Сен-Жермен - Бегство от грез

– С нетерпением ожидаю, что такой случай мне вскоре представится, – произнес капитан Йорк с совершенно серьезным видом.

Однако до самого вечера капитан так и не увидел Ровену.

На землю опустились сумерки, сменившиеся непроглядной темнотой. В комнатах с высокими потолками слуги зажигали лампы. Во время обеда кроме Тарквина и Лахлена, который бормотал неловкие извинения относительно затянувшегося отсутствия своей матери и сестры, за столом больше никого не было. С некоторым смущением он сообщил Тарквину, что платье, присланное для Катрионы из Инвернесса, оказалось ей не по фигуре, и дамы вместе с портнихой срочно занялись переделкой.

Тарквину оставалось только догадываться, что новый наряд Катриона собиралась надеть по случаю приезда семейства Гилмуров. Тарквину любопытно было бы узнать, чем вызвано это посещение. Но из Лахлена не удалось выудить ничего интересного, если не считать случайно оброненного им замечания в адрес старшего сына Гилмуров, Стейплтона, который, по выражению Лахлена, был страшный зануда и скучнейший тип, а кроме того – самый плохой стрелок, которого Лахлену доводилось видеть.

«Однако это вовсе не оправдывает несколько грубоватую и бесцеремонную манеру поведения леди Лесли по отношению ко мне», – подумал Тарквин.

У Файоуны Лесли, по мнению Тарквина, не только был дурной и раздражительный характер, она к тому же была еще и глупа. Капитан отнюдь не сожалел, что избавлен от необходимости терпеть присутствие Файоуны Лесли в течение еще нескольких часов. От внимания капитана не ускользнула и манера обращения Файоуны Лесли с Ровеной де Бернар. Поскольку Ровене предстояло провести в этой семье последнюю ночь, то, согласно ожиданиям Тарквина, леди Лесли должна была настоять на обеде в семейном кругу, и ему показалось странным, что никто не посчитал необходимым формально представить его девушке.

Уединившись в библиотеке, капитан Йорк и Лахлен коротали время в ожидании обеда за бутылкой виски «Глен Роуз», когда вошел управляющий и объявил, что ее светлость срочно желает видеть в своем рабочем кабинете молодого лорда. Извинившись, Лахлен заверил, что вернется через десять минут. Когда он выходил из комнаты, капитан заметил на лице слуги ехидную улыбку. И тут его осенило: ба! Да ведь леди Лесли имеет виды на одного из сыновей Гилмуров как на подходящую пару для ее единственной дочери. Вот почему она так старается и суетится, подняв на ноги весь дом, в ожидании визита предполагаемого суженого этой маленькой некрасивой особы. Тарквин догадывался, что это был Стейплтон, старший сын в семье, наследник и будущий герцог Гилмур.

Тарквин зевнул, теряя интерес к этому делу, и долил себе в стакан виски. Его внимание привлек звук шагов в коридоре. Ожидая возвращения Лахлена, он повернул голову. Но в дверях появилась молодая женщина в сером шерстяном платье, с красиво причесанными рыжими волосами. При виде стройного офицера, одиноко сидевшего у камина, она остановилась.

– Добрый вечер, мисс де Бернар, – сказал капитан Йорк вежливо.

Ровена окинула комнату удивленным взглядом.

– А где другие?

– Как видите, обо мне забыли, – со скрытой иронией произнес Тарквин. – Завтра ожидается визит семьи Гилмуров, и я полагаю, что возникли некоторые сомнения относительно пригодности наряда вашего кузена. Полагаю, что сейчас они уединились в комнатах вашей тети и держат военный совет.

Ровена де Бернар засмеялась: точно такой же звонкий смех Тарквин слышал в темном коридоре западного крыла замка вчера вечером. Ее глаза оценивающе смотрели на капитана, и на лице блуждала легкая усмешка.

