Мне пришлось повторить эту просьбу несколько раз, прежде чем они уселись. Халеф ничего не говорил, а только лишь наблюдал за всеми движениями красивой девушки. Наконец он глубоко вздохнул и сказал по-арабски:

– Сиди, ты прав!

– В чем?

– Даже если бы я был пашой, я не подошел бы к ней. Возьми ты ее себе. Она красивей всех женщин, которых я видел в своей жизни.

– Наверняка здесь уже есть какой-нибудь юноша, который ее любит.

– Спроси-ка ее об этом!

– Не-ет, это не пойдет, мой маленький хаджи! Это было бы невежливо!

Ингджа заметила, что говорят о ней, поэтому я ей сказал:

– Этот человек уже твой хороший знакомый!

– Что ты имеешь в виду, эмир?

– Он как раз тот самый, о котором тебе рассказывала Мара Дуриме. Все мои друзья подумали, что меня убили, и только он один пошел по неведомым ему местам, чтобы спасти меня.

– Он маленький, но верный и мужественный, – сказала Ингджа, бросив на него взгляд, полный признательности.

– Что она сказала обо мне? – спросил Халеф, заметив этот взгляд.

– Что ты верный и мужественный.

– Передай ей, что она очень красивая и добрая девушка и мне очень жалко, что я такой маленький и не паша.

Когда я переводил ей его слова, он подал ей руку, и она, смеясь, дружески ударила по ней, при этом ее лицо было таким милым и добрым, что мне стало откровенно жалко, когда я подумал об однообразной, безрадостной жизни, ожидавшей ее здесь, в этой стране.

– У тебя есть желание, которое я могу исполнить? – спросил я ее.

Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза, затем ответила:

– Да, господин, у меня есть желание.

– Какое?

– Эмир, я буду очень часто вспоминать о тебе. Будешь ли и ты порой вспоминать нас?

– Ну конечно же.

– У вас тоже на небе есть луна?

– Тоже.

– Господин, каждый вечер, когда будет полнолуние, гляди на луну, и тогда наши взгляды встретятся.

Теперь уже я подал ей руку.

– Хорошо, я буду делать это, и по всем остальным вечерам, когда луна будет светиться в небе, я буду вспоминать о тебе. Каждый раз, когда ты будешь видеть луну, думай, что она приносит тебе мои приветы.

– И также тебе наши!

Беседа застопорилась: у нас возникло элегическое настроение духа. Но дальнейшее обыденное течение обеда возвратило нас к прежнему состоянию. Первой слово взяла Ингджа:

– Твой слуга пойдет с тобой в пещеру?

– Нет. Он сейчас вернется в Лизан, чтобы радостной вестью успокоить сердца моих друзей.

– Да, он и в самом деле должен это сделать, ведь твоим друзьям грозит опасность.

– Какая? – спросил я, внешне абсолютно спокойный.

– Недавно здесь были двое мужчин. Один поскакал к тебе, другой остался в деревне. Я разговорилась с ним. Ему запретили рассказывать кому-либо что-либо, но он был достаточно болтлив, и я могу тебе кое-что сообщить, что узнала от него. Ты веришь, что перемирие продлится до завтрашнего полудня?

– Я надеюсь.

– Но есть много людей, которые не хотят этого, и эти люди избрали моего отца себе в предводители. Он послал срочных гонцов в Мурги, Миниджаниш и Ашиту, а также разослал их по всей долине вплоть до Бириджая и Гиссы, чтобы собрать в одно место всех мужчин, способных носить оружие. Они соберутся в эту ночь и нападут на бервари.

– Какое неблагоразумие! Твой отец сделает целую долину несчастной.

– Ты думаешь, что бервари превосходят нас силами?

– Если даже и не силами, то по воинской выучке точно. Если уж битва разгорится, то она вспыхнет повсюду, а тогда курды окажутся в сотни раз сильней вас, поскольку вся ваша местность окружена курдскими поселениями.

– Бог мой, а ведь ты прав!

