ГЛАВА 15

Джош позвонил ей в восемь, и когда Анна открыла верь в белый кокон своей квартиры и улыбнулась ему со словами: – «С возвращением», он был так рад видеть ее, что – инстинктивно задержал ее руки в своих. Она, конечно, отступила назад; если бы он подумал заранее, то мог бы предсказать, что так и будет. Сердясь на себя и на нее, он прошел вслед за нею в гостиную, где на стеклянном кофейном столике стояли вина и закуски.

Но она была рада видеть его. Он сидел на белой кушетке в то время как Анна стояла перед ним, наливая вино. На ней было короткое синее шелковое платье, которое облегало ее и подчеркивало длинные изящные ноги, длинные волосы откинуты назад, обрамляя лицо. Казалось, женщина была довольна тем, что тишина затянулась, поэтому Джош задумался о ней и о выражении ее глаз, когда они встретились. Глаз – теплых, приветливых, радостных, немного удивленных. «Удивленных», – подумал он. Анна не ожидала, что будет рада. Или будет до такой степени рада. Но потом отстранилась.

«Нам нужно поговорить об этом – подумал он. – Как-нибудь в ближайшее время. И, конечно, она об этом узнает».

– То, что ты приехал раньше, означает успех или неудачу? – спросила Анна, когда они сидели на кушетке.

– Успех, – Джош поднял стакан в безмолвном тосте. – По крайней мере, вероятность успеха. Мы нашли вход в коридор, ведущий, надеемся, к чьей-то могиле. Ведет ли этот коридор к могиле фараона или кого-то еще, мы узнаем только через месяц-два, много времени займет откапывание, извлечение осколков.

– А из-за чего осколки?

? Из-за землетрясений или наводнений. Это выяснится, когда мы углубимся и увидим, какие повреждения нанесены колоннам и стенам. У меня есть слайды; они помогут тебе составить впечатление о раскопках.

– Они у тебя с собой?

– Да, я прихватил их, направляясь сюда, но это может подождать.

– Нет, я хотела бы увидеть их сейчас. Как чудесно, я не думала, что ты получишь их так быстро. Ты не возражаешь?

– Нет, конечно нет.

– Я поставлю проектор.

Анна вскочила и прошла в другую комнату, почти сразу же вернувшись с проектором и кассетой с ячейками. Она нервничала, или, может быть, подумал Джош, она разволновалась с того момента, как в ее глазах мелькнуло удивление.

– Вставь, пожалуйста, слайды.

Женщина протянула ему кассету. Джош почувствовал ее замешательство и удивился этому. Молча он заполнил круглую кассету и отдал ей, глядя, как Анна устанавливает кассету в проектор. Она протянула руку и включила светильник у себя за спиной, и они остались в темноте, едва рассеиваемой пятном света от лампочки на противоположной стене комнаты. Потом нажала на кнопку, слайд опустился в объектив и на стене ожила целая сцена: пространство голых скальных утесов и тени от песчаных холмов Долины Царей. Анна коротко задохнулась, наклонившись вперед.

– Как величественно, – выдохнула она.

Джош рассматривал ее четкий профиль.

– Почему?

– Масштаб, абсолютно подавляющие размеры всего этого. Поэтому я люблю горы: это особый род красоты, такой массивной, первозданной и устойчивой, что можно поверить в вечность.

– Поэтому я всегда стремлюсь туда вернуться, – сказал Джош. – Если бы у меня там и не было работы, я бы ее придумал.

– Но у тебя есть еще и горы.

– Они более человечны, в них есть жизнь. Тебе надо увидеть пустыню, она чудесна и ужасающа одновременно. Любой пейзаж, который там встретится, безжалостен, но снова и снова притягивает людей. Это вроде как темная сторона нас самих, грубая и жестокая, но извращенно привлекательная.

Анна не сводила с него глаз. Через минуту она встряхнула головой.

– Это далеко от той красоты, о которой я говорила, – и нажала на кнопку, чтобы перейти к следующему слайду.

На несколько минут холодная белая гостиная превратилась в золотисто-коричневый пейзаж шероховатых поверхностей и ослепительного света. Анна как бы чувствовала волны тепла, колыхавшиеся над запыленными телами рабочих, трудившихся над скалой; могла почти ощущать скрип песка на зубах и слышать скрежет стали по камню. Она так и сидела, наклонившись вперед, погрузившись в экзотическую сцену, которая окружила ее почти полностью. «Я хотела бы оказаться там, – подумала она. – Мне хотелось бы находиться там, когда делались эти фотографии».

