— Вижу, вы устроились как дома, — не могла не съязвить Кэтрин.

— Вот что, мистрис Вуд, вернее, миссис Тренчард, отныне вы моя жена, и все, чем владеет жена, принадлежит также и ее мужу. Если вы не желаете привлекать к нам излишнего внимания, советую запомнить мои слова. Я бы не отказался от кружки эля, женушка.

Кэтрин стало ясно, что ближайшие несколько недель — и дай Бог, чтобы недели не превратились в месяцы! — окажутся для нее нелегким испытанием. Она насмешливо присела перед ним, изображая послушную служанку, и удалилась.

На кухне она увидела, что Джорди не только попивает эль, но и жадно жует изрядный кусок еще горячего хлеба, щедро намазанного свежим маслом. По крайней мере хоть он выказал Кэтрин какую-то благодарность, выразительно кивая и кланяясь ей. Правда, впечатление несколько портили его попытки заговорить с набитым ртом. Мистер Том Тренчард, по всей видимости, держал своего слугу впроголодь.

Том принял из рук Кэтрин кружку эля и благодушно пригласил ее присаживаться у камина, словно уже стал хозяином дома. Судя по одежде, в кармане его не было ни гроша. Вероятно, наемник, с презрением решила Кэтрин. С другой стороны, сэр Томас Гоуэр обращался с этим наймитом как с равным, и невежа не боялся передразнивать министра.

Может быть, он джентльмен, оказавшийся на мели? Ну, и что с того, если это правда? Джентльмены так же мало церемонятся с женщинами, как и те, на кого они с таким высокомерием взирают. Придворные из Уайтхолла под предводительством веселого дебошира лорда Рочестера быстро завоевали себе дурную славу.

— Что-то ты все помалкиваешь, жена. Что тебя тревожит? Женщине заказано молчать самой природой.

— Мне не нравятся утверждения, по которым получается, что все женщины похожи одна на другую. Мужчинам бы пришлось не по вкусу, если бы их стали считать негодяями только потому, что среди них попадаются бесстыдники или плуты.

— Отлично сказано, сударыня, клянусь, этой репликой мог бы гордиться и сам мастер Уэгстэфф. Скажи-ка мне, жена, ты черпаешь свое остроумие из пьес?

Кэтрин округлила глаза в притворном изумлении.

— Ах, сэр, ваше невежество повергает меня в ужас! По-вашему, мне следует предположить, что красноречие сэра Томаса Гоуэра должно передаться вам, раз вы разделяли его общество? Однако я бы так не сказала — напротив, вы по-прежнему изъясняетесь весьма грубо. Из этого я заключаю, что мое остроумие присуще мне самой, а вовсе не является заемным.

Том расхохотался, когда она договорила, и, не успела Кэтрин опомниться, как его ручища обвилась вокруг ее талии, и он легко усадил ее к себе на колени.

— Умница! — ласково проговорил он ей на ухо. — Может быть, оно и к лучшему, что ты мне не жена, а то бы я поучил тебя почтительности. Пока же сойдет и это.

Он чуть отстранился и принялся целовать ее точь-в-точь, как те бесстыдные джентльмены, о наглом поведении которых Кэтрин только что размышляла.

Застигнутая врасплох, Кэтрин не успела ему помешать — вернее, спустя мгновение у нее уже не было желания сопротивляться. Удивительно, но она почему-то была уверена, что с женщинами он должен быть грубым и напористым, однако теперь ей стало ясно, что это не так. Его губы нежно поддразнивали ее, и это было так неожиданно и приятно, что Кэтрин ощутила, как проклятое тело начинает предавать ее!

К счастью, как раз, когда голова у нее уже начала кружиться, Том чуть шевельнул рукой, и здравый смысл тотчас пришел Кэтрин на помощь. Она без труда спрыгнула с его колен на пол и оказалась лицом к лицу с Джорди, который вихляющей походочкой зашел в комнату, продолжая жевать, словно голодал не меньше недели.

— Я не давала вам права вольничать со мной, сэр, — задыхаясь, проговорила Кэтрин.

— Да уж, хозяин, вы поторопились, — проворчал Джорджи, и с бороды его посыпались крошки. — Хотя, с другой стороны, зачем медлить, если милашка из актерок.

Кэтрин вспыхнула и отвесила звонкую пощечину, но не хозяину, а слуге.

— Стыд и позор! — воскликнула она. — И это после того, как я обогрела и накормила вас! Я не разрешала ему целовать меня, а тебе — называть меня «милашкой».

— Может, лучше «красоткой»? — подал голос Том. Так в портовых кварталах называли шлюх.

