— И теперь ты утверждаешь, что благодаря твоей записке нас отыскали в трактире всего через час после нашего туда прибытия?
— Через час? О чем ты говоришь? Они пришли в трактир уже на следующее утро и рассказали мне… — Она в ужасе повернулась к братьям: — Вы пришли раньше, когда я еще спала? И схватили его? И наговорили все эти гадости обо мне?
— Прекрати! — рявкнул Рис. — Ты думаешь, я поверю твоим неуклюжим оправданиям? И не надейся: хозяин гостиницы клятвенно подтвердил мне, что это ты послала его за братьями!
— Он лжет! — яростно воскликнула Джулиана.
— Неужели? Трактирщик лжет, твой собственный брат лжет! Даже твой новый жених бросил тебя, когда увидел, что ты на самом деле из себя представляешь. Скажи, к чему всем им на тебя наговаривать, если ты так чиста и невинна?
— Я… я не знаю, — прошептала она, бросая умоляющий взгляд на Дарси. — Но что бы они ни говорили, я любила тебя тогда. Я хотела быть твоей женой. И не посылала никого за братьями.
Рису удалось справиться с собой лишь потому, что она «любила» его… любила в прошедшем времени. Он знал, что Джулиана его предала, и все же ей удалось его Растрогать. А этого нельзя было больше допустить.
— Что же получается? Кто-то привел их в трактир в четыре часа утра, еще до того, как они успели бы прочитать твою записку! А брошюры? Никто не знал, что это мы их отпечатали. Кроме тебя и Летиции.
Она резко вскинула голову.
— После того, как ты и твой друг Морган беспечно носились по городу с этими брошюрами, не опасаясь последствий, ты смеешь еще обвинять меня? Твоя деятельность ни для кого не была секретом, я уверена. Об этом все знали, и ты объявил об этом во всеуслышание на собрании…
— На том самом собрании, на которое ты сперва хитростью проникла и с которого потом бежала. — Он улыбнулся, зная, что поймал ее в ловушку.
Джулиана вздрогнула.
— Ты и в самом деле думаешь, что я такая? Безответственная дурочка, которая сперва вышла за тебя замуж, а потом из каприза передумала?
— Ну почему же «из каприза»? Было же еще и твое приданое. Помнишь, той ночью, когда я сделал тебе предложение, ты обвинила меня в том, что я хочу на тебе жениться единственно ради Алинвидда. Я отрицал это, но ты упорствовала в своих подозрениях, не так ли? Видимо, с нашим супружеством они только окрепли, и ты тогда решила, что совершила большую ошибку.
— И вызвала братьев и велела им отдать тебя вербовщикам? — Она отрицательно покачала головой. — Видно, мне не переубедить тебя. Поздно, я осуждена и приговорена.
— Я опираюсь на показания свидетелей. А они в один голос говорят, что ты предала меня. Возможно, ты не предполагала, чем обернется для меня насильственная вербовка, но все же ты это сделала.
Ища помощи, она повернулась к младшему брата.
— А ты, Оувертон? Ты допустишь, чтобы Рис поверил всей этой лжи, которую сочинил обо мне Дарси? И ничего не скажешь в мою защиту?
Сент-Албанс взглянул на брата и неуверенно произнес:
— Я знаю, какая ты на самом деле, Джулиана.
— Глупая и бессердечная девчонка, готовая послать мужа на каторгу, только бы избежать супружества? — Она задохнулась от гнева. — По-твоему, я такая, Оувертон?
Нортклифф топнул ногой.
— Ну, хватит, Джулиана. Мы знаем, что ты была еще очень молода тогда, и никто не винит тебя за твое тогдашнее поведение. — Он повернулся к Рису: — Никто, кроме твоего мужа. И поскольку вы, сэр, явно не одобряете поведения вашей супруги, вы должны согласиться на аннулирование брака.
— Никакого аннулирования не будет, — спокойно произнес Рис.
Нортклифф побледнел.
— Но теперь, когда вы все знаете…
Джулиана с негодованием повернулась к братьям.
