Любовь на плахе (Невеста)

Айра Дженьюэри громко и грубо расхохотался и нагло оглядел Джоли с головы до ног, при этом все так же приторно улыбаясь.

— Ой-ой-ой, миссис Бекэм! Ну надо же, как мы заговорили! Совсем еще недавно вас осудили за разбойное нападение на банк и приговорили к повешению. А теперь вы стоите здесь и читаете мне мораль. Ну-ка признайтесь мне, такая разительная перемена произошла в вас благодаря вашему чудесному муженьку?

Краска снова прихлынула к лицу Джоли.

— Я не большая преступница, чем вы, мистер Дженьюэри. А теперь, когда пойман Блейк Кингстон, все скоро узнают правду о том, как все было на самом деле. — Хотя Джоли и была уверена в своей правоте, внезапно ей пришло в голову, что в этом еще надо убедить и остальных. Хотя бы потому, что Блейк может запросто все переврать и заявить, что она обо всем знала и была активной участницей ограбления банка. Просто для того, чтобы отомстить ей за свою поимку.

Джоли звонко щелкнула хлыстом для того, чтобы показать владельцу лесопилки, что он имеет дело с человеком не робкого десятка.

— Вы даром теряете время, пытаясь увести разговор в сторону, — сказала Джоли, призывая на помощь весь свой апломб, чтобы не удариться в позорное бегство.

— А собственно говоря, какая у вас ко мне просьба, миссис Бекэм? — самым сердечным тоном спросил Айра Дженьюэри, и Джоли, к своему дальнейшему унижению, осознала вдруг, что вокруг них стала собираться толпа любопытных. Если Даниель узнает об этом инциденте…

— Я требую, чтобы вы оставили мою подругу в покое. — ровным голосом заявила Джоли, не сводя глаз с Дженьюэри. — Если вы этого не сделаете, клянусь, я разделаю вас под орех.

Эта страшная угроза вызвала громовой смех собравшейся толпы.

Айра Дженьюэри ухмыльнулся и сделал шаг навстречу Джоли.

— По-моему, я добивался не той женщины, — сказал он противным голосом. — Это мне следовало стащить тебя с повозки Хобба Джексона, а не отдавать тебя Даниелю Бекэму.

Его намерения были настолько очевидны, что Джоли почувствовала себя по уши в дерьме. В воздухе снова просвистел хлыст, однако прежде чем он опустился на щегольские сапожки Айры Дженьюэри, чтобы заставить его поплясать, дав ему тем самым понять, как она относится к нему, сильная рука обвила талию Джоли и остановила ее.

Даже не оборачиваясь, она поняла, что это Даниель. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем она набралась мужества обернуться и взглянуть в разъяренные голубые глаза мужа. Джоли безвольно разжала руку, и хлыст с глухим стуком упал на дорогу.

— Ступай в фургон, — тихо, но властно приказал Даниель, указывая на повозку, остановившуюся на самой границе частной собственности Айры Дженьюэри. — Не выставляй меня на посмешище, ступай в фургон.

Своей оскорбительной настойчивостью Даниель не дал Джоли возможности просто подчиниться и хоть как-то сохранить самоуважение. Помимо всего, почти весь город снова собрался поглазеть на интересное зрелище, как и тогда, когда ее хотели повесить.

— Я не пойду, — высокомерно ответила Джоли.

— Ну и злючку ты заполучил, Даниель Бекэм, — фамильярно заметил Айра Дженьюэри, смело приближаясь, поскольку Джоли была обезоружена. — Однако, полагаю, объездить такую кобылку, должно быть, очень приятно, а?

Свирепый взгляд Даниеля метался с Джоли на Айру.

— Я буду благодарен тебе, если ты уберешься отсюда, — низким беспощадным голосом сказал Даниель. — Тебя это не касается.

— Я с удовольствием уйду, — великодушно согласилась Джоли, — если мистер Дженьюэри пообещает оставить Нан Калли в покое.

— Его обещания ничего не стоят, — ответил Даниель таким тоном, что Джоли поняла, что лучше бы ей сразу принести в жертву свою гордость и немедленно выполнить приказ Даниеля отправляться в фургон.

