Сен-Жермен - Бегство от грез

«Я не преднамеренно обманываю его», – подумала Ровена поздним вечером, целуя дядюшку в щеку, в то время как он помогал ей сесть в экипаж. Внутри уже сидела Полина, а на козлах рядом с кучером устроился Джерард.

– Будь осторожна! – предупредил дядя Анри.

– Я только съезжу к Арабелле, – ответила Ровена.

Она выглянула из окна экипажа и опять поцеловала его.

– Обещаю, что не буду задерживаться допоздна.

– Смотри, не опаздывай!

Он стоял, наблюдая за удалявшейся каретой, маленький, толстенький человек, который вдруг показался Ровене старым и перегруженным заботами. Смерть Феликса заметно состарила дядю Анри и тетю Софи, и все же социальные потрясения этой осенью в Париже пошли им на пользу. Дела дяди Анри пошли в гору, если судить по вышколенным лакеям и горничной, которую Анри нанял на прошлой неделе. Он собрался нанять еще горничных для каждой из девушек, так что бедная Полина не выглядела безмятежной.

– Вы чем-то озабочены, Полина? – спросила Ровена.

– О, нет, мамзель! – ответила Полина. – Что вы!

– В эти дни в городе было много волнений, – важно продолжила Ровена. – Действительно, может быть, для проезда не нужно будет специального разрешения.

Кучер медленно тронул и заглянул в карету.

– Пожалуйста, попросите месье Таверне пересесть к нам, – строго сказала ему Полина. – Я и моя хозяйка боимся ехать одни.

Ровена слышала все учащающееся дыхание Полины. Она скользнула взглядом по лицу девушки в свете проплывавших мимо фонарей и увидела, что та покусывает губы и старательно расправляет складки на юбке. Ровене стало смешно. Ее настроение все улучшалось. Ах, Полина, не только вы страстно хотите увидеться с милым сегодня ночью! Джерард перебрался к ним и, смущаясь, сел напротив. Он не разговаривал и не смотрел на них. Тем временем карета неслась вперед, сворачивая налево, на улицу Риволи. Потом она снова повернула налево, проехав большую часть пути до дома Гросвенор-Винтонов, громыхая по улице Святого Флорентина и, замедлив ход, доехала до конца большой площади, которая вот уже двадцать лет была известна как площадь Согласия.

– Вы не могли бы на минуту остановиться? – обратилась Ровена к кучеру, когда они миновали площадь. – Я увидела человека, с которым мне надо поговорить, – она бросила взгляд на Полину и Джерарда, но они, без сомнения, не слышали ее слов. Глаза Полины были опущены вниз, тогда как Джерард с нескрываемым желанием смотрел на ее склоненную голову.

Ровена засмеялась и, подобрав юбки, побежала через улицу.

Ожидание и нетерпение охватили ее, как безлунная тьма. Запыхавшись, она остановилась в тени гордых гарцующих «Лошадей Марли», даже не взглянув на красоту этих статуй. Она огляделась вокруг, с трудом пытаясь успокоиться.

– Мисс де Бернар!

Ровена была в смятении. Человек в черном капюшоне, чьи черты показались ей знакомыми, выступил из темноты. Ровена недоверчиво уставилась на него, поднеся руку к горлу.

– Вы! – выдохнула она. – Что вы делаете здесь?

– Конечно, вы получили мою записку? Иначе вы бы не пришли сюда.

– Да, – согласилась Ровена, пытаясь скрыть свое изумление. Ведь ей и в голову не пришло, что кто-нибудь кроме Тарквина мог написать это письмо.

– Извините, Джейми, – она постаралась говорить спокойно. – Что вам нужно?

Он казался удивленным.

– Ну конечно, услышать ваше объяснение этому случаю. С тех пор как я прочитал о нем в «Мониторе», я очень волновался и хотел узнать все от вас самой. Скажите мне, как ваша кузина? Насколько серьезно она пострадала?

