Михаил Григорьевич Шевелев был заметной фигурой во Владивостоке. Один из пионеров края, он занимался всякого рода промышленной и коммерческой деятельностью: содержал банковскую контору и ссудную кассу, организовал страховое общество, занимался продажей пороха, выделкой каната, производством спичек, снабжал весь Дальневосточный край сельскохозяйственными орудиями и, кроме того, был пионером культурного земледелия и скотоводства - его ферма Кангауз считалась образцовой и продукты с нее долго были лучшими в крае. А самое главное - он положил начало малому каботажу на Дальнем Востоке, купив и фрахтуя пароходы и организовав регулярные рейсы по Приморскому побережью и на Сахалин. Во Владивостоке господин Шевелев славился гостеприимством и добросердечием, а Ивашников хорошо знал его красавицу дочь.
      На небольшом пароходике, принадлежавшим японской компании "Ниппон Юзен Кайша" и совершавшим рейсы из Нагасаки по корейскому и китайскому побережьям, из Чемульпо на вторые сутки русские достигли Фузана. Обширная Фузанская бухта, защищенная от моря Оленьим островом, делилась высоким мысом на две части. На берегу западной части просторно разместился японский город Фузан, а к концу восточной прилепился корейский городишко Пусан.
      Сойдя на причал таможни, они наняли двух носильщиков доставить чемоданы в дом господина Шевелева и отправились вслед за ними.
      Небольшой участок земли и дом господина Шевелева находились в японском городе. Встретил он их гостеприимно, отвел две комнаты во втором этаже, предложил располагаться и отдохнуть с дороги, а сам отправился к своему торговому агенту американцу Смиту.
      - Часа через два-три я вернусь, - добавил он, - тогда и поговорим обстоятельно и не спеша.
      Ивашников и поручик Корн приняли ванны, переоделись в свежее белье, пообедали и в ожидании хозяина решили было прогуляться по городу, но тут услышали уверенные шаги. Хозяин вернулся скоро.
      Они удобно расположились в низких кожаных креслах в просторной комнате с широкими окнами на бухту и Олений остров, слуга принес кофе и японскую минеральную воду в высокой темного стекла бутылке и Михаил Григорьевич принялся расспрашивать их о положении в Сеуле и последних посольских новостях.
      Ивашников больше молчал; поручик Корн с изрядной долей сарказма рассказал о последних событиях и сплетнях, после чего изложил просьбу посланника.
      Шевелев поднялся, подошел к окну, задумчиво посмотрел на бухту, Олений остров, синевшие далеко на горизонте цусимские острова, обернулся и грустно заговорил.
      - Вы бывали во Владивостоке? Хабаровске?
      - Да, да, - кивнули Ивашников и Корн.
      - Тогда, без сомнения, обратили внимание на вывески торговых заведений на центральных улицах: Лангелитъе, Линдгольм, Конрад, Эльвангер, Кунст и Альберс, Тун-ли, А-но и множество других. Практически всю торговлю в Приамурском крае взяли в свои руки иностранцы. Почему так происходит? Относительно крупные купцы и предприниматели Владивостока Семенов, Старцев и я пытаемся широко внедрить русское имя и русские деньги, но здесь царят законы жесточайшей конкуренции, которую мы не выдерживаем. Средства наши ограничены, они уже вложены в различные сферы промышленности, торговли, банковского и страхового дела, но не приносят больших дивидендов. Семенов сейчас занят промыслом морской капусты и продуктов моря в Приморье и на юге Сахалина; Старцев, главным образом по семейной традиции, ведет чаеторговлю, месяцами пропадает в Тяньцзине; я пытаюсь наладить малый каботаж и рейсы по корейскому побережью. Промышленности как таковой, то есть широкой фабрикации изделий на продажу на Дальнем Востоке у нас нет и поэтому мы не можем наладить торговлю с Кореей. Да, покупаем некоторое количество скота, рис, чумизу, и все... Но, за недостатком средств, в весьма малых количествах. Тит Титычи и Пуд Пудычи, как иронически называют нашего брата-купца в России, вкладывать средства здесь не желают. Главная причина - на нашем Дальнем Востоке очень мало русского населения. Да и те, что есть, либо неповоротливы, обзавелись домишками, скарбом, семьями и с места их не сдвинешь, либо голь перекатная, умеют только горькую пить да на гармошке играть,
      И словно в подтверждение его слов где-то неподалеку весьма дурно заиграла гармоника, явно в нетрезвых руках.
