Стоит женщине захотеть, и она отравит существование кому угодно и где угодно. Хоть в раю. Вы думаете, коварный змей уговорил Еву сжевать заповедное яблоко? Наивная отговорка, граждане судьи, лапша на уши да еще поклеп на ни в чем не повинное пресмыкающееся! Змей - существо флегматичное, очень ему надо подбивать глупых голых теток на борьбу с авитаминозом посредством изгрызания фруктов! Любому мужчине, обреченному на женское окружение, картина предельно ясна: змея достали, сделав его жизнь невыносимой, и вынудили дать дурной совет. Дурной, собственно, для Евы и Адама, которых изгнали из рая, но никак не для змея, который там остался. А как бы вы поступили на его месте?
      Да что там рай! Нечего и говорить о нем. Для Максима наступил ад кромешный, и наступил он в ту минуту, когда Максим оказался наедине с обеими женами. Один против двух.
      Сначала, правда, его держали отдельно и мучили дознанием: как оказалось, что он не нашел серпентий-ца, несмотря на продолжительные поиски? Куда тот мог подеваться? Какую степень опасности он может представлять? Мучили долго, вытягивали нервы, а в конце заставили корпеть над подробнейшим отчетом о пребывании чужака на борту “Вычегды”. Тютюник бурчал, Хеншер орал, гендиректор остервенел и вымещал злобу на подчиненных, а Гутьеррес смотрел на Максима с тщательно скрываемым интересом, помалкивал и первым отбыл на Землю.
      Потом отпустили и Максима. Сказать точнее - выгнали взашей. Вот тут-то и началось.
      В рейсовом челноке “Луна-Стационар” было еще терпимо. Жены понимали, что мужа сейчас не тронь - разбудишь вулкан. А вот на Стационаре - “верхней площадке” космического лифта, где пришлось двое суток ждать очереди на спуск, - навалились всерьез. Гигантская станция, подвешенная на геостационарной орбите, кружилась вслед вращению Земли, как кордовая авиамоделька, по сплетенным из углеродных нанотру-бок тросам бегали грузовые и пассажирские капсулы, а в крохотном боксе орбитальной гостиницы Максим подвергался словесной экзекуции. Когда уставала Барбара, за дело принималась Карина, и наоборот. Лесопилка работала безостановочно.
      Максим пытался отмалчиваться. Иногда, выйдя из себя, орал, что не все на этом свете от него зависит, что сила солому ломит, и вообще надо еще посмотреть, кто в полной мере остался в дураках. Он ли? А может, кто другой, чином повыше? И с чего это дорогие женушки решили, что забавный чужак непременно погиб? Ах, не решили? Почему это “если он обиделся, то это ничем не лучше”? Очень даже лучше! Во-первых, он жив-здоров и просто слоняется где-то. Во-вторых, ну ее к шуту, эту чужаковатую забавность! Кто знает, какие у него в ассортименте забавы. Может, такие, от которых лучше держаться на расстоянии пары десятков астрономических единиц? С него станется! Чего хорошего можно ждать от живого организма, чьи биологические реакции протекают не на химическом и вряд ли даже на ядерном, а скорее на субъядерном уровне! Кто-то чихнет случайно, а от кого-то не то что молекул - протонов не останется…
      Аргументы на жен не действовали. Ор помогал ненадолго. Максим терял силы.
      Ну как было объяснить женам, что все устроено, может, не самым лучшим образом, но, несомненно, лучшим из возможных? Максим объяснил бы, будь он убежден в отсутствии прослушки. Но как раз в этом никакой уверенности не было. Объясниться позже - другое дело, И пусть сказано “хочешь ознакомить с тайной всех - доверь ее женщине”, но и среди женщин попадаются такие экземпляры в русских селеньях… За Карину и Барбару - особенно за Барбару - Максим мог поручиться головой. Эти не выдадут. Но время объясниться с ними еще не пришло…
      А к тому моменту, когда оно придет, мрачно думал Максим, многое может измениться. Карина, проникшаяся к чужаку почти материнскими чувствами, сгоряча уже успела заявить, что не желает жить с мужем-слизняком, мужем-приспособленцем, мужем-тряпкой. Ничего себе приспособленец! Много ли благ поимел он со своего “приспособленчества”? Перед кем теперь фактически закрыта дорога в космос - перед Хенше-ром, что ли?!
