43

Кондоры кружили в пустынном небе, ловя потоки ветра над горячими песками. Над движущейся золотистой массой дул легкий бриз, и линия горизонта непрерывно менялась. День был в самом разгаре. Солнце превратилось в раскаленный шар, поджаривающий спины дровасов и сидящих в крытых повозках людей. Далеко за спиной остался Ганджор с его прохладными водоемами: теперь они стали лишь воспоминанием. Лежащая впереди Пустыня Слез ослепляла невыносимым блеском. Караван шел уже два дня, променяв надежную защиту стен Ганджора на жуткую неизвестность пустыни. Возглавляемый вожаком по имени Грак, караван располагал шестью необычными повозками и двенадцатью дровасами, нагруженными бурдюками с водой и товарами для Джадора. Восемь ребятишек Грака высовывались из окон одной из повозок, смеясь и болтая, в то время как караван медленно тащился под ослепительным солнцем. А в последней повозке, спрятавшись между мешками пшеницы и бурдюками с водой, спасались от убийственной жары трое северян: они истратили все свои сбережения на поездку в Джадор.

После смерти Кассандры Гилвин, Лукьен и барон Гласс покинули Лиирию максимально быстро. Они встретили Брека на его ферме в Борате, рассказали, что случилось, и предупредили: Акила скоро явится за ним. Понимая, что остается лишь покинуть ферму, которую они строили не один год, Брек и его семья оставили дом и устремились на север, в Джерикор. Но перед этим Брек отдал все свои скромные сбережения друзьям, чтобы те смогли добраться до Марна. Барону Глассу и Лукьену хватало денег на все путешествие, и они уверили Гилвина, что в Ганджоре раздобудут еще. Путешествие оказалось тяжелым. Пришлось рассчитывать только на двух лошадей, ведь Буран был уже слишком стар. Поэтому они запрягли в библиотечную повозку Гилвина двух меринов, выделенных Бреком, и отправились на юг, сначала к Фардуку, затем — к Дрилу, старательно объезжая Нит. И всю дорогу поглядывали назад: не скачет ли за ними Акила. Они ловко управлялись с повозкой, и даже однорукий барон Гласс делал все, что мог. Он проявил себя стойким человеком, и Гилвин за недолгое время поездки успел привязаться к барону. Со дня смерти Кассандры только он и говорил с Гилвином. Лукьен практически замкнулся и почти не прерывал молчания. Гибель любимой лишила его сил. Он открывал рот лишь в случае крайней необходимости, ел очень и очень мало и не слушал ничьих увещеваний. Более того, теперь он стремился попасть в Джадор любой ценой. С бронзовой кольчугой, спрятанной на груди, и с амулетом, бережно завернутом в пеньковый мешочек, Лукьен имел решительный и мрачный вид темного вестника. Он стремился сообщить безрадостные новости кагану Кадару и вернуть так несправедливо похищенный амулет. Из всего, произнесенного Лукьеном по пути на юг, одна фраза так и вертелась в голове у Гилвина:

— Этот амулет уничтожил меня, — вот что сказал рыцарь однажды ночью в Марне. — Я верну его Кадару и, если он убьет меня, значит, так тому и быть.

Мрачность этих слов напугала Гилвина. Он во все глаза глядел на Лукьена, сидящего напротив и имевшего полусонный вид. Гилвин находился с открытой стороны, и ветерок играл его золотистыми волосами. Между ними устроился барон Гласс — его тоже клонило в сон. Делать было нечего, и разговор тянулся неспешно и лениво. Они заплатили Граку все до последнего золотого, и он любезно согласился довезти их до Джадора. Он не показался Гилвину страшно жадным, но при виде лиирийского золота заметно оживился. За золото он обещал безопасный проезд, воду и пищу. А уже когда прибудут — пусть ищут все сами. Грак объяснил, что Джадор больше не открыт для иностранцев. Только ганджисам разрешен въезд, да и то, в ограниченном количестве. Джадорийские ганджисы живут в собственных гетто в черте города — они появились в последнее десятилетие. Но северянам — хоть из Лиирии, хоть из Марна или Риика — въезд в город строго воспрещен. Грак оказался достаточно честным, чтобы сообщить: их могут убить сразу, едва обнаружат. Лукьен только пожал плечами. Барон Гласс, на плечах которого лежали все переговоры и планирование операции, тоже стоически принял предостережение.

