— Здравствуйте, Ираклий Владимирович. Могу я с вами поговорить? Минут десять, не больше. Я из редакции журнала «Огонек».

«Прославился, — подумал Радченко, — теперь отбоя не будет. Попал, что называется».

— Конечно, проходите. Чем могу быть полезен столь популярному изданию? — Радченко провел гостя в комнату. — Присаживайтесь.

Мужчина осмотрелся по сторонам и сел.

— Я заведую отделом фотохроники. Ваши снимки третьего дня попали в газеты. Они нас очень заинтересовали. В газете мне дали ваш адрес. Я не стал звонить, сразу поехал к вам. Сами понимаете, моя профессия — видеоряд, а не тексты, которые можно продиктовать по телефону. Тут надо видеть все своими глазами. Сколько снимков вы сделали на месте происшествия?

— Девятнадцать. К сожалению, часть пленки в аппарате уже была отснята, я очутился там по чистой случайности. Проходил мимо. Вообще-то, я не считаю себя профессионалом, хотя у меня дорогая аппаратура. Работа у меня скучная, фотографирую мебельные гарнитуры на фабриках и фирмах, а потом по этим снимкам принимают заказы на улице. Встречали, вероятно, рекламщиков возле станций метро? Иногда меня нанимает журнал «Мебель, которую я выбираю». Ежемесячный блок.

— Все это не имеет значения. Мне достаточно было видеть ваши снимки в газете, чтобы понять ваши возможности. Сейчас мы готовим материал по этой аварии и хотели бы купить у вас фотографии из этой серии. Вы сказали, их около двадцати, а газета напечатала только три. У вас семнадцать снимков в запасе, из них выберем шесть-семь. У нас неплохие гонорары, между прочим.

— Надеюсь, но и материал, как понимаете, не ординарный, можно сказать, репортажный и уникальный. Сейчас я вам их покажу. — Радченко достал из книжного шкафа большой конверт и высыпал на стол цветные фотографии. — Полюбуйтесь сами, отличный материал.

Гость внимательно рассмотрел фотографии.

— Вы можете сказать, какой рост у матери ребенка? Это единственная деталь, которую не определишь по снимкам.

— Метр семьдесят, не меньше, высокая женщина, а главное, настоящая тигрица. Не дай Бог попасть такой под руку! Таксисту крупно не повезло. Думаю, он обивает пороги поликлиник. Извалтузила девчонка его, как половую тряпку в ведре.

Гость достал из кармана снимок и показал фотографу.

— Можете с уверенностью сказать, что это она?

— Без сомнения. У меня глаз пристрелянный. Только на вашем снимке она немного щупленькая, эдакая леди, каким ручки целуют, а там была растрепанная, озверевшая стерва.

— В тихом омуте черти водятся.

— Да, я уже в курсе дела. Сколько вы заплатите за снимки?

— По двадцать долларов за штуку.

Радченко улыбнулся.

— Раз «Огонек» заинтересовался моими снимками, значит, речь идет о сенсации. У меня даже есть подтверждение моей догадки. Этими снимками заинтересовались не только вы, но и прокуратура. Полчаса назад мне звонила следователь Задорина. Она тоже пришла в газету за моими фотографиями, но там их нет, кроме тех трех, что они отобрали. Следователь мне сказала, что сейчас приедет, а тут вы пришли. Дело серьезное, а вы говорите, двадцать долларов.

— И когда она должна приехать?

Радченко глянул на часы.

— Минут через пятнадцать, я думаю.

— Сколько вы хотите получить за фотографии?

— По сто долларов за штуку, если вы возьмете все снимки оптом. Согласен на скидку. Полторы тысячи наличными.

— Грабеж! Но вынужден согласиться. Давайте пленку.

— Пленку? Зачем? Пленка — вещественное доказательство, а что я дам следователю?

— Молодой человек, это коммерческая сделка. Не будьте до такой степени наивным. Я плачу большие деньги и должен получить оригинал как доказательство, что вы не купили эти снимки у своего коллеги. К тому же мы сами печатаем фото такие, какие потребует макет издания. А потом, вы следователю ничем не обязаны. Пленка ваша собственность. Вы перед прокуратурой никаких обязательств не имеете. Они конфискуют у вас пленку и ничего не заплатят.