— Мое предложение предоставить Нан, то есть миссис Калли, приличные жилищные условия остается в силе, — сказал Дженьюэри. Теперь его глаза прыгали с Даниеля на Джоли и обратно. — Но, конечно, до тех пор, пока вы, миссис Бекэм, не примите такое же предложение и не станете моей экономкой. Я слышал, что Даниель собирается избавиться от вас. Это сохранит ему немало здоровья, не говоря уж о тратах на ваш отъезд.

Никогда в жизни Джоли не приходилось сталкиваться с такой наглостью и бесстыдством, но прежде чем она смогла что-то сказать, Даниель схватил Айру за грудки, поднял в воздух и сильно ударил о борт ближайшего грузового фургона.

Обретя способность дышать после такого удара, Дженьюэри натянуто улыбнулся.

— А не об этом ли ты говорил нашей несравненной Пилар, Даниель? — прохрипел Айра, вытирая пот ладонью. — Ведь у вас снова наладятся душевные отношения после того, как ты отошлешь свою нынешнюю молодую жену, не так ли?

Слова Айры вонзились в самое сердце Джоли, словно острые звезды. Она знала, что Даниель хочет избавиться от нее — он сам несколько раз говорил ей об этом, — но она и не думала, что об этом знает весь город и что он уже обсудил этот вопрос с Пилар!

Держа голову неестественно прямо, Джоли пошла прямо в фургон Даниеля. Притворяясь, что не слышит громкого шепота горожан и не видит, как они тычут в нее пальцем, она забралась в фургон и чинно уселась, расправляя юбку на коленях. В эту минуту горького разочарования она завернулась в чувство собственного достоинства, словно в коро-левскую мантию.

Даниель что-то еще сказал Айре Дженьюэри, — что именно, она не слышала, — затем быстро подошел и одним прыжком вскочил на козлы.

— Ну и зачем тебя сюда понесло? — спросил Даниель, когда фургон отъехал от шумной лесопилки. — Помимо того, конечно, чтобы выставить меня круглым идиотом.

Джоли закусила нижнюю губу, чтобы не зареветь в голос. Она так хотела хоть чем-нибудь помочь Нан Калли! Однако теперь понимала, что все ее действия были просто спонтанными. Она сначала делала, а потом думала!

— Я отказываюсь что-либо объяснять вам, мистер Бекэм. Как теперь оказалось, вы вовсе мне не друг.

— Ты права, Джоли… Я не твой друг. Я твой муж. И по этой причине я хочу знать, что заставило тебя устроить публичный спектакль.

Джоли передернула плечами и небрежно махнула рукой.

— Было бы крайне неразумно доверять вам, мистер Бекэм, — холодно сказала она. — Ведь вы, без сомнения, тут же помчитесь к Пилар, чтобы все рассказать ей, причем в подробностях, как старая сплетница-служанка. А там и весь город узнает.

Краем глаза Джоли заметила, как заходили желваки на скулах Даниеля.

— Айра Дженьюэри просто хотел разозлить тебя, — возразил он после томительной паузы. Затем, вместо того, чтобы повернуть домой, он остановился перед домом, где размещался офис начальника полиции. — Я ничего не рассказывал ни Пилар, ни вообще кому бы то ни было.

Джоли скрестила руки на груди.

— Тогда откуда же он знает, что вы просто горите желанием избавиться от меня? — в ярости прошипела Джоли.

Даниель вздохнул:

— Не знаю, Джоли. Может быть, кто-то подслушал наш разговор…

Джоли посмотрела на здание городской тюрьмы и задрожала, совсем как недавно, когда была приговорена к смертной казни через повешение.

— Только не думай, что я принимаю твое оправдание, — бросила Джоли. — Просто я принимаю это к сведению, вот и все.

Даниель остановил фургон и спрыгнул на дорогу.

— А мне не в чем оправдываться, — ответил он, снимая шляпу и вытирая пот на лбу рукавом рубашки.

Глаза у Джоли сузились, когда она смотрела на уродливое здание городской тюрьмы. На одной из стен были развешаны портреты разыскиваемых преступников и пропавших людей.