— Ну, видите, чего вы добились? Я оказалась замужем за человеком, который верит во все эти ужасы обо мне, но при этом отказывается освободиться от меня. — Она со злостью поглядела на Вогана. — Ты хочешь нас всех погубить? Прекрасно! Разведись со мной!
— Развестись? — взорвался ее брат. — Ну уж нет!
— Не твое дело, Дарси! Ты уже достаточно вмешивался, спасибо!
Рис встретился взглядом с Джулианой. Публичный развод делал для нее второе замужество практически невозможным. Странно, что она готова пойти на это. Или она считает, что ее прелести обладают большей силой, нежели общественное мнение? Ну что ж, может, она и права.
— Никакого публичного развода, — заявил Рис. — У тебя, Джулиана, был шанс избавиться от меня законным путем, но ты им не воспользовалась. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ведь если бы ты попросила меня не вступать в свои супружеские права той ночью, я бы согласился. Я ведь так любил тебя! — Его голос обрел уверенность. — Но ты не стала этого делать. Ты выбрала путь предательства, и теперь ты в моей власти, Джулиана. И останешься моей, пока я этого хочу.
— Ты имеешь в виду, пока ты будешь меня мучить, сколько тебе заблагорассудится? — Она вздернула подбородок, но в ее глазах застыла горечь. — Речь ведь об этом, правда? Ты хочешь держать меня силой и этим наказать за множество выдуманных преступлений, одно из которых — моя английская кровь.
Рис напряженно искал ответ.
— То, что ты англичанка, безусловно, является твоим недостатком, моя милая женушка. Но я смог бы смириться с ним, если бы ты по легкомыслию не бросила меня хищнику в зубы.
— Ничего такого я не делала, хотя ты, конечно, мне не поверишь. Ты всегда был не в меру подозрителен, Рис Воган. Мне следовало бы давно это понять. Все твои нежные слова и любезности были сплошным притворством… А в глубине души ты только и ждал, что я совершу ошибку, чтобы заклеймить меня презрением как недостойную, никчемную англичанку!
Она сказала это с таким убеждением, что Воган стиснул зубы, чтобы справиться с воспоминаниями, которые ей удалось воскресить в нем.
— Перестань ворошить прошлое! Не я сделал тебя «недостойной», ты сама это доказала! Ты играла моей жизнью, не думая, чего это будет стоить мне! — Рванув свой манжет, он обнажил запястье. — Вот лишь одно из свидетельств того, что ты со мной сделала!
При виде глубоких шрамов, избороздивших кисть его руки, она отступила. Но потом, к великому его изумлению, нежно прикоснулась к ним своими пальцами.
— То, что ты перенес, ужасно, ужасно. — Она сжала его руку. — Но клянусь, я здесь ни при чем. Я никогда не смогла бы… — Джулиана задохнулась от рыданий.
Она коснулась его впервые после шести лет, и это прикосновение обожгло Вогана сильнее, чем любая порка плетьми. Он вырвал руку, мысленно проклиная жену за жалость. Черт подери! Она все еще способна взволновать его. После всех этих лет Джулиана еще может убедить его в собственной невиновности, хотя все вокруг твердят обратное.
— Мы потратили достаточно времени на разговоры, — заключил Рис. — Ты моя жена, Джулиана, и здесь ничего не изменить.
Он повернулся к ее братьям.
— Не будет ни аннулирования, ни развода. Я надеюсь, вы не станете повторять того, что удалось вам шесть лет назад. Уверяю, если вы посмеете мне помешать, я вас уничтожу.
— Вы попробуете это сделать в любом случае, не так ли? — процедил Нортклифф сквозь зубы.
Рис внимательно посмотрел на молодого графа. Нортклифф исхудал, словно власть и богатство вытянули из него все жизненные соки. По правде говоря, он выглядел много старше своих лет, особенно в этом пепельном, обильно припудренном парике. Воган был наслышан об успехах Нортклиффа в коммерческих предприятиях. Молодой наследник крепко взял в свои руки бразды правления хозяйством после смерти отца, стал настойчиво карабкаться наверх и теперь дружит с самыми известными и влиятельными людьми Англии. Ну что ж, Нортклифф может сколько угодно брызгать слюной и обвинять Риса во всех грехах, но расстроить его планы этот англичанин уже не в силах.
