На обратном пути нам пришлось прорываться сквозь безумное движение машин, а когда мы проезжали через площадь Независимости, Дэвид неожиданно помахал рукой полицейскому, одетому в белоснежную форму регулировщика, стоявшему на крошечной невысокой платформе посреди этого хаоса.
— Это брат Анджело? — поинтересовалась я.
— Почему вы так решили?
— Я уловила несколько слов из вашей беседы. Анджело очень гордится своим братом-полицейским.
— В этом нет ничего удивительного. Но его брат не уличный регулировщик, он уважаемый детектив, сыщик.
Вероятно, это и объясняло то рвение, с которым Анджело занимался секретными поручениями. Но ведь Дэвид поприветствовал именно этого регулировщика. Я решила уточнить.
— Вы всегда машете рукой регулировщикам?
— Просто так случилось, что я немного знаком именно с ним, — весело ухмыляясь, ответил Дэвид. — Весьма скромная попытка разобраться в правилах уличного движения... Я всегда стараюсь подружиться с полицейскими, с которыми мне, может быть, придется столкнуться. Нельзя заранее предугадать, когда тебе может прийти на помощь человек, облеченный властью.
Добравшись до виллы, мы обнаружили, что ворота заперты. Дэвиду пришлось остановить машину.
— Что мы теперь будем делать?
— А как обычно вы поступаете в подобной ситуации?
— Прохожу другой дорогой, естественно. С северной стороны есть еще одна калитка, там можно проехать на мопеде.
— Смотрите! — Я указала на кусты.
Заросли позади забора медленно зашевелились, как будто от дуновения легкого ветерка, и из кустов на открытое пространство выбралась совершенно гротескная личность. Подпрыгивая и прихрамывая при ходьбе, если можно так назвать подобные движения, при этом завывая монотонным и гнусавым голосом, по дорожке, посыпанной гравием, спотыкаясь на каждом шагу, оно двигалось навстречу нам.
— Господи, — выдохнул Дэвид. — Это кто еще такой?
— Это помощник Альберто. Вы что, никогда не видели его раньше? Неужели даже не встречались с ним?
— Никогда... с такого близкого расстояния. Как вы полагаете, он идет сюда, чтобы открыть нам ворота?
— Мне кажется, что он, пытается это сделать. Человек с такой необыкновенной фигурой был одет в обноски Альберто: это было ясно как день. Старые тряпки свободно болтались вокруг его тела, человека можно было просто завернуть в них несколько раз, а кепка держалась у него на голове только благодаря тому, что зацепилась за нос. Из-под этого огромного блина торчали длинные грязные волосы, которые спускались гораздо ниже шеи и спадали ему на лицо. Ни на минуту не прерывая своего необыкновенного танца, он подошел к воротам и медленно открыл сначала одну створку, потом и вторую после непродолжительной увертюры в виде своего монотонного воя и нескольких балетных па.
— Даже не пытайтесь подойти поближе, — сказала я Дэвиду, который уже было собрался вылезти из машины, чтобы помочь калеке открыть ворота. — Вы просто напугаете его и ничего не добьетесь.
— Боюсь, что вы правы.
На территорию виллы мы въехали молча. Я знала, о чем думает Дэвид, наверняка о том же, о чем и я. Мы размышляли о судьбе этого убогого существа, вынужденного зарабатывать свой хлеб под началом неприятного нам обоим Альберто. Естественно, я подозревала, что несчастному хромому приходится туго с этим грубым животным.
Дэвид поставил машину сразу в гараж рядом с «мерседесом» и вручил мне ключи. Я поспешила вернуть их ему обратно.
— Может быть, я могу помочь разгрузить то, что мы с вами привезли?
— Нет, благодарю вас, я сам справлюсь.
— Это я должна поблагодарить вас за сегодняшний день. Я чудесно провела время.
— У меня сегодня тоже был очень приятный день.