— Что мы здесь делаем?

— Начальник полиции хочет переговорить с тобой, вот и все, Джоли. — Даниель обнял жену за талию и помог ей слезть с фургона. — Не бойся, беспокоиться не о чем.

Только человек, который никогда не ждал, когда его вздернут, мог сделать такое замечание. У Джоли вспотели от волнения руки.

— Даниель…

Он ободряюще сжал ей руку и подтолкнул вперед.

— Я не оставлю тебя.

Начальник полиции оказался пожилым человеком с темно-синими глазами и одной, но очень большой веснушкой на лице. Он не потрудился встать со стула, когда в кабинете появились Даниель и Джоли. Он коротко кивнул Даниелю, гоняя спичку из одного угла рта в другой.

— Доброе утро, — буркнул хозяин кабинета. Джоли полагала, что охватившая ее паника слишком велика, чтобы ее можно было скрыть, но она все же постаралась и только прижалась к Даниелю, не отрывая глаз от двух зарешеченных камер.

— Присаживайтесь, — сказал начальник полиции Вилкокс, который по-прежнему обращался то-лько к Даниелю, словно Джоли тут и не было.

Вместо того чтобы послушно сесть, Даниель, к изумлению жены и блюстителя закона, стремительно обошел вокруг стола, схватил Вилкокса за шиворот и поставил на ноги.

— Мне нравятся мужчины, которые встают, когда в комнату входит миссис Бекэм, — тоном старого приятеля сказал Даниель.

Начальник полиции Вилкокс выглядел взволнованным, но он быстренько пришел в себя и тепло приветствовал Джоли:

— Доброе утро, мэм, — и настороженно смотрел, как Даниель снова обошел вокруг стола и встал за стулом жены, положив свою большую руку ей на плечо.

Наконец-то почувствовав себя в относительной безопасности, Джоли рискнула снова посмотреть в сторону тюремных камер. В одной из них, той, что была справа, сидел Блейк. Он вцепился в решетку и с каким-то странным блеском в глазах наблюдал за Джоли.

Страж закона прокашлялся перед тем, как начать, что можно было расценить как нервное волнение, затем снова уселся в свое кресло и принялся теребить коротко подстриженную бородку.

— Кингстон предстанет перед судом, как только приедет окружной судья, — сообщил он. — А вас я бы попросил рассказать, что вы знаете о нападении на банк и об убийстве.

— Я уже обо всем вам рассказала еще тогда, во время первого суда, , — резонно подчеркнула Джоли. — Но тогда никто из вас даже не слушал.

— Вы продолжаете утверждать, что не знали о намерении Кингстона и Флита ограбить банк?

— Да. Все произошло совершенно внезапно. Это был какой-то кошмар. Все, что мистер Кингстон сказал мне, это то, что у него в банке какое-то дело. Я должна была ждать снаружи и сторожить лошадей.

— Эй, Джоли-детка, а почему бы тебе не рассказать им всю правду? — закричал из своей камеры Блейк. — Ведь ты знала, что я собирался сделать. Нам нужны были деньги, тебе и мне, чтобы начать новую жизнь в Мексике.

Джоли проигнорировала Блейка так, как она проигнорировала бы назойливую муху.

— Теперь мы можем идти домой? — тихо спросила Джоли, оглядываясь на Даниеля.

Его лицо было таким же замкнутым, как ворота, охраняющие частную собственность, но он согласно кивнул.

— Мы уходим, — объявил Даниель.

На этот раз мистер Вилкокс вспомнил об учтивых манерах и мгновенно вскочил на ноги.

— Мы вас известим, когда окружной судья приедет в город, миссис Бекэм.

Джоли не удостоила его ответом.

— Она все врет! — снова закричал Блейк из камеры, едва Даниель пошел к двери. — Она врунья, воровка и убийца! Помни об этом всякий раз, когда поворачиваешься к ней спиной!

Даниель распахнул дверь и подождал, пока первой пройдет Джоли, затем вышел сам. На улице Джоли машинально вскарабкалась на сиденье фургона, подумав про себя, что полдень еще не наступил, а день уже испорчен.