Кэтрин возмущенно обернулась и хлестнула по щеке и его.

— Пожалуй, стоит раз и навсегда во всем разобраться, — заявила она. — Я не потерплю вольностей и не позволю вам распускать руки, а вашему слуге — язык. Вы, сэр, презренный наемник, а ваш слуга — деревенщина, которому не мешало бы помыться, а также поучиться хорошим манерам!

В ответ на ее речь Том добродушно рассмеялся.

— Ну, по крайней мере, я-то помылся, — самодовольно сообщил он ей. Это была чистая правда — сидя на его коленях, Кэтрин ощутила исходящий от него слабый аромат лимонного мыла.

— Да вы просто невозможны, оба! — бессильно фыркнула она. — Каков хозяин, таков и слуга! Как прикажете исполнять задание в таком скверном обществе?

— Есть лишь один выход — запомнить, что на время нашего путешествия мы — муж и жена, а Джорди — наш единственный слуга. — Неожиданно Том заговорил очень серьезно: — Нам с ним не раз пришлось бывать в переделках, и дважды он спас мне жизнь.

Кэтрин недоверчиво посмотрела на Джорди. Неужели такое пугало может кого-то спасти? Он выразительно кивнул.

— Истинная правда, хозяйка. Вот только хозяин выручал меня куда чаще, чем я его.

— Я ему доверяю, — воинственно продолжил Том, — и ты тоже должна ему доверять. От этого может зависеть твоя жизнь.

— Да уж, в этой неразберихе мы все от кого-то зависим, — с горечью откликнулась Кэтрин. — Я — от вас, вы — от меня, мы оба зависим от Джорди, а жизнь бедняжки Роба зависит от того, останемся ли мы трое живы и невредимы. Ни в одной пьесе такого не сыщешь!

— Насчет пьес тебе лучше знать, — ответил Том. — А в реальной жизни, дорогая моя, все друг от друга зависят. Так уж устроен мир со дня грехопадения.

Страх, сознание собственного бессилия и гнев захлестнули Кэтрин.

— Ах, вот как! Мы начали проповедовать! Впрочем, что тут удивительного — ведь нам придется выдавать себя за еретиков-республиканцев! А сможешь ли ты, мистер Том, достаточно гнусаво пропеть псалом? Или ты собираешься заняться этим искусством на пути в Антверпен? Будь так добр, овладей сей наукой поскорее — тогда ты, как и полагается почтенному проповеднику, сможешь оставить добродетель бедной девушки незапятнанной!

На грубоватом лице Тома проступила усмешка, а слуга взглянул на него с некоторым злорадством.

— Да, сэр, — протянул он, — вы горазды молоть языком почем зря, но хозяйка-то, похоже, вас переспорит.

— Вот то-то и оно! — торжествующе воскликнула Кэтрин. — Даже слуга может поучить вас здравому смыслу!

— Ладно, ладно, женушка, не ворчи. Давай-ка лучше устроим военный совет, но сначала отправь служанку на рынок — прикупить нам что-нибудь к ужину. Кэтрин оторопела:

— Вы хотите остаться на ночь?

— Да, сударыня. Пакетбот отходит ранним утром, так что мы отправимся на рассвете.

Ну, что же, слезами горю не поможешь, решила Кэтрин, с грустью подумав, что это изречение, похоже, будет ее боевым девизом.

— Ваши вещи уложены, сударыня? — резко поинтересовался Том. — Надеюсь, у вас достаточно нарядов — и на каждый день, и выходных? И вот еще что, сударыня. Ни один из верных последователей покойного лорда-протектора не возьмет себе в жены особу по имени Клеон. Право же, оно больше подходит ветреной актрисе. Ваше настоящее имя — Кэтрин, и я буду называть вас именно так, хорошо? Или вы предпочитаете Кэт?

Уязвленная его приказным тоном, Кэтрин ехидно отозвалась:

— Сойдет и Кэтрин. Как написал несравненный Уилл Шекспир: «Хоть розу назови иначе, но не изменишь аромат».

Том отвесил ей изящный поклон, который сделал бы честь любому придворному любезнику.

— Отныне вас зовут Кэтрин. А я — Том, и изволь обращаться ко мне с должным почтением, женушка.

Он широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и Кэтрин впервые заметила, как меняет улыбка его лицо.

Как ни странно, Том не возражал, когда после ужина она отвела его в комнату Роба. Кэтрин опасалась, что он начнет вольничать с ней, может, попытается намекнуть насчет исполнения супружеского долга, однако Том насмешливо поклонился ей и пожелал спокойной ночи.