— Я не собираюсь мстить вам. — Рис поистине наслаждался своей властью над противником. — Но только при условии, что вы вернете мне то, чего я добиваюсь, — мою жену и мое поместье. Хотя я и разбогател в Америке, я по-прежнему люблю Уэльс и намереваюсь здесь остаться. — Он взял Джулиану за руку и заставил встать рядом с собой. — Просто я хочу быть уверен, что моя жена спит в постели, которую сама приготовила для себя и своего супруга.
На мгновение Нортклиффа осенила ужасная догадка. Он взглянул на сестру, затем опять на Вогана.
— Что вы хотите сказать?
— А то, что с этой ночи Джулиана — моя жена в полном смысле этого слова. Сейчас мы с нею отправимся в мой городской дом, где и проведем ночь. А поутру мы уезжаем в Алинвидд. Вы же, милорд, извольте более не вмешиваться в нашу жизнь, если не хотите расстаться с теплым местечком в высоких политических кругах. Попробуйте встать на моем пути, и, клянусь, я сделаю все, чтобы вас уничтожить.
Нортклифф побледнел.
— Вы надеетесь, что мы молча станем наблюдать, как вы мучите Джулиану?
Рис пожал плечами.
— Я не собираюсь ее бить, если вы это имеете в виду. — Он смерил угрюмым взглядом обоих братьев. — Со своей женой я буду обращаться так, как считаю нужным, и не потерплю ничьего вмешательства.
Нортклифф колебался, вопросительно поглядывая на Оувертона. Но потом вздохнул и ответил:
— Будь по-вашему.
Джулиана свирепо посмотрела на братьев, а затем на мужа.
— А что, если я откажусь? Что, если я пошлю тебя к дьяволу?
Воган с трудом удержался от улыбки. Джулиана определенно изменилась с тех пор, как он впервые ее встретил. Шесть лет назад она ни за что не произнесла бы слова «дьявол» в чьем-либо присутствии. Но скоро она поймет, что крепкие словечки на него не действуют.
Воган заставил Джулиану взглянуть ему в лицо.
— Думаю, ты до сих пор не осознала всю серьезность своего нынешнего положения. Еще не поздно объявить, что произошло всего лишь недоразумение: мы тайно обвенчались, а потом ты решила, будто я умер, и скрыла ото всех наш брак. Уверен, в конце концов общество простит тебя, при условии, конечно, что мы будем жить, как муж и жена.
Джулиана словно окаменела, только глаза ее, казалось, жили.
— Но если ты будешь мне противиться, — продолжал он, — я всем открою, что случилось на самом деле. Я покажу всем это миленькое брачное свидетельство и стану публично жаловаться на вероломство, обрекшее меня на каторгу, а тебе принесшее долгожданную свободу.
— Тебе никто не поверит!
— Поверят мне, а не женщине, которая едва не совершила грех двоемужества. О, мне все поверят! И ты никогда уже не сможешь показаться в обществе, уверяю тебя.
— Если ты так меня ненавидишь, — прошептала она, — то почему ты все-таки силой принуждаешь меня быть твоей женой? Я… я не понимаю этого.
С холодной улыбкой он погладил ее по щеке. Джулиана вздрогнула, и в это мгновение он ощутил необъяснимый восторг, но вместе с тем и страх. Восторг его был понятен: заполучить Джулиану в свою полную власть было его целью в течение многих лет. Но страх? Этого он понять не мог.
Рассердившись на себя за подобную чувствительность, Воган отступил.
— Здесь нечего понимать. Ты нужна мне, чтобы утвердиться в Ллинвидде. И еще — я хочу наследника. — Он подождал, пока смысл его слов дойдет до нее и страх отразится в ее глазах. — Но главное, я не хочу доставить тебе удовольствие так легко от меня отделаться.
К его удивлению, Джулиана смело встретила его взгляд.
— Это палка о двух концах, мой дорогой супруг. Я, разумеется, не буду свободна, но ведь и ты тоже! И если ты собираешься отыграться на мне за глупую ложь Дарси, клянусь, я сумею сделать твою жизнь адом.
Он глядел в ее сверкавшие гневом глаза и размышлял, всегда ли она была такой упрямой. И такой мучительно прекрасной…
Тогда он понизил голос и угрожающе прошептал:
— Значит, мы направляемся прямо в ад, Джулиана. Потому что на этот раз тебе от меня не сбежать.
9
Едва дверь закрылась за Джулианой и Рисом, Дарси грохнул кулаком об стену.
— Вот мерзавец!
— Да уж, — отозвался Оувертон. — И ты так просто позволил ему увести Джулиану. Ты что, с ума сошел? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
Дарси подошел к буфету и достал из него бутылку.
— А что мне было делать, черт побери? — Он налил четверть стакана виски и залпом выпил.
— Сказать правду! Я бы сам это сделал, но…
— Но ты ведь знал, что тебя ждет, если ты хоть слово скажешь!
Дарси швырнул стакан об стену, но звук разбившегося стекла его не утешил. Оувертон страшно побледнел и рухнул в ближайшее кресло.
— Подумай, что из-за тебя теперь станет с Джулианой. Могу себе представить, какие гадости придется ей вытерпеть от Вогана, ведь он уверен, что это она его предала.
— Проклятье! Неужели ты думаешь, что я сам этого не понимаю?
Дарси вышагивал по комнате, в бешенстве сжимая кулаки. Наконец он остановился у камина.
— Тогда почему ты врал? Почему? — не унимался Оувертон.
Дарси невидящим взором уставился в огонь.
— Сперва я надеялся, что, если я буду упорствовать и оболью грязью Джулиану, он согласится аннулировать брак.
— А когда он отказался? Почему тогда ты не сказал правду? Может быть, они смогли бы жить в согласии друг с другом.
— Вреда он ей не причинит. Джулиана сможет за себя постоять. Это ей всегда удавалось. — Дарси понимал, что пытается убедить брата в том, во что сам не верит. — И он по-прежнему любит ее, иначе бы не добивался ее так настойчиво.
— Ты просто дурень, если веришь во все это! Он же только что пообещал ей жизнь в аду! А ведь одно твое слово могло бы все изменить!
— А что я, по-твоему, должен был выбрать: жизнь в аду для Джулианы или полный крах для всей нашей семьи?
— О Господи! — в отчаянии всхлипнул Оувертон.
Дарси внимательно взглянул на брата.
— Ты ведь сам слышал — он обещал, что ничего нам не сделает, если мы отдадим ему Джулиану и Ллинвидд. А если он узнает правду, как, по-твоему, сдержит ли он тогда свое обещание? Пока он верит, что мы действовали по наущению Джулианы, он нас не тронет. Но стоит ему узнать, что она тут вообще ни при чем…
— Ну и что он тогда сможет сделать?
— Уничтожить нас. Ради всего святого, ведь Графтон и Рокингем — его друзья! Ты представляешь, что случится, если они выступят против меня? Я потеряю все, чего достиг!
— И ты готов ради этого пожертвовать счастьем Джулианы? — нахмурился Оувертон.
— А моя собственная семейная жизнь? Я ведь тоже живу в настоящем аду. Почему же у Джулианы непременно должно быть иначе? Он, во всяком случае, сказал, что не будет ее бить.
Взглянув на дверь, через которую вышли Воган и Джулиана, он вспомнил, что этот мерзавец говорил о порках на корабле. Черт возьми, чего только не сделает человек, столько выстрадавший, с той, кого он считает виновницей всех своих страданий!
А если он дознается, кто истинный виновник его несчастий? Дарси поежился. Этот неистовый Воган способен на все. Стоит Оувертону проболтаться…
— Я уверен, он не причинит вреда Джулиане. Пройдет немного времени — и он успокоится. — Но слова Дарси прозвучали неубедительно даже для него самого.
— Как бы ты ни оправдывался, но ты обрек ее расплачиваться за свои собственные грехи! Бедную невинную Джулиану, которая слова дурного ни о ком не сказала за всю свою жизнь!
Каждое слово брата надрывало душу Дарси. Оувертон говорил чистую правду. Нортклифф в бессилии опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Откуда мне было знать, что он вернется? Да еще так преуспеет в жизни.
— Мы с самого начала вели себя по-дурацки. Джулиана любила его, а мы причиняли ей только зло. Но теперь это можно исправить!
Дарси поднял голову.
— А как быть с матерью, с Элизабет? Со всем тем, чего мы добились? Джулиана не согласилась бы, чтобы мы стали всем рисковать ради нее.
— Ты хочешь сказать, всем тем, чего добился лично ты? Но ведь ты даже не уверен, грозит ли тебе вообще что-либо.
— Оувертон, Воган — мстительный тип. Уж это ты мог бы понять.
Оувертон порывисто вскочил.
— Да, это я понимаю. И он будет мстить Джулиане, если мы не скажем ему всей правды.
— Не знаю, поверит ли он, даже если мы во всем признаемся. Он уже переговорил с трактирщиком и, естественно, с недоверием отнесется ко всему, что мы ему скажем.
— А кстати, что там с трактирщиком? Это ты приказал ему врать? Значит, ты знал, что Воган вернется?
Дарси резко встал с кресла, избегая испытующего, взгляда брата.
— Последнее письмо Вогана показалось мне подозрительным, поэтому я… я научил трактирщика, что ему следует говорить, если Воган будет его расспрашивать. Но, честно говоря, я думал, что Воган ему напишет и, убедившись, что Джулиана предала его, решит не возвращаться.
— А тот человек, который якобы отыскал запись о смерти Вогана? Ему ты тоже заплатил за ложь?
Дарси промолчал, и тут Оувертон не выдержал.
— Сукин сын! — с отвращением воскликнул он. — Ты всех оплел своей паутиной! Ты врал Джулиане, врал Вогану…
— Я думал, что поступаю правильно. Во благо всем нам.
— Ручаюсь, это не единственная причина твоих грязных интриг, — презрительно заявил Оувертон.
— О чем это ты?
— О твоей любовнице, Летиции.
— Ш-ш-ш, — прошипел Дарси, — Элизабет может услышать.
— Болван! Элизабет давно все знает. Все об этом знают. Ты очень неосторожен, братец. А вот Летиция покамест не знает, что ее возлюбленный был отдан во флот при твоем непосредственном содействии.
Дарси почувствовал, как что-то оборвалось у него внутри. Какая жалость, что Оувертон не всегда бывает туп, — порой ему случается проявлять чертовскую проницательность. Как ему ответить? Ведь чтобы удержать брата на своей стороне, следует заручиться его сочувствием, а значит, придется рассказать ему всю правду.
— Да, не знает. И мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь она об этом узнала.
— Но теперь-то наверняка ей все станет известно! Воган не станет молчать, хотя бы для того, чтобы побольше насолить тебе.
Дарси стало не по себе.
— Да. К тому же Пеннант мог тоже вернуться. Их с Воганом вместе завербовали, вместе они могли и вернуться.
«А если это так, — думал он, — то теперь Воган расскажет приятелю все, что узнал о „предательстве“ Летиции. Только вот будет ли этого достаточно, чтобы удержать Пеннанта вдали от нее?» Дарси умоляюще посмотрел на брата.
— Теперь ты понимаешь, почему я так желал, чтобы ни Воган, ни Пеннант не вернулись? Я люблю Летицию, Оувертон. Бесконечно люблю ее. Только благодаря ей я не сошел с ума рядом с Элизабет. — Он перешел почти на шепот, и в его отчаянии не было ни капли притворства. — Если Летиция бросит меня, мне конец. Она — мать моего единственного ребенка, и я не смогу жить без них обоих.
Мысль о том, что у него могут отнять маленького Эдгара, казалась ему просто невыносимой. Он постарался отбросить сомнения, мучившие его все эти годы, — сомнения в своем отцовстве. Неважно, что Эдгар родился всего через восемь месяцев после исчезновения Пеннанта. Эдгар — его сын, его, Дарси!