По пути домой ни один из них не проронил ни слова. Как только они прибыли, Джоли тут же занялась стряпней, готовя обед для Даниеля и До-тера, и все время спрашивала себя, как же ее угораздило попасть в такой переплет.

После того как обед был съеден без остатка, а кухня вычищена до блеска, мужчины отправились по своим делам в конюшню. Джоли быстро поднялась по лестнице на второй этаж и проскользнула в небольшую комнатенку рядом со спальней. Ей сейчас больше всего хотелось растянуться на кровати и поспать хотя бы часок, но там, где не было бы никаких ассоциаций с ее нынешним днем и Дани-елем. Однако и тут ей на глаза попался сундучок Илзе, изготовленный из полированной сосны. Джоли открыла крышку.

Внутри она обнаружила платье, сохранившееся еще с тех времен, когда Илзе ступила в этот дом невестой. Джоли заколебалась, не зная, можно ли посмотреть, что еще лежало в сундучке. Джоли все же решилась и стала смотреть дальше. Она осторожно вынимала тонкие наволочки и кружевные чулки. Под одеждой внизу оказалась фотография Даниеля. На ней он был снят совсем молоденьким юношей, одетым в военную форму южан. Военный наряд очень шел ему, придавая солидности. Джоли заметила, что две верхние пуговички военного мундира были расстегнуты, а третья и вовсе оторвана.

Она дотронулась кончиком пальца до простодушного лица Даниеля, испытывая некое чувство родства с Илзе Бекэм, потому что та знала, что это такое — любить Даниеля. Отдавая ему свое тело, Джоли незаметно для себя отдала ему и душу. Она перевернула фотографию и прочитала на обороте: «Мой храбрый и любимый Даниель».

Осторожно отложив фотографию в сторону, Джоли принялась исследовать содержимое сундучка дальше. На этот раз ее пальцы наткнулись на нечто очень похожее на блокнот. Она развернула странный предмет и поняла, что это действительно блокнот. С таким ощущением, что она не вторгается в чужую жизнь, а читает письмо, адресованное ей самой, Джоли раскрыла блокнот и узнала летящий почерк Илзе.

Прочитав первые строчки, Джоли поняла, что перед ней дневник первой миссис Бекэм. Она захлопнула блокнот и хотела было отложить его, но потом открыла снова. Теплый сентябрьский ветерок слегка колыхал тонкие занавески в маленькой комнатке, доносил запах лаванды. У Джоли было такое ощущение, будто Илзе находится где-то тут, рядышком, может, сидит на краешке постели и задумчиво смотрит на дорогу.

Первыми словами, которые привлекли внимание Джоли, были: «Я рада, что не знала Даниеля, когда он был солдатом. Я бы не смогла пережить его потерю, если бы его поразила вражеская пуля».

Из-за того, что почерк Илзе был чуть витиеват, а сама Джоли и читать-то толком не умела, ей пришлось изрядно попотеть, чтобы разобраться, что там написала Илзе. Но Джоли была настойчива. Читая по кусочку то здесь, то там, она в конце концов добралась до того дня, когда умер первенец Даниеля и Илзе.

«Я не хочу жить, — писала Илзе, и вся ее тоска и боль были ясно видны в ее почерке. — Очень трудно поверить в то, что любимое существо может вот так внезапно исчезнуть из жизни. А может, то, что говорят о небесах, действительно правда? Может, когда я умру здесь, там я снова увижу мою ненаглядную малышку Евгению».

Тут глаза Джоли затуманились слезами, и она вытерла глаза рукавом. Она пролистала несколько страниц, надеясь найти записи о том, что помогло Илзе превозмочь беду.

«Я снова забеременела, у меня будет другой ребенок. Я сказала об этом Даниелю. Я знаю, что он страшно доволен, думая, что это в конце концов вернет ему его жену. Я не осмеливаюсь сказать ему, что я уже забыла, что это такое — надежда…»

Невыносимая печаль охватила Джоли. Она решительно захлопнула дневник и аккуратно уложила обратно все содержимое сундучка Илзе.