— Не забывайте, дражайшая моя половина, что впереди у нас несколько дней путешествия, и мне бы хотелось, чтобы Грэм увидел вас отдохнувшей и свежей, как маргаритка весной — или, вернее, как фиалки, на которые так похожи ваши глазки.

— Учтите, мистер Тренчард, меня не проймешь даже лестью, — ехидно промурлыкала Кэтрин.

В ответ он ухмыльнулся:

— Том, женушка, только Том. Любая другая женщина была бы счастлива услышать такой комплимент от мужа, с которым живет уже пять лет.

— Да, но вы уже пуританин и проповедник, так что вам не пристало марать язык словами, которые ведут к искушению.

— Даже пуританину и проповеднику не запрещается любить свою супругу. Идите и плодитесь, как сказал Господь. А как бы мы исполняли его завет, не будь на свете любви?

— Даже дьявол может говорить словами Священного Писания, лишь бы добиться своего, — лукаво возразила Кэтрин. — Доброй ночи, муженек. Сладких тебе снов.

— Мне бы спалось куда слаще, не будь я в одиночестве, — печально провозгласил Том ей вслед и тихо рассмеялся, когда Кэтрин изо всей силы хлопнула дверью.

Чья-то рука легла ей на плечо, и Кэтрин резко отшатнулась от борта. Оказалось, Том. Его ничуть не мучила морская болезнь — кажется, он стал еще бодрее и жизнерадостнее, зато Джорди пошатывался позади него. Лицо слуги приобрело зеленоватый оттенок. Корабль накренился на борт, и Джорди проворно нагнулся над бортом, составив Кэтрин компанию.

— А ну-ка вниз, вы оба, — скомандовал Том, едва сдерживая смех. — В трюме вам станет лучше.

— Нет-нет, хозяин, — простонал Джорди, и Кэтрин слабо поддакнула.

— Делай, что тебе говорят, — приказал он Джорди, дождался, когда тошнота чуть отпустит Кэтрин, и, легко подхватив ее на руки, опустил на палубу возле ведущего в трюм трапа.

Внизу оказалось еще хуже, чем на свежем воздухе. Противно пахло дегтем и чем-то еще более отвратительным, но качка действительно почти не ощущалась. Том, уложив ее на узенькое ложе, которое он назвал койкой, и поставил неподалеку большой медный таз.

— Это на случай, если тебе опять станет нехорошо.

— По-моему, хуже уже не может быть, — нетвердо проговорила Кэтрин, однако спустя мгновение ударившая в борт пакетбота волна заставила ее рвануться к тазу. С нежностью, которой она никак не ожидала, Том поддержал ее голову и, когда дурнота миновала, помог ей снова лечь и натянул на нее грязное одеяло.

Кэтрин готова была сгореть от стыда за свою беспомощность, однако Том проворно ополоснул таз и вернулся с мокрой салфеткой, которой осторожно обтер покрытое каплями пота лицо Кэтрин.

Ей стало лучше, и он, должно быть, заметил это, поскольку сказал почти ласково:

— Ты сможешь сесть?

У Кэтрин не было сил ответить ему — она просто кивнула и попыталась приподняться. Неизвестно откуда Том моментально достал подушку и ловко подсунул ее под раскалывающуюся голову девушки.

— Эй, Джорди! — зычно позвал он слугу. — Принеси мой дорожный мешок — то есть если сумеешь удержаться на ногах.

Джорди воспринял это «если» как настоящее оскорбление.

— Ясное дело, смогу. Я уже в порядке. Откровенное вранье позабавило Кэтрин, и она тихо рассмеялась. Том одобрительно взглянул на нее, принимая мешок из рук Джорди, который приблизился к ним, пошатываясь. Развязав мешок, Том извлек оттуда оловянную тарелочку, два лимона и нож. Кэтрин, недоумевая, смотрела на него, а он разрезал лимоны и вручил по половинке ей и Джорди. Джорди принялся сосать кислый фрукт, и Кэтрин последовала его примеру.

— Отлично, — похвалил их Том. Разрезав второй лимон, он и сам начал энергично высасывать сок. — А теперь — немного горячительного. — Из его бездонного мешка появились фляжка и жестяная кружечка, и сначала Кэтрин, потом Джорди, а затем и сам Тренчард отведали то, что Том назвал «возлиянием всем морским богам, отправляемым внутрь, а не за борт».

Лимонный сок взбодрил Кэтрин, а спиртное сделало ее чуть разговорчивее, и она сообщила Тому, что «ей уже почти хорошо».

