В плену сомнений

Бледный свет, прорвавшись сквозь туман, скользнул по его прекрасному лицу, словно бы сама луна сделала Риса своим избранником. Его глаза были исполнены такой искренней печали, что сердце Джулианы сжалось от любви к нему.

«Бедный мой, любимый…» Она с радостью осознала, что ее тревоги стали и его тревогами.

— Мне нет дела до роскоши и богатства. Мне нужен только ты.

Грустная улыбка тронула его губы, и он нежно поцеловал жену в волосы.

— Ты никогда не пожалеешь, что стала моей супругой, моя милая. Я обещаю, что сделаю тебя счастливой.

Джулиана положила голову ему на грудь и блаженно улыбнулась.

— И я тоже сделаю тебя счастливым.

В молчаливой благодарности Рис осыпал ее медленными, нежнейшими поцелуями; его длинные пальцы ласкали ее грудь под плотной тканью платья, губы играли с мягкой мочкой уха. И когда они наконец достигли харчевни на окраине Кармартена, Джулиана позабыла все свои печали.

Едва лошадь вступила на постоялый двор, глухое ругательство сорвалось с губ Вогана. Джулиана замерла от неожиданности.

— Что случилось? — с тревогой спросила она.

Он внимательно вглядывался в темноту, пытаясь что-то рассмотреть.

— Почтовой кареты еще нет. Нам необходимо отбыть на ней непременно, иначе нас могут узнать. Говорят, карета бывает обычно здесь часа в два ночи. — Он полез в карман и достал часы, блеснувшие при лунном свете.

— Ну вот, она с минуты на минуту будет здесь. Где, черт возьми, ее носит?

Воган направил лошадь на постоялый двор и быстро спешился, передав вожжи подбежавшему груму.

— Меня интересует карета на Лондон, — небрежно поинтересовался Рис, помогая Джулиане слезть с лошади.

— Еще не прибыла, сэр. Кучер выслал вперед мальчишку сказать, что почтовые будут здесь не раньше чем через час-другой.

Воган выругался сквозь зубы. Перемежая свою речь крепким словцом, он договорился с грумом, что тот присмотрит за лошадью во время его отсутствия, а также поможет погрузить багаж, когда карета наконец прибудет. Затем Рис подошел к Джулиане и тихо сказал:

— Нам нельзя оставаться ни здесь, ни в харчевне Час-другой может запросто обернуться пятью, а то и десятью часами. Так что нам лучше взять комнату.

О Господи, еще пять, а то и целых десять часов! Джулиана внезапно с ужасом вспомнила о записке, которую оставила в изголовье своей кровати. Она так и не решилась подчиниться желанию Риса не сообщать ничего о побеге. Если же в ближайшее время они не покинут Кармартен, записка будет обнаружена и весь дом поставлен на ноги. Хотя Джулиана ни словом не обмолвилась о том, куда они направляются, но все же…

Она и не заметила, что все эти тревожные мысли, словно в зеркале, отразились на ее лице. Очнулась она лишь от того, что Рис крепко сжал ее руку.

— Что с тобой?

Джулиана опустила глаза, не решаясь открыть ему всю правду.

— Н-ничего… ничего особенного.

Недоверчиво покачав головой, Воган повел ее в дом. Пока муж отправился на поиски хозяина, Джулиана, предоставленная своим тревожным мыслям, не находила себе места. Разве могла она предположить, что им придется ожидать запоздавшую карету?

Вскоре Рис возвратился с худым горбоносым содержателем постоялого двора, чьи маленькие настороженные глазки шныряли по комнате, словно что-то выискивая. Странно, но его лицо показалось Джулиане знакомым, хотя она никак не могла вспомнить, где его раньше видела.

— Это моя жена, — представил ее Рис. — Как я уже сказал вам, нам нужна комната на пару часов до приезда лондонской кареты.

Хозяин подозрительно осмотрел Вогана с ног до головы, затем перевел взгляд на Джулиану. Пока он разглядывал ее, Джулиана не могла отделаться от чувства, что она точно где-то уже видела этого неприятного субъекта. Но где же?

