— Так вы позволите нам оказать вам помощь? — с надеждой спросил Лукьен.

— Для борьбы против вашего короля Акилы у нас есть собственная армия, — сказал Кадар. — Мы защитим от него Гримхольд и Джадор. У него есть только лошади, и он не знает пустыни.

— Он силен, милорд, не сделайте ошибки, — предостерег его Торин. — А еще к его услугам все богатства Лиирии. Он купит столько транспорта, сколько будет нужно для перевозки армии через пустыню.

— Это неважно. Мы будем сражаться с ним. Даже если погибнем в бою.

— Тогда разрешите нам помочь, — умолял его Лукьен. — Мы знаем Акилу и Трагера. Знаем их тактику. Если будем сражаться на вашей стороне, у вас прибавится шансов.

— Существенно прибавится, — уверенно произнес Торин. — Но все равно — это будет непросто.

— Но у нас есть еще время, — Лукьен ощутил внезапный прилив возбуждения. — С Акилой целая армия. Поэтому он не может передвигаться быстро. Это позволит нам сформировать силы для отпора. Если…

— Стоп, — отрезал Кадар. — Нет нужды рассуждать о защите Джадора, Бронзовый Рыцарь. Я позабочусь об этом. Ты отправишься в Гримхольд.

— В Гримхольд? Но почему?

— Ты нужен им, — заявил Кадар. — Поможешь им защищаться.

— Извините меня, милорд, но это просто глупо. Вы собираетесь организовать оборону здесь, в пустыне, так ведь? Значит, здесь я и должен находиться.

— Ты едешь в Гримхольд вместе с Эла-даз, — решительно произнес каган.

— Но почему, черт возьми? — Лукьен вскочил на ноги, глядя на всех с гневным изумлением. — Кадар, я ведь боец. И в этом мне буквально нет равных. Пожалуйста, не посылайте меня быть нянькой при калеках!

Едва он произнес эти слова, как тут же пожалел о них. Краешком глаза рыцарь заметил выражение боли на лице Гилвина. Миникин же сделалась холодной, словно лед.

— Сядь, — приказал ему Кадар. Его голос был спокоен, но в нем звучала сталь. Лукьен подчинился, преклонив колени возле стола. Кадар продолжал: — Ты прибыл сюда, дабы исправить свои ошибки, так ли это?

— Да.

— Разве ты не прикончил мою жену? Разве ты не должен мне кое-что?

— Да, Кадар, но только…

— Тогда ты отправишься в Гримхольд с Эла-даз. Поможешь ей защититься от армии своего короля. Здесь один человек с мечом не сделает погоды. Гримхольд же представляет собой горный замок. И там нет солдат. Твое искусство им пригодится.

Лукьен вздохнул и покачал головой. Все это казалось ему абсолютно лишенным смысла.

— Кадар, я солдат и знаю тактику генерала Трагера.

Кадар сделал жест, означающий: довольно пререканий.

— Решено. Ты едешь в Гримхольд. Барон Гласс остается в Джадоре.

— Я?! — взревел Торин. — Почему?

— А ты разве не знаешь тактику этого генерала? — вкрадчиво спросил его Кадар.

— Да, но…

— Хорошо, — подытожил Кадар. — Значит, ты и останешься, барон Гласс. И поможешь нам. Бронзовый же Рыцарь отправится в Гримхольд. И мальчик — вместе с ним. — Кадар повернулся к Лукьену. — Выходите завтра на рассвете.

— Но я все-таки не понимаю, — пытался спорить Лукьен. — Объясните мне.

— Сэр Лукьен, каган Кадар уже все объяснил, — вмешалась Миникин, и ее голос звучал мягко. — Разве вы не имеете долга перед ним?

— Мой долг — перед Джадором, не перед Гримхольдом.

— Твой долг — передо мной, — резко бросил Кадар, — и я требую выплаты по долговым обязательствам в той форме, в какой мне нужно!

Он так повысил голос, что даже безголосый спутник Миникин повернулся и взглянул на кагана. Кадар отвернулся, пытаясь взять себя в руки.

— Отправляйтесь, — скомандовал он. — Все, кроме Бронзового Рыцаря.

Миникин быстро поднялась на ноги. Она с улыбкой протянула руку Гилвину.

— Пойдем, Гилвин, прогуляемся вместе!