Он открыл багажник и вновь положил ключи мне в руку. Наши пальцы непроизвольно соприкоснулись, и мгновение мы стояли неподвижно, не говоря друг другу ни слова. Мне было ужасно жаль, что этот день подходит к концу. Семейство Малоун всегда отличалось умением и готовностью обниматься и целоваться с приятными им людьми, но сейчас я не смогла бы обнять и поцеловать его даже по-дружески. Мы попрощались с изысканной вежливостью совершенно посторонних людей, еще раз поблагодарив друг друга за приятно проведенное время, вот только голоса наши стали неестественными и натянутыми.
Этим вечером я вновь третировала Франческу, в красках описывая условия содержания несчастной собаки, а также упомянув явно заторможенное умственное развитие помощника Альберто. Она была, по-видимому, удивлена моими вопросами и критическими замечаниями, которые изначально приписала юношескому идеализму.
— Уверяю вас, тот человек, которым вы так интересуетесь, вовсе не страдает от дурного обращения, Альберто не сделает ему ничего плохого, — ответила она. — Что же касается животного, то жесткая дисциплина тут просто необходима. Служебный пес — это не комнатная собачонка.
— Дисциплина — это одно, а жестокость — совершенно другое. Собака, которая не чувствует любви и заботы своего хозяина, не будет ему верно служить.
Графиня пообещала переговорить на эту тему с Альберто, а затем перевела наш разговор в другое русло, прекрасно понимая, что только так она сможет отвлечь меня от рассуждений о достоинствах ее прислуги. Проблемы Пьетро тут же заставили меня позабыть обо всем. Она нисколько не сомневалась, что мне приходилось сталкиваться с нервными детьми за время моей педагогической практики. Франческа была бы просто счастлива, если бы я смогла поделиться с ней моим обширным опытом и дать ценный совет.
Это одна из самых распространенных форм лести, на которую мало кто не клюнет: надо всего лишь попросить у человека совета — и успех вам обеспечен. Графиня заставила меня разговориться и лишь изредка прерывала вопросами, которые доказывали, что она слушает с неослабевающим вниманием. Я была просто до неприличия довольна собой и проведенным днем, когда наконец отправилась спать. Меня переполняло самодовольство, иначе я не могу это назвать. Еще несколько недель — и я начну просто подавлять всех окружающих, после чего последует эффектное прощание, поклон и аплодисменты потрясенной аудитории. Собака будет лизать мне руки, Альберто почувствует себя виноватым, обязательно извинится за свое поведение и изменится к лучшему, Франческа будет благодарить меня за то, что я показала ей настоящую жизнь, наполненную истинными чувствами, а Пит... Мне будет очень тяжело расстаться с Питом, но я уверена, с ним непременно все будет в порядке, опять-таки благодаря моим усилиям.
Даже юный возраст не извиняет подобного раздутого тщеславия.
Я уже закончила книгу Марка Твена. Порывшись в своей скудной библиотеке, я обнаружила, что у меня не осталось ничего непрочитанного. Мне следовало бы пополнить запасы литературы сегодня во Флоренции. При этом я твердо знала, что никаких мистических романов я больше не куплю, даже если выбор у меня будет, как и прежде, невелик. «Невеста сумасшедшего» оказалась скучнейшей книгой. Я решительно отложила ее в сторону, зная, что она мне больше не понадобится.
Позднее я не раз вспомню этот жест, которым я отбросила книгу. Как я уже говорила, я никогда не была суеверной.
* * *
Матрас на кровати несколько прогнулся. Рядом со мной сидел Барт. Лунный свет свободно лился в комнату через открытое окно, и я прекрасно видела знакомые черты: полоску белоснежных зубов, когда он улыбался, крошечную родинку на левой скуле, очаровательную ямочку на подбородке, взъерошенные черные волосы на груди.