Ровена уставилась на него, ничего не понимая.

– Мадлон чувствует себя прекрасно. Это очень мило с вашей стороны – проявлять такую заботу.

– Мадлон? Это была Мадлон? – Джейми схватил ее за руки. – В газете не было сказано, кто из них был там, – я прочитал только, что одна из дочерей Карно.

– Вы подумали, что это была Жюстина?

Он отпустил руки и желваки заиграли у него на скулах.

– Вы думали, это была Жюстина, и переживали, – слова Ровены закончились звонким смехом, и теперь уже она схватила его за руки. – Вы влюблены в нее!

– Она так молода! – с сожалением сказал Джейми. – Совсем еще ребенок.

– Ей исполнится семнадцать лет в следующем месяце, – строго сказала Ровена. – Достаточно, чтобы выйти замуж.

– Я думаю, ваша тетя намерена вскоре устроить свадьбу? – Джейми отвернулся, так что Ровена не могла видеть его лицо.

– Да, конечно, – бессердечно подтвердила она. – Хотя вам будет приятно узнать, что Жюстина до сих пор отвергала всех своих поклонников. Почему бы вам не предпринять попытку увидеться с ней? Как долго вы еще пробудете в Париже? Я полагаю, вы опять шпионите? Иначе ради чего вы здесь? Хотя я недавно слышала, что вас посылают в Баварию.

Следя за выражением его лица, она разразилась смехом.

– Не надо смотреть с таким удивлением, герр Вольмар. Конечно, вы должны знать, что женщины всегда чрезвычайно любопытны.

– Ровена изменилась, – думал Джейми, глядя на нее. Она теперь отличалась от девушки, с которой он познакомился в Шартро, – более уверенная в себе, более довольная, словом, совсем женщина.

Ему захотелось узнать причину этого.

– Вы слышали что-нибудь о моем брате? – спросил он внезапно и заметил, что теперь была ее очередь удивляться. Но она удивила его снова.

– Да, – лукаво ответила Ровена. – Действительно, он в Париже, ему предложили место военного атташе герцога Веллингтона.

– Ему досталось кровавое место! – сказал он, крепко схватив ее за руки.

– Оставьте меня, Джейми, – сердито сказала Ровена. – Вы обидели меня.

Джейми нахмурился, отпуская ее.

– Извините, я забыл, что вы пришли сюда на минуту. Хотя должен заметить, что ваше чувство юмора оставляет желать лучшего, ей-богу!

– Джейми, – серьезно произнесла Ровена, – я не дразню вас. Квин действительно принял это предложение. Возможно, вы не слышали об этом, потому что официального сообщения еще не было.

Лицо Джейми все больше бледнело, по мере того как Ровена произносила эти слова. Он помолчал несколько мгновений, в течение которых Ровена наблюдала за ним со все возрастающей тревогой.

– Я полагаю, его пребывание здесь может скомпрометировать вас?

– Да, боюсь что так. Понимаете, никто не должен знать, что я в Париже, никто, даже герцог Веллингтон. Только постоянный помощник министра и министр иностранных дел осведомлены об этом. Если Квин это обнаружит... – Джейми отвернулся, проклиная обстоятельства.

– Как он сможет это обнаружить? – спросила Ровена. – Я не нарушу своего слова.

Джейми повернулся к ней, приятно улыбаясь.

– Я знаю. Но есть проблема более сложная. Видите ли, я тоже получил новое назначение.

Хотел бы он знать, что может без ущерба для себя сообщить ей. В конце концов он решил, что она скорее поможет ему, чем будет мешать, если узнает о его миссии.

Мимо, громыхая, мчалась карета, и он подождал, пока она не проехала. Потом он взглянул на нее и его губы скривились.