— Но я ей обещал…

— Отдайте снимки. Они ничего не стоят. Для нас, во всяком случае, а им и этого хватит. Спасибо еще скажут за содействие, но не более того.

Представитель «Огонька» достал из кармана бумажник и вытащил из него стопку стодолларовых купюр.

— Решайте. Вот деньги. Или я ухожу и вы остаетесь при своем интересе.

При виде денег Радченко сдался.

— Да черт с ней, с прокуратурой! Я на них не работаю.

Пленка лежала в специальной упаковке в куче себе подобных, и на ее поиски ушла бы уйма времени. Пришлось бы разбирать каждый негатив среди сотни кассет. Хозяин нашел то, что надо, за долю секунды.

— Вот пленка.

Гость просмотрел негативы и тут же сунул их в карман.

— Садитесь и пишите расписку в получении полутора тысяч долларов от редакции «Огонек» за выполненную работу.

Гость подошел к окну и глянул во двор. С третьего этажа он отчетливо видел стоявший возле подъезда джип. По проезжей части ехала «десятка» белого цвета.

Она притормаживала возле каждого подъезда. Так бывает, когда человек впервые попадает в незнакомое место и кого-то ищет. Наконец «десятка» остановилась рядом с джипом возле подъезда, где сидел только водитель. Из машины вышла женщина. Приехала одна, сама сидела за рулем, значит, проблем не возникнет.

Гость достал из-за пояса брюк пистолет с глушителем, отвернулся от окна и выстрелил, почти не целясь. Пуля угодила Радченко в лоб. Вряд ли он успел понять, что произошло. Его снесло со стула, будто пылинку ветром. Убрав пистолет, убийца поднял с пола гильзу, собрал со стола деньги, фотографии и недописанную расписку. Все это он сложил в портфель и вышел из квартиры.

Ксения заперла машину и на секунду замерла. В голове мелькнула какая-то шальная мысль.

Серебристый джип стоял перед ней и будто хотел что-то сказать. В памяти замелькали эпизоды, но конкретного она ничего не вспомнила. Ксения автоматически взглянула на номер и пошла к подъезду. И только в тот момент, когда за ней захлопнулась дверь, ее осенило. Сторож больницы, серебристый джип, фальшивый номер! Он записан в ее блокноте, с которым она никогда не расставалась. Ксения достала блокнот и пролистала его. Есть! Номер совпадал.

Она вынула из кармана плаща мобильный телефон и набрала номер дежурного по городу.

— Полковник Стаценко слушает!

— Говорит следователь прокуратуры Задорина. Мне нужна оперативная группа, срочно. Адрес: Переведеновский переулок, дом три, пятый подъезд со двора…

Больше она ничего сказать не успела. Удар, яркая вспышка, розовый туман, и тишина. Женщину с окровавленной головой обнаружил мальчишка, бежавший гулять во двор. Оперативники приехали, когда от джипа и следов не осталось.

Дверь тихо приоткрылась. Анна, стоявшая под душем, этого не услышала, она заметила Щель, только когда выключила воду. Она вздрогнула и присмотрелась. В светлом проеме никого не было, и лишь опустив глаза, Анна увидела рядом с дверной ручкой голову Кешки. Обмотавшись полотенцем, она вышла из ванной. Кешка как ни в чем не бывало сидел у телевизора.

— Тебе не стыдно подглядывать?

— Я не подглядывал. Хотел у тебя что-то спросить, но увидел, что ты моешься, и все.

— И все? А я не хочу, чтобы за мной наблюдали мужчины, когда я стою обнаженной.

— Все равно я без очков не мог тебя разглядеть. Только силуэт.

— Однако телевизор смотришь.

— Слушаю, а не смотрю. Подумаешь, тоже мне капризуля! Просто мне интересно наблюдать за тобой. Ты красивая.

