48

Вот уже три дня Лукьен и Гилвин жили в Гримхольде, и все три дня Бронзовый Рыцарь ломал голову над обороной крепости. Им выделили скромную комнатку на первом этаже замка — неподалеку от той, что занимали Прорицательница с матерью. Подобно прочим помещениям Гримхольда, она была без окон; лишь пара масляных светильников освещали ее. И все же эта комнатка как нельзя лучше подходила паре друзей. Они мирно проспали первую ночь до утра, когда их сон был прерван слепым пареньком, принесшим завтрак. Несмотря на слепоту, мальчуган, похоже, отлично видел. Звали его Фарл; он объяснил им, что его определили помогать им все время их пребывания в Гримхольде: пусть смелее обращаются в случае необходимости. Покончив с завтраком, Лукьен и Гилвин направились всяк по своим делам. Гилвин жаждал увидеть Изумруда, своего крила, и узнать, привели ли его в замок. И, конечно же, встретиться с Белоглазкой… А Лукьен был озабочен колоссальной задачей устройства обороны Гримхольда.

Да уж, ничего не скажешь — задание не из легких. Труднее всего, что прежде выпадало на долю рыцаря. Гримхольд — великая твердыня. Его строители постарались на славу. Стены отличались толщиной; вокруг возвышалось множество башен с хорошо оборудованными площадками для стрельбы. Кроме того, крепость надежно спрятана в горах, и с нее открывается отличный вид на плато. Поэтому хорошие лучники легко достигнут цели. Одна беда: нет в Гримхольде лучников. В глубоких подвалах содержится множество видов оружия, да некому воспользоваться им. Лукьен понимал, что превратить Нечеловеков в боевую силу не представляется возможным. Да, конечно, они сами так и рвутся в бой. И магия — хорошее подспорье для них. Но… кто из них не имеет рук, чтобы держать оружие. Кто — слеп, и не сможет прицелиться. Есть горбуны, есть безногие. И никакие Акари не смогут помочь им противостоять Трагеру. Говоря попросту — они не солдаты. И это обескураживало Лукьена, ибо он осознавал: даже столь могучая твердыня, как Гримхольд, не выстоит, если не будет у нее защитников.

На второй день Лукьен отправился на поиски Миникин в главный зал Гримхольда. Но маленькая хозяйка замка была, казалось, неуловима. Наконец, рыцарь обнаружил ее. Миникин общалась с одним из немых — парнем, который мог издавать лишь нечленораздельные звуки. Однако Миникин понимала каждое слово. Она слушала и кивала, а потом повернулась туда, где стоял Лукьен. Махнула рыцарю рукой, как будто заранее знала, где он ее поджидает. Подозвав Лукьена, она спросила его, как идут дела, и не нужно ли ему чего.

— Нужно. Примерно тысячу солдат.

Миникин лишь улыбнулась, уверив его, что Нечеловеки способны защитить себя. Ему не стоит переживать из-за их неопытности в бою. Пусть лучше хорошенько ознакомится с Гримхольдом и представит себе, какой способ Акила изберет для начала атаки.

— Все очень просто, — саркастически усмехнулся Лукьен. — Он приведет стенобитное орудие и протаранит главные ворота, а потом станет уничтожать всех подряд, пока не умертвит каждого жителя.

При этих словах Миникин повернулась и пошла прочь, бросив на ходу загадочную фразу:

— Храни веру.

К сожалению, от Гилвина помощи было не больше, нежели от Миникин. Парень замкнулся в собственном маленьком уютном мирке, как будто никакая армия не маячила на горизонте. Его влюбленность в Белоглазку не подвергалась сомнению: он все ночи пролеживал без сна, глядя в пламя светильника. Лукьену симптомы его болезни были хорошо известны, и в чем-то он даже симпатизировал мальчику, но все-таки его не могло не сердить то, сколько времени он проводил в обществе подружки. И речь здесь не шла о ревности: просто Лукьен нуждался в дружеской поддержке. А Гилвин был смышленым пареньком, и от него могло бы быть больше толку в обороне крепости, если бы он не тратил время на ухаживания. Если им суждено выжить — все время мира будет к услугам влюбленных. Если же нет — все потеряет смысл. И зарождающаяся страсть погаснет, не успев разгореться.