Когда Джемма и Хэнк приехали домой вместе с Дотером, лица их сияли от счастья. Джоли прямо в фургоне накормила их свежими овсяными лепешками и с истинным наслаждением выслушала их рассказ о школе. Хэнк восторгался тем, что узнал цифры, в то время как Джемму больше заинтересовали буквы. Она даже научилась писать слово «кот».

Это случилось за ужином, когда Даниель и Дотер оживленно обсуждали планы весеннего сева, а дети зевали над своими тарелками. Вдруг раздался громкий, нетерпеливый стук в дверь. Нахмурясь, Даниель встал из-за стола. Хэнк и Джемма побежали вслед за ним, когда он пошел открывать.

— Я слышал, что вы чуть не отхлестали Айру Дженьюэри сегодня утром, — неожиданно сказал Дотер и наложил себе на тарелку третью порцию. — По-моему, Даниель появился очень некстати.

Несмотря ни на что, Джоли улыбнулась.

— Кажется, мистер Дженьюэри здесь не очень-то любим, — ответила Джоли, вставая, чтобы проверить, как там ведет себя закипевший на печи кофейник. — Ну, за исключением разве что Пилар.

Дотер отрицательно покачал головой.

— Нет-нет, Пилар его тоже не любит. Однажды он даже подбил ей глаз! — Дотер нахмурился и откусил кусочек поджаренного хлеба. — А вообще-то мужчина не имеет права бить женщину, — неожиданно заметил Дотер с набитым ртом.

Нечего и говорить, что Джоли была с ним абсолютно согласна. Она расставила на столе кружки для мужчин и себя, затем разлила кофе.

Тут с другого конца дома до нее донесся шум голосов. Она разобрала голос Даниеля, а голос другого человека был ей незнаком. Еще ни о чем не зная, Джоли почуяла что-то неладное.

Когда через несколько секунд в кухне появился Даниель, выражение лица у него было очень торжественное. Впрочем, это было для Джоли не в новинку.

— Поднимись ко мне в кабинет, — обратился к ней Даниель. — Дети наверху уже собирают свои веши.

Внутри у Джоли все перевернулось. Ее даже зазнобило, хотя в кухне было жарко. Враз обессиленная, она обеими руками вцепилась в спинку стула.

— Что? — прошептала Джоли, испытывая такую боль от одной мысли потерять Джемму и Хэнка, как будто выносила их под сердцем. Но Даниель только жестом указал ей пройти в его кабинет.

В кабинете за столом Даниеля расположился красивый молодой блондин, который пил в это время бренди с такой жадностью, как будто в последний раз. Ему явно не мешало бы постричься, да и одежонка на госте была поношенная, но к этому-то как раз Джоли отнеслась спокойно. Уж она-то слишком хорошо знала, как легко могут складываться неблагоприятные обстоятельства.

— Это Билл Спрингер, — сказал Даниель.

Гость с сожалением оторвался от рюмки, однако же встал и приветственно кивнул Джоли:

— Мэм…

— Мистер Спрингер утверждает, что он дядя Джеммы и Хэнка.

Джоли уставилась на опустевшую рюмку в руке мистера Спрингера.

— И сейчас он пришел, чтобы забрать детей, — продолжила Джоли. В этот момент она поняла, какое страшное отчаяние и горе отражены в дневнике Илзе. Даже если бы Хэнк и Джемма были ее собственными детьми, и тогда Джоли не могла бы любить их больше. Потеря их окончательно подкосит ее.

ГЛАВА 17

— У вас есть какие-либо документы, подтверждающие, что вы действительно родственник этих детей? — Отчаяние сделало Джоли упрямой: Хэнк и Джемма были слишком дороги ей, чтобы отказываться от них без борьбы. Но больше всего ее возмущала явная готовность Даниеля расстаться с ними.

Мистер Спрингер пожал плечами и хохотнул, затем указал на свои волосы. Они были грязными от пыли, но Джоли сумела разобрать, что у волос был тот же самый оттенок, что и у детей.

— Ну что вы, никаких документов нет, мэм. Только это лицо и эти волосы. Посмотрите, и вы убедитесь, что мамочка этих сосунков моя сестра Шейли.

Джоли понимала, что он говорит правду, но все равно продолжала сильно сомневаться в искренности и серьезности его намерений.

