На самом деле Роб был последним, кого она заподозрила бы в попытке ее задушить. Гораздо вероятнее, что, если бы она застала его у себя, он с криком бросился бы прочь. Что касается ожерелья Долли Медисон... О, конечно же было нелепо считать, что дело в нем. То, что грабитель не нашел его, еще не доказывает, что он его не искал; но обычный вор не имел представления о существовании украшения. Обычный вор... Человек, напавший на нее, не был обычным вором. Этот низкий хриплый шепот... Только два человека помимо мистера Бейтса и Черил знали о том, что ожерелье Долли у нее.

Нет, подумала Карен. Это не мог быть Хортон. Хортон не стал бы убегать от Черил. Могучие руки Хортона свернули бы ей шею, словно тоненькую ветку.

В пять часов Карен оставила Роба запирать магазин и поспешила домой. Александр уже ждал; он повел ее прямо к своей пустой миске. И, только удовлетворив требования пса, Карен обнаружила оставленную Черил записку. Слесарь уже приходил, он все сделал; ключи на столе.

Карен отправилась осматривать работу. Ключи образовывали увесистую связку; их было по три на каждую дверь, переднюю и заднюю, и еще несколько штук для мудреных запоров, установленных на окнах первого этажа.

Эта работа должна была занять у слесаря полдня. Влияние члена конгресса Бринкли, подумала Карен; обычно нужно было несколько дней ждать прихода мастера даже в случае срочного вызова. Но кто она такая, чтобы жаловаться?

Вернувшись на кухню, Карен дочитала записку Черил: «Надеюсь, ты не возражаешь, я немного прибрала и постирала. Мне нравится работать с этими вещами. Сегодня вечером нужно быть на скучном приеме, позвоню, если вернемся домой не слишком поздно».

Когда Карен готовила ужин, зазвонил телефон. Звонили с почты. Ей пришла телеграмма, и, скорее жалуясь, чем извиняясь, ей сообщили, что безуспешно пытались застать ее в течение дня. Телеграмма гласила: «Как-нибудь рассчитаюсь с тобой за это, предательница. Рут шлет заверения в своей любви. Я не шлю. Пат».

Карен решила, что может спокойно заключить из этого, что миссис МакДугал достигла обители сына верхом на антилопе-гну или каким-либо иным способом. Усмехнувшись, Карен поставила в микроволновую печь разрекламированный по телевидению диетический ужин, а затем поднялась наверх, чтобы посмотреть, что сделала Черил. Выяснилось, что фраза «немного прибрала и постирала» была явным преуменьшением. Большинство нижних юбок и блузок было тщательно выглажено и возвращено на вешалки. На кровати были разложены кружева: все выстиранные и выглаженные, а один разорванный кусок аккуратно зашит.

Карен ужинала, когда зазвонил дверной звонок. Перед тем как встать, ей пришлось избавиться от Александра, уютно развалившегося у нее на коленях. Он выпросил кусок мороженой рыбы, который тут же поспешно выплюнул. Теперь он последовал за хозяйкой к двери, надеясь на что-то более вкусное.

Вместо того чтобы отпереть дверь, Карен посмотрела в «глазок». Хотя и гротескно искаженная, фигура снаружи определенно принадлежала женщине.

Бояться нечего. Еще ясный день, и, кто бы ни была эта посетительница, решительно это не миссис Гроссмюллер. Никакое искажение, даже самое немыслимое, не могло заставить грузную фигуру миссис Гроссмюллер выглядеть такой стройной.

Но Карен, открыв дверь, оставила ее на цепочке. Александр стремительно рванулся в щель. Отвращение на лице посетительницы только усилилось, когда она опустила взгляд на лохматую морду, пытающуюся просунуться в дверь.

