Тем тяжелее будет падение

Встать и уйти он не мог. Шел подбор спортсменов к первенству столицы, и его мнение, точнее, голос был не последним, а скорее решающим в выдвижении кандидатов. Голоса остальных судей и тренеров большого значения не имели. Тут важен не отбор, а сами соревнования, зал, деньги, реклама, билеты. Лева один из немногих имел большие связи в мэрии, лично тренировал многих детей сильных мира сего, владел клубом и собирался открыть еще два. К тому же он был отличным организатором и у него все всегда получалось.

Сегодня он спешил и вел себя довольно странно. Вместо долгих обсуждений кандидатур Крупнов оставил на столе список и сказал коллегам:

— Вот имена тридцати двух бойцов. Разрешаю вам двоих заменить по своему усмотрению. Остальные должны быть утверждены и включены в состав сборной. Вынужден вас оставить. Меня вызывают, — и он многозначительно показал пальцем на потолок.

Никто не спорил. Лева любил подчеркивать свою важность и крупные связи.

Правда, он так же, как и Аркадий, не мог возразить Никите, но кто об этом мог знать?! Никто. Играя мышцами, в облегающем спортивном костюме, Крупнов отправился в свой кабинет переодеваться.

Третьим участником срочного совещания был Семен Николасвич Добровольский, человек, о котором никто ничего не мог сказать. Высокий, сутуловатый и всегда с одним и тем же выражением лица. С такой физиономией только в покер играть, что он, кстати, любил делать и часто выигрывал. У него был аналитический склад ума и математическое образование. За три года он прошел путь от лаборанта до начальника отдела программирования. В тридцать лет защитил докторскую и сумел окружить себя специалистами высокого класса, которые и несли на своих плечах основную тяжесть науки. Талантлив он или нет, мнения расходились, но одно было несомненно: чутьем он обладал исключительным и брался только за перспективные проекты, заведомо понимая, что они «обречены» на успех.

Добровольский не любил рисковать, но вынужден был делать это постоянно.

Если дружить с таким человеком, как Никита, невозможно жить спокойной и размеренной жизнью. Сплошь приключения, и не всегда безобидные и веселые.

Случалось такое, о чем вспоминать страшно, но с этим приходилось мириться, Семен знал законы сегодняшнего бытия. Он не имел привычки отчитываться перед начальством на работе. Он сам себе начальник, а потому уходил с работы без спешки и не беспокоился, что может опоздать. Он никогда не опаздывал, особенно если речь шла о Никите. А что из себя представлял этот самый грозный Никита?

Никита Алексеевич Котельников был сыном своего знаменитого отца. И все! Ну может быть, не совсем все, но в основном. Очень обстоятельный, симпатичный молодой человек, у которого отсутствовали тормоза. Во всех смыслах. Оставалось только Богу молиться, что он не пожелал надеть на свою умную голову шапку Мономаха и не сменить режим где-нибудь во Франции или Голландии. И слава Богу, а то Оружейная палата Кремля лишилась бы шапки Мономаха, а что до Франции, то сказать трудно. Встречаясь с Никитой, все с затаенным вниманием ждали, когда он выплеснет свою очередную сиюминутную идею. И сразу на душе становилось легче, если все кончалось мирно и ему в этот день не хотелось иску паться в Красном море или возложить венок к памятнику Бунину в парижском предместье. Такое тоже случалось.

Никита ждал друзей в своей квартире на Малой Бронной. Обычно они встречались в модных увеселительных заведениях, но сегодня установка была другая, что заставило приятелей Никиты заметно поволноваться. Никто не догадывался, что им следовало ожидать, а это очень неприятное ощущение.

Ровно в семнадцать часов раздался первый звонок в дверь, последующие звонки шли с интервалом в две-три минуты. Никита выглядел озабоченным, но вел себя непринужденно, пил из горлышка пиво, отпускал пошлые шутки и старался снять напряжение, которое явно проглядывало сквозь деланные улыбки друзей.

Они понимали, что, как всегда, только один он уже все знает и расписал все роли в придуманной им какой-нибудь сумасбродной выходке, которую им придется воплощать в жизнь.

