Да, это была не Ата. Когда они вышли из-под укрытия деревьев, на открытое пространство, Аймик остановился еще раз и заставил свою спутницу повернуться так, чтобы Небесная Охотница осветила ее лицо.

В белом магическом свете Айрита показалась ему настоящей красавицей. Смуглолицая, светлоглазая – этого не скрывала даже ночь, – она смотрела на него чуть улыбаясь, явно понимая, что нравится, и радуясь этому. Заправленная в штаны рубаха из белой замши подчеркивала смуглость ее кожи. На поясе – не только женские мешочки (в одном, должно быть, хранится то снадобье, которым его привели в чувство), но и длинный, явно мужской кинжал. В правой руке – короткое копье. Молодая, невысокая, она выглядела сильной, уверенной в себе… Юный охотник, да и только. Это впечатление усиливала прическа, уложенная не по-женски, а по-мужски: конским хвостом.

«Ох! А я-то!» – подумал Аймик, невольно касаясь рукой своих засаленных, сбитых в колтун волос. – Кто ты? – Это не важно. Мы должны спешить.

Она махнула копьем, указывая путь.

– Почему ты спасла меня? – спросил Аймик через некоторое время. Он пытался не отставать, пытался не пыхтеть на бегу, но… плен сказывался. Быть может, и годы, но особенно плен.

– Потом… (Держись, Аймик, держись!)

– Плавать умеешь? – спросила Айрита, когда они вышли к реке.

– Да.

(Если не утону, значит, не разучился.)

– Это хорошо. Я кое-что припасла, одежда и оружие поместятся, а самим придется плыть.

Даже в двух-трех шагах коряги выглядели вполне невинно. И только совсем уж вблизи опытный взгляд мог понять, что это – искусно увязанный маленький плотик.

– Если бы ты плавать не умел, пришлось бы тебя на нем, а припасы бросить. А так…

Из-под корневища, прикрытого прибрежными кустами, появились два кожаных заплечника. – Ого!

– А ты думал? Я давно хотела тебя спасти, да только не было случая и словом перемолвиться. У этих… шестиногих, за такими, как я, глаз да глаз…

(Неужели она тоже пленница? Непохоже.)

– Я их лошадниками прозвал, – буркнул Аймик.

– «Лошадники»? Тоже неплохо… А позавчера узнала: тебя испытают и принесут в жертву. Сегодня, на заре. Ну, тут уж терять нечего…

– Так все же скажи, почему ты меня спасаешь?

– Потом, потом!

Они разделись, уложили одежду вместе с припасами и оружием на плотик и, держась за его край, медленно поплыли к противоположному берегу. Плыть оказалось легко, словно и не было этих долгих лет. Немного мешало одно… Аймик и сам такого не ожидал. Все эти унизительные годы плена он был один. И, признаться, даже желание пропало под конец, даже сны. А тут, почувствовав рядом женское тело… Хоть и в холодной предрассветной воде, но…

Айрита повернула к нему лицо и шутливо толкнула ногой:

– Не устал? Придется еще потерпеть.

– Кем ты была у них? Пленницей?

– Нет. Но не лучше.

Они шли в густом рассветном тумане, и Аймик не переставал удивляться тому, как уверенно ведет тропу эта женщина. Конечно, он не понимал смысла всех изгибов, всех неожиданных поворотов чужой тропы, на которой он сам был только ведомым. Но догадывался, что по крайней мере дважды они скрадывали след, готовясь к неизбежной погоне: один раз просто по дну ручья, и второй – резким поворотом до русла другого ручья и возвращением на прежнюю тропу по каменистому склону. Сам Аймик, бывший когда-то охотником (и неплохим – думалось ему), старался, как мог, но понимал: если они все же попадутся в руки лошадников, то прежде всего по его вине.

Когда беглецы остановились на вершине косогора, туман в низине уже почти растаял. В промытом свете раннего утра окрестности просматривались далеко и четко.

– Смотри, Северянин, – сказала Айрита, – мы уже почти дошли до границы земель Рода Пегой Кобылы. Дальше – земли детей Сайги, только нам от этого не легче: все они – друзья и союзники. Нам не только погони нужно будет опасаться. Гонцов во все концы разошлют; каждый рад будет нас поймать… Да и сговорились они все… насчет тебя… Ну да ничего. Как-нибудь проберемся. Земли Сайги малолюдны, особенно к северу. Обогнем понемногу, а там… Там уже предгорья – наши предгорья. Земли детей Мамонта.