– Я несомненно прав! Если сегодня или завтра не удастся заключить мир, то наступят еще более жуткие времена, чем при Бедерхан-бее и прочих. Тогда вполне вероятно, что халдеев просто полностью уничтожат вместе с их женами и детьми.

– Ты это всерьез, эмир?

– Серьезней не бывает!

– О Иисус, что нам тогда делать?

– Ты знаешь, где твой отец собирает войска?

– Нет, я не смогла этого узнать.

– И тебе также неведомо, где он сейчас находится?

– Он объезжает села, чтобы уговорить людей подняться на борьбу.

– Значит, нам может помочь лишь Рух-и-кульян. Для этого мне следует несколько подготовиться.

– Да, господин, если тебе удастся что-либо сделать, то все миролюбивые жители этой страны будут благословлять тебя, когда тебя уже не будет с нами.

Мы закончили есть, и я спросил у Халефа:

– Ты найдешь дорогу обратно в Лизан, причем так, чтобы тебя никто не заметил?

Он кивнул, и я продолжал:

– Ты пойдешь к мелеку и бею Гумри и скажешь им, где и как ты меня нашел.

– Мне сказать им, кто на тебя напал?

– Да. Скажи им, что на меня напал Неджир-бей, чтобы я не мог быть посредником между обеими враждующими сторонами. И он требует за мое освобождение мое имущество, моего коня и имущество всех моих друзей.

– Шайтан ему это даст!

– У меня ничего нет – все отняли, поэтому оставь мне твои пистолеты, нож и собаку.

– Возьми еще и ружье, сиди! Я смогу добраться и без оружия в Лизан.

– Ружье будет мне только мешать. Расскажи потом мелеку и бею, что раис Шурда отправил срочных гонцов вверх и вниз от Лизана, чтобы подстрекать халдеев к войне. Они должны ночью собраться в каком-то месте – в каком именно, я, к сожалению, не знаю – и затем напасть на курдов. Раис объезжает специально для этого все поселения; скажи мелеку, что раиса необходимо тотчас же арестовать.

– О сиди, если бы он встретился мне сейчас по дороге! Я запомнил его лицо, поэтому узнаю его при любых обстоятельствах и сразу же арестую.

– Ты один? Это ты, однако, оставь! Ты не справишься с ним; он слишком силен.

Маленький Халеф поднялся. Оскорбившись, он закричал, разминая свои гибкие конечности как бы для предстоящего боя:

– Не справлюсь? Что ты только себе думаешь, сиди, и куда подевался разом весь твой ум? Не победил ли я Абузейфа? Не совершил ли я помимо этого и другие великие подвиги? Кто этот Неджир-бей против меня, знаменитого хаджи Халефа Омара? Слепая лягушка, хромая жаба, которую я раздавлю, как только увижу! Ты эмир Кара бен Немси, герой из Франкистана; так мне ли, твоему другу и защитнику, бояться какого-то жалкого халдея? О сиди, как мне удивительны твои слова!

– Удивляйся на здоровье, но все-таки будь осторожен. Сейчас очень важно, пожалуй, главней всего, чтобы ты попал в Лизан.

– А что мне отвечать, если они спросят, когда ты придешь?

– Я рассчитываю быть у них к утру.

– Тогда бери пистолеты, кинжал и патронташ, и да защитит тебя Аллах!

Затем Халеф подошел к Ингдже и протянул ей руку:

– Прощай, ты, прекраснейшая среди прекраснейших! Мы еще увидимся.

Добрую Мадану он тоже не обошел вниманием:

– Прощай и ты, любезная матерь халдеев! Я приятно провел с тобой время, и если ты пожелаешь себе такую же ложку, как эта, я с удовольствием вырежу тебе ее, для того чтобы ты вспоминала покидающего тебя друга. Салам, умная и верная! Салам!

Мадана с Ингджой не поняли его речь, но восприняли ее доброжелательно. Мадана даже вышла вместе с Халефом из хижины, чтобы его немного проводить.