Гилвин отвернулся от Лукьена и стал рассматривать бесконечно изменчивые пески. Даже здесь, в тени повозки, жара мучила невыносимо. Подобно Глассу и Лукьену, на нем была черная гака, спасающая от солнца. И все равно он истекал потом. Теку уснула у него на коленях. Будучи сама родом из Ганджора, мартышка хорошо приспосабливалась к жаре, она целый день спала либо лакомилась финиками. Гилвин легонько поглаживал ее, наблюдая за движением каравана. Где-то впереди спорили двое сыновей Грака, но слов было не понять. Из всей семьи один Грак говорил на языке северян — и это тоже явилось причиной, по которой Гласс выбрал его в проводники. Вначале дети проявляли любопытство к Гилвину и прочим. Они глазели на пустой рукав барона, отчего тот сердился. А Теку просто очаровала их — правда, ненадолго. Такие мартышки ведь не редкость в Ганджоре. Наконец, все заняли свои места, оставив троицу северян в повозке, где Гласс вечно спал, а Лукьен хранил тяжелое молчание.

Прошла не одна неделя с тех пор, как они покинули Лиирию, но для Гилвина словно бы прошли годы. Он никогда и не ожидал, что жизнь его так повернется. Парень чувствовал себя счастливым, работая в библиотеке. Там было хорошо, и там был Фиггис. А теперь он — изгой. А Фиггис? Скорее всего, мертв. Так объяснил барон Гласс. От Акилы не стоит ждать милости. Лукьен молча кивнул в подтверждение. Для них обоих Акила был чудовищем, не знающим жалости. Но Гилвин не мог в это поверить, несмотря на то, что ему пришлось покинуть свой дом. Он помнил, как отзывалась о короле Акиле Кассандра. Он безумец, но тепло и нежность еще живут в глубине его сердца.

Караван шел весь день, и теперь плавно входил в ночь. Когда солнце утонуло среди песков, они остановились. Лукьен наконец-то зашевелился. Им не терпелось размять ноги, и вот, пока Грак с семейством ставили лагерь, трое северян растянулись на горячем песке. В пустыне ночью прохладно, поэтому трое сыновей Грака начали разводить костер, а жена с дочерьми занялись приготовлением пищи. Без сомнения, то была лучшая часть дня; в желудке у Гилвина заурчало. Ему трудно было передвигаться по песку, даже в специальном башмаке, но он сумел дойти до ребят и помочь с костром. Пока они работали, Лукьен привалился спиной к повозке, устремив невидящий взгляд к звездам. Когда же пища была готова, он сел есть отдельно от всех, а Гилвин с бароном присоединились к семье Грака. Гилвин наблюдал, как Лукьен поставил тарелку поодаль и прислонился к большому колесу повозки. Он выглядел таким старым и потерянным, что парнишка ощутил к нему сильную жалость. Барон Гласс заметил выражение его лица и подтолкнул локтем.

— Не беспокойся о нем, — мягко сказал он. — Он оклемается.

Гилвин дал Теку финик и послал поиграть с дочерьми Грака.

— Он винит меня в смерти Кассандры, — горько проронил он.

Гласс покачал головой.

— Нет. Я так не думаю.

— А я думаю. И не осуждаю его за это. Я ведь сказал ему, что проклятие — сплошной обман. Но ведь я был уверен в этом… — он пожал плечами и уставился в тарелку с едой. — Не понимаю, что случилось.

— Не тебе это понимать, Гилвин. Такие вещи решаются волею Неба.

Замечание барона заставило Гилвина сердито вскинуться:

— А я в это не верю!

— Не веришь? А зря, потому что это — правда. У всех нас есть цель в жизни. Даже в смерти Кассандры было свое предназначение. Если бы Лукьен верил в Судьбу, он бы сейчас не был бы таким несчастным. Мысль о том, что ее смерть имеет цель, принесла бы ему успокоение.