Прищурившись, она смотрела в голубую даль, словно уже отсюда могла различить земли сородичей… Может, и в самом деле вон та дымка на горизонте и есть те самые предгорья, которых им необходимо достичь во что бы то ни стало?

Небесный Олень еще не добрался до вершины, а они уже углубились в земли детей Сайги, сумев избежать случайной встречи с охотниками. По-видимому, Айрита отлично знала местность, несмотря на то, что эта земля принадлежала не ее Роду. Они ныряли в лога, поднимались на всхолмия, проходили по скальным выступам. Время от времени Айрита замирала, прислушиваясь и вглядываясь в окрестности, затем следовал знак: «Дальше!»

Прячась за деревьями, они стояли на вершине холма, когда она вдруг схватила Аймика за руку:

– Смотри.

Далеко на равнине виднелась быстро движущаяся точка; приглядевшись, можно было заметить даже легкое облачко пыли. Аймик уже знал, что это такое. Всадник.

– Погоня?

– Нет. Гонец. Теперь зашевелятся и эти, – еще бы… У-у-у, говенные шестиноги!

Но это был особый гонец.

Онгр, военный вождь детей Пегой Кобылы, был в гневе и досаде. Но в еще большем гневе был их колдун. Восставший против Черного, три Рода объединивший, на все готовый – лишь бы истребить проклятых пришельцев. (А потом и Черного.)

…А если и впрямь чужак, Черным присланный, – Северный Посланец, пусть забирает его эта… Бессмертная и уводит куда ей угодно. Вместе с остальными. (Тогда можно будет и Черным заняться всерьез.) …Испытание. Оно должно было завершиться поутру, и вот…

– Смотри, вождь, смотри! – Колдун тащил Онгра за руку прямо к оскверненной пещере. – Да не бойся, табу уже нет. Его разрушил тот, кто похитил чужака.

– Бессмертная? – пробормотал Онгр.

– Как же – Бессмертная! — зло прошипел колдун. – Да смотри же ты… следопыт!

(Сородичи остались внизу; не видят и не слышат. Можно и не церемониться.)

…Ворсинки… Откатившийся камешек… А вот… даже след мизинца. …Да, сомнений нет. Не Бессмертная увела своего суженого, не духи его похитили, – человек. Но кто?

…Что это? Пальцы вождя сыновей Пегой Кобылы держали бивневую бусинку. Очень знакомую…

– Райгр! Сюда!

Сын его взбежал вверх по склону легко, словно по равнине. Мускулист, волосат, чернобород… Великий трахатель. Всем хорош, вот только…

– Отец! Ты меня звал?

– Да. Звал. Где ты был в эту ночь?

Райгр шмыгнул носом и ухмыльнулся во весь рот:

– Ну… как… В карауле, как должно.

– В карауле? И с кем же ты… караулил?

В голосе Онгра было нечто такое, что его сын, взрослый, крепкий мужчина, задрожал всем телом и рухнул на колени:

– Ласа приходила… И Мала… Отец! Что случилось?

– Случилось то, что чужак, которого ты караулил, исчез! И увела его…

Подвеска легла на дрожащую ладонь сына.

– Айрита! Блудливая сука!

– Блудливая? А ты сам? Ты когда спал с ней? Уж и забыл небось, если она тебе этого вонючего предпочла.

Райгр, по-мальчишески шмыгая носом, начал бормотать какие-то оправдания. Онгр прикрыл глаза, стараясь не слушать. Великие духи, как ненавидел он эти бормотания своего единственного сына-неудачника…

– Довольно! – сухо сказал он наконец. – Наши воины встанут на их след. Наших друзей я оповещу немедленно. А ты седлай своего Летучего и скачи к этим… как их… Скажи ее отцу, что сделала его дочь, твоя жена! С какой гнусью сбежала от нас. Скажи: не выдадут их обоих – война!

(Кто бы нибыл этот… с Севера, они выдадут их обязательно. Побоятся новой войны; поди, и от прежней еще не оправились.)