С такими мрачными мыслями Лукьен отправился рассмотреть сложную систему строений Гримхольда, и к концу третьего дня уже разобрался в хитросплетении ходов и лабиринтов. Он был сыт по горло Нечеловеками и их увечьями, тяжелая ноша давила ему на сердце. Он отчаянно тосковал по Кассандре, и никто из здешних обитателей, несмотря на их дружелюбие, не мог скрасить его одиночества. Странное дело, но именно одиночество заставляло Лукьена сторониться всех и держаться обособленно. Ему захотелось побыть одному вне стен замка, под открытым небом. Не сказав ни слова Миникин и Гилвину, он направился к главным воротам Гримхольда. Там он обнаружил Грейгора, массивного стражника с переломанными костями, восседавшего в массивном деревянном кресле внутри железного портала. Здоровяк поднял голову и посмотрел на Лукьена, как всегда, не издав ни звука.

— Я хочу выйти, — произнес Лукьен. — Пожалуйста, открой ворота.

Стало ясно, что Грейгор привык к подобным просьбам, ибо без промедления поднялся. Не задавая вопросов, направился к воротам и громко стукнул по ним рукояткой меча. В ответ на это две группы стражников начали тянуть толстые цепи. Они выглядели близнецами и, как будто, без физических изъянов, но Лукьен уже знал, что здесь, в Гримхольде, внешность часто бывает обманчивой, и не удивился бы, распознав в них слепых и прокаженных. Когда ворота поползли вверх, Грейгор посторонился и пропустил Лукьена. Его доспехи даже не звякнули.

— И что же? Ты позволишь мне уйти прямо так?

Грейгор моргнул, но по-прежнему не издал ни звука. Он нахмурился, и Лукьен понял: гигант не в восторге от вопросов.

— Ну ладно, я уже устал разговаривать со всеми вами, — заключил Лукьен и поспешил вон из крепости — туда, где ждал его чистый, свежий горный воздух. И сразу жаркое пустынное солнце обожгло ему лицо. Рыцарь же как будто не замечал жары. Как хорошо почувствовать тепло, пусть даже и обжигающее. За его спиной начали опускаться тяжелые железные ворота, закрывая от мира таинственных Нечеловеков. Лукьен сделал несколько шагов вперед, не оглядываясь, потом остановился. Идти-то ему было некуда. Он просто хотел выйти. Он с любопытством огляделся вокруг: высокие горные пики окружали плато. Там есть много площадок, откуда можно успешно вести бой, вот только было бы кому его вести.

— Довольно, — сказал он себе. — Думать больше не о чем.

Он все дни усиленно работал головой, составляя планы, и теперь желал покоя. Поэтому он выбрал один из уступов в отдалении, решив передохнуть и расслабиться там, успокоив возбужденный ум. Идти туда придется долго, но это даже к лучшему: подальше от спертого воздуха Гримхольда. Эта мысль ускорила его шаг, но, добравшись до места, рыцарь обнаружил там человеческую фигуру. Кто-то стоял на коленях спиной к нему. Лукьен замедлил шаг. Непонятно, кто перед ним, ибо сидящего надежно скрывал черный плащ с капюшоном. Горел огонь, в костре лежала груда хвороста. Сидящий у костра человек тянул руки над пламенем, словно творя заклинания. Лукьен не хотел ему мешать, но любопытство взяло свое.

— Привет! — окликнул он.

Человек мигом вскочил на ноги, повернувшись. Его скрюченные пальцы тут же плотно запахнули капюшон, спрятав лицо. Лукьен ощутил внезапный стыд. Наверное, сидящий страдал проказой и вынужден скрываться от людей. Рыцарь поднял руку в успокаивающем жесте.

— Не стоит бояться! Я Лукьен, из замка. Вы, наверняка, слышали обо мне.

Вначале фигура не шевелилась, затем последовал кивок.

— Я вышел подышать свежим воздухом, — с улыбкой поведал Лукьен. — Наверное, и вы тоже, а? — он поглядел на пламя костра, вспомнив странный отсвет, замеченный им прежде между ладонями сидящего. — Пожалуй, для костра сейчас немного жарковато, вы не находите?

И опять ему не ответили. Человек вытянул руку над пламенем, на высоте добрых четырех футов. И огонь погас, а человек поспешил мимо Лукьена вперед, по направлению к Гримхольду. Рыцарь с минуту смотрел на кучу углей, а потом бросился догонять незнакомца.

— Постойте. Не убегайте! — воскликнул он.

Как ни странно, тот остановился и обернулся. Все еще сжимая края капюшона, незнакомец произнес — и голос оказался женским:

— Я пришла побыть в одиночестве, сэр Лукьен. Так оставьте меня, пожалуйста.