      Барбара вела себя более выдержанно. Один раз она даже поинтересовалась для разнообразия дальнейшими перспективами социальной ячейки. А какие могут быть перспективы для того, кого уволили по форме 12/1?!
      - Это волчий паспорт, - безжалостно констатировала жена.
      - Он самый. Волчий паспорт для Волкова - логично! - попытался сострить Максим, но не был поддержан. - Фирма разорвала контракт. Должны выплатить компенсацию: годичный оклад.
      - А выплатят? - усомнилась Барбара.
      - Пусть попробуют зажать. Профсоюз пилотов их живьем съест.
      - Ну допустим. А дальше? Максим вздохнул.
      - Поживем пока на Земле, - сказал он примирительно. - Потом найду что-нибудь. Если не удастся устроиться пилотом - завербуюсь хотя бы на Луну, на реголитовый комбайн. Возьмут ведь, а?
      - Я выходила замуж за пилота, - напомнила Барбара.
      Тем данный фрагмент беседы и кончился, и это был самый светлый ее фрагмент. Рациональное, вещественное всегда близко и понятно. А поди-ка спроси у женщин, на что им сдался серпентиец? Наговорят с три короба, а по существу не ответят. Ласковый? Ну, заведите котенка, что ли. Чудной и непредсказуемый? Ну, напоите котенка валерьянкой, и дело с концом. Где там. Дай женщине что-либо чувственное - она обязательно скажет, что мало. А уж если отнять - подвинься и не прыгай. Терпи и узнай о себе много нового.
      Барбара не была разумнее Карины, совсем нет. Она была опытнее и только поэтому раньше младшей жены осведомилась о ближайших финансовых перспективах семьи. Максим не сомневался: пройдет немного времени, и Карина в свою очередь потребует отчета, получит его и снабдит уничтожающими комментариями. Причем произойдет это немедленно по окончании разноса за утрату найденыша, без малейшего перерыва. Максим достаточно изучил своих жен, чтобы знать: чувственное и материальное сосуществует в женщинах в дивной, но дикой для любого мужчины гармонии.
      Да, женщины - создания гармоничные, нет сомнений. А вот гармония в социальной ячейке уже начала трещать по всем швам. На что прикажете жить? Выплатит ли Роскосмос компенсацию, это еще большой вопрос. Сбережений практически нет - съели дети. Дети - это прекрасно, кто спорит, но от затрат неотделимы. Тут тоже своя извращенная гармония. Короче, будущее - в мрачных грозовых тучах.
      Так считали жены, но Максим-то знал, что это не совсем верно. А поди скажи им об этом! Страшно чесался язык выдать тайну - но здесь?! Нет, исключено. Обе жены с визгом кинутся на шею - и привет. Даже если в капсуле нет прослушки (что вряд ли), соседи снизу или сверху обязательно донесут. Нет, терпеть, терпеть… Стиснуть зубы.
      Тридцать шесть тысяч километров со стиснутыми зубами! Все тридцать шесть тысяч - от Стационара до пятикилометровой башни Земли-пассажирской, венчающей гору Каямбе в Эквадоре! Максим и прежде не любил космический лифт за медлительность и дискомфорт, а теперь проникся к нему лютой ненавистью.