      - Вот еще один русский, отстал от парохода, ходит ко мне клянчить денег и спускать их в японских трактирах.
      - Для рейсов по корейскому побережью и развертывания торговли в Корее мне удалось приобрести, с величайшим трудом, здесь и в Гензане, это недалеко от нашей границы, небольшие участки земли. Но участок в Фузане, вы сами видите, расположен очень неудобно, на крутом берегу, внизу у моря стоят корейские фанзы и, главное, в японском городе. Японский консул уже требовал продать дом и очистить пакгауз. А в Гензане мне предложили лишь узенькую полоску болота шагов в десять шириной и сто пятьдесят длиной. Я осушил болото и построил там дом и пакгауз для хранения грузов, но безраздельно распоряжающийся там англичанин - директор таможни, требует у властей снести мой постройки, так как они, якобы, мешают расширению таможни. Телеграмм моих на почте не принимают, ссылаясь на то, что телеграф испорчен, хотя это явная ложь. Мало того, японцы взломали пакгауз и разграбили все товары, а платить за них отказываются. У нас привыкли считать купцов лихими торгашами-выжигами. А мы здесь и первооткрыватели - вспомните-ка освоение Охотского побережья, Камчатки, Русской Америки, Сахалина; и основатели гражданских поселений - да хоть и Яков Семенов, без него, может быть, Владивосток так и остался бы военным постом; и двигатели просвещения, и патриоты и защитники российских интересов. Гляжу я на молодых людей с университетскими значками, коих множество сидит в конторе торгового дома Кунста и Альберса на Светланской и горько мне становится. На что себя тратят - вино, карты, женщины... А не отдать ли свои знания на пользу России, не вступить ли в борьбу с чужестранным купцом, который пользуется нашей косностью, леностью и невежеством?
      Видно было, что господин Шевелев горячо, ревниво переживает за медлительность, неповоротливость, да что там, за полнейшее равнодушие русских купцов не только к Корее, но даже к собственному Приморью.
      - Теперь об иностранцах в Корее. В Гензане, например, проживают несколько миссионеров - американцы, англичане и французы. Североамериканская пресвитерианская миссия была основана там двенадцать лет назад и, прежде всего, они открыли школу для детей и госпиталь, который корейцы посещают весьма охотно. В Гензане открыто японское консульство, буддийский храм, японская школа, три аптеки, три больницы, две почты, около трехсот лавок с различными японскими товарами, отель с бильярдом, японский ресторан и несколько трактиров. Молодой человек японец открыл в Гензане школу для корейских детишек. На свои деньги купил дом, парты и учебники, обучение ведет бесплатно. Вот он - патриот своего отечества, стремится расположить корейский народ к Японии. В Фузане и того больше. Он открыт для японцев уже лет двадцать и они построили здесь практически свой город. Японское население уже перевалило за пять тысяч и, кроме того, не менее восьми тысяч рыбаков ведут рядом промысел и постоянно заходят в Фузан. Японская полиция и большой, более двух сотен солдат, отряд японской армии превратили город в колонию Японии.
      Ивашников и Корн заметно приуныли, хотя все это не было для них секретом.
      - Но все же, Михаил Григорьевич, - спросил Корн, - быть может и не столь плачевны перспективы для России в Корее? Ведь дело это государственное, надо как-то искать возможности укрепления русских позиций, тем более что в части дипломатической мы сильно обогнали японцев. Да, они предприимчивы и способны, но ведь и мы не лыком шиты...