— Так вы женщина, — проговорил Лукьен. — То есть, я хотел сказать, простите меня. Я просто удивлен, — он осторожно попытался вызвать в ней доверие. — Я вовсе не хотел помешать вам. Я и сам желал побыть в одиночестве, так что могу уйти и оставить вас с вашим занятием, — и снова взгляд его упал на угли и пепел погасшего костра. — И все-таки, что вы такое делали?

Женщина не приближалась, но и не убегала.

— Миникин просила нас оказывать вам гостеприимство. Я не хочу идти против ее воли, но у меня есть свои тайны, сэр Лукьен. Была бы вам весьма признательна, если бы вы оставили меня в покое.

Голос у нее оказался чудесный — чистый и юный.

— Горный склон достаточно велик, — заметил Лукьен. — Мы легко сможем разделить его. Но мне кажется, что компания друг друга нам не помешает.

— Я думала, вы хотели побыть в одиночестве, — возразила женщина.

Лукьен пожал плечами.

— Сердце переменчиво, — он протянул к ней руку. — Вернись, пожалуйста. Клянусь, я не стану осуждать тебя, если ты этого боишься. Я многое повидал в жизни — и гораздо хуже того, что ты прячешь под капюшоном.

— Напористый вы человек, — проговорила женщина. Лукьен не мог разобрать, обиделась она или нет. — Ну что ж, может быть, и мне не помешает компания, — вздохнула она. Она опустила руки, и края капюшона разошлись. Лукьен заставил себя не пялить глаза.

— Ну вот. А теперь, может, сядешь и покажешь, что ты делала с костром? Как тебе удалось погасить его?

— Секретное слово, сэр Лукьен. Все Нечеловеки обладают такими словами. Вы не заметили этого?

— Да вы совсем дитя, миледи, — сказал Лукьен. Он уселся, скрестив ноги и приглашая ее последовать своему примеру: — Как ваше имя?

И снова женщина замешкалась, но потом решилась и заняла место напротив Лукьена, к его вящему удовольствию. Рыцарь старался не поднимать глаз, дабы не смущать ее, и незнакомка тут же заметила эти усилия.

— Я не хочу, чтобы меня избегали, сэр, — мягко произнесла она. — Именно поэтому я попала в Гримхольд. Если желаете разговаривать со мной — не отводите взгляд.

— Простите, — Лукьен поднял глаза. — Не хотелось бы причинять вам дискомфорт.

— Я привыкла к дискомфорту. Он сопровождает меня большую часть жизни.

— Отчего? — задал вопрос Лукьен. Из-под капюшона едва виднелись ее зеленые глаза, остальное лицо было скрыто. Но руки… Их покрывали чудовищные шрамы. — У вас проказа, миледи?

— Если бы это было так, вас бы это напугало?

Лукьен покачал головой.

— Нет. Смерть не пугает меня.

Женщина, казалось, была заинтригована, взгляд зеленых глаз смягчился. Она медленно кивнула:

— Понимаю, как это может быть. Я не прокаженная, сэр Лукьен. У меня ожоги. Лицо, руки… Все тело, на самом деле. Из-за них я выгляжу как прокаженная.

Сам не зная, почему, Лукьен попросил:

— Покажите.

Удивительное дело, но она подчинилась. Искалеченные пальцы потянулись к капюшону, медленно откидывая его. Показались длинные белокурые волосы. Правая сторона лица оказалась прекрасной, совершенно не пострадавшей. Зеленые глаза с надеждой глядели на Лукьена. Но левая сторона… Вся покрытая глубокими красными шрамами, сбегающими вниз, к шее, и скрывающимися под плащом. Лукьен застыл, не в силах двинуться с места. Два лика одной женщины, такие разные, являли собой настоящую трагедию. Но он сдержал гримасу ужаса, наоборот, заставил себя улыбнуться.

— Так лучше, — сказал рыцарь.

Женщина рассмеялась.

— Лучше? Вы очень добры — либо слепы на оба глаза.

— Я имел в виду другое. Вам не стоит прятать свое лицо. Особенно здесь. Миникин сказала мне, что Нечеловеки не осуждают друг друга.

— Я прячу лицо скорее от самой себя. Не могу смотреть на него. Никогда не могла.

— Это был пожар?

Она кивнула. Отвела прекрасные зеленые глаза.