– Об этом стараются много не говорить, но на жизнь лорда Веллингтона было совершено несколько покушений в прошлом месяце или около того. Это неудивительно, потому что Веллингтон – завоеватель Франции имеет много врагов в стране. Хотя нет видимой силы, способной осуществить новое покушение, министерство иностранных дел не исключает любой попытки. Поэтому посол и его окружение находятся под негласной, но тщательной охраной, и его жизнь может во многом зависеть от тех предосторожностей, которые мы предпринимаем. Конечно, вы понимаете, что наша тайная операция может быть подвергнута опасности, если хотя бы один наш агент будет узнан?

– Это может случиться в тот момент, когда взор британского военного атташе остановится на вас?

Улыбка Джейми стала циничной.

– Да, конечно. И хотя я уверен, что мой брат будет вести себя осторожно, я не могу ни за что ручаться. Конечно, Квин считает, что я служу в прусской армии, так как моя мать и сестра написали ему об этом недавно. И мне будет трудно объяснить ему, почему я избегаю его в Париже. И тогда, Ровена, вы поможете мне, – его глаза широко раскрылись. – Поможете? Да?

– Вы предлагаете мне отвлечь его внимание, не так ли? – она ненавидела себя в эту минуту за краску стыда, которая залила ее лицо.

– Да, именно так, – ответил Джейми. – Прежде всего я хочу, чтобы вы пообещали, что ничего не расскажете ему обо мне, затем будет лучше всего, если вы постараетесь предотвратить любые случайные встречи между нами. Как атташе Веллингтона он, без сомнения, будет приглашен на те же приемы, что и посол. А так как опасность покушения возрастает вне посольства, то увеличивается и возможность моей неожиданной встречи с Квином. Весьма вероятно, он появится на вечере у герцога Ангулемского в Тюильри на будущей неделе. Там намечается грандиозный бал, и я не сомневаюсь, что пригласят герцога Веллингтона. А вы там будете?

Ровена кивнула.

– Да, мы собираемся туда. Дядя Анри уже получил пригласительные билеты.

– Я уверен, что Квин тоже.

– И вы хотите, чтобы я удержала его от поездки на бал?

– Это звучит довольно абсурдно, не так ли? – осведомился Джейми с робкой улыбкой. – Но, действительно, это именно то, чего я хочу.

– Не представляю, как я смогу сделать это. Ведь там будет так много людей.

– Не представляете? – Джейми взял ее за подбородок. – Я полагаю, вы способны занять его время наиболее... подходящим способом.

Он вытащил часы и сказал:

– А теперь я должен идти.

– Никакого послания для Жюсси? – лукаво вставила Ровена, желая смутить его за проявленную дерзость.

– Позаботьтесь о себе, мадемуазель, – ответил Джейми. Он поцеловал ей руку как брат. Но сам не осознал этого. На минуту она почувствовала себя неловко, он же расплылся в улыбке:

– Думаю, я смогу сильно полюбить вас, Ровена де Бернар.

– Я всегда говорила, что вы негодяй, – ответила Ровена, – и это так и есть.

– Благодарю Господа и за это, – поддразнил он ее, но когда она открыла рот, чтобы произнести обличительную реплику, он приложил к ее губам палец.

– Помните, вы обещали, – прошептал он, перед тем как удалиться вдоль балюстрады в направлении Тюильрийских ворот.

Ровена ожидала увидеть, как он пойдет через площадь, освещенную слабым светом звезд, но он так и не появился.

Подождав немного, Ровена тоже повернулась и побежала назад через улицу. Задыхаясь, она подошла к карете. Кучер дремал, и она уже взялась за ручку двери, собираясь бесшумно проскользнуть внутрь, как кто-то внезапно схватил ее за руку. В смятении она обернулась и увидела высокого, тяжело дышавшего после бега мужчину. Она почти сразу узнала эту сердитую сумрачную фигуру – это был не Джейми, а Квин!

– Кто это был?

Голос Тарквина звучал хрипло и так рассерженно, что Ровена побледнела.

– Что-о?

– Я спросил, кто это был. С кем вы разговаривали там, в тени? Тот, кто поцеловал вам руку?

– Вы... вы следили за мной? – прошептала она.