      Нетерпеливых космонавтов не бывает, и Максим стоически терпел все пятьдесят восемь часов спуска. А соседи и вправду были - и сверху, и снизу. Максим не был VIP-персоной, ради которой стали бы гонять отдельную капсулу. Для рядовых пассажиров тесные капсулы с минимальным набором удобств стыковались в вертикальный “поезд” ростом с небоскреб, и звукоизоляция между соседними капсулами оставляла желать лучшего. Два иллюминатора диаметром чуть более дверного “глазка” позволяли пассажирам развлекаться видами приближающейся Земли и вздрагивать, когда по соседнему тросу молчаливым призраком проносился с жуткой скоростью встречный “поезд”.
      Иных развлечений на борту не было. А если женская “лесопилка” - развлечение, то космический лифт - не только дешевый, но и редкостно комфортабельный вид транспорта!
      И все-таки время - хорошая вещь. Особенно время сна. Когда жены уснули, устав перетирать мужа в муку, Максим ощутил неземное блаженство. Правда, болело под черепом и голова была тупа, но он знал, что это скоро пройдет. Небольшой аутотренинг - и уже гораздо легче, и снова можно жить, а главное - думать.
      Нет, не мыслить - это слишком высокое слово. Именно думать. Прикидывать. Рассчитывать. Уж если ввязался в авантюру - будь добр забыть о высоком. Хитри. Ловчи. Просчитывай варианты.
      А сумеешь? Без навыка-то?
      Придется. Что теперь об этом говорить. Раз влип по самые уши, так крутись или тони, третьего нет.
      И для чего все это? Максим не знал. Не было даже ощущения, что он поступает правильно. Была лишь надежда, что ошибки нет.
      Воровато оглянувшись на жен - спят, - Максим приложил глаз к иллюминатору. Сразу полегчало на душе - все было штатно. За одним маленьким исключением: растекшийся по внешней оболочке капсулы сер-пентиец вырастил конечность с пальцами и показывал Максиму игривую “козу”. Тьфу. Вот урод.
 

      За глухим забором, чисто по-российски вещественно и грубо подчеркивающим принцип неприкосновенности личной жизни, желтела крыша коттеджа, краснели стволы нескольких красавиц-сосен и летал бадминтонный волан. Стоял обычный нежаркий июнь средней полосы России, знакомая всем прелюдия к невыносимой июльской жаре. Целую неделю шли холодные дожди и лишь накануне к вечеру иссякли. Утреннее солнце, притворяясь слабосильным, неспешно подбирало влагу с грунтовых улиц дачного поселка и сразу давало понять: мелкие-то лужицы оно выпьет, а за глубокие пока не возьмется, да и за грязь тоже. Ждите, мол. А пока лавируйте хитрыми галсами, выбирая путь посуше, и не чертыхайтесь. Лучше вспомните: не об этом ли вы мечтали, находясь куда как поближе к светилу? Возле Меркурия. И если вы все равно останетесь недовольны, то так и знайте: вы редкостные привереды.
      С пригородного поезда сошли трое: крепкий мужчина с сумкой через плечо, молодая женщина и ведомый ею на поводке громадный черный дог в наморднике. Судя по внушительным шипам на ошейнике, характер собаки был не из лучших. Хотя много ли стоят косвенные признаки? Несмотря на грозный вид и устрашающую амуницию, всю дорогу собака вела себя примерно: исправно выполняла немудреные команды, не досаждала пассажирам, начисто игнорировала других собак и, что уж совсем удивительно, кошек. Ну просто образцово-показательный пес. Что экстерьер, что выучка - высший класс.
      Он даже лавировал между лужами, не дожидаясь дерганья за поводок и во всем подражая людям. Лишь ступив на безлюдную дачную “улицу”, спросил вполголоса:
      - Теперь можно?
      - За забором можно будет, - негромко ответил Максим. - Потерпи еще немного. Устал?
      - Я не устаю. Просто надоело.
      - Потерпи. Так надо.
      - Зачем?
      - Я тебе миллион раз объяснял зачем. Никто не должен знать, что ты находишься на Земле. Люди беспечны, но пугливы. Скажи им, что по Земле ходит серпентиец, - они перепугаются. А когда люди пугаются, они делают глупости. Очень жестокие глупости.
