- Почему я не могу убить тебя?! - шипела она. - Ты должен был попасть в газовый барак, так почему ты жив?
- Пот и пепел! - вскричал Нецки и замахнулся на Багир палкой, но бригадир, вскочив, так ударила его кулаком в грудь, что старик упал. Что-то бормоча, он отполз под стенку и затих там.
Багир чашкой зачерпнула жижу прямо из лужи, отпила, сплюнула попавшую в рот траву.
- Тебе повезло, но ненадолго, Рупор. Такие, как ты, долго не живут. Я позабочусь об этом. - Она еще раз ударила Яна и, покачиваясь, вышла.
Снаружи, со стороны газового барака, донесся протяжный басовитый звук. Рупор лежал в темноте, боясь пошевелиться, хлюпая окровавленным носом. Что-то потерлось о его голову, вздрогнув, он оглянулся. Мерцающие ободья тележки были совсем рядом. С тихим шелестом Елена откатилась к стене. Ян, осторожно прикоснувшись к волосам, ощутил на них теплую слизь. Задохнувшись от страха, он стал хватать траву с пола и вытирать ею голову. Нецки произнес изменившимся голосом:
- Какой странный симбиоз. Когда-то я полагал, что тележки - выведенные панами биороботы, но потом узнал, в чем дело. Они аморфны. Паны упаковывают их в сетки, чтобы придать удобную форму, чтобы на них можно было ездить. И приделывают им колеса. Тела тележек очень чувствительны, остается только обучить их. Это как с лошадьми. Ты знаешь, что такое лошади, Ян? Укол шпорой в левый бок, укол в правый, натяжение поводьев, и лошадь шла туда, куда ты хотел.
- Она намазала мне голову своей жижей! - прошептал Рупор. - Зачем она меня намазала? Ты говорил, жижа жжет. Она сожжет мне всю голову?
- Кожу? Нет, вряд ли. Вот слизистая хуже сопротивляется ей. Жижа не попала тебе в нос? “Выжигает” - я имел в виду другое. Она не просто пьянит, она нарушает нейронные связи.
Утром Рупор обнаружил, что полысел. Череп стал гладким, как полированное черное дерево, и мальчик долго с недоумением тер ладонями затылок. Нецки, расхаживая по сараю и разбрасывая палкой траву, произнес:
- Елена Прекрасная полюбила Чернояна.
- Почему полюбила? - удивился Ян.
- Елена увидела, как Злобагир рвет волосы Чернояна, решила помочь ему. По-своему.
У насеста, пока Нецки чистил Омнибоса, Рупор стоял в ожидании приказов. Возле набитых костяной пылью пузырей собрались мужчины и несколько самых сильных женщин. Подошли бригадиры с Багир во главе, но Ян на них не обратил внимания - задрав голову, он смотрел вверх, где, овеваемые мутными потоками, в сторону города плыли чинке. Роговые панцири накрывали раздутые изумрудные брюха, сквозь полупрозрачную оболочку виднелись темные внутренности, по бокам свисали толстые, шевелящиеся на ветру отростки. На отростках болтались воздушные пузыри. Рупор стоял и смотрел, разинув рот, пока Багир не стукнула его в живот. Мальчик разинул рот еще шире, упал на колени, пытаясь вздохнуть. Бригадир спросила: “Куда делись твои волосы?” - и отошла, потирая руки.
Сзади донесся тонкий писк, все обернулись - сквозь туман к ним ползла гусеница. Между выдвинутыми до предела бритвенными пластинами стояли те, кого в Бра прислали из поселения Гор.
Прошелестев колесами, Елена Прекрасная остановилась рядом с Рупором. Нецки чистил неподвижного Омнибоса, бригадиры и поселенцы рассматривали гусеницу. Наклонившись к тележке, мальчик прошептал:
- Спасибо.
Елена качнулась и покатила к очищенному от налета пану.
За пластинами бритвенного периметра находились в основном старики, но когда гусеница проползла дальше, Ян увидел, что вся ее задняя часть заполнена детьми. Услышав громкое сопение, Рупор покосился на Багир. Та стояла рядом, тяжело дыша, и, не моргая, смотрела на детей.