Анна закурила и села в кресло.

— Послушай, Иннокентий. Когда мать носила тебя в животе, я уже второй раз замуж выходила. Потерпи годков десять — и у тебя появится своя подружка, а пока тебе рано увлекаться женщинами.

— При чем здесь возраст? Ты читала «Евгения Онегина»? «Любви все возрасты покорны»!

— Дурачок! Там речь идет о стариках, а не о детях. Может, ты и мужчина в душе, но для любви еще сыроват. Ты весишь в три раза меньше меня. Тебе надо вырасти и набраться силы. Девушки любят, когда кавалеры выше их, сильнее и умнее, не говоря уже об опыте. А пока я тебя на руках таскаю, а не наоборот.

— Ты сейчас идешь к какому-то мужчине?

— Да, но это деловая встреча. Ты должен понимать, что у меня полно собственных забот и проблем. Хочешь или нет, но решать их придется, и чем раньше, тем лучше. Двух часов мне хватит на сегодняшнюю встречу, а тебе придется поскучать. Можешь заказать себе мороженое в номер, только сам никуда не выходи. Ты меня понял?

— Сообразил, не маленький. Это только ты о людях судишь по росту и весу. С головой у меня все в порядке, не считая сотрясения мозгов.

— Приходится делать скидку на это обстоятельство. Но, думаю, скоро все встанет на свои места. Жизнь слишком несправедлива к нам. Так продолжаться долго не может.

Анна отправилась в ванную переодеваться. Вышла она через десять минут и выглядела очень эффектно. Еще вчера Иннокентий, как истинный кавалер, отвел свою даму на вещевой рынок и купил все самое необходимое. Благодаря хорошему вкусу, Анна сумела выбрать на барахолке неплохую одежду. Они не забыли о парике и солнцезащитных очках. На красивой женщине и дешевый ширпотреб смотрелся неплохо.

— Не вовремя я родился, — глубокомысленно заявил Кешка.

— Ты не прав. Я умру, а у тебя еще останется куча времени для новых впечатлений. Нам надо пережить черную полосу, а потом вздохнуть с облегчением. А пока необходимо оставаться бдительными. Ты понял?

— Ладно, иди. Никуда я не денусь. А что касается бдительности, к тебе это тоже относится. И не забудь купить мне очки. Мне надоело видеть тебя в размазанном состоянии.

Анна вышла в коридор и услышала, как за ее спиной щелкнул замок. Она остановилась возле дежурной по этажу.

— Привет, Зоинька, как дела?

— Ба… Да тебя не узнать! Классная телка! Хоть сейчас на подиум.

— Я отлучусь на пару часов. Приглядывай за Кешкой. Главное, чтобы он никуда не уходил.

— Не беспокойся. Я найду с ним общий язык, он мальчуган толковый.

— Даже слишком. Это меня и беспокоит. Постараюсь обернуться как можно быстрее.

— Мужики вокруг штабелями падать будут!

Анна улыбнулась, надела темные очки и направилась к лестнице. В ту же минуту в холл гостиницы вошел мужчина лет тридцати пяти. Высокий, симпатичный, если не считать его колючего и подозрительного взгляда.

За администраторской стойкой дежурила Лидочка, женщина немолодая, но очень предприимчивая. В ее смену всегда имелись номера для зажиточных клиентов, готовых облегчить свой кошелек в пользу радушной, гостеприимной ключницы.

Молодой человек, очевидно, имел опыт в общении с гостиничными портье и решил не доставать свое удостоверение из нагрудного кармана, а использовал обаятельную улыбку как визитную карточку, с чем и подошел к стойке.

— Вы позволите задать вам пору безобидных вопросов?

Лидочка улыбнулась.

— Безобидные? Здесь отель, а не справочное бюро.

— Конечно. Вопросы бесплатные, ответы платные. За мелкое уточнение двадцать долларов, за исчерпывающий ответ — пятьдесят. Вас устраивает такая такса?

— Начнем с двадцати.

Молодой человек достал из кармана портмоне и вытащил уголок двадцатки. Лидочка осмотрелась и, подавшись вперед, положила локти на стойку.