— Покорнейше прошу извинить меня, сэр, — неуверенно проговорил хозяин. — Можете ли вы представить доказательства, что вы являетесь супругом этой женщины? Уж очень она молода, чтобы быть чьей-то женой.

Джулиана впервые возненавидела свой невысокий рост.

— Ничего не стоит. — И Рис достал брачное свидетельство и помахал им перед носом хозяина, небрежно прикрыв рукой имя Джулианы. — Мы только недавно женаты, и теперь я везу мою жену в Лондон, чтобы представить родителям.

Тем временем хозяин пристально изучал протянутую ему бумагу.

— Так-так, мистер Воган. Что ж, я верю вам. У меня найдется для вас пара комнат. Не изволите ли пройти со мной наверх?

Он начал взбираться по крутой лестнице, и Джулиана с мужем последовали за ним. Не успели она пройти и одного пролета, как Рис резко остановился.

— Постойте, я кое-что забыл в нашем багаже. — Он загадочно улыбнулся жене и обратился к хозяину: — Вы можете показать комнаты моей жене. А я скоро вернусь.

Джулиана со вздохом пошла наверх, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина. Что-то неприятное было в этом человеке, но вот что именно — она не могла понять.

У одной из дверей он остановился, отпер замок и, распахнув ее настежь, широким жестом пригласил гостью войти. Джулиана покорно проследовала в комнату, и первое, что она увидела, была кровать. Огромная кровать. Одна на двоих.

С этого мгновения она совершенно позабыла о подозрительном содержателе харчевни. Неужели им с Рисом предстоит провести вместе ночь на этой кровати? Один лишь вид столь необъятного ложа привел Джулиану в крайнее смущение, даже ее природная «испорченность», ее «дурная кровь» тут не помогли. Что ж, раз Рис — супруг ей, значит, не все так ужасно, как показалось поначалу.

Ее отец с матерью давно уже не делили вместе супружеское ложе. А может, просто у Риса недостаточно денег, чтобы спросить две отдельные комнаты? Пожалуй, так оно и есть. Поэтому, лучше уж не огорчать своего мужа.

Джулиана настолько погрузилась в размышления, что почти не слушала хозяина, объяснявшего, где что лежит, и бурно нахваливавшего доставшуюся им комнату. Все, о чем она могла думать, так это о том, как она и Рис будут вместе лежать на этой широкой кровати. При одной мысли об этом приятное, будоражащее тепло разливалось по ее телу. Но и страх сжимал ее сердце.

В эту минуту на пороге с книгой в руке появился Рис. Попросил хозяина оповестить, когда прибудет карета, и заплатил вперед за комнату. Еще несколько мгновений, и они остались одни.

Паника внезапно охватила Джулиану. Вспомнив, что она решила не расстраивать Риса и не напоминать ему о стесненных обстоятельствах, она глубоко вздохнула и выдавила из себя:

— Как здесь мило…

— Немножко широковата, как ты думаешь? Но это лучшее, что я могу тебе предложить в нашем положении.

— Нет-нет, замечательная кровать.

— Ну что ж, я рад, что тебе нравится.

И оба почувствовали себя неловко. Наконец он, словно очнувшись, протянул Джулиане книжку, которую принес с собой.

— Это мой свадебный подарок тебе.

— Еще один сборник поэзии? — улыбнулась она, принимая из его рук тоненькую книжицу.

— Да. — Воган сконфуженно замолчал. — Это, наверно, глупо… но… это мои стихи. Это я их написал.

— Не может быть! — Джулиана с волнением открыла книгу и увидела изысканно оформленный фронтиспис, затем осторожно принялась листать, бегло просматривая одну за другой страницы, исписанные размашистым мужским почерком.

— Последние стихи написаны для тебя.

Джулиана с нетерпением раскрыла последнюю страничку и прочла вслух:

Моя песня любви грустна,

Слезы мне застилают глаза.

Джулиана сидит со мной рядом,

Но, к несчастью, она не моя.

— Это, конечно, мало походит на Хью Мориса, — покраснев, оправдывался Рис. — Но именно так я чувствовал, когда боялся, что ты оттолкнешь меня.