– Тетя Файоуна вознамерилась обручить Катриону и Стейплтона Гилмура, – сообщила она доверительно, входя в комнату. – На мой взгляд, он ужасный невежа и зануда, но он первым может унаследовать корону пожилого дядюшки, который собирается умереть, так и не оставив потомства. При мысли о том, что Катриона может стать герцогиней, тетя Файоуна испытывает величайшее удовлетворение.

Если Ровена и знала, что нарушает правила приличия, входя в комнату, где находился один-единственный джентльмен, то это ее, по-видимому, ничуть не смущало. Подол ее юбки из тяжелой материи шуршал, когда она села напротив Тарквина спиной к огню.

– Только, как мне думается, чувства бедного Стейплтона направлены на меня, а не на мою кузину. И тут, я уверена, кроется главная причина, по которой тетя Файоуна согласилась отправить меня домой, хотя она, разумеется, стала бы все отрицать, если бы я осмелилась намекнуть ей об этом.

– И вам не хочется обратить на себя благосклонное внимание человека, которому на роду написано стать герцогом? – спросил Тарквин с интересом.

Ровена улыбнулась ему. Ее улыбка была ослепительной, излучавшей обаяние, открытой. Тарквин ответил на нее и сам этому удивился.

– Вам ведь никогда не приходилось встречаться со Стейплтоном Гилмуром? – в голосе Ровены звучали искренние нотки. – Это не тот человек, которого можно было бы считать достойным кандидатом в мужья, обаяния он не излучает. Мне, право, не хватает воображения, чтобы понять, почему он предпочитает меня Катрионе. Она послушна, непритязательна, отзывчива, добросердечна.

– Совсем не похожа на вас?

Ровена снова засмеялась, а капитан Йорк неожиданно для себя подумал о Гилмуре, почему это он позволяет Файоуне Лесли навязывать ему выбор невесты.

Тарквин испытывал смутные чувства. За всю свою сознательную жизнь он не встретил ни одной женщины, чья искренность и честность были бы неподдельными. Он признался себе, что испытывает к Ровене де Бернар определенную симпатию и расположение, чего нельзя было сказать о ее родственниках, вечно плетущих интриги. К Лахлену у Тарквина было иное отношение, к нему он неприязни не испытывая.

– Утром мы покидаем Глен Роуз и выезжаем в Абердин, – произнес Тарквин, переключаясь на другую тему разговора, более приличествующую случаю. – От вашей тети мне стало известно, что в Абердине вас будет ожидать еще одна сопровождающая.

– Это миссис Синклер, она живет в Абердине. Раньше она была секретарем тети Файоуны, предана ей до самозабвения. Но разволновалась она не на шутку, когда ее попросили приглядывать за мной во время путешествия в Испанию. Угроза французского вторжения внушает ей ужас.

– А вам нет?

Ровена откинула голову, и ее рыжие локоны, освещаемые пламенем камина, казалось, издали треск.

– Меня не так-то легко напугать, сэр, – она привстала, чтобы долить его стакан, а затем налила и себе изрядную порцию довольно темного по цвету виски. – Вы, капитан, присоединитесь к своему полку в Испании, не так ли? Если бы моя тетушка не проявляла такой завидной настойчивости, требуя выделить мне для большей безопасности еще одного сопровождающего, вы бы уже прибыли в свой полк. Приношу мои извинения.

Тарквин пожал плечами.

– Армия в настоящее время уже расположилась на зимних квартирах и не нуждается в моих услугах. И я не считаю, что задержка была очень уж длительной.

– Ну вот и хорошо. Значит, нет причин для беспокойства. Снег к утру, надеюсь, перестанет.

– Скажите, мисс де Бернар, – в глазах Тарквина, обращенных к ней, сквозила легкая ирония, – вы не заставите себя искать, когда экипаж будет готов отправиться в дорогу? У вас, позвольте заметить, отмечается склонность отлучаться из дому в самый неподходящий момент.