– Да, черт возьми! Я только что приехал из дома вашего дяди, где мне сказали, что вы поехали навестить друзей на улице Риволи. Так как я знаком с Джоном Гросвенор-Винтоном, я решил отправиться туда следом за вами, думая, что вам будет приятно неожиданно встретиться со мной. Можете вообразить мое страшное удивление при виде того, что я заметил у «Лошадей Марли», проезжая площадь Согласия. Приблизившись, я узнал вас, участвующую в приятном тет-а-тете! – Тарквин повысил голос. – А теперь, Ровена, скажите мне, кто это был?

Несколько возможных отговорок пронеслось у нее в голове, но она медленно отказалась от них. Ложь не выручила бы ее в такой ситуации. Даже губы Тарквина побелели от гнева.

– Извините, Квин, – промолвила она спокойно, – но я не смогу вам сказать. Я дала слово.

– О, теперь, Ровена, несомненно, вы можете делать это лучше, чем тогда.

Ровена прикусила губу и покачала головой, борясь с горькими, предательскими слезами, чувствуя себя беспомощной, связанной обещанием, данным Джейми.

Глаза Тарквина сузились.

– Теперь, я думаю, нам не о чем больше говорить, не правда ли? Вы можете вернуться таким же образом.

Он грубо схватил ее и почти втолкнул на сиденье кареты, а затем отрывисто велел кучеру ехать. Свою лошадь он пустил галопом, вслед за каретой, направившейся по улице Рояль к дому де Бернаров. Здесь кучер остановился у обочины, и Тарквин, спешившись, подскочил к экипажу.

– Что вы собираетесь делать? – волнуясь, спросила Ровена, когда он, открыв дверь кареты, потянул ее за собой.

– Я не собираюсь устраивать сцену, если вы это имеете в виду.

– Квин, пожалуйста, – голос Ровены задрожал. – Это не то, что вы подумали.

Он приподнял брови.

– А что я подумал?

– Что у меня было свидание сегодня вечером.

– Но с какой стати я должен так думать? И более того, почему это должно меня волновать?

– Квин...

– Нет, Ровена, я ничего не хочу больше слышать. Вы только что солгали мне, и я уже убедился, как прекрасно вы можете лгать мне – не хуже, чём вашему бедному доверчивому дяде.

Говоря это, он почти стащил ее по ступенькам кареты и резко оттолкнул. Без слов он прошел мимо уставившегося на него лакея и открывшей рот горничной и вскочил в седло.

– Квин, подождите!

Ровена кинулась к нему, схватившись за поводья. Привыкший к ней Сиам стоял смирно, в то время как Квин взглянул на нее сверху с выражением обиды.

– Что еще?

– Это нечестно! Разве вы не допускаете, что можете ошибаться относительно того, что видели! Я никогда не думала, что вы можете быть таким ревнивым!

– Ревнивый! – Это абсурдное замечание поразило Тарквина как удар, и он, быстро наклонившись, схватил ее за запястье.

– У вас хватает дерзости упрекать меня? Вы явно лгали вашей тете и дяде для того, чтобы встретиться наедине с мужчиной поздним вечером? Не смотрите на меня так пристально и ничего не говорите! Вы можете только сожалеть о том, что сказали.

Он неодобрительно тряхнул головой, как бы пытаясь избавиться от своих мыслей о ней.

– Что вы за наказание! Должен признаться, я начинаю испытывать сочувствие к вашему ничего не подозревающему дядюшке. Полагаю, вы собираетесь солгать ему снова, не так ли, когда он спросит, почему вы так быстро вернулись от Гросвенор-Винтонов? Воображаю, с какой готовностью он примет любое объяснение, которое вы выберете, чтобы предложить ему как наиболее подходящее. К сожалению, сегодня я не намерен совершить такую же ошибку.