      - Уж коли дело государственное, - в сердцах ответил господин Шевелев, то и решаться должно на государственном уровне. Казне следует вложить средства, и не малые, в Корею, и создать, скажем, Русско-Корейский банк, не бояться субсидировать русских и местных предпринимателей и купцов, что не замедлит принести несомненную пользу. Японцы триста лет пытаются покорить Корею. Еще сегун Хидэеси в 1592 году завладел Фузаном и отсюда всей Кореей. Только с помощью Китая им удалось тогда спасти свое королевство. А через пять лет Хидэеси опять высадился в Корее и это нашествие обошлось королевству в двести тысяч погибших. Поэтому корейцы традиционно недоверчивы к японцам, но деловые соображение побеждают эмоции, и заморские наши соседи позиции здесь заняли прочные. Мало-мальски состоятельные корейцы, боясь быть ограбленными своими янбанями, вкладывают деньги в японские предприятия и торговлю, чем укрепляют их позиции, Недавно в японской газете "Дзиммин", а я слежу за дальневосточной прессой и плачу немалые деньги за переводы из японских и китайских газет, так вот, в "Дзиммин" промелькнула статья, утверждавшая, что Корея экономически уже представляет собою колонию Японии. Они вывозят товаров на пять миллионов иен, а ввозят на десять. Вот это торговля! А мы? Крохи жалкие, не более двадцати тысяч рублей, при том, что йена по стоимости равна рублю.
      Тут и Ивашников отважился задать Михаилу Григорьевичу вопрос. - А как вы оцениваете недавно приобретенную господином Бринером концессию на вырубку лесов в бассейнах Тумень - Ялу?
      - Не более, чем авантюра! - махнул рукой господин Шевелев. - Дело, если браться за него по настоящему, многомиллионное, а у Бринера таких денег нет. И компаньонов он себе во Владивостоке не отыщет. Кому как не мне знать возможности наших дельцов? Не потянуть Бринеру такое предприятие, решительно заключил Михаил Григорьевич.
      - Разве что перепродаст кому он концессию и погреет на этом руки, после небольшого размышления решил господин Шевелев.- Но и купцов ему придется искать не на Дальнем Востоке.
      Немало расстроенные вышли Ивашников с поручиком Корном на фузанскую улицу оценить, так сказать, положение своими глазами. Здесь царило восточное многолюдие и разноголосие. Легкие строения корейского и японского типов с черепичными крышами были густо увешаны всякого рода вывесками, исполненными иероглифами, почти всегда с английским дублем - парикмахерские, бакалеи, рыбные лавки, мясо, птица, пивные пабы, которые, впрочем, стоило заглянуть, оказывались крохотными тесными щелями с двумя-тремя столиками, ресторанчики, очень много чайных домиков с рисунками угодливо изогнутых гейш на витринах, аптеки, отделения банков, мастерские по выделке японских татами, корейских шляп, трубок, глиняной и чугунной посуды, мелкие лавчонки с широким выбором пестрых многоцветных вееров, зонтиков, бумажных фонариков, тигровых и барсовых шкур, костяных и фарфоровых статуэток, синих майоликовых ваз, восточных картин на рисовой бумаге и соломке, перламутровых пуговиц, больших розовых раковин и черте чего.
      Поручик Корн мигом выбрал на прилавке лавчонки длинный бамбуковый покрытый мелкой резьбой и лаком стэк с белой каучуковой рукояткой и кожаной петелькой на конце. Точно такой он видел у английского морского офицера на причале в Чемульпо и, судя по гримасе на лице, весьма ему позавидовал. Англичанин небрежно вертел стэк в пальцах и у Корна сразу получилось так же, словно он имел врожденную привычку.
      - Везде надо чувствовать себя господином и вести соответственно, процедил он сквозь зубы, - особенно среди азиатов.
      Он воспарил высоко и вид армейского прапорщика был ему явно не по душе.