— Убери эту чертову собаку, — резко сказала женщина. Карен раскрыла глаза от удивления. Что делала Шрив

Дэнфорт — нет, теперь Шрив Гивенс — на пороге ее дома? Она была одета как для официального ужина или приема — в блестящее белое платье, оттеняющее густой загар. Бриллианты подмигивали с ожерелья и сверкали на золотистых волосах, наполовину прикрывавших уши. Шрив, которая была так груба в тот день, когда посетила магазин; последняя дама сердца Марка.

Шрив нетерпеливо застучала серебряной туфелькой.

— Ну, ты собираешься меня впускать? Я очень спешу.

— О, да-да. Конечно, Минуточку.

Схватив собаку, Карен заперла ее на кухне. Когда она вернулась к двери, Шрив постукивала ногой значительно быстрее, яростно поглядывая на часы.

Остро ощущая затрапезность выцветшего домашнего халата и босых ног, Карен впустила гостью. Она хотела бы найти какой-нибудь предлог, чтобы не делать этого; что-то вроде: «Прости, кажется, я подхватила чуму». Но привычная вежливость победила, и теперь уже было слишком поздно.

— Извини, что заставила ждать так долго, — сказала Карен. — Я опасаюсь впускать людей, не убедившись в том, кто это. Кто-то проник в дом вчера вечером...

— О, неужели? — Шрив растянула губы, пытаясь изобразить улыбку. — Надеюсь, ничего не пропало?

— Нет. Но я все равно поставила новые замки. Марк был так любезен, что прислал сегодня утром слесаря.

Зачем она сказала это? Карен знала ответ, но ей захотелось пнуть себя ногой за то, что она бросила вызов такому противнику, как Шрив. Та оглядела Карен всю — от неуложенной головы до босых ног, — и ее улыбка стала шире. Очень вежливо она произнесла:

— У Марка такое доброе сердце. Он и старой миссис МакДугал уделял много времени.

«Что ж, я заслужила это, — подумала Карен. — Мне следовало бы догадаться: я не могу воевать с ней ее оружием».

С ледяной вежливостью она произнесла:

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?

— Нет, — открыв сумочку, Шрив достала чековую книжку. — Я только заскочила, чтобы забрать вещи бабушки. Она не имела права продавать их тебе. Старая ведьма совсем выжила из ума. Кажется, ты заплатила ей семьдесят пять долларов?

Упоминание суммы дало пораженной Карен ключ к пониманию:

— Миссис Феррис — твоя бабушка?

— Да, ты этого не знала? — Раскрыв ручку с золотым пером, Шрив начала писать, положив книжку на столик в прихожей. — Семьдесят пять...

— Если быть точной, семьдесят восемь пятьдесят, — собралась с силами Карен. — Но я не возьму твой чек.

— Сколько же ты в таком случае хочешь? — холодно спросила Шрив.

— Ничего. От тебя. У меня еще не было возможности изучить весь товар, но эти вещи для меня — именно товар. Это была честная торговая сделка...

— Деловая... — пробормотала Шрив. — Полагаю, хорошенькое дело пользоваться слабостью потерявшей рассудок старой женщины.

Карен настолько рассердилась, что у нее закружилась голова. Это ощущение оказалось довольно приятным.

— Это называется свободным предпринимательством, Шрив. Удивлена, что ты об этом не слышала. Твой муж такой увлеченный защитник этих принципов...

Шрив часто заморгала, словно кто-то ударил ее по лицу. Это был коварный удар, подумала Карен, чувствуя, как гнев уступает место самопрезрению. Конгресс в конце концов утвердил назначение мистера Гивенса, но после долгих желчных споров по поводу некоторых «сомнительных деловых проектов».

— В этих коробках есть твои вещи? — спросила Карен.

— Боже милостивый, конечно нет. — Этот вопрос, казалось, взбесил Шрив даже больше, чем отказ Карен. — С чего ты это взяла?

— Я только хотела сказать, что, если твоя бабушка продала что-то ей не принадлежащее, я конечно же это верну.

— Понятно, — Шрив прикусила губу. — Наверное, я все же выпью. У тебя есть водка «Столичная»?

— Не знаю.