И вождь детей Пегой Кобылы тихо, сквозь зубы, рассмеялся.

С вечера они забрались в небольшую пещеру, хорошо укрытую зарослями колючего кустарника. Внизу шумела речка, неширокая, но быстрая.

– Все, отдыхаем, – облегченно выдохнула Айрита, сбросив на пол свой заплечник. – Переправляться будем перед рассветом.

Пока светло, Аймик прежде всего принялся с опаской разглядывать и ощупывать свои натруженные ноги… Нет, хвала Могучим! – вроде бы все в порядке, навыка долгой ходьбы не потеряли: ни потертостей, ни порезов. Только усталость.

– Ну как? – Айрита опустилась рядом на корточки.

– Порядок, – кивнул Аймик. – Дай-ка…

Она развязала один из своих напоясных мешочков, отсыпала себе на ладонь красноватый порошок и принялась втирать его в Аймиковы стопы. Живительное тепло проникало даже сквозь огрубевшую кожу, поднималось по ногам вверх… Аймик привалился спиной к каменной стене, прикрыл глаза и блаженно улыбнулся.

– Теперь вытяни ноги и посиди так. А я еду приготовлю.

Об огне нечего было и думать. Так что «приготовлю» означало достать из заплечника холодное мясо и олений жир и разделить на две порции. Да еще со всеми предосторожностями спуститься к речке за свежей водой.

Такие трапезы долго не длятся. Покончив с едой, Аймик решил все-таки хоть в чем-то разобраться:

– Айрита! Так кем же ты была у этих лошадников, если не пленницей? И почему бежишь? И при чем здесь я?

– Женой была, – невесело усмехнулась она. – Сына тамошнего вождя.

Аймик даже вздрогнул, такой нескрываемой злобой дышал ее ответ.

Из разговора выяснилось, что Род детей Мамонта, к которому принадлежит Айрита, и все те, кого он прозвал «лошадниками», – давние, исконные враги. Войны для них – привычное состояние, причем из обиняков и недомолвок – Айрита уж очень напирала на то, как малочисленны ее сородичи и как они беззаветно храбры, – можно было понять, что лошадники медленно, но верно оттесняют детей Мамонта на юго-запад, в горы. Все же войны не могут длиться вечно. От них устают, – как те, так и другие, – тем паче что, судя по всему, победы даются лошадникам очень дорогой ценой. Время от времени заключаются перемирия, торжественно именуемые «Миром до скончания времен». В действительности они кратковременны и непрочны, но все же и это – передышка. Последний «вечный мир», заключенный три года назад (как раз, когда я был пленен) решили усилить межродовыми браками. Айрита, дочь военного вождя детей Мамонта, была выдана за сына такого же вождя Рода Пегой Кобылы. По-видимому, новоявленный муж любил навязанную ему женщину ничуть не больше, чем она – его.

(Ха! Тоже мне мужчина. За отцовской спиной отсиживаться мастак да баб трахать. Хвастун и трус.)

Так ли оно было на самом деле, нет ли, – только эта пара явно не подходила друг другу. Айрита, оказывается, и в военные походы ходила вместе со своим отцом, и вражеские земли знала не хуже своей, потому, что многократно бывала здесь в разведке.

(– Но как же так? – дивился Аймик. – Ведь женщинам нельзя жить по-мужски. Духи разгневаются. – Наши духи не так строги, – смеялась Айрита.) А сын Пегой Кобылы, данный ей в мужья, по-видимому, и впрямь предпочитал иное…

– Ну а я? – вновь спросил Аймик. – Меня-то почему спасла?

(«Не из-за моих мужских достоинств, тут обольщаться не приходится».) Айрита удивленно посмотрела на него:

– Но… Ты ведь Северный Посланец, правда?

– Меня звали и так.

– Ну вот. А эти шестиногие клятву нарушили. Древнюю. Война не война – они тебя должны были к нам привести. Так твоя невеста сказала. Бессмертная…

(Ничего себе. Что все это значит?)