      - Совершу променад, отдохну где-нибудь в чайном домике с гейшей, ночевать, возможно, приду к Шевелеву, - глядя в сторону сказал он и повелительным жестом поманил к себе стэком джинерикшу, дзин-рики-ся человек - сила -повозка, по-японски. Подбежал худой пожилой человек с глазами побитой собаки и лихо развернул свою легонькую двухколесную коляску с плетеным из золотистой соломки сиденьем между высоких колес. Поручик Корн, явно красуясь перед воображаемым кем-то, легонько, у рикши сразу напряглись мышцы, хоть анатомию изучай, вспрыгнул в коляску, постучал стэком рикшу по плечу и указал на вершину горы, разделяющей фузанскую бухту, с которой открывался прекрасный вид на море и окрестности и где были видны разноцветные вывески явно увеселительных заведений.
      Рикша напрягся еще, легонько качнул чуть просевшую в мягкой после дождя земле коляску и сперва тяжело пошел, вытягивая худую жилистую шею, а затем и натужено побежал. Сахиб Корн воздушно-божественно покатил, а Ивашников поплелся следом. Ему тоже захотелось полюбоваться бухтой с горы, очень удобной для размещения артиллерийской батареи.
      - Однако я уже совсем стал военным человеком, - с насмешкой подумал он о себе.
      Недалеко, метров на двадцать умчался богоподобный Корн, как вдруг колесо попало в покрытую грязной водой выбоину и коляска накренилась. Едва не потеряв равновесие на своем шестке, Корн покачнулся и, коротко взмахнув, ударил рикшу по спине стэком, видимо больно, потому что рикша, не ожидавший удара, схватился рукой за правую лопатку, выпустив оглобли коляски из подмышек. И сахиб Корн полетел спиной в грязь. Ивашникову лишь казалось, что все на улице заняты своими делами и не обращают на них никакого внимания. Многочисленные мужчины, женщины и дети мигом сбежались и подняли дикий гвалт, в котором отдельные слова были неразличимы, но явственно чувствовалась интонация ненависти.
      Без фуражки, с мокрой спиной и комьями грязи в светлых волосах, испуганный, с выражением ужаса и беспомощности в глазах, стоял Корн и над ним уже нависали кулаки.
      - Стойте, стойте, - закричал Ивашников по-корейски и кинулся защитить, даже не Корна, а мундир русского офицера. Он ткнулся во враждебную стену спин, а с противоположной стороны, что-то гортанно выкрикивая, к Корну пробивался японский полицейский с белым значком шестнадцати лепестковой императорской хризантемы на фуражке. Японца боялись и мигом перед ним расступились. Выражение лица Корна стало приобретать уверенность, спина разогнулась, но тут полицейский крепко ухватил его за рукав и бесцеремонно потащил к недалекому полицейскому участку. И поручик Корн опять сник. Ивашников заступил им дорогу, но полицейский отстранил его и, как мать провинившегося мальчишку, потащил Корна за собой. К нему на подмогу спешил еще один полицейский и, не устраивать же международный инцидент, пришлось пройти с ними в участок.
      Поручик Корн оправдательно лепетал по-французски, Ивашников пытался объясниться по-корейски, японцы-полицейские молчали по-японски и тут прибыл бог-спаситель в лице японского консула господина Като, как он сам представился им по-русски почти без акцента.
      Господин Като вежливо побеседовал с "представителями великой соседней империи", как он учтиво выразился, не торопясь рассказал, что пять лет провел в России, путешествовал по Волге, Дону, Черному морю, настойчиво рекомендовал до парохода и носа не высовывать на улицу и пообещал, чтобы не было скучно, прислать ящик пива. Пришлось проглотить.
      - Вы же, - обратился он к Корну, - обладаете характером слабым, легко возбудимым, но столь же быстро и теряете уверенность. Поэтому впредь тщательно обдумывайте каждый свой поступок. Не зная броду, не суйся в воду, - закончил он, приветливо улыбнулся и проводил до дверей.