Юноша замешкался, но Лукьен тоже велел ему уходить.

— Все в порядке, — сказал он. — Иди. И ты тоже, Торин.

Торин выглядел встревоженным.

— Ты уверен? Я могу остаться.

— Я хочу говорить с рыцарем с глазу на глаз, однорукий, — сообщил Кадар. — Оставь нас.

Торин подчинился, покидая зал вслед за Гилвином, маленькой дамой и великаном. Когда занавес неподвижно замер, Лукьен встал.

— Ну хорошо, а теперь я хочу услышать правду, — произнес он. — Есть нечто, чего вы не сказали мне. Почему вы посылаете меня в Гримхольд?

— Чтобы защищать его.

— Но почему?

— Потому что там находится моя дочь!

Слова вырвались словно помимо его воли. Лицо Кадара побагровело. Он отвел взгляд, злясь на самого себя.

— Ваша дочь? — удивился Лукьен. — Какая дочь?

— Ребенок, которого носила моя жена, — горько проронил Кадар. — Родившийся в ту ночь, когда ты убил ее.

— Великое Небо, — прошептал Лукьен. — Я думал, что дитя умерло.

— Нет, она осталась жива. Она родилась в ту ночь. Джитендра испустила дух в последний момент родов. Но девочка родилась слишком быстро. Она была… — Кадар подыскивал верное слово. — Скажем так, она оказалась похожа на обитателей Гримхольда.

— То есть родилась калекой? — спросил Лукьен. Он почувствовал ту же боль, что и тогда, когда убил Джитендру. — Кадар, я…

— Сожалеешь?

Лукьен кивнул.

— Да. Знаю, это бесполезно, но что мне остается, кроме извинений?

— Ты можешь отправиться в Гримхольд и защитить мою дочь. Ты должен мне, Бронзовый Рыцарь. Будешь ее защитником, ее шалафейном. Если я погибну в бою с Акилой, у нее, по крайней мере, останешься ты.

— Не понимаю, — сказал Лукьен. — Если вы так любите ее, зачем было отсылать ее от себя? Вы бы могли и здесь о ней позаботиться.

— Нет. Жара и раскаленное солнце Джадора для нее непереносимы. Вот почему она находится в горах Гримхольда. Ты все поймешь, когда увидишь ее, — на лице Кадара обозначилась надежда. — Так сделаешь это для меня? Защитишь мою дочь?

Теперь приказ превратился в мольбу. Лукьен горячо согласился. Наконец-то он исправит ошибку!

— Да, — ответил он. — Я защищу ее. Сделаю все, что в моих силах, Кадар. Я обещаю.

По просьбе Миникин Гилвин проследовал за ней и ее телохранителем в сад. Она попросила барона Гласса оставить их одних ненадолго, ибо ей понадобилось кое-что объяснить Гилвину наедине. Беспокоясь о юном спутнике, барон не соглашался, но Гилвин сумел убедить его. По какой-то необъяснимой причине он чувствовал себя полностью защищенным в обществе среброволосой леди, и даже ее жутковатый спутник не внушал ему опасений. И теперь Гилвин и Миникин медленно прогуливались по дорожкам сада. Громадный силуэт Трога виднелся на почтительном расстоянии от них. Во время прогулки Миникин вначале молчала, лишь улыбка не сходила с ее лица. Лишь когда она убедилась, что никто их не услышит, женщина остановилась.

— Надеюсь, ты не сердишься на меня, Гилвин, — произнесла она. — Знаю, сказанное мною может шокировать, но я думаю, что поступила правильно. Отметив тебя печатью нечеловечности, я надежно защитила тебя.

— Но мне не нужна была защита, — возразил Гилвин. Он все еще был сконфужен услышанным. — Я вырос в Лайонкипе. Со мной ничего не могло случиться.

Миникин кивнула.

— Ты прав, но я тогда этого не знала. А еще — ты жил уединенно. Тебе посчастливилось вырасти среди людей, которые могли защитить тебя. Не каждому выпадает такая удача.

Гилвин согнул искалеченную руку. Он всегда знал, что доброта Акилы послужит ему защитой.

— Я знаю, — согласился он. — И не виню тебя за эту печать. Но все равно не понимаю, что она означает. Я что, несу в себе проклятье, как эти амулеты?