Джош описал каждый слайд спокойным голосом, но с такой страстью, что казалось, вел сейчас Анну по этому миру, который она никогда не видела. Он рассказал ей о Хосни – «лучший смотритель работ, которого только можно желать, самоучка-египтолог, знающий больше, чем многие эксперты, и единственный человек, который работает на раскопках в белых брюках и никогда их не пачкает». Назвал имена рабочих, работавших с ним все эти годы, что они ищут могилу Тенкаура. При этих словах его голос стал еще более возбужденным от того, что должно было случиться дальше.

– Они будут откапывать коридор довольно быстро, пока не найдут росписи на потолке и боковых стенах, потом будут медленно перемещаться ползком, выполняя ручную работу – и Хосни вызовет меня, когда они доберутся до первой двери. Обычно она ведет в большую квадратную комнату с еще одной дверью в задней стене, за которой есть переход в другие комнаты. Воздух тяжелый и горячий и такой спертый, что им невозможно дышать. Но мы видели могилы с пшеницей, которую оставляли рядом с фараоном, чтобы помочь ему прокормиться на долгом пути в следующую жизнь, и она прорастала в этом темном, закупоренном помещении, прежде чем умереть без воды. Это потрясающая вещь, такая жажда жизни; скорее стихийная, чем эмоциональная. За исключением любви, я думаю, потому что она – синоним жизни. – Он сделал паузу. – Мы не имеем понятия, сколько здесь может быть комнат и большие ли они; мы знаем, что в последней комнате всегда находится саркофаг с мумией, заключенной в гроб, внутри. И если мы относимся к числу воистину благословенных, то теперь она ждет нас здесь, каменная плита саркофага, ждет, когда мы поднимем ее...

Анна была захвачена звучанием этих слов и силой его голоса.

– Я хотела бы увидеть это. И прикоснуться. И почувствовать воздух...

– Мы это можем устроить, – сказал Джош. – Тебе действительно нужно побывать здесь; фотографии – только набросок. Есть еще один последний слайд.

Анна нажала на кнопку. Каменные ступени заполняли освещенное пространство, в углу фотографии в кадр попали женские пальцы.

– Рука Кэрол, – сказал Джош. – Знакомая, которая снабжает меня книгами по искусству; я уже упоминал о ней. Не ожидал, что она будет так возбуждена раскопками. Этот слайд последний.

«Я хочу, чтобы это была моя рука. Я хочу, чтобы это я стояла здесь, рядом с ним, смотрела на эти ступеньки и представляла себе, что находится там, где они кончаются».

– Чудесные слайды, – сказала она. – На мгновение почувствовалось, что там очень тепло.

Она включила светильник за своей спиной. Они заморгали от вспыхнувшего света и улыбнулись друг другу. Нервозность Анны вернулась, и она сосредоточилась на вынимании слайдов из кассеты и укладывании их в желтые коробочки. Ее угнетало воспоминание о том, как резко она отшатнулась от него, когда он пришел. Анна превратила простое приветствие в сложный маневр, а это ей было несвойственно. Это могло получиться непроизвольно, ведь он был в отъезде немногим больше недели. Однако, показалось, его отсутствие длилось дольше; она так обрадовалась, увидев его, что сама была удивлена. Как позволила она Джошу стать такой важной частью ее жизни, что восемь дней показались долгим сроком? «Мне надо подумать об этом. И мы поговорим об этом, если я хочу продолжать видеться с ним. Не сегодня вечером, а в ближайшее время».

Но они не поговорили. Они встречались случайно. В начале октября Анна взяла два новых дела и даже перестала ездить в Тамарак. Джош два раза уезжал ненадолго этой осенью; его дни и вечера были заняты лекциями и встречами со студентами, заседаниями комитетов в музее; он писал, разговаривал по телефону с Хосни, которому пока что нечего было докладывать. Потом, в начале декабря, он пригласил Анну на благотворительный ужин в Музей Древнего Мира.

