И скоро день

«Кадиллак» был уже на полпути к воротам, когда машину занесло. Она стояла рядом с расщепленным деревом, фары до сих пор светили: одна была направлена прямо на листву, что придавало этой картине какой-то искусственный вид.

Я заметила силуэт мужчины, заглядывающего внутрь салона сквозь стекло. Сначала я решила, что это Альберто, пока не увидела бегущего к нам привратника. Себастьяно выпрямился. Он заговорил с Альберто, а затем вдруг принялся яростно размахивать руками, пока я не перехватила его. Я забросала его вопросами, на которые он ответил лишь, что с ним все в порядке.

Франческа последней появилась на месте происшествия. Она задержалась, чтобы накинуть пальто и — о, здравый смысл — прихватить фонарик. Она повернулась к Себастьяно. Он был бледен и растрепан, но на его лице по крайней мере не было видно ссадин.

Прежде всего, он внимательно осмотрел свой автомобиль. Все оказалось не так уж плохо. Передняя фара была немного смещена, бампер слегка поврежден, однако ничего более серьезного не было заметно, хотя, для того чтобы выправить все вмятины, наверняка потребуется кругленькая сумма.

Мы все вместе вернулись на виллу, оставив Альберто, который пытался вернуть фару на место. Франческа внимательно оглядела Себастьяно и тоном, не терпящим возражений, заявила:

— У вас явно сломано ребро. Вам следует остаться у нас. Я пошлю за доктором.

— Я и сам доктор, — отозвался Себастьяно с принужденной улыбкой. — Ребро не сломано, это всего лишь ушиб. Я просто сильно ударился о руль.

Он отклонил ее предложение остаться или позволить Альберто отвезти его. К моему удивлению, она не стала настаивать.

— Но ведь вы не можете вести машину в таком состоянии, — попробовала я поддержать графиню. — Кроме того, на дороге встречаются всякие идиоты...

Он резко прервал меня нетерпеливым жестом.

— Я буду вести машину осторожно, уверяю вас. В это время суток движение затихает. Позвольте пожелать вам обеим спокойной ночи. Кэти, Франческа, я искренне сожалею, что доставил столько неприятностей своей неловкостью. Прошу простить меня.

— Это я должна извиниться перед вами, — холодно проговорила Франческа. — Наши дороги, к сожалению, не в том состоянии, чтобы гордиться ими. Я обязательно велю Альберто разобраться с причиной вашей поломки.

Не могу объяснить, как ей удалось всего лишь в нескольких любезных словах убедить окружающих, что в происшедшем виноват Себастьяно, — он мог быть нетрезв, невнимателен или просто неаккуратен. Конечно, дорога на вилле была далека от совершенства. На гравии остались проплешины в тех местах, где колеса с силой сдвинули его с места, но только очень большая скорость могла объяснить то, что водитель не справился с управлением.

Себастьяно поцеловал на прощание руку Франчески и прохладно пожал мою. Он старательно избегал встречаться со мной взглядом. Он позвонил на виллу часом позже, как и просила Франческа, чтобы известить о своем благополучном прибытии. Говорила с ним Эмилия. Меня он к телефону не позвал.

6

На следующее утро я проснулась от жгучего желания чихнуть, не потому, что я простыла: просто у меня на лице удобно расположилась кошка. Кто-то невидимый хихикнул, а затем знакомый голос произнес: «Теперь у тебя есть усы. В черно-белую полоску».

Я осторожно убрала из-под носа кошачий хвост и села на кровати. Котенок спокойно устроился у меня в ногах и принялся атаковать мои колени. Я потянулась, чтобы схватить его, но Пит меня опередил и крепко прижал зверька к груди, ласково поглаживая его.

— Джой не хотел нападать на тебя.

— Я испугалась, что он порвет покрывала твоей бабушки. — Я инстинктивно провела рукой по тончайшему шелку, проверяя, все ли в порядке. — Вряд ли графине понравится, если он что-нибудь испортит. Боюсь, тебе придется научить котенка не выпускать свои коготки.