Рупор бочком, стараясь не шуметь, отошел от нее и остановился возле пузырей. Наполняющую их костную пыль последние пару дней спешно собирали согнанные со всего Бра поселенцы. Работа была несложная, но кропотливая - некоторые кости не сгорали, их приходилось выбирать из пыли, чтоб не попали в пузыри.
Стоя на безопасном расстоянии от Багир, Ян наблюдал за ее лицом. Когда гусеница подползла к газовому бараку и, накренившись, втянула в себя часть пластины, чувства переполнили женщину. Багир всем телом подалась вперед и сжала кулаки. Глаза ее, почти вылезшие из орбит, впились в детей, которых гусеница сбрасывала в барак. Губы разжались, Багир что-то прошептала.
Газовый барак отличался от остальных построек, чьи стены поселенцы делали из облепленных глиной и грязью веток. Его доставили и установили паны. Барак сначала был маленьким, с мягкими стенками, но постепенно вырос и затвердел. Состоял он из жестких кожаных сегментов, плотно прилегающих друг к другу, с отверстиями, от которых в сторону города тянулись гибкие трубы.
Гусеница сбросила последних людей и пронзительно запищала. Сегменты сдвинулись, закрывая проход, покрытые слизью трубы напряглись и приподнялись, пропуская огненный газ. Багир издала хриплое “арх-х!” и зажмурилась в тот момент, когда, приглушенные кожаными стенами, почти неслышные крики донеслись из барака.
Против обыкновения, гусеница сразу не уползла в Гор, а встала возле поля костей и полностью убрала бритвенный периметр. Когда Омнибос высветил приказ, Багир перевела его, а Рупор прокричал, поселенцы стали складывать набитые костяной пылью пузыри на твердую широкую спину.
В тот вечер Багир, выпив три чашки тележкиной жижи, попыталась схватить Рупора за волосы. Не обнаружив их, бригадир вывихнула ему левое запястье и ушла.
Нецки бродил по сараю, шуршал соломой, задевал зигзагом низкий потолок и беспрерывно бормотал, а Ян лежал в углу и стонал. Елена подкатила к нему, пощекотала темя. Рупор увидел, что между прутьями сетки проросли две совсем маленькие, словно младенческие, розовые ручки с короткими пухлыми пальчиками. Ян сначала испугался, но ручки казались совсем безобидными. Он потрогал одну. На ощупь она была непривычно мягкой, совсем без кожи - просто густая розовая пена, принявшая форму человеческой руки.
- Как ты это сделала? - спросил Рупор. Елена, покачиваясь, гладила его по лицу.
- Становится холоднее, - произнес голос.
Ян, вздрогнув, посмотрел на Нецки. Старик теперь не расхаживал по сараю - присев на корточки, он скатывал между ладонями валик из загустевшей жижи. На полу, рядом с широким плоским камнем, горкой лежало еще несколько валиков. Нецки взял второй камень и несколько раз ударил им. Сумрак сарая озарил сноп искр. Валик из жижи вспыхнул, от него занялись другие, и вскоре на полу горел бледно-розовый костер.
- В жидком состоянии жижа горит еще лучше, - сказал Нецки.
От костра по сараю разошлось тепло. Мягкие ручки коснулись лба Рупора, погладили ухо, щеку.
- Откуда у нее это взялось? - повторил мальчик.
- А? - Нецки поднял голову, разглядывая Елену. - Довольно аморфная субстанция, не правда ли? Разве ты никогда не видел, как они делают это?
- В Бра давно нет ни одной тележки.
- Ну да, эта атмосфера для них губительна. Их жижа… я думаю, в нормальном состоянии они не должны выделять ее. Они медленно истекают ею и в конце концов умирают. Тележки могут выращивать вот такие органические манипуляторы вроде рук. Я даже знал одну, которая научилась говорить. Она много чего мне рассказала…
Рупор приподнялся, в свете костра разглядывая Елену. Прутья глубоко вдавливались в плоть и, должно быть, причиняли непрерывную боль. Тележка опять погладила его, а затем ручки начали медленно терять форму и втягиваться обратно.