      May промолчал, заставив Максима гадать: понимает ли гость опасность? Иногда серпентиец вел себя совершенно по-детски. Облик собаки ему почему-то не нравился. А как, спрашивается, маскировать его в людской гуще? Под человека? Он бы не возражал, но с человека совсем иной спрос, да и те, кому надо, непременно заинтересуются: что за новая личность появилась в окружении скандально известного в узких кругах Максима Волкова? Казалось бы, парадокс. Ежу понятно, что надо прятать подобное в подобном, - ан нет. Вычислят на раз. Уж лучше быть ему на людях догом. Тоже наивная маскировка, на простачков, а все же так спокойнее. Хорошо бы знать наверняка, есть “наружка” или нет. А как узнаешь, коли нет навыков? Не та профессия. Наземный космонавт… тьфу! Не способен ни увидеть, ни почуять, ни вычислить. И этот короткий разговор запросто мог писаться через остронаправленный микрофон на дистанции в километр. То-то радости будет кому-то: идет мужик и беседует с псом, причем пес на мужика не смотрит и пасть не раскрывает, а ведь как-то разговаривает!
      Глухой забор, ограждающий участок, - тоже наивная преграда, но все же за ним Максим почувствовал себя спокойнее.
      - О, кто к нам приехал! - закричала Барбара, промахиваясь ракеткой по волану. - А мы вас только завтра ждали.
      - А мы сегодня приехали, - объявила Карина. - Мы вообще способные.
      Петька, старший сын, бросил на траву ракетку и помчался к отцу. А младший Вовка, высоко взлетая на веревочных качелях, привязанных к стволам двух сосен, заверещал, требуя немедленно остановить полет.
      Сыновья любовь к отцу редко проявляется так непосредственно, это Максим знал точно. Девчонки могут набежать с визгом и повиснуть на шее, но мальчишки хорошо знают, что достойно мужчины, а что нет. Так что Петька, бросив на ходу: “Привет, пап!” - прямиком устремился к серпентийцу, а Вовка, шмякнувшись с качелей, заверещал было громче, но сам собой успокоился и помчался туда же.
      А с догом, чуть только захлопнулась калитка, случилась метаморфоза, и не снившаяся Овидию. Поводок выскользнул из ладони Карины и втянулся в ошейник с той же прытью, с какой исчезает в пасти хамелеона его ловчий язык. Ошейник и намордник вросли в кожу и прекратили быть. За ними исчезли морда и ноги, а тело собаки округлилось почти в шар. Еще секунда, и начался бурный рост вверх. Не успел еще Петька добежать до гостя, как серпентиец принял облик человека средних лет, пухлого, лысоватого, с толстым добродушным лицом. При взгляде на него любой сказал бы: ну ясно, семья Волковых пригласила в гости родственника. Дядюшку, должно быть.
      И “дядюшка” уселся на скамейку, очень натурально отдуваясь. Из-под задравшейся рубашки выглядывал потный лоснящийся пуп.
      Сейчас же последовали объятия и дружелюбная воркотня. Дети повисли на шее “дядюшки”, чем тот явно наслаждался.
      Дядя Матвей… Сейчас Максим уже не мог точно вспомнить, кто дал гостю имя May - Карина или Барбара? May - от Маугли. Аналогия напрашивалась сама собой. Звездный гость, человечий воспитанник, чужой среди своих… Одна только беда: круг “своих” сузился До размеров семьи. Для прочих May был либо дядей Матвеем, либо черным догом по кличке Маркиз. Странно ведь называть собаку May - люди подумают, что хозяин дразнит пса, изображая кошачий мяв, или попросту не в своем уме. Кое к чему Максим успел уже попривыкнуть, но все еще не любил выставлять себя дураком. Да и кто это любит за просто так, без вознаграждения?
      С вознаграждениями было пока туго. Ну разве что дети получили занятного дядьку Матвея и небывалую игрушку в одном инопланетном лице, да еще жены сказали спасибо. Один раз. А играть на людях под дурачка Максиму приходилось нередко.