Джулиана крепко прижала к груди заветную книжку.

— Да как же я могу оттолкнуть тебя, ведь ты даришь мне такие восхитительные подарки! — сказала она и лукаво посмотрела на мужа.

— Так, значит, только поэтому ты и вышла за меня замуж, а? — Воган вплотную придвинулся к ней. — Ну и скряга же ты, как я погляжу.

— Да! — со смехом воскликнула она и немедленно оказалась в его объятиях. Рис осторожно взял у нее книжку и положил на стол. — Я вышла за тебя именно потому, что мне нужно много, и ты это знаешь. Мне нужен ты, твоя улыбка, твои…

— Этого ты хотела? — Рис обрушился на нее с самым страстным из поцелуев.

— О, да… — с наслаждением прошептала она.

— Значит, тебе понравился мой свадебный подарок, — хрипло сказал он и, погрузив руки в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, с наслаждением перебирал пальцами их шелковистые пряди.

— Да. Лучшего подарка ты и не смог бы для меня придумать. — В ее глазах внезапно вспыхнули озорные огоньки, едва она вспомнила о свернутом в трубочку пергаменте, дожидавшемся своего часа у нее сумочке. — Ой, Рис, и у меня есть для тебя подарок. Он там, внизу, в моей сумочке! Позволь, я спущусь за ним.

— Не сейчас, любимая. — Джулиана слышала его дыхание у самого своего уха. Она вздрогнула от удовольствия, почувствовав, как он ласкает губами ее лицо, шею… — У нас будет еще столько времени, чтобы заняться делами.

Она попыталась отстраниться, но Рис настойчиво притянул ее к себе и принялся медленно покрывать поцелуями ее шелковистую кожу, исследуя языком пространство между нежной шеей и мочкой уха. Джулиана больше не сопротивлялась и позволила ему делать с собой все что он захочет. Потом она обязательно преподнесет ему дарственную на Ллинвидд. Это будет потом, и он поймет, что и она может делать подарки. Но сейчас…

Его язык, игравший с мочкой ее уха, привел Джулиану в необыкновенное возбуждение, и она тихонько застонала. Стон наслаждения стал знаком для Риса. Поспешно сбросив с себя плащ, он с нетерпением положил руки ей на бедра, намереваясь немедленно избавиться от многочисленных завязок, стягивавших ее корсет.

— Джулиана…

— Что?

— Ты, наверно, устала? Наверно, хочешь спать?

Она недоуменно посмотрела на мужа, не понимая, почему он так странно глядит на нее. Что значит «хочешь спать»? Значит, им придется остаться здесь на целую ночь? Мысль о записке, оставленной в изголовье ее кровати, привела Джулиану в ужас.

— Нет! Нам нельзя спать, раз мы здесь всего на несколько часов!

— Мы можем не спать, — мягко сказал Рис. — Но у нас есть еще многое, чем мы можем заняться.

— Многое?

Он молча сглотнул, не решаясь продолжать. Джулиане внезапно до боли остро захотелось погладить его, ощутить под пальцами упругие мускулы… Интересно, его тело так же прекрасно, как и его лицо? О Госполи, какие мысли приходят ей в голову!

Тут она обнаружила, что Рис уже проворно расшнуровывает завязки ее корсета, и в страхе удержала его руки.

— Что ты делаешь?

— Неужели твоя мать или Летиция не рассказывали тебе, что муж и жена делают, когда остаются одни?

— Ты хочешь сказать, они…

— Любят друг друга.

Джулиана густо покраснела.

— Это когда мужчина тебя целует и… трогает?

— Да, целует и трогает, — с улыбкой ответил он.

Джулиана задумалась, стараясь припомнить, что же мать говорила ей по этому поводу.

— Мама говорила, что целовать и трогать друг друга могут только муж и жена.

— Верно. Мы и есть муж и жена, — подтвердил он.

— Да, это правда. — Джулиане было немного не по себе от пристального взгляда мужа.

— Не говорила ли она тебе, как мужчина трогает женщину?

— Нет, не говорила. — При воспоминании о том, как в одно из их ночных свиданий, скользнув между ее ног, рука Риса ласкала ее лоно, Джулиана покраснела. — Это, должно быть, похоже на то, что мы делали с тобой тогда, помнишь?

— Да, именно так. Но не только это, — с чувством произнес он и обнял жену за талию.

Джулиане опять вспомнились долгие ночные часы, проведенные ими в доводящих до изнеможения ласках. Потом на память пришла злополучная записка, оставленная ею на кровати. А что, если они не успеют к карете? И их найдут здесь?

— У нас совершенно нет времени на «не только это». — От Риса не укрылась тревога, прозвучавшая в ее голосе.

Он взял в ладони ее лицо и прижался к нему губами.

— У нас хватит времени на все. Неужели это тебя беспокоит? Или, может быть, ты испугалась того, чем мы будет с тобой заниматься?

Джулиана не знала, что ответить, куда деваться от его требовательного, напряженного взгляда. Он глядел на нее с такой жадностью, что ей на миг стало страшно. Господи, она ведь знает его всего неделю!

— Н-не знаю…

Но ее неуверенный ответ, казалось, нисколько не смутил его.

— Тогда скажи мне: тебе нравится, когда я целую тебя?

Легкое «да» готово было уже сорваться с ее губ, но тут Джулиана вспомнила, что говорила ей мать. Только женщинам с «дурной кровью» нравится целоваться. Если она ответит «да», не подумает ли Рис о ней дурно?

Видя ее нерешительность, он притянул Джулиану к себе и приник к ее губам в долгом, глубоком поцелуе. Затем отстранился и спросил:

— Ну, а теперь? Теперь скажи: тебе нравится, когда я целую тебя?

— Нравится, — со вздохом подтвердила она, опустив глаза. — Я знаю, что так поступают только испорченные девушки. Но что я могла поделать, раз…

— Постой, постой, — перебил ее Воган. — Что ты такое говоришь?

Она перевела дух и нерешительно произнесла:

— Понимаешь… мама говорила мне, что благовоспитанная девушка не может позволить чувствам взять верх над собой. Она еще говорила, что только те, у кого в жилах течет дурная кровь… ну, Летиция, например, могут иметь сильные чувства. А раз и мне нравится, когда ты… ласкаешь меня и… целуешь, это значит, что я окончательно испорченная женщина и у меня дурная кровь.

Воган посмотрел на жену с нескрываемым удивлением. Джулиана не знала, куда девать глаза от стыда. Зачем нужно было признаваться ему, что по натуре она, наверно, испорченная женщина?

— Ты будешь презирать меня за то, что у меня дурная кровь? Мама говорила, что она у всех валлийцев, шотландцев, ирландцев и даже у некоторых англичанок из благородных семей. Таких, как я, например.

Он весело поглядел на Джулиану и еще крепче обнял ее за талию.

— Твоя мама ошибалась, моя любимая. Многие англичанки, даже такие благородные, как ты, способны на сильные чувства, хоть часто и притворяются, что это не так.

Джулиана с нескрываемым удивлением посмотрела на мужа.

— А почему же они притворяются?

— Потому что окружающие, как твоя мама, например, вынуждают их лицемерить, вот они и не могут открыть истинную правду. — Он наклонился к ее лицу и запечатлел нежный поцелуй на ее лбу. — Поверь мне, у тебя самая невиннейшая кровь среди всех женщин, и то наслаждение, которое ты испытаешь скоро, вовсе не является следствием твоей испорченности.

Верить ли ему? Рис заставлял ее принять даже то, что раньше казалось ей просто немыслимым. Но эти новые ощущения давали такое блаженство, что отказаться от них было выше ее сил.

— Ты сказал, что трогать и целовать… это не все, чем мы будем заниматься. А что же еще?

От его многозначительной улыбки Джулиане стало не по себе. Одно быстрое движение его руки, и шелковая косынка, прикрывавшая ее грудь в глубоком вырезе платья, мягко, словно бабочка, соскользнула с плеч Джулианы и оказалась у него в руках. Его пальцы нежно, едва касаясь, пробежали по ее полуобнаженным грудям, и от его волнующего прикосновения у Джулианы перехватило дыхание.