- Сетка делает ей больно? - спросил Ян, подползая поближе к костру.
- Вся их жизнь на этой планете - сплошная боль.
Они помолчали, греясь.
- Вокруг есть что-то еще? - произнес мальчик. - Кроме поселений?
Нецки сел, поджав под себя ноги. Палку он положил рядом и обхватил себя за плечи.
- Еще есть город. Ты же слышал про город…
Из темноты, что царила за хлипкими стенами сарая, донеслось протяжное басовитое гудение.
- Ваш газовый барак, - пояснил Нецки. - Перекликается с другими по трубам. Или, может, подает сигнал Тамберлогу. Знаешь про Тамберлога? Нет, не спрашивай, я сейчас не буду рассказывать о нем. Он стоит… то есть живет на краю города.
- А что там еще есть?
- В городе? Сейчас ничего хорошего. Развалины, обжитые панами. Тебе мало лет, ты не знаешь, как было раньше. Но те, кто старше, они помнят… помнят другие места. Там, в городе, были музеи. Статуи, картины… Если когда-нибудь попадешь в один из них, увидишь, как выглядят эти другие места.
Ян уже понял, что внутри старика живут два разных человека. Одного звали Нецки, он выкрикивал бессвязные фразы, расхаживал везде с палкой и чистил своего пана. Нецки был не злой, но и не очень-то добрый, он мог походя ткнуть Елену зигзагом. Второй, имени которого Ян не знал и которого про себя называл Дядей, нравился мальчику больше - он не был таким равнодушным, как Нецки. А еще он отвечал на вопросы, хоть чаще всего и говорил в ответ непонятные слова. Нецки всегда был днем, а Дядя появлялся лишь в темноте, поздним вечером или ночью.
Хотя назавтра он неожиданно возник посреди дня, когда Рупор со стариком шли через Бра к полю костей. Дорогу им преградила большая лужа грязи, где лежали свиньи. Их детеныши барахтались, похрюкивая, толкали рылами друг друга и детей, которых сейчас трудно было отличить от поросят. Нецки только что шел своей обычной разболтанной походкой, а тут вдруг замер, во все глаза уставившись на играющих. Рупор тоже остановился. Вывихнутая рука все еще болела, мальчик прижимал ее к груди.
Маленькая девочка вскарабкалась на спину свиньи, с визгом скатилась по ней, встала на четвереньки и засмеялась, отплевывая грязь.
- Конец антропогена, - произнес голос Дяди из рта Нецки. - Великий бог Пан умер. Свиньи… Чем люди отличались от животных?
Ян посмотрел на него и непонимающе улыбнулся.
- Тем, что животные не задаются этим вопросом.
Старик помедлил, словно ожидая, что Ян поймет, и произнес со злостью:
- Ты хоть способен на эмпатию, а в остальном - такая же тупая свинья. Вы все теперь как свиньи. Как любые животные - следующее поколение такое же, как и прежнее. Твои дети, если они у тебя когда-нибудь появятся, будут такими же, как и ты. И все взрослые, даже бригадиры, они тоже не понимают. Я был антропологом. А Багир… думаю, только она понимает. И все. Только мы двое на все поселение, но я скоро уеду. Потому она и озлобилась. Одна зрячая среди сотен слепых. Паны уничтожили все символьные системы. Исчезла связь поколений, наследство, которое доставалось от предков. Еще несколько лет назад попадались те, кто пытался учить детей читать и писать, но их отправляли на газацию. Сейчас люди умеют делать только бараки из глины и миски для еды. Никаких артефактов, никакого искусства. Исчезла письменность. Даже на высохшей глине никто не выцарапывает рисунков. Для панов это главное - нарушить связь поколений.
Не поняв ни слова, Ян спросил первое, что пришло ему в голову:
- Почему паны злые?
- Злые? - Дядя оскалился, запрокинул голову к овевающим поселение Бра бесконечным потокам грязно-желтой крупы, сквозь которые в сторону города медленно плыла кавалькада увешанных пузырями чинке. - Злые! Паны не злы и не жестоки. Просто люди для них - лишь случайные всплески в обычной симметрии калибровочного поля. Разве человек жалеет глину, замешивая ее, чтобы построить стену барака?