Ужин состоялся в Музее, с коктейлями во внутреннем дворике с его садами трав и цветов древности, со скульптурами из Рима и Греции, с египетским гиппопотамом из фаянса с голубой глазурью и с маленькими, квадратными фигурками доколумбовой цивилизации в стеклянных ящиках вдоль стен. Впервые Джоша и Анну видели вместе в обществе Лос-Анджелеса.

Вокруг толпились гости, друзья и коллеги, которые какое-то время не видели Джоша; они глазели на Анну, как будто пытаясь представить по ее виду, что в ней было притягательного для Джоша Дюрана. Это был мир Джоша ? мир богатства и хороших связей; он знал большинство гостей и свободно себя чувствовал среди них, обмениваясь новостями о путешествиях и общих друзьях.

А теперь в одно мгновение оказалось, что они с Анной воспринимались как пара. Анна знала, что в этом виновато общество: необходимо было думать о себе, как о чем-то организованном и гармоничном, стабильном, целеустремленном и надежном, и при этом побыстрее распределить людей по нишам, чтобы было как можно меньше неожиданностей. Она услышала, как кто-то спросил о Доре; кто-то позади них рассказывал о Джоше и о работе, которую он проделал в Сардинии, Турции, и позднее – в Египте; а еще кто-то сказал, что они с Джошем прекрасная пара.

Анна знала, что это было правдой. В смокинге он чувствовал себя так же свободно, как в джинсах и спортивных шортах, а она была в черном сатиновом платье без бретелек, облегавшем ее фигуру, с длинным разрезом сбоку на юбке. На ней были золотые серьги с сапфирами и золотое колье. Ее голова доходила ему до плеча; и они двигались одинаково, высоко подняв голову, замечая все вокруг. Когда они проходили по комнатам, все оборачивались, чтобы посмотреть им вслед.

Анна обнаружила, что ей это нравилось. Обычно, она терпеть не могла находиться в центре внимания, за исключением зала суда, но разделять это внимание с Джошем было вроде игры, их общей тайны. И ей нравилось находиться рядом с ним, когда тот делал предназначенные только для нее замечания о людях, с которыми она знакомилась.

– Он ждет вынесения приговора за то, что прикарманил десять миллионов долларов от С. и Л. – прошептал Джош, пока пара подходила к ним.

– Это вылилось в благотворительные взносы для одной-двух городских церквей; он орошал их несколькими процентами своих полученных нечестным путем миллионов в виде дороги на небеса, вымощенной желтым кирпичом, или легкого приговора – что подоспеет раньше.

У Анны вырвался смешок, а Джош бросил на нее быстрый довольный взгляд, прежде чем та пара оказалась перед ними: мужчина в траурной черной рубашке и бордовом галстуке под фрачным пиджаком; у женщины в руках сверкала сумка от Юдит Лейбер, как талисман, рассеивающий тьму.

Несколькими минутами позже к ним направилась высокая, угловатая женщина. На голове у нее был тюрбан, на плечах красная накидка поверх того, что выглядело, как белая ночная рубашка.

– Она отдает все свои деньги в музей, миллион или что-то вроде этого в год, – сказал Джош. – Она хочет, чтобы деньги кончились, когда она умрет, но ни минутой раньше, поэтому ее бухгалтера и врачи сравнивают счета четыре-пять раз в неделю по мере того, как та их подписывает.

Анна снова засмеялась.

– Почему в музей?

– Потому что она говорит, это единственные учреждения, кроме нее самой, которые прославляют и сохраняют экзотику. Говорит, что хотела бы жить в Риме при Цезарях.

– А она знает, как тогда обращались с женщинами? – спросила Анна.

– Однажды я попытался ей рассказать, но она не пожелала слушать, поэтому я оставил ее в покое. Зачем разбивать чью-то мечту?

Анна удивленно посмотрела на него.

– Разве ученые не занимаются именно этим? Обрушивают на нас правду, независимо от того, приятно это или нет?

– Мы показываем правду и живем этим. Но мы не заставляем...

Он замолчал так как женщина в тюрбане добралась до них.

– Лилиан, как приятно тебя видеть. Позволь представить Анну Гарнетт.

Они говорили совсем немного, пока люди подходили поприветствовать их.

– О, этого я знаю, – прошептала Анна в то время как полный мужчина с бородкой приближался к ним. – Колин Райли. Он ставит «Рози-шоу» на телевидении, а его жена развелась с ним, потому что он сказал, что Рози нравится ему больше, чем она.

– Рози – это такса, – запротестовал Джош. Анна кивнула.