— Может быть, стоит их подстричь?

— Подстричь? — В его глазах мелькнул ужас.

— Ему не будет больно. Гораздо хуже ходить исцарапанным. — Я откинулась на подушки, не в силах удержаться от зевка. — Ах, чертенок, неужели ты не догадываешься, что люди, которые будят своих друзей, пристраивая им на лицо кошку, не могут вызвать к себе нежных чувств?

— Но ты сегодня слишком долго спишь. Мы ведь собрались поиграть в футбол и, кроме того, помочь Дэвиду. Он сказал, что ему никак не справиться одному. Да, слушай, как называются все эти вещи из кладовки, с которыми возится Дэвид?

— Убей меня Бог, если я знаю. — Когда я наконец вчера добралась до своей кровати, было уже поздно, однако сияющая мордашка Пита, лукаво и с надеждой поглядывавшего из-за кошачьего тельца, совершенно обезоружила меня. Он радовался субботе, как и любой ребенок, освободившийся от школьных занятий.

— Теперь усы появились у тебя, — улыбнулась я. — Ладно, бессовестный мальчишка, убирайся-ка отсюда, чтобы я могла спокойно одеться. Я присоединюсь к вам, как только смогу. Кстати, позволено ли мне будет предварительно позавтракать?

В этот момент в дверь постучали, и лицо мальчика стало таким, словно на него натянули отвратительную маску. Я непроизвольно протянула руку, чтобы немного успокоить его. Не дождавшись приглашения, в комнату вошла Эмилия.

— Вы уже готовы позавтракать? — надменно поинтересовалась она. — Сегодня... — тут она увидела Пита, который стоял, спрятавшись за занавесками, и выпалила резкую тираду на итальянском языке.

— Это я попросила мальчика разбудить меня, — вмешалась я. — Благодарю вас, Эмилия, вы свободны. Я спущусь вниз через пятнадцать минут.

— Графиня уже позавтракала около часа тому назад. Я принесу вам поднос в комнату.

Пит не покинул своего убежища, пока за экономкой не закрылась дверь.

— Тебе совсем необязательно уходить прямо сейчас, — обратилась я к нему. — Ты можешь подождать здесь, если хочешь.

— Мне все равно надо отнести Джо, а потом я пойду к Дэвиду. Он должен быть сейчас в своей комнате над гаражом. Ты придешь к нам?

— Как только смогу.

Он выбежал из комнаты, прижимая к себе котенка. Судя по всему, он опасался вновь столкнуться с Эмилией, несмотря на то, что я была рядом и могла встать на его защиту.

Когда я вышла из ванной комнаты, поднос с завтраком уже стоял на столе. При всей своей громоздкой фигуре Эмилия передвигалась совершенно бесшумно, что меня раздражало.

Мои ученые были с головой погружены в работу, когда я присоединилась к ним. Дэвид погружал в раствор свои последние находки. Весь стол был уставлен подносами с неизвестного предназначения пузырьками. Пит уже колдовал возле одного из них. Вокруг все было мокрым, причем, насколько я смогла определить, пол был залит обыкновенной грязной водой.

— Вы как раз вовремя, — отметил мое появление Дэвид. — У нас здесь вот-вот произойдет великое открытие. Никакого обмана, леди и джентльмены, просто ловкость рук.

Он осторожно нагнулся над одним из подносов и достал оттуда кусок ткани площадью около одного квадратного фута. Затем опустил его в миску с чистой водой и тщательно промыл.

— Оп-ля!

Яркие краски засверкали сразу, как только он приподнял эту вещицу над поверхностью воды: мерцающая красная, чистая зеленая и коричневая на фоне изумительной темно-синей. Приглядевшись, можно было заметить очертания женского личика и плеч. На лице выделялись огромные миндалевидные глаза — отличительный признак работ византийских мастеров, а волосы мягкого рыжеватого оттенка поддерживали изумительные скрученные золотые нити. Венок из цветов и листьев обрамлял этот портрет, по крайней мере, Дэвид утверждал, что это самый настоящий портрет.