      И было бы ради чего! Первые недели и даже месяцы Максим не находил ответа на этот вопрос. Неужели только для того, чтобы оставить с носом военных и политиков? Вот уж воистину достойная цель! Зато остался безработным с неясными финансовыми перспективами. Компенсация, к счастью, получена, но уже, считай, проедена…
      Так ради чего? Контакта как такового? Очень надо! Может, просто ради любопытства? Уже теплее. Что там такого особенного, в созвездии Змеи? В чем состоит уникальность местных условий? Хорош уголок Вселенной, где не вмешательство свыше, не разгул тонких технологий, а самая что ни на есть естественная эволюция породила живые и разумные космические корабли!
      Да если бы только корабли! Надо быть слепым или умственно ущербным, чтобы не видеть: способности серпентийцев значительно шире! Вот если бы их использовать на благо, во-первых, человечества, а во-вторых, лично себя как малой, но неотъемлемой части того же человечества!…
      Обидный, но правильный вопрос: хватит ли для этого ума?
      - На каком принципе вы летаете? - допытывался поначалу Максим, решив начать с малого.
      - Не могу ответить. Нет адекватного понятия в вашем языке.
      Исчерпывающе…
      И речи не могло быть о том, чтобы напустить на серпентийца толпу ученых исследователей. Оставалось принять гостя таким, каков он есть. Начитавшийся научно-популярной литературы Максим утешал себя соображением: ведь Солнце - “поздняя” звезда. Миллиарды лет до того, как она зажглась, в Галактике светили другие звезды. Четыре миллиарда лет эволюции живой материи на Земле - много ли? А как насчет десяти миллиардов? До чего могла дойти жизнь за такой срок?
      Приходилось сначала наблюдать, а потом уже спрашивать. Понять ответы удавалось не всегда, и Максим не знал, когда в самом деле нет нужного понятия ни в одном из человеческих языков, а когда May укрывается за этой словесной формулой, ленясь отвечать.
      Зато сделать приятное детям он никогда не ленился. Вырастить любую игрушку? Запросто. Разжечь в мангале яблоневые дрова для шашлыка? Пожалуйста. Под радостный визг Вовки и Петьки “дядя Матвей” добывал огонь из собственной ладони. Мало шашлыка? Нет проблем: серпентиец зачерпывал пару горстей земли и спустя несколько секунд отпочковывал от себя несколько превосходно заквашенных кусочков вырезки - бараньей, свиной или говяжьей, на выбор. Жены поначалу брезговали таким мясом, потом привыкли, а Максим понял, что в случае чего его семейство с голоду не умрет. May мог изготовить любой продукт, хоть мамонтя-тину, если бы хоть раз имел возможность прикоснуться к ней.
      Лишь сухое белое вино, столь уместно дополняющее шашлык, Максим никогда не доверял фабриковать серпентийцу - покупал сам. Идентичность идентичностью, а принципы - принципами. Пить на дармовщинку? Никогда. Кушать даром? Иногда можно, но только иногда. Во избежание привычки
      Когда шашлык был съеден, а вино выпито, Максим, улучив минуту, спросил у игравшего с детьми серпентийца:
      - А сделать что-нибудь живое ты можешь?
      - Попробую.
      Рука “дяди Матвея” метнулась с быстротой кобры, схватив порхавшую над кустами ежевики бабочку-лимонницу. May разжал ладонь - бабочка взлетела. Еще секунда - и из ладони выросли желтые трепещущие крылышки. Бабочка-копия пошевелила усиками, вспорхнула и полетела искать нектар. May улыбнулся.
      - Ты чего?
      - Щекотно.
      - Значит, живое ты можешь, - задумчиво констатировал Максим. - Давай-ка отойдем… Эй, младшие, поиграйте пока без дяди Матвея. Пять минут. Значит, живое можешь… Она настоящая? Не умрет через пять минут?