Он пустил коня в галоп, и Ровена отпрянула назад, боясь быть задетой копытами. Она стояла, подбоченясь, посреди улицы, наблюдая за ним до тех пор, пока он не исчез за углом, затем пошла к дому. На верхней ступеньке лестницы она обернулась.

– Ну? – обратилась она к Джерарду и Полине, – вы намерены стоять там, переминаясь, всю ночь или все же войдете в дом?

Парадная дверь захлопнулась за ней, и Полина с Джерардом обменялись нежными взглядами.

– Ты понял хоть слово из того, о чем они говорили? – шепнула Полина.

Джерард мотнул головой.

– Я плохо понимаю по-английски.

– Черт возьми! Я бы заплатила двадцать су, чтобы узнать.

– Они почему-то выглядели сердитыми. Хотел бы я знать, почему.

– Разве это важно, если у тебя есть такой мужчина? – мечтательно произнесла Полина.

– Джерард! Полина! Сейчас же! – позвала Ровена, строго глядя на них с верхней ступеньки лестницы.

Они поспешили к ней, чуть ли не спотыкаясь друг о друга.

Глава 15

В салоне, выходившем в бальный зал дворца Тюильри, стоял король Франции Людовик XVIII, Людовик Подагрический, как окрестил его лорд Байрон. Король опирался на трость с золотым наконечником, вглядываясь в длинный коридор, откуда доносился голос церемониймейстера, стоявшего перед бальным залом и объявлявшего имена прибывающих гостей. Близилось время для выхода его величества.

Людовик двигался довольно неуклюже, стараясь облегчить давление тела на ноги. Его колени, скрытые под белыми шелковыми панталонами, распухли и имели ужасный вид. Ни один доктор ни в Англии, где он провел долгие годы в изгнании, ни во Франции не мог помочь ему избавиться от водянки. Тихий смех раздался у него за спиной. Людовик повернул голову и увидел своего брата, графа д'Артуа, которого называли «Большим господином». Понизив голос, он разговаривал со шведским канцлером в углу комнаты. На нем был старомодный парик, и в одном глазу он держал лорнет. Он выглядел ужасно, его лицо было бледным, жирным, обрюзгшим. Зрелище было не из приятных, и Людовик быстро отвернулся.

– Генерал и мадам Жюно, – услышал он монотонный голос церемониймейстера.

Людовик нахмурился. Кто пригласил их? У него нет желания принимать таких незначительных лиц, теперь Лаура Жюно, жена генерала, будет на конгрессе в Вене играть роль светской дамы при французской императрице Марии-Луизе? Ах да, конгресс. Вот где все они соберутся: Талейран, Рошфуко, Ля Беснадьер, принц де Линь... Людовик вспомнил, что кто-то, кажется, герцог де Коленкур, рассказывал ему, что на прошлой неделе на открытом балу в императорской резиденции в Шенбурне было около десяти тысяч гостей. Казалось, все съехались в Вену.

Неудивительно, что бальный зал Тюильри был в эту ночь заполнен незнакомыми лицами – их собралось две тысячи, если быть точным.

Людовик смотрел, наблюдая, совершенно усталый и скучающий, словно обдумывал другой торжественный бал. И да помогут ему небеса через несколько часов.

– Ваше величество?

– Что такое? – раздраженно спросил Людовик своего лакея..

– Настало время, ваше величество.

– Да, да, конечно.

Как болели ноги!

Между тем в бальном зале собравшиеся гости разговаривали и смеялись, восхищаясь собой и друг другом, не обращая внимания на музыкантов в оркестре, настраивавших свои инструменты. Ночь стояла холодная, а высокие окна были открыты и гуляющий ветер колыхал синие и белые шторы и свет свечей в огромных хрустальных канделябрах.

Наконец оркестр заиграл торжественную мелодию. Еще год назад подобные собрания должны были начинаться с исполнения «Марсельезы», но теперь она была запрещена, хотя, казалось, никто не обратил внимания на музыку. Все глаза устремились на растворяемые двумя ливрейными лакеями двери в дальнем конце широкой комнаты. Дамы зашумели юбками, приседая в поклонах.