– …А тут… Даже войны не было, а они все равно тебя убить сговорились. Чтобы с нами, с детьми Мамонта, покончить. Хорошо, мне подслушать удалось…

Аймик невольно прижал руку к груди, с такой силой билось его сердце. Он ничего не понимал, но… Надежда. Немыслимая, невозможная надежда…

Незаметно подошла ночь, теплая и тихая. Разговор истаял. Не хотелось даже шевелиться, – на Аймика снизошли покой и умиротворение, такие неуместные здесь, на чужой и враждебной земле. Словно это вовсе не ему грозит смерть, словно он в безопасности, среди своих…

Небо на горизонте вздрагивало от сполохов дальних зарниц, не мешавших звездному свету. Небо не сердилось, не ворчало. Только где-то вдали плакала ночная птица.

И Небесные Братья смотрели в пещеру… Аймик вздрогнул, почувствовав женскую ладонь на своем плече.

– Давай ложиться. Отдохнем как следует; завтра, может быть, придется потруднее, чем сегодня.

Тонкая оленья шкура покрывала невесть откуда взявшееся ложе из веток и сухой травы. Они легли рядом, и Айрита – красивая, юная, сильная, едва ли не в дочери ему годящаяся, – порывисто обняла спасенного ею седого, запущенного мужчину и горячо зашептала. Словно молодому охотнику:

– Северянин! Северянин! Айрита знает: тебя ждет Та-Кто-Не-Может-Умереть. Инельга. Но она потом, ее сейчас нет… Хотела бы – пришла бы сама… А тебя измучили, знаю… И я замучилась… Давай, а? Не рассердится Инельга; я же тебя у нее не отнимаю, только помочь хочу…

Айрита давно спала, но Аймик, прижимаясь щекой к ее плечу, и не помышлял о сне. Наконец-то он хоть что-то узнал об этой таинственной Инельге. Имя. Женское. Ждет его. Якобы… Так, значит, Дад лгал, и вовсе не к нему и не к его дочери шел он, Северный Посланец? Но почему же тогда ни Армер, ни Великий Ворон ни единым словом… Нет, пока лучше… Помолчать и не подавать виду, что об этой… (Как ее? «Не могущей умереть», так, что ли?) он до сих пор и слыхом не слыхивал.

«…Скорее, скорее, Летучий! Тебя эта стерва тоже седлала, и как это я позволил? У-у, ублюдок говенный».

Райгр изо всех сил молотит пятками своего коня. Летучий всхрапывает и косит глаз в недоумении: «Что с тобой, хозяин?» Но ускоряет бег.

Данбор, военный вождь детей Мамонта, чем-то неуловимо похожий на свою младшую дочь (несмотря даже на густую бороду!), с удивлением смотрел на приближающегося всадника.

(«Великие Духи, что еще стряслось у этих… шестиногих, что он так торопится? И кто это такой? Неужели…»)

Всадник приблизился настолько, что сомневаться уже не приходилось. Зять.

Данбор вздохнул. До чего все же не повезло Айрите с мужем. На первый взгляд – хоть куда мужчина. Охотник. Крепыш. А поближе узнаешь, – тьфу, да и только… И в кого он такой уродился? Не в отца, ясное дело; тот хоть и враг, да настоящий… Но все же что случилось?

Райгр осадил взмыленного скакуна, подскакав почти вплотную к сыновьям Мамонта, и самодовольно усмехнулся, увидав, как охотники непроизвольно дернулись. Эти… пришлые невесть откуда до сих пор не научились взнуздывать коней. Убивать – это да, на это они мастаки. А вот чтобы так, как они, исконные жители этих мест…

– Данбор, вождь детей Мамонта, приветствует Райгра, отважного сына Пегой Кобылы! Что привело тебя, о Райгр, любимый мой зять, в наши суровые края?

– Данбор! – начал было Райгр, даже не потрудившись слезть с коня. Однако, увидав, как посуровели лица мужчин, как напряглись их кулаки, сжимающие оружие, поспешил исправить ошибку и спешился.