— Мистер Спрингер, дети требуют большого ухода. Им нужны регулярное питание, чистая одежда и теплая постель.

Спрингер слушал Джоли, не отрывая глаз от бутылки бренди, стоявшей на столе Даниеля. Он облизнул свои обветренные губы, и его пальцы сжали пустую рюмку.

— Да, мэм, вы правы. Но семья есть семья. А дети и я — мы принадлежим друг другу.

Джоли открыла было рот, чтобы оспорить это положение, но Даниель молча положил руку ей на плечо, заставив замолчать.

— Сходи-ка лучше и погляди, как там собираются Хэнк и Джемма, — сказал он.

От перспективы прощания с детишками у Джоли перехватило горло, и она просто не смогла выдавить из себя ни слова — ни ласкового, ни злого. Она только молча кивнула и выскочила из комнаты.

Хэнк и Джемма были в своей комнатке, сидя, прижавшись друг к другу, на кровати. Джемма положила головку на плечо брата, вцепившись обеими ручонками в тряпичную куколку.

— Я удеру из фургона, — по-мужски упрямо сказал Хэнк. — Вам и мистеру Дану может понадобиться мальчишка для работы на ферме.

На секунду Джоли отвела горящие от слез глаза, затем опустилась на колени и, взяв каждого из малышей за руку, спросила:

— Этот человек, мистер Спрингер… вы его знаете? Он добрый?

По щеке Джеммы скатилась крупная слеза, но она не ответила и даже не взглянула на Джоли. Ответил Хэнк:

— Он такой же, как и отец. Любит выпить и приударить за женщинами. Я считаю, что он бросит нас через пару деньков. — Голос мальчика окреп и стал чуть радостнее: — Тогда, может быть, мы сможем с Джеммой найти дорогу обратно к вам. А потом мы оба подрастем и станем сильнее, и мистер Дан может рассчитывать на нашу помощь в работе на ферме.

Джоли проглотила комок в горле. Она повидала в своей жизни достаточно людей типа мистера Спрингера — ее собственный папаша был таким, — и потому она знала, что причины, по которым Спрингер хочет забрать детей своей сестры, вероятно, отнюдь не благородны. Не говоря ни слова, Джоли вскочила и поспешила обратно в кабинет.

Даниель все еще был там вместе с мистером Спрингером и, хмурясь, смотрел на то, как их нежданный гость опустошает уже не то третью, не то четвертую рюмку бренди.

— Мне очень жаль, — бодро солгала Джоли, — но Хэнк и Джемма не смогут уехать сегодня. Нам с мистером Бекэмом нужны еще некоторые доказательства — помимо цвета ваших волос, мистер Спрингер, — что за детьми будет надлежащий уход.

Джоли не осмеливалась взглянуть на Даниеля. Она могла только молиться, чтобы он согласился с ней, однако шансы на это были ничтожно малы, учитывая его желание вести спокойную жизнь одинокого человека. Вдобавок в чете Бекэмов не было ни в чем согласия — взять хотя бы сегодняшний несчастный эпизод на лесопилке Айры Дженьюэри, — к тому же у Джоли была причина считать, что Даниель гораздо больше заботится о некой проститутке, чем о ней, Джоли.

Спрингер пригладил пятерней свои спутанные волосы и заискивающе улыбнулся. Его поведение чем-то напомнило Джоли голодного пса, виляющего хвостом в надежде, что его покормят.

— Да, вы правы, мэм, трудно ухаживать за детьми, не имея в кармане ни гроша. Настоящий мужчина не может позволить себе так безответственно подойти к этому сложному вопросу.

Джоли всю передернуло, однако она постаралась сохранить спокойствие. Никогда в жизни она не придавала особого значения деньгам, однако именно сейчас она хотела бы быть богатой женщиной, чтобы иметь возможность дать взятку. Если она правильно поняла этого мистера Спрингера, то он намеревался продать детишек. Едва Джоли осознала это, как всю ее охватило радостное возбуждение и нетерпение.

Даниель вновь потянулся за бутылкой бренди и в который раз наполнил рюмку гостя, однако оставался все таким же спокойным и невозмутимым.