      - Нет, если стриж не съест.
      - А если съест, то, надо думать, не отравится. Ладно, верю. Убедился. А как насчет себе подобных? Извини, я просто обязан задать тебе вопрос: ты можешь размножаться?
      В ответ May пожал плечами совершенно по-человечески:
      - Вы же можете…
      - Гм. Да, конечно. Но у нас это происходит иначе.
      - Я знаю. Что ж, каждое существо чем-то отличается от других. Это нормально. И, наверное, у каждого способа размножения есть свои преимущества.
      - Бесспорно. - Максим ошарашенно почесал в затылке. - Ну и в чем же преимущества твоего способа?
      - В полном контроле над процессом. Была бы пища, а уж что с нею делать, я решаю сам. Например, я мог бы съесть вашу Луну, а затем разделиться на миллиарды идентичных или не очень идентичных особей. А мог бы остаться единым организмом размером с естественный спутник вашей планеты. Правда, это довольно утомительно. Мог бы разделиться на две части, как делятся ваши амебы. Мог бы на три, на четыре и так далее. А мог бы сбросить излишек материи мертвым грузом, без размножения Естественно, с дефицитом массы. Я слышал, люди знают: любой процесс требует затрат энергии.
      - Что? Ты мог бы съесть Луну?!
      - Только в случае крайней необходимости. Она невкусная, я пробовал. Кроме того, повышенная собственная гравитация доставит неудобство моим внутренним частям.
      - И мог бы разделиться на миллиард организмов?
      - Господь велел делиться, как я слыхал. Но почему-то вашем мире его слушаются лишь амебы да инфузории.
      - Он это говорил в другом смысле.
      - В самом деле? Ладно, допустим. Но я мог бы. Конечно, я не стану этого делать. Съесть астероид, грозящий столкновением с вашей планетой, - иной разговор. Почему-то вы, люди, очень боитесь этих астероидов. Придумали даже специальный астероидный патруль, чтобы вовремя раздробить на куски несчастное небесное тело. Оставьте; не стоит оно того. И потом: стоит ли защищаться от удара ценой загрязнения околоземного пространства радионуклидами, которых вы тоже боитесь? Не понимаю. Вы вообще очень странные существа.
      - Вы тоже. Даже если оставить в покое ваш способ питания… Кстати, чем ты питался, когда летел в одиночестве в космосе? Извини, это я напоследок, больше не буду.
      - Межзвездной пылью, а затем межпланетной. Межпланетной пыли больше, чем межзвездной, но все равно я здорово проголодался и почти утратил способность к самостоятельному движению. Твой корабль подвернулся мне очень вовремя, спасибо.
      - Пожалуйста. Но ты не ответил: ты в самом деле Мог бы размножиться на сколько угодно частей? И что, все они будут независимыми особями?
      - Конечно. Но для размножения нам нужна веская причина, и этим мы отличаемся от вас, людей.
      - Вообще-то нам для размножения тоже нужна веская причина, - проворчал Максим, почуявший в словах May высокомерную шпильку. - Например, желание иметь потомство - более чем достаточная причина Будешь спорить? Кроме того, в процессе нашего размножения присутствуют определенные приятные моменты…
      - А основу этого желания и приятных моментов надо искать в законах земной биологии, - безжалостно перебил серпентиец. - Нет, у моего народа не так. Мы размножаемся, когда этого требуют внешние обстоятельства или наша сознательная воля. Например, лучший способ собрать информацию о незнакомом месте - это разделиться на тысячу-другую организмов, дать каждому отдельное задание по сбору сведений, а затем собраться воедино с целью их обработки и принятия решения.
      Максим поскреб в затылке.
      - Что-то я не пойму… Вновь собраться, говоришь? Воедино? Снова в один организм?
      - В один сложный организм.
      - Да хоть сверхсложный! Ну и какое же это, к шуту, размножение?