Он увидел, что щеки ее медленно покрывала краска смущения. Почувствовав это, Ровена отвернулась. Некоторое время в комнате висело молчание. Вдруг Тарквина осенило. Он стал догадываться о причине ее тайных и внезапных отлучек. Боже правый, девица завела любовника и встречается с ним в каком-нибудь укромном месте в горной долине. Ничего себе скромница, строит из себя милую невинность!

При этой мысли черты его лица стали жесткими. Стакан с виски, который держал в руках, он поставил на столик.

– Не желая задеть ваши чувства, мисс Бернар, должен заметить, что ваше присутствие в этой комнате, где нас только двое, может быть превратно истолковано.

Ровена посмотрела на него с недоумением и даже испугом.

– Прошу прощения, если был резок с вами, – его голос был резок, – но пока ваша кузина не вернется, я оставлю вас в комнате одну.

Ровена сильно покраснела и быстро поднялась со своего места.

– Вам вовсе не стоит из-за меня покидать комнату, сэр, – произнесла она деревянным голосом, – у меня не было намерения поставить вас в неловкое положение.

Она вздернула подбородок. Дверь с шумом захлопнулась за Ровеной, и Тарквин снова резко опустился на сиденье. На лице его застыла гримаса неприязни.

«От нее всего можно ожидать», – подумал Тарквин.

Ребенок, девочка, которую он должен был доставить в Испанию, оказалась молодой женщиной, необыкновенно привлекательной, но не отличающейся скромностью. А как иначе отнестись к тому, что прошлой ночью Ровена де Бернар уезжала из замка?! Не значит ли это, что ей хотелось проститься со своим тайным возлюбленным? Когда он бесцеремонно сделал ей замечание, ее смущение было столь искренним и неподдельным, что он не знал, как ее успокоить. Хорошо, если Ровена не впадет в истерику, простившись со своим избранником. А то, не дай бог, в пути ему придется терпеть ее бесконечные всхлипы и жалобные причитания по поводу утраченной любви. От этих мыслей, возникавших в его распаленном воображении, настроение его ухудшилось.

Хотя непосредственный начальник капитана Йорка уверял, что дорога, по которой им предстояло ехать в объезд, особых трудностей для путешественников не представляет, но в действительности все было не столь безоблачно, как это представлялось с самого начала. Тарквин думал о том, что его пребывание в родовом замке Лесли затянулось и может продлиться еще дольше, если графиня узнает о недостойном поведении своей племянницы, никакого другого выхода из положения он не видел и решил, что его последующие действия должны соответствовать ранее задуманному плану. И капитан утвердился в решении осуществить свое намерение с учетом наименьших потерь времени.

В то время как капитана Йорка одолевали сомнения относительно способов осуществления возложенных на него обязательств, Ровена де Бернар также была занята своими мыслями. Еще до встречи с капитаном Йорком этот человек, имевший поручение сопровождать ее в пути, представлялся ей этаким седобородым, скучным и лишенным чувства юмора джентльменом. Она была приятно удивлена, увидев, что он моложе, чем она думала, и характер у него открытый, что он говорит и делает то, что не расходится с его образом мыслей, а эту черту характера Ровена особенно ценила.

Человек такого склада, как капитан Йорк, был открытием для девушки, выросшей и воспитывавшейся в отдаленных глухих местах шотландского высокогорья. Ее опыт общения с противоположным полом ограничивался кругом малоразговорчивых и угрюмых мелких фермеров, арендующих у ее дядюшки участки земли, да редкими беседами с рабочими винокурни, в том числе с Нилом Стрейчлендом. Сам дядя, лорд Лесли, был человеком крайне робким и нерешительным и не мог воспрепятствовать тому, что всем в доме заправляла леди Лесли, указания и капризы которой должны были беспрекословно выполняться слугами, которые видели в ней деспота.

