужской торс, когда жарким летом отец увозил ее в фургоне на Запад. Видела она это и когда работала в качестве прислуги в доме, где жили двое молодых людей. Но такого, что предстало сейчас перед ее глазами, она еще не видела. Она почувствовала себя так, словно кто-то выдернул пол у нее из-под ног и она падает в бездну.

Даниель же, напротив, казался абсолютно невозмутимым. Откинувшись в бочке, вздохнул и сказал, закрывая глаза:

— Не поскользнись: на полу вода.

Эти простые слова дали Джоли толчок, в котором она так нуждалась. С трудом оторвавшись от созерцания курчавых мокрых волос, густо росших на его крепкой груди, она пошла в кладовую за шваброй.

— Вы могли бы предупредить меня о том, что собираетесь принять ванну, — проговорила Джоли, вытирая мокрый пол и стараясь не смотреть на Даниеля, плескавшегося в бочке.

— Сегодня суббота, — заметил Даниель таким тоном, как будто это объяснило все. — Не принесешь ли мне еще горячей воды?

Джоли обреченно вздохнула и поставила швабру в угол, затем наполнила чайник кипятком и не глядя вылила его в бочку. Даниель издал протестующий вопль и высоко подпрыгнул, разбрызгивая воду.

— Черт тебя побери, женщина! — вопил Даниель. — Я не просил тебя выливать кипяток мне на живот и ошпаривать меня, словно петуха, которого собираются ощипать.

Выронив чайник, Джоли опрометью выскочила в ночь. Всякий раз, когда отец вот так же орал на нее, он всегда тут же прекращал, как только на глазах у нее появлялись слезы. Сейчас Джоли забилась под защиту колодезного домика, забравшись в самую его глубину, и рыдала, не сознавая этого, пока не заметила, что ее юбка насквозь промокла от слез. Ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Наконец она выплакалась и в последний раз промокнула почти сухие глаза.

Через некоторое время она услышала, что Даниель зовет ее. Страх ее улетучился, уступив место упрямству, и она не ответила. Она просто сидела в углу на глиняном корытце с водой, в котором охлаждались куриные яйца, и думала, как бы было хорошо, если бы ее жизнь сложилась по-иному.

Она представляла себя замужем за богатым, красивым, добрым и мягким человеком, который любил бы ее и выполнял любое ее желание. Ей представлялись шелковые платья, блестящие драгоценности, красивые экипажи, дворцы с колоннами, словно сошедшие с картинок из книг по истории Древней Греции, которые она видела. У нее была бы дюжина детей, и все они были бы одеты в бархат и говорили бы с ней только по-французски.

— Джоли! — Даниель был где-то поблизости, и по его голосу Джоли стало ясно, что терпение его на исходе.

Она вскрикнула, когда Даниель внезапно распахнул дверь колодезного домика, и внутрь ворвался лунный свет, заливая все вокруг чистым серебром.

— Не надо… — забормотала она, тщетно пытаясь прикрыть руками голову и грудь. — Пожалуйста… не бейте меня!

Даниель издал низкий горловой звук, и его большие руки сомкнулись у нее на талии, но он только притянул к себе Джоли и стоял так, прижавшись подбородком к ее прическе в виде короны.

— Никто здесь до тебя пальцем не дотронется, Джоли, — хриплым голосом пообещал Даниель. — Ни сейчас, ни потом.

Джоли повисла у него на руках, у этого сводящего ее с ума, сбивающего с толку человека. Она больше не могла козырять своим гордым пренебрежением, которое пыталась сохранить, сопротивляясь его натиску. Она прижалась лбом к его груди и взвыла от горя и отчаяния.

Даниель легко поднял ее на руки, вынес из ее укрытия и пошел к дому.

— Я никого не убивала, — жалобно рыдала Джоли, потеряв надежду, что этот человек поверит ей. — О, Даниель, клянусь, я не уб…бивала этого несчастного старика, и я ничего не знала о том, что Роуди и Блейк собирались ограбить банк»

— А теперь помолчи, — ответил на это Даниель, когда они поднялись по ступеням и прошли на кухню. Там Даниель притушил огонек керосиновой лампы и остановился посреди кухни, все еще держа Джоли на руках.

А ее причитания потихоньку перешли в едва слышные всхлипывания и шмыганье носом. Даниель чуть подумал и направился вверх по лестнице. Джоли поняла, что оказалась в его спальне, а не в той, по соседству, где провела вчера бессонную ночь. Даниель осторожно опустил девушку на залитую лунным светом кровать и стоял, глядя на нее, казалось, целую вечность.

Потом очень медленно начал расшнуровывать ее платье. И его пальцы уже не казались такими толстыми и неуклюжими…