— Значит, вы предлагаете, — лениво и равнодушно сказал Даниель, — навсегда уступить Джемму и Хэнка… за определенную сумму. Я правильно понял?

Мистер Спрингер огляделся вокруг и заискивающе улыбнулся, снова напомнив пса-подхалима.

— Тут очень уютное местечко и, я вижу, вы добрые и щедрые люди. Да, сэр, моя бедная покойная сестра, будь она жива, была бы рада, что ее малютки подрастают тут в мире и благоденствии.

Даниель отвернулся, ничем не выдавая своих чувств, и Джоли заметила только, как слегка напряглись его плечи.

У самой Джоли от волнения и надежды сердце колотилось так, что ей казалось, будто стук его слышат и другие… И в то же время ей просто хотелось задушить этого наглого мистера Спрингера. Она открыла было рот, чтобы сказать ему все, что о нем думает, но Даниель послал ей такой свирепый взгляд, что Джоли тут же осеклась.

Даниель медленно выдвинул ящик стола, вытащил оттуда черный кожаный бумажник и извлек из него дваддатидолларовую банкноту. У Джоли от волнения перехватило дух. Она стояла ни жива, ни мертва, боясь, что все это ей только кажется. Или что она неправильно поняла намерение Даниеля.

Мистер Спрингер снова облизал языком пересохшие губы. Желание выхватить эти деньги и умчаться с ними так и выпирало из него.

— Запомните то, что я вам скажу, мистер Спрингер, — чистосердечно сказал Даниель. — Сегодня мы заключаем с вами сделку, которая будет действительна до совершеннолетия Джеммы и Хэнка. Если вы тем или иным способом вновь напомните о своем существовании или появитесь здесь, клянусь, вы об этом горько пожалеете. Вам это абсолютно ясно?

Спрингер подпрыгнул, выхватил банкноту, судорожно прижимая свою поношенную шляпу к груди. Уже в следующий миг он пятился к двери, но теперь уже вновь улыбался как прежде — приторно-сладко.

— Все ясно, мистер Бекэм, — торопливо ответил он. — Больше вы меня здесь не увидите.

— Подождите! — раздался повелительный голос Даниеля. Вряд ли кто мог бы не подчиниться ему, и уж, конечно, не этот мистер Спрингер.

— Да, сэр? — замер он у порога.

— Больше нет… э-э… других членов вашей семьи?

— Нет, больше никого нет! — заверил мистер Спрингер. — А папочка сосунков умер пару лет назад в Байлервилле.

Джоли уцепилась за мягкую кожаную спинку кресла, в котором Даниель любил немного почитать перед сном. Ее попеременно обуревали то печаль, то буйная радость. С одной стороны, ей было жаль, потому что Джемма и Хэнк потеряли отца, каким бы человеком тот ни был, а с другой, она ликовала, что Джемма и Хэнк останутся здесь.

Она обернулась к Даниелю, едва закрылась дверь за мистером Спрингером, и глаза ее были полны слез.

— Спасибо, Даниель!

Даниель не смотрел на нее.

— Не надо делать из этого далеко идущих выводов, миссис Бекэм, — предупредил он в своей суровой манере. — Я вовсе не собирался растить их и дальше, но и не хотел бы отдавать детей в руки такой дряни, как этот Спрингер. — С этими словами Даниель уселся в кресло и раскрыл бухгалтерскую книгу так спокойно, как будто обсуждал с Дотером цену на зерно. — Завтра занятия в школе. Проследи, чтобы они уже были в кровати.

Но его холодность не могла сдержать охватившее Джоли чувство счастья и облегчения. Она подскочила к столу, наклонилась и звонко поцеловала Даниеля в щеку.

— Я люблю тебя, Дан Бекэм! — сказала Джоли и только когда закрыла за собой дверь, осознала весь смысл только что сказанных ею слов. Щеки ее горели от смущения, когда Джоли, подобрав юбки, поднималась по лестнице, чтобы сообщить Джемме и Хэнку, что мистер Спрингер ушел.

Едва детишки услышали об этом, как Джемма мгновенно повисла на шее Джоли, покрывая ее лицо поцелуями, а Хэнк издал радостный вопль.