— Мальчики, пора нам заняться серьезным делом. — Многозначительно заявил Никита Котельников. Друзья переглянулись. Кажется, началось. — Все вы должны помнить, кому обязаны своей карьерой и стремительным взлетом. Пришло время возвращать долги. Мы должны помочь моему отцу.

— Мы? — удивился Аркадий. — Чем мы можем помочь всемогущему?! И так молимся на него целыми днями.

— Хватит молиться, пора действовать. Мы были слишком беспечны в ту самую ночь, когда упустили грабителя и устроили бессмысленную резню.

— Извини, Никита, но мы резню не устраивали, — тихо сказал Лев Крупнов.

— Чистеньким остаться хочешь? — Котельников рассмеялся. — Даже если вы сговоритесь и свалите все на меня, то получите на пару лет меньше. Пятнадцать лет или двенадцать погоды не делают. Зато я уже сегодня могу превратить всех вас в бездомных бомжей. Существуют подводные камни, о которые вы сами себе вспорете брюхо. Неужто, Лева, ты не знаешь, кто является истинным владельцем твоего клуба? А если на логовая полиция поинтересуется, где ты взял столько денег на строительство двух новых, по какой стоимости тебе обошлась земля в центре Москвы? Глазом моргнуть не успеешь, как всего лишишься и загремишь за решетку. Достаточно убрать заслон, защищающий тебя, и стая голодных псов перегрызет тебе глотку. Или, может, напомнить тебе, Сеня, кем написана твоя докторская диссертация и где похоронен ее автор? Или откуда взялась двухэтажная дачка у директора твоего НИИ, когда он назначил тебя на столь высокий пост? И ты, Аркаша, зря ухмыляешься. Стоит двум-трем несовершеннолетним студенткам написать на тебя заявление, как ты принуждал их к сексу, пользуясь служебным положением, то вместо карьеры тебя ждет зона. А там страсть как не любят насильников. Подумай, родственничек, во что превратится твоя толстая задница за неделю пребывания в СИЗО, где в камере сидит сотня отморозков! А моя бедная кузина останется вдовой! Советую вам не забываться, любезные кореша. Для начала нам нужно позаботиться о своей шкуре, а потом найти тех, кто ограбил офис моего отца. Возможно, мы перегнули палку и наделали ошибок, но главное — не забывать стряхивать с себя грязь, пока она не засохла. Тупость ментов нам на руку. Они арестовали хозяина квартиры, подозревают его в убийстве жены и дочери. Мужик — уголовник, та баба тоже сидела.

Это нас устраивает. В первую очередь надо подкрепить эту версию. Тут у меня есть некоторые идейки, позже мы их обсудим. Проблема не в этом, проблема в свидетелях. В семье есть еще один ребенок, мальчишка восьми лет, и достоверно известно, что он прятался в квартире в тот момент, когда мы там находились. А значит, он нас видел. Парень сбежал. Мы должны его найти до того, как его найдут менты. Где, как, я пока не знаю, но это наша главная задача.

И еще. Нашелся хмырь, который видел нас, когда мы гнались за ворьем. Он запомнил твою машину, Аркаша, а это уже хуже. Ну с этим придурком проблем не будет, только сработать надо по-умному. Не надо забывать, что у ментов уже есть один подозреваемый, вот пусть они с ним и работают. Им важны сроки, рано или поздно, но ему выдвинут обвинение, а мы должны ментам помочь это сделать.