Я глянул через дверное отверстие на расположение звезд, чтобы вычислить время – у меня отняли даже часы. Было около десяти.

– Осталось еще два часа до полуночи. Когда мы отправляемся? – спросил я девушку.

– Через час.

– Сейчас время особенно ценно, я не могу поговорить с духом пораньше?

– С ним нужно говорить ровно в полночь. Он разгневается раннему приходу.

– В моем случае этого не случится.

– Ты это точно знаешь?

– Вполне определенно.

– Тогда давай пойдем сразу же, как только вернется Мадана.

– Хорошо. У нас есть свечи?

Она молча показала мне несколько коротких камышовых тростинок, пропитанных бараньим жиром, и зажигалку. Затем сказала:

– Господин, у меня к тебе будет одна просьба.

– Я слушаю.

– Простишь ли ты моего отца?

– Да, но только ради тебя.

– Но мелек все равно будет на него гневаться!

– Я успокою его.

– Благодарю тебя!

– Ты не узнала, у кого мое оружие и другие мои вещи?

– Нет. Вероятно, они у отца.

– Где он может их хранить?

– Домой он ничего не приносил, я бы непременно заметила.

Наш разговор прервала возвратившаяся Мадана.

– Господин, – сказала она, гордо усмехаясь, – твой слуга очень смышлен и вежлив.

– Почему?

– Он дал мне кое-что; этого я уже не получала долгое время: поцелуй, долгий поцелуй.

Думаю, что при этом наивно-гордом признании у меня вытянулось лицо. Халеф – и поцелуй? Этой старой, но милой и «благоухающей» Мадане? Поцелуй в то самое «отверстие»? Это мне казалось маловероятным. Поэтому я спросил:

– Поцелуй? Куда?

Она протянула мне растопыренные коричневые пальцы правой руки.

– Вот сюда, в эту руку. Это был такой поцелуй, какой дают только благородным девушкам. Твой слуга – человек, вежливость которого достойна похвалы.

Значит, всего лишь поцелуй в руку! Тем не менее это был героический поступок моего бравого Халефа, к которому его наверняка подтолкнула привязанность ко мне.

– Ты можешь гордиться этим, – отвечал я. – Сердце хаджи Халефа Омара полно благодарности к тебе, потому что ты так дружелюбно заботилась о моей персоне.

Тут она невольно протянула мне руку, как будто хотела получить еще один поцелуй, но я спешно добавил:

– Теперь тебе остается ждать, пока я снова не попаду в Лизан.

– Я подожду, господин.

– Сейчас я пойду с Ингджой к пещере. Что ты сделаешь, если, до того как мы вернемся, сюда кто-нибудь придет?

– Не знаю. Эмир, дай мне совет!

– Если ты останешься здесь, то на тебя падет гнев того, кто придет. Поэтому будет лучше, если ты спрячешься до нашего возвращения.

– Я последую твоему совету и пойду туда, откуда смогу наблюдать за хижиной, чтобы вовремя заметить ваше возвращение.

– Тогда, Ингджа, нам пора.

Я рассовал по карманам оружие и надел поводок на собаку. Девушка пошла впереди, я – вслед за ней.

Мы прошли немного по той самой дороге, по которой меня притащили в хижину; затем повернули вправо, пока не поднялись, а точнее, вскарабкались на холм, так густо заросший лиственными деревьями, что нам приходилось идти, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не потеряться.

Спустя некоторое время роща стала заметно редеть и перед нами открылась узкая седловина, ведущая к очень крутому подъему.

– Смотри внимательно под ноги, господин, – предупредила меня девушка. – Сейчас дорога станет совсем тяжелой.

– Это тяжело для старых людей, которые хотят подняться к пещерному духу. Здесь могут ступать лишь молодые ноги.

– О, старики тоже могут взобраться, но для этого им придется сделать небольшой крюк. С той стороны есть хорошая тропа.

Опираясь друг на друга, мы карабкались вперед и наконец очутились среди нагромождения больших каменных блоков, между которыми и была по моему предположению цель нашего путешествия, длящегося уже больше получаса.