Хриплым от желания голосом он едва слышно произнес:

— Тебе не нужно ничего понимать, просто доверься мне, и все.

Его ответ испугал Джулиану.

— Но почему?

— Потому что я твой муж, и все, чего я хочу, — это подарить тебе наслаждение.

И, не оставляя ей больше времени на раздумья, Рис начал раздевать ее, заглушая горячими, неистовыми поцелуями нараставшую в ней неловкость. Когда наконец кринолин упал на пол к ее ногам, Джулиана с испугом обнаружила, что осталась в одной лишь нижней сорочке, и стыдливо отодвинулась от мужа. Раньше у них все было не так, она позволяла ему видеть себя лишь в ночной рубашке с высоким воротом. Теперь же, когда легкая ткань едва прикрывала ее тело, Джулиана чувствовала себя ужасно беззащитной. Она почти не ощущала холодного ночного воздуха, проникавшего в комнату, ибо восхищенный взгляд Риса, пожиравший ее полуобнаженное тело, казалось, обжигал ее и приводил в необычайный трепет.

Он не торопил события, не упрекал ее за смущение, не набрасывался нетерпеливо. Желая отвлечь ее, он начал раздеваться сам, сперва шейный платок, затем, пуговица за пуговицей, расстегнул и сбросил камзол. Ее глаза расширились от любопытства, когда пальцы Риса начали медленно развязывать тесемки рубашки. Боже, и он тоже раздевается! Этого она совершенно не ожидала. В ту ночь, когда она позволила ему ласкать свое тело под ночной рубашкой, он оставался полностью одетым. Джулиана решила, что это и есть — заниматься любовью: он любит ее, а она ему это позволяет.

И вот ее глазам открылась его широкая грудь, и Джулиана, не совладав с желанием, протянула руку, чтобы погладить шелковистый темный пушок, покрывавший его тело. Рис с нетерпением прижал ее руку к своей груди.

— Да, ласкай меня, любимая, — выдохнул он. И, отпустив ее руку, замер в ожидании, словно бы приглашая взглядом приступить к тому, о чем он только что просил.

Она облизала губы, внезапно пересохшие от волнения, и еще раз нерешительно протянула руку. Ее ладонь легла на грудь Риса, и Джулиана ощутила, каким жестким был пушок на его теле и упругими мускулы. Он был совсем не похож на ее братьев, огромных, кряжистых молодцов. Рис был совершенно иным: стройным и изящным, словно отточенный клинок, и заключал в себе необыкновенную силу, которая грозила вырваться наружу.

Воган с улыбкой наблюдал, как она пристально изучает его тело. Он окончательно высвободился из рубашки, позволив Джулиане с упоением ласкать его упругую и мягкую кожу, под которой перекатывались твердые шары мускулов. То были шелк и сталь, и чем дольше она наслаждалась этим ощущением, тем тяжелее дышала его грудь, не справляясь с волнением. Но, к своему удивлению, и Джулиана более не могла сдерживать себя.

Внезапно с потемневшим от желания взглядом Рис схватил ее руку и притянул к своему животу, безмолвно приказывая расстегнуть пуговицы у себя на штанах. Но Джулиана лишь в ужасе отдернула руку.

— Вижу, ты еще не готова к этому? — В его голосе прозвучало легкое разочарование. — Не волнуйся, я сам управлюсь.

Прикусив губу, она с тревогой наблюдала, как он расстегнул пуговицы и быстрым движением сбросил штаны, под которыми, к счастью для нее, оказались кальсоны.

Когда наконец она оказалась в его крепких объятиях, она почувствовала, как что-то между его чресел, чего раньше не было, твердо упирается ей в живот.

— Джулиана, — шепнул он и ласково дотронулся языком до мочки уха. — Я хочу трогать тебя всю, как это делают обычно мужья со своими женами. Ты позволишь мне?

Трогать ее всю. Должно быть, это так восхитительно! И страшно.