— Не совсем так, — отозвалась Миникин. Она подвела его к садовой скамейке и уселась рядом. — Тебе не о чем беспокоиться. Получить печать Нечеловека — вовсе не проклятье. Просто у тебя есть Акари, который за тобой присматривает.

Странное слово напугало Гилвина.

— Это что же, вроде привидения?

— Своего рода. Все Нечеловеки имеют Акари. Они напоминают духов-хранителей. Мне даже нравится звать их ангелами.

— Ангелами? — это слово, в свою очередь, удивило Гилвина. В Лиирии находились люди, верящие в то, что на небесах существуют создания, присматривающие за людьми. — Тогда, получается, эти духи добрые, да?

— Скорее всего. Они помогают нам справиться с нашими недостатками. И охраняют нас, берегут от всякого зла. Если бы ты когда-либо попал в беду — и тебе понадобилось бы укрытие — твой Акари заговорил бы с тобой. Он — вернее, она — сказала бы тебе, что Гримхольд существует и что твое место — там.

— Она? — поперхнулся Гилвин. — Так мой Акари — девушка?

— Не совсем, — рассмеялась Миникин. — Просто прежде она была женщиной — давно, очень давно.

— Вы хотите сказать, сейчас она мертва? — Гилвин даже головой затряс. — О Боги, я не могу поверить…

— Это правда, Гилвин. Когда мы умираем, то не прекращаем своего существования. Мы продолжаем быть. Наш дух вечен. Даже в Лиирии, где так много верований, большинство людей продолжают на это надеяться, разве не так?

— Да, ну да, конечно, но ведь это не точно никому не известно.

— Мне известно, — торжественно заявила Миникин. — Я знаю, что мы продолжаем быть и после смерти, абсолютно все. Иногда же дух не переходит в другой мир, но остается здесь и помогает живущим. Вот что такое Акари.

Это заявление снова заставило Гилвина смешаться, но он вспомнил, что случилось несколько месяцев назад, когда он впервые увидел Миникин.

— Да, точно, — прошептал он. — Теперь я понимаю. Когда я впервые увидел вас в Коте, я подумал о Гримхольде. И не мог выбросить эту мысль из своей головы. Может быть, именно тогда моя Акари обращалась ко мне?

— И вправду, — заметила Миникин. — А когда ты познакомишься с ней получше, то поймешь, какой может быть ее помощь.

— Вы имеете в виду магию?

— Что-то то вроде этого. Понимаешь, Гилвин, духи, помогающие нам, происходят из совершенно особой расы людей, очень древней, оставившей мир много-много веков назад. Эти люди были тем, что ты называешь магами и колдуньями. Они знали секрет вызова.

— Вызова?

— Вызова существ из других миров, — объяснила Миникин. — Они звались Акари и жили за горами — там, где сейчас расположен Гримхольд.

— Что же с ними произошло?

Маленькая леди продолжала улыбаться, хотя улыбка ее стала совсем легкой.

— Тебе еще рано об этом знать. Самое важное то, что у тебя есть Акари, она с тобой всегда и она не причинит тебе вреда.

Восхищенный, Гилвин задал еще один вопрос, которого ну просто не мог не задать:

— А у нее есть имя, Миникин?

— Да. Ее зовут Руана. Умерла она лет двадцати от роду, — теперь Миникин улыбалась чуть шаловливо. — И она была очень хороша собой. И сейчас тоже, это точно.

— Что? Уж не хотите ли вы сказать, что можете ее видеть?

— Именно это я и хочу сказать, Гилвин. Я могу видеть всех Акари, могу с ними общаться. Вот почему я и есть хозяйка Гримхольда.

Гилвина внезапно одолело любопытство, он обернулся, но никого у себя за спиной не увидел, кроме Трога. Вид великана заинтриговал его.

— Миникин, а у Трога тоже есть Акари? — спросил юноша.

— У всех Нечеловеков есть духи-Акари, если они в них нуждаются. Это как раз и делает нас теми, кто мы есть. Акари Трога носит имя Озмалиус. Он помогает Трогу слышать, хотя Трог на самом деле глухой.

Гилвин с сожалением посмотрел на великана.

— И он всегда был глухим?

— Да, с самого рождения.

— И немым?