— Пятый век, если я не ошибаюсь, — благоговейно пробормотал он себе под нос.

— Прекрасно сохранившийся? Вот здесь все истлело... — И я протянула руку к лоскутку.

Надо было видеть выражение его лица, когда он увидел, что мой палец приближается к его находке. Он в ужасе отшатнулся.

— Не трогайте руками! — завопил этот фанатик.

— Я хотела всего лишь показать... Какой же вы, оказывается, брюзга.

— Я удостаивался и худших определений. — Дэвид осторожно завернул только что очищенный портрет в мягкую папиросную бумагу и занялся следующим предметом. Кусочки материи, некоторые с вышивкой, были, конечно, по-своему интересны, особенно те, что побольше размером: на них можно было различить изображения бегущих животных — кошек, зайцев, борзых собак. Я сочла, что для меня это не представляет никакого интереса, да и Пит вскоре заскучал.

— Может быть, пойдем поиграем немного в футбол? — смущаясь, предложил он.

— Только не говори, что пребывание здесь не доставляет тебе никакого удовольствия, — с усмешкой отреагировал на его просьбу Дэвид.

— Нет, мне нравится. — Его пальчик проследовал по вышитой кошке. — Мне кажется, стирать тряпки — женское дело.

— Типичный мужской шовинизм, — вмешалась я.

— А что это такое?

— Ну, как тебе объяснить... Это когда говоришь, что девочки не могут играть в футбол только потому, что они девочки.

— Но ведь они и в самом деле не могут. Кроме тебя, конечно, — быстро поправился Пит.

— Лучше прекратить эту дискуссию, пока она не уложила тебя на обе лопатки, — посоветовал ему Дэвид. — Мне нужно несколько минут, чтобы все закончить, Пит. Ты же знаешь: никогда нельзя оставлять работу недоделанной. Не поможешь мне избавиться от грязной воды? Нет, нет, не в окно, лентяй, надо аккуратно слить все в раковину. — Он показал на дверь за спиной.

— Ты собираешься устроить потоп? — поинтересовалась я, когда Пит, поднимая поднос, пролил большую часть жидкости на пол.

— Как хорошо, что все удобства у меня под рукой. Здесь раньше была комната шофера. К счастью, у Альберто прекрасные отношения с женой, а Эмилия печется о благе графини, так что они на пару проживают в доме, не мешая мне, — несколько не к месту заметил Дэвид.

Я помогла Питу разобраться с подносами и освободить их от содержимого, после чего Дэвид тщательно промыл все дистиллированной водой.

— Ну что ж, пока на этом закончим, — наконец сказал он, поместив очередную партию своих находок в поднос, наполненный свежим раствором. — Теперь мы можем с чистой совестью приступить к главному мероприятию сегодняшнего дня.

Футбольный мяч Пит, естественно, захватил с собой. Он помчался вниз по лестнице, намного опередив нас с Дэвидом.

— А кто это удостаивал вас худшими определениями? — поинтересовалась я, как только мы с ним остались одни.

— Не понял?

— Когда я обозвала вас брюзгой, я сама выступала в роли шовиниста. Я должна попросить у вас прощения. Вы тогда сказали...

— Ах, это. Не стоит даже и вспоминать об этом. Моих стариков едва не хватил удар, когда я сообщил им, чем буду заниматься в жизни, они отпускали в мой адрес отнюдь не лестные эпитеты. Представьте, они дошли до того, что даже усомнились во мне как в представителе мужского рода.

— Каким же они видели ваше будущее?

— Я должен был пойти по стопам своих многочисленных предков. Они занимались изготовлением болтов стоимостью пятьдесят центов, Пентагон сейчас закупает их по цене около девятисот долларов за штуку.

— Ничего себе! — Еще один стереотип, от которого пришлось срочно избавляться. Этот ненормальный полуголодный ученый вполне мог войти в круг самых богатых людей, если бы только захотел. — Здесь, вероятно, замешаны принципы? — поинтересовалась я.