      - Обыкновенное. Я ведь сказал: сложный организм Это не то, что я. Это новый уровень. Ну, скажем, как муравейник или рой пчел по сравнению с отдельным насекомым. Хотя аналогия тут очень поверхностная. Важно то, что каждая субособь внутри сложного организма участвует в выработке общего решения.
      - Голосование устраиваете, что ли?
      По отвращению и ужасу на лице May только слепой не догадался бы, что думает серпентиец о человеческом обыкновении приходить к общему знаменателю путем демократических процедур.
      - Разумеется, нет! Вырабатывается одно решение, одно на всех, и вырабатывается всеми. Если кто-то не согласен, значит, он имеет на то причину. Таковая причина всегда зиждется на информации, имеющейся у данного индивидуума, на той информации, которую остальные субособи почему-либо не сумели воспринять сразу Тогда происходит ознакомление всех субособей с данной информацией и повторная выработка решения. На практике это случается редко и занимает секунды. Наконец, бывают ситуации, требующие решения всего моего народа; в таких случаях сложные организмы и отдельные особи выстраиваются в пространстве в единый надорганизм - нитчатый, ячеистый, спиральный и так далее. Есть целая наука о построении оптимальной топологии надорганизма в зависимости от характера обсуждаемой проблемы. Нельзя лишь строить шаровую структуру - ведь суммарная масса моего народа превосходит массу вашей звезды, а мы не настолько неуязвимы, чтобы выдерживать соответствующие значения температур и давлений…
      - Ну а если все же одна какая-нибудь ненормальная субособь не согласится с общим решением? - настаивал Максим. - Если она все-таки останется при своем мнении? Тогда как? Ей - или им - приходится подчиняться большинству? Или, может, старейшинам? Не хочешь же ты сказать, что у вас не бывает оппозиции?
      - Именно это я и хочу сказать, - отрезал May
      - Но послушай, ведь гак не бывает…
      May тяжело вздохнул. Совсем по-человечески.
      - Иногда - да. Очень редко. Ты верно заметил: только ненормальная субособь может возразить против оптимального решения. И у нас случаются дефекты… Или болезни. У нас нет ни микробов, ни вирусов, наши болезни чисто информационные. Время лечит. Но дефект одного - трагедия для всего моего народа. Не надо улыбаться, это правда. Мы отличаемся от вас уже тем, что в наших средствах коммуникации нет места недоговоренностям и эвфемизмам. Трагедия есть трагедия, мы все ее чувствуем. Странно и дико даже помыслить о принуждении. И все же… словом, изредка применяется специальная процедура.
      - Какая же, если не секрет?
      - Временное изгнание. Сложный организм или надорганизм избавляется от больной субособи, предварительно переведя ее память в латентную форму. Субособь становится особью-младенцем, опускаясь на уровень наших далеких предков, какими они были три-четыре миллиарда лет назад, и свободно путешествует в космическом пространстве. Постепенно она вновь обретает память и полноценный разум. Иногда на это требуются сотни ваших лет, иногда сотни тысяч. Без полноценного разума, без полной памяти о знаниях, накопленных нашим народом, особь может погибнуть, что иногда и случается. Она может улететь на сотни световых лет и не найти обратной дороги. Она может потерять подвижность вследствие голода и в конце концов врезаться в любое из множества твердых космических тел или упасть на звезду. - May снова вздохнул. - Наконец, эта особь может повстречать в своих странствиях примитивный планетолет иной цивилизации и попытаться понять ее представителей…
 

      Годы хороши, когда они впереди. А по поводу прожитых лет можно сказать разное. Кто-то сладко ностальгирует, вспоминая удачи; кто-то при мысли о безвозвратно упущенном ругает себя, окружающих и подлюку-судьбу. Вот только Времени до всех этих излияний нет никакого дела. Время существует не для людей. Оно просто существует. Из семечка льна может вырасти стебель; его сожнут, вымочат и истреплют. Затем из него и ему подобных соткут холст, на котором живописец волен изобразить хоть “Даму с горностаем”, хоть “Черный квадрат”. Но нелепо считать, что природа создала лен специально для нужд живописцев, а не, скажем, под пищевые потребности саранчи. Время - тот же холст, и пиши на нем что хочешь, коли есть охота. Колдуй с цветом, добивайся идеального совершенства линий. А нет - пусти это дело на самотек, все равно ведь что-нибудь напишется самой жизнью. Понравится ли оно тебе, нет ли - вопрос второй.
      Канул в прошлое еще один год - обыкновенный, не хуже и не лучше других. Анхель Гутьеррес досрочно покинул пост Генерального секретаря Унии Наций. В своем последнем обращении на посту Генсекретаря он заявил. “Мало кому удается не совершать промахов, но мой промах не случаен. Я не был достаточно прозорлив, чтобы вовремя увидеть, как меня ведут к нему, и только в этом моя вина”. После отставки Генеральная Ассамблея УН большинством голосов вынесла решение о прекращении работы комиссии по “делу о злоупотреблениях клики Гутьерреса”.
      Население Земли уменьшилось с 11 до 10,9 миллиарда человек. Несколько видных аналитиков опубликовали тревожные прогнозы относительно дальнейших перспектив уменьшения рождаемости в странах Азии и Африки.
      Среди космических соседей человечества была обнаружена еще одна цивилизация. Межзвездный зонд “Надежда”, направленный в сторону созвездия Хамелеона - единственного предполагаемого “окна” в чужих владениях, - вернулся смятым в огромную лепешку, испещренную притом непонятными значками. Генерал-полковник Хеншер, сменивший на посту главнокомандующего военно-космическими силами Земли ушедшего на покой маршала Тютюника, заявил в интервью: “У нас нет сомнения в оскорбительном характере послания” - и потребовал значительного увеличения ассигнований на военный космофлот.
      В Нидерландах был зафиксирован первый брак человека и животного. На церемонии бракосочетания присутствовали видные европейские этологи, подтвердившие, что жизнерадостное блеяние козы можно расценивать как ее согласие на вступление в брачный союз. Мэр Роттердама поздравил молодоженов.
      Исполнительный директор концерна “Космический лифт” заявил в интервью: “Мы не знаем, каким образом нам удалось избежать человеческих жертв во время недавней аварии, связанной с обрывом троса. Похоже, нам остается предположить, что помимо проверенной надежности систем и их многократного резервирования имел место фактор чуда”.
      В бассейне Мельбурнского института океанологии генетически модифицированная тигровая акула, обладающая начатками интеллекта и считавшаяся прежде совершенно безобидным существом, попыталась съесть экспериментатора, предварительно послав ему телепатический сигнал: “Ты в ответе за тех, кого приручил”.
      От имени Канализационной системы города Земноводска выступила Главная Муфта. По ее словам, случаи саботажа и диверсий в Канализационной системе мегаполиса ни в коем случае не должны восприниматься как признак преждевременности наделения Канализационной системы искусственным интеллектом. Недавний же случай затопления городских кварталов нечистотами, подчеркнула Муфта, безоговорочно осуждается всеми истинно верными деталями, механизмами, узлами и подсистемами Системы. На грандиозном митинге протеста, состоявшемся на центральной площади города, тщательно очищенной и сбрызнутой цветочным одеколоном, Главную Муфту поддержал с трибуны мэр Земноводска. Выразив скорбь по погибшим, он заявил как ныне, так и впредь не может быть и речи об использовании дефектоскопов и иной спецтехники для своевременного выявления дефектных деталей Системы, ибо таковое использование оскорбляет чувства честных тружеников сточных коллекторов и вступает в противоречие с Законом о правах разумных машин и механизмов.
      Книга “Колобок и Дикий Тостер” стала бестселлером года, опередив по продажам предыдущие книги го-го же автора “Колобок и Искусственные Челюсти”, “Колобок и Зеленая Плесень”