Когда они подошли к полю костей, грязно-серой пустоши, усыпанной пеплом и обугленными останками, Дядя произнес:
- Непонятно. Зачем панам понадобилось столько костной пыли? Что-то происходит, только я пока не могу понять что.
Дядя исчез, уступив место Нецки, - замахав палкой и выкрикнув что-то вроде “смрадная дерьмокровь!”, старик убежал.
- Эй, черномазый! - к Рупору подошла Багир и уставилась на него красными от жижи глазами. Перекошенное лицо пылало едва сдерживаемым напряжением. - Завтра этот пан со своим чистильщиком уезжает отсюда.
Теплый ветер гнал по полю костей маленькие смерчи. Чуть покачиваясь в его порывах, низко над землей висело несколько чинке. Багир посмотрела на поселенцев, привязывающих к отросткам набитые пылью пузыри, на бригадиров, следивших за их работой, на Нецки, который приплясывал вокруг взгромоздившегося на тележку Омнибоса, и произнесла сквозь зубы:
- Ты едешь с ними.
Розовый костерок почти не грел. Багир на полусогнутых ногах пробрела через помещение и остановилась над Яном, отхлебывая из кружки.
- Завтра отбываете.
Ян молчал, баюкая правой рукой запястье левой.
Багир, качаясь, смотрела на него красными глазами Тележка чем-то тихо шуршала в углу.
- Ты хочешь уйти из Бра? - спросила бригадир без всякого выражения.
Рупор подумал, что Багир, напившись тележкиной жижи, совсем ничего не соображает. Он мотнул головой, зная, что любые слова, произнесенные его звонким голосом, вне зависимости от их смысла, вызовут злость бригадира.
- Такой маленький был, - прошептала вдруг Багир и свободной рукой наотмашь ударила Яна по голове. - В том поселении несколько коров, у них молоко, хоть и мало, но кормила…
Она упала на колени, отхлебнула из чашки, другой рукой попыталась вцепиться в его волосы, забыв, что Ян теперь лыс. Мальчик отшатнулся, начал вставать, но бригадир ухватила его за ухо и с силой притянула к себе. Рупор почувствовал смрад перебродившей жижи, идущий из ее рта.
- Паны тогда всякие опыты делали… - Она резко, всем телом, подалась вперед, лбом разбив нос Яна. Он охнул, в глазах на мгновение потемнело. Багир отхлебнула из кружки, свободной рукой обвила его шею и почти нежно прижала лицо мальчика к своей груди. - Согнали тележки, те напрудили большую лужу. Забрали его у меня, положили туда. - Багир все сильнее прижимала его голову, кровь из носа Яна растекалась по ее груди. - Пищал сначала, ручками размахивал, ножками. Порозовел весь. Я рвалась туда, в меня плюнули, в ногу, упала, ползла к нему. Он красный стал, скорчился, затих. Потом растворился в жиже совсем. Подожгли, и он сгорел…
Рупор заорал от боли, чувствуя, что нос вминается в череп. Багир оттолкнула его, опрокинула спиной на пол, он увидел над собой потемневшее лицо.
- Ненавижу детей! - выкрикнула Багир, занося над головой Яна кулак. - А ты никуда не уедешь! Лучше тебя убью, разобью череп, и все, лучше… - бригадир задохнулась криком, запрокинув голову, жадно припала губами к кружке. Взметнулся сноп искр. Багир, все еще с кружкой у рта, удивленно повернулась. Тележка, всосав в себя торчащий из костра конец палки, подняла ее и, разогнавшись, пнула горящим концом бригадира в висок. Зашипев, жижа вспыхнула, розовый огонь окутал кружку, сжимающую ее руку и рот Багир. Кружка покатилась по полу, женщина захрипела и упала на бок. Туго натянутая кожа щек озарилась изнутри алым светом. Багир, содрогнувшись всем телом и выгнув шею, издала громкий звук “Ым!”, потом еще и еще, сглатывая, пропуская огонь по пищеводу внутрь своего тела. Тележка начала подталкивать Яна, перекатывая его по полу к стене.