Его пальцы так свободно и привычно блуждали по моему телу начиная от шеи и плеч. У него были мягкие и нежные руки. Конечно, не такие, как у женщины, но достаточно нежные и теплые, без всяких шрамов и шероховатостей. Легкие поглаживания и трепетные касания, едва ощутимые вначале, а затем все более властные... Пальцы постепенно продвигались все выше, к горлу, гладили меня по щекам, а потом начали нежно теребить мои волосы...
Временами мне казалось, что я просыпаюсь в собственном сне, запутавшись, где явь, а где ночной кошмар. Я следовала за его бесплотной фигурой по бесконечным темным и мрачным улицам и просыпалась в слезах, так и не успев догнать его. И вот теперь мне удалось найти Барта: и это оказалось гораздо хуже. Мои губы дрожали, из горла рвался какой-то жалкий звук. Его рот заглушил мой крик. Всего лишь несколько мгновений я ощущала его губы, прижатые к моим, я чувствовала их вкус. Затем все вдруг исчезло.
Проснулась я от эха собственного крика, который звенел у меня в ушах, не давая мне усомниться в его реальности. Комната была погружена во тьму. Лунный свет едва пробивался сквозь плотно задернутые шторы. Тесемки моей ночной рубашки были развязаны, а сама она приспущена до талии, оголяя мое тело до самого пупка.
* * *
Мне понадобилось не менее пяти минут, чтобы, немного успокоившись, найти свою сумочку и достать крошечный пузырек с успокоительным. Я вытряхнула на ладонь одну капсулу и проглотила ее, запив водой. После этого я уселась в кресло и стала ждать, когда лекарство окажет свое спасительное действие. Я зажгла все светильники, но даже после этого я не могла заставить себя вернуться в постель. Я чувствовала, а в этом я не могла ошибаться, в комнате еще витал едва уловимый запах одеколона, которым пользовался Барт.
Ну почему доктор Болдвин не предупредил меня о том, что подобное может случиться? Черт, а может быть, именно на это он намекал, когда расспрашивал о моих снах и эротических фантазиях. Но у меня не было ничего подобного в то время! В этом нет ничего удивительного, говорил он тогда. По-моему, в нашем мире нет ничего, что могло бы удивить психиатра. Я была молодой и физически здоровой женщиной. Когда-нибудь...
Прекрасно, но я не могла и предположить, что когда этот день настанет, мне привидится именно образ Барта.
Когда лекарство подействовало, напряженные мускулы постепенно расслабились, страх прошел. Я уже решила, что смогу осилить и эту напасть. Может быть, это признак выздоровления. Может быть, сначала мне мог присниться только Барт, занимающийся со мной любовью, а уж потом мой мозг позволит представить это с кем-нибудь другим. Возможно, мой погибший муж был просто предвестником другого мужчины. Вот только кого? Дэвида? Себастьяно? Я и не собиралась заниматься любовью ни с одним из них, хотя, надо отдать им должное, они весьма привлекательны, но каждый по-своему. Многие уверяли меня, что мне просто необходимо побарахтаться с кем-нибудь в сене, кто не вызовет у меня никаких глубоких эмоций. Только теперь я начала задумываться — а может быть, они были правы? Я подошла к окну. Диск луны затерялся где-то в макушках кипарисов, напоминая своей безупречной формой серебристый мячик. Я не видела отсюда окно комнаты Дэвида, но могла представить его самого, склонившегося над отвратительными лоскутами, или сидящего на кровати и изучающего любимые книги со стихами девятнадцатого века. Почему-то мне было очень приятно, что он находится в относительной близости от меня, я даже почувствовала себя гораздо лучше от этой мысли.
Тем не менее, остаток ночи я так и провела, сидя в кресле.
5
Солнечный свет, вероятно, вывел бы меня из мрачного состояния духа, в котором я проснулась, но утром не было видно ни лучика. Все небо затянули серые тучи. Франческа сообщила, что вечером ожидается дождь.