      В сопровождении уже трех полицейских, один впереди и два по бокам, чтобы никто не обидел русских офицеров, как объяснил господин Като, были они препровождены в дом Шевелева и два дня до парохода просидели каждый в своей комнате.
      Часто вспоминал этот конфуз Ивашников, пытался читать, но ничего на получалось; овладеть собой не мог, ничего на лезло в голову, очень уж он переживал. Что думал поручик Корн он не знал, но уже в пути тот попросил не сообщать в миссии о происшествии.
      Ивашников отвел глаза, - Вы старший, вам и докладывать.
      Слева от русской миссии расположился Дипломатический клуб, в котором по субботам собирались практически все европейцы, живущие либо наведывающиеся в Сеул. Атмосфера клуба была самой свободной - разноцветные наклейки на бутылках в баре, постоянно звучащий фонограф, исполняющий модные в ту пору вальсы Штрауса, карточные столики, курительные комнаты с просторными креслами и широкими диванами, все это располагало к отдыху, завязыванию знакомств и вольному, свободному общению. Да и собеседников здесь можно было встретить весьма интересных. И, что немаловажно, попрактиковаться в языках. Речь в клубе звучала самая разнообразная, более того, можно было неплохо освоить и лингвистические особенности валлийцев, шотландцев, провансальцев, нормандцев, лотарингцев, пруссаков и мекленбуржцев; здесь соседствовали классический оксфордский, шутливая скороговорка лондонского кокни, ньюйоркский инглиш с богатыми анклавами певучего итальянского, живого идиш, чеканного испанского и резкого немецкого.
      Дипломаты высокого ранга - посланники, пожилые и, как правило, обремененные семьями, редко посещали клуб, но молодежь собиралась часто, и занятия в клубе находили по интересам. Приверженцы карточной игры садились за зеленые ломберные столики и обменивались лишь им понятными репликами, бильярдисты окружали два больших бильярда и здесь звучали резкие сухие щелчки ударяющихся шаров, любители острых вкусовых ощущений собирались в баре, а чаще в левой курительной комнате, куда бой приносил поднос с разноцветными бутылками и вазочкой льда; курили, смаковали напитки или их смеси и живо обсуждали события в мире.
      Ивашников не был частым гостем в клубе; ему была поручена, как коренному дальневосточнику, что ассоциировалось в предоставлении начальства с таежником, охотником и следопытом, оборона миссии от тигров!
      Вот так-так, воскликнет любой читатель. Что за бездна экзотики. Да и правда ли это - едва ли не в центре столицы государства и вдруг - оборона от тигров? И тем не менее - факт. После начала японо-китайской войны сельское население страны, страшась военных действий, не приступало к полевым работам и, собрав очень маленький урожай, испытывало такую нужду, что люди мерли как мухи. В стране царили голод и болезни, множество людей сбежались в столицу, надеясь покормиться здесь, но королевские закрома были пусты, а раздаваемые миссионерами бесплатные обеды не могли утолить голод всех страждущих. По корейскому обычаю покойников хоронят только через несколько месяцев после смерти. А до похорон их оборачивают соломенными матами к ставят вдоль полей, часто неподалеку от дома. Голодные собаки и дикие звери обгладывает покойников, а тигры, те вообще стали нападать на стоящие на краю деревень дома и поедать живых людей. В эту голодную зиму тигры повадились и в столицу, так что приходилось выставлять вооруженную охрану для защиты миссии от полосатых хищников.
      Тигра Ивашников пока ни одного не убил, даже и не видел, но уже прослыл великим охотником и чувствовал к себе, особенно со стороны женщин, повышенный интерес. Купить шкуру тигра или леопарда в Сеуле не было проблемой, но женщины просили его подарить шкуру убитого им лично тигра и он, немало сконфуженный, отчетливо понимая, что это скорее игра, обещал, обещал, обещал...
      Этим вечером собрались в холле у камина, пили сухой вермут, целый ящик которого любезно презентовал клубу капитан стоявшего в Чемульпо итальянского парохода, и катили по наезженной колее.