— Дьявол забери этого Вогана! — прошипел Дарси. — Ну с какой стати он вернулся?
Оувертон покачал головой.
— Что ты теперь станешь делать с Летицией и Эдгаром?
— Искренне надеюсь, что она никогда не узнает всей правды. Но если и узнает, что ж, я буду молиться, чтобы те шесть лет, что я о них заботился, искупили мой грех. Может, узнав, на что я пошел ради нее, она не станет меня слишком винить.
— Ты ведь неглуп, но так плохо знаешь женщин!
Дарси в глубине души понимал, что брат прав, но отчаянно не желал признавать этого.
— Обещай мне одну вещь, Оувертон.
— Какую? — Оувертон взглянул на него подозрительно.
— Никому ничего не говорить, пока я не узнаю, как Воган поведет себя с Летицией. Есть шанс, что он не станет с ней даже разговаривать, считая и ее предательницей. — Дарси тяжело вздохнул. — Но если Воган узнает правду, то он первым делом расскажет все Лети-ции, чтобы расквитаться со мной.
— И долго ты надеешься водить Летицию за нос? Учти, Джулиана наверняка ей все расскажет. А Летиция не их тех, кого легко одурачить. Да к тому же и мальчик…
Дарси сжал кулаки.
— Дай мне время подумать, найти выход… Я должен быть готов на тот случай, если Воган случайно все узнает. Потом я сам поговорю с Летицией. — Младший брат видел, как он сражался с собственной гордостью и как в конце концов сдался. — Пожалуйста, Оувертон, потерпи еще немного.
Оувертон со вздохом кивнул, но высокомерно заметил:
— Но не слишком долго. Даю тебе пару недель, и если ты не разберешься со всем этим…
— Клянусь что-нибудь придумать. Я не допущу, чтобы Джулиана страдала.
Когда Рис вывел Джулиану из дома в темную ночь, девушка почувствовала некоторое облегчение и с грустью оглядела вереницу ярких фонариков, освещавших аллеи в честь ее помолвки. Джулиану душила обида. Праздник оказался совсем не таким, как она ожидала. Если бы не Рис, сейчас бы она танцевала в объятиях Стивена. Как всегда, он был бы нежен и предупредителен. А потом поцеловал бы ее, она закрыла бы глаза и…
«И подумала о Рисе», — заключила она про себя. Господи, до чего же она была глупа! Провести все эти годы, думая о Рисе, сравнивая с ним каждого встречного мужчину! Она украдкой покосилась на того, кого некогда обожала: все так же красив, нет, даже еще красивее. И, как сегодня она могла уже удостовериться, говорит все тем же певучим и звучным голосом. Но все остальное… На лбу его залегли глубокие складки, свидетельствовавшие о непреклонности характера, а губы были сжаты, словно он боролся с одолевавшим его гневом. Она всматривалась в его холодный профиль и чувствовала себя оскорбленной.
Неужели она была когда-то столь глупа, что вышла замуж за этого человека, который теперь казался ей просто чудовищем? Так обращаться с ней не позволял себе даже ее отец. Неужели Рис и в самом деле был когда-то добр к ней? Она отвела взгляд. Рис, которого она когда-то любила, не мог бы так легко попасться в сети, расставленные лживым Дарси!
Тут она вспомнила, как, впервые появившись в Нортклифф-Холле, он обвинил ее в соглядатайстве. Даже по прошествии стольких лет она чувствовала прошлую обиду. Да, Рис, в которого она влюбилась шесть лет назад, так же легко готов был поверить в самое худшее о ней.
Раньше он хотя бы признавал за собой склонность к скоропалительным выводам. И под влиянием ложных подозрений не позволял себе действовать столь поспешно. Так в последний раз его подозрительность стоила ей лишь двухнедельного заточения в комнате.
Теперь он обрел пугающую власть над ней, и эту власть дала ему она сама. А ее проклятые братцы, черт их побери, эту власть лишь укрепили! Она сжала зубы. О, только бы ей добраться до Дарси, вот тогда уж она разделается с ним! Его следовало удавить уже в ту самую минуту, когда он принялся врать Рису, ничуть не смущаясь ее, Джулианы, присутствия. Тогда она была слишком ошеломлена и не могла поверить в то, что он говорит. Ложь! Отвратительная ложь! Они все просто сошли с ума!
И Оувертон ничуть не лучше! На глазах у нее выступили слезы, но она торопливо смахнула их, надеясь, что Рис ничего не заметит. Оба они — и Дарси, и Оувертон — не стоили и слезинки из ее глаз. Виселицы — вот чего они заслужили!
Джулиана чуть не задохнулась от гнева и этим наконец привлекла внимание Риса.
— Не волнуйся, я не заставлю тебя идти пешком до самого дома. — То были первые слова, произнесенные им после того, как они остались наедине. — Мой экипаж ожидает у ограды. Я не хотел лишних вопросов, а потому оставил его подальше от дома и пришел тем путем, к которому когда-то привык. — Воспоминание о способе, которым он добирался до ее комнаты в бытность, когда еще любил ее, окончательно рассердило Джулиану.
— Да, ты всегда весьма ловко умел пробираться куда нужно.
— Нет, только туда, куда меня приглашали.
Опять напоминание, и на этот раз о том нескрываемом удовольствии, с которым принимала она его ухаживания. Джулиана вспомнила, как мало времени понадобилось Рису, чтобы получить доступ в ее спальню. Он, наверное, считал ее ужасно распутной.
Может, это и есть расплата за ее прошлые ошибки? Если так, что ж, Рис будет неприятно удивлен. Раз он не хочет ни понять ее души, ни простить ее прошлых поступков, она сумеет сдержаться и не выходить из себя каждый раз, когда он попытается оскорбить ее.
В напряженном молчании Рис и Джулиана подошли к воротам, уже распахнутым приметившим их издалека привратником.
«Наверняка новость разлетелась по дому со сверхъестественной быстротой», — думала Джулиана. Она опустила голову и быстро прошмыгнула мимо привратника, глазевшего на нее с неприкрытым любопытством. Экипаж Вогана оказался на редкость дорогим и модным. Чистокровные лошади, на козлах кучер в ливрее. Похоже, Рис не преувеличивал, говоря о своем нынешнем состоянии. Джулиана вновь почувствовала себя оскорбленной — как, она оплакивала его, а он тем временем, поверив гнусной клевете, преспокойно сколачивал капитал и вынашивал свои планы мести!
Усаживаясь в карету, она с возмущением отказалась от помощи мужа и вынуждена была забраться туда не слишком уж ловко, вовсе не так, как подобает истиной леди. Наконец она устроилась на обитом бархатом сиденье. Рис сел напротив — половина лица освещена луной, другая в тени.
— Лучше и не пытайся досаждать мне этими детскими выходками. Тебе не придумать ничего, что хотя бы отдаленно сравнилось с теми «неприятностями», которые изобретал для нас капитан «Символа ночи».
Решив не реагировать на его колкости, Джулиана молча принялась смотреть в окно. Когда карета с грохотом покатилась по дороге прочь от Нортклифф-Холла, ее лицо по-прежнему оставалось безучастным.
— Твои попытки игнорировать меня тоже ни к чему не приведут, — заметил Воган, явно забавляясь.
Она покосилась на мужа. Да уж, такая улыбка могла принадлежать только человеку, уверенному, что именно он смеется последним. Ей стоило огромных усилий совладать с собой и резкостью не стереть с его лица эту злорадную ухмылку. Но, заметив недовольство на ее лице, Рис лишь еще шире улыбнулся.
— Скажи, дорогая, а на своего жениха ты когда-нибудь смотрела вот так? — холодно поинтересовался он.
«Дорогая»… Слово прозвучало слишком уж иронично и презрительно, чтобы можно было не заметить издевки. Но и на этот раз Джулиана подавила в себе сильнейшее желание броситься на него и выцарапать глаза.