– Вы видите его? – прошептала Мадлон Карно.

– Тише, – ответила тетя Софи, склоняясь в реверансе рядом с ней.

Церемониймейстер называл имена гостей, удостоившихся чести быть лично представленными королю. Людовик кивал и тихо произносил каждому слова приветствия. Среди удостоившихся такой высокой чести была и Мадлон. Накануне она не могла съесть свой завтрак от волнения при мысли о предстоящем вечере, что заставило тетю Софи отправить ее в постель. Жюсси не была приглашена. В свои шестнадцать лет ей было слишком рано посещать придворные балы, и поэтому она осталась дома.

– Господи, – восторженно прошептала Мадлон, – какой он толстый!

– Мадлон! – зашипела тетя Софи, делая глубокий реверанс.

– Танцы начнутся немедленно, – донесся дребезжащий голос Людовика из толпы сверкающих платьев, мундиров и сюртуков.

Оркестр по просьбе его величества начал с торжественного полонеза в честь только что открывшегося мирного конгресса в Вене. Это заставило шептавшихся между собой гостей вытянуться в длинную вереницу за герцогом Висентом и его партнершей герцогиней Ангулемской, которые должны были открыть бал. Все знали, что его величество не любил делать такие политические жесты. Он не верил, что на конгрессе можно будет достичь чего-либо для Франции, к тому же он совершенно не доверял Талейрану, министру иностранных дел, которому поручил вести переговоры с величайшей неохотой.

Но были и другие, более интригующие слухи, которые занимали гостей: недавние возмущения в Англии, показавшие, каким зловредным может быть северный сосед Франции: скандальное поведение принца и принцессы Уэльских: вызывающее присутствие на сегодняшнем вечере жены принца де Беневента, который строго запретил ей сопровождать его в Вену. Говорили, что ее укоризненные стенания можно было слышать на всем пути от площади Согласия до улицы Святого Флорентина, где располагался роскошный отель Талейрана. О, бал обещал быть великолепным, и гости сразу забыли о своем старом подагрическом короле, который, прихрамывая, удалился незамеченным, чтобы переговорить со своими министрами. Дюжина гибких танцоров из Парижского балета исполнила дивертисмент: прекрасная герцогиня Дюра и неотразимая Аглая Ней, жена бывшего наполеоновского маршала, находились в центре внимания, потому что все знали, что обе они претендовали на честь стать «главной дамой» виконта де Шатобриана. Кроме того, в саду были устроены фейерверки, в каждой комнате – буфеты. Оживленные гости смеялись, флиртовали и пили шампанское в промежутках между танцами.

– Здесь все, о чем можно только мечтать, – сказала Мадлон Карно своей кузине, когда они очутились перед огромным столом, уставленным множеством блюд, поражающих своим разнообразием. Говоря это, Мадлон, поддев вилкой кусок ростбифа, повернулась к Ровене, но наткнулась на ее неприязненный взгляд.

– Мне кажется, что ты недовольна собой. Каждый кавалер мечтает потанцевать с тобой, но ты многим отказываешь, даже привлекательному принцу де Курсону. Что с тобой, дорогая? Ты себя плохо чувствуешь? Может быть, ты схватила простуду?

– Нет, я чувствую себя прекрасно, – заверила ее Ровена и, взяв тарелку и вилку, решила доказать Мадлон, что по крайней мере с аппетитом у нее все в порядке. В душе она разозлилась на себя. Если уж Мадлон решила сделать ей замечание по поводу ее поведения, то это могли заметить и другие. Ровена не собиралась ни в малейшей степени дать кому-либо понять, что она чем-то обеспокоена здесь, этой великолепной ночью, на этом грандиозном балу с присутствием самого короля. Конечно, такое событие может стать самым ярким воспоминанием в жизни любой молодой девушки. Но Ровена не могла чувствовать себя спокойной, несмотря на перспективу прекрасного бала: она готова была поклясться, что в толпе гостей узнала Джейми Йорка. Ровена ожидала увидеть его на балу, но всякий раз, когда она думала, зачем он здесь, ее охватывал навязчивый страх.

Только утром дядя Анри пришел к мысли, что конгресс в Вене не улучшит политической обстановки: она настолько плоха, что достаточно незначительной инициативы, чтобы Европа была снова втянута в войну.

– Я не буду думать об этом, – упрямо сказала себе Ровена. – Джейми не допустит, чтобы что-нибудь случилось с герцогом. Попытаюсь-ка развлечься, как советует Мадлон.

В конце концов она успокоилась, решив, что Квина здесь нет и она сдержит данное Джейми обещание, так как она и Квин не смогут даже поговорить друг с другом.

Она считала, что между ней и Тарквином Йорком все кончено, и теперь намеревалась как следует распробовать эту великолепную еду, танцевать до упаду и флиртовать напропалую. И пропади они пропадом, эти Йорки! Они не заслуживали того, чтобы о них беспокоиться.

Доедая порцию патэ, Ровена безмятежно улыбнулась, но в следующий же момент ее спина словно одеревенела: дверь в салон отворилась, и вошел Тарквин Йорк. Он оживленно беседовал с герцогом Веллингтоном и герцогом де Винсентом, смеясь тому, что говорил Веллингтон. На этот раз Тарквин выглядел очень спокойным, безмятежным и молодым.

Ровена быстро отвернулась к столу, ощущая сердце в самом горле. Что, черт возьми, теперь она может сделать? Она должна была допустить, что он может приехать позже, чтобы принять участие в открывшемся празднике. Кусая губы, она взглянула назад и увидела Квина, остановившегося в дверях салона и беседующего с герцогом де Винсентом. Она была вынуждена признать, что в своем мундире он выглядел очень привлекательно. Несколько англичанок и француженок обступили его, пытаясь привлечь его внимание своими чрезмерно откровенными декольте.

– И как только его угораздило родиться с таким дьявольским обаянием? – сердито подумала Ровена.

В этот момент Тарквин поднял голову и через всю комнату его глаза встретились с глазами Ровены. Она увидела, что он нахмурился, но от чего? От досады? От неожиданности? Было очевидно, что он не ожидал увидеть ее здесь, и она кивнула ему как только могла холодно, снова повернувшись к столу. Как она могла дать это обещание Джейми, когда Тарквин так волнует ее!

– Мисс де Бернар!

Вдруг он оказался рядом с ней, и внутри у Ровены все задрожало, хотя она не собиралась показывать, как он действует на нее.

– Добрый вечер, майор Йорк.

Она продолжала опустошать свою тарелку. Тарквин наблюдал за ней, не произнося ни слова, но через минуту разразился искренним смехом. Молча он взял из ее рук тарелку и поставил рядом с горой еды, на которую она только что взирала с таким вожделением.

– Это придворный бал, мадемуазель, а не праздник урожая в нагорьях Швейцарии. Даме полагается есть совсем немного.

Ровена уже собиралась сказать что-нибудь уничижительное, но слова замерли у нее на губах, когда она взглянула ему в лицо. Она ощутила, что от него исходит какая-то волнующая сила, и все ее попытки отчуждения от Квина не имеют ни малейшего значения. По-видимому, эти чувства были ясно написаны на ее лице. Оркестр начал играть кадриль, но вместо того чтобы пригласить ее танцевать, как она ожидала, он повлек ее за собой вниз по лестнице в дворцовый сад. Ночь была ясная и очень холодная, и Ровена задрожала, потому что ее тонкая шаль и платье гораздо больше подходили для хорошо нагретого бального зала. Она задрожала еще сильнее, когда Квин положил руку ей на талию и повел по аккуратной, обсаженной ровными деревьями аллее мимо искрящихся фонтанов и белеющих в темноте статуй. От холода или от волнения никто из них не произносил ни слова.