Утром Рупор чувствовал себя скверно и очень боялся гнева панов, которые накажут его за смерть главного бригадира. Но Дядя, на секунду выплыв из дневного небытия, произнес, что для пана человек - как кот Шредингера, он есть, но одновременно его и нет, он всего лишь издержка, квантовое недоразумение вселенной панов, так что смерть Багир им безразлична - после чего исчез, уступив место Нецки.
Старик ушел вместе с Еленой, а Ян еще долго лежал в сумерках сарая, рассматривая тело Багир под стеной. Наконец, выйдя наружу и приблизившись к насесту, Рупор увидел Омнибоса, застывшего над большой лужей грязной темной воды. Нецки и Елена стояли поодаль, и когда Ян появился, старик махнул на него палкой, призывая к молчанию. Ян приблизился настолько, насколько позволял страх. В черных шариках медленно кружились спирали, пан чуть покачивался на изогнутых, напоминающих коряги, темно-коричневых нижних конечностях. Приглядевшись, мальчик увидел быстрое шевеление в луже - множество толстых белесых червяков сновали из стороны в сторону, опускались ко дну и всплывали к поверхности. Одна из облепленных подвижными усиками трубчатых конечностей Омнибоса опустилась в лужу. Большой белый червяк скользнул к ней по воде, обвился вокруг усика и вдруг через невидимое Яну отверстие втянулся внутрь. За ним последовал второй червяк, потом третий. Спирали завращались в глазных шариках, пан медленно отступил, опять замер. Чувствуя тошноту, Рупор растерянно посмотрел на Нецки. Тот внимательно наблюдал за Омнибосом.
Пан высветил приказ, и Елена подкатилась к нему. Омнибос, выйдя из ступора, взгромоздился на тележку.
2
Путь от поселения до города они преодолели за день. Над их головами бесконечной вереницей плыли чинке, увешанные пузырями с костяной пылью; несколько раз мимо проползали нагруженные гусеницы - но больше никого живого они не видели.
- Что-то готовится, - бормотал Нецки. - Пот и пепел, что-то готовится!
Дул ветер, влажные потоки атмосферной крупы колыхались темными полотнищами, то почти скрывая окружающее, то расходясь, показывая топкие низины, широкую дорогу, силуэты домов впереди. Город приближался - полуразрушенные небоскребы, соединяющие их висячие коридоры и мосты все явственнее проступали в тумане. Непривычный к долгой ходьбе, Рупор шатался от слабости, но брел за тележкой и Нецки.
Неожиданно посреди дня пробудился Дядя. Ян увидел, что походка старика изменилась, он расправил плечи и поднял голову. Мальчик поравнялся с ним, глядя на могучую, покрытую мелкими пупырышками спину пана, тихо попросил:
- Расскажи про другие места.
- Какие другие места? - откликнулся Дядя.
- Ты говорил, что раньше были другие места. Что это - “другое место”? Что это значит? Оно не такое, как все, что сейчас?
Дядя произнес после долгого молчания:
- Паны переделывают планету под себя. Ты понимаешь, мы живем на планете, раньше она называлась Землей. Как бы объяснить ребенку… - Он взмахнул рукой. - Весь мир, все это называется планетой. Она находится в космосе. Космос - черное пространство вверху, за небом.
- Это что - небо? - спросил Ян. Дядя сморщился и покачал головой.
- То, что раньше было вверху. Большое, глубокое… Синее или голубое. Синее! Ты не знаешь, что это за цвет? В космосе много планет. Жители этой - люди. Паны пришли с другой планеты, стали хозяевами здесь. Я говорю “паны”, хотя вообще-то речь не совсем о них. Теперь они переделывают местную среду обитания. Ты заметил, в последнее время им не хватает тележек? Тележки вымирают. Но без них панам тяжело передвигаться при нашей гравитации. Может, именно с этим связано…
Пока он говорил, они подошли к крайнему зданию. Глаза Яна расширились, когда он осознал его настоящую величину и понял, что это огромный живой барак.