— И что тебя интересует, дружок?

— Женщина с ребенком. Ей около тридцати, а мальчику восемь-девять. Нина Александровна Лаврушина.

В этот момент упомянутая дама спустилась по лестнице в холл. Лида заметила ее. Если бы гостиница была заселена до отказа, может, она ее и не узнала бы, но сейчас узнала, несмотря на парик из темных волос и очки. Такую по фигурке узнать можно. Парень тоже скользнул по ней взглядом, но его интересовали только ножки. «Значит, они не знакомы», — подумала Лидочка.

— На ваш вопрос есть ответ. Деньги вперед.

Двадцатка перекочевала из бумажника в лифчик пышной дамочки и пригрелась на теплой груди.

— Есть в нашем отеле такие гости.

— Теперь остается выяснить, в каком они проживают номере.

— Этот вопрос требует исчерпывающего ответа. Конкретного и точного.

На стойку упала пятидесятидолларовая купюра. В ту же секунду зазвонил внутренний телефон. Лидочка сняла трубку.

— Дежурный администратор слушает!

Детский голосок деловито произнес:

— Будьте любезны, пришлите, пожалуйста, в четыреста девятый номер клубничное мороженое с орехами.

— Непременно, уважаемый.

Она улыбнулась и положила трубку. Теперь и в книге регистрации копаться не придется. Лидочка согрела свою грудь еще одной купюрой, более высокого достоинства.

— Вот что, приятель. Женщины сейчас в номере нет. Она отошла. Думаю, ненадолго. Четыреста девятый номер. Мальчик один, ждет мороженое. Дежурная по этажу — бабенка любопытная. С ней тебе трудно будет договориться. Скажешь ей, что идешь в четыреста десятый к Игнатову. К тому часто ходит народ. Остальное меня не касается.

— Нет, кое-что касается. Если ты откроешь варежку и случайно вспомнишь обо мне, то сюда придут мои дружки и отгрызут тебе вымя вместе со всеми деньгами, примагниченными к нему. И помни, я родился лишенным чувства юмора. Прими сказанное за чистую монету.

Молодой человек криво усмехнулся и направился к лестнице. У Лидочки кровь застыла в жилах.

Анна попросила шофера остановиться возле красного дома на углу.

Расплатившись, она дождалась, пока машина уехала, а потом перешла улицу и зашла в подъезд другого дома. Егор Николасвич Поспехин встретил незнакомку с некоторым любопытством. Он знал, что у его отца всегда были красивые натурщицы, и даже завидовал ему. К сожалению, сын походил на мать, а она всегда выглядела серой мышкой.

— Это вы мне звонили?

— Да. Меня зовут Анна. Мы были друзьями с вашим отцом. Но я год отсутствовала в Москве, а когда вернулась и приехала к нему на дачу, то выяснилось, что там живут другие люди.

— Проходите, чего стоять на пороге!

Егор проводил Анну в комнату. После ее звонка у него нашелся наконец повод сделать уборку в квартире и немного разобрать вечный бардак, до которого никогда не доходят руки. Глядя на обстановку, трудно было поверить, что в квартире живет сын знаменитого художника, чьи картины скупают закордонные толстосумы.

— Хотите кофе? — спросил хозяин.

— Не откажусь, если его приготовление не займет много времени.

— Кофеварка на столе. Мы можем разговаривать, а кофе сам сварится. Вас интересует что-то конкретное?

— Безвременная кончина Ник-Ника. Извините, так я называла вашего отца, Егор Николаич.