— Водку с тоником, и выжать капельку лайма. Если нет «Столичной», тогда чистую «Перье» с лаймом.

— Я схожу посмотрю, — сказала Карен. — Подожди немного.

К тому моменту, как она убедилась, что Пат предпочитает другие, более дешевые сорта водки, и извлекла из глубины бара одинокую бутылку «Перье», Карен — она очень на это надеялась — обрела самообладание. В доме не было лайма, но она и не потрудилась его поискать.

Карен не предложила Шрив присесть, но увидела ее в гостиной примостившуюся на краю дивана, оглядывающуюся вокруг с холодным любопытством.

— Рут следовало бы сменить шторы, — заметила Шрив. — Они совсем выцвели. Хотя, возможно, это и к лучшему; когда собака с ними расправится, все равно понадобятся новые.

Карен протянула ей рюмку на серебряном подносе. Она была полна решимости вести себя как подобает благовоспитанной даме, даже если это и убьет ее, но ей хотелось как можно скорее выпроводить Шрив из дому. Один ее вид, стройной, надменной и элегантной, действовал словно ботинок на мозоль.

— Тебе нужна венчальная фата бабушки? — спросила Карен.

— Венчальная фата? — непонимающе взглянула на нее Шрив. — Мне наплевать на бабкино тряпье. Мне просто не нравится то, что все это будет выставлено в витрине дешевого магазинчика, где его увидят люди и скажут, что бабка такая бедная, что вынуждена продавать свои вещи, — семья о ней не заботится.

Тайна раскрылась. Шрив интересовало лишь то, что скажут люди. Карен нашла это более правдоподобным объяснением ее поведению, чем сентиментальность, — чувство, полностью у Шрив отсутствующее. Эта мысль не улучшила ее отношение к бывшей однокласснице.

— Никто не узнает вещи твоей бабушки. И кроме того, если миссис МакДугал не стесняется того, что ее вещи выставляются в витрине, тебя это тоже не должно беспокоить. Ее одежда легко узнаваема, очень дорогая, но миссис Мак сказала, что я могу...

— Я дам тебе сто пятьдесят.

— Нет.

— Почему?

— Я надеюсь заработать на этом гораздо больше.

Шрив неприятно сузила глаза:

— Насколько больше?

— Боюсь, ты не понимаешь главного, — сказала Карен. — Мое дело постараться выжать из этого как можно больше. Стоимость товара, который я продаю, зависит от множества различных обстоятельств, в основном от того, что готовы заплатить за него люди.

Шрив продолжала молча смотреть на нее, сжав губы, и какой-то импульс своенравия заставил Карен добавить:

— Когда одежда будет готова к продаже, вычищена, отглажена и зашита, я дам тебе знать. Если тебя устроит цена, которую я назову, все вещи станут твоими.

— Понятно, — медленно произнесла Шрив. — У меня не будет возможности торговаться — ведь так?

— Никакой торговли, никаких уступок. Я назначаю цену: либо платишь ты, либо кто-то еще. А теперь извини, у меня назначена встреча, я едва успеваю переодеться.

Карен действительно опаздывала, но вместо того, чтобы броситься наверх одеваться, она исполнила ритуальный танец по всей длине коридора, к великому ужасу

Александра, которого она освободила из заточения, проходя мимо двери кухни.

— Извини, — запыхавшись, сказала Карен. — Это был триумфальный танец, Александр. Ты не поймешь, да у меня и нет времени тебе объяснять.

Разговаривать с собакой — это очень близко от разговора с самой собой, но Карен требовалось, чтобы хоть кто-то услышал ее победный клич. Месяц назад она не смогла бы столь ловко расправиться со Шрив. Она бы робко приняла чек и возвратила все вещи — именно этого Шрив и ждала. Шрив оказалась непривычна к тому, что люди на нее огрызаются, особенно те, которые, как она помнила, были такими тихими и уступчивыми. Уступить было бы роковой ошибкой, так как это создало бы прецедент если не для ее покупателей, то для самой Карен. Закончиться это могло бы каким-нибудь совершенно ослиным поступком, вроде возвращения миссис Гроссмюллер ее подвенечного платья за ее два «зеленых».

Более того, она не потеряла самообладания, хотя провокации были в высшей степени неприкрытыми. Аккуратно, хотя и поспешно одевшись и спустившись вниз, Карен вспомнила вызывающую наглость Шрив, и едва сдерживаемый гнев вскипел с новой силой. Как мог Марк увлечься такой вульгарной, надменной женщиной... Но его интересовали не личные качества Шрив. Марк был великодушен и щедр в отношениях со своими старыми друзьями и бывшими врагами, но женщин предпочитал стройных, влиятельных и сексуальных.

Хватит, сказала себе Карен. Она напряженно сосредоточилась на запирании двери. Ключи ходили туговато, но, вероятно, со временем они разработаются.

К счастью для Карен, она прибыла на встречу с адвокатом в самом приподнятом расположении духа, так как он сделал все возможное, чтобы ее огорчить. Адвокат выглядел в полном соответствии с образом, который мысленно нарисовала себе Карен, — невысокий и тщедушный мужчина, с узким замкнутым лицом. Его глаза скрывались за толстыми стеклами очков, а лысина была тщательно закрыта редеющими волосами. Он пододвинул Карен стул, но не успела она сесть, как мистер Бейтс раскрыл главную причину своей озабоченности:

— Ожерелье, миссис Невитт. Могу я...

— Я его не принесла, — Карен села поудобнее.

— Не принесли?! Могу я спросить почему?

Его тон слишком напоминал тот, который использовал Джек, когда хотел смутить и унизить ее. На этот раз Карен отказалась уступать. Она уже устала от того, что ею помыкают; вместо того, чтобы оправдываться и извиняться, Карен перешла в наступление:

— Что вас беспокоит, мистер Бейтс? Драгоценность или я?

— Ну... я...

— Если ожерелье, так вы больше за него не ответственны. Оно принадлежит мне, и я намереваюсь носить его и наслаждаться этим, как того и хотела миссис Мак, а не запирать его в сейф. Если же вы опасаетесь, что я нахожусь в опасности со стороны кого-то, кто его хочет...

— Чепуха, — кратко ответил мистер Бейтс.

— Хорошо, чепуха. Тогда к чему весь этот шум? Так или иначе, избавиться от нависшей опасности я могу, только если вор узнает, что я избавилась от украшения. Я должна была идти сюда с табличкой? «Внимание всем! Ожерелье Долли я отдаю мистеру Бейтсу».

— Ну знаете, миссис Невитт...

— Если кто-то действительно следит за мной, мой визит к вам сегодня вечером наведет этого человека на мысль, что я передала ожерелье на хранение. Какие меры предосторожности я могу еще принять — поместить объявление в газете? А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы перейти к обсуждению более серьезных вещей.

Вздохнув, мистер Бейтс поправил очки, смахнул волосы с высокого лба и обратил на Карен все свое внимание.

Ее деловые планы он воспринял весьма прохладно. По его мнению, молодая женщина без опыта имеет мало надежды на успех. Но Карен едва не расплакалась, когда адвокат ворчливо известил ее, что муж тети прислал телеграмму о переводе на ее имя крупной суммы.

— Значит, у вас есть известия от Пата, — пробормотала она, доставая платок и делая вид, что вытирает пот. — Это одна из вещей, которые я хотела у вас выяснить.

Мистер Бейтс настороженно следил за ней. Он прекрасно понимал, что не жара, а эмоции вызвали необходимость использовать платок; очевидно, он неодобрительно относился к женщинам, которые плачут.

— Да. Но только то, что я сообщил вам, а также известке о том, что к ним благополучно прибыла миссис МакДугал-старшая. Я должен добавить, что, если бы профессор МакДугал перед переводом денег проконсультировался со мной, я посоветовал бы ему...

— Можете не беспокоиться, — обрезала его Карен. — У меня нет намерений злоупотреблять щедростью Пата. А теперь не сочтите за труд прочитать письма от адвоката моего мужа. Возможно, через несколько дней мне вручат повестку, а письма звучат чересчур требовательно.

Быстрое преодоление ею своих чувств вызвало одобрительный ледяной блеск в бледно-серых глазах мистера Бейтса. Прочитав письма, адвокат раздул ноздри.

— Гм, — сказал он, — кажется, вам предстоит серьезная схватка, миссис Невитт. Требования противной стороны чудовищны. Прошу вас никоим образом не давать ответа до консультации с адвокатом, которого я вам порекомендую.

Карен заверила его, что она не настолько глупа, но вид мистера Бейтса показал, что он хотел бы поверить ей, но не в силах это сделать.

Ни о похищенном автомобиле, ни об исчезнувшем водителе известий не было. Полицейское расследование выдохлось — мистер Бейтс не воспользовался этим словом, но сказанное им сводилось именно к этому. Да, он послал телеграмму миссис МакДугал. Ответа еще нет. Он известит Карен, если будут какие-нибудь новости. Да, он передаст им заверения в ее нежной любви. И не соблаговолит ли миссис Невитт, — если это не было выражено в словах, то безошибочно угадывалось в поведении, — убраться из его конторы и позволить ему отправиться домой?

Долгий летний закат уже догорал, когда Карен остановилась на углу, дожидаясь автобуса. Воздух был серым, не от заходящего солнца, а от автомобильных выхлопов: согласно электрическому табло на углу ближайшего дома, температура еще была далеко за восемьдесят. Неудивительно, что вашингтонцы бегут из города в конце июля — августа. Удивительно только, как они могли так долго вариться в этом безвоздушном пространстве, особенно в эпоху отсутствия кондиционеров. Любовное выражение «федеральное болото», хотя и приобретшее в последнее время другие оттенки, изначально было буквальным топографическим фактом.

Появившийся вдалеке автобус замер в полквартале от остановки, так как его дальнейшее продвижение преградили затормозившие на красный свет машины. Карен небрежно провела взглядом вдоль застывшей вереницы автомобилей и вдруг замерла. Совершенно новый ярко-красный «феррари»-кабриолет во втором ряду... Верх опущен. Сдвоенный глушитель подрагивает, водитель подавливает педаль газа, готовый рвануть с места, как только зажжется зеленый...

Пристальный взгляд Карен словно послал осязаемые волны, и водитель, повернув голову, посмотрел прямо на нее. Его пухлые алые губы приоткрылись, словно губы жаждущей поцелуя девушки. Они зашевелились, обозначая слова. Карен не могла их слышать, но понимала, что он говорит. До того как она смогла хоть как-то отреагировать, зажегся зеленый, и кабриолет пулей рванулся вперед, едва избежав столкновения с грузовиком, проезжавшим перекресток в последнюю секунду желтого света.

Развернувшись, Карен бросилась назад в здание, из которого только что вышла.

Домой ее повез мистер Бейтс. Он едва ли смог бы уклониться от этого: Карен схватила его за руку, когда он выходил из лифта с ключами в руке.

Он был уверен, что она ошиблась.

— Похожих мужчин много, — с отвращением сказал он. — Мы только что говорили с вами об этом, поэтому разговор остался у вас в голове. Уверяю вас, сейчас Хортон за много миль отсюда. Он не настолько глуп, чтобы оставаться в городе.

— Я уверена, что это был Хортон. Он узнал меня. Он сказал: «Привет, куколка».

— Но вы же сказали, что не могли слышать...

— Я прочла по губам. Он уже как-то называл меня куколкой. Ой, ну ради Бога, мистер Бейтс, вы можете по крайней мере уведомить полицию? Это был новый красный «феррари» с номерными знаками Вирджинии, и первые две буквы — BV. Вы знаете, с кем говорить, и на ваши слова обратят больше внимания.

— Ну хорошо. Однако уверен, что мне там сообщат, что Хортона видели в трех других местах, за много миль от Вашингтона.

Несмотря на весь свой скептицизм, он настоял на том, чтобы проводить Карен до двери и подождать, пока она отопрет замок. Ему не пришлось слишком настаивать. На этот раз ей удалось схватить Александра за ошейник в середине прыжка, а мистер Бейтс, очевидно хорошо знакомый с собачьими привычками, проворно отскочил в сторону.

— Благодарю вас, — сказала Карен, видя, как адвокат внимательно, хотя и делая вид, что мимоходом, заглядывает внутрь. — Надеюсь, вам не пришлось слишком отклониться с дороги.

— Вовсе нет. Я живу на Чеви-Чейз; туда так же легко добраться по Висконсин, как и по Коннектикут.

«Тогда почему же ты не предложил отвезти меня домой с самого начала?» — подумала Карен. Возможно, мистер Бейтс весьма пренебрежительно отнесся к ее рассказу об увиденном водителе, однако на душе у него стало неспокойно и он после услышанного решил отвезти Карен домой. Хортон знает, где она живет; возможно даже, что у него есть ключи от ее дома. Вероятно, они были у миссис Мак, которая поразительно беспечно обращалась со своими вещами.

Хвала Господу за новые замки, подумала Карен. Темнеющий воздух по-прежнему обжигал дыхание, но у нее по коже пробежал мороз при воспоминании о больших загорелых руках Хортона и его мясистом улыбающемся рте. И все же Карен не могла поверить в то, что на нее напал именно Хортон. Но теперь у него есть причина искать с ней встречи. Если он решит, что успеет заставить ее замолчать до того, как она сообщит в полицию о том, что видела его...

Карен понимала, что неадекватно реагирует на происходящее. Всякий, беззаботно разъезжающий по городу в таком броском автомобиле, очевидно, не считается с тем, что его увидят. Или Хортон полный дурак, или же ему на все наплевать.

Александр зарычал. Ему не нравилось, что его схватили за шиворот. Карен отнесла его в дом и заперла дверь. Она принялась беспокойно бродить по комнатам, зажигая свет, вновь и вновь проверяя запоры на дверях и окнах. Дом был очень тих, очень пуст. В конце концов Карен начала слышать звуки, которых не могло быть, — призрачные отголоски раскатистого смеха Пата, тихий голос Рут. Если бы только они уехали в какой-нибудь более цивилизованный уголок — она не смогла бы перебороть желания связаться с ними. Но звонить было некуда, ни один знакомый голос не ответит ей по телефону.

Карен понимала, что с ней. Это имеет много названий — простых и научно мудреных — шок, послестрессовый синдром, как там еще. А проще — это было сознание собственной уязвимости. Карен не стала более доступной для нападения — наоборот, эта вероятность уменьшилась благодаря новым замкам и готовности к опасности. Но ее спокойствие нарушено; в сокровенные места вторгся кто-то, не имевший права это делать. Карен слышала, как отзывались об этом ощущении жертвы преступлений. Теперь она сама понимала, как чувствовали себя эти люди — беспомощными, обнаженными, беззащитными.

Придя на кухню, она поставила чайник на огонь. Включился холодильник; Карен, вздрогнув, вскрикнула. Пора с этим кончать, подумала она. Если так будет продолжаться и дальше, я сойду с ума. Надо найти какое-либо занятие, чем-нибудь заполнить мысли...

Она сделала еще один обход, запирая уже запертые замки, прикасаясь рукой к засовам на окнах, выглядывая на улицу и в сад. Александру придется потерпеть, вот и все. Перед тем как заманить пса наверх его любимым сухим кормом, Карен придвинула к задней двери стул и заставила его горшками и кастрюлями.

Запершись в спальне и забравшись в кровать с книгой, Карен почувствовала себя в большей безопасности. У Пата было огромное собрание детективов; он предпочитал те, в которых действовали крутые частные сыщики, и она надеялась, что захватывающие и неправдоподобные опасности, с которыми приходилось сталкиваться вымышленным героям, отвлекут ее — что-то вроде того, чтобы оглушить себя ударом молотка, дабы не чувствовать боль в сломанной ноге.

Но прошло немного времени, и Карен поняла, что ошиблась. Остроумный частный детектив оказался схвачен членами банды торговцев наркотиками, с которой он боролся. Автор любовно смаковал подробности мучений, которым подвергал героя главный злодей — «здоровенный неуклюжий тип с пухлым, распускающимся бутоном рта, словно у девушки, ожидающей поцелуя».

Карен швырнула книгу через всю комнату и включила телевизор, но лишь для того, чтобы встретить другого остроумно-циничного частного детектива, избиваемого членами банды торговцев наркотиками, с которыми он боролся.

С облегчением Карен восприняла ночной выпуск новостей. Лесные пожары в западных штатах, засуха на северо-востоке, смерчи на среднем западе; неудача переговоров по разоружению, авиакатастрофы, беспорядки, убийства. Но гигантские панды размножаются. Хвала Господу за то, что есть панды.

О сне по-прежнему не было и речи, и, поскольку телевизор в лучшем случае занимает половину мыслей зрителя, Карен стала искать, чем бы ей еще заняться.

Дел было более чем достаточно. Ядовитые замечания Джека по поводу отсутствия собранности были не полностью лишены оснований. Карен ненавидела составлять списки, счета, вести бухгалтерскую отчетность. Но для дела, которое она собиралась начать, все это было необходимо. По предложению (на самом деле по приказу) миссис Мак Карен купила тетрадь и несколько вставных блоков для нее. Потребовалось довольно много времени, чтобы их отыскать. Обнаружив, наконец, тетрадь, Карен расстроилась, увидев, как много в ней чистых страниц. Она не думала, что настолько отстала. Перелистывая тетрадь, она поняла, что не закончила даже заносить вещи, найденные на чердаке у Рут.

У нее была мысль завести отдельную страницу на каждый предмет, записывая источник приобретения и уплаченную сумму, затем замечания по восстановительным работам и последнее — цену продажи. Эти данные потребуются не только для налоговой инспекции, они сами по себе составят ценные сведения.

Карен скорчила гримасу. Это уж точно: для того, чтобы отвлечься от тревог, нет ничего лучше, чем сосредоточиться на ненавистном скучном занятии.

Под бубнящий голос диктора Карен вытащила коробку с бельем и приступила к работе. Эти вещи она получила от миссис Феррис, и это сразу же напомнило о Шрив. Значит, Шрив нужны вещи ее бабки, так? Если бы она увидела, в каком состоянии они находятся, она не прикоснулась бы к ним даже кончиком утонченного пальчика.

Карен достала изношенную до дыр нижнюю юбку и громко чихнула, так как вокруг поднялось облачко пыли. Должно быть, старая дама лазила в этой одежде через забор или оттирала ею полы; разорванная ткань была покрыта отвратительными черными пятнами. Но многочисленные кружевные оборки, пожалуй, еще можно было спасти. Достав ножницы, Карен отпорола кружева, затем, скомкав юбку, бросила ее в мусорную корзину, сморщив нос от приторного запаха плесени.

Она заставила себя закончить начатое дело и составила список всего содержимого коробки. Ее начало клонить в сон, а затхлый запах, казалось, навсегда прилип к ее рукам. Черил так и не позвонила. Покончу с еще одной заботой, подумала Карен, и пора ложиться спать. После полуночи она уже не позвонит, но еще не полночь.

Отпоротые от нижней юбки кружева, вероятно, подойдут к подвенечному платью миссис Гроссмюллер. По какой-то причине плесень их не тронула. Вероятно, это как-то связано со структурой ткани.

После продолжительных поисков Карен наконец отыскала платье в глубине гардероба. Черил, должно быть, подобрала его в прихожей вместе с остальными вещами, которые Карен приобрела на аукционе и уронила на пол, когда ее схватили за горло. Да, и остальные предметы здесь — нижняя юбка со сборками, украшенная тамбурной вышивкой, нелепые женские панталоны и льняная ночная рубашка.

С улицы донесся приглушенный вой — кот мистера ДеВото отправился на поиски любви и приключений. Карен узнала этот звук, и все же у нее по коже пробежали мурашки. Спящий Александр зарычал и заворочался.

Карен решила, что ей следует составить список купленных на аукционе вещей сейчас, пока все еще свежо в памяти. «Отделанные кружевами женские панталоны, около 1910 года», фамилия продавца, дата. Последним она заносила в список подвенечное платье, и у нее задрожала рука. Но у нее есть все данные, глупо их не записать: «Подвенечное платье миссис Генри Гроссмюллер, 1931 г.». Миссис Генри Гроссмюллер, отравившей Генри в шестьдесят пятом и утверждающей, что платье не стоит и двух «зеленых».

— Это я не стану записывать, — произнесла Карен вслух. Нет никакой необходимости, она и так никогда этого не забудет. Черт побери эту старуху, черт побери и Черил, болтающую о романтике старых вещей и трагедии охваченной ужасом молодой невесты. Нет, это несправедливо. Черил не болтала о флюидах и аурах, она достаточно умна для этого. Это воображение самой Карен покрыло невинную ткань буквально осязаемой пленкой какого-то черного скользкого вещества.

Кружева на платье действительно потемнели. Изучая их, Карен пришла к выводу, что ее первоначальное предположение оказалось верным. Восстановить их невозможно; пропитавшее их вещество обладало разрушительным действием, оно оставило в нежной паутине большие прорехи. Помимо своей воли Карен мысленно увидела живую отвратительную картину: миссис Гроссмюллер стоит на коленях перед трупом мужа, и оборки подвенечного платья намокают в лужах крови.

Нет, ей просто необходимо не давать воли своему воображению. Это был бы превосходный сценарий для фильма ужасов — несчастная жена надевает платье, бывшее на ней тогда, когда она против своей воли шла к алтарю, перед тем, как жестоко отомстить своему мучителю. Но миссис Гроссмюллер не закалывала мужа, она его отравила.

Карен испустила сдавленный смешок. Когда-нибудь она сможет рассказывать историю миссис Гроссмюллер, находя ее забавной. Но в лучшем случае юмор будет черным, ибо есть что-то печальное и необъяснимое в настойчивости старой женщины — вина, страх или же не нашедшая выхода ярость. Подобная той ярости, которую носила в себе она сама, в чем только сейчас начинала признаваться себе?

Карен решительно обратилась к работе. Отпоротое от нижней юбки кружево как раз подойдет. Оно той же ширины, и его столько, что хватит для замены поврежденных кусков и еще останется на то, чтобы обшить платье внизу.

Карен отнесла кружева в ванную и залила теплой водой, чтобы они отмокали всю ночь. Теперь для того чтобы восстановить платье, требуется только жемчуг (он будет искусственным, но и прежний был тоже ненастоящий) и шелковый цветок для замены смятого бурого безобразия на боку. Отрезав для образца одну жемчужину, Карен начала составлять на последней странице список требуемых для реставрации платья материалов. Как научили ее предыдущие попытки штопки старой одежды, обычные хлопчатобумажные и полиэстеровые нитки оказываются слишком грубыми. Шелковые нитки можно достать в магазинах, специализирующихся на тонких тканях. Надо будет заказать набор разных цветов, а также соответствующие иголки. Пуговицы — если возможно, старые. Найти их будет непросто, но должны быть где-то источники таких вещей.

Карен продолжала время от времени поглядывать на часы. В полпервого она решила, что Черил уже не позвонит. Так или иначе, теперь она достаточно устала и будет спать крепко. Как она и надеялась, необходимость сосредоточиться на конкретной задаче успокоила ее нервы.