На этот раз Миникин повременила с ответом. Она встала и подошла к своему компаньону, взяла его за руку и похлопала по ней.

— Трог не настоящий немой, — сказала она. — Так как он не мог слышать, пока рос, то и не научился издавать других звуков, кроме мычания. — Она ласково сжала ручищу гиганта. — Не знаю, кто это был, но кому-то надоели эти звуки. И Трогу отрезали язык.

На протяжении всей истории Трог даже не моргнул; Гилвин же испытал настоящий ужас. Миникин повернулась к нему с печальным видом.

— Понимаешь? Остальной мир не таков, как Лиирия. Пусть Акила сумасшедший, но он создал для тебя в Коте хорошие условия, и это место оказалось намного лучше остальных мест на континенте. Вот почему я пометила тебя своей печатью, Гилвин — чтобы ты был готов к жестокости нормального человеческого мира.

Любящее отношение к себе Миникин и Трога заставило Гилвина смешаться и опечалиться. Его мать постоянно повторяла ему, что он не хуже остальных людей, да и Фиггис подкреплял в нем эту уверенность. Лишь благодаря милости Небес он сумел избежать жестокости и несправедливости. А может быть, здесь сыграло роль вмешательство духов Миникин?

— Не знаю, что и сказать, — наконец, выдавил из себя парень. — Все, что вы говорите, так странно. Я не уверен, что могу поверить в это.

— Поверишь, когда попадешь в Гримхольд, — пообещала Миникин. — Как только увидишь чудеса, которые делают Нечеловеки, тут твоим сомнениям и конец.

— А когда я научусь разговаривать с моей Акари? — спросил Гилвин. — Хотелось бы узнать эту Руану получше.

— Всему свое время, — успокоила его Миникин. — Запасись терпением. Тебе его понадобится больше, чем прежде. Когда попадем в Гримхольд, мне нужно будет многое сделать. Когда же кризис минует, я всему тебя обучу.

Гилвин не скрывал своего разочарования.

— Но я-то хотел научиться сейчас, то есть, я хочу сказать — раз она и так со мной, может, она хотя бы покажется мне?

— Все не так просто, — объяснила Миникин. — Общение с Акари — не совсем то, что разговор с друзьями. Тебе не удастся посидеть с ними за чашечкой чая. Нужно быть подготовленным, а в этом тебе никто, кроме меня, не поможет. Помогу, когда настанет время, но не так скоро. — Вспомнив что-то, она просияла: — Но ты, кажется, что-то забыл!

— А?

— Как же — насчет крила.

Гилвин поспешно вскочил на ноги.

— Забыл! — озираясь вокруг, выпалил он. — Куда идти?

Миникин подняла руку.

— Не стоит беспокоиться, Гилвин. Они не убьют его.

— Как это? Откуда вы знаете?

— Потому что я не велела им делать это, — Миникин поднялась и направилась по тропинке из сада. Гилвин еле успевал за ней. Когда они вышли из сада, она произнесла: — Ты мне напомнил кое о чем, Гилвин. В отличие от обычных людей, мы, Нечеловеки, не обрекаем на гибель несовершенные существа.

— Поэтому его оставят в живых?

— Да, если я велю им, — Миникин снова сделала паузу и выразительно посмотрела на него: — Послушай меня внимательно, Гилвин. Убийство — довольно простая вещь. Жизнь намного сложнее. Если ты хочешь спасти этого крила — тебе и заботиться о нем. Ты готов к этому?

— Я? Но я не знаю о крилах и самых простых вещей!

Миникин указала на Теку, радостно восседающую у него на плече.

— Тебе хорошо удается заботиться об обезьянах. Думаю, и с крилами получится не хуже.

— Но…

— Не спорь, Гилвин. Люди Кадара не станут ухаживать за крилом-карликом. Если желаешь его спасти, тебе придется взять его с собой в Гримхольд. Итак, что ты решил?

Гилвину нужно было подумать, но все произошло так быстро… И вдруг его охватило радостное возбуждение:

— А я смогу на нем ехать? — спросил он. — На лошади, например, я не мог ехать из-за своей руки.

Миникин обхватила его искалеченные пальцы своей маленькой ручкой.

— Юноша с таким увечьем может очень многое, Гилвин. Ты всему научишься. Мы всему обучим тебя в Гримхольде.