И наконец, последнее. Мы гнались не за ворьем, а за профи. Ребята залезли в сейф моего отца не за деньгами, а за важными секретными документами. И им удалось похитить бумаги. Если враги отца сумеют ими воспользоваться, то все вы лишитесь своей неприкосновенности, и тогда я никому из вас не завидую. Все полетит к чертям собачьим. Не забывайте: у вас у всех есть свои враги и завистники. Выход только один: во что бы то ни стало найти третьего, сбежавшего от нас взломщика, и через него выйти на заказчика. Бумаги должны быть возвращены отцу в целости и сохранности. Как видите, дел у нас много, а посему всем придется срочно уйти в отпуск со сво их насиженных теплых местечек и взяться за настоящее дело. Надеюсь, каждый из вас понял, чем запахло в воздухе, и я здесь изгаляюсь перед вами не ради веселья. Мы все в полном дерьме. Но я и другое знаю. Такие люди, как мы, и есть элита общества, на таких, как мы, держится страна и, кроме нас, никто не встанет у руля. Не будет нас, криминал задушит Россию. Придут беспредельщики и отморозки с ментовскими крышами. Мы обязаны себя защищать и ломать шеи отщепенцам, тогда мы победим в поединке за выживание. Или кто-нибудь из вас придерживается другого мнения?

Котельников обвел взглядом присутствующих. Никто не возражал. Никита знал, что умеет убеждать людей, у него был дар маленького фюрера.

— Постные рожи отставить, мы не на похоронах. А теперь пора перейти к конкретным действиям и начать разработку планов. Прошу, мальчики, перейти в мой кабинет.

Через минуту гостиная опустела.

Глава II

Удар кулаком по столу можно было приравнять к четырем балам по шкале Рихтера.

— Ты козел, Савченко! Тебе ничего доверить нельзя! Все испохабишь!

У капитана Тимохина раскраснелась физиономия, а зубы скрипели, как несмазанная телега. Лейтенант стоял навытяжку, словно разговаривал с генералом.

— Вы всю квартиру обшарили?

— Каждый уголок, Андрей Ильич.

— В серванте смотрели? В чайном сервизе?

— Все просмотрели. Ничего не нашли, главное, паспорта ее нет. А фотографию мальчишки я принес, даже не одну.

— Плевать мне на мальчишку! Мне Ушакова к ногтю прижать надо! Ксюшку убедить в том, что Иван последний ублюдок и должен сидеть на нарах, а не гулять по белу свету со своей змеиной ухмылочкой.

— Так, может, он не виноват…

— А я сказал, виноват! — Кулак вновь обрушился на крышку стола. — И ты мне брось хвое том вилять! Ишь какой защитник нашелся! Ну а если это не он, еще один висяк на гвоздик повесишь?! Кого и где ты искать будешь? Ветра в поле? Иголку в стоге сена? Или ты думаешь, что Ксения Задорина убийцу найдет? Ей что, павлиний хвост распушила и пошла себе гордой походкой восвояси. По шее мы получим, а не она. Службы так и не понял, Денис?

— Постой, Андрей Ильич, дай сказать.

— Ну давай кукарекай. Послушаю твои куплеты.

— Мальчишку надо искать, и кажется, я знаю где. — Савченко подошел к столу и положил газету. — Вот, только что вышел вечерний выпуск. Вчера авария произошла на Волхонке, наезд на ребенка. Какой-то хмырь сумел сделать фотографии и продал их редакции, поэтому и напечатали с опозданием на сутки. Я хорошо изучил фотографии мальчишки, и мне кажется, что это он. Подробностей тут никаких нет. Краткое изложение происшествий по Москве. — Тимохин развернул газету. — Тут три снимка с места происшествия, но, я думаю, сделано больше. Если постараться, можно найти и другие, но и этих хватает. Я уверен, что это тот мальчишка, — комментировал Савченко.

— И где он сейчас?

— Полагаю, в больнице. Можем выяснить.

— А это что за баба?

— Не знаю, но на последнем снимке видно, как она садится вместе с санитарами в «скорую помощь». Значит, неслучайная прохожая. Свидетелей в участок доставили.

— Ладно, попробуем, только без базара. Сделаем все сами, по-тихому. Получится — значит, утрем нос Ксюшке, а нет, так и шуметь бессмысленно. Мне твоя затея не очень нравится.

— Может, взять кого-нибудь из ребят для поддержки?

— Ты еще ОМОН вызови, чтобы бабу с ребенком в больнице навестить! Выясни, кто из дорожников обслуживает Волхонку, и узнай, в какую больницу их отправили. Не забудь фотографии мальчишки с собой взять.

Савченко взял телефонную трубку. Но не только их заинтересовала газета с фотографиями. У госпожи Грановской имелся свой пресс-секретарь, в обязанности которого входило просматривать все периодические издания. Необходимо держать руку на пульсе событий и знать, кто что думает, о чем говорят и кем власти довольны, а кем нет. О мальчике пресс-секретарь ничего не знал и знать не мог, но то, что служба безопасности вела поиски Анны Железняк, было известно всем, кто вплотную работал с хозяйкой. Заметив снимок женщины со знакомым лицом на третьей полосе газеты, пресс-секретарь тут же отправился к руководителю службы безопасности Корякину.

Бывший генерал находился в комнате охраны, где размещались мониторы слежения за территорией усадьбы, пульты управления электронными замками и прочая аппаратура, гарантирующая безопасность. Шел девятый час вечера, и перед уходом домой Корякин проверял посты, давая поднадоевшие всем инструкции. Однако люди все были в прошлом военные и привыкли к дисциплине. Никто не позволял себе пить спиртное, дремать на посту и расслабляться. Высокооплачиваемую работу потерять легко, а найти очень трудно. Все, кто не находил, шли в криминал, но не каждого такая перспектива устраивала. Если уж попадешь в болото, из него не выберешься.

— Извините, Федор Иванович, кажется, Анна Железняк прорезалась. Утверждать не берусь, живьем ее не видел, но похожа. Уж больно внешность у дамочки примечательная. Взгляните сами.

Пресс-секретарь подал Корякину газету, открытую на нужной странице.

Рассмотрев снимки, он кивнул.

— Пятьдесят на пятьдесят. Меня ребенок смущает. На нее это никак не похоже. Не такая она дура, устраивать громкие скандалы в центре Москвы. Но лицо и фигура очень похожи. Хочешь не хочешь, но проверить обязаны. — Он снял трубку и набрал нужный номер. — Егор, возьми с собой троих боевиков и выезжай с ними к Калужской площади, я срываюсь с дачи и буду там минут через сорок. Обеспечь всех связью. Кузьму посади на телефон, он должен за это время установить, в какой больнице находится женщина с ребенком, попавшим в дорожно-транспортное происшествие вчера днем на Волхонке. И еще. Меня интересует некто Радченко И.В., сделавший фотографии на месте аварии. В газете стоит странная подпись — «общественный корреспондент». Возможно, мне понадобится вся пленка, отснятая на Волхонке. Действуй, Егор, я выезжаю.

В больнице тем временем все было спокойно. Анну с мальчиком поместили в отдельный бокс, куда обычно кладут послеоперационных больных. Не из милосердия, разумеется, а за хорошие деньги, которые она вытащила из Кешкиного кармана, других взять было негде. Для Анны нашли раскладушку. Ночью Кешка метался и стонал, но к полудню пришел в себя, а к обеду уже улыбался.

— С этой повязкой на голове ты похож на раненого бойца из фильмов о Гражданской войне. Голова болит?

— Не очень, только когда делаю резкое движение, стреляет в затылке.

Он лежал в кровати, а она сидела рядом на табуретке и с тоской смотрела на мальчугана.

— А нога?

— Нога побаливает. Под коленкой.

— Слава Богу, перелома нет. Скоро заживет.

— Проблема не в том, Аня. В моих очках. Лицо твое я вижу, но не знаю, улыбаешься ты или нет. Просто размытое пятно, как в тумане. Жаль. Плохо быть слепым.

— Ерунда! Очки мы тебе новые купим.

— На меня не купишь. Заказывать надо. Взрослых сколько угодно, а для меня не найдешь.

Он избегал слов «детские», «ребенок», «мальчик», Анна это давно поняла и старалась не произносить их.

— Очки — мелочь! Важно, что жив остался. Улица тебе противопоказана. А как же ты один в школу ходил?

— Я ходил с Катюшей. Теперь не знаю. Хорошая у меня была сестра, хоть и вредная. Ветер в голове, как у всех девчонок. Компьютер для нее как космический аппарат, ничего не рубила.

— И я тоже ничего не рублю. Техника — дело хорошее, но для мужчин, а у женщин других забот хватает.

Кешка улыбнулся. Поставил он ее на место, осознала. Разговаривать научилась по-человечески, как с равным, без «сюсю-мусю». Они нашли общий язык, но что дальше? Оставаться вместе они не могли. Анна висела на волоске, каждая минута, проведенная в городе, чревата непредсказуемыми последствиями. Ее ищут, и не для того, чтобы поцеловать в щечку. Подвергая себя риску, она не имела права подставлять мальчишку, он тут ни при чем. Но и бросить его тоже нельзя.

Чем это может кончиться, уже известно. Их совместное путешествие началось с больницы. Хороши цветочки, о ягодках и подумать страшно. Она думала. Сидела всю ночь на раскладушке и думала, но так ничего путного на ум и не пришло.

Сплошные тупики, в какую сторону ни глянь. Дверь открылась, и вошла дежурная медсестра.

— Ну как у вас дела?

— Отлично! — сказал Кешка. — Обдумываем турнир по футболу. Завтра дам заявку в школу. Молоденькая девушка улыбнулась.

— Настроение боевое, значит, дела идут на поправку, но раньше чем через неделю тебя не выпишут, герой. Ты и без футбола уже стал знаменитостью. — Девушка протянула Анне газету. — На третьей странице, можете на себя полюбоваться.

Весело кивнув мальчику, она вышла.

— Что там, Анна? Я же ничего не вижу без этих дурацких очков.

— Дело наше дрянь, Иннокентий! Засветились мы. Нашелся какой-то прохвост с фотоаппаратом во время наезда на тебя.

Анна отшвырнула газету и бросилась к стенному шкафу.

— Что ты делаешь?

— Мы уходим. С минуты на минуту здесь может появиться кто угодног менты, убийцы, мафия, черт их знает, мы все равно понять не успеем, как нас нашпигуют свинцом.

Она одела Кешку прямо поверх больничной пижамы, а сама осталась в белом халате, накинутом поверх платья. Схватив Кешку на руки, она услышала, как он застонал, но все же стерпел. Молодец, настоящий мужик.

В конце коридора стоял стол медсестры с настольной лампой, а сам коридор освещался слабым светом. Анна знала, что лестницы есть по обеим сторонам коридора и лучше уйти по ближней, где не наткнешься на медсестру, которой не было на месте. Времени на размышления не оставалось. Она бросилась в темную часть коридора. Добежав до конца, она плечом толкнула дверь, едва не разбив стекло, но дверь не поддалась. Анна дергала за ручку, но дверь была заперта на ключ.

В тот же момент в противоположном конце коридора распахнулись двери и в отделение ввалились четверо мужчин. Анна прижалась к стене за выступ дверного проема.

— Ни звука, Иннокентий.

Из палаты напротив выскочила медсестра.

— Что это такое? Куда вы?

— Мы из милиции, веди нас к этим! — он ткнул пальцем в газету. — Кажется, Ушаковы?

— Да, но на каком основании? Десять часов вечера.

— Топай, девочка, много болтаешь!

Анна узнала этот командный голос, звучавший на весь коридор. Федор Корякин! Это он выбивал из нее дурь в подвалах особняка Грановской, а потом они ей подбросили наркотики. Крестный! Низкий ему поклон за то, что познакомил ее с зоной. С каким бы удовольствием она пробила ему башку чем-нибудь тяжелым, только как бы наоборот не получилось. Вычислили! Умеют хлеб отрабатывать.

Девушка шла впереди, мужчины за ней. Она открыла бокс и зашла в комнату.

«Вот идиоты! — подумала Анна. — Хоть бы один в коридоре остался, все вломились». Она отступила на шаг и, продолжая держать Кешку на руках, ударила ногой по стеклянной двери. Другого способа не было.

Очутившись в боксе, мужчины переглянулись.

— Ну и где же они?

— Буквально минуту назад были здесь.

Корякин увидел на полу газету.

— Далеко не уйдут. Вперед, ребята!