После разговора с Йорком Ровена несколько сникла. У нее поубавилось надежды на то, что хоть он-то будет с ней любезен и не станет читать ей ханжеских нравоучений, как придирчиво-взыскательная миссис Синклер. Перспектива провести время в компании людей с такими деспотическими замашками ее пугала. Ей хотелось успокоиться, и она стала думать о том, что осталось не так уж долго ждать возвращения во Францию. Скоро она снова переступит порог своего родного дома, о котором страстно мечтала и тоска по которому не покидала ее все эти шесть с лишним лет. Бабушки ее уже нет в живых и ей так будет недоставать ее улыбки! В Шартро остались Симон, тетя Софи, кузен Феликс и этот наглый чистильщик сапог Сие. Она так соскучилась по теплой солнечной погоде, по виноградникам вокруг небольшой деревушки Шартро-сюр-Шарант с ее опрятными каменными домиками, притулившимися у реки.

Воспоминания о родных краях только подстегивали ее нетерпение, в особенности сейчас, когда она думала об отъезде. Ее воображение рисовало ей картину спокойного, ничем не омрачаемого путешествия, но ее наивные представления, по-видимому, были весьма Далеки от действительности. Она подумала, что дорога во Францию может оказаться утомительной и скучной.

Ровена вздохнула, отвернулась от окна и внимательно оглядела комнату, в которой осталась одна: темную мебель в стиле эпохи английского короля Иакова I, стены, отделанные полированным дубом, на которых висели портреты, написанные маслом, за много лет пребывания в этом замке ставшие для нее привычными и дорогими. Она покинет Глен Роуз, но будет вспоминать эту комнату, где длинными осенними вечерами они с Лахленом, уютно сидя у камелька, играли в шахматы или дегустировали изготовленное в Глен Роузе виски нового урожая. Она будет с грустью вспоминать свою уединенную комнатку, расположенную в пустынном восточном крыле замка, где всегда можно было укрыться от всевидящего ока тети Файоуны. Отсюда они с Лахленом делали частые вылазки на пустынные, поросшие вереском болота, чтобы в наступающих сумерках поохотиться на тетеревов и куропаток. Да, покинув Глен Роуз, она многое утратит из того, что было мило ее сердцу.

Ровене не исполнилось еще и одиннадцати лет, когда ее нога впервые ступила на землю Шотландии, и она почувствовала, что ее влечет к этой земле, что она ей не чужая, ведь в ее жилах текла кровь Джона Стюарта Лесли. Ровена была очарована узкой, лесистой долиной, выглядевшей мрачно и таинственно, великолепием лиственных лесов у подножия Карнгормских гор. Чудесные мелодии веселых гаэльских песен, шотландские юбки на здешних мужчинах ни в малейшей степени не казались ей чем-то чуждым, а в дружелюбном лице лорда Грейэми Лесли она сразу же распознала милые, легко узнаваемые черты своего дедушки, которого она горячо любила.

Шел 1807 год, когда отец Ровены Жан Филипп де Бернар был убит под Эйлау, став, как и тысячи других французов, жертвой блестяще проведенной внезапной атаки русских. Атака, однако, тогда не помогла русским выиграть битву, и великая армия Наполеона стала крушить полки русских с той же безжалостностью, с какой крушила пруссаков под Иеной и Ауэрштедтом за год перед этим. Та решающая победа французов, нанесших поражение прусской армии, низвела юного наследника Фридриха Великого до роли послушной марионетки.

В то время как крошка Ровена играла на занятом под виноградником земельном участке в Шартро, принадлежащем ее родителям, и вовсе не осознавала, какое влияние на ее дальнейшую жизнь окажет гибель отца, в Париже и в провинции стали распространяться слухи о невменяемости императора. Мать Ровены, Джулиана де Бернар, хрупкая и болезненная женщина, недавно ставшая вдовой, верила слухам. Не исключалась и вероятность вторжения армии союзников, и это очень сильно ее беспокоило, и, зная, что она умирает, Джулиана де Бернар написала письмо своему кузену Грейэми Лесли, в котором просила его позаботиться о ее дочери, чью безопасность нельзя гарантировать, если русская армия вступит в Париж.

