Вместо одинокой Тропы, ведущей к Могучим Духам, Аймик вместе с людьми Ворона встал по весне на одну из Бизоньих троп. Кайт был прав. Аймику казалось – никогда прежде не видел он подобной красоты. Тепло пришло как-то сразу, и поднялись травы, разные, пахучие, и тоже по-разному. Особенно одуряющие запахи шли на рассвете, когда сизый туман ложился росой и веяло прохладой. Аймик не вполне забыл еще давние уроки Армера, и вздрагивало сердце, когда с пригорка ли, из влажной ли низины вдруг веяло знакомым. Но делать травные сборы он и не пытался: здесь все иное, и кто знает – та ли сила здесь даже у знакомого стебля или корня, что там, на севере? Да и не приготовить их на кочевье, как должно…

Чем выше Небесный Олень, чем жарче, тем сильнее примешивается к травному аромату иное. Запах бизонов. Совсем не похожий на то, как пахнут мамонты… или лошадиные стада там, далеко… Новый запах, щекочущий ноздри, заставляющий сильнее стискивать копье…

Степь поет. На разные голоса поет; перекликаются между собой пригорки и лощины, звенит Небо, и Земля ему отвечает…

Вот сменились звуки, и Аймик уже знает почему. Запрокинув голову и прикрыв ладонью глаза, он смотрит на птиц, величественно плывущих в слепящей вышине. Орлы. Хозяева здешних небес. От них веет силой, могуществом; даже у него, человека, невольно вздрагивает сердце…

На закате спадает жара. Небесный Олень, спускаясь в Нижний Мир, прощально поигрывает своими неисчислимыми рогами, и странные, невиданные прежде цветы загораются в их отсвете, словно рассыпавшиеся по степи угольки. Люди Ворона готовятся ко сну, и он вместе с ними, уже почти как свой. На кратких привалах нет нужды в шалашах или чумах; густая трава лучше всякой лежанки, плащ заменяет одеяло, а кровом служат Черные Луга с бесчисленными следами Небесных Зверей.

На небесный луг вдвоем Мы с тобой тогда уйдем…

Аймик все больше вживался в кочевой быт людей Ворона, хотя многое в их жизни оставалось непонятным. Почему зимовавшие вместе разошлись по разным тропам? Ведь перед первой Большой Охотой снова сошлись… чтобы опять разойтись? И вторую Большую Охоту люди Кайта проводили уже совсем с другими. С инородцами, – так понял Аймик.

Не только краткие привалы были у них во время летнего кочевья. Вот – совсем как прошлой осенью – общинники ускоряют шаг, начинают весело переговариваться, показывают куда-то… а вскоре становится понятно: они пришли на то самое место, где останавливались и за год до того, и за два… и кто может сказать, сколько раз? Поправляются каркасы легких жилищ и обтягиваются новыми шкурами, очищаются от песка ямки – в них будут после Большой Охоты вываривать бизоньи кости, добывать жир. Наступил перерыв в странствиях, но, конечно, не такой долгий, как зимовка. Впрочем, это для мужчин, для охотников; женщины, дети и старики поживут здесь подольше, выделывая бизоньи шкуры, приготавливая запас мяса и жира.

Женщины своим делом заняты, а мужчины – своим. Они идут дальше, чтобы, встретившись с охотниками из Рода Беркута, организовать новый загон… Аймик пока не знает законов, управляющих всеми этими передвижениями, встречами, и разлуками, и новыми встречами. Но он поймет, обязательно поймет. И постарается сделать это как можно скорее…

Да, для него в жизни степняков многое непривычно. Взять хотя бы тот же Большой Загон. Аймик не новичок в этом деле: загонять мамонтов ему приходилось и на родине, вместе со своими собратьями, и после, с сыновьями Сизой Горлицы. Пока его не отлучили…

Здесь никто и не помышляет отлучать Аймика от общего мужского дела; здесь он никакой не Избранный, а будущий собрат. (Кажется, никто не сомневается в том, что осенью Аймик станет сыном Ворона и мужем Эланы. И сам он… надеется. Очень. ) Он рад, он старается. Но вот сама охота… Она и похожа, и не похожа на те Большие Загоны, в которых Аймику до сих пор доводилось участвовать. Там — целое стадо мамонтов направлялось огнем и шумом к краю высокого обрыва, у подножия которого и находило свою гибель. Обычно гибли все: от старых самцов до малышей мамонтят, не успевших и познакомиться как следует с этим миром. Здесь отсекалась только часть бизоньего стада: молодые самцы, пасущиеся в стороне от своих подруг, занятых в это время года малышами и потому нервных, неприветливых. Быков направляют в устье небольшой балочки, из которой нет выхода: впереди, в самой узкой части, завал из ветвей, земли и песка. Ревут в предсмертной тоске,

бьются, калечат друг друга попавшие в ловушку бизоны; им не развернуться, не уйти назад. А сверху летят копья и дротики. До тех пор, пока не смолкает мычание, не затихает вздрагивающая масса бизоньих тел, совсем недавно казавшихся такими могучими…

А там, в стороне, словно и не случилось ничего. Мирно пасутся бизоньи стада – не такие большие, как то нескончаемое, что видел Аймик прошлой осенью, но все же и не малые. Кто-то из оказавшихся ближе к роковой балочке отбежит в сторону да и снова за свою жвачку примется. Мыкнет корова, растревоженная криками, – и ну давай опять теленка своего облизывать… Все идет своим чередом, словно и вовсе не было никогда этих несчастных бычков…

– А почему все – быки? – спросил однажды Аймик. – А самки, а телята, – их вы не берете?

– Берем, только не сейчас, – говорил Кайт. – Погоди до осени, когда телята жир нагуляют, в силу войдут, – тогда и до них дело дойдет. У них и мясо вкуснее, да и шкуры мягче. Элана тебе одежду смастерит. Свадебную. И шапку, такую, как все мы носим. А воро-новые перья для своей шапки ты сам добудешь; мы покажем, где и как…

Аймик улыбался. Он уже давно носил одежду степняков – ту самую, что Элана ему зимой смастерила. Он уже давно верил – почти верил, — что по осени станет сыном Ворона, мужем юной черноглазой степнячки, так неожиданно влюбившейся в него, чужака… Уж не за его ли рассказы о том, что им, степнякам, неведомо?

(Ата? Она оставила Аймика ради Хайюрра; нянчит сейчас, должно быть, его сына или дочь… Духи? Избранничество? Прав Кайт – чепуха все это.)

И Знаков никаких не было до сих пор, до самого разгара лета… Ну почти не было. Если не считать того, что случилось еще в самом начале Летней тропы.

Они остановились на ночлег неподалеку от какого-то мелкого озерца. Говорят, оно порой совсем пересыхает, – правда, не во всякое лето, да и то только в самую жарынь. Но тогда даже в середине дня еще чувствовалась весенняя свежесть, а к вечеру так настоящая прохлада. Аймик отошел от лагеря к озерцу, чтобы зачерпнуть воды. Оружие оставил у костра: все равно охотиться нельзя, а врагов здесь нет – так, по крайней мере, говорят сами степняки.

Небесный Олень, спускаясь в Нижний Мир, поджег кончиками своих рогов край неба у горизонта, и сейчас оно уже догорало. Над водой стоял странный туман, из которого гремело вечернее лягушачье пение. Время от времени всплескивала вода. Рыба, должно быть.

Аймик напился, наполнил водой бурдюк и уже собрался было уходить назад, к кострам, как вдруг особенно громкий плеск и бульканье заставили его обернуться.

По рукам и ногам пробежала невольная дрожь. Среди тумана, всего в трех-четырех шагах от берега, стоял Водяной: маленький, не больше локтя ростом человечек, одетый в мешковатую рубаху из чего-то непонятного, похожего на ряску, перехваченную на поясе стеблем кувшинки. Еще одна кувшинка красовалась на шее вместо амулета. На голове шапочка из той же ряски. Голое сморщенное личико в кулак размером могло бы даже показаться забавным…

Чувствуя, что не в силах двинуться с места, Аймик схватился рукой за единственный свой оберег из кости и шерсти побежденного им единорога. А человечек вдруг заговорил. Не разжимая губ: «Что это делает тут, в степи, Посланный за Край Мира? Там его ждут, Его место не здесь…»

Слова растворялись в тумане вместе с фигуркой… Судорога пронзила Аймика с ног до головы…

– Аймик! Эй, Аймик, что с тобой? Открыв глаза, он понял, что лежит на берегу и над ним склонился встревоженный Кайт.

– Я за водой пришел, смотрю – ты лежишь! Что случилось?.. ЗНАК?

Аймик ошалело оглядывался вокруг. Уже совсем стемнело… Надо же. Сам того не заметил, как задремал на берегу, и даже… и даже не зачерпнул воды. Он улыбнулся:

– Не Знак, нет. Просто… сон сморил ни с того ни с сего. Должно быть, перегрелся.

Кайтсоблегчением кивнул. Действительно, день был слишком жарок даже для них, степняков.

О своем сне не сказал никому. Сам решил: это не Знак. Мара — не больше. Настоящий Знак должен быть дан не ему одному; другие тоже должны увидеть и понять. И коль скоро настоящий Знак до сих пор не явлен, можно надеяться, что его и не будет.

До осени уже недолго ждать: лето за половину перевалило. Скоро, совсем скоро он, Аймик, обретет наконец-то настоящих братьев и сестер. И жену, конечно, – хорошую, совсем-совсем молодую, любящую. Такая не предаст. И дети у них будут… И вообще – все будет хорошо. Вот только почему-то эта мысль… не слишком радовала.

Это случилось, когда они, разделив добычу с сыновьями Беркута, возвращались после очередной Большой Охоты на стоянку, где их поджидали жены и сестры, дети и старики.

Аймик шел рядом с Кайтом, стараясь вслушиваться в его речь.

– Ну, теперь уж и совсем недолго, – говорил Кайт. – Пока мы по степи крутились, наши бабы прежнюю добычу в зимнее мясо, должно, превратили уже. Сейчас займутся тем, что мы принесем, а мы отдыхать будем. Потом пойдем к устью Праворучицы. Помнишь? Где мы тебя повстречали. Ее переплыть придется. Там у нас стоянка для осенних охот. Не у Праворучицы – у Широкой, по которой ты плыл… Остановимся, еще одну Большую Охоту устроим… А там и на зимовье, домой… Ты-то как? Что, надумал? – посмеивался Кайт. – Ну и правильно. Духи – они…

Аймик старался слушать, кивал в ответ, поддакивал. Но почему-то смысл слов Кайта ускользал от него. Их заглушал какой-то странный шум в ушах, напоминающий тот вечный рокот, что слышал он, стоя у Края Мира… Вот к этому рокоту прибавился тонкий, дребезжащий звон… Заколебался воздух, и прозрачные червячкиперед глазами сменились медленно плывущими радужными пятнами…

Аймик потряс головой, потер глаза. На мгновение вернулся нормальный мир, полуденная степь… – Да-да, конечно, – пробормотал он. (…Откуда здесь взялись прелые листья?) Мир сперва качнулся, а затем начал вдруг поворачиваться…

…От горизонта стеной – клубы черного дыма. Ветер несет его вместе с пламенем и жаром сюда, на него, на людей. В панике бегут бизоны, и люди сейчас будут затоптаны, еще до того, как…

…Горит степь. Неба нет, черно, и стена огня – уже вот она, совсем рядом. Нет спасения! Никому. К нему напрасно взывают, он ничего не может сделать…

– Аймик! Аймик, очнись!

Встревоженные голоса, склоненные лица сыновей Ворона. Кайт заботливо отирает его губы, бороду.

(Как же так? Ведь они все погибли, сгорели… Нет. ЕЩЕ нет.)

Аймик силится подняться. – Лежи, лежи!

Его удерживают заботливые руки; у его губ – край бурдюка. Вода тонкой струйкой льется в рот, смачивает пересохшее горло, попадает на лицо. Тепловата, но все равно – как хорошо. Он должен встать. И сказать им правду. Нащупав руку Кайта, Аймик приподнялся и сел.

(Сейчас, сейчас! Пусть голова перестанет кружиться…)

– Кайт! Нужно торопиться. Туда, на стоянку. И сразу уходить…

(Он на мгновение задумался. Уходить? А куда?.. Ну конечно же…)

– …Туда уходить, на север, за Праворучицу! Всем, как можно быстрее! Иначе беда! Огонь! Все будет гореть, все…

Аймик говорил сбивчиво, мешая и путая слова. Но по напряженным лицам сыновей Ворона видел: его понимают.

Да, его понимали, даже слишком хорошо. Степной пожар… Хуже несчастья и не бывает. Вот только прав ли этот чужак? Что может понимать в степных пожарах тот, кто впервые появился в степи всего лишь год назад?

Кайт вслушивался в обычный степной перезвон, принюхивался к нагретому воздуху, наполненному уже осенними запахами. Присматривался к дрожащему на краю степи мареву, к мирно пасущимся бизоньим стадам. Проводил взглядом стаю птиц… Ничего. Все спокойно.

– Аймик, с чего ты взял… – начал было он, но Аймик не дал договорить:

– Кайт, послушай! И остальные… Это у меня с детства. Странные сны; бывали ночью, и днем бывали, как сейчас… Все сбывалось! Всегда! Отец руку сломал… Сестренка утонула; я знал, видел! Потом давно не было ничего, и вот вернулось. Если не поспешим, конец всем. Никто не спасется. Никто!..

И Кайт решился:

– Слушайте все! Идем так быстро, как только можем. Все, что задерживает, бросаем. Шкуры, мясо – оставляем столько, сколько ходьбе не будет мешать. Потом доберем, на осенней стоянке… Он обвел взглядом сородичей, что-то обдумывая. – Гайто! Оур! Вы – лучшие ходоки, пойдете не с нами.

– А куда? – прошептал Оур, молоденький, круглолицый, розовощекий, – почти мальчик. Его большие черные глаза сияли от восторга: общине угрожает страшная опасность, и вот Главный Охотник посылает его с каким-то поручением.

– Пойдете к людям Беркута. Негоже не предупредить тех, с кем недавно делили охотничью удачу.

– К людям Беркута? – недоуменно переспросил Гайто, старший брат Оура. – Да нужно ли наше предупреждение? Ведь у них…

– Знаю: у них – Великий Ворон. Но ведь он мог и улететь, не так ли? А кроме того…

Кайт положил руку на плечо Гайто. Братья похожи друг на друга, но в старшем не осталось и следа мальчишеской мягкости и восторженности. Кайт посылал его в опасный путь не только из-за быстрых ног. Он знал: с тем, что предстоит сделать, этот спокойный, умелый, хладнокровный мужчина, привыкший обдумывать каждый свой поступок, каждое слово, справится лучше, чем кто бы то ни было. А младший… Пусть учится; предстоящая встреча пойдет ему на пользу.

– Кроме того, Гайто, я хочу, чтобы вы нашли Великого Ворона и попросили его прилететь на нашу стоянку.

Гайто вскинул брови. Его черные глаза стали особенно похожи на глаза Оура, но выражали они не восторг, а искреннее недоумение.

– Попросить… Великого Ворона? Но как? – Просто расскажи ему обо всем, что видел и слышал. – Кайт едва заметно кивнул в сторону Аймика. – И о том, что случилось сегодня. Он прилетит… если будет нужно. Или скажет Слово.

Аймик не знал, о ком говорит Кайт. Понял главное: его странному сну поверили, и община Кайта будет спасена… может быть. А что случится потом с ним, Избранным (да, все-таки Избранным), — не так уж важно.

Они стояли на высоком холме, уже по другую сторону Праворучицы, и смотрели туда, где двигалась сплошная стена черного дыма. Они все же успели спастись – все, вся община. Правда, из припасов удалось сохранить не больше половины, но это не самое страшное. Бизонов много, а сейчас их здесь будет еще больше; вон плывут, спасаясь от огня…

Отсюда, издали, казалось, что пожар движется медленно, но степняки понимали, что это не так. Промедли они сами хотя бы день, и… Разве что самые резвые смогли бы спастись… если бы, конечно, бросили остальных на страшную гибель.

– Праворучица может и не задержать огонь, – тихо сказал кто-то из охотников. – Если ветер… Может, уйдем за Широкую?

– Задержит! – уверенно возразил Кайт. – На этот раз – задержит. Ветер не наш, и он слабеет.

Да, ветер дул в сторону, но все равно до общинников доносился панический рев рвущихся к воде бизонов.

Аймик стоял в стороне от охотников. Он понимал: все кончено. Его, как чужака, или принесут в жертву, чтобы умилостивить Духов (быть может, того же Великого Ворона, кем бы он ни был), или отпустят на все четыре стороны. Искать Могучих.

Сзади послышались легкие шаги. Он обернулся. Элана.

– Аймик! – Она смотрела на него, не скрывая восхищения. – Аймик, ты видишь, от чего ты нас спас? Мы бы все сгорели, если бы не ты!

Аймик обнял ее, доверчиво прижавшуюся к его груди, но тут же ласково отстранил:

– Подожди, Элана. Мне нужно поговорить с твоим отцом.

(Зачем ждать? Пусть все решится прямо сейчас.) Не колеблясь, он направился к охотникам.

– Кайт! Сомнений больше нет: ЭТО – ЗНАК. Тот колдун все же говорил правду. Мне, Избранному, не стать вашим собратом. Вот и решайте, что теперь будет со мной.

Сыновья Ворона молчали.

– Ты собрался уходить от нас? – вдруг спросил Кайт. – Куда?

(Значит, его не принесут в жертву.) Аймик горько усмехнулся:

– Еще и сам не знаю. То ли и впрямь через Великую Воду поплыву, то ли отправлюсь искать Стену, что наш Мир огораживает.

Кайт задумался:

– Нет. Духи твои Знак-то подали, да Тропы тебе так и не открыли. Пойдешь с нами. На осеннюю стоянку. (Значит, все же…)

Кайт заговорил громче, так, чтобы слышали все общинники:

– Посмотри, Аймик! Вот люди, которые живы лишь потому, что ты был с нами. Так что же означает Знак, посланный твоими покровителями? Быть может, то и значит, что ты должен остаться с теми, кого спас.

– Ты не колдун и не можешь этого знать.

– Ты тоже. Но не в наших обычаях изгонять того, кто принес спасение. Так что идем с нами. Будем ждать.

– Чего ждать?

– Великого Ворона.

Он похож на человека, но человек ли? Трудно сказать; шепчутся, что он бессмертен. Женщин он не знает; во всяком случае, никому не ведомо, имел ли он дело как мужчина хотя бы с одной из них.

Какому Роду он принадлежит? Скорее всего – никакому. Но и безродным его не называют. Для людей Ворона он Великий Ворон, для людей Беркута – Великий Беркут, для людей Пятнистой Кошки – Великий Пятнистый Кот…

Он приходит (степняки говорят: «прилетает» – и верят в это) сегодня к одним, завтра к другим. Внезапно, без предупреждения. Надолго ли? Когда как. Порой на считанные дни, порой – на месяцы или даже годы. Он уходит так же внезапно, как и приходит. Иногда в другой Род, иногда невесть куда, и бывает – тоже на годы.