— Боюсь, истинную правду никто уже не узнает. История темная. У меня есть кое-какие догадки, но лишь догадки, не более того. За месяц до смерти отца на лондонском аукционе продали две его картины за солидные деньги. Покупатель, как всегда, пожелал остаться неизвестным. Ну черт с ним. А через две недели к отцу приехал гость из Канады. Отец вызвал меня на дачу, и я служил в качестве переводчика на переговорах. Отец не знал французского языка, а я владею им свободно. Некий господин Рошаль, если, конечно, имя подлинное, просил продать ему четыре картины из серии «Русская старина». Две картины именно этой серии и были проданы в Лондоне. Отец отказался их продавать. Он сказал, что, пока эти работы не обойдут российские вернисажи, он их на торги не выставит. Серия написана на библейские сюжеты, но на фоне русской природы с деревнями, языческим населением. Очень любопытный каламбур, будто Христос сам крестил Русь в свое второе пришествие. Конечно, это не соответствует Библии и христианскому учению, но выполнено очень достоверно, со своеобразной стилистикой, в реалистической манере. Кто-то из наших фантастов решил написать книгу об этом, так его вдохновили сюжеты. Вполне естественно желание отца вынести полотна на суд российского зрителя. Однако канадец не желал ждать. Коллекционеры народ нетерпеливый, подай, и все тут.

Переговоры зашли в тупик, и канадец уехал ни с чем. Не прошло и трех дней, как на дачу отца совершили налет. Ничего не получилось. Охрана подоспела вовремя, и бандиты скрылись. Отец мне тогда сказал: «Я знаю, чьих это рук дело, но они ничего не получат, кроме неприятностей». А на следующий день мне позвонили соседи по даче и сказали, что отец умер. Я приехал. Там милиция, следователи, врачи. Следов насилия на теле не нашли. А я не нашел на даче четырех картин. Остальные висели на местах. А серия «Русская старина» исчезла.

Тело в морге пролежало пять дней. Потом мне его отдали для захоронения. В свидетельстве о смерти написали «острая сердечная недостаточность». Глупость несусветная! А следователь Мирошниченко из областной прокуратуры со мной даже разговаривать не стал. Все вопросы к медикам, состава преступления нет, и дело мы не заводили. Вот и все. Кошмары начались потом.

Через неделю я приехал на дачу. Дом будто наизнанку вывернули. Погром полнейший! Охранники ничего не знают, не слышали и не видели. Идти в милицию — только время терять. Сговор очевиден. Потом я понял, что к чему. Ко мне на квартиру, сюда, пришли шестеро. Вполне приличные люди. Они сказали, что покупают у меня дачу отца. Все документы были заготовлены, нотариус с печатью присутствовал, автомат «Калашникова» прижат к затылку, а на стол они положили двадцать тысяч долларов. Деньги смешные, конечно, но речь шла о жизни. Я подписал все документы и дал им расписку в получении ста тысяч. Потом они устроили шмон в моей квартире, забрали дачные ключи и уехали. Я был крайне удивлен, что они оставили деньги, и не поддельные, а настоящие. С тех пор я в те края не ездил, но собираюсь отцовскую могилу посетить.

— Я тоже с вами поеду, только через недельку. Не возражаете?

— Хорошо. Одному не очень приятно ходить среди крестов.

— К какому выводу вы пришли, Егор?

— К печальному. Не знаю почему, но мне кажется, что канадец русского происхождения. Понимаете, он реагировал на слова отца раньше, чем я их переводил. В Канаде живет много русских, второе-третье поколение. Все они знают русский язык. Думаю, он заказчик. Второй вывод заключается в том, что картин они так и не получили. Очевидно, отец вывез их сразу после первой попытки, которая сорвалась. Возможно, они из него вытянули правду, перед тем как убить.

— Но погром был устроен после смерти. Я не думаю, что он им что-нибудь рассказал. И дачу им покупать не надо, если картины в их руках. За домом и вашим отцом следили, и они уверены, что он не вывозил полотна из особняка. Вы когда-нибудь слышали о тайниках на даче?

— Могу догадываться, но, скорее всего, это легенда.

— А новые владельцы уже перекапывают участок, под предлогом строительства бассейна. Тайники у отца были, Егор. В одном из них ваш отец спрятал мои ценные бумаги, когда я собиралась уехать на год. Наверняка и картины там же лежат. Какова их стоимость?

— Трудно сказать. Цена может колебаться от пятисот тысяч долларов до миллиона за одну картину. Все зависит от коллекционера, доставки, где он ее берет, у кого. Краденые стоят дешевле.

— Значит, вы им еще будете нужны. Когда они найдут картины, им понадобится от вас дарственная. С ней они смогут открыто пересечь границу. Не так ли?

— Когда отец вывозил свои работы на аукцион, он оформлял какие-то бумаги в Министерстве культуры, а потом платил налоги с продаж государству. Очевидно, такие сделки устраивают обе стороны.

— Вы помните людей, которым продали дачу?

— Я, конечно, не гениальный художник, как отец, но рисую неплохо.

Егор достал папку со шкафа и показал несколько карандашных набросков.

— Как живые! — удивилась Анна.

— Память обостряется, когда к затылку прижат ствол автомата.

— Мне бы хотелось иметь копии с этих набросков.

— Я вам дам. Я сделал уменьшенные ксерокопии для милиции, но так в нее и не пошел.

Небольшой черный пакет с копиями лег в сумочку Анны.

— Мы с вами еще созвонимся, я постараюсь узнать некоторые подробности. И вот что, Егор. Подумайте над тем, чтобы где-нибудь найти для себя надежное пристанище. Уверена, что они к вам еще вернутся. Картины они найдут. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через месяц. Сейчас они копают возле тайника. Несколько метров в сторону, и они найдут то, что ищут. Подумайте. Я буду звонить вам на мобильник. До скорого!

Ей бы кожанку и на сцену — играть комиссара в «Оптимистической трагедии», но даже сейчас, несмотря на перевязанную голову, Ксения выглядела элегантно.

Она любила наряды, выбирала их со вкусом и за модой следила. Только вот в свет ей удавалось выходить нечасто, разве что в театр по случаю. Не висеть же в шкафу красивым вещам, слишком быстро мода меняется, и на работу Задорина всегда одевалась очень хорошо. Да и вообще, когда мужчины узнавали, что красивая, изнеженная, утонченная молодая женщина работает следователем, то многие не верили в это.

Ксюша сидела на стуле в квартире фотографа, а вокруг кипела работа криминалистов и следователей. На место происшествия приехал полковник Саранцев.

Раз министерство взяло дело под собственный контроль, пришлось самому тряхнуть стариной и вернуться на роль опера. Да и выбора у него не оставалось, лучшие кадры по разным причинам отсутствовали. Саранцев взял стул и сел рядом с Задориной.

— Ничего, подполковник, до свадьбы заживет.

— Тогда я вечером выйду замуж. Сил нет, как голова раскалывается.

— Медики утверждают, что парня прихлопнули за полчаса до приезда опергруппы.

— Не сомневаюсь. Он, вероятно, сболтнул убийце, что к нему из прокуратуры должны прийти, иначе зачем его убивать! Фотографии и пленку убийца унес. И гильзу прихватить не забыл, если только не стрелял из револьвера, но вряд ли. Думаю, опять использовали «беретту», как и в больнице. Джип тот же, номер тот же. Вот только никак в толк не возьму, за кем они охотятся — за мальчиком или его новоиспеченной мамашей?

— Вы ознакомились с ее делом?

— Дела-то, по сути, нет. Популярная актриса, богемная жизнь, и вдруг наркотики. Ну хорошо, допускаю, что она кололась, однако по заключению медиков она наркотиками не баловалась. Торговала ими? Чушь собачья! С ее данными и доходами в такое дерьмо не лезут. И вообще, непонятно, за что ей три года «строгача» влепили? Условно еще понятно, но засадить в зону — глупо.

— Не из-за обиды же она сбежала.

— А кто ее знает! Вы помните громкое дело с театром «Триумф»? Скольких актеров как щенят перебили, а она каким-то чудом увернулась! Так ее наркотиками к стенке прижали. Я к генералу Колычеву на прием записалась. Он дело «Триумфа» хорошо помнит. Темная лошадка эта Анна Железняк, — вздохнула Ксения.

— Я не думаю, что дело в ней. Им нужен мальчишка. Он свидетель. А ты видишь, что они делают со свидетелями?!

— Послушайте, Николай Николаич, я на сто процентов уверена, что в больнице и здесь были одни люди, а в квартире Ушакова орудовали другие, и свидетеля убили те же, а не эти. Перехлестнулись интересы двух группировок. Вот бы их лбами столкнуть! Пусть жрут друг друга, как пауки в банке, а не уничтожают невинных людей.

— Тебе это не идет, Ксюша.

— Что?

— Озлобленность.

— Не каждый день по голове бьют и сумки воруют.

— Про сумку ты мне ничего не говорила.

— Играю в несознанку. Там же мой блокнот с выводами, набросками, идеями. Все теперь врагу досталось. Ну, вот пример. Я сделала вывод, что у Анны Железняк не осталось связей в Москве. С Лаврушиной они сидели вместе. Я думаю, она к ней пришла после побоища. Дальше только догадываться можно. Девка не дура, даже при связях она не пойдет к друзьям. Ведь ее круг знакомых в первую очередь проверять будут, если она в федеральном розыске. Пять дней прошло, а из Москвы она не уходит. Значит, дела есть. А где жить? Вот я и вписала себе в план проверить все общежития, в том числе и театральные, а также третьеразрядные гостиницы. Мы же знаем, что она пользуется паспортом Нины Александровны Лаврушиной. Женщина с такой внешностью с восьмилетним ребенком каждому дежурному запомнится. Адреса всех приютов выписала. И что? Теперь все мои наработки у них в руках. И еще мой мобильник. Сотни деловых телефонов в памяти, а главное — телефон Ушакова. Дома его застать невозможно. Я звонила ему на мобильник. Он мне позарез нужен. Вчера мы договорились с ним о встрече. Я сама ему сказала, что еще не знаю свой точный распорядок дня. Договорились, что перезвоню сегодня в первой половине дня. Так и хотела сделать — взять фотоматериалы у фотографа и позвонить ему. А теперь шиш с маслом! Все наперекосяк!

— Не переживай, Ксюша. Никаких особо секретных материалов врагу не досталось, а поиски по гостиницам уже ведутся. Начали сразу после их исчезновения из больницы. Я думаю, что и те, кто умеет так стрелять, как эти молодчики, думать тоже научились. Анна Железняк у меня из головы не выходит, хотя для нас она звено не очень важное. Нам мальчишка нужен. И с наркотиками ты тоже права, очень смахивает на подставу. Но вот побег из зоны меня очень настораживает, причем продуманный и проработанный заранее. И по поводу Москвы ты права. Сбежала, так схоронись, затихни. Нет, ей в Москву надо, и уходить она отсюда не собирается.

— Не дай Бог, Николай Николаич, если мы правы. Тогда на этой парочке можно поставить крест. Их не спасти. За мальчишкой охота и за Анной охота. Это только со стороны кажется, что Москва город большой. Ничего подобного. Тут и спрятаться негде.

Подошел медэксперт.

— Товарищ полковник, труповозка приехала, мы покойника забираем. Результаты к вечеру доложу.

— Вези, Саша, мне ведь он не нужен. — Он повернулся к оперативнику, разбиравшему шкаф с альбомами.

— Леня, а джип в розыск объявили?

— Как только Ксения Михайловна в себя пришла, так тут же дали сигнал. План «Сирена» в действии.

— А что гэбисты, Николай Николаич? — спросила Ксения.

— На запрос не отвечают. Тяжело с ними работать. Опять генерал Черногоров к генеральному пойдет, только он на гэбистов нажать сможет. Не любят чекисты признавать, что отсеянный ими персонал в криминалитет ушел. Много амбиций.

— Судя по методам и подготовке, орудуют бывшие чекисты, — наглость, натиск, быстрота, слаженность. Но возникает новый вопрос: не на себя же они работают. Они по природе своей исполнители. Важно узнать их хозяина, тогда будет от чего плясать.

— Хозяин есть и у второй банды. Я уже доложил руководству, что результатов ждать придется не один день.

— Тимохина отстранили.

— Чего тебе говорить, сама все знаешь. Мужик он горячий, несдержанный, так ведь не просто бычара безмозглый, а семьдесят восемь особо опасных своими руками взял. Шесть пулевых ранений и четыре колотых раны за двадцать семь лет службы. И знаешь, Ксюша, я за все эти годы ни разу от него не слышал недовольства. Его стажеры уже в полковниках ходят, а он этому только радуется, будто сам в генералы вышел. А ведь так в капитанах и помрет. Характер дрянной, по два несоответствия в год получает. Только плевать он хотел на звездочки. А без работы мужик сопьется. Я его знаю. Отстранение для него смерти подобно.

— Знаю, Николай Николаич. Мы с ним не раз вместе работали, я на него не жалуюсь. Странный человек, из двух половинок составлен, одна белая, другая черная.

Врач подала Задориной мензурку с жидкостью и стакан воды.

— Выпей, Ксения, для сосудов полезно. Головенка-то болит. И у кого рука может подняться на такое хрупкое существо?! Негодяи!

Ксения выпила лекарство.

— Уф, гадость какая!

— Согласен, — сказал Саранцев, — но полезные вещи не всегда красивы и вкусны. Мы тут все закончили. Уходим.

— Черт! Знать бы, где сейчас Анна с мальчишкой находятся, — неожиданно произнесла Ксения.

Анну и мальчика разделял небольшой коридор метров в десять. Женщина поднялась на четвертый этаж пешком. Дежурная по этажу поджидала ее с нетерпением и, как только Анна появилась, схватила ее за руку и отвела к себе в закуток, где помещались только кровать и тумбочка.

— Случилось что, Зойка?

— Не знаю. Тут тебе самой решить надо, случилось или нет. Как только ты из гостиницы ушла, минут через десять приперся какой-то мужик. Лет сорок, высокий, красивый, то, что надо, и прямиком в вашу половину коридора. Я на дыбы, окликнула, куда, мол, прешь, гражданин. Он обернулся и так спокойно с улыбочкой говорит: «Я к господину Игнатову. Он меня ждет». Игнатов живет в номере против вашего. Мужик редко выходит, странноватый малость. Ну что делать, я пропустила, а сама смотрю. Доходит он до конца и стучит в ваш номер, причем как-то странно, будто сигнал подает. Кешка тут же ему открывает, и мужик ныряет вовнутрь. Замок щелк! Я подошла к двери, прислушалась. Тихо. Ты мне милицию вызывать не велела, я не стала. Сижу на стреме. Два с половиной часа прошло, а он не выходит.

— Понятно. Значит, его я интересую, а не Кешка. Уже легче.

— Что делать-то? Может, мужиков позвать?

— Ничего не выйдет. У него ребенок в заложниках и наверняка пистолет есть.

— Господи! — дежурная замахала руками. — Только не это!

— Обмануть его надо. Но как?

— Не выдумывай! Ты чего, спецназ, что ли?

— А почему бы и нет? Неплохая мысль, между прочим! Когда-то в одном фильме я акробатку играла. Под куполом цирка, конечно, настоящие крутились, но и меня кое-чему научили.

— Ты что задумала, девка? Жить надоело? Он же тебе шею свернет двумя пальцами.

— Веревка прочная у тебя есть?

— На кой ляд она здесь нужна! У нас балконов и лоджий нет. Эту развалюху в середине шестидесятых строили.

— А где взять?

— Тут за углом в Лялином переулке рыболовный магазин открыли. Я там леску для белья покупала на балкон. Там и веревки есть разные.

— Следи за номером. Если этот хмырь Кешку выведет, вызывай мужиков, если нет, то и не рыпайся.

Анна бросилась искать рыболовный магазин. Он располагался в пяти минутах ходьбы от гостиницы. Тут всего хватало: охотничьи и помповые ружья, пневматические пистолеты, ножи, и все можно было купить при предъявлении паспорта. Она купила бы, да денег мало в кошельке осталось, но на десятиметровый моток капроновой веревки и крепкий стальной крюк хватило. Тут ей на глаза попалась интересная штука. Главное, цена была подходящей.