Он приобнял девушку за плечи, пользуясь тем, что она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и вручил ей последнее угощение — омерзительно жесткое и безвкусное печенье, которое он назвал корабельной галетой.

— Съешь, и ты окончательно придешь в себя. Голова у Кэтрин кружилась — должно быть, от выпитого на пустой желудок спиртного. Она послушно прожевала печенье, впрочем, не скрывая, что делает это без большого удовольствия.

— Вот и умница! — Том обнял ее еще крепче. В знак благодарности она с облегчением откинулась на его сильную, теплую руку. Том нежно поцеловал ее в щеку и бережно уложил на койку, снова накрыв одеялом.

— Попытайся уснуть, — посоветовал он ей, — а я пойду размять ноги. — Он поманил слугу: — И ты, Джорди, со мной.

— Ну что, хозяин, дела идут на лад? — проворчал Джорди, когда они вышли на палубу. Шторм закончился, и море снова было почти спокойно. — Шнапс пришелся очень кстати, и милашка бы не стала возражать… Ну, вы понимаете, о чем я.

Том загадочно взглянул на него.

— Ты никогда не научишься играть в шахматы, Джорди. Сейчас мне важнее всего завоевать ее доверие. А уж потом, когда она будет целиком и полностью доверять мне, все пойдет по-другому!

Ах, благословенный сон, который «заботы прочь уносит хоть на час», как написал когда-то старина Шекспир! Примерно с такими мыслями Кэтрин сонно потягивалась, чувствуя себя по-настоящему отдохнувшей. Приподняв голову, она увидела на скамье неподалеку Тома Тренчарда с большой кружкой в руке.

— Здравствуй, женушка. Ты проспала весь день и выглядишь куда лучше. — Он сделал большой глоток и передал кружку Кэтрин. — Выпей, жена. Скоро мы придем в Остенде и уж там сможем как следует отдохнуть.

— О, наконец-то суша! — вздохнула Кэтрин, с наслаждением отпив эль. — Больше я никогда в жизни не отважусь путешествовать по морю.

— Тебе просто не повезло, — ответил Том, — что в свое первое плавание ты попала в шторм.

Кэтрин вернула ему кружку, удивляясь, что ей не хочется препираться, но решила все же немного осадить его.

— Между прочим, муженек, мне кажется, что пьеса, в которой я недавно играла, именно про вас. Какое из имен нравится вам больше — Хвастун или Простак?

Том поймал ее поддразнивающий взгляд и ответил с такой же иронией:

— Почему бы мистеру Уиллу Уэгстэффу не написать про меня отдельную пьесу? Он мог бы назвать ее «Святой Георгий I или Спаситель Англии».[10] Если будешь себя хорошо вести, жена, тебе достанется в ней роль героини ничуть не хуже, чем роль Белинды.

Что-то в его тоне насторожило Кэтрин.

— Ты видел, как я играла Белинду?

— Да, сударыня, мне выпала такая честь. Вам прекрасно удалась роль юноши, мистрис Дюбуа. Пожалуй, мне не доводилось видеть таких стройных ножек даже у канатных плясуний. Правда, жена, я мастер на комплименты?

Под его взглядом Кэтрин залилась краской. Судя по всему, мысленно он уже раздевал ее.

К счастью для них обоих, появился Джорди. Его длинное лицо было еще более унылым, чем обычно.

— Плохие новости, хозяин.

— Да разве ты хоть раз порадовал меня хорошими вестями? — воскликнул Том. — Можно подумать, это твое любимое занятие! Говори, негодник.

— Корабль не сможет встать на якорь в Остенде. Ходят слухи, что чума возвращается, и владелец пакетбота решил, что лучше не рисковать. Он приказал плыть в Антверпен.

— И это ты называешь плохой новостью? — Том недоумевающе поднял брови.

— Ну да, в особенности для тех из нас, кому не по душе морские путешествия.

— Антверпен или Остенде — какая разница! Если вдруг снова начнет штормить, у меня найдется достаточно шнапса, чтобы напоить и тебя и мою ненаглядную жену до бесчувствия. Что скажешь, жена?

Вместо ответа Кэтрин присела перед ним в глубоком реверансе.

— Дорогой супруг, я помню о своем долге перед вами и нашим всемилостивейшим королем. Если для того, чтобы исполнить этот долг, меня надо напоить, я с готовностью повинуюсь.

Том наградил ее звонким поцелуем в губы.

— Укладывайся снова, жена, и спи.

Кэтрин легла, все еще ощущая на губах вкус его поцелуя. Похоже, мистер Том Тренчард в совершенстве владеет всеми тонкостями науки обольщения, и не следует об этом забывать!