— Ладно, скоро все переменится — дождемся только прихода вождя. Тогда будет все, что нам надо.

Молодой индеец Ши-Со не участвовал в осмотре помещений. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и серьезно смотрел прямо перед собой. Теперь, услышав беззаботные слова Сэма, он прервал молчание:

— Старый охотник Сэм Хокенс заблуждается. Едва ли что-нибудь изменится в лучшую сторону. Мы в плену.

— В плену? Черт возьми! Откуда ты знаешь?

— Я индеец и знаю это, но вы, опытные вестмены, тоже могли бы это знать. Когда мы поднялись на террасу, я увидел две лестницы, ведущие на верхний этаж. Если вдруг срочно потребовалась лестница, почему не взяли одну из тех, почему вытащили нашу?

— Ну, те две лестницы и я видел. В самом деле странно, что взяли именно эту.

— И еще одно, — продолжал юноша, — где Гринли, которого называют Нефтяным принцем?

— Дьявол, а ведь парень прав! — смущенно признался Сэм.

— Почему отсутствуют банкир и бухгалтер, которых он, весьма вероятно, хотел обмануть? Гринли знает, что мы не допустим обмана, поэтому хочет отделить их от нас. Наверняка он и подговорил вождя.

— Но как и когда?

— Вспомните о тех двух белых, что были до нас на ранчо Форнера! Гринли успел переговорить с ними, а я узнал, что с одним из них он даже долгое время стоял за домом.

— Если это правда, значит, существует связь, над которой стоит задуматься. Как можно решиться пленить сразу столько людей? Мы отлично вооружены и могли бы вырваться.

— Но как?

— Открыв крышку.

— Попытайтесь-ка! Ничего не выйдет!

— Тогда через внешнюю стенку.

— Она сложена из камней и известкового раствора, который еще прочнее камня.

— Кстати, я, кроме вождя, там наверху видел только женщин и детей…

— Воины спрятались. Они якобы охотились. Но что за охота в это время года в столь пустынной местности? Вы ведь знаете, что многие индейские племена вырыли топоры войны. Значит, они в любое время могут появиться здесь. Разве станут другие индейцы вести себя столь беспечно, что покинут свой укрепленный лагерь и отправятся на охоту, рискуя жизнью? Разве индейцы пуэбло вообще когда-нибудь ходили на охоту в таком количестве? Они ведь живут в основном тем, что растет в их огородах.

— Ты прав. Твои аргументы неопровержимы.

— Итак, мы в плену.

— Ладно, не паникуй! Сначала надо убедиться, можем ли мы приоткрыть крышку.

Дик Стоун и Уилл Паркер крепко обнялись, а Сэм забрался им на плечи и смог достать до крышки. Упершись в нее изо всех сил, он попытался сдвинуть ее, но напрасно.

— Нас заперли, — заключил старик, спрыгивая на пол. — Но мы покажем этим сапожникам, что они просчитались.

— Как? — удивился Стоун.

— Мы либо сделаем подкоп, либо все же прорвемся через крышку. Сначала займемся стеной.

Стену осмотрели во многих местах при тусклом свете лампы. Оказалось, что внешняя стена, как и утверждал Ши-Со, на всем своем протяжении состоит из крупных камней, соединенных прочным раствором, удалить который не под силу никакому, даже самому острому ножу. Да и другие, более прочные инструменты едва ли пригодились бы. Ши-Со все это время продолжал сидеть у стены, не принимая участия в испытаниях.

Затем занялись крышкой, пытаясь пробиться сквозь нее. В этой попытке приняли участие все мужчины, причем двое находились внизу, а третий вставал им на плечи и пытался продырявить крышку ножом. Быстро выяснилось, что низ крышки сделан из прочнейшего дерева, каждая палочка плотно пригнана к соседней. Все старания к успеху не привели, при этом так и не удалось узнать, из какого же дерева состоит верхний слой.

Женщины наблюдали за бесплодными попытками мужчин с боязливым ожиданием. Когда энтузиазм поселенцев заметно иссяк, фрау Розали гневно выкрикнула:

— Подумать только, что на свете живут такие ужасные люди! Мы не причинили никакого зла этой индейской банде, а они заперли нас здесь словно мошенников, приговоренных к десятилетнему заключению. Как бы я хотела высказать этим негодяям правду в лицо! Теперь можно лишний раз увидеть, до чего можно докатиться, если полагаться только на мужчин! Им бы надо быть нашими защитниками, а они, вместо того, чтобы проявить предусмотрительность и оберегать слабых, сами завели нас в большую западню!

— Замолчи! — прикрикнул на нее муж, впервые за последнее время подавший голос. — Ты оскорбляешь мужчин своей вечной бранью!

— Что? Вечной? — затараторила озлобленная женщина. — Когда я начала говорить? Самое большее три — четыре секунды назад. И это называется вечностью. Мне все равно, оскорбляю ли я кого-нибудь, потому что говорю истинную правду. А кто прав, тому нечего прикусывать свой язык. Мы были настолько глупы, что позволили себя запереть. Я в этом не виновата, но хочу знать, чего нам здесь ожидать! И что с нами произойдет?

— И вы еще спрашиваете? — заметил Хромой Фрэнк, хитро подергивая уголками рта. — Сначала нас свяжут…

— Как? И дам тоже?

— Разумеется! Потом поставят к столбам пыток…

— И дам тоже?

— Разумеется! Ну, а потом нас убьют…

— И дам тоже?

— Разумеется! А когда мы будем мертвы, с нас снимут скальпы.

— Боже мой! Но ведь не с дам же?

— И с вас тоже! Краснокожие любят скальпировать живых женщин, они не ждут, пока те помрут. Знаете ли, у дам волосы и красивее, и длиннее, а потому их скальпы стоят гораздо дороже…

— Благодарю за подобную лесть! — прервала его фрау Розали.

— Пожалуйста! — ответил Хромой. — Добавлю еще, что с трупа скальп снимать труднее, чем с живого человека.

— Послушайте, это правда или же вы просто хотите нагнать на меня страху?

— Чистая правда! На мои слова вы можете полностью положиться.

— Значит, эти краснокожие — настоящие убийцы! Но я не позволю себя оскальпировать ни живой, ни мертвой!

Мою кожу и волосы они не получат ни за какую цену. Я буду обороняться, я буду защищаться с первого до последнего мгновения. Ко мне они не смогут подойти, потому что я — фрау Розали Эбершбах, урожденная Моргенштерн, овдовевшая Лейермюллер. Они у меня попляшут!

У банкира и его бухгалтера тем временем события развивались скучнее. Они лежали рядышком на нижнем этаже. Лампы там вообще не оказалось, и было темно. Повышенная влажность и слышимое время от времени клокотание заставляли предположить, что где-то поблизости находился источник. Стены внизу были такими толстыми, что неистовство непогоды сюда почти не доносилось. Когда их спустили на земляной пол и закрыли крышку, оба некоторое время прислушивались. Однако вокруг все оставалось тихо, и ничто не выдавало присутствия других людей. Поэтому банкир решился заговорить:

— Вы слышите меня, мистер Баумгартен?

— Да, сэр. Что мы сделали индейцам, чем заслужили такое обхождение?

— Хм, я и сам себя об этом спрашиваю. Почему они именно нас взяли в плен?

— Думаю, что и другим не лучше, чем нам.

— Вы считаете, что их тоже пленили? У вас есть на то основания?

— Много. Вот самое бесспорное: краснокожие не могли бы взять нас в плен, если бы не захватили и наших спутников, иначе бы те освободили нас.

— Верно, но все это очень печально. Теперь нам придется отказаться от всяческих надежд на освобождение.

— Буду надеяться до последнего мгновения.

— На кого?

— Прежде всего на Бога. Кроме того, не исключено, что мы сможем рассчитывать на помощь наших спутников. Возможно, они где-то заперты, как и мы, но не связаны. У них осталось оружие. Да и вспомните, что это за парни! Хромой Фрэнк — хотя и странноват немного — мужественный человек и дельный вестмен. То же самое можно сказать про Хокенса, Паркера, Стоуна и Дролла. Что до остальных, то там нет никого, кроме этого несчастного кантора, кто бы боязливо сидел сложа руки.

— Хм, я думаю так же. Но почему нас схватили? Вот это бы я хотел знать в первую очередь. Может, из-за денег?

— Вряд ли. Ради выкупа действуют только белые бандиты, а не индейцы.

— Значит, просто для того, чтобы ограбить?

— Не только. Если бы это было так, наши карманы давно бы уже обчистили, а так только отняли оружие. Не будучи вестменом, я не могу сказать ничего определенного, но я полагаю, что поведение краснокожих вызвано каким-то противоречием между ними и белыми.

— Черт возьми! Тогда нам не на что надеяться, потому что мы становимся пленниками, и речь идет о нашей жизни.

— Таковы намерения краснокожих.

— Хорошенькая перспектива! Жариться у столба пыток и быть оскальпированным!

— Ну, пока дела не зашли так далеко. Я, как уже сказал, буду надеяться до последнего. Может, стоит попробовать освободиться от пут.

Они очень старались, напрягали все свои силы, но безуспешно: ремни оказались прочными. Конечно, если бы на их месте находились Олд Шеттерхэнд или Виннету, те бы освободились уже через пару минут, но эти двое были настоящими гринхорнами, да и лишены они были той находчивости, которая порой помогает найти выход из самого скверного положения. Они приложили массу усилий, чтобы разорвать ремни, а вот распутать их друг у друга, по меньшей мере попытаться, даже со связанными руками, они просто не догадались.

Теперь они снова тихо лежали рядом и ждали — как они думали, довольно долго. Вдруг послышался шум. Кто-то снял крышку, и обоим открылось звездное небо. От непогоды не осталось и следа, наступил вечер. Потом они увидели, как в отверстие просунули лестницу, и к ним спустился сам вождь. Трехпалый наклонился и ощупал пленников руками. Убедившись, что те еще не развязались и лежат тихо, вождь сказал:

— Белые собаки глупее воющих койотов. Они пришли в жилище краснокожих воинов, не подумав о том, что теперь между нами вырыт топор войны. Они забрали у нас нашу страну, наши святые места, они преследовали нас и обманывали все больше и больше. Сначала их было мало, а потом пришли толпы. Когда-то и нас было много, а теперь мы должны исчезнуть, как мустанги и бизоны. Но мы не умрем, не отомстив! Топор войны не зарыт! И все бледнолицые, которые попадут нам в руки, будут уничтожены. Вы — тоже. Рано утром, едва займется день, вы встанете к столбу пыток, и ваши крики будут такими громкими, что грифы слетятся сюда стаями — рвать мясо из вашего живого тела. Так и будет, как сказал вождь Ка Маку!

Произнося это, Трехпалый уже поднимался по лестнице. Ее убрали тотчас после ухода вождя и снова задвинули крышку. Угрозы Трехпалого сильно подействовали на банкира и его спутника; они всерьез восприняли слова индейца, ибо не знали, что вождь действует по уговору и только потому в таких мрачных красках расписывает судьбу пленников, чтобы они с большей благодарностью потом отнеслись к своему мнимому спасителю.

После визита вождя банкир чувствовал себя полностью разбитым, да и Баумгартен был уже не столь уверен, как прежде. С утра пораньше к столбу пыток! Осталось крайне мало времени!

Они поделились своими опасениями, снова пытаясь отыскать выход и разорвать путы, врезавшиеся в их тело, но без малейшего успеха… Прошло еще несколько часов, когда они снова услышали шум. Оба взглянули наверх. Крышку опять убрали, и в отверстие показалась голова.

— Тсс, мистер Роллинс, вы там? — услышали они тихий голос.

— Да, да! — от радости банкир ответил слишком громко.

— Тише! Если нас кто-нибудь услышит, я пропал. Мистер Баумгартен с вами?

— Я тоже здесь, — ответил немец.

— Наконец-то я нашел вас! Среди тысячи смертельных опасностей я разыскивал вас и хотел спасти. Вы не ранены?

В словах звучала ласковая озабоченность.

— Нет, мы целы и невредимы, — ответил Роллинс.

— Подождите немного, я посмотрю, удастся ли мне спустить лестницу. Наверху стоят двое часовых, но я рискну все же спасти вас.

Голова в отверстии исчезла.

— Слава богу! Мы выберемся! — облегченно вздохнул банкир. — Это Гринли, наш Нефтяной принц.

— Кажется, он, — согласился бухгалтер. — Правда, я не смог разглядеть его лица, но голос я узнал, хотя он говорил шепотом.

— Он нас вызволит, он даже рискует жизнью, чтобы освободить нас! Не правда ли, это смелый поступок с его стороны?

— Очень!

— А его чуть не заклеймили как обманщика. Теперь мы сможем убедиться, что он полностью заслуживает нашего доверия. Вы видите, как он честен. Никогда больше не буду в нем сомневаться.

Нефтяной принц снова показался в отверстии. Он опустил лестницу и тихо сказал:

— Мне удалось. Выбирайтесь!

— Но мы не можем, мы связаны, — ответил Роллинс.

— Черт! Придется спуститься к вам, но так мы потеряем время.

Гринли добрался до пленников, нащупал веревки и разрезал их. Оба поднялись и стали разминать затекшие руки и ноги, чтобы в них восстановилось нормальное кровообращение.

— Этого я вам никогда не забуду, сэр! — расчувствовался Роллинс — Скажите, как вам удалось…

— Тсс, тише! — зашипел Нефтяной принц. — Позже, все позже. Теперь у нас нет времени. Надо быстрей уходить. В любой момент кто-нибудь может нас увидеть, и тогда мы пропали. Быстрее наверх! Да, и не выпрямляйтесь во весь рост, иначе вас сразу заметят. Лучше уходить ползком.

Он полез наверх, а банкир с бухгалтером последовали за ним. Наверху они тотчас распластались на террасе.

— Взгляните наверх! — прошептал Нефтяной принц. — Видите часовых?

На светлом фоне звездного неба на верхней террасе они увидели индейцев. По неопытности они даже не задумались над тем, что здесь, на нижней террасе, никого не было, хотя именно тут часовые гораздо нужнее. Не подумали они и о том, что сверху их прекрасно видно, а все действия Нефтяного принца — сплошная игра. Он же, оставив отверстие в полу террасы открытым, так и не втянув наверх лестницу, шепнул:

— Следуйте за мной вперед. Там, на краю террасы, я уже приготовил лестницу. Если нас никто не увидит и мы сумеем спуститься, то бояться будет нечего.

Они подползли к краю террасы и действительно обнаружили там лестницу. Один за другим беглецы спустились вниз.

— Ну вот, наконец-то! — перевел дух Нефтяной принц. — Удалось. А теперь прочь отсюда!

— Нет, постойте, мистер Гринли! — возразил совестливый банкир. — Наши спутники тоже в плену?

— Конечно.

— И мы вот так их бросим? Мы же обязаны …

— Чепуха! — оборвал его Нефтяной принц. — Какое вам до них дело! Вождь солгал, его воины прятались здесь. Что можем сделать мы втроем против шестидесяти или семидесяти хорошо вооруженных индейцев? Это верная смерть! Радуйтесь, что я вас вытащил! Сейчас каждая минута может стоить нам жизни.

— Может, это и верно, но мне очень жаль тех, кого мы не сможем спасти…

— Сейчас не время! Пусть они сами о себе позаботятся. Там есть толковые парни, уж они-то смогут найти выход.

— Только это и успокаивает меня немного. А как мы уедем? Нас же будут преследовать. Эх, если бы у нас было оружие и лошади. Да и багажа нет.

— Успокойтесь, все здесь. Я обо всем позаботился.

— Что? Но это же невозможно!

— О, ради друзей можно сделать и невозможное. Впрочем, я действовал не один, у меня нашлись помощники.

— Кто это?

— Два храбрых джентльмена, к которым я вас веду. Идемте скорее, нам нельзя больше терять ни секунды.

Нефтяной принц провел их вдоль внешней стены пуэбло, а дальше мимо развалин, в которых вечером прятались индейцы. Там они наткнулись на Батлера и Поллера, у которых нашли не только своих лошадей и оружие, но и все свое имущество, чем были сильно удивлены. На их вопросы Нефтяной принц ответил так:

— Сейчас срочно надо смываться отсюда. Они обязательно за нами погонятся. По дороге вы все узнаете.

Предусмотрительный Гринли заранее подготовил внушающий доверие рассказ и был убежден, что эта история не покажется липой. Сев на лошадей, они понеслись галопом. Банкир был преисполнен благодарностью к своему спасителю; на какое-то время он даже позабыл об оставшихся спутниках. Но Баумгартену никак не удавалось освободиться от мрачных мыслей, ибо он полагал, что их святая обязанность заключалась в том, чтобы освободить остальных пленников, или хотя бы попытаться это сделать.

Тем временем пленники продолжали находиться в довольно серьезном положении. Однако и здесь не обошлось без курьезов. Сначала все твердо были убеждены, что входное отверстие вот-вот откроют, и появятся банкир с бухгалтером. Но вскоре логичные рассуждения Ши-Со пробили в этой убежденности первую брешь, а когда в последующие часы ничего не произошло, стало ясно: Ши-Со прав. Разумеется, заключение это не добавило оптимизма. Опытные вестмены пока не паниковали, но тем возбужденнее проявляли себя немецкие переселенцы, бывшие буквально вне себя. Они считали, что речь идет не только об их имуществе, но и о самой жизни. Единственным среди них, кто не потерял самообладания, был кантор Хампель, которому даже в голову не пришло, что его творческим поискам может наступить быстрый конец.

В сложившейся ситуации, как легко можно догадаться, первой скрипкой стала фрау Розали. Сначала она страшно ругала индейцев, потом обрушилась на Сэма и его спутников, вина которых, по ее мнению, состояла в том, что именно они довели ее до нынешнего положения.

— Кто бы предположил такое двуличие в старом краснокожем бургомистре! — бушевала фрау Розали. — Он вел себя так мило, так дружественно, что я было подумала: вот-вот он пригласит меня на вальс. А оказалось, что он фальшивый обманщик и лжец! Отхлестать бы его хорошенько по щекам, надавать оплеух, настоящих, крепких оплеух! Что он, собственно говоря, хочет от нас? На что посягает? На наши вещи и деньги? Скажите мне, гepp Хокенс! Говорите, говорите! Что вы стоите как китайский истукан, который не может выдавить из себя ни слова! Я хочу и должна знать, как мне быть дальше.

— Понятно, что им нужна наша собственность, — ответил Сэм.

— Понятно? А мне не понятно! Моя собственность — это мое владение, и никто не может мне нашептать другого. Кто протягивает руку к моему законному владению, тот просто мошенник. Даже в Саксонии определены параграфы, за соблюдением которых строго следит полиция. А кто ворует, пусть скрывается, пусть прячется в нору!

— Да, все верно, но, к сожалению, мы не в Саксонии.

— Не в Саксонии? Ну, я-то уж точно еще долго не буду американкой! Да, я сейчас нахожусь здесь, но свое прекрасное саксонское гражданство пока еще отдавать не намерена. Я остаюсь дочерью чудесной саксонской земли на Эльбе. Саксы побеждали в двадцати исторических битвах, мы и здесь еще себя покажем. Понятно? Тридцать лет я пунктуально и честно выплачивала все налоги, пошлины и обязательства, я не должна ни единого пфеннига и, следовательно, могу требовать, чтобы мое родное государство позаботилось обо мне, когда краснокожее ничтожество обмануло меня и хочет отнять у меня все! Я не позволю ограбить меня и выгнать без единого пфеннига в кармане!

Сэм по-своему, как-то особенно взглянул на возбужденную женщину и сказал:

— У вас в корне неверное представление, фрау Эберсбах. Вас не будут грабить и выгонять.

— Нет? А что же тогда?

— Если индеец грабит, он и убивает. Если он возьмет нашу собственность, то возьмет и нашу жизнь, чтобы в дальнейшем мы не смогли отомстить.

— Господи, спаси! Кажется, вы хотите сказать, что нас хотят прикончить?

— Ну да.

— В самом деле? Это же неслыханно! Зная об этом, вы завели нас сюда? Герр Хокенс, извините, но вы чудовище, змей, настоящий дракон! Другого такого я не могу себе представить!

— Простите! Разве мог я знать, как поведут себя индейцы? Эти пуэбло всегда были дружественными и достойными доверия. Невозможно было предугадать, что они устроят нам ловушку, если не ошибаюсь.

— Зачем надо было забираться сюда? Мы же могли оставаться снаружи.

— В непогоду?

— Ах, непогода! Лучше бы меня окатили водой из десяти кадок, чем оказаться ограбленной и убитой. Об этом вы могли бы и сами додуматься. О небо! Быть убитой! Кто бы мог подумать! Я поехала сюда, чтобы пожить несколько лет настоящей американской жизнью, а едва ступила ногой на эту землю, как меня встречает само воплощение смерти. Хотела бы я видеть того, кто может это выдержать.

Тут к ней подошел кантор, положил на плечо руку и успокаивающе произнес:

— Не волнуйтесь понапрасну, дорогая моя фрау Эберсбах. Ни о какой смерти не может быть речи.

— Почему?

— Пока я с вами, вас не возьмет никакая опасность. Я защищу вас!

— Вы?.. Меня?.. — удивилась она, недоверчиво разглядывая его лицо.

— Да, я вас! Вы же знаете, что я сочиняю героическую оперу в двенадцати актах?

— Конечно, я слышу об этом слишком часто.

— Ну, так вот! Композитор — слуга искусства, и вы можете смело положиться на то, что это могущественное божество не позволит умереть ни одному из своих приверженцев.

— Но я-то не сочиняю!

— Ничего страшного: вы находитесь под моей защитой. Ради моей великой оперы я должен вернуться домой невредимым и в хорошем расположении духа, иначе мир лишится шедевра, а это было бы невосполнимой потерей. Об этом мне дали знать музы. Значит, во время моего американского путешествия ни один волосок не упадет с моей головы, а все те, кто находятся рядом со мной, защищены от несчастий.

— Прекрасно! Тогда я хочу… я хотела сказать, если вы так уверены, что ничего страшного не произойдет, будьте любезны вытащить нас из этого подвала!

Кантор почесал за ухом и, запинаясь, пробормотал:

— Кажется… вы не так… меня поняли, дражайшая. Пьесу, темп которой обозначен как ленто [41], нельзя играть аллегро виваче [42]. Если я сказал, что в моем присутствии с вами ничего плохого не случится, то при этом вовсе не думал о том, что способен открыть двери нашей теперешней темницы. Для этого есть другие люди. Могу назвать вам хотя бы герра Франке, который уже сделал много замечательного и ни в коем случае не будет сидеть, сложа руки. Разве я не прав?

Последний вопрос он задал Хромому Фрэнку, который был польщен и ответил своим обычным витиеватым образом:

— Да, вы верно подметили, совершенно верно, герр кантор эмеритус, и доверие, что вы мне так скромно оказали, не будет обмануто. Я ведь из тех, на кого вы можете положиться в любой партикулярной опасности. Что кажется неразумным у разумных, для Фрэнка всегда любимая песня. Даже если будет еще хуже, я вас освобожу!

— Каким же образом? — усомнился Сэм.

— Ты, похоже, не веришь?

— Послушаем сначала, не ведет ли в сторону твой путь.

— Тогда вот что! Есть такая присказка: где бы ты ни был, герр органист, флейты должны умолкнуть. Так вот, я и есть тот самый органист, а ты — флейта, что должна замолчать. Путь мой прям, как вы скоро узнаете. Вы стучали по стенкам, царапали потолок, но дистиллированного решения не нашли. Ножи ваши не смогли проткнуть камень. И все же, держу пари, здесь есть дырки, в которые можно просунуть рычаг освобождения, если только мы хотим сорвать с себя путы плена.

— Какие дырки?

— Какие? Если бы предыдущие поиски велись под моим географическим наблюдением, то мы бы уже давно нашли казус белладонна [43]. Ваши глаза поразила куриная слепота, а за ваши носы я не дал бы и трех пфеннигов. Люк находится наверху, и кроме него, на первый взгляд кажется, что нет других отверстий. Если бы это было так, мы бы уже давно задохнулись, ибо израсходовали бы весь законсервированный здесь кислород. По меньшей мере, здесь бы пахло затхлостью. А вот теперь взгляните-ка на лампу. Как красиво она горит! Напрягите свои органы обоняния! Ну, чувствуете ли вы хотя бы толику затхлого воздуха? Ха, чувствуете, что воздух здесь постоянно обновляется? Ученые называют это вегикеляцией [44]. Я тщательно изучал вегикеляцию, когда строил свою виллу «Медвежье сало». Теория проста: снизу поступает свежий воздух и вытесняет наверх плохой. Значит, должны быть отверстия и вверху, и внизу, как это сделано у меня на вилле. Нам остается только обнаружить этот постоянный воздушный поток. Знаете, как проще всего импровизировать это открытие?

— Может, при помощи лампы? — спросил Сэм.

— Конечно! Видишь, бывают моменты, когда и у тебя отпускает в голове! Так возьми же лампу и пройди с ней вдоль стен, держа почти на уровне пола. Как пить дать, найдешь местечко, куда входит наружный воздух. Если потом так же исследовать потолок, то мы, ясное дело, обнаружим тот Панамский канал, через который нежелательная атмосфера удаляется в открытый космос.

— Что ж, твоя мысль, действительно, неплоха! — воскликнул Сэм Хокенс. — Твое наблюдение совершенно справедливо: в этом помещении воздух совершенно свежий. Значит, должна существовать какая-то вентиляция, если не ошибаюсь. Мы отыщем ее.

— Вот видишь, старая флейта, как органист свое дело разумеет! Если бы я не был таким… Слушай!

Малыш прервался посреди фразы, теперь и другие услышали шум над головой. Буря прошла, дождь барабанить перестал, и теперь было отчетливо слышно все, что происходило на плоской крыше. Там, похоже, откатывали тяжелые камни, а потом сдвинули крышку. Появилась довольно широкая щель.

— Пусть белые послушают, что я им скажу! — раздался громкий голос Трехпалого. — Теперь вы мои пленники! Между нами и бледнолицыми началась война, и я мог бы вас убить, но я хочу быть милостивым и подарю вам жизнь, если вы добровольно отдадите мне все, что у вас есть. Пусть ваш предводитель ответит мне!

Понятие «предводитель» относилось к Сэму Хокенсу. Он и ответил:

— Ты получишь все что пожелаешь. Выпусти нас, и мы все тебе отдадим!

— Мой брат говорит языком змеи. Если я выпущу вас, вы ничего не отдадите, а будете сражаться.

— Тогда спустись сюда сам и возьми, что пожелаешь!

— Вы можете схватить меня. Пусть бледнолицые сложат свое оружие в кучу, а потом я скину ремни, и они крепко свяжут его. Мы опустим свои лассо и вытащим связку наверх. Пусть предводитель скажет, согласен ли он!

— А сдержит ли слово вождь Ка Маку и отпустит ли он нас на свободу, когда мы все ему отдадим?

— Да.

— Да? Хи-хи-хи! Считаешь нас такими же болванами, как ты сам? Убирайся поскорее, а не то я всажу тебе пулю прямо в башку! Вы, лжецы и предатели, ничего от нас не получите, даже срезанного ногтя.

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно.

— Тогда вы все умрете!

— От смерти мы не ушли бы и в том случае, если бы все вам отдали. Но вы просчитались. У нас есть оружие, и мы заставим вас освободить нас безо всякого выкупа.

— Мой брат ошибается. Ваше оружие будет бесполезным, потому что боя не будет. Вы заперты и не сможете выбраться. Мы не станем нападать на вас, а вам не надо будет защищаться. Но у вас нет ни воды, ни пищи. Мы подождем, пока вы ослабнете, и тогда без боя получим все, что захотим. Хуг!

Крышка снова захлопнулась, и внизу услышали, как ее опять заваливают камнями.

— Ты спятил? — пробурчал Дик Стоун. — Не мог ничего получше придумать!

— И что же?

— Либо не отвечать вовсе, либо всадить в него пулю. Лоб его я видел отчетливо, и вполне можно было его продырявить.

— Ты в чем-то прав, старина, но ты не подумал, была бы от этого хоть какая-то польза? Наше положение только ухудшилось бы. Нет, кровопролитие здесь ни к чему. Попробуем освободиться хитростью.

— Пожалуй, стоит последовать совету Фрэнка, только надо поторопиться, а то гореть лампе осталось недолго.

После недолгих поисков выяснилось, что Хромой Фрэнк оказался прав. Во внешней стене, недалеко от пола, были проделаны дырки для вентиляции. Такие же отверстия обнаружились и в потолке, через которые мог выходить спертый комнатный воздух. Если бы они были проделаны строго вертикально, их увидели бы сразу, но они почему-то оказались продолбленными наискось, а их диаметр не превышал, вероятно, шести сантиметров.

— Раньше, — пустился в рассуждения Уилл Паркер, — мы ничего не могли поделать своими ножами с каменной стенкой, но теперь попробуем расширить эти дырки. Вопрос только в том, куда мы хотим выбраться?

— Стенка слишком толстая, — заметил Сэм. — Чтобы проделать в ней достаточно широкую дырку, придется потрудиться несколько дней подряд.

— Значит, через потолок?

— Да, но тут возникает другая трудность. Тому, кто будет работать, придется стоять или сидеть на плечах двух других. Если нам удастся удалить доски, дело пойдет быстрее. К сожалению, света нам осталось не больше, чем на полчаса. Потом мы окажемся в кромешной темноте. Надо поскорее найти подходящее место!

И его нашли. Сэм и Фрэнк решили работать первыми. Хокенс забрался на Стоуна и Паркера, Фрэнк — на немцев Эберсбаха и Штрауха. Когда они принялись за работу, Ши-Со заметил:

— Света мало. Позже он будет нужнее, чем сейчас. Может быть, погасим лампу?

Он был прав, свет загасили. В комнате стало совершенно темно. Теперь слышались только тихая работа ножей да дыхание работающих. Они так старались, что уже через четверть часа устали и их пришлось заменить. Про сон никто и не думал. Всю ночь напролет сверлили, резали, скоблили. Из потолка выбрали столько дерева, что образовалась большая дыра, в которую мог протиснуться взрослый мужчина. Теперь предстояло продолжить работу в наружной обкладке из плотно утоптанной глины, твердой как камень. И тут дело пошло куда медленнее. Только к полудню, по звуку, производимому ножами, определили, что потолок скоро будет просверлен.

— Скоблите как можно тише, — предупредил Сэм Хокенс, — иначе нас услышат наверху.

Едва он это сказал, как снаружи раздался выстрел, а мгновение спустя Дик Стоун, работавший в дыре возле Дролла, вскрикнул:

— Черт возьми! Я ранен.

— Куда? — озабоченно крикнул Сэм.

— В предплечье. Негодяи стреляют в нас.

— Что? Уже сквозь потолок? Значит, они услышали шум работы. Рана серьезная?

— Не думаю. Кажется, просто царапина. Кость не задета, но кровь, чувствую, льется.

— Ладно, спускайтесь быстрее! Они могут выстрелить еще раз и пробить ваши головы. Надо осмотреть твою руку.

Как хорошо, что в свое время выключили лампу! Едва место в норе освободилось, раздалось еще два — три выстрела. Хокенс вдруг пронзительно закричал.