– Жена сказала, что если бы он выбрал классную служебную собаку вроде веймарского пойнтера или жесткошерстной борзой-грифона, она могла бы попытаться принять его точку зрения. Но то, что муж интересовался в большей степени таксой, чем ею, так низко уронило его в ее глазах, что она не могла этого перенести.

Джош хмыкнул.

– Она была твоей клиенткой?

– Да, с нею было легко, оба они, действительно, хотели найти выход. Затруднения возникли из-за яхты: они оба хотели получить ее.

– Но яхту получила она.

– Анна бросила на него быстрый взгляд.

– Да.

– Сколько дел ты проиграла?

– Ни одного. Колин, как приятно видеть тебя. Познакомься, пожалуйста, с Джошем Дюраном.

Несколько минут спустя толпа переместилась в Большой Египетский зал, где был сервирован ужин. Джош провел Анну по музею несколько недель тому назад, но она задержалась у двойных дверей, чтобы еще раз полюбоваться блестящими панелями с росписями и резьбой из гробниц, которые украшали стены. Гости, рассевшиеся за круглыми столами, накрытыми серебристыми скатертями, казалось, вписывались в эти панели. Яркие платья и матовые смокинги совсем не были похожи на короткие юбочки мужчин и на длинные платья женщин, тонкие, как паутинка, на этих росписях, но Анна могла всех их представить себе, несмотря на разделявшие их тысячелетия, с их надеждами, мечтами и такими же заботами о семье, работе и друзьях. Эта мысль понравилась ей и она повернулась к Джошу, чтобы рассказать ему об этом.

– О, да здесь Кэрол, – сказал он. – Я хочу познакомить тебя с нею. Кэрол Марстон, Анна Гарнетт.

? Я рада познакомиться с вами, – сказала Кэрол, когда они пожали друг другу руки. – Я о вас слышала много хорошего, я знаю нескольких женщин, для которых вы сотворили чудеса.

– Не совсем чудеса, – ответила Анна. – Мне необходимо повторять спектакли, иначе я потеряю работу. Я думаю, чудом можно назвать лишь то, что случается однажды.

– Мне посчастливилось быть свидетелем чуда пару месяцев тому назад, – сказала Кэрол. – Джош, наверное, рассказывал вам об этом.

– Тяжелый труд и удача, – отозвался Джош.

– И замечательно воодушевляющая. Я поеду снова, как только смогу, я хочу увидеть больше того, что я видела. А ты, Джош, тоже возвращаешься туда? Как ты можешь быть в стороне, когда они работают в твоей гробнице?

– Я там скоро буду. И Хосни не откроет первую дверь без меня. Где ты сегодня сидишь?

– Восьмой стол. О, а ты за первым. Как жаль.

– Может быть, мы потом поговорим, – сказала она Анне и направилась в другой конец зала.

Джош отодвинул стул для Анны и что-то сказал, но она не расслышала. Она была в смятении, причину которого не могла назвать. «Кэрол, – подумала она. – И, конечно, Джош. Кэрол Марстон – высокая, молодая, с потрясающими карими миндалевидными глазами, которые, казалось, замечают все и всех вокруг, – была в Египте с Джошем».

Еще несколько минут тому назад Кэрол была безликим членом музейного совета, который побывал в Египте вместе с группой Джоша. Если бы Анна попробовала представить себе Кэрол, в ее воображении та оказалась бы пожилой женщиной, лет шестидесяти или старше, немного скучной, одинокой, нудной, которая заполняет время, работая директором Музея Древнего Мира. Но познакомиться с Кэрол Марстон и вообразить ее в Луксоре с Джошем, как она идет с ним в великолепии Долины Царей, сидит с ним в ресторанах, кладет свою руку на каменные ступени, а он сфотографировал... Этого Анне было достаточно, чтобы внутренне сжаться и испытать странное смутное чувство, как будто ее оставили.

Президент музея поприветствовал приглашенных и представил Джоша. Анна смотрела на него, высокого, гибкого, как он поднялся по ступенькам на кафедру и встал в пятне света, безо всякой скованности. «Он чрезвычайно привлекательный», – подумала она.

В его лице была сила и решительность, рот создавал впечатление упрямства, даже когда улыбался, но хранил так же обещание теплоты и нежности, может быть только для тех, кто знал его. И тогда Анна поняла, почему оказалась в смятении. Она была охвачена чувством, которого никогда раньше не испытывала. Анна ревновала.