— Да. — Было ли это «да» произнесено вслух или же она только так подумала? Но как бы там ни было, он все понял, и тут же его рука скользнула ей под рубашку и принялась нежно гладить ее груди.

Джулиана вздохнула от наслаждения и теснее прижалась к нему. Ей уже было знакомо это ощущение. Так он делал и раньше, и это ей нравилось. Очень нравилось. Его пальцы, казавшиеся удивительно горячими в прохладе комнаты, чертили замысловатые узоры на ее груди и вокруг сосков, заставляя ее вскрикивать от приятной боли каждый раз, когда он легко дотрагивался до их возбужденных кончиков. Он продолжал играть с ее набухшими сосками, ласкал груди, желая доставить ей еще большее наслаждение. Затем притянул ее к себе и приник к губам, все глубже и глубже исследуя языком самые чувствительные места ее неба и разжигая желание еще неистовее. Джулиана почти не заметила, как он отстранился и стянул с нее нижнюю рубашку, соскользнувшую с тихим шорохом к ее ногам.

Но то, что последовало за этим, привлекло все внимание Джулианы: Рис наконец расстегнул кальсоны, спустил их, и теперь оба они стояли друг против друга совершенно обнаженные. Поначалу, когда он вновь заключил ее в свои объятия, у Джулианы опять на мгновение возникло это странное ощущение плоти, упершейся ей в живот; но затем шквал поцелуев и ласк, с неистовством обрушенный на ее груди, заставил забыть обо всем на свете и раствориться в пучине удовольствия, захлестнувшего все ее существо.

— О, Рис! — пролепетала она, обвивая руками его шею.

— Это еще не все, любовь моя. Еще не все.

Не сводя с нее горящего взора, он позволил своей руке скользнуть по ее животу ниже, к самым сокровенным уголкам ее тела. Его пальцы осторожно раздвинули мягкие, влажные завитки ее лона, и, заметив, как дьявольски блеснули его глаза, Джулиана зажмурилась в сильнейшем смущении. В прошлый раз, когда Рис так же ласкал ее там, он не делал этого так явно. Тогда он действовал тайно, теперь же не скрывал того, чего хотел. На сей раз его не могли удовлетворить простые ласки и потирание заветного бугорка. Он стремился вперед, и вскоре она почувствовала, как его палец медленно погрузился в глубины ее увлажненного лона.

Господи, что же это он делает с ней? Джулиана хотела было отстранить его руку, но Рис закрыл ей рот властным, исполненным страсти поцелуем. Его язык все настойчивее овладевал ее ртом; в едином ритме с языком пальцы Риса все глубже проникали внутрь ее тела. У Джулианы больше не было сил сопротивляться, и она поняла, что жаждет продолжения этой сладостной ласки. Жаждет большего. Его пальцы причиняли ей боль, но тут же дарили упоительное забвение. Вне себя от желания, она впилась ногтями в его плечи, словно стремясь…

К чему? Этого она не знала. К чему-то еще более восхитительному, вероятно. Внезапно она выгнулась от наслаждения, прижимаясь теснее к его руке, но Рис лишь улыбнулся и прошептал:

— Теперь тебе нравится?

Вместо ответа Джулиана лишь судорожно вздохнула и еще крепче прижалась к нему.

— Твое лоно уже готово принять меня… — И Рис обрушился на нее со страстью, покрывая поцелуями шелковистую кожу, прокладывая себе путь все ниже, пока не коснулся губами грудей и полностью не завладел ими, как сейчас он владел всем ее естеством. Она с силой прижала его голову к своей груди, не желая больше слушать, что твердит ей разум. В ее душе смешались страх и жадное ожидание чего-то неизведанного, будто бурный поток стремительно уносил ее вдаль. Губы Риса пожирали ее шею, груди, все ее тело, пылавшее от возбуждения и жаждавшее еще более упоительных ласк, заставляли ее стонать от наслаждения, усиливавшегося с каждым новым проникновением его пальцев в ее жаркое лоно.

Он подхватил жену на руки и отнес к кровати, все это время не переставая покрывать поцелуями каждый дюйм ее тела, к которому прикасались его губы. Он уложил ее на кровать и, навалившись сверху, раздвинул ей коленом ноги. Ей снова неистово захотелось ощутить его пальцы внутри себя, но, чувствуя себя неловко, она не знала, как попросить об этом Риса. Джулиана обхватила мужа за талию и страстно к нему приникла в предвкушении большего.

С тихим стоном он взял в руки ее лицо и склонился к ней, отчего его длинные волосы темной волной накрыли их обоих.

— Теперь послушай, моя милая скромница. Мне нужно войти в тебя. Сначала это будет немножко неприятно, но я постараюсь быть осторожней.

«Но ведь он уже был во мне, и это оказалось не слишком уж неприятно!» Так подумала Джулиана, все еще ощущая на себе легкость его пальцев. Не мешкая ни секунды, Рис припал к ее губам в долгом, жадном поцелуе, и сладкая боль внизу живота внезапно сковала тело Джулианы. Раздвинув ей шире ноги, он очутился сверху, не переставая ласкать пальцами ее разгоряченное лоно. Внезапно, вместо пальцев, что-то чужое, длинное и твердое скользнуло внутрь ее. Джулиана в панике увернулась и вскрикнула:

— Рис! Что это…

— Доверься мне. Я обещаю, я буду очень нежен.

Но вот опять эта таинственная часть его тела пришла в движение и проникла глубже в ее лоно, заставив Джулиану извиваться от боли и дискомфорта.

— Нет, нет же, прекрати! Мне… очень неприятно. Не делай так! Не нужно так делать!

— Успокойся. В первый раз вам, женщинам, всегда бывает не очень приятно, — прошептал он и нежно поцеловал ее шею, затем скользнул языком к подбородку.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь не женщина, — попыталась возражать она, и Рис покуда прекратил свои попытки проникнуть в нее, дожидаясь, пока Джулиана успокоится.

— Ну, вот так лучше, любовь моя. Впусти же меня. Расслабься.

Тем временем его руки продолжали нежно щекотать сокровенный влажный бугорок, ставший для нее источником неизъяснимого наслаждения. Джулиана застонала и, выгнувшись дугой, устремилась к нему, словно приглашая постичь ее глубже.

Рис как будто ждал этого знака. Еще мгновение, и он снова начал медленно двигаться вперед.

— Потерпи, любовь моя. Скоро тебе будет приятно. — И с силой вошел в нее до конца, словно прорвав невидимую преграду.

— Рис! Пожалуйста… — беспомощно крикнула она, пронзенная внезапной болью. Но он зажал ей рот поцелуем, нежным и сладостным. За первым толчком последовали все новые и новые, причинявшие ей поначалу боль и неудобство.

— Помни, что я люблю тебя, — снова прошептал Рис. — Скоро будет не так больно, обещаю. Тебе только нужно расслабиться.

И правда, когда наконец ей удалось сделать над собой усилие, как просил Рис, Джулиана почувствовала, что неприятные ощущения понемногу исчезли, а глубокие, медленные проникновения стали приносить ей даже определенное удовольствие.

— Ну вот, милая, — почувствовав перемену в ее настроении, Рис ласково заглянул в ее глаза, — сейчас ты чувствуешь себя уже лучше. Еще немного — и тебе это понравится. — И закрыл ей рот новым поцелуем, заставляя забыть неожиданное вторжение, которое ей довелось вытерпеть.

Чем жарче становились его поцелуи, тем приятнее казались Джулиане ритмичные толчки его плоти внутри нее. Ее дыхание участилось, и сердце бешено забилось в предвкушении чего-то доселе неизведанного, но чего — она не знала сама.

Скоро ее сознание прояснилось. Она явственно чувствовала, как ее тело напрягается в ожидании подступающего наслаждения, от которого хотелось кричать, она стремилась еще теснее прижаться к Рису и ощутить всю полноту близости. И им, казалось, овладело то же нетерпение. Позабыв деликатность, Рис крепко прижал Джулиану к себе и отдался ритмичному движению, с каждым толчком все глубже проникая в ее лоно. К собственному удивлению, она упивалась этой ритмической скачкой, почти обезумев от наслаждения и задохнувшись от его жарких губ. Он полностью подчинил… нет, поработил ее, и в этом рабстве ей мерещилась безграничная свобода. Свобода распоряжаться своим телом вот так…

— Джулиана… любовь моя… любимая моя супруга… — словно слова песни повторял он, но Джулиана, погруженная в пучину невероятных ощущений, вряд ли его слышала.

Со всей своей силой он обрушился на нее, заполнив до предела, и оба содрогнулись в едином порыве, словно два бурных потока, что, слившись, устремляются к морю. Буря острейшего наслаждения захватила их сплетенные тела и с бешеной скоростью понесла туда, где их ожидал огромный, бушующий океан любви. Словно парализованная, она прильнула к Рису и отдалась на волю неистовой скачке, оглушенная обрушившимся на нее желанием. Она уже не слышала, как в восторге повторяла имя мужа, неистово извиваясь под ним в сладостных судорогах.

— Джулиана! — сорвался с его губ пронзительный крик, а затем тише, нежнее: — Господи, моя Джулиана!

— Да… да… — вторила она ему, чувствуя, что ее тело обрело удивительную легкость и свободу.

Внезапно, словно одним мощным толчком достигнув наивысшей точки, они, оглушенные, провалились в бездну и отдались на милость восхитительных, приводящих в изнеможение волн удовольствия. С его губ сорвался победный крик, и его семя затопило лоно Джулианы. Еще мгновение, и она с восторгом, дотоле ей неведомым, вобрала в себя эту восхитительную влагу.

На секунду ей показалось, что она утонула в этом потоке… ей никогда уже не выбраться из него живой, и теперь можно умереть вот так, спокойно, в объятиях Риса. Вслед за мужем, ее тело содрогнулось в последней судороге наслаждения и замерло.

Они еще долго лежали, приходя в себя после дикого урагана любви, обрушившегося на них. Рис бессильно опустил лицо ей на плечо, и она почувствовала, как его щетина легко покалывает ей кожу. Так, в оцепенении, он пролежал, казалось, целую вечность, и Джулиана даже встревожилась, жив ли он. Ведь и она сама еще недавно была почти без сознания — обессиленная и удовлетворенная.

Никогда прежде ей не приходилось испытывать подобного наслаждения. И если этот восторг доступен только испорченным женщинам, то как же ей жаль всех этих благовоспитанных англичанок!

— Рис, — прошептала она, стараясь выбраться из-под его тела, всей тяжестью навалившегося на нее. — Не мог бы ты… пожалуйста…

Со стоном изнеможения он скатился с нее и остался лежать на боку, полуприкрыв глаза. Потом потянулся к Ней и благодарно поцеловал ее в плечо.

— Прости меня, любимая. Ты была так восхитительна!

Теперь, когда Джулиана могла свободно вздохнуть, она с удивлением почувствовала что-то липкое у себя между ногами. И, взглянув вниз, обнаружила, что вся перепачкалась в крови.

Она вскочила и с тревогой поглядела на Риса.

— Рис! У меня кровь! — И испуганно уставилась на свои бедра со следами крови на коже. Хотя никакой боли, кроме ноющей тяжести внизу живота, она не чувствовала, ей вдруг показалось, что Рис всю ее внутри изувечил.

— Не волнуйся, — улыбнулся он, обнимая Джулиану. — Если девушка невинна, то с ней такое всегда случается, когда она отдается мужчине.

Джулиана с недоверием взглянула на мужа.

— Это точно?

— Точно, моя обожаемая женушка. — В его голубых глазах блеснули лукавые искорки, и он поцеловал ее в губы. — В следующий раз тебе не придется так страдать… — Он замолчал, многозначительно улыбаясь, потом провел рукой по ее груди. Джулиана уже чувствовала по тому, как напряглась его плоть, что в нем вновь зреет желание. Однако то, с какой уверенностью он объяснил ей про кровь, не на шутку обеспокоило ее.

— А откуда тебе известно, как это бывает, когда мужчина… когда он…