Блоки образовывали что-то вроде коридора, в глубине которого темнела стена. Ингджа остановилась.

– Это там, – сказала она, указывая в темноту. – Ты пройдешь прямо и у основания стены увидишь отверстие, в которое поставишь зажженную свечу. Затем возвратишься ко мне. Я буду ждать тебя здесь.

– Отсюда мы сможем увидеть эту свечу?

– Да. Но сейчас она будет без всякой пользы гореть, ведь до полуночи еще далеко.

– Тем не менее я попытаюсь. Вот поводок, держи собаку, положи ей руку на голову.

Я взял свечи и зашагал вперед. Волновался изрядно, и это неудивительно – ведь сейчас решится главное: проникну или не проникну я в тайну, окружавшую этого «духа». Собственно говоря, саму суть я уже, вероятно, знал.

Подойдя к стене, я заметил пещеру, вход в которую был настолько узким, что в него мог протиснуться только один человек. Прислушавшись и ничего не услышав, я зажег одну из свечей и поставил ее на пол пещеры. Это не вызвало затруднений: свеча у основания была достаточно широка.

Я вернулся к Ингдже, говоря себе, что для человека, верующего в эту чертовщину, требуется изрядное мужество, чтобы в полуночный час взобраться на гору и общаться с духом.

– Свеча зажжена. Теперь подождем, пока она не погаснет, – сказала Ингджа.

– Нет ни малейшего ветерка, и если пламя погаснет, то это верный знак того, что там Рух-и-кульян.

– Смотри! – схватила меня девушка за руку. – Она погасла.

– Тогда я иду.

– Я буду ждать тебя здесь.

Я снова подошел к пещере и, нагнувшись, попытался найти свечу – ее не было. Я был убежден, что дух находится сейчас совсем неподалеку, в боковой нише, чтобы слышать каждое слово. Другой просто высказал бы свою просьбу и удалился; я же намеревался совершить иное.

Я вошел на два шага вглубь пещеры.

– Рух-и-кульян! – крикнул я вполголоса.

Никакого ответа.

– Мара Дуриме!

Снова никакого ответа.

– Мара Дуриме, иди сюда и не бойся; я никому не выдам твоей тайны. Я – хаким из Франкистана, который исцелил твою правнучку, а сейчас должен срочно переговорить с тобой.

Я не обманулся в своих ожиданиях – сбоку послышался шорох, словно кто-то ошарашенно поднялся с земли; но только через несколько секунд я услышал ответ:

– Ты действительно хаким, эмир из Франкистана?

– Да. Доверься мне! Я догадался уже, что ты и есть этот Рух. Я не выдам твоей тайны.

– Голос-то твой, но я не вижу тебя.

– А ты испытай меня: спроси о чем-нибудь, что знаю только я.

– Ладно! Скажи, что было у того турецкого хакима в амулете, которым он пробовал лечить девочку?

– Мертвая мушка.

– Эмир, это в самом деле ты! Кто показал тебе пещеру?

– Ингджа, дочь Неджир-бея, она ждет меня снаружи.

– Пройди вперед еще четыре шага.

Я шагнул вперед, и меня, схватив за руки, буквально втянули в какое-то отверстие в стене; Мара провела меня еще немножечко вперед.

– Теперь подожди, я зажгу свет.

Через мгновение зажглась свеча, и я увидел перед собой Мару Дуриме, укутанную в широкий плащ, из-под которого мне усмехалось ее костлявое лицо, крайне походившее на череп. Белоснежные косы у нее свисали, как и раньше, чуть ли не до пола.

– Да, это ты, эмир! Я благодарна тебе, что ты пришел. Но ты не должен никому говорить, кто на самом деле является пещерным духом.

– Я буду молчать.

– Что привело тебя ко мне? У тебя есть какое-нибудь желание?

– Да. Я прошу тебя за халдеев, над которыми нависло большое несчастье. Лишь ты, наверное, сможешь его предотвратить. У тебя есть время выслушать меня?