— Когда я была совсем юной, в доме, где я жила, начался пожар. Отец и мать погибли. Я же смогла спастись. Когда выскочила на улицу, одежда на мне горела. И пока мне не помогли ее потушить… — она пожала плечами и коснулась изуродованной щеки. — … произошло вот это.

— Какая ужасная история. Мне очень жаль вас.

Женщина подарила ему улыбку признательности.

— Когда все случилось, мне было всего двенадцать. Вначале я думала, что все наладится, что у меня вырастет новая кожа, когда я стану старше. Все вокруг утешали меня подобным образом. Но, разумеется, я выросла и осталась такой же, и теперь мне приходится жить с этой болью.

— Как же вы попали в Гримхольд?

— Как и все. Миникин нашла меня около двух лет назад. Я была отщепенкой, сэр Лукьен. У меня не было семьи и, конечно, не было мужа. Как вы думаете, каким образом может мужчина реагировать на такую женщину, как я?

— Мне кажется, я понимаю, — проговорил Лукьен. Внезапно ему стало неловко и самому захотелось закутаться в плащ. Собеседница моментально прочла его мысли.

— Нет ничего постыдного в том, чтобы быть мужчиной, сэр Лукьен. Вы еще добрее прочих. Ни один мужчина не захочет жениться на чудовище.

— Постойте-ка. По-моему, это слово здесь не в ходу. И вы не чудовище. Мне не хотелось бы, чтобы вы так себя называли. По крайней мере, не в моем присутствии, — он говорил все это, не отводя глаз и с удивлением понял: ему несложно смотреть на нее, — вы еще не назвали своего имени.

— Мериел меня зовут, — сообщила она.

— Мериел, и ничего больше? Я думал, у всех Нечеловеков есть особые имена.

— Я никогда не хотела иметь такое имя. И не желала становиться Нечеловеком, так что Миникин не заставила меня взять себе особое имя. Перед тем, как я попала сюда, люди называли меня ужасными кличками, сэр Лукьен. Не хотелось бы снова слышать оскорбления. Я не настолько сильна, чтобы вынести все это.

— Тогда я с радостью стану звать вас Мериел. Но вы ведь Нечеловек. Я видел, как вы обращались с огнем.

— Да, — ответила Мериел, глядя прямо на тлеющие угли. — Огонь — мое проклятие.

— Вы хотите сказать — ваш дар?

— Я имею в виду то, что говорю — огонь мое проклятие. Он — часть моего тела. Он внутри моей кожи. Все эти годы я живу с этой болью. У меня есть Акари, который помогает с ней справиться, но… — она сделала паузу и подняла глаза. — Вы ведь знаете об Акари, да?

— Да. Миникин рассказала мне. Ваш дух Акари помогает вам.

— Верно. Если бы не он, вся моя жизнь стала бы сплошной пыткой. Я благодарна Сарлвариану за помощь, но с радостью отдала бы свои способности взамен нормальной кожи. Вот почему это проклятие, сэр.

— Вы можете управлять огнем? — спросил Лукьен. — Из-за того, что он — часть вашей кожи?

— Огонь сделал меня такой, какова я есть, вот что говорит сарлвариан. Он мой Акари, и он помогает мне справляться с болью, а также управлять пламенем.

— По мне, это все же похоже на удивительный дар, — заметил Лукьен. — Вовсе не на проклятье. Уметь разжечь огонь силой мысли…

— Я не могу разжигать огонь, — возразила Мериел. — Просто управляю им. Но если есть хоть маленькая искорка, я способна превратить ее в бушующее пламя. Этой способностью всегда обладали заклинатели Акари. Самый могущественный Акари, Амараз — мастер огня. Амараз научил Сарлвариана управлять огнем, и он помогает мне.

— Вы покажете мне? — попросил Лукьен. — Мне хотелось бы посмотреть.

Мериел улыбнулась.

— Сэр Лукьен, я проделываю фокусы с огнем для собственного развлечения. Управляя огнем, я справляюсь со своей болью. Вот единственная польза от моего…

— Дара? — вмешался Лукьен с улыбкой.

— Пусть будет так.

— Когда я прибыл в Гримхольд, то увидел человека с шариком пламени в руках. Это были вы, верно?

Мериел кивнула.

— Это было так странно — и так красиво. Вот что вы такое, Мериел. Вы способны покорить воображение.

Впервые за время разговора она улыбнулась.

— Вы очаруете кого угодно, сэр. Я уже говорила, вы, должно быть, слепец.

— О нет, я отлично вижу. И видел немало удивительного здесь, в Гримхольде. И вы — среди прочих чудес. Не нужно считать себя проклятой, Мериел. Если и есть в Гримхольде кто-нибудь проклятый, так это я.