— Мне просто не нравятся болты, — ответил Дэвид.

Пит решил, что этим утром он непременно должен поработать над силой удара. Я позволила Дэвиду объяснить мне основные правила, хотя знала их не хуже его, а может быть, даже лучше. Пит лупил по мячу с такой силой, что у меня горели руки. Я была, конечно, польщена, что они поставили меня защищать воображаемые ворота, но я испугалась за свои конечности и попросила Дэвида поменяться со мной местами.

Солнце было уже высоко, когда Пит решил сделать передышку. Я напомнила ему, что его уже наверняка ждет Джой, и его лицо осветила улыбка. Он даже согласился немного вздремнуть, конечно, вместе со своим любимцем.

— Джой должен много спать, он еще маленький, — весело заметил Пит.

После его ухода я как подкошенная рухнула на стоящую поблизости скамейку, Дэвид уселся рядом.

— Что значит немного вздремнуть? — спросил он. — Кажется, мальчик уже большой для послеобеденного сна.

— Я тоже так думаю. Но его бабушка придерживается иной точки зрения. Она считает его слишком слабым.

— Слишком слабым?! Бедные мои ноги... — простонал Дэвид.

Мы немного обсудили эту тему, и Дэвид задал мне еще один вопрос.

— Так он поэтому не посещает школу?

— Думаю, да. — Я была уверена: Дэвид расспрашивает меня не из любопытства или желания посплетничать, тем не менее, я не считала себя вправе рассказывать ему о проблемах, с которыми столкнулся мальчик.

— Это очень просто для ребенка, — задумчиво проговорил Дэвид. — Питу было бы гораздо лучше в школе. Ведь ему даже не с кем поиграть. Здесь не было даже домашних животных, пока вы не подарили ему котенка.

— Я стараюсь помочь ему, насколько это вообще возможно, — коротко ответила я.

На добродушной физиономии Дэвида появилась широкая улыбка.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Маленькая Мисс-вмешивающаяся-во-все-дела.

— Меня называли и похуже.

— Ваши старики?

— Особенно они. Вам бы они понравились, — добавила я после паузы. — Вероятно, я загляну к ним, когда вернусь домой.

— А когда это случится?

— В июне или июле, как только у меня закончатся деньги.

— Простите.

— А вы вернетесь?..

— Домой, в Америку? Честно говоря, все будет зависеть от ситуации. Если мне удастся найти здесь работу в летней школе, тогда, вероятно, я смогу задержаться: мне тоже нужно зарабатывать деньги. Если же у меня ничего не выйдет, придется клянчить себе на жизнь у мамы с папой.

— Так вы не собираетесь оставаться здесь навсегда?

— Ну, если только ради вас... Я... — Он поднял глаза и в упор посмотрел на меня, однако это длилось всего лишь долю секунды.

— А кто рассказал вам обо мне? Роза?

— Я не собираюсь совать нос в ваши дела, если вас именно это беспокоит. Я и не думал собирать о вас сведения за вашей спиной. Роза сама рассказала мне все, что ей известно. Она очень взволнована грядущими переменами.

— Проклятие, — в сердцах пробормотала я.

— Она постоянно болтает о том, какие изменения произойдут в доме, когда родится ваш ребенок, какая это будет радость для всех, — продолжал Дэвид, — и все в таком роде. Насколько я понял, вы останетесь здесь до тех пор... что вы просто останетесь здесь.

— Это не так.

— Я не имел в виду...

— Мне бы не хотелось это обсуждать.

— Конечно, извините меня. — Он поднялся на ноги. — Ну что ж, увидимся позже.