Господь даровал Джулиане еще несколько месяцев жизни, и она дождалась того часа, когда дочь ее была отправлена в Шотландию, где Ровену уже ждали в семье Лесли и обещали воспитывать как свою собственную дочь. Симон остался во Франции: Анна-Мария не пожелала расстаться с мальчиком, а у Джулианы не хватило решимости отнять у своей старой матери последнюю радость – ее внука.

– Если вторжение неизбежно и нам придется спасаться бегством, то я заберу мальчика и сама отправлюсь в Шотландию, – сказала Анна-Мария своей дочери тихим ровным голосом. – Но я верю, что в Шартро будет спокойно, хотя этот толстый маленький корсиканец затеял войну с половиной Европы и мы можем стать ее свидетелями в нашей собственной провинции.

Так вот получилось, что Ровена была отправлена в Шотландию одна, выполняя последнее желание своей угасающей матери и заручившись обещанием Анны-Марии забрать ее обратно, как только война кончится.

Глен Роуз и его полная деловой суеты винокурня сразу же заинтересовали Ровену, и не потребовалось много времени, чтобы она перестала тосковать по дому. У нее не хватало терпения выслушивать хныканье кузины Катрионы, а вот Лахлен ей нравился. В свои пятнадцать лет он был красив, весел, любил развлечения и чем-то походил на ее брата Симона. Будучи наследником и готовясь в дальнейшем продолжить семейное дело, Лахлен с юных лет прилежно учился у деда мастерству перегонки виски. Подстегиваемый своей слишком честолюбивой матерью, он с юных лет вынужден был нести бремя ответственности, утомительно и напряженно трудясь на винокурне, но в глубине души он был безразличен к виноделию и больше всего на свете любил рыбную ловлю и охоту. Однако главное было не дать заглохнуть семейной традиции, и Лахлен это понимал.

Ровену же всегда привлекало винокуренное производство. Еще в Шартро, совсем малышкой, она с любопытством наблюдала, как работают ее отец и брат. И теперь здесь, в Глен Роузе, подросшая девочка с копной рыжих непослушных волос не отходила от своего кузена Лахлена, изводя его вопросами и влезая во все подробности процесса изготовления виски. Целыми днями пропадая на винокурне, она не чуралась никакой работы и вскоре уже знала и умела многое. К тому же в отличие от своего кузена Ровена отдавалась делу всей душой.

Между ней и Лахленом росло чувство взаимной симпатии и понимания. У них было полно общих интересов и занятий, они много времени проводили вместе. Леди Лесли относилась к их дружбе с суровым неодобрением, а дядя Грейэми считал все это забавной причудой, к которой следует относиться с терпеливым пониманием.

По мере того как Ровена становилась старше, она все больше времени проводила на винокурне у перегонных аппаратов. Это ей нравилось гораздо больше, чем посещение уроков, обучение музыке, пению и бальным танцам – всему тому, что является обязательным для молодой девушки благородного происхождения. Прилежная и сообразительная, Ровена, во всем опережавшая свою менее понятливую и вечно хнычущую кузину Катриону, старалась побыстрее сделать домашние задания и убежать на винокурню.

Как и следовало ожидать, леди Лесли не настаивала на том, чтобы ее юная племянница уделяла больше внимания обучению светским приличиям. Она видела, хотя и не хотела в этом признаться, что Ровена, взрослея, превращается в красивую молодую девушку, тогда как ее собственная дочь растет чрезмерно пухленькой и невзрачной. Конечно, графине не нравилось, что эта французская беженка во многом превосходит представителей рода Лесли. Поэтому Ровене не мешали сколько душе угодно торчать на винокурне в кругу неотесанных рабочих-шотландцев.

Ровене, без сомнения, нравилось дело, которым она занималась. Хотя образ жизни девочки значительно отличался от того, каким он представлялся ее умирающей матери, Ровена ни в малейшей степени не считала себя обойденной судьбой.