Она выглядела несколько взволнованной, просто чуть-чуть не такой, как обычно. Всегда любезная и внимательная хозяйка, графиня не могла не обратить внимания на мои воспаленные и опухшие глаза, хотя мне казалось, что следы моих ночных бдений не заметны постороннему глазу.
Я призналась, что и вправду плохо спала сегодняшней ночью. Мне не хотелось обсуждать причину, но ее взгляд был полон искреннего участия, и мне ничего не оставалось, как попытаться объяснить свое состояние. Всю правду я, конечно, не могла ей сказать, только какую-то часть.
— Мне опять приснился плохой сон. Вернее, это был просто ночной кошмар. О Барте.
Морщины на ее высоком лбу стали гораздо заметнее.
— Разве сны о тех, кого вы любите, могут быть кошмарными?
— Сны могут быть любыми.
— Возможно, вам станет легче, если вы расскажете мне о вашей жизни. Я ведь даже не расспрашивала вас о подробностях трагедии...
— На самом деле это вряд ли поможет мне. Я уже не раз... — Отодвинув свое кресло от стола, я поднялась и подошла к окну. — Я понимаю, вам хочется узнать о том, как мы с ним жили, и о его гибели. Барт ведь был вам дорог, насколько я представляю.
— Да.
Я стояла не оборачиваясь.
— Когда мы с Бартом поженились, он сразу же переехал ко мне. — На самом деле он перебрался ко мне гораздо раньше, но какое это могло иметь значение? — У меня был небольшой домик, точнее, флигель для гостей в одной усадьбе. Две небольших комнатки и кухня с ванной, но я была несказанно счастлива, когда мне удалось приобрести его, — у нас ведь не так просто купить дом: в стране слишком много людей. До нашего холма даже ходил рейсовый автобус. Когда была плохая погода для пеших прогулок, я всегда могла добраться на нем до города. К моему домику вела частная дорога — узкая и неровная. После обильных снегопадов она становилась просто опасной. Барт... Барту очень нравилось водить машину. Он, казалось, бросал вызов трудностям, и скользкая дорога давала ему шанс испытать себя.
— Он всегда превосходно водил машину, — услышала я спокойный голос за своей спиной.
— Да, я знаю. Барт рассказывал мне, что ему приходилось участвовать в автогонках. Первое время он брал меня с собой в эти ужасные поездки по нашей обледеневшей дороге в самые страшные снегопады. Я всегда боялась до смерти, а он только смеялся и подшучивал надо мной.
— Значит, все случилось именно в тот день, когда дорога была занесена снегом?
— За день до аварии выпало около шести дюймов снега. Это было просто море снега, ночью резко похолодало, и он смерзся до состояния льда. Барт... его не было дома. Он должен был вернуться на следующее утро, не насовсем, нет, а просто забрать кое-какие вещи. Я прогуливалась, поджидая его, поэтому видела все своими глазами...
Даже сейчас, когда эта картина вставала перед моим мысленным взором, мне казалось, что я смотрю фильм ужасов — настолько это было нереально. Солнце, ослепительно сверкающее на снегу, и темный силуэт дерева у самого подножия холма... Машина темно-красного цвета, четко вырисовывающаяся на фоне белоснежного полотна дороги, стремительно приближается, время от времени скрываясь за сугробами, становясь все больше, постепенно вырастая по мере приближения ко мне. Дорога вся переливается под лучами солнца, на ней больше нет ни одной машины... Вот уже красная игрушка в последний раз мелькает передо мной, она несется на бешеной скорости где-то внизу по главной дороге...
Я резко повернулась.
— Мы поссорились. Я злилась, потому что Барт не приехал домой прошлым вечером. Он утверждал, что пытался дозвониться до меня, но линия оборвалась из-за обильного снегопада. Тем не менее я не сдержалась. Я наговорила ему такого... А он не из тех мужчин, кто спокойно воспринимает критику. На прощание я бросила ему что-то уж совсем жестокое и несправедливое. Он всегда очень быстро ездил, если был расстроен или рассержен. В тот день Барт мчался просто с космической скоростью. После его отъезда я представляла себе ужасные вещи: его останавливает полицейский за превышение скорости или еще что-нибудь в том же духе. Если бы он не был до такой степени разъярен, если бы мы с ним не поссорились...