      Олег Николаевич, для начала, рассказал байку о традиционном корейском способе охоты на тигров, чем вызвал всеобщий интерес.
      - Представьте себе , - по-английски рассказывал поручик, - двое корейцев собираются на охоту на тигра. Прежде всего они едят суп из сердца тигра, тигровое мясо или пьют бульон из костей этого зверя, чтобы стать такими же отважными и не уступать ему в силе и ловкости. Потом они одеваются в синие холщовые куртки, повязывают головы синим или зеленым тюрбаном с цветными бусами, прикрывают шею ожерельями из цветных бус, а на грудь вешают нитки с бобовыми зернами. Один из охотников вооружается длинным копьем, а другой - коротким. Зная примерно, где тигр может сейчас быть, они с величайшей осторожностью продираются сквозь кусты или подлесок, упрашивая зверя явиться перед ними, но не называя его по имени. При охоте на тигра нельзя ни в коем случае называть его по имени - это табу. Обнаружив зверя, первый охотник, вооруженный коротким копьем, строит зверские гримасы, ругается, плюется, всячески оскорбляет тигра, чтобы разгневать его и спровоцировать нападение. Потеряв терпение от назойливого обидчика, тигр бросается на него, но ловкий охотник направляет копье в пасть зверя. Пока тигр старается перекусить или выбить из рук охотника копье, второй охотник сзади тычет длинным копьем ему в мягкие части. Удивленный, более того, пораженный такой дерзостью, тигр устрашающе рычит, при чем широко разевает пасть. Первый охотник, пользуясь его оплошностью, вонзает копье дальше в пасть тигра и убивает зверя.
      Слушатели негромко похлопали в ладоши мужеству охотников и искусству рассказчика. Чуть дольше всех, на два такта, чтобы привлечь к себе внимание, хлопал редкий здесь гость - католический епископ француз Митель. Одетый в широкую лиловую рясу, с белым кружевным воротничком и выбритой тонзурой на макушке, он выглядел столь безобидно и домашне, хлопки его мягких ладоней звучали столь тепло и глухо, улыбка была столь сладкой, что он казался старенькой ласковой бабушкой, желающей всем добра хранительницей домашнего уюта. Память у него была замечательной и, раз познакомившись, он не ошибался в именах, даже и непривычных для уха европейцев и трудных в правильном произношении корейских.
      - С большим удовольствием выслушал я весьма занимательную историю о местном способе охоты на тигров, совершенно мне не известном, несмотря на довольно продолжительною знакомство со страной и обычаями, способе, без сомнения, достойном высокочтимого мною барона Мюнхгаузена. А не расскажете ли вы о предлагаемом неким русским столь же замечательном способе колонизации Кореи вашими каторжниками? Способ, увы, не нов, его с успехом использовали англичане и французы при заселении своих колоний. Вспомним освоение Австралии, Новой Зеландии, Тасмании, Новой Каледонии и других остовов. Но ведь Корея - это не остров и не ваша колония, не так ли? И что это - частная инициатива, или реализация замыслов императорского правительства?
      Ивашников почувствовал себя крайне неловко, да и Олег Николаевич смешался.
      Епископ имел в виду одиозного Савина, бывшего корнета, воспитанника пажеского корпуса, героя громких уголовных дел и судебных процессов в Париже, Лондоне и Берлине. Отбыв каторгу, он поселился в Благовещенске и принялся бомбардировать Приамурского генерал-губернатора проектами заселения Кореи ссыльнопоселенцами, сибирскими бродягами и преступниками. За эти "остроумные" прожекты было приказало освидетельствовать его умственные способности; он же через Владивосток пробрался в Корею и вновь обратился, уже к посланнику, со своим предложением. Ему было велено немедленно убираться , что он и сделал, перебравшись, по слухам., в Сан-Франциско.
      - Это не замысел правительства, - видя всеобщее внимание, в наступившей тишине ответил Олег Николаевич. - Автор столь нелепого, позорного и провокационного предложения - международный авантюрист Савин, о котором вы все должны помнить по его скандальным похождениям в Европе лет десять назад. С тех пор, несмотря на кандалы, он ничуточку не изменился. Наша же политика здесь - в Корее - нести свет учения, разума, культурного земледелия, забота об уничтожении эпидемических заболеваний и голода.
      - Оно бы и было прекрасно, однако факты говорят об обратном, - по прежнему благожелательно улыбался епископ Митель. - Возьмем свет учение. В Корее представлены миссионеры католики, пресвитериане, методисты, баптисты, а православного священника нет ни одного. Только католические миссионеры из "Общества иностранных миссионеров" основали здесь почти три десятка церквей, семинарию и два приюта для полутысячи воспитанников; обратили в христианскую веру более двадцати тысяч корейцев. Американское "Общество по распространению религиозной литературы" через своих эмиссаров продало, вручило, подарило почти сорок тысяч экземпляров религиозных книг - главным образом Библию. "Сеульский религиозный центр" заботится о приобщении к христианской религии, западной культуре и образу жизни столичных янбаней и чунъинов, в основном молодежь. Мы создали "Общество для поощрения женского просвещения" - ведь женщины не только хранительницы домашнего уюта, они главные воспитатели подрастающих поколений и на возделанную почву легко ложатся зерна христианского вероучения. Миссионеры создали колледжи по подготовка корейцев-учителей. Это и наши, католические колледжи, и основанные американцами колледжи Пэчжэ и Хальберта, и английские колледжи в Сеуле и на острове Канхва. Выпускники этих колледжей уже занимают ключевые посты в окружении короля и в министерствах. Но оставим этот вопрос, хотя говорить можно еще долго. Теперь возьмем культурное земледелие. На ваших российских, поистине бескрайних просторах отличной пахотной земли вы собираете позорно нищенские урожаи, там царствуют голод и вызванные им болезни и бунты. Чему же вы можете научить корейцев? А миссионеры и здесь преуспели. Тот же отец Бодунэ - приобщает людей к христианской религии, лечит их и учит правильному землепользованию. Миссионеры в Сеуле, Пхеньяне, Гензане, Фузане и других крупных городах содержат приемные покои с аптечками, а то и пусть небольшие, но больнички, в которые постоянно обращаются местные жители. Мы, миссионеры христианской религии, постепенно, ежедневно, ежечасно, ежеминутно завоевываем, покоряем и просвещаем молодые сердца и умы, создаем общества, такие как "Тоннип Хепхве" - "Общество независимости", "Общество для поощрения женского просвещения", "Сеульский религиозный союз"... Вы же, русские, кроме отряда солдат в Сеуле, не имеете здесь ничего. И вся ваша политика здесь напоминает рассказанную вами охоту с копьем на тигра...
      Через неделю король Кочжон, уступив домогательствам бесчисленных иностранных и местных ходатаев, вместе со своей ордой перебрался в собственный дворец. В русской миссии воцарили тишина и уныние.
      ГОЛЬШТЕЙН. БЕРЛИН.
      Недолгий июльский дождь принес некоторое облегчение от сильной духоты пасмурного дня, все окна были распахнуты и в комнату, вместе со свежестью зелени растущих под окнами цветов, близкого Тиргартена и прохладного ветерка доносился звонкий стук капели с крыши дома и бодрое чириканье лакомящихся червяками воробьев. Тугими парусами надувались палевые шелковые шторы.
      Они только что отобедали и, вольно расположившись в креслах, с наслаждением курили и потягивали привезенный в подарок хозяину дома князем Радолиным отличный шустовский коньяк. В конце месяца предстоял ответный визит императора Вильгельма II в Россию, и германский посланник Радолин прибыл в Берлин, чтобы обсудить все детали дипломатических акций, намеченных на время визита. На сей раз среди постоянных гостей на традиционном обеде по четвергам присутствовали не только старый приятель хозяина дома князь Радолин; забавлял гостей своими рассказами об экзотических обычаях далекого Востока посланник в Пекине Гейкинг, назначенный на этот пост благодаря усилиям своей честолюбивой супруги - довольно популярной писательницы, особе весьма бесцеремонной и напористой.
      - Закрытый Пурпурный город - резиденция китайского императора расположен буквально рядом с сеттльментом посольского городка, их разделяет только высокая каменная стена, так что прибыть к назначенному часу на прием у императора времени отнимает немного. Но бесконечно раздражает, буквально выводит из себя свойственная китайцам манера затягивать свои церемониалы, доводить их до бессмысленного однообразия. Так, например, они заставляют довольно долго ожидать начала церемонии в разбитых перед назначенным для приема дворцовым залом голубых шатрах, а затем подводят посланников, по порядку времени их аккредитации, к императору. На пути к трону полагается отвесить три низких поклона и затем произнести краткую речь. Но я решил, что должен быть с ними жестким, продемонстрировать мощь великой Германской империи. Идя к трону, я небрежно отвесил три полупоклона, чем едва не ввел в шок многочисленных сановников императора Гуансюя, а затем, сказав свою речь, повернулся и пошел не через боковые двери, а через средние, предназначенные для выхода императора, решительно пресекая попытку остановить меня. Более того, чтобы высмеять нелепый китайский обычай различать звания сановников по цвету шариков на головных уборах, пряжам на ремнях и нашивкам с изображением птиц и зверей на халатах, я велел китайским слугам в моей миссии носить белые, красные и синие шарики, чем вызвал сперва изумление, а затем и ярость китайских придворных, приравнивая их к уборщикам мусора, конюхам и садовникам.
      Граф Шлиффен поощрительно улыбался, князь Радолин старался сохранить невозмутимость, хотя на его лице и можно было прочитать недовольство нарушением общепринятых норм элементарной вежливости к обычаям страны пребывания, фон Хассе даже зааплодировал, восхищенный дипломатическим искусством германского посланника, но хозяин дома, барон Гольштейн все же заметил, что едва ли стоило демонстрировать пренебрежение к обычаям государства.
      Белый свет молнии на мгновение заполнил комнату, потушив свечи в бронзовых жирандолях, и высветив потно распаренные лица нетрезвых мужчин.
      - А как в целом сейчас обстоят дела германской империи в Китае, герр барон?
      - Кое-что достигнуто, кое-что, - не без самодовольства ответил Гейкинг. - Хотя, должен признать, в этом большая заслуга моих предшественников - фон Брандта и фон Швенцбурга и представителей германских деловых кругов в Китае. Главный способ усиления нашего влияния - это развитие торговли. Здесь мы еще значительно уступаем англичанам. Но стремимся утвердиться везде, где можно. Экспорт Англии в Китай превышает наш в пять раз, хотя по количеству представленных торговых фирм мы их уже догоняем. Англичане захватили ключевые рынки по продаже текстильных и металлических изделий, оружия и пороха. Нам же пока приходится довольствоваться главным образом мелочью, галантереей, в широких, впрочем, размерах. Политика здесь такая - захватить рынки, приучить китайцев к нашим дешевым, но хорошим товарам, после чего понемногу вытеснять англичан. Серьезных успехов уже добились "Северогерманский Ллойд" и "Бремер Ллойд", сумевшие скупить акции английских морских линий в восточно-азиатских водах и взять все каботажные перевозки в свои руки. Для этого они начали строительство речных пароходов в Шанхае, чтобы вытеснить из бассейна Янцзы англичан. Кроме того, Крупп обошел Армстронга на севере Китая и заключил выгодные сделки на поставки оружия местным провинциальным армиям. Вообще же, наша нынешняя общая слабость в Китае обусловлена, главным образом, отсутствием базы для военного флота. Пока наш флот полностью зависим от гонконгских доков, то есть от британской милости. А для того, чтобы бросить на китайский рынок громадное количество наших товаров, мы крайне нуждаемся в собственном Гонконге.