– Я рад присоединиться к приветствиям, – сказал Джош, его голос, усиленный микрофоном, разнесся по всему залу. – Это ваш музей, ваша поддержка буквально позволяет держать двери открытыми и строить планы на будущее.

Анна пристально смотрела на него, как будто разглядывала незнакомца. Она была в смятении. То, что считала дружбой, что начинала ценить, превратилось в что-то ужасающее. «Я ревную», – подумала женщина, и почувствовала себя больной. Ревность поражает влюбленных, ревность означает увлечение, близость, привязанность, требовательность. «Нет, – раздался ее немой крик. – Я не могу, не могу».

– ...показать вам, что означала ваша поддержка для проектов, которые музей осуществил за прошедший год, – говорил Джош.

Свет померк. За спиной Джоша опустился экран. За несколько минут в быстрой череде слайдов были показаны раскопки фундамента древнего дворца в Мексике, руин римских лавок на Корсо в старой торговой части Иерусалима, колонн греческого храма на побережье Турции, примитивные орудия труда, найденные на севере Ирака.

Анна не могла сосредоточиться ни на слайдах, ни на голосе Джоша. Как случилось, что она полностью потеряла контроль над собой? Она всегда была осторожна. Никто не мог стать более, чем случайным знакомым. Ну, кроме Элинор, разумеется. Гейл и Лео, но это совсем другое. Что случилось с нею, если она упустила тот абсолютный самоконтроль, который с таким трудом выработала? Как будто оставила дверь незапертой, кто-то вошел и теперь угрожал ей. Стиснула руки, чтобы они перестали дрожать. «Я ничего такого не хотела. Все было хорошо, я не хочу, чтобы все рухнуло».

– И, наконец, – сказал Джош, – то, что наилучшим образом соответствует этому великолепному залу.

Снова Анна смотрела на Долину Царей, где рабочие врубались в скалу, а Хосни стоял рядом.

– Мы ведем раскопки на дальней стороне низкой гряды холмов – здесь на заднем плане – которая идет вдоль известной нам части Долины Царей. Вот что мы нашли несколько недель тому назад. – Появился слайд со ступеньками, с рукой Кэрол. По залу пронесся шепот. – Каменные ступени в Долине Царей, – сказал Джош, выждав какое-то время. – В ближайшие несколько недель мы узнаем, куда они нас приведут. И вы тоже узнаете это почти одновременно с нами. Мы будем держать вас в курсе всех наших открытий.

Зажегся свет.

– Кстати, рука, попавшая в кадр на этом снимке, это рука Кэрол Марстон, члена нашего совета директоров. Ни один музей не может функционировать без активного, заинтересованного, внимательного совета директоров, а также без финансовой поддержки, которую вы и остальные вместе с вами, оказываете нам каждый год. При этой постоянной поддержке мы сделаем Музей Древнего Мира лучшим музеем такого рода в мире.

Гости зааплодировали, пока Джош возвращался на свое место, а президент начал представлять аукциониста.

– Который доведет их до счастливого неистовства, – прошептал Джош Анне, усаживаясь на стул. – Так что они будут предлагать огромные суммы за предметы искусства, подаренные музею и нам не нужно будет пускать шапку по кругу с этой нищенской программой на следующий год. Что-нибудь не так?

Анна начала говорить, но вокруг поднялся шум, так как аукционист стал расхваливать лоты в микрофон и отовсюду выкрикивались предлагаемые суммы.

– Мы можем поговорить об этом позже, – сказала она, повысив голос так, чтобы Джош расслышал.

Он сразу же встал.

– Я свою роль сыграл. Если тебя беспокоит весь этот шум, пойдем.

Они проложили себе путь через шумную толпу к дверце в другом конце зала.

– Путь для быстрого отступления, – сказал Джош. – Только для посвященных. Мы можем пройти в мой кабинет.

По короткому коридору он провел ее в большую комнату с книжными полками вдоль стен. Письменного стола здесь не было, только длинный стол, заваленный книгами, слайдами, журналами и блокнотами. Анна была здесь раньше и теперь вспомнила, как Джош говорил о своей работе, так же как в этот раз о раскопках.