Наконец Тарквин остановился под сводчатыми ветвями большого каштана и молча повернул Ровену к себе. Откинув в сторону ее рыжие локоны, он взял Ровену за подбородок, приподняв ее лицо. От поцелуя, длительного, желанного и неожиданного, у нее захватило дыхание.

Когда Квин наконец оторвался, Ровена взглянула на него с удивлением.

– Значит ли это, что вы больше не сердитесь на меня?

Не дав ей договорить, Квин прервал ее слова новым поцелуем, и Ровена поняла, что его сердце смягчилось. Она не могла поверить, что он простил ее так легко, забыл ту оскорбительную сцену перед домом дяди. Она чувствовала, что и сама сейчас уже простила ему ту вспышку ревности.

– Я только хотел убедиться, что вы не забыли, как заставить меня целовать вас.

– Черт вас побери, – прошептала Ровена, – вы всегда такой отвратительный?

– Пойдемте, – настаивал Тарквин, – забудем о прошлом!

Глаза Ровены озорно заблестели.

– Обо всем? Он засмеялся.

– Нет, конечно. В вас есть то, Ровена де Бернар, что мужчина не может легко забыть.

Он накрыл ее ладони своими и увлек в липовую аллею, откуда вскоре донесся звук их голосов и смех. Очарование этой ночи в королевском дворце охватывало их все больше, и Ровена снова ощутила то глубокое счастье, которое, казалось, была способна принести ей только близость Тарквина.

– Вы никогда не говорили мне, почему вы не уехали в Америку? – заговорила она, когда они брели в темноте, взявшись за руки. – Я знала об этом вашем оригинальном намерении, когда вы покинули Шартро, перед тем как Веллингтон предложил вам пост в посольстве. Что заставило вас изменить планы?

– Я не мог ехать, – ответил Тарквин, пожав плечами. – Я был слишком болен.

Она обернулась, не веря ему.

– Вы были больны летом?

– Через два дня после отъезда из Шартро я подцепил лихорадку, – ответил он с гримасой отвращения. – Было ясно, что я не могу оставаться в Тулузе, и Исмаил отправил меня домой в Лонг-бурн. Я провел там почти шесть недель, выздоравливая, и к тому времени, когда я уже мог снова приступить к активной службе, последние воинские формирования уже отбыли в Америку. У меня не было другого выбора, как вернуться во Францию.

– Жаль, что я не знала об этом, – тихо сказала Ровена. Глаза у нее защипало от слез при воспоминании о том, какими тяжелыми были для нее эти летние месяцы, и как легко Квин мог бы положить конец ее переживаниям, если бы просто написал ей. Она взглянула на него, рассматривая казавшиеся тяжелыми в темноте черты его лица, и подумала, что не имеет права упрекать его за это, поскольку Квин никогда не давал ей никаких обещаний. Как ей хотелось думать, что он остался в Париже из-за нее. Но она сама разрушила эту иллюзию, пожелав узнать причину из его собственных уст.

– Исмаил подал в отставку, когда я присоединился к свите Веллингтона, – сказал Тарквин, заметив ее молчание. – Без меня армия потеряла для Исмаила свою притягательность, что очень огорчало его. Хотите верьте, хотите нет, но теперь он мой секретарь и слуга, хотя я неясно представляю себе, как это будет выглядеть реально.

– Значит, он тоже в Париже?

– В настоящее время да. Хотя я не знаю, придется ли ему по вкусу гражданская жизнь... или он ей. Боюсь, Исмаил рожден быть солдатом, это у него в крови. И не думаю, что он когда-либо уклонялся от этого.

– Как и ты, – подумала Ровена, и ее тонкие пальцы инстинктивно вцепились в его руку. Квин с улыбкой повернул к ней голову, и теплота в его взгляде придала Ровене смелости спросить:

– А как насчет вас? Вы не испытываете желания в один прекрасный день вернуться к службе в армии?

Он улыбнулся ей.