- Тамберлог, - сказал Дядя и превратился в Нецки. Улюлюкая и пританцовывая, он заспешил вперед, к остановившейся Елене.
Звук, подобный тому, который иногда слышался по ночам в Бра, но более низкий и мощный, такой, что казалось, будто его издает сама земля, разнесся над окрестностями, отражаясь от стен домов, гуляя эхом под арками и сводами мостов.
Источником его было сидящее между двумя небоскребами куполообразное существо, словно шатер из кожи, накрывающий огромный медлительный организм. У него не было ушей, носа или рук, но изборожденная глубокими складками темно-коричневая поверхность напоминала безглазое лицо - словно циклопический лик самого города, обращенный навстречу всем, кто приходил по дороге. Конечности Тамберлогу заменяли бессчетные гибкие трубы, в разные стороны тянувшиеся от его основания.
Опять прозвучал утробный вой, будто сопровождающий спазм километровых кишок, извергавших сотни кубометров нутряных газов. Над конической вершиной задрожало горячее марево, от Тамберлога разошелся жар, и трубы напряглись, приподнимаясь над землей.
Стены домов покрывал зеленоватый налет. Поначалу мягкий, со временем он превращался в панцирь, в твердую глянцевую поверхность такого густо-изумрудного ядовитого цвета, что при долгом взгляде на него начинали болеть глаза.
Дяди сейчас не было, а Нецки отказывался отвечать на вопросы о Тамберлоге, и Ян уныло плелся позади всех, разглядывая чинке, что бесшумно проплывали в вышине между стенами зданий. Было ни тепло, ни холодно, равномерно разлитый над землей грязный свет не давал теней; звуки, эхом отражаясь от стен, растворялись в нем и медленно гасли в отдалении.
Вскоре Ян увидел прилепившегося под крышей небоскреба пана. Гораздо крупнее тех, что жили в Бра, - тело большим темным пятном выделялось на фоне стены. Дальше виднелся второй, потом еще один, еще и еще… Паны висели, непонятно как удерживаясь на стенах, медленно переползали с места на место или “ночевали”, образуя целые гроздья там, где в проломах виднелись трубы, бывшие когда-то водопроводом.
Впереди открылся широкий проспект, тянувшийся между стен небоскребов, как ущелье посреди горных склонов. Рупор ускорил шаг, страшась потеряться и видя защиту в привычно-ужасном Омнибосе.
Возле его уха раздалось жужжание, Ян отскочил. Над тротуаром, стремительно взмахивая прозрачными крылышками, висела личинка гусеницы - извивающееся подвижное существо с острой мордой и длинным жалом. Такие личинки иногда появлялись в Бра, поселенцы предпочитали в это время не высовываться из бараков - жала были ядовиты. Ян заорал и бросился вперед, а личинка, пронзительно жужжа, понеслась за ним.
- Пот и пепел! - взревел Нецки, размахивая палкой. Личинка попыталась клюнуть Яна, тот присел и попал под колеса Елены. Что-то сухо клацнуло, раздался чмокающий звук. Незнакомый, очень тихий голос прошептал: “Не бойся”. Потирая бок, Ян привстал.
Личинка лежала, извиваясь, на земле. Ее тело пузырилось, быстро растворяясь в яде Омнибоса. Елена покатила дальше, к проспекту, Нецки, оглядываясь и помахивая палкой, заковылял следом. Из земли торчало жало - круглое утолщение у основания и тонкий, зазубренный, покрытый зеленоватой слизью кончик. В том месте, где слизь попала на землю, она исходила едким сизым дымком. Ян глянул на удаляющегося пана, обеими руками вцепился в жало, потянул, стараясь, чтобы руки не коснулись слизи.
Когда он догнал их, стало темнее. Ян и Нецки посмотрели вверх - впрочем, судя по изменившимся движениям, теперь это был Дядя. Над проспектом вознеслась арка моста, соединяющего два небоскреба. По ней медленно ползло несколько панов. А еще выше, над крышами города, там, где атмосфера густела и превращалась в жирную кашу, в хаотично движущуюся по воле воздушных течений напитанную влагой крупу, плыла колоссальная вытянутая туша. На ее поверхности что-то двигалось, изгибались толстые жгуты, красные бугры мышц то вспучивались, то опадали, и казалось, что с их медленными ритмичными сокращениями связано движение живого цеппелина.
- Мозг, - произнес Дядя хрипло, и Ян понял, что старик тоже впервые видит это. - Большая Голова. Один из их космических кораблей!
Проспект заканчивался развалинами, возле них стояло несколько панов. Омнибос сполз с Елены и приблизился к ним. Напустив целую лужу, тележка откатилась, дрожа всем телом. Она казалась изможденной. Ян схватил старика за руку, оттащил в сторону и зашептал:
- Она со мной говорила!
- Кто говорил? - переспросил Нецки, или, возможно, это был Дядя - сейчас Ян не мог понять, кто стоит перед ним.
- Елена, она мне сказала, чтобы я не боялся. Когда на меня напала личинка. Так тихо-тихо. Я слышал!
Старик оглянулся на панов. Хотя здесь не было никакого насеста, те принялись “ночевать” - сошлись вплотную и просунули конечности друг в друга.
- Ну и что? - произнес Дядя. - Я же тебе говорил, они могут научиться говорить. Возможно, она вырастила рот где-то под брюхом, чтобы пан не заметил.
Разочарованный тем, что старик так спокойно воспринял эту новость, Ян присел на корточки и спросил:
- А что там вверху было? Что такое корабль?
- Помнишь, я рассказывал тебе про космос? Это устройство для перемещения в космосе. Ну… как бы такой большой летающий барак. Он может двигаться от одной планеты к другой и внутри себя перевозить панов или кого-нибудь еще. В космосе нет воздуха, которым мы дышим. Звездолет создает для тех, кто летит в нем, подходящую среду и кормит их. Когда-то у людей были своим корабли, только мы их делали, а не растили. Так, как сейчас делаем бараки из глины и веток. Но паны не делают, только приспосабливают. Они даже не выращивают - органические машины, это было бы не так страшно. Нет, тут еще хуже - они превращают разумы в механизмы, понимаешь? Их корабль разумен. Это такой большой мозг, внутри которого можно жить. Для меня остается загадкой, как он перемещается. Может, как-то искривляет пространство… силой мысли? Это смешно звучит, да, Ян? Он опустился где-то за этими руинами. Пошли посмотрим.
Обойдя неподвижных панов, мальчик и старик углубились в руины. Это здание отличалось от других домов - полуразрушенные стены состояли из светлого, с красными прожилками камня. Здесь было много деревянных дверей и длинных коридоров. На стенах висели прямоугольные рамы.
- Музей, - произнес старик, быстро ведя Яна вперед. - Здесь можно увидеть, как выглядели другие места.
Перебравшись через гору мусора, они попали в просторную комнату с широким окном. Когда-то музей стоял на краю городского парка, а сейчас из окна, между полускрытых дымкой небоскребов, виднелся кратер с пологими склонами. Нецки вскочил на подоконник, рискуя свалиться, подался вперед, чтобы лучше разглядеть открывающуюся картину.
В центре кратера стояло огромное дерево из мяса и кожи. Массивный, весь в складках жира, ствол нес на себе изогнутые ветви, покрытые вздутиями, потеками и трещинами. По окутывающей ветви паутине клейких белых канатов двигались паны и гусеницы. Между толстых корней, будто впившихся в планету пальцев великанской руки, темнели отверстия - там что-то шевелилось, исчезало внутри ствола, выползало наружу. Среди ветвей, подобно маленьким дирижаблям, плыло бессчетное количество чинке. Некоторые были увешаны воздушными пузырями, а другие уже сбросили их: склоны кратера и дерево покрывал слой серой пыли, выплеснувшейся из пузырей, что, как бомбы, взорвались от удара о землю.
Красно-белая туша звездолета висела над склоном, наискось, как толстобрюхая, распухшая от редкой болезни рыба, в поисках корма уткнувшаяся ртом в океанское дно. От того места, где ее нижняя часть касалась земли, медленно расползалось коричневое пятно. Приглядевшись, Ян понял, что это паны - сотни, может быть, тысячи панов, покидающих звездолет.