Я и не ждала от нее отпущения грехов, я просто рассказывала. Когда Франческа заговорила, в ее голосе не было ни симпатии, ни упрека.
— Я много думала о том, что случилось. Я не имею права обвинять вас, но ваше чувство вины мне совершенно понятно. В нем, правда, нет никакой необходимости, и оно уже ничего не изменит. Я полагаю, ваши врачи говорили вам то же самое.
— Вам и об этом известно.
— Естественно. Вы стыдитесь того, что с вами произошло? — Она указала мне на кресло. — Садитесь и допивайте свой кофе.
Сейчас мне была просто необходима хорошая порция кофеина: я была вся разбита после валиума.
Она не стала задавать мне вопросы, а просто начала рассказывать о Барте. Франческа ни словом не обмолвилась о его детстве. По мере того, как она продолжала свое повествование, у меня постепенно, как мозаика из фрагментов, складывалась картина жизни на вилле Морандини. Барт был на несколько лет моложе своего кузена Гвидо, но он всегда выходил победителем в их играх и спорах. Его слово было законом, его смех был более заразительным и громким, он бегал и плавал быстрее, лучше играл в теннис. Я уже представляла себе Гвидо как одинокую старую деву. Когда я поинтересовалась, не сохранилось ли у нее каких-нибудь фотографий, графиня достала альбом и показала мне его снимок. На этой карточке рядом с Гвидо был и Барт.
Братья стояли бок о бок, но не касались друг друга. Барту на вид было лет двенадцать, но он был почти такого же роста, как Гвидо. Кузен не выдерживал никакого сравнения с Бартом. Гвидо был обделен фамильной привлекательностью. Его грустное лицо напоминало лошадиную морду. Он стоял серьезно, не улыбаясь, руки его были прижаты к бокам. Барт запрокинул голову и весело смеялся над чем-то.
Мое мнение о Гвидо нисколько не изменилось после просмотра фотографий. Он, видимо, и в самом деле был скучен и инертен, как это запечатлелось на старом снимке. Пит совершенно не был похож на него. Кроме необычных серебристых глаз, Пит не унаследовал от Морандини никаких других фамильных черт. Может быть, в этом крылась причина невольной холодности Франчески.
Графиня на этот раз не пригласила меня сопровождать их к психиатру. Она заговорила о другом. Альберто было дано распоряжение отвозить меня во Флоренцию по первому требованию: не надумала ли я еще вернуть взятую напрокат машину или я предпочитаю, чтобы за меня это сделал Альберто?
Я постаралась уклониться от обсуждения этого вопроса, но повышенный интерес к моей машине не оставил меня равнодушной. Уже второй раз за последние двадцать четыре часа находится кто-то, кого волнует ее присутствие на вилле. Это было непохоже на Франческу: почему графиня вдруг начала заботиться о состоянии моих финансов?
Расставшись с ней, я отправилась в парк прогуляться и немного взбодриться. Воздух был неподвижен и плотен, казалось, все предвещает грозу, но внимательно посмотрев на небо, я поняла, что гром грянет еще не скоро. Я никак не могла придумать себе занятие по душе, да и не знала, чего же мне на самом деле хочется. И возможности у меня, прямо скажем, были ограничены: разборка хлама в обществе Дэвида, прогулка или пробежка по тропинкам сада и исследование окрестностей. Наконец я решила подняться к себе и заняться своим гардеробом. На самом деле я вовсе не горела желанием копаться в тряпках, но мне надо было подобрать что-нибудь на вечер, тем более, что я приглашена на обед. Моя одежда была в идеальном порядке: как только я снимала с себя какую-то вещь, ее тут же отправляли в стирку и возвращали в мой шкаф отутюженной и накрахмаленной, тем не менее, надеть мне было нечего. Я особо не задумывалась о туалетах, когда упаковывала вещи в Америке. Я предполагала, что во Флоренции еще в начале апреля холодно. Все, что я прихватила с собой, было либо большего размера, либо совершенно не соответствовало погоде. Мне придется отправиться в город вместе с Франческой, чтобы купить хотя бы одно платье, подходящее для сегодняшнего вечера. Причем действовать нужно незамедлительно, иначе будет поздно. Но как же мне этого не хотелось!