Все, что она знала о Джоше, характеризовало его как человека, поглощенного своей работой, которого привлекает бросаемый со всех сторон вызов и который хочет до отказа заполнить каждый день своей жизни. Археолог, профессор, консультант музея. Человек, свободно чувствующий себя в обществе, обеспеченный, имеющий хороших друзей, любящий женщин. Ее охватило сожаление, она восхищалась им, радовалась их встречам и надеялась на новые.

Джош пропуская Анну вперед, придержал дверь и запер ее за собой. Они молча прошли к его машине на стоянке и молчали, пока ехали к дому Анны и выруливали к подъезду.

? Хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит? – спросил он.

? Да, – она посмотрела ему в глаза. – Я больше не могу встречаться с тобой, Джош. Извини. Ты мне нравишься и я рада общению с тобой, но именно поэтому мы должны остановиться.

– Нет, – сказал он.

Его поразило острое чувство потери, почти безнадежной утраты, которое было тем более отчаянным, что он восхитился, как она сказала, что должна была сказать, без оглядки. Анна встречала трудности в упор и не увиливала, а именно это и искал Джош всегда в людях. Но потом он рассердился. Она отбирала себя у него, как будто ему самому нечего было сказать.

– Я хотел бы знать причины.

– Я не могу говорить о них. Они тебя не касаются.

– Не касаются? Но ведь именно меня ты не хочешь видеть.

Она вспыхнула.

– Да, это было безумием с моей стороны. Я имею в виду, что это не из-за того, что ты что-то сделал или не сделал. Причина целиком во мне.

«Она не искала извинений, – подумал Джош, – еще одна причина восхищаться ею».

– Ты знаешь, я бы помог тебе, если это в моих силах.

– Я знаю. Спасибо. Никто не может мне помочь, я же сказала, причина во мне.

– И ничего нельзя изменить?

– Ничего.

– При любых обстоятельствах? Навсегда? Вечно, как пустыня?

Она снова покраснела.

– Может показаться, что я преувеличиваю, что я слишком эмоциональна или иррациональна, но мне нужно справиться с этим, и это очень сильно, и никто не может судить об этом.

– Да, верно, – быстро сказал Джош, – это было самонадеянно с моей стороны. Но ты знаешь, ведь это касается и меня тоже.

– Ты здесь ни при чем. Ты поступишь так же, как если бы кто-то отобрал у тебя фонд для твоих раскопок. Ты бы нашел тогда другого спонсора.

Он был поражен этой жестокостью. Неужели она, действительно, считала его таким пустым, способным переходить от одной женщины к другой с таким же хладнокровием, как при поиске спонсора? Но потом подумал, почему бы не посмотреть на это непредвзято и расчетливо, как Анна. И понял, что она права. Джош мог бы найти еще кого-нибудь. Что бы между ними ни было, это не зашло настолько глубоко, чтобы изменить его жизнь и еще меньше, чтобы превратить его в монаха.

Она могла бы изменить его жизнь, если бы дала ему больше времени, но не допустила, чтобы это случилось. И потом он подумал о ней и понял, что жестокость ее слов обернулась скорее против нее, чем поразила его. Она предпочла остаться в одиночестве, потому что было нечто настолько сильное, что она не могла побороть, в то время как Джош нашел бы себе новую подругу. И если они так мало времени провели вместе, то на их жизнях осталась бы лишь небольшая морщинка, не более чем рябь на озере Дифленс Лейк, когда вдруг плеснет хвостом форель.

Джош обошел машину и открыл дверцу со стороны, где сидела Анна. Когда она встала рядом с ним, он взял ее руку и прежде чем та успела остановить его, поцеловал ее в щеку.

– Ты необыкновенная женщина, Анна. Я хотел бы, чтобы мы проводили больше времени вместе. Желаю тебе счастья.

Она постояла на тротуаре, пока мужчина не отъехал, глядя, как его машина заворачивает за угол.

Анна чувствовала пустоту в душе. Как будто сгущалась темнота. Раньше вечер был светлым и тихим, теперь он казался пасмурным и поднялся ветер. «Собирается дождь», – подумала она. Вошла в дом, поздоровалась со швейцаром и поднялась в лифте на свой этаж. «Мне жаль», – сказала она про себя, открывая дверь. Анна прошла в свою гостиную и свернулась клубом в кресле у окна, не включая света. Она была у себя дома, она была одна, она была спасена.