После его ухода я задумалась о затруднительном положении, в котором оказалась по собственному недомыслию. Я начала понимать, что мое интересное положение уже давно перестало быть секретом для всех обитателей дома, и Дэвид не виноват в том, что добродушная Роза любит посплетничать. Я даже не могла себе представить, что Франческа станет обсуждать свои дела с кухаркой: вероятнее всего, Роза узнала все от Эмилии. Я должна была предполагать, что это рано или поздно случится... Это ничего не меняло; но то, что и Дэвид оказался среди тех, кого я ввела в заблуждение, превращало мою сомнительную затею в отвратительную аферу.

Мне было ужасно жалко себя, но я решила, что смогу продержаться еще, как минимум, месяц. Каждый новый день приближал тот момент, когда мне с болью в сердце придется решиться на что-то. Если, заподозрив обман, Франческа прямо спросит меня о моей мнимой беременности, я вынуждена буду рассказать ей всю правду. Когда я впервые встретилась с ней, она была для меня просто незнакомой женщиной, которая к тому же не слишком понравилась мне. Теперь я не смогу причинить ей боль. Если уж быть до конца честной, я так и не прониклась к ней симпатией, но, когда я представляла себе, как она изменится в лице, какая брезгливость появится в ее глазах, лишь только она узнает всю правду, мне становилось просто не по себе. В любом случае, вскоре мне придется покинуть этот дом, но я должна сделать все от меня зависящее для Пита, хотя один Господь Бог знает, как мало я могу.

Наконец я смирилась с необходимостью в ближайшем будущем расстаться с обитателями виллы и начала мысленно репетировать свою прощальную речь, которую собиралась произнести перед Франческой. Я непременно от всей души поблагодарю ее за гостеприимство и извинюсь за то, что мне пришлось задержаться в ее доме дольше, чем я планировала. Она скажет что-нибудь типа: «Не стоит благодарности, для меня было истинным удовольствием познакомиться с вами». А я отвечу: "Мне было очень приятно быть принятой в вашем доме, однако... " Что «однако» — я еще точно не знала. Может быть, мне пора возвращаться на работу? Может быть, моя мама сломала ногу, и ей необходима моя помощь, пока она не начнет передвигаться самостоятельно? А может быть, я почувствовала приближение очередного приступа, и мне нужно вернуться домой, к лечащему врачу?

Нет, это все не годилось. Я сама убедила себя, что мой отъезд потребует правдоподобного объяснения. На самом деле мне лишь стоит извиниться за свое неожиданное поведение и за то, что я так надолго задержалась здесь. Вежливые хозяева ведь никогда не спрашивают гостей, когда они собираются разойтись по домам. Возможно, мои циничные теории насчет матриархального уклада жизни на вилле и надежд на рождение мифического наследника семейства Морандини вовсе не обоснованы. Вполне вероятно, что она ждет не дождется моего отъезда.

Я еще раз представила себе наш прощальный диалог.

— Благодарю вас за ваше гостеприимство, Франческа.

— Право, не стоит благодарности. Мне было очень приятно, что вы погостили у нас.

— Пребывание в вашем доме доставило мне большое удовольствие, однако я слишком загостилась.

— Жаль, что вы уезжаете. Когда вы рассчитываете покинуть нас?

— Думаю, в конце следующей недели.

Конец следующей недели. Сама установи для себя срок и строго придерживайся принятого решения. Тут уж нельзя допустить, чтобы на мои планы повлиял несчастный ребенок или привлекательный доктор-психиатр.

Сложность заранее заготовленного объяснения состоит в том, что собеседник говорит обычно совсем не то, что вы ожидаете от него услышать.

В этот день я спустилась вниз гораздо раньше положенного времени, чтобы наконец поговорить с графиней. Франчески, однако, не было на ее привычном месте. Я нервно вышагивала по комнате, сшибая на ходу вещи, старательно возвращая их на место и снова смахивая. Смеющиеся глаза Барта на фотографии, казалось, следили за мной. Я изо всех сил старалась не смотреть на снимок.

Неожиданно до меня донесся телефонный звонок. Аппарат стоял на столике в вестибюле. Я еще подумала: Франческа умышленно не ставит это современное средство общения в любимую комнату для того, чтобы не отвечать самой на многочисленные звонки, а использовать для этих целей домоправительницу.