Данбор невольно поморщился. От зятя за несколько шагов воняло грязным, давно не мытым телом, а вдобавок ко всему еще и чесноком. Взгляд брезгливо скользнул по отороченной мехом куртке-безрукавке – обычному одеянию сыновей Пегой Кобылы, по коротким кожаным штанам… Все грязное, замызганное, даже кожаные ремешки на груди завязаны как попало. И это сын вождя… И он еще попытался унизить сыновей Мамонта. Да самый последний из его воинов…

– Райгр, сын Онгра, вождя сыновей Пегой Кобылы, приветствует отважного Данбора, вождя детей Мамонта! – Шестиногий выпалил скороговоркой положенное приветствие. И сразу перешел к делу: – Данбор! Беда стряслась! Твоя дочь, что ты в жены мне дал, бежала от нас. Да не одна; пленника нашего с собой прихватила. И чем он только ей приглянулся, козел вонючий, – хохотнул Райгр. – Так вот, отец мой передать велел: мы, конечное дело, их переймем; никуда не денутся. Так чтобы ты не обижался потом. С ослушницами у нас сам знаешь как. Строго. Даром, что твоя дочь. Ну а если все же они до вас доберутся…

Данбор вскинул правую руку. И таким властным был этот жест, что Райгр поперхнулся собственным словом.

– Пусть Райгр, сын Онгра передаст своему отцу, великому вождю сыновей Пегой Кобылы! Нарушившая обет, данный у Священного камня, – мне не дочь! Похищающая чужих пленников – мне не дочь! Разрушающая мир между нашими великими Родами – мне не дочь! Сыновья Пегой Кобылы могут делать с ней все, что требуют их обычаи. Если же ослушница ступит на землю детей Мамонта, она будет схвачена и выдана сыновьям Пегой Кобылы. Вместе с вашим пленником. Живая или мертвая, – как того пожелает ее муж, отважный Райгр.

– Живая, конечно, живая! – во всю свою глотку расхохотался Райгр. – Да ты не беспокойся, Данбор. Переймем их, куда они денутся. И так уж и быть – не придется ей слишком долго мучиться; обещаю!..

Сыновья Мамонта долго смотрели вслед уносящемуся прочь всаднику. Никто не произнес ни слова. Все было слишком ясно. И слишком мрачно.

– Значит, так. К реке они пойдут этой ложбиной, никуда не денутся: справа все голо, не укрыться, слева – скалы, только шею свернуть. Будут отсиживаться где-нибудь – наши следопыты возьмут; они уже на хвосте… Только не будут, я эту дуру знаю. Так вот, вы трое – в самой ложбине схоронитесь. Только смотрите: там не брать. Пропустите и путь им отрежете, чтобы не улизнули назад. Остальные – здесь, в долине, но поодаль. Чтобы не увернулись к реке. А возьму я их сам. Сам! Тепленьких! Радостных! Здесь, у выхода, когда они уже решат: «Все! Спаслись!»

Райгр говорил возбужденно, захлебываясь слюной. Сыновья Пегой Кобылы и сыновья Сайги слушали молча, натирая свои тела красной охрой, как положено воинам. Им-то что? Он муж, его право решать. Только Энгр, силач, хмуро возразил:

– Слушай, Райгр! Ну к чему все это? Возьмем их там, в ложбине, – и пикнуть не успеют. Хочешь – ты первый!

Но Райгр замотал головой: нет, нет и нет.

– Здесь. Только здесь. Тепленьких! Радостных! Ни о чем таком уже и не думающих! Я сам! Только сам.

Ну сам так сам, о чем спорить?

Вот уже несколько дней, как им везло. Прячась днем в расщелинах и пещерках, огибая стороной враждебные стойбища и чужие охотничьи тропы, они медленно, в обход, но все же приближались к желанным предгорьям, заселенным сородичами Айриты. Их до сих пор не выследили. Погоня, очевидно, закружилась где-то в стороне, распутывая хитросплетения следа, переложенного женщиной-разведчицей, а сыновья Сайги, рыщущие наугад в беспорядочных поисках, то затухающих, то возобновляемых вновь, только мешали друг другу, только сбивали след. Аймик не уставал восхищаться хладнокровным мужеством своей нечаянной подруги, так ловко обводящей вокруг пальца бесчисленных врагов на самой их земле. Воистину, ей следовало бы родиться мужчиной.

Однако сама Айрита удачей не обольщалась, и чем ближе казалась заветная цель, тем настороженней становилась она.

А предгорья – вот они, уже совсем рукой подать. Один переход, много – два.

Аймик и Айрита дожидались сумерок, укрывшись даже не в пещере – в узкой и тесной щели, невесть как возникшей в земле, на вершине, поросшей колючей травой и мелким, но частым кустарником. Когда стемнеет, они спустятся вниз, в долину, еще принадлежащую детям Сайги. Только ее и осталось пересечь да переправиться через речку – и они спасены.