— В отличие от тебя Стивен никогда не оскорблял меня, — с безразличием ответила она. — Он был неизменно добр. Мне ни разу даже не пришлось повысить на него голос. При всех обстоятельствах он умел оставаться джентльменом.
— О да! И при этом джентльменом весьма богатым и влиятельным. Жаль только, что до сегодняшнего дня он не понимал, что ты в действительности из себя представляешь. Тогда бы он мог избежать столь сильного разочарования. Но раз на карту были поставлены большие Деньги и завидное положение в обществе, ты, естественно, вынуждена была скрывать свою истинную сущность.
Джулиана безуспешно пыталась придумать какую-нибудь резкость, чтобы заставить его замолчать.
— Так же, как и ты, когда ухаживал за мной, лгал, дарил подарки! Ведь тогда на карту было поставлено твое поместье. Так что и ты, естественно, вынужден был скрывать свою истинную сущность.
Ее охватило мрачное удовлетворение, когда она увидела, как потемнел взгляд Риса. Он наклонился к ней, в глазах его пылала ярость.
— Ты же знаешь: я даже не подозревал, что Ллинвидд принадлежит тебе. Думай что хочешь, но к нашей женитьбе это не имело ни малейшего отношения.
— Дарси мне рассказывал совсем другую сказку, а ведь ты так веришь его словам!
«Интересно! — подумала она. — Как-то он теперь вывернется?»
— А ты поверила тому, что он говорил?
— Нет, сердцем я чувствовала, что ты не таков, каким он пытался представить тебя. Поэтому и ждала так долго.
— Так долго? — Воган хрипло рассмеялся. — Ты ждала до тех пор, пока на горизонте не появился маркиз! — Его глаза полыхали от гнева. — Как только представился удобный случай, ты начала охоту за богатым женихом!
Ей удалось скрыть боль, причиненную его несправедливым упреком. Он имел право расспрашивать ее, но ведь не так же жестоко!
— Разве ты не слышал, что сказал Дарси? Стивен зачастил к нему по делам, но я не поощряла его… внимания ко мне до тех пор…. пока нанятый Дарси сыщик не сообщил, что ты умер.
— Это была ложь!
— Да, но я-то поверила в нее! Иначе бы никогда не позволила Стивену ухаживать за мной.
— Ну конечно! Такая мелочь, как твое первое замужество, могла вообще никогда и не всплыть. Интересно, а что ты собиралась делать в вашу первую ночь? Как бы ты повела себя со Стивеном?
Джулиане оставалось только надеяться, что темнота скроет румянец, заливший ей лицо.
— Ты собиралась дождаться, когда он раздвинет твои прелестные ножки, и только тогда сообщить ему, что «главный приз» достался другому? Или тайком окропить простыни кровью поросенка, когда незадачливый муж отвернется?
Его грубые, хотя и проницательные предположения вызвали у Джулианы острое желание немедленно выпрыгнуть из кареты. Однако она лишь скрестила на груди руки и погрузилась в мрачное молчание.
— А может, и не было вовсе никакой загвоздки? — Голос Вогана стал еще резче. — Может, он уже вкусил твоих прелестей и знал, что ему достался подпорченный товар? Но, уверен, он не стал бы слишком страдать от того, что ты уже не девственница. Ведь ты так горяча в постели!
Джулиана подпрыгнула от такой наглости.
— Как ты смеешь! Стивен никогда…
— А ты показала ему то дерево у твоего окна, по которому так удобно проникать по ночам к тебе в спальню и брать тебя, когда вздумается? — Он наклонился к ней, глаза его горели исступлением. — А ты кричала каждый раз, когда он овладевал тобой, как ты это делала со мной? А ты…
— Прекрати! — Она заткнула уши, из последних сил борясь с душившими ее рыданиями. — Прекрати немедленно! Хватит этих гадостей! Ты единственный мужчина, который касался меня, и ты прекрасно это знаешь!
Он откинулся на сиденье, тяжело дыша, словно дикий зверь, который наконец настиг свою добычу и отрезал ей все пути к отступлению.