Приступ тоски по родному дому в Шартро вспыхнул с новой силой в душе Ровены после известия о смерти бабушки. Да и Симон в письмах настойчиво звал ее домой. Кроме того, ей стали сильно досаждать неуклюжие любовные ухаживания Стейплтона Гилмура. А тетя Файоуна, с неудовольствием наблюдавшая, как старший сын Гилмуров увивается за ее племянницей, рада была отправить ее обратно в Шартро.

«Через три недели я снова буду во Франции», – подумала Ровена.

Во Францию Ровене предстояло добираться через Испанию, покуда тамошние дороги находились под надежной охраной войск лорда Веллингтона и были открыты для проезда. Причин откладывать отъезд не было. Смущало Ровену только то, что ехать придется в компании капитана Йорка и острой на язык миссис Синклер. «Ничего, довольно скоро я сумею от них избавиться», – решила Ровена, высоко вздернув подбородок, и принялась за чтение газет.

Утро следующего дня началось для Ровены с неприятности. Проснувшись и спустившись вниз, она услышала возмущенные жалобы Маргрит, поварихи, обслуживавшей семью Лесли.

– Что случилось? – спросила Ровена, влетев в кухню.

– Гилмуры, мисс. Они уже приехали, – произнесла одна из служанок, подбрасывая в огонь новую порцию торфа.

– Гилмуры? Но ведь они собирались приехать сюда только завтра!

– Мы все тоже так думали, – ворчливо стала .жаловаться Маргрит, вернувшись из кладовой с глиняным кувшином со сметаной. – А вот записочка леди Гилмур с указаниями, что приготовить на завтрак.

Маргрит извлекла из-за фартука скомканный листок бумаги и стала читать, запинаясь:

– Свежие овсяные лепешки со сметаной, яйца, которые надо опустить на три минуты в кипящее молоко, и никакой соли, никакого масла! Кофе, мед, а к овсяным лепешкам еще сахар и варенье.

Она фыркнула и бросила записку в огонь.

– Сахара к ее лепешкам! Может быть, ее милость думает, что герцог Аргайлльский выплачивает нам жалованье? В доме и сахара-то осталось разве что мышке понюхать! Что же мне делать, мисс?

– Сделай все так, Мэгги, как сказано в записке. Ты же знаешь, что случится, если не будешь следовать ее указаниям.

Ровена наклонилась и выхватила из огня обуглившуюся записку.

– На этот раз не будет ее домашнего повара.

Или будет?

– Этот маленький толстенький французик? Нет, – сказала Маргрит с сердитым видом.

– Разожги-ка огонь посильнее, да принеси овсяной муки из кладовой, – обратилась Маргрит к девушке, прислуживающей на кухне. – Что вам приготовить, мисс Ровена?

– Я сама все сделаю, благодарю. У тебя и так хлопот хоть отбавляй.

Ровена решила закончить завтрак побыстрее, чтобы успеть побывать на винокурне, прежде чем проснутся Гилмуры. Как славно было бы вообще избежать встречи с ними, да вряд ли это удастся. Тетя Файоуна будет теперь настаивать на формальном прощании, она соберет всех Гилмуров и всех слуг на ступеньках у входа, и они будут театрально махать руками и говорить напутственные слова, когда экипаж тронется в дорогу.

«Мое последнее утро в Глен Роузе! – подумала Ровена, когда выпила свой чай и съела мисочку каши на кухне. – Почему я должна тратить его на Гилмуров?

У нее еще оставалось достаточно времени, чтобы на лошади доехать до винокурни и тепло попрощаться с Нилом Стрейчлендом и другими работниками. Время приближалось к шести, а ее тетя, кузен и семейство Гилмуров соберутся у ворот замка не раньше десяти.

Быстро поднимаясь по ступенькам задней лестницы в свою комнату, она вдруг услышала, как в конце длинного, темного коридора кто-то окликнул ее по имени. Ровена обернулась, и сердце ее упало, когда она узнала спешащего к ней высокого молодого человека.