Ненавидя себя, я захлопнула дверцы шкафа. Я точно знала, почему мне до сих пор не по себе. Мое неуправляемое, предательское тело до сих пор помнило прошедшую ночь. Воспоминания о том сне преследовали меня.
Нельзя сказать, что сильный ливень улучшил мое настроение, оно оставалось таким же подавленным и мрачным. Я никогда не восхищалась спартанским образом жизни и, в частности, их методами обуздания душевных неурядиц, но тут я решила, что прогулка освежит меня и немного приведет в норму. Как раз приближается тот час, когда Дэвид выползает из кладовых, чтобы передохнуть. Если он, как обычно, бегает в своем дворике, то я с удовольствием присоединюсь к нему.
Я вышла из центральных дверей и отправилась на поиски. Дэвида не было видно на его обычном месте. Чувствуя себя, как ребенок, с которым некому поиграть, я, немного подумав, побрела в сторону так называемой площадки для игр, которую облюбовал себе Пит. Неожиданно громкий собачий лай заставил меня подскочить на месте. Мне показалось, что он прозвучал у меня прямо над ухом. Затем до меня донесся грубый голос Альберто и злобное рычание. Я никогда еще не слышала от этого пса такого лая, и любопытство заставило меня забыть обо всех своих проблемах и направиться в ту сторону, откуда доносились эти странные звуки. Когда собака ненадолго умолкла, видимо, чтобы набрать воздуха для следующего рыка, я уловила смех Альберто — впечатление было такое, как будто кто-то лупит железным листом по камню или наоборот. Судя по всему, эта парочка приятно развлекалась, но тогда непонятна злоба в голосе собаки, или, может быть, это очередной сеанс дрессировки? Если Альберто вновь издевается над животным, то мне придется сказать ему, что я думаю по этому поводу.
Вдруг до моего слуха донесся звук, от которого у меня просто перехватило дыхание, и ноги сами понесли меня к Альберто — это был даже не вопль, а полный боли и ужаса стон.
Калитка, ведущая к собачьей площадке, не была заперта на замок. Я пронеслась сквозь нее, словно выпущенный из пушки снаряд, и остановилась как вкопанная, когда передо мной открылась совершенно отвратительная картина. Собака была спущена с цепи, которая лежала прямо на земле. Этот монстр стоял ко мне спиной в напряженной позе, его полусогнутые задние лапы упирались в землю, и казалось, он вот-вот взовьется в воздух, только палка Альберто сдерживала его порыв. Хозяин находился в нескольких футах впереди пса, угрожающе размахивая своим орудием, крепко зажатым в руке. В другой руке, высоко поднятой над головой, шевелился крошечный комочек, время от времени издававший звуки, происхождение которых я не смогла определить издалека. Видимо, собаке все же удалось дотянуться до этого жалкого создания — по руке Альберто стекала кровь.
Следующие несколько секунд пронеслись, как в тумане. Осознав наконец, что происходит, я уже стояла рядом с Альберто и прижимала к своей груди с трудом дышащего котенка. Десять остреньких коготков впились в меня с такой силой, что причиняли мне нестерпимую боль. Альберто оторопел. Одна рука с палкой так и была направлена в сторону собаки, другая — неподвижно застыла над его головой. Мне, конечно, не раз приходилось играть в баскетбол с Майком и Джимом, но еще никогда не удавалось осуществить такого прыжка, какой потребовался для освобождения несчастного животного.
Не могу сказать, как долго продолжалась немая сцена: Альберто был просто парализован от удивления, собака тоже не могла взять в толк, что ей надлежит делать в подобной ситуации. Я же была так возмущена происходящим, что даже задохнулась от переполнявшей меня ярости, а перед глазами стоял сплошной красный туман, как это, наверное, бывает у быка на корриде. Неожиданно эту сцену прервали какие-то крики, явно предупреждавшие меня об опасности. Сильная рука резко отбросила меня назад, подальше от Альберто и пса. Собака снова залаяла, котенок завопил и еще сильнее вцепился в меня своими коготками. Дэвид бросился к Альберто и стал вырывать у него дубину. Тот быстро опустил руку, в которой до этого держал несчастного котенка, отвел ее в сторону и со всего размаху врезал Дэвиду по лицу. Дэвид отлетел в сторону и упал на спину. Собака тут же подскочила к нему и приготовилась схватить его за горло.
Тут я совершенно растерялась, не зная, то ли мне стоит пожертвовать котенком, чтобы отвлечь внимание собаки, то ли надо поскорее придумать какой-то другой способ. Прижав котенка покрепче к груди, я подскочила к Альберто и изо всех сил пнула его.
— Забери своего пса, — заорала я во все горло. — Быстро, быстро... Да сделай же что-нибудь, черт тебя возьми, ты... ты...
Я даже не могла подобрать точного слова, чтобы объяснить этому крокодилу, что я о нем в данный момент думаю.
Альберто внимательно посмотрел на меня, затем спокойно направился к собаке и, не задумываясь, схватил ее за холку. Он легко оттащил этого теленка в сторону, как будто имел дело с котенком.
Дэвид продолжал лежать на земле, подтянув колени к голове руками и прикрывая себе лицо и горло. Спустя какое-то мгновение он заговорил.
— Его оттащили?
— Да. Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?
Дэвид с трудом приподнялся и встал на ноги. Дрожащими руками он начал заправлять выбившуюся из брюк рубашку, но, когда он заговорил, голос его был на удивление тверд.
— Черт, эта сволочь порвала мою рубашку.
— Это не самое страшное, что могло произойти. — Краем глаза я успела заметить, что Альберто уводит собаку подальше от нас. Только сейчас до меня стал доходить весь ужас ситуации, в которой мы оказались, ведь просто по чистой случайности никто не пострадал. Виновата я, потому что потеряла над собой контроль: спасая котенка, я рисковала и собственной жизнью, и жизнью Дэвида. На меня накатила волна запоздалого страха. Голос заметно дрожат от только что пережитого кошмара, я с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— С вами правда все в порядке? — взволнованно проскрипела я. — Я никак не могу поверить...
— Собака знает меня, — ответил Дэвид. — Полагаю, пес уже успел позабыть обстоятельства нашего знакомства, но, по крайней мере, те несколько минут, когда он вспоминал мой запах, дали мне возможность собраться, а вам — заставить Альберто действовать. Идиотская ситуация! Надо быть кретином, чтобы полезть на Альберто.
— Это уж точно. Он ведь даже не собирался нападать на меня!
Дэвид отвернулся и пренебрежительно сплюнул.
— Я говорю не о себе, я имею в виду именно вас, черт побери! Я слышал все, что здесь происходило, и прекрасно понимал, какая вам угрожает опасность. Но эта дурацкая калитка захлопнулась, когда вы пронеслись мимо, и, пытаясь открыть ее, я понял, что опоздал. Господи, Кэти, я до сих пор не понимаю, каким образом вам удалось избежать клыков этого чудовища. Вы же должны понимать, что психика животного расшатана, и оно абсолютно непредсказуемо. Я уже не говорю об Альберто. Он обязан был...