Айрита молчала. Она казалась встревоженной; о чем-то напряженно думала, покусывая травинку.

– Случилось что-то? – не выдержал наконец Аймик.

– Понимаешь, – не сразу заговорила Айрита, – сейчас самое опасное начнется. Погоня, след… Чепуха все это. Они знают: нам эту долину никак не миновать. И ждут. Наверняка ждут. А тут еще, как назло, Одноглазая Старуха не спит…

(Одноглазая Старуха?! Так, должно быть, они Небесную Охотницу зовут.)

– Так, может быть, выждать? – начал было Аймик и тут же в досаде прикусил язык.

– Выждать? Чего выждать? – невесело усмехнулась Айрита. – Они следопыты, можешь не сомневаться, наш след давно взят. Одноглазая, хоть и не в полной силе, долго еще не заснет. Будем ждать – как раз погони дождемся.

Но Айрита словно и не заметила его промашки или не придала ей значения. Она невидяще смотрела на пляску пылинок в розоватых вечерних лучах, льющихся сквозь узкую щель, время от времени чуть кивая в такт своим мыслям. Наконец отбросила замусоленную травинку и заговорила вновь:

– Все. Едим и спим. Выбираться будем перед рассветом. Они нас ждут, значит не спят. Притомятся…

Голос Айриты едва заметно напрягся. Она прекрасно понимала: надеяться на такое глупо. Их поджидают не мальчишки – мужчины, следопыты и воины. Но если они не пройдут, если этот обрюзгший, неуклюжий Северянин (Великие Духи! Неужели и впрямь именно его ждет Та, Бессмертная?) попадет к шестиногим ублюдкам, если его жизнь окончится на их жертвенном камне…

Тогда не на что надеяться, тогда дети Мамонта обречены.

И, отбрасывая ненужные сомнения, Айрита тряхнула головой и улыбнулась:

– Ничего. Пройдем. Нам поможет Великий Мамонт. И Та-Кто-Не-Может-Умереть!

Одноглазая Старуха уже ушла в свое подземное жилище. Настало самое мрачное, самое опасное время. Ночная тьма была почти осязаемой, давящей, удушливой, – Айрите казалось, чти она явственно различает тонкий, едва уловимый, но неотступный запах тлена. От падали, гниющей где-то в стороне? Нет. Отовсюду.

Странно. Никогда прежде разведчица из общины Дан-бора не испытывала ничего подобного. Конечно, время ночного всевластия всегда тревожило, всегда навевало уныние. Но не так! Сейчас… словно они безнадежно заблудились в этом мраке (а ведь тропа хорошо знакома.) и не погоня, не засада страшны, а то, что мрак этот никогда не рассеется, никогда больше не придет рассвет.

«Великие Предки, да что же это?» – подумала Айри-та. Еще не хватало поддаться Маре, ослабеть, запаниковать и…

Неслышно, одними губами она зашептала заклинания. Вроде бы стало полегче.

…Пока все идет хорошо. Они уже обошли стороной две засады (Айрита и сама не смогла бы ответить, как удалось ей распознать мужчин, настороженно подстерегающих беглецов? Лань и та доверчиво подставляет бок под удар дротика, не замечая притаившуюся смерть.) Им осталось преодолеть только вон ту узкую ложбину, выводящую к речной излучине, а там…

(Хорошо, что Северянин умеет плавать. Но до реки еще нужно дойти.)

Айрита всматривалась в густые тени, такие неверные, такие зыбкие, вслушивалась в обманчивую тишину ночи, принюхивалась к легкому ветерку из ложбины – не повеет ли оттуда конским или мужским потом? Нет, кажется, все спокойно. И все же – ой как не хочется идти туда, в этот ненадежный мрак…

Не хочется, а нужно. И чем скорее, тем лучше. Ночь на исходе.

Коснулась плеча своего спутника: «Пора». С сомнением посмотрела на копье в его руках, и первая неслышно скользнула под угрожающую сень ветвей.