– Я знал, что если встану пораньше, то смогу увидеться с вами, – сказал он, останавливаясь перед ней и тяжело дыша.

– Это вы, Стейплтон? Здравствуйте!

Боже правый, она же забыла, как он действовал ей на нервы. Ах, как он раздражал ее! Он стоял перед ней, тараща глаза, как овца, которую привели на убой, и шаркал своими огромными ногами, как будто не знал, куда их поставить.

Ровена никогда не говорила Стейплтону Гилмуру резких и грубых слов, по меньшей мере она не бросала их ему в лицо. Не сделает она этого и теперь.

– Вы уезжаете от нас? – спросил он, затаив дыхание.

– Да.

Он помедлил, но ничего больше не сказал. Щеки его покрылись пятнами. В ее присутствии он всегда терялся, чувствуя себя провинившимся мальчишкой. Мысли в его голове путались. Сегодня ощущение скованности даже усилилось: Ровена в это утро выглядела особенно красивой, ее рыжие волосы волной падали на плечи, а огромные глаза светились в полумраке как драгоценный аметист. Известие, что сегодня Ровена покидает Шотландию – и, может быть, навсегда, – причинило ему нестерпимую боль. Слава Богу, ему удалось уговорить недоумевающих родителей выехать в Глен Роуз на день раньше, чем намечалось: все мысли Стейплтона были обращены к Ровене, он страстно жаждал увидеть ее, пусть даже в последний раз! У него мурашки пробежали по коже при мысли о том, что их встрече могут помешать непредвиденные обстоятельства. Он очень волновался, но изо всех сил старался держаться с достоинством – ведь, как не уставала говорить его мать, герцог всегда должен быть на голову выше других.

– Ровена, – набрался смелости Стейплтон, – надеюсь, вы простите мою самонадеянность, но я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.

«О Господи, – подумала Ровена, – не хватает только, чтобы он сделал мне предложение!»

Она с подозрением посмотрела на него, и у Стейплтона будто память отшибло – он внезапно забыл все тщательно заученные слова, с которыми хотел обратиться к Ровене. Никогда в жизни не стоял он так близко от нее, даже когда они вместе встречали Новый год и он танцевал с ней кадриль. Его опьяняла тогда ее близость и красивая линия ее прелестных губ.

– Ровена... – снова выговорил он.

В дальнем конце коридора послышался какой-то шум, но Стейплтон его не услышал. Весь во власти своих эмоций, он неожиданно заключил Ровену в объятия, пытаясь коснуться ее губ. Скорее случайно, нежели преднамеренно ему удалось сорвать легкий поцелуй. Но когда он вознамерился прижаться к ней ближе, она резко вырвалась из его рук.

– Что за черт! – недовольно пробурчал он. Стейплтон увидел перед собой лицо с жестким и злым выражением в глазах, лицо совершенно чужого и враждебного ему существа. Ровена стояла вполоборота к нему, и на лице ее можно было прочитать отвращение. Бормоча слова извинения, он понуро удалился. В коридоре повисла тишина, прерываемая только учащенным дыханием Ровены.

– Он вас обидел? Это задело ваши чувства? Ровена повернулась и увидела перед собой Тарквина. Приоткрыв от неожиданности рот, она испуганно смотрела на него, а затем вдруг разразилась смехом.

– Нет, – наконец произнесла она, – он не нанес мне обиды и не причинил никакого вреда. Благодарю вас за участие!

– Приятно слышать, – пробормотал Тарквин сухо.

Она взглянула на него.

– Держу пари, это не совсем то, что по мысли полковника Армбрастера вам подходит, не так ли?

Непроизвольно губы Тарквина растянулись в улыбке, но он отвернулся, чтобы Ровена ее не заметила.

– Возвращайтесь к себе, мисс де Бернар, – сказал он строго. – В данных обстоятельствах я не советовал бы вам покидать комнату до тех пор, пока не наступит время отъезда из Глен Роуза.