«Вперед» — не очень получилось. Первое, что они услышали, это звон стекла, а выглянув в коридор, увидели двух офицеров милиции, бежавших в их сторону.

— Менты, командир!

— Убрать с дороги!

Все четверо выскочили в коридор с оружием в руках. Тимохин и Савченко находились метрах в шести-семи от них.

— Быстро на пол, руки на голову! — скомандовал Корякин.

Четверо с оружием — не девчонка с ребенком. Капитан тут же упал, словно нырнул в бассейн без воды, а вот Савченко сглупил и схватился за кобуру. Ответ не заставил себя ждать. Два легких хлопка из пистолетов с глушителями — и лейтенанта сбило с ног, будто кто-то треснул его кувалдой. Тимохин тут же откатился к двери палаты и, толкнув ее ногой, успел скрыться. Пара пуль чиркнула по линолеуму и вздыбила рваные куски.

— Всем лежать на местах! — крикнул он, ничего перед собой не видя, и выхватил пистолет из кобуры.

Недаром Тимохина Бычарой прозвали, он всегда лез на рожон, но судьба оберегала капитана от пуль. Он и секунды не думал. Вскочил на ноги, высунулся в коридор и пальнул. Пять выстрелов подряд. Одного он уложил. Ответные пули начали выбивать искры из бетонных стен. Капитан скрылся.

— Не давай ему высунуться, Егор! — приказал Корякин. — Остальные за мной, баба уходит!

Он почти угадал. Анна уходила, но, вместо того чтобы бежать вниз, она побежала наверх. На шестом этаже ее вновь встретила запертая дверь. Снизу доносилась стрельба. Она опять выбила стекло и проникла в коридор инфекционного отделения. Она так крепко прижимала к себе Кешку, что не нашлось бы силы, способной вырвать мальчика из ее объятий. Анна чувствовала, как его трясло, словно в лихорадке, но он не издал ни звука, сжав губешки так, что они посинели. Как только они очутились в коридоре, снизу послышался топот. Куда бежали преследователи — вверх или вниз, она не знала, важно не останавливаться.

В другом конце помещения двое санитаров с повязками на лице везли каталку с больным. Анна увидела открытую железную дверь, из которой пробивался яркий свет. На шум санитары остановились и оглянулись. «Это же грузовой лифт — сообразила она. — Успеть бы!» Анна пустилась во весь опор, ноги скользили по натертому линолеуму, как по льду, но она лишь ускоряла темп.

— Ты куда, сумасшедшая! — отскочил в сторону один из санитаров. — В лифт нельзя! Мы заразного везем.

Она увидела накрытое простынею тело.

— К нам не прилипает! Вы едете или я одна? — Мужчины растерянно вкатили каталку в лифт. — Живей, парень, сам как покойник!

Дверь с лязгом захлопнулась.

— Тебе какой? — спросил санитар.

— Мне все противопоказаны.

— Мы в подвал, а там по проходу в морг.

— Меня устраивает. Поехали. Нажимай кнопку скорее!

Лифт опасно дернулся и медленно пополз вниз.

— Лестница левой половины крыла всегда закрыта? — спросила Анна.

— Закрывают после семи вечера, когда дневная смена заканчивается. Но для тебя, мамаша, преград нет, как видно.

— Спуск в подвал там есть?

— Железная дверь. Подвал — это служебный коридор, соединяющий четыре корпуса с прачечной, столовой и моргом. Туда можно попасть только на лифте. Что случилось-то?

— Муж пьяный приперся, погром устроил. У него нож. А может, и сообщники на улице поджидают. Ребенка спасать надо.

Санитары переглянулись.

— Ладно, мы тебя через столовую выведем. Там окна без решеток.

— А дальше?

— Вдоль забора в дальний конец, там одной секции нет, выйдешь в парк. А там тропинка уже протоптана, пройдешь парк и выйдешь к метро.