— Да, я заметила это в вас. Вы ходите один, словно призрак. Миникин рассказывала нам вашу историю. Мне очень жаль вас, сэр Лукьен. Вы столько потеряли в жизни.

Лукьен посмотрел на нее, удивленный, что слышит подобное от женщины, которая сама лишилась всего. В отличие от остальных Нечеловеков, Мериел все еще не приняла своих увечий. И она же его жалеет!

— Мне пора идти, — резко заявил Лукьен. — У меня куча дел.

Мериел быстро схватила его за руку.

— Подождите, — произнесла она, мягко усаживая рядом с собой. — Позвольте, я кое-что покажу вам.

Лукьен присел на корточки.

— Мериел, вы вовсе не обязаны ничего мне показывать. Мне не стоило вас заставлять.

— Да нет же, я сама этого хочу. Хочу сделать для вас кое-что.

Она извлекла прутик из тлеющей кучи. На краю прутика горела крошечная красная точечка. Она подула на нее, сосредоточилась, и вдруг из прутика вырвалось мощное пламя. Оно не побежало по прутику, а пылало прямо в воздухе, вокруг него. Как зачарованный, Лукьен придвинулся поближе, с восторгом глядя, как женщина поднимает пламя вверх при помощи второй руки. Мериел двигала пальцами, и огонь танцевал вокруг них, меняя цвет.

— Чудеса! — воскликнул Лукьен. — Мериел, это потрясающе!

— Погодите, я еще не закончила.

Пламя расширялось, становилось насыщенного красного цвета, пульсируя, словно живое. Мериел сконцентрировалась, заставляя огонь вращаться, изменяя очертания. Лукьен наблюдал и ему казалось, что женщина лепит из пламени удивительные скульптуры.

— Роза, — вдруг узнал он. И вправду, великолепный живой цветок вырисовывался из огня. Мериел гордо улыбнулась, протягивая свой подарок Лукьену.

— Это вам. За вашу доброту.

Лукьен бережно взял розу, стараясь, не загубить хрупкое творение. Он широко заулыбался, поворачивая ее, рассматривая искорки, вылетающие из центра.

— Она не проживет долго, — сказала Мериел. — Такие сложные вещи мне не под силу удерживать длительное время.

Глядя на огненный цветок, Лукьен почувствовал такой покой и умиротворение, какие его уже давно не посещали.

— Все в порядке. Ничто прекрасное не вечно.

— Посмотрите, — печально изрекла Мериел. Роза уже увядала. Они наблюдали за процессом, пока она не разрушилась и прутик снова не стал прутиком. Гибель розы сделала лицо женщины грустным.

— Не нужно сожалений, — сказал Лукьен. Он положил прутик и посмотрел на Мериел, и вдруг понял, что она прекрасна. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Не в красивую щеку, а в ту, что со шрамами.

— Спасибо, — промолвил он. — Это было так прекрасно. Не думаю, что чудовище могло бы создать такую красоту.

Когда он поцеловал Мериел, она закрыла лицо руками. Казалось, она утратила дар речи. Лукьен и не хотел, чтобы она говорила. Он быстро поднялся на ноги, попрощался с женщиной и отправился в Гримхольд — решать задачу по спасению Нечеловеков.

Меньше, чем через час Лукьен уже подходил к нижним уровням замка, где находились оружейные, набитые оружием и доспехами Акари. Для Лукьена, прожившего всю жизнь как воин, это место было подобно тихой обители — чем-то вроде храма. Здесь было пыльно, царил полумрак и могильная тишина, но рыцарю пришлось по душе изобилие доспехов, аккуратно развешанных на стенах и начищенных заботливыми руками Нечеловеков. Лукьен зажег масляные светильники, и на висящих латах, на крылатых шлемах заиграли световые блики. В дальнем конце хранилища выстроились ряды копий, после долгих лет бездействия их наконечники все еще хранили остроту. Гордые мечи Акари, давно бездействующие, громоздились по углам. Лукьен приблизился к куче мечей и выбрал один. Сдул пыль с клинка. Оружие оказалось крупным и тяжелым, с отлично заостренным краем, оно ярко блестело. Рыцарь провел несколько ударов по воздуху, чтобы попробовать меч в руке. Скупая улыбка заиграла на его губах. Эти Акари, похоже, знали толк в делах и были удивительным народом. Жаль, что они исчезли под ударами джадори.