– Да. Садись вот сюда.

Поблизости лежал большой узкий камень, на котором вполне могли уместиться двое. На нем, видимо, постоянно отдыхал «пещерный дух». Мы опустились на этот камень, поставив прежде свечу на его край. Старуха сказала озабоченно:

– Значит, произошло несчастье. Рассказывай, господин!

– Известно ли тебе, что мелек Лизана напал на бея Гумри и взял его в плен?

– Матерь Божья, на самом деле? – вскричала она, явно перепуганная.

– Да. Я сам присутствовал при этом как гость бея, меня тоже вместе с беем брали в плен.

– Я ничего об этом не знаю. Последние дни я задержалась в Хайшаде и Бириджаде и только сегодня пришла сюда.

– Теперь курды-бервари находятся прямо перед Лизаном и собираются утром начать сражение.

– О вы, глупцы, любящие ненавидеть и ненавидящие любовь! Из-за вас земля опять окрасится в красный цвет от зарева пожаров, а воды рек покраснеют от крови. Рассказывай, господин, рассказывай! Моя власть больше, чем ты можешь предположить; может быть, еще не совсем поздно.

Она слушала напряженно, сдерживая дыхание. Мне на мгновение показалось, будто я сидел рядом со смертью, и тем не менее от этого таинственного, скелетоподобного существа, может быть, зависели жизни сотен людей. Она сидела не шевелясь, складки ее одежды лежали спокойно; но, как только я закончил, она тут же встала.

– Эмир, у нас есть еще время. Ты мне поможешь?

– Конечно.

– Я знаю, что тебе нужно рассказать мне еще и про себя, но это успеется; сейчас же у меня более срочные дела. Пещерный дух долго молчал; сегодня же он будет говорить, сегодня ему придется говорить. Спеши назад в Лизан. Мелек, бей Гумри и раис Шурда должны тотчас же прийти к пещерному духу.

– Они послушаются?

– Они послушаются; они должны послушаться, поверь уж мне!

– Раиса не смогут найти!

– Эмир, если его никто не найдет, то ты сможешь его отыскать; я же знаю тебя! И он должен прийти одновременно с мелеком и с беем или позже. Я буду их ждать.

– Они меня спросят, от кого я получил такое задание. Я им отвечу: «От Рух-и-кульяна». И больше ничего. Правильно?

– Да. Им не нужно знать, кем является пещерный дух.

– Мне прийти с ними вместе?

– Ты можешь проводить их до пещеры, но снова не входи в нее. То, что я должна им сказать, предназначено лишь для их ушей. Скажи им, что они должны войти в пещеру и идти вперед до тех пор, пока не найдут это помещение, которое будет освещено.

– Ты можешь сделать так, чтобы мне вернули оружие и все мои вещи?

– Да, не волнуйся. А теперь иди! Утром мы с тобой снова увидимся, и тогда ты сможешь поговорить с Марой Дуриме столько, сколько тебе будет нужно.

Мы попрощались, и я вышел из пещеры. Вернувшись, я застал Ингджу на том же месте, на котором ее и покинул.

– Ты был там долго, – сказала она.

– Тем быстрее мы должны идти.

– Сперва подождем, пока загорится свеча. Иначе ты не будешь знать, исполнится твоя просьба или нет.

– Она наверняка исполнится.

– Откуда ты знаешь?

– Мне это сказал сам дух Рух!

– О, господин, ты слышал его голос?

– Да, он со мной долго говорил.

– Такого никогда еще не было; ты, должно быть, большой эмир!

– Дух не обращает внимания на такие мелочи, как положение человека в обществе.

– Может, ты еще и видел его?

– Да, я стоял рядом с ним, лицом к лицу.

– Господин, ты меня пугаешь! Как он выглядел?

– О таких вещах нельзя говорить. Идем, ты меня проводишь; мне надо срочно в Лизан.

– Что будет с Маданой, она тебя так ждет!