Они не нарвались на засаду. Самые глухие, самые удобные для перехвата места они прошли никем не потревоженные, не почуяв никакой опасности. Только ночная птица, едва не коснувшись крылом их голов, пролетела из мрака в мрак. Да неурочный крик горлицы, раздавшийся за спиной как раз тогда, когда кустарник уже начал мельчать и ложбина расступаться, открывая прямой путь к спасительной реке, заставил беглецов вздрогнуть. (Прошли? Неужели прошли?)

Ржание коня – прямо из мрака, – такое знакомое, и топот копыт, и торжествующий смех, и голос – тоже знакомый и ненавистный – оглушили Айриту.

– Ага, ненаглядная! Вот мы и встретились. Ну с этим пусть колдуны разберутся, а уж с тобой-то я сам посчитаюсь. Дома.

Оцепенев, Айрита смотрела на оскаленные в кривой ухмылке белые зубы навязанного мужа, ненавидящего и ненавидимого (мужа?Да разве был он ей мужем?), на костяной наконечник копья, направленный прямо в грудь.

А позади уже раздавались радостные крики тех, кто, конечно же, караулил там, в ложбине, кто пропустил их для того, чтобы…

(«Дома»? Да, я хорошо знаю, как поступаете вы с теми, кого зовете ослушницами! Вы распнете меня, голую, на земле, а потом…)

Словно въявь, в ушах возник долгий, не прерывающийся крик той несчастной… Она умерла только на вторую ночь…

В глазах мужа – торжество, ярость и вожделение. А совсем рядом – огромные, печальные глаза Летучего, ставшего здесь, у шестиногих, единственным ее другом. Вопреки всем обычаям детей Мамонта… С какой тревогой и печалью смотрит ее любимый конь.

Вскинув левую руку, Айрита издала тот самый крик, которым, бывало, понуждала Летучего совершать опасный прыжок. И, приветствуя ржанием знакомый призыв, конь взвился на дыбы, едва не сбросив седока. Копье неопасно взметнулось вверх, грудь и шея врага на миг открылись, и… БРОСОК!

Прянул Летучий в сторону и заржал в тоскливом недоумении: «Как же так? Вы, любимые мои хозяева, а тело одного бьется по земле, и удар нанесен другим! Как же так?»

А крики погони совсем рядом, и Северянин, кажется, уже вступил в бой.

Айрита подхватила копье, выпавшее из рук убитого ею мужа, и, развернувшись, бросилась туда, где сражались мужчины.

Аймик испугался. Не человека, нет, не того, что их все же настигли. Оскаленной конской морды, внезапно возникшей из темноты, – вот чего испугался он до судороги. Так и не привык… А сзади уже раздавались крики и топот бегущих ног, и он понял, что погиб… оба погибли…

Крик ворона прорезал ночную тьму. Стиснув едва не выскользнувшее из рук копье, Аймик резко обернулся навстречу бегущим врагам. Трое. Первые.

(«Разворот! Удар!Да боком же, боком! Отбивай – и древком в лицо!» Казалось бы, давно забытые уроки. Хайюрр… Эх! Сейчас бы не копье, а Разящий!)

Его явно хотели взять живым. Первый, вырвавшись вперед, попытался с налета зацепить Аймика за шею и бросить наземь, но, промахнувшись, сам наткнулся на копье. Перепрыгнув через раненого, Аймик оказался лицом к лицу с двумя другими врагами. Скрестились копья.

Выпадая, отбивая и нанося удары, Аймик радовался тому, что вот, оказывается, уроки не прошли даром… И он вовсе не так уж стар… И все же если бы хотели убить – убили бы уже. Скрутить хотят. И скрутят, – факелы и крики уже со всех сторон… Так нет же.

Крутанувшись на пятке, Аймик внезапно припал на левое колено, – и вот второй изумленно таращится на собственные кишки, из последних сил вцепившись в копье, нанесшее смертельный удар (словно это может чем-то помочь), и нужно извернуться и подхватить копье врага, и… ПОЗДНО!

Айрита оцепенела в изумлении. Чего-чего, но такой ловкости, такой прыти от своего спутника она не ожидала никак. Первого он заколол мимоходом, играючи, и сразу с двумя схватился на копьях, и те… ну никак. И где он только выучился этим приемам?..

Айрита увидела, как Северянин неуловимо ловким движением ускользнул из-под вражеских копий и мгновенно, с земли, достал второго. Но тут…