Дверь открылась.

— Вас к телефону, синьора, — обратилась ко мне Эмилия.

Это мог быть только Себастьяно, больше некому.

Я взяла трубку и бодрым голосом произнесла:

— Ну как, с ребрами все в порядке?

В трубке воцарилась недоуменная тишина. Затем раздался знакомый голос:

— Какое именно тебя интересует? У меня их одиннадцать или двенадцать, точно не помню. Как мне кажется, они все на месте и с ними все в порядке, но, может быть, мне следует поинтересоваться у них, не случилось ли что?"

— Папа!

— Итак, ты все-таки узнала меня. О чьих это ребрах ты спрашиваешь столь заботливо, если мне будет позволено задать подобный вопрос?

— Ах, папа, как я рада слышать твой голос! Каким образом тебе удалось узнать этот номер?

— Надо признаться, это оказалось невероятно сложно. Да и каждая минута разговора влетит мне в копеечку, так что не трать время на пустую болтовню.

— О чем это ты говоришь, папа? Кто это тратит время? Как там у вас дела?

— У нас-то как раз ничего не случилось, — многозначительно произнес отец. — Это с тобой, как мне кажется, что-то произошло. Какого дьявола ты там торчишь? А, впрочем, неважно: ничего не надо объяснять мне, я не хочу ломать себе голову над этой проблемой. Когда ты собираешься обратно домой?

— Скоро, папа. Вы получили мое письмо?

— Какое письмо? Я получил одну-единственную открытку с дюжиной слов на обратной стороне. Кстати, спасибо, что потратила на ее написание свое драгоценное время. Когда я позвонил в ту гостиницу, которую ты указала, у меня состоялась весьма странная беседа с молодым человеком, которому, похоже, известно о планах моей собственной дочери гораздо больше, чем мне. Так как скоро ты вернешься домой?

— Я еще не знаю точно.

— Понятно. У тебя нет денег на обратный билет?

— Слава Богу, папа, мне не восемнадцать лет. У меня уже есть обратный билет...

— В таком случае, мне кажется, что тебе следует поторопиться. Так когда?

— В конце следующей недели.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Пятница, суббота или воскресенье. Я обязательно перезвоню, как только забронирую место. Честное слово.

— Хм, — с сомнением в голосе проговорил отец.

— Позови, пожалуйста, маму на минуточку.

— А ее здесь нет.

— Держу пари, она даже не знает о том, что ты мне звонишь. Я уверена, она бы сказала тебе, что следует оставить взрослую дочь в покое.

— Хм...

— Я просто обожаю тебя, папа. Я обязательно позвоню через несколько дней.

— Надеюсь, ты не забудешь об этом. Так будет лучше, — сказал отец.

До меня донесся щелчок — он положил трубку, более чем за пять тысяч миль от Италии. Только теперь я почувствовала, как соскучилась по дому и близким, мне даже стало немного не по себе. Решено. Пятница. Я попытаюсь забронировать место на пятницу.

После этого я, повернувшись, неожиданно увидела стоящую на лестнице Франческу, которая задумчиво смотрела на меня.

— Это звонил мой папа, — глупо сказала я.

— Я так и поняла. — Графиня спустилась вниз. — Я должна попросить у вас прощения. Я случайно слышала ваш разговор.

Она величественно прошла мимо меня. Эмилия просто материализовалась из воздуха и поспешила распахнуть перед ней дверь. Я медленно последовала за Франческой, хотя чуть было не поддалась малодушному желанию побыстрее улизнуть отсюда.

Мы заняли свои обычные места за столом. Эмилия принялась разливать вино. Разговор начала я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно естественнее.

— Папа очень обеспокоен: я задержалась у вас гораздо дольше, чем рассчитывала. Как вы, наверное, поняли из нашей с ним беседы, он хочет, чтобы я побыстрее вернулась домой.

— Вы сказали — в пятницу или в субботу.