— Но он же ничего плохого мне не сделал...
— Неужели так трудно остановиться и поразмыслить о последствиях вашего поступка? Вы когда-нибудь думаете, перед тем как действовать?
— Надо признаться, нечасто.
Выражение его лица несколько смягчилось.
— Господи... Э, ладно, давайте-ка посмотрим, ради кого мы с вами так рисковали.
И он протянул мне руки.
— Котенок вцепился в меня как клещами. Ой, Дэвид, боюсь, что...
— Если бы ему действительно было так плохо, как вам кажется, он не смог бы с такой силой держаться за вас, — заверил меня Дэвид. — Давайте поднимемся ко мне в комнату. Там есть аптечка, кроме того, у меня осталось немного молока от завтрака.
Спокойный голос Дэвида и его ласковые поглаживания заставили сжавшегося у меня на груди котенка немного расслабиться. Молоко тоже сделало свое дело: малыш погрузился в блюдечко, настолько он был голоден. Судя по всему, несмотря на свой юный возраст, котенок отличался умом и сообразительностью, но он был грязен и полон блох. Мы заметили, что он даже не знает толком, как пить из блюдечка. Котенок влез в него всеми четырьмя лапками и фыркал, тычась в молоко всей своей жалкой и в то же время очаровательной мордочкой. Наконец он понял, что к чему, и быстро опустошил блюдце. Дэвид наклонился и снова налил ему молока. Мы хранили благоговейное молчание. Когда котенок насытился, до нашего слуха донеслось едва слышное удовлетворенное урчание, тут я разразилась слезами. Спустя какое-то время Дэвид не выдержал.
— Учебник женской логики уже насквозь промок от слез.
Я вцепилась в его плечи, икая и всхлипывая.
— Вот уж не думала, что Браунинг был таким шовинистом по отношению к женщинам.
— Это, между прочим, Теккерей, а не Браунинг. И не Браун, что тоже важно. Мне просто хотелось обратить ваше внимание на тот факт, что сейчас уже нет причины для слез. О чем теперь-то, собственно, плакать?
Я резко отодвинулась от него.
— Простите, — смущенно пробормотала я. — Это просто...
— Я догадываюсь. — Рука Дэвида лежала на моем плече и успокаивающе поглаживала его, затем он одарил меня братским взглядом и убрал руку. — Полагаю, теперь мы должны оказать нашему спасенному другу медицинскую помощь, как вы считаете?
Несчастное создание вновь стало жалобно мяукать, хотя это были не столько крики боли, сколько возмущение и оскорбленное достоинство. Рана у него на боку была не такая устрашающая, как мне показалось на первый взгляд. Дэвид достал из аптечки антисептическую мазь и, несмотря на протестующие вопли котенка и его отчаянные попытки вырваться, осторожно промыл его от самого носа до кончика хвоста теплой водой. После этой, прямо скажем, нелегкой процедуры вода в миске стала черной от грязи и крови, не говоря уже о многочисленных мертвых блохах.
— Где это вы научились так ловко обращаться с котами? — задала я вопрос, когда Дэвид уселся, обтирая и расчесывая вымытого зверька.
— У нас дома всегда было много животных. Мы с сестрами подбирали их по всей округе.
— Можно подумать, что вы говорите о моей семье. А это случайно не ваша расческа?
— Это моя единственная расческа, — ответил Дэвид, добродушно усмехаясь. — Плохо, что у меня нет фена. Честно говоря, я сам никогда особенно не страдал от его отсутствия. Ладно, сегодня теплый день, и котенок не простудится после купания. Он выглядит теперь значительно лучше, вы не находите?
Дэвид осторожно завернул котенка в полотенце: виднелась только удлиненная мордочка да пара огромных ушей. В глазах металось выражение полного непонимания того, что с ним в данный момент происходит, затем они начали затягиваться дремотной поволокой и, наконец, закрылись окончательно.