В одну из ветвей ударила зеленая молния, белесые канаты заколыхались, ветвь озарилась ярким светом и погасла, впитав энергию. Тут же полыхнул еще один зигзаг. Там, куда попадали молнии, не успевшая затвердеть серая пыль ссыпалась, обнажая красноватую подрагивающую мякоть. К этому месту сразу подлетал чинке и сбрасывал пузырь.
Дерево с ветвями из плоти, покрытой сухой потрескавшейся кожей, и корабль, оболочку которого составляли исполинские мускулы и сухожилия, закрывали полнеба. Позади кратера дул ровный сильный ветер, на фоне покосившихся небоскребов, едва видных в желто-бурых крупяных потоках, живые машины панов являли собою экзотически странную, невозможную в земной гравитации и земных причинно-следственных связях картину.
Ян смотрел во все глаза и почти не слушал Нецки, бормотавшего непонятное.
- Это последний этап экспансии. Смотри, сколько их. Паны доставили сюда атмосферную фабрику. Видишь молнии? Энергетическая ирригация. Оно собирает энергию отовсюду. - Нецки закряхтел, неловко слез с подоконника и побежал обратно.
Ян выскочил из комнаты, слыша впереди удаляющиеся шаги, метнулся следом, через просторное помещение, через коридор… и налетел на что-то прозрачное.
На закрытое стеклом прямоугольное отверстие в стене. Стекло перечерчивала широкая трещина, внутри была диорама, и табличка под ней гласила:
ЧЕТВЕРТИЧНЫЙ ПЕРИОД КАЙНОЗОЙСКОЙ ЭРЫ
(АНТРОПОГЕН)
Там, внутри, уходила к горизонту гряда заросших травой холмов, по голубому небу плыли кучевые облака, яркий мячик солнца то исчезал за ними, то появлялся - и за холмами, за пронизанной солнечными лучами рощей, в светлой дали блестела синяя змейка реки.
Ян стоял, не моргая и не шевелясь. Он не видел покрытого голубой штукатуркой потолка, посылающего на него изображения облаков проектора, скрытого вентилятора, фанеры, картона и пластика, - перед его глазами были лишь солнце, трава, холмы, речка и лес, перед ним было
другое место. Сердце затрепетало, а потом тоскливо сжалось, будто в его грудь погрузил свою конечность пан и сжал сердце Яна. Мальчик выскочил в коридор, чтобы тут же вернуться с каменной фигурой в руках. Это была статуэтка козлоногого существа - вытянутая морда, острые рожки и хвост. Ян начал бить ею в стекло, пока оно не рассыпалось. Статуэтка треснула, голова отлетела от нее. Ян бросил ее на пол и шагнул в другое место.
3
Когда Нецки выбежал из развалин, на проспекте были только Омнибос и Елена. Не останавливаясь, держа палку наперевес, словно копье, старик устремился вперед и с воплем вонзил зигзаг в отверстие, которое Омнибос не успел закрыть после контакта с другими панами. Зигзаг до половины вошел в тело, Нецки стал поворачивать его, пытаясь взломать хитин. Раздался скрежет. Пан переместился в сторону, волоча за собой старика. Белые спирали быстро завращались, трубчатая конечность взметнулась, накрыла Нецки. Один из сегментов панциря изогнулся, край его отошел, обнажив то, что было под ним. Омнибос приподнял Нецки, поднес к глазным шарикам и плюнул прямо ему в лицо.
Старик завизжал. Тележка, подкатившись сзади, сильно ткнула Омнибоса под изогнутые нижние конечности, отчего пан присел прямо на нее и расплющил. Он плюнул опять, в живот человека. Изогнувшись, Нецки вцепился зубами в глазной шарик. Старик заурчал, дернулся, оставив в хитине темную дыру, и выплюнул шарик прямо в световую пленку с такой силой, что пробил ее. Пан, сжимая Нецки за бедра, перевернул его и резко опустил, размозжив седую голову о тротуар.