Он отвечает на вопросы (или не отвечает). Дает советы, говорит что-то важное (подчас сам, без просьб). Лечит (или отказывает в помощи). Отводит беду. Отгоняет злых духов. Разыскивает пропавшее.

Его боятся. Но считается, что Роду, с которым он кочует, способствует удача во всем. Во всяком случае, до тех пор, пока он не покинет этот Род.

В то лето Великий Ворон (как звал его Кайт и его сородичи) кочевал вместе с людьми Беркута. Кайт узнал об этом во время последней Большой Охоты.

Предостережение оказалось излишним: степной пожар миновал земли людей Беркута. Но Гайто и Оур скитались по их тропам в тщетных поисках того, кто был им так нужен. «Где можем мы повидать Великого Ворона?» – вновь и вновь спрашивал Гайто, встречаясь с сыновьями Беркута. – «Ваши охотники сказали нам, что он с вами». – «Великий Беркут? Да, он с нашим Родом, но не с нашей общиной. Кажется, он на верхнем становище». Приходили на становище, чтобы услышать от стариков: «Великий Беркут? Он с охотниками, на последнем летнем загоне. Там, где прошлым летом были и твои люди, – помнишь?» А там, у оврага, их приглашали на пир. «Великий Беркут был с нами; загон удался как никогда! Он сам благодарил духов-покровителей, а потом исчез. Улетел. Куда? Ты же знаешь, Гайто: его тропы от нас скрыты».

Мало-помалу подбиралась тревога, готовая смениться отчаянием. Так ведь и до самой зимы можно кружить по чужим землям. А что если Великий Ворон в другой Род перелетит? Что если уже перелетел? Или того хуже – скрылся на годы, как уже не однажды случалось?

Они сидели у ночного костра, готовясь ко сну. Оур время от времени поворачивал на углях бизонью лопатку, дар людей Беркута. Свежее мясо шипит, разбрызгивая сок, но, несмотря на аппетитные звуки и запахи, есть не хотелось, говорить тоже.

– Готово, – произнес Оур, извлекая из углей горячую лопатку с хрустящей корочкой. Гайто достал нож, сделанный из подогнанных одна к другой кремневых пластинок, вставленных в продольный паз деревянной рукояти.

Жевали мясо в молчании, время от времени передавая друг другу бурдюк с водой.

– Гайто! – не выдержал наконец Оур. – Ну сколько еще нам по чужой земле шляться да питаться подачками? Хоть бы на охоту попросились. А то ходим, ходим… Ясно же…

– Замолчи! – Гайто против своего обыкновения повысил голос. – Мужчина ты или все еще несмышленыш? Нас Главный Охотник за чем послал?

– Предупредить, – обиженно проговорил Оур. – Только и предупреждать-то их было незачем.

– «Предупредить», — передразнил его старший брат. – К Великому Ворону нас послали, вот зачем. И ты это сам прекрасно знаешь. Да, найти его нелегко, потому-то Кайт и поручил это нам, хорошим ходокам. Потому-то и задерживаться мы не можем. Даже для охоты… Ты мужчина? Вот и терпи.

Оур тяжело вздохнул и шмыгнул носом. Гайто подавил вздох. Ему было жаль младшего братишку. Его и самого уже давно одолевали сомнения. Но они сделают все, что могут. Если придется – будут искать его и до самой зимы.

– Промнись-ка лучше, – сказал он уже совсем по-доброму. – Хвороста поищи да бизоньего дерьма собери. А то ночи теперь прохладные.

Не говоря ни слова, Оур исчез в темноте, а Гайто, подбросив на угли немного топлива, мрачно уставился на заигравшее пламя.

…Хуже всего то, что охотиться в одиночку сейчас нельзя, – это Закон. Только вместе со всеми. Но для этого нужно задержаться хотя бы на несколько дней, покинуть свою Тропу ради охотничьих троп сыновей Беркута. А задерживаться они не смеют.