Он понял, что его тон задел ее, но она, опустив голову, молча прошла мимо него, и звук ее шагов слабым эхом затих на лестнице.

– Вот и пойми ее, – сказал Тарквин раздраженно. – А что дальше?

Глава 3

Каюта, в которой расположилась Ровена, была тесной и холодной, а чемоданы и коробки, напиханные по всем углам, придавали ей очень неуютный вид. Для миссис Хелин Синклер нашлась другая каюта, где она расположилась с относительным комфортом. С момента их отъезда из Глен Роуза погода была отвратительной, и последний взгляд, брошенный внучкой Джона Стюарта Лесли на затянутую туманной дымкой береговую линию Шотландии, отозвался в ее сердце грустным прощальным аккордом.

Налетающие порывы ветра срывали клочья пены с гребней волн, и палуба ходила ходуном. Ровена изо всех сил сопротивлялась приступам морской болезни и не подавала виду, что страдает от нее. О, она будет держаться молодцом и не ударит лицом в грязь, по крайней мере перед этими мужчинами, которые группами прогуливаются по палубе и разглядывают ее с нескрываемым любопытством.

Ровена повернулась к ним спиной и, ухватившись за поручни, стала высматривать на берегу фигуру Лахлена. Однако из-за дождя ничего не было видно. Ровена вздохнула и вернулась мыслями к короткой поездке из Глен Роуза в Абердин, куда ее взялся проводить Лахлен. Дорога через вересковую пустошь утопала в грязи и ухабах, и карета то и дело заваливалась на бок. Глядя в окно, Ровена любовалась суровыми и молчаливыми картинами шотландской природы. Насколько хватало глаз, тянулись серые горы, терявшиеся в туманной дымке, нежно зеленели мхи на вересковых болотах, а в небольших озерцах отражалось блеклое холодное небо. Доведется ли ей когда-нибудь еще увидеть дикое великолепие этих мест! Чувство пронзительно-щемящей печали охватило все ее существо. Лахлен добродушно подшучивал над нею, и Ровена отвечала ему с беззаботным и веселым видом, хотя на самом деле ей было грустно. Капитан Йорк ехал на лошади позади кареты, и Ровену эту вполне устраивало, поскольку ей не хотелось, чтобы он стал свидетелем ее унылого вида. В его холодных серых глазах и в лице с тонкими и резкими чертами было нечто такое, что Ровену „смущало и даже пугало: и хотя внешне капитан Йорк относился к ней с холодной почтительностью, она подспудно чувствовала, что заслужила его порицание. Ровена не придавала никакого значения тому, что о ней думает капитан, однако призналась себе, что в его присутствии ощущает беспокойство. Знакомый голос вернул ее к действительности.

– Не считаете ли вы, мисс де Бернар, что в каюте вам будет и спокойнее, и уютнее. Погода не слишком благоприятна для прогулки по палубе, и у меня нет ни малейшего желания передать вас в объятия ваших родственников с воспалением легких.

Ровена повернулась к капитану Йорку, который смотрел на нее с хмурым и недовольным видом. Раздосадованная тем, что он застал ее врасплох, она вызывающе вздернула подбородок:

– Я ценю вашу заботу, капитан Йорк, но позвольте вам заметить, что я научилась переносить капризы погоды без какого-либо вреда для себя.

– Эта ваша способность для меня уже не секрет, – грубовато-резко ответил капитан, вспомнив о их первой встрече. Да, погодка тогда была – не позавидуешь, а ей хоть бы что. Как она потешалась над ним, когда он ошибочно принял ее за парня! Конечно же, ничего мужского в фигуре Ровены де Бернар не было, и даже поношенный плащ не мог скрыть стройной привлекательности ее фигуры – об этом без слов говорили восхищенные взгляды мужчин, укрывшихся сейчас от дождя под навесом. Сама Ровена этих взглядов, казалось, не замечала. Она сухо спросила капитана, какой смысл он вложил в свои слова, тот не стал медлить с ответом: