Когда они поднимались наверх, Карен извинилась за беспорядок в комнатах.

— Здесь не та обстановка, которую вы хотите создать для Марка, поверьте мне. Спальня выглядит, как лавка старьевщика. Видите ли, я собираюсь открыть магазин марочной одежды.

— Марочной? Я думала, это относится только к вину.

Карен объяснила. Она бы на этом и остановилась, но

Черил засыпала ее вопросами, и ответы Карен по подробности и стилю постепенно вылились в краткую лекцию. Когда, наконец, они спустились на кухню попить кофе, как и предлагала Карен, Черил прихватила кружевное одеяние и продолжала задавать вопросы:

— Как вы сказали, что это?

— Куаферская накидка. Это то, что дамы надевали, когда они сидели перед туалетным столиком в то время, как служанки их причесывали.

— А смотрится, как модная блузка. — Черил с восхищением поглаживала оборки. — Невозможно представить, что такую одежду надевали только для того, чтобы причесаться. Ее нельзя бросить в машину для стирки или в сушилку, ее надо было стирать руками, крахмалить, гладить и все такое.

— Вам не надо было бы ничего такого делать, если бы вы были хозяйкой в доме, — сказала Карен. — Грязную работу делала служанка или прачка; в больших домах была специальная девушка, которая, кроме стирки, ничем больше не занималась.

— Это была бы я, — усмехнулась Черил. — Вне всякого сомнения, я не могла бы быть хозяйкой в доме. И я бы не возражала против такой работы, даже приятно возиться с такими красивыми вещами.

Это замечание вызвало еще одну лекцию о способах стирки, которой Черил внимала с нескрываемым интересом.

— Вы потрясающая женщина, Карен. Я не могу выразить, как я вами восхищаюсь. Для того чтобы начать собственное дело, требуется столько предприимчивости.

— Предприимчивости или глупости. Иногда мне кажется, что я откусила гораздо больше, чем могу прожевать.

— О нет, если кто-то и может это сделать, так это только вы. Для меня это все в новинку, а вы, кажется, знаете об этом все.

— Несколько недель назад я не могла отличить шик «марочных» вещей от дырки в полу, — призналась Карен. — Мне еще столько предстоит узнать.

— Думаю, что еще много. Вы уже выбрали место?

Хотя Черил жила в Вашингтоне менее года, она высказала немало разумных предложений относительно места — настолько разумных, что Карен задумалась, не собирается ли та открыть свое собственное дело. Когда она спросила об этом, Черил призналась, что подумывала об этом.

— Это были лишь пустые мечтания, у меня еще нет ни опыта, ни квалификации. Страховка Джо надежно хранится, и если мне повезет и не придется тратить деньги на что-то непредвиденное, то когда-нибудь... Но я никогда не смогу заняться чем-то таким очаровательным и восхитительным, как то, чем занимаетесь вы. Вам повезло.

— Повезло, — повторила задумчиво Карен. — Да, повезло.

— О, я не имела в виду только удачу. Без упорного труда и светлого ума...

— Нет, вы попали в точку, — сказала Карен, улыбаясь. — Мне повезло — и мне очень помогли мои друзья, — поэтому я смогла начать. Светлый ум — сомнительно, упорный труд еще только предстоит, но я собираюсь вложить все мои силы.

Было ясно, что Черил не хотелось уходить:

— Я все-таки не могу пропустить занятия, тем более что я хочу получить высший балл. Спасибо, что вы уделили мне столько времени, Карен. Мне никогда еще не было так весело и интересно с тех пор, как я приехала в Вашингтон.

Карен стояла в дверях и смотрела, как Черил прошествовала по длинным теням раннего вечера в сторону Висконсин, к такси. Конечно, Черил нетрудно было угодить. Женщина, для которой несколько часов пустой болтовни казались более интересным занятием, чем банкеты в посольстве или коктейли, большинству сторонних наблюдателей показалась бы безнадежной дурой.

«Я тоже хорошо провела время, — подумала Карен и улыбнулась. — Возможно, потому, что я весь вечер вела разговор».

Она почувствовала себя немного одинокой, хотя и не из-за отсутствия бывших друзей. Жены преподавателей с которыми она общалась, почти все были старше нее, у них были другие интересы, другие занятия. Джек не одобрял слишком приятельских отношений с обслуживающим персоналом. Она знала, что Джек сказал бы о Черил. Не нашего круга. Ее речь, ее манеры, недостаток образования...

Что за сноб этот Джек, подумала Карен. Она зашла в дом и закрыла дверь, не осознавая, что произошло что-то важное, мост перейден. Она думала, как тихо в доме и как ей действительно нужно заняться своими записями и списками.

В пятницу Карен поехала с миссис МакДугал в аэропорт. Она не вызвалась сесть за руль; это был предпоследний, а может быть, последний выезд «роллс-ройса» «Серебряное облако» модели 1938 года, который был такой же достопримечательностью Вашингтона, как и его владелица. Карен почти что ожидала появления эскорта мотоциклистов.

Они уже попрощались с Джозефом и другими слугами, которые собирались отправиться в заслуженный отпуск. Охранное агентство тем временем присмотрит за домом. Но миссис Мак уезжала на Борнео не одна. «Я хоть и старая, но не сумасшедшая, — говорила она язвительно, когда Карен высказывала свою озабоченность по этому поводу. — Я беру с собой Фрэнка».

Как будто бы Фрэнк был чемоданом. Вообще-то он был внуком друзей миссис Мак. Студент-выпускник исторического факультета, который ухватился за возможность получить приличные деньги за то, чтобы все лето ездить и развлекаться в восточном полушарии. Карен встретилась с ним и решила, что у него есть все необходимое для успешного выполнения его миссии: он обладал достаточным интеллектом, чтобы разбираться с расписаниями и чиновниками, достаточной силой, чтобы поднять миссис Мак, если она упадет. Он обращался с пожилой дамой с преувеличенной галантностью, которая не скрывала его действительной привязанности к ней.

И все равно Карен не могла отделаться от мрачного предчувствия, когда она смотрела, как ее старшая подруга шествует к аэровокзалу, опираясь на руку Фрэнка. Миссис МакДугал не позволила Карен проводить ее до входа. Она даже не обернулась. В последний момент она вложила маленькую потертую шкатулку в руки Карен и проворчала: «Эта безделица будет напоминать тебе обо мне. И не вздумай плакать, черт побери. Я не люблю долгие слезливые проводы». — И она взглянула на замысловатую кожаную переносную клетку, в которой расположился Александр. И конечно, она не дождалась слезливого прощания от собаки. Александр чувствовал, что что-то происходит, и в высшей степени не одобрял этого.

Большие стеклянные двери вокзала мягко раздвинулись, и комическая пара — высокий молодой мужчина и сухонькая старушка — прошла внутрь. Слезы, проливать которые ей было запрещено, застилали Карен глаза, но она все же заметила, как миссис Мак остановилась, приветствуя мужчину, который ей что-то протягивал... Цветы? Да, красные розы на длинных стеблях.

Заносчивое «вольво», нетерпеливо ожидающее своей очереди высадить пассажиров, вызывающе просигналило, и шофер «роллса» запустил двигатель. Карен обернулась и вытянула шею, пытаясь увидеть их в последний раз, но безуспешно: люди и машины заслоняли ей обзор. Но она могла бы поклясться, что мужчина с цветами был Марк.

Вполне возможно. Марк виделся с миссис Мак, когда он и Карен встречались. Он нравился миссис МакДугал, поскольку спорил с ней обо всем, начиная с политики, заканчивая религией, высказывал свое мнение, не делая вежливых скидок на ее возраст и положение.

По этой же причине и Пат его любил. И тем больше он ему нравился, чем громче он разговаривал и чем чаще стучал по столу во время горячих дебатов.

Пат никогда не спорил с Джеком. Неприятие их было взаимным; после нескольких первых визитов Джек всегда находил предлог, чтобы отказаться от приглашений в дом Рут. Он пытался отговорить и Карен от визитов к ним, но это был один из тех немногих случаев, когда Карен настояла на своем. Даже когда они перебрались в Айову, она ухитрялась приезжать в Вашингтон раз-два в год, когда Джек уезжал из города и ее отсутствие на нем не отражалось...

С трудом она отогнала думы о Джеке, но естественный ход мысли заставил ее подумать: «Как я могла быть такой шляпой?» Она откинулась на сиденье, наслаждаясь восхитительной поездкой. Вряд ли ей когда-нибудь придется поездить в таком элегантном автомобиле. «Роллс» скоро отправится в гараж, и большая очередь потенциальных покупателей ожидала окончательного решения миссис Мак.

Мягко скользя по летнему пригороду в комфортабельном авто с кондиционером и бархатными сиденьями, Карен почувствовала себя более уверенной. Ощущение, что она никогда не увидит миссис Мак, не было предчувствием грядущего несчастья, а нормальной реакцией на проводы старой женщины в дальнее путешествие. Что бы ни случилось, она могла утешить себя тем, что миссис Мак делает именно то, что она хотела, и что она получает от этого большое удовольствие.

Что уж точно не поднимало ей настроение, так это настораживающе тихое присутствие Александра. Она старалась не смотреть на корзинку; в любом случае лысый хвост Александра был не самым лучшим объектом для созерцания.

Сквозь стекло, отделяющее кабину от салона, Карен могла видеть только голову шофера и его широкие плечи. До этого она видела его всего один раз, когда он помогал Джозефу перевозить одежду миссис МакДугал. Он был единственным из слуг, кто не работал у нее долгие годы. Казалось, он хорошо справляется со своей работой: огромный автомобиль плавно скользил, лавируя, в потоке машин, не меняя скорости, не притормаживая.

И только тогда Карен вспомнила о потертой кожаной шкатулке, которую дала ей миссис МакДугал. Она лежала у нее на ладони, забытая в суматохе проводов. Улыбка признательности тронула губы Карен, когда она вертела ее в руках, стараясь найти защелку. Одному Богу известно, что могла миссис Мак посчитать соответствующим прощальным подарком; все, что угодно — от бриллиантовых серег до наручных часов с Микки Маусом.

Ее пальцы отыскали и нажали на защелку. Крышка откинулась. Там лежали серьги и подходящее к ним ожерелье; но, слава Богу, не с драгоценными камнями. Серьги представляли собой «висюльки», тяжелые, богато украшенные; ожерелье было коротким, под шею. Черная эмаль с золотыми перегородками служила фоном для вставок в форме цветка, сделанных из маленьких жемчужин и сверкающих камней. Карен взяла одну из сережек и перевернула ее. Она только начала изучать старинные драгоценности, но знала уже достаточно для того, чтобы почувствовать, что этот гарнитур не представляет особой ценности. Золотое напыление местами стерлось, и под ним проглядывал более светлый металл. Она ни за что не надела бы ничего столь вычурного, но ожерелье будет хорошо смотреться с какими-нибудь платьями викторианской эпохи.

Когда они выехали со стоянки и направились в сторону Висконсин, Карен достала свой кошелек. Она никогда бы не подумала давать чаевые Джозефу, но этот молодой человек был явно не старой закалки. Как там его зовут? По крайней мере, хоть это могло продемонстрировать, что он не просто безымянная машина. Хокинс? Хиггинс? Нет, Хортон.

Перед домом не было открытой стоянки для машин. Хортон дважды развернулся, вышел из машины и открыл дверь для Карен, прежде чем она успела пошевелиться. Он поднял корзинку с Александром.

— Я сама могу, — сказала Карен.

— Здесь есть еще что нести, мисс.

— О да.

Хортон выгрузил подстилку Александра, его мисочки для еды и воды, а также его игрушки. Трехмесячный запас любимой еды Александра был уже перевезен, но немыслимо было даже подумать, что он сможет расстаться со своими игрушками хоть на секунду.

— Оставьте их здесь, — сказала Карен, когда уже выросла целая гора из вещей, — я не хочу, чтобы вас оштрафовали.

Он улыбнулся. У него были полные, мясистые губы, такие, которые некоторые женщины считают сексуальными. Другие черты его лица, его мощное, мускулистое тело также соответствовало имиджу «мачо», созданному некоторыми звездами кино. Аккуратный пиджак даже не обтягивал его широкий торс — ни один из подчиненных

Джозефа не смел бы и показаться в общественном месте в плохо подогнанной одежде, — но ткань выглядела так, как будто ей хотелось растянуться.

— У меня свои инструкции, мисс, — успокаивающе произнес шофер. — Пожалуйста, позвольте мне.

«Конечно, — подумала Карен, глядя, как он поднимает коробки без малейших усилий, как если бы они были пустыми. — Конечно, миссис МакДугал никогда не штрафуют».

Хортон проследовал за ней в холл.

— Где вы хотите, чтобы я это поставил, мисс?

«Мисс» вместо «мадам». Было ли это потому, что Джозеф не мог отказаться от привычки обращаться к ней как к мисс Карен, или таковы были инструкции миссис Мак, которая была бы рада, если бы Карен вернула свой незамужний статус. Миссис Мак никогда не любила Джека.

«Непредсказуемый и пустой», — подумала Карен о Джеке. Вслух же она сказала:

— Ставьте где хотите. Здесь. Все равно.

— Корзинка довольно тяжелая, мисс. Может быть, на кухню?

Его манеры были безупречно предупредительными, но неожиданно Карен поняла, что она не хочет, чтобы он прошел дальше в дом. Казалось, он заполняет собой весь коридор.

— Нет, — сказала она. — Просто оставьте где-нибудь здесь.

— Да, мисс. — Хортон коснулся своей фуражки и повернулся, чтобы уйти.

Карен поблагодарила его и протянула свернутую банкноту.

Она не была уверена, правильно ли она поступает, и была готова к тому, чтобы получить вежливый отказ типа того, какой она бы получила от Джозефа. Реакция Хортона была еще более обидной. Его полные губы расползлись в широкой раскованной ухмылке:

— Оставь их себе, куколка. Скорее всего, они нужны тебе больше, чем мне.

Вне себя от изумления Карен наблюдала, как он прошествовал (иначе не скажешь) по дорожке — руки в карманах, форменная фуражка сдвинута на затылок. Когда машина отъезжала, он высунул руку из окна и нагло помахал ей.

Карен засмеялась и помахала в ответ, хотя она понимала, что Джозеф упал бы в обморок от этого жеста и ее ответа. Должно быть, Хортону было очень трудно соответствовать тем условностям, на которых настаивал дворецкий. Это был его последний день на службе, его последнее появление на публике, и он ничего не терял.

Она забыла о существовании Хортона, как только закрыла дверь. От Александра никаких замечаний не поступало с тех пор, как корзина приземлилась на пол, оба его глаза были закрыты шерстью, но что-то в его позе говорило, что он пребывает не в лучшем расположении духа.

Не ожидая ничего хорошего от предстоящей встречи, она открыла корзинку.

— Эй, Александр, вот и все, мне это нравится не больше, чем тебе; пожалуйста, давай без скандала.

Карен отступила за корзину в надежде, что та примет возможный удар на себя. К ее удивлению, Александр едва удостоил ее взгляда, а затем отправился в путешествие по дому. Из-за коротких ножек и плохого зрения ему потребовалось значительное количество времени, чтобы все тщательно осмотреть и обнюхать. Карен хотелось поторопить его хорошим пинком, но она боялась спугнуть удачу. Она чувствовала себя слугой, шествующим размеренным шагом за согбенной из-за артрита стареющей императрицей.

И пока Александр не обследовал каждую комнату, он не вернулся в кухню, где с кряхтеньем уселся и разразился требовательным лаем. Карен побежала за его миской.

Поев, Александр пошел на улицу и обнюхал двор, надолго задерживаясь, чтобы поднять лапу на одну из роз-призеров Рут. Карен была слишком напугана, чтобы протестовать.