Лифт остановился. Санитары двери закрывать не стали, чтобы машину не вызвали сверху. Оставив каталку с трупом, они провели Анну с мальчиком по подземному лабиринту и поднялись по лестнице. Огромная кухня, обслуживающая всю больницу, пустовала, света не было. Пришлось приложить усилие, чтобы открыть одно из окон, они еще с зимы были заклеены. Анна не испытывала страха, она поставила перед собой задачу и точно знала свою цель.

В парке было темно, и она то и дело спотыкалась о корни деревьев. Кешка не грудной ребенок, и тащить его с каждым шагом становилось все тяжелее и тяжелее.

У мальчика болела нога, и сам он идти не мог, а медлить нельзя ни секунды.

Метро не спасение. Она все еще не сняла белый халат, боясь потерять драгоценные секунды. В метро их запомнят, а ей это ни к чему. Нужно найти такси или частника и добраться до гостиницы «Урал», о которой говорил Сергей. Там они смогут спрятаться на день или два, пока она не примет какого-либо приемлемого решения. Другого выхода у нее не оставалось.

***

О происшествии в больнице пока никто ничего не знал. Ксения Задорина не успела вернуться домой, как ей позвонил следователь Кипкало и сообщил о неприятностях на улице Герцена. Прихватив в дорогу бутерброд, Задорина выехала на место происшествия. Дом был уже оцеплен, и работа шла полным ходом. Кипкало встретил ее, пожимая плечами.

— Ты только не разыгрывай из себя мученика, Игорек. Рассказывай по порядку, как и что.

— Наш единственный свидетель Виктор Крапивников мертв. На сегодняшнее утро ему оставили повестку. Он должен был прийти в прокуратуру и помочь составить фоторобот на всех, кого видел в окно. К тому же он сам сказал, что кое-что вспомнил, какую-то подробность. Я сам вчера разговаривал с ним по телефону.

Нормально поговорили, а сегодня он не явился. Я ему перезвонил, но никто не снял трубку, а потом завертелся, не до него стало. Вечером жена его вернулась.

Как выяснилось, она то и дело от него уходит. Поругаются, она за дверь, дня через три назад, неделю поживет, опять сбегает, одним словом, веселая семейка, не соскучишься. Приходит сегодня, а он валяется на полу уже холодный. Вызвала «скорую», те милицию, а потом и нас.

Врачи утверждают, что он умер вчера между часом и двумя ночи, по первому впечатлению, сердечный приступ, но у них один ответ, если явных следов насилия нет. Однако эксперты сомневаются. В мойке стакан чистый стоит, хорошо помытый.

Из второго пил водку сам хозяин, он так на столе и остался. Сомнение вот в чем.

На бутылке нет ни одного отпечатка пальцев. Наливал-то он себе водку без перчаток, я надеюсь. И еще одна мелочь — стол на кухне небольшой. Если человек в одиночку пьет, то закуску возле себя ставит, чего руки тянуть, а тут все стоит посредине. Накрывали на двоих или троих. Слишком много закусона на одного человека. Кастрюля отварной картошки, селедка, грибы, лечо, капуста, маринованные огурцы. Полный комплект русской закуски под водочку. И у плиты пачка пельменей. Руки до нее не дошли.

— А на его стакане отпечатки есть?

— Отчетливые, лучше не бывает. Жена говорит, что со здоровьем у Виктора Федоровича все в порядке было, по врачам не ходил, на сердце не жаловался. Медэксперт потребовал отправить покойника на срочное вскрытие. Ему очень не понравились трупные пятна.

— А что ты думаешь, Игорь?

— Я думаю совсем о другом, Ксюша. Мужик прожил без жалоб на здоровье сорок шесть лет, тихий алкоголик, никому не мешал, а в глупые нелепые совпадения я не верю. И если его отравили, то это сделал не собутыльник. За стаканом водки всякое случается, но в дело пускают столовые ножи, бутылки, молотки, но не яды. «Бытовуху» тут не пришьешь. Не мне тебе рассказывать. Но если парень отравлен, то я с этим делом работать не буду. Умываю руки. Объединяй в одно производство и тащи сама.

— В кусты, значит. Это по-дружески, ничего не скажешь.

— Ксюша, мне этот воз не потянуть. У парня врагов отродясь не было. Как только он стал свидетелем «мокрухи», его убрали с поля боя. А что это значит? О свидетеле убийцы ничего знать не могли. Пять-шесть человек о нем знали, и все из нашей конторы. Менты не в курсе, если ты не доложила. Напрашивается закономерный вопрос: кто из наших навел убийц на ценного свидетеля? У тебя есть другие выводы? Поделись ради Бога, может, я уже из ума выжил и ничего не понимаю.

— У меня нет других выводов, Игорь. Напиши докладную Колычеву, и пусть назначает внутреннее расследование. Если только у него поджилки не затрясутся и твоя докладная не полетит в мусорную корзину. А для начала попытайся установить, где куплена водка. Крапивников, если мне не изменяет память, ходил в один и тот же ночной магазин. Там его должны знать. Поищи другие бутылки в квартире, проверь накладные в магазине на весь товар. Займись этим сейчас.

В сумочке Задориной зазвонил мобильный телефон. Она достала трубку. Звонил полковник Саранцев из больницы и просил срочно приехать.

— Спасибо, Николай Николаич, машину за мной присылать не надо, я на своей. Скоро буду.

— Кто-то еще на те же рельсы угодил? — спросил Кипкало.

— Завтра утром все обсудим, Игореша. Тебе и здесь дел хватит. Работай.

Она вышла на улицу.

***

Часом ранее Родион Капралов навестил своего главного наводчика Германа Гальперина. Герман лег на дно и молчал. Родион ждал два дня. Ни звука. Все, что он хотел знать, это имя заказчика, кому он добыл тетрадь губернатора. Адвокат ему ничего не скажет, и давить бессмысленно, хорошо, что предупредил о возможных неприятностях, и на том спасибо. Правда, Капралов привык заранее заботиться о возможных казусах, и не зря, как выяснилось, но на этот раз он допустил несколько промашек. Главная из них заключалась в том, что он взялся за дело, не зная заказчика, а значит, не сумел подготовить для себя оборонительные рубежи на случай, если заказчик соберется убрать исполнителей, не желая оставлять следов и свидетелей.

Вторая промашка заключалась в том, что он не знал клиента, которого следовало обчистить. Его смутила крупная сумма гонорара и заверения Германа, что дело чистое и пустяковое. Алчность все сгубила, собственная алчность. Полез на рожон, сам захотел получить аванс. Деньги срочно понадобились. Вот его собственная дурь и вышла боком. Увидев адвоката, он успокоился. Райха многие знали, частенько мелькавшего на экранах телевизоров. Сразу стало ясно, что речь идет о компромате. От шантажистов опасности не ждут. Интеллигентские интриги, не более того. Он же не к братве в общаг лез. Там ему быстро голову сбрили бы, у них долго не разговаривают. Вот он и позволил себе слабинку, дело пустяковое, деньги хорошие, сделал и забыл. Кто же мог тогда подумать, что все обернется так круто! Эту ошибку он обязан был предвидеть. Итог закономерный. Саню Котика подрезали первым, Грачкин получил перо в бок вторым, сам же он едва унес ноги, после чего погибли еще две невинные души, а третьего арестовали по подозрению.

Вот какой груз он взвалил себе на плечи за собственную беспечность!

Но и этим история не кончилась. Продолжение следовало. Германа Гальперина Капралов нашел мертвым. Как убийцы вышли на его мастерскую на Сретенке, только догадываться можно. Старика сильно били, перед тем как прикончить, а потом проломили голову. Выдал он Капралова или нет, значения не имело. Капралов выжидать не стал и тут же ушел. Он долго петлял по переулкам, потом сидел на Чистых прудах и смотрел на царственных лебедей.

Поздно он понял свои ошибки. Тогда лишь, когда пролистал украденную тетрадку. Политики не банкиры и не мафия, они страшнее. Тетрадка может стоить губернатору головы, и он включит все рычаги, чтобы вернуть ее. Капралов сделал копию на всякий случай, но что толку. Документом могут признать только оригинал. И от оригинала проку никакого. Что он может с ним сделать?