Джоли едва утихомирила детей, проводила их до туалета, потом проследила, чтобы они умылись и почистили зубы. Когда вечерние процедуры были закончены, Джоли расположилась в кресле-качалке возле теплой печи, посадив Джемму на колени. Хэнк уселся рядом на полу, скрестив по-восточному ноги.

Как только они уселись и застыли в ожидании ежевечерней сказки, Джоли рассказала им сочиненную ею самою длинную и интересную сказку о внешне грубом, но на самом деле добром великане, который жил один посреди леса. В самом начале сказки этот великан был раздражительным и очень одиноким, но в конце ее у него появились жена и двое детишек, которые души в нем не чаяли, и они зажили счастливо.

Уложив детишек, Джоли занялась собой. Она сидела у зеркала, расчесывая и укладывая на ночь волосы, когда в спальню вошел Даниель. Как обычно при его появлении, все ее чувства сразу же обострились, хотя Джоли притворилась, что не замечает его присутствия. Это, однако, не сработало, когда Даниель встал прямо перед Джоли и положил руки ей на плечи. Насупившись, он смотрел на нее с каким-то изумлением.

— Я не хочу любить тебя, Джоли Маккиббен, — после долгой томительной паузы сказал он хриплым голосом. — И никогда не полюблю. Но, думаю, пришло время нам обоим согласиться с тем фактом, что мы нужны друг другу.

Джоли чуть шевельнула головой, и по ее спине рассыпался целый водопад сверкающих золотых волос. От чуть прохладного ветерка, залетавшего в распахнутое окно, ее. соски отвердели и четко обрисовывались сквозь тонкую ткань ночной сорочки. Или это реакция на близость Даниеля?

— Что вы говорите, мистер Бекэм?

— Я хочу, чтобы ты оставалась в этом доме кем-то вроде компаньона. Ты будешь делить со мной ложе, и мы вместе вырастим всех детей, которых пошлет нам Господь.

Если бы все это не прозвучало как деловое предложение, Джоли запела бы от радости. Но поскольку это было именно так, она сочла нужным внести существенные оговорки.

— Послушайте, мистер Бекэм, у вас будет кто-то, чтобы готовить и убирать, — сухо ответила Джоли, поднимаясь на ноги. — Но вы никогда не захотите получить утешение и покой, который может дать только женщина. А что в таком случае получу от этого я, Даниель? И только не надо говорить о том, что получу кров, пищу и одежду, потому что это мне могут предложить сотни других мужчин.

Джоли вовсе не собиралась напоминать Даниелю о сегодняшнем скандальном предложении Айры Дженьюэри, но было уже поздно. Губы Дани-еля побелели от ярости.

— Я не знаю, что могу предложить, — в конце концов ответил он. — Мой дом, мою землю, мое имя… Больше мне нечего тебе предложить.

Джоли подумала о свадебной фотографии, все еще стоящей на каминной полке в гостиной, о регулярном посещении Даниелем могилы Илзе. Мягко, но отчетливо она сказала:

— Дан Бекэм, у тебя есть что мне предложить. Но я подожду, как хорошая фермерская жена, пока взойдут посеянные семена.

Глаза Даниеля невольно скользнули по ее наливающейся фигуре.

— Если ты когда-нибудь надумаешь уйти из моего дома, то оставишь моего сына здесь.

— Твоего сына, — повторила Джоли, отступая на шаг, — или, возможно, дочь. Но прежде чем я дам какие-либо обещания, мистер Бекэм, я хочу получить одно обещание от вас.

Даниель недоуменно вздернул бровь и подозрительно посмотрел на Джоли:

— Какое?

— А вот какое. Вы поклянетесь всем самым святым для вас, что и близко не подойдете к салунам и забудете дорогу к таким женщинам, как Пилар.

Муж слишком долго, как показалось Джоли, переваривал ее заявление, пока наконец начал:

— У мужчины есть…

— Только не надо мне говорить о том, что у мужчины есть потребности, мистер Бекэм! — свистящим шепотом прервала его Джоли. — Они есть и у женщин, и одна из них — это потребность верить собственному мужу!