– Сперва ты меня выведешь на дорогу, ведущую в Лизан, потом возвратишься к Мадане, чтобы сказать ей, что она больше не должна меня ждать. Я приду утром в Шурд.

– Что она должна сказать моему отцу, если он спросит о тебе?

– Пусть она скажет ему, чтобы он шел к пещере. И если ты сама встретишь своего отца, скажи ему, что он обязан отправляться в пещеру. Он должен прийти независимо от того, что замыслил. Если же он не послушается, то он пропал.

– Господин, мне становится страшно. Идем же!

Девушка передала мне поводок собаки, и я взял Ингджу за руку. Так мы быстро спустились под гору. Когда же мы достигли седловины, то повернули не налево, а направо, к Лизану. Девушка настолько хорошо знала эту местность и так уверенно меня вела, что всего лишь минут через тридцать-сорок мы оказались на дороге, связывающей Лизан и Шурд. Здесь я остановился и сказал:

– Теперь я знаю путь. Когда меня тащили эти треклятые разбойники, я подробно осмотрел и запомнил дорогу. Благодарю тебя, Ингджа. Утром мы с тобой снова увидимся. До свиданья!

– До свиданья!

Она схватила мою руку и дотронулась до нее губами; затем умчалась вспугнутой косулей в темень ночи. Я стоял целую минуту без движения; потом двинулся по направлению к Лизану, в то время как мои мысли уже летели к Шурду.

Наверное, я уже преодолел половину расстояния, как услышал впереди стук копыт. Чтобы меня не увидели, я отступил в сторону, за кусты. Всадник спешно проехал мимо меня – то был раис. Я окликнул его:

– Неджир-бей!

Он остановил лошадь.

Я спустил своего Дояна с поводка, чтобы собака могла оказать мне помощь, если она будет нужна, и подошел к раису.

– Кто ты? – спросил он.

– Твой пленник, – отвечал я, схватив его лошадь за узду.

Он наклонился вперед, чтобы получше вглядеться в мое лицо. Потом, узнав меня, попытался ударить, но я оказался быстрее и перехватил его кулак.

– Неджир-бей, спокойно выслушай то, что я тебе скажу: меня послал к тебе Рух-и-кульян, тебе нужно тотчас же отправляться к его пещере.

– Лжец! Кто тебя освободил?

– Ты послушаешься духа или нет?

– Пес, я убью тебя!

Он потянулся свободной рукой к поясу, но я сильно рванул его на себя. Он потерял равновесие и полетел на землю.

– Доян, фас!

Пес бросился на него, в то время как я старался успокоить лошадь. Справившись с нею, я посмотрел на раиса: он безжизненно лежал на земле; Доян держал его шею своими большими клыками.

– Неджир-бей, малейшее движение или хотя бы слово будет стоить тебе жизни; этот пес еще страшнее, чем пантера. Я свяжу тебя и возьму с собою в Лизан; веди себя спокойно, не сопротивляйся, а то пес разорвет тебя в клочья.

Раис видел перед собой смерть и поэтому не осмеливался оказывать ни малейшего сопротивления. Прежде всего я отобрал у него оружие – ружье и нож. Затем связал его собачьим поводком, так же, как связывали и меня, и так же, как меня привязывали, я привязал его к стремени.

– Позволь мне, Неджир-бей, влезть на твоего коня; ты уже достаточно на нем насиделся. Вперед!

Осознавая, видимо, что сопротивление бесполезно, Неджир-бей с трудом, но повиновался. У меня и мысли не было воспользоваться моим теперешним положением и поиздеваться над беем, поэтому я молчал. Он сам прервал молчание, но так осторожно, что я догадался о его страхе: он, видимо, боялся, что при первом же неосторожном звуке собака перегрызет его шею.

– Господин, кто тебя освободил?

– Об этом ты узнаешь позднее.

– Куда ты меня ведешь?

– Это ты сейчас увидишь.

– Я прикажу высечь Мадану! – кипятился он.

– Не прикажешь! Где мое оружие и другие вещи?

– Их у меня нет.

– Ничего, они еще обнаружатся. Слушай, Неджир-бей, у тебя не найдется другой, лучшей лошади?

– У меня их достаточно!

– Это-то и приятно. Я посмотрю на них завтра утром и выберу себе одну из них за то, что ты велел меня застрелить.

– Шайтан тебе даст лошадь. Завтра ты будешь снова пленником!

– Посмотрим, посмотрим!

И мы опять замолчали. Он плелся против своей воли рядом с моей лошадью, пес дыханием обдавал его пятки; именно так мы и достигли Лизана.

За время моего отсутствия Лизан превратился в настоящий военный лагерь. На правом берегу Заба было так темно, что хоть глаз выколи, потому вся окрестность здесь была буквально усыпана кострами, возле которых лежали или стояли многочисленные группки вооруженных людей. Самый большой костер, как я заметил еще издали, горел перед домом мелека. Пустив лошадь рысью, я тем самым вынудил пленника также перейти на рысь. Несмотря на ночь, меня всюду узнавали.

– Чужеземец, чужеземец! – раздавалось везде, где я проезжал. И тут же вскрикивали: – Неджир-бей! В плену!

Скоро за нами двигалось, еле поспевая, многочисленное сопровождение. Так мы подъехали к дому мелека. Здесь собралось по меньшей мере семьдесят воинов. Первым, кого я заметил, был мистер Дэвид Линдсей, уютно пристроившийся около стены. Когда он меня увидел, то от удивления раскрыл рот. Затем этот долговязый совершил громадный прыжок ко мне и принял меня в свои объятия.

– Мистер, сэр! – вопил он. – Снова с нами? Heigh day, heissa! Huzza! Welcome! Hail, hail, hail!

– Ну не задавите же меня, мистер Линдсей! Другие тоже хотят со мною поздороваться!

– Э-э! О-о! A-a! Где вы были? Где?.. Что было, э-э? Сами себя освободили? Счастливый день! О-о, и вместе с пленником! Превосходно! Непостижимо!

Тут меня обняли и другие.

– Аллах-иль-Аллах! Это ведь ты! Благодарение Аллаху и Пророку! Теперь рассказывай! – услышал я голос Мохаммеда Эмина.

Амад эль-Гандур, стоявший рядом с ним, закричал:

– Валлахи, его посылает нам Бог! Теперь беде конец. Сиди, подай нам руки!

А сбоку в стороне стоял маленький бравый хаджи Халеф Омар. Он не сказал ни слова, но из его глаз выкатились две огромные слезы радости. Я и ему подал руку.

– Халеф, всем этим я обязан большей частью тебе!

– Не говори так, сиди! – возразил он. – Что я против тебя? Грязная крыса, безобразный еж, собака, которая радуется, если на нее падет твой взор!

– Где мелек?

– В доме.

– А бей?

– В самой дальней комнате, он – заложник.

– Пойдем внутрь!

Вокруг нас столпилось огромное число людей. Я отвязал раиса от стремени и приказал ему следовать за мною.

– Я не пойду с тобой! – в ярости вскричал раис.

– Доян!..

Больше ничего и не нужно было говорить: он мгновенно повиновался. Я шел впереди раиса, держа конец веревки в руках. Когда за нами закрылась дверь, снаружи раздался многоголосый шум: толпа пыталась хоть как-то уяснить для себя то, чему они только что были свидетелями. Внутри нам навстречу шел мелек. Увидев меня, он издал крик, полный живой радости, и протянул мне руки.

– Эмир, что я только вижу! Ты снова вернулся? В полной сохранности? A-a, Неджир-бей! Связанный!

Мы вошли в самое большое помещение первого этажа, где места хватало для каждого. Все опустились выжидающе на циновки, только раис остался стоять; конец веревки, которой были связаны его руки, держал в зубах пес, при малейшем движении пленника издававший угрожающий рык.

– Как я попал в руки раиса Шурда и как со мной обращались – это вам уже, наверное, рассказал Халеф? – спросил я.

– Да, да! – раздалось кругом.

– Тогда я не буду повторяться и…

– Все равно, эмир, расскажи-ка нам это еще раз! – прервал меня мелек.

– Позже. Сейчас у нас нет для этого времени, нам надо многое сделать.

– Как ты освободился из плена и как взял в плен раиса?

– И об этом я расскажу вам поздней. Раис поднял против вас жителей своей местности, подговорив людей напасть на нас рано утром. В случае удачи это означало бы гибель халдеев…

– Нет, нет! – послышался чей-то голос.

– Не будем спорить! Было только одно существо, способное нам помочь. Это – Рух-и-кульян…

– Рух-и-кульян! – раздались испуганные и удивленные возгласы.

– Да, именно он. И я пошел к нему.

– Ты уже знал о пещере, в которой он находится?

– Да, я ее нашел и рассказал духу обо всем, что произошло.

Мелек спокойно выслушал меня и сказал:

– Он говорил с тобою? Ты что, и в самом деле слышал его голос?

– Эмир, этого не было еще ни с одним смертным! – воскликнул один из благородных халдеев, вошедших в дом вместе с нами. – Ты любимец Господень, и твоего совета мы должны послушаться!

– Так сделайте же это, люди, это не принесет вам ничего, кроме благополучия!

– Что сказал пещерный дух?

– Он сказал, что я должен немедленно возвращаться в Лизан и привести к нему мелека, бея и раиса.

Конец моей речи потонул в сплошных возгласах удивления, но я, немного переждав, продолжал:

– Я поспешил вниз, к Лизану, где мне и повстречался раис. Я сказал ему, что он должен поспешить к пещерному духу, но, поскольку он не захотел слушаться меня, я вынужден был взять его в плен и привести сюда. Сходите и позовите бея, чтобы я и ему мог обо всем этом поведать!

Мелек приподнялся:

– Эмир, ты не шутишь?

– Дело слишком серьезно для того, чтобы шутить.

– Тогда нам придется повиноваться. Но не слишком ли это опасно – брать с собою бея? Если он убежит, то мы останемся без заложника.

– Он пообещает нам, что не убежит, и сдержит слово, я ручаюсь за него.

– Я схожу за ним. – Мелек поднялся и вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся вместе с беем.

Увидев меня, властитель Гумри тотчас же поспешил ко мне.

– Ты вернулся, господин! – закричал он. – Слава Богу, который мне тебя возвратил! Весть о твоем исчезновении крайне меня опечалила, потому что я мог надеяться только лишь на тебя.

– Я тоже беспокоился о тебе, о бей, – отвечал я ему. – Я знаю, ты желал видеть меня свободным, и Аллах, который всегда добр ко всем, вырвал меня из лап врага и привел снова к тебе.

– А кто был враг? Вот этот? – Он указал на раиса.

– Да.

– Аллах да уничтожит его, и его детей, и детей его детей! Разве ты не был другом этих людей, как ты был моим другом? Разве ты не заботился об их благополучии? И в награду за это он напал на тебя и взял в плен! Понимаешь ли ты теперь, чего следует ожидать от дружбы с насара?

– Плохие люди, как и хорошие, есть всюду: и среди мусульман, и среди христиан.

– Эмир, – возражал он, – я удивляюсь тебе. Ты смягчил мое сердце так, что я был готов примириться с этими людьми. Теперь же, когда они не пощадили и тебя, пусть между нами говорит оружие.

– О чем это он говорит? – спросил Халеф.

– Ему не хочется быть связанным, поэтому он обещает опрокинуть наземь каждого, кто к нему приблизится.

– Машалла, он совсем сошел с ума!

Произнеся эти слова, мой малыш совершил прыжок, и в следующее мгновение халдей гигантского роста уже лежал на земле, – правда, нужно ради справедливости заметить, что у раиса уже были связаны руки. Спустя минуту Халеф так крепко перетянул ему ноги, что халдей лежал полностью неподвижный, как будто в футлярчике.

– Халеф, ему же придется сидеть на лошади! – напомнил я моему хадже.