— Если мне удастся забронировать место в самолете. Я и так уже довольно долго пользуюсь вашим гостеприимством.

Я старалась обратить разговор в нужное мне русло и возвратиться к тщательно отрепетированному варианту. Но Франческа преследовала собственные цели.

— Я полагала, что вы останетесь здесь надолго.

— Не знаю, почему у вас сложилось такое впечатление. У меня не было...

— Вы — жена Бартоломео. Это — его родной дом. Он теперь ваш, живите здесь столько, сколько пожелаете. — Ее высокий лоб пересекла морщина. — Вероятно, мне следовало прямо сказать об этом еще в начале нашего знакомства. Я была уверена, что вы меня поняли.

Чем дальше, тем хуже. Она обращалась ко мне с таким видом, словно объясняла прописные истины неразумному младенцу. А доброта, великодушие, сердечность в голосе... Не будь дурочкой, повторяла я про себя, это отнюдь не душевное благородство. Это старая европейская традиция, в соответствии с которой женщина является собственностью своего мужа. Она должна следовать за ним с места на место и быть всегда к его услугам, а уж ребенок безраздельно принадлежит семье мужа.

— Вы очень добры, — запинаясь от волнения, пробормотала я. — Однако мне придется вернуться домой. Моя... Моя мама...

— О, я понимаю. Вы хотите сейчас быть рядом со своей матерью. Я, вероятно, едва ли могу заменить вам ее. Безусловно, все было бы иначе, если бы Бартоломео был с нами.

— О да, конечно. — Я уже не понимала, что говорю. Я просто уцепилась за ту подсказку, которую она непроизвольно мне подкинула. — Тогда все было бы совершенно иначе. Ну, а поскольку...

— Так вы решили — пятница?

— Да, если мне удастся забронировать место. Вы не возражаете, если я прямо сегодня свяжусь с авиакомпанией.

— Эмилия закажет вам разговор, — любезно предложила она. — Телефон не совсем исправен.

После этого у меня совершенно пропал аппетит. Франческа больше не возвращалась к теме нашей беседы, но я напряженно ожидала продолжения; мой желудок не выдержал стресса и отреагировал просто революцией.

Состояние не улучшилось даже тогда, когда в комнату вошла Эмилия с длинной белой коробкой в руках и обратилась ко мне своим резким и неприятным голосом.

— Это — для синьоры.

Мне ничего не оставалось, как открыть коробку в присутствии их обеих. Внутри лежали фрезии всех оттенков, от светло-желтого до темно-голубого, они наполнили комнату свежим весенним ароматом. Рядом с ними была карточка, на которой я прочитала всего два слова: «До вторника».

Франческа промурлыкала:

— Как это мило. Отдайте цветы Эмилии, она отнесет их в вашу комнату.

Эмилия взяла цветы с кривой усмешкой, которая ясно показывала, что именно она думает по поводу подарка, дарителя и того, кому он предназначался. Я не сомневалась: если бы в коробке оказались красные розы, ее реакция была бы совершенно иной; тем не менее, выбор Себастьяно как нельзя лучше соответствовал моему вкусу. Я обрадовалась, когда поняла, что он не держит зла за мою неуступчивость прошлым вечером, что он не раздражен и не обижен.

Перед уходом я заверила Франческу, что непременно поставлю ее в известность о точном времени своего отъезда. Она молча кивнула в ответ. Уже на пороге мне в голову пришла еще одна мысль.

— Франческа?

— Да?

— Я была бы весьма признательна вам, если бы вы позволили мне лично предупредить Пьетро о своем отъезде. Было бы самонадеянно предполагать, что я для него что-то значу...

— Напротив, он очень привязан к вам.

— Мне хочется, чтобы он понял... Я должна поговорить с ним, если, конечно, вы не возражаете.

— Поступайте, как сочтете нужным. — Она одарила меня любезной улыбкой. — Я, в свою очередь, надеюсь переубедить вас и уговорить остаться на вилле.

* * *

Ну что ж, подумала я, добро пожаловать, Джейн Эйр, однако, скорее всего, это была только моя нервная реакция на обычную вежливость.

Я решила отправиться во Флоренцию. День выдался великолепный — самое время полюбоваться достопримечательностями города и сделать кое-какие покупки, кроме того, поездка давала возможность хоть на какое-то время выбросить из головы всех обитателей этого странного дома и их проблемы. Сейчас я не хотела встречаться ни с кем из них. Даже Дэвиду я бы нагрубила.

Цветы уже стояли в вазе в моей комнате, наполняя воздух своим нежным ароматом. Я схватила сумочку и плащ, после чего поспешила побыстрее покинуть дом. Спустившись по лестнице, я, естественно, столкнулась с Эмилией. Эта чертовка умудрялась попадаться мне на каждом шагу. Поддавшись непонятному мне самой порыву, я вдруг сказала ей, что сегодня обедаю в городе. Меня вовсе не прельщала перспектива еще одного застолья наедине с графиней, когда кусок просто не лезет в горло.

Когда я вышла из дома, во дворе было пусто. Посмотрев на окна комнаты Дэвида, я и там не заметила никаких признаков жизни. Несомненно, он, как всегда, работает в своих сокровищницах, в пыли и в полном одиночестве. Усевшись за руль, я почувствовала, что рада той свободе, которую дает автомобиль. Если даже визит к родственникам Барта не даст мне никаких положительных эмоций, то, по крайней мере, один плюс на лицо — у меня исчез страх перед вождением автомобиля. Машина снова дает мне независимость, мобильность и... Интересно, что еще, если принять во внимание мой безрассудный характер?

Когда я подъехала к воротам, они, как всегда, оказались заперты на замок. Альберто поблизости не было видно. Да у него и не могло быть никаких причин дожидаться меня, ведь ему наверняка еще не успели сообщить о моем отъезде.

Заметив задвижку, я с трудом отодвинула ее, но ворота все равно не поддавались. Я дергала и толкала их изо всех сил, однако, все мои усилия были тщетны. Утомившись от своих бесплодных попыток, я решила внимательно рассмотреть эти чертовы ворота. Ну конечно, здесь был врезной замок, а в нем обыкновенная замочная скважина. Вот только ключа у меня не было. Наверняка Альберто не носит ключ при себе. Но, если это так, мне придется отправиться в гараж на поиски привратника, а меня совсем не прельщала идея вновь иметь с ним беседу, причин у меня было предостаточно. Неожиданно за сторожкой послышался шорох. Я решила обойти заросли и посмотреть, кто это может быть.

— Альберто? — окликнула я.

Но это был не Альберто. Мужчина стоял на четвереньках и напоминал хищное животное. Пряди немытых и нечесаных волос спадали ему на лицо: я замерла, глядя на это странное существо, а он спокойно напевал себе что-то под нос.

Нервы мои были на пределе. Этот несчастный вряд ли мог помочь мне, он напоминал монстра из фильма ужасов.

Я осторожно обратилась к нему, используя весь скудный запас итальянской лексики, но нужного мне слова «ключ» не нашлось, и заменить его было нечем.

Он даже не взглянул на меня, когда я заговорила. Он пристально посмотрел себе за спину, потом огляделся по сторонам, словно принюхивался к новому запаху, как собака, попавшая в незнакомое место.

Все это было так неприятно, что когда я рискнула еще раз обратить на себя внимание, голос мой дрожал.

— Извините...

Это все, что я успела сказать. Мужчина резко вскочил на ноги, широко расставил руки и бросился прямо на меня. На его лице я уловила отблеск каких-то сильных эмоций, над которыми преобладал страх. Его глаза были прикрыты, зато рот зиял, как огромная черная дыра. Он пронесся буквально в нескольких сантиметрах от меня, несмотря на хромоту, мчался он удивительно быстро. Еще какое-то время до меня доносились взрывы идиотского хохота; наконец все стихло.