Карен надеялась, что Александр предпочтет провести весь день на свежем воздухе. Двор был тенистым и обнесен забором, но день был очень жарким, а Александр не любил жару. Прежде чем она успела закрыть дверь, он вернулся. На этот раз он направился прямо в гостиную, где со вздохом разлегся на драгоценном колючем прикаминном коврике Рут.

Карен сделала непроизвольное протестующее движение, но прежде чем она смогла согнать его с ковра, Александр яростно встряхнул головой, выставив один глаз, и так пронзительно посмотрел на Карен, что ей пришлось отступить. Александр свернулся калачиком и захрапел.

Хотя она и была раздражена аристократическими замашками Александра, которые странным образом не сочетались с его явно плебейской наружностью, Карен все же развеселилась. У Александра хороший вкус. Возможно, ему просто понравилась эта элегантная комната. Когда Рут бывала дома, здесь всегда стояли цветы в больших серебряных вазах в соответствии с сезоном: за тюльпанами и нарциссами следовали лилии и ветки кизила, затем розы, а в конце года — огромные букеты хризантем розовых и чайных оттенков, которые предпочитала Рут.

Сопение собаки действовало успокаивающе. Чуть позже я приготовлю ему подстилку в кухне, говорила себе Карен, хотя в глубине души она знала, что уже проиграла битву. Александр выбрал себе место, и маловероятно, чтобы он его уступил. Может быть, она даже будет ставить ему цветы в серебряной вазе, дабы потрафить его аристократическому вкусу.

Мягкий звон часов на площадке напомнил ей, что она опаздывает. Она поспешила наверх, затягивая пояс платья. Джули милостиво разрешила проводить миссис Мак в аэропорт. Но это был последний рабочий день Джули, вечером она уезжала в Новую Англию, и в предстоящие две недели Карен оставалась в магазине за старшего.

Александр все еще спал, когда она уходила. Карен чувствовала себя вполне уверенно в «марочном» платье, которое Джули советовала ей надеть. Это было послеобеденное платье эпохи короля Эдуарда, с высоким жестким воротником и коротким шлейфом, отороченном кружевом. На этой неделе почти все свое свободное время она потратила на стирку, глажку, починку и переделку этого платья. Оно все еще было слишком тесным, но, как с надеждой думала Карен, не таким тесным, как прежде, когда она примеряла его в первый раз. Одна из покупательниц Джули собиралась приехать с Потомака посмотреть на это и другие платья, которые Карен несла в магазин аккуратно сложенными в бельевом мешке. Карен отдавала должное Джули. С ее стороны было благородно позволить своей служащей использовать помещение магазина для торговли собственным товаром. Хотя мотивы поведения Джули были далеко не альтруистическими. Она с этого тоже имела. Кроме того, миссис Мак благородно позволила Джули забрать кое-что из мелочей — фарфор, хрусталь. Джули ожидала большего, много большего. Это была ее идея, чтобы Карен сама носила и демонстрировала платья где только возможно, и Карен вынуждена была признать, что реклама ей не помешает.

На самом деле она привлекла меньше внимания, чем ожидала. Джорджтаунцы проявляли полное безразличие к необычным костюмам. Несколько человек уставились на нее, и одна девушка остановила, чтобы спросить, где она покупала это платье. Итак, Джули была права, подумала Карен, один потенциальный покупатель за прогулку в три квартала, не так уж и плохо. Но ее хорошему настроению не суждено было длиться долго. Поведение Джули в этот день и святого могло довести до самоубийства. Она обрушила на Карен поток указаний столь же запутанных, сколь и невыполнимых. И когда в шестой раз она встряхнула головой и запричитала: «О Боже, я, должно быть, совсем сошла с ума, раз уезжаю из города», — Карен не выдержала:

— Тогда и не уезжай. Слава Богу, у меня достаточно своих дел, чтобы еще и твое вести.

— О дорогуша, не обращай на меня внимания! — воскликнула Джули. — Ты знаешь, как я...

— К сожалению. Тебе даже не нужна моя помощь. Роб вполне мог бы здесь управиться. И если что-то будет срочное, то ты будешь всего в нескольких часах лета.

— Не смей мне звонить, если только это не будет что-то действительно срочное. — Джули закатила глаза. — Я собираюсь провести по-настоящему интересные две недели, ты меня понимаешь.

— Ничего не случится, — сказала Карен, — почему бы тебе не уехать прямо сейчас? Ты все равно ничего не делаешь, только изводишь всех.

— Правильно. И меня тоже, — раздался голос из задней части магазина. — Слушая, как вы обе визжите друг на друга, можно сойти с ума. Я просто разрыдаюсь, если услышу еще хоть одно грубое слово.

Джули не обратила ни малейшего внимания на эту высокопарную речь. Она взглянула на свои часы.

— Я не могу уйти, пока не придет миссис Шварц. Она будет ужасно расстроена, если меня не застанет. Черт побери, где же она? Она сказала в три, а уже половина четвертого.

Миссис Шварц приехала в четыре часа, извиняясь и оправдывая свое опоздание напряженным движением на мосту. Это было удобным предлогом для всех, кто приезжал в округ, поскольку обычно это соответствовало действительности.

Она взвизгнула от восторга при виде платья Карен и попросила его примерить. Карен согласилась, хотя одного взгляда на пышные формы миссис Шварц было вполне достаточно, чтобы убедиться, что у нее нет ни малейшего шанса влезть в это платье. Все-таки она в него влезла благодаря помощи Джули и Карен, но на спине платье не желало сходиться. Миссис Шварц произнесла безнадежно:

— Может быть, если бы я надела более жесткий корсет...

— Боюсь, что нет, — сказала Карен, видя зазор в шесть дюймов.

— Вы не могли бы немного выпустить в швах?

— Я это сделала насколько возможно, — добавила Карен. — Мне и то не следовало его надевать, оно сшито для девочки с тонкой талией и почти без бюста. Вы понимаете, что невозможно носить подобную одежду, даже если она хоть чуть-чуть мала. Ткань старая и ветхая, и фасон платья не был рассчитан на активных женщин.

— Я полагаю, что вы правы. — Миссис Шварц польстила тактичная фраза «чуть-чуть мала», хотя в ее случае это совсем не соответствовало истине. — Ох, такова жизнь. Я надеюсь, что не причинила вреда платью, дорогуша. А если да, то я буду рада оплатить.

— Нет, все в порядке, — сказала Карен, осторожно стягивая платье через голову миссис Шварц, — Один из швов немного разошелся, вот и все; я его лишь наметала.

— О, вы сами занимаетесь переделками? Приятно было узнать. Я должна буду рассказать моим друзьям о вас.

Миссис Шварц купила другое платье, дневное, из холста с ручной вышивкой у ворота и по подолу. Когда она с триумфом удалилась, обещая вернуться еще, когда у Карен будет готово больше платьев, Карен с недоверием уставилась на выписанный чек. Там значилась сумма в двести пятьдесят долларов.

— Я бы не осмелилась попросить так много! — воскликнула она. — Должна сказать, Джули, я восхищаюсь твоей выдержкой.

— Просто так такой цены не получишь, — кисло сказала Джули. — Пятьдесят ты должна мне. По правде говоря, я должна бы получить больше, поскольку я устанавливаю цену, но так как это все-таки ты...

— Она, должно быть, с ума сошла, — сказала Карен. — Платье даже не слишком хорошо сидело на ней.

— Это твое мнение и мое, но я советую тебе держать свое мнение при себе. И помни, не принимай чека ни от кого, кроме тех людей, которых я внесу тебе в список. Даже в том случае, если покупатель приедет на «мерседесе» с собственным шофером и закутанный в норку. Некоторые из самых богатых людей бывают самыми большими мошенниками.

— Я помню.

— И если я найду хоть один неподтвержденный чек, я вычту из твоей зарплаты.

— Хорошо, хорошо.

Джули заломила руки.

— Я, должно быть, сошла с ума, если делаю это.