— Ну, раз ты так говоришь… — протянул Гилвин. Он хотел спросить барона, в чем предназначение потери им руки, но сдержался. — Я не знаю, чему верить. Все, что мне известно — Кассандра мертва и Фиггис, вероятно, тоже. А Бреку с семьей пришлось покинуть свой дом. Я же — на пути к виселице.

Гласс громко рассмеялся, и Гилвин внезапно обнаружил, что смеется вместе с ним. Грак посмотрел на них сквозь пламя костра и тоже улыбнулся. И Лукьен их услышал. Он склонил голову в их сторону, но не повернулся.

— Не думаю, что Лукьену важно, что будет с нами в Джадоре, — заметил Гилвин. — Мне кажется, он ищет смерти.

— Раз ты так считаешь, значит, совсем не знаешь Лукьена.

Такой ответ сбил с толку Гилвина, но он решил не заострять на нем внимание. Вместо этого он увлекся едой — она была вкусной. Закончив, Гилвин поставил на землю тарелку и подошел к Лукьену. Он обратил внимание, что рыцарь едва притронулся к пище.

— Тебе нужно есть, Лукьен. Не надо морить себя голодом!

Лукьен поставил тарелку на землю.

— Гилвин, я слышал, как ты сказал Торину, будто я обвиняю тебя. Так вот — я тебя не виню.

— Правда? — вспыхнул Гилвин.

— Правда. Прежде обвинял, но теперь — нет, — Лукьен похлопал по песку рядом с собой. — Посиди со мной немного, Гилвин. Я не очень-то разговорчив нынче, но компанию уже могу поддержать.

Поблагодарив за приглашение, Гилвин уселся рядом. Он увидел, что барон Гласс посылает ему улыбку. Лукьен поднял взгляд, изучая звезды. Здесь их было множество, и среди них красовалась кроваво-красная луна.

— Лукьен? — позвал Гилвин.

— Да?

— Что ты будешь делать, когда мы прибудем в Джадор?

Лукьен ответил без промедления:

— Отдам Кадару его амулет. Если после этого он захочет убить меня — не стану препятствовать.

— И не будешь сражаться?

— С Кадаром — не буду.

— Но ты захватил оружие. Зачем?

— Потому что за мной долг. И я собираюсь расплатиться — неважно, в какой форме.

Больше говорить было не о чем, и Гилвин замолчал.

Следующие два дня караван пересекал пустыню. Лиирийцы изнывали от жары. И вот впереди замаячил Джадор. По сравнению с воспоминаниями Лукьена, он стал больше и сильно изменился. Первое, что бросалось в глаза — прекраснейшие здания, высокие башни из белого известняка, на которых играли солнечные блики. Сами башни не изменились, просто их стало куда больше за шестнадцать лет. Джадор расползся вокруг. Теперь он казался еще выше и не таким компактным. Тогда, шестнадцать лет назад, вид Джадора ошеломил Лукьена. Теперь же — испугал. Он высунулся из окна повозки, наблюдая за городом и за реакцией Гилвина. Светлая кожа паренька загорела, несмотря на гака, глаза покраснели. Путешествие измотало их всех. А теперь вид Джадора залечит раны. Торин тоже высунулся из окна, держась одной рукой. Семейство Грака радостно щебетало, указывая на здания и смеясь. Они все чувствовали себя как рыбы в воде, не исключая и малышей. Их сердечность удивляла Лукьена, измученного дорогой и мечтающего о воде. Вспомнив чистую, хрустальную воду Джадора, он вздохнул. Как хорошо будет принять ванну, хоть разочек, прежде чем Кадар расправится с ним. Неужели правитель пустыни не исполнит его заветного желания?

Торин присвистнул, заметив впереди Джадор.

— Здорово. Я и не думал, что он так велик.

— Он вырос, — отвечал Лукьен. — В наш прошлый приезд город не был столь велик.

— Ты готов? — серьезно спросил Торин.

Лукьен пожал плечами.

— Теперь уже поздновато поворачивать.

Никто из них доподлинно не знал, чего ожидать в Джадоре. По словам Грака, каган Кадар все еще был у власти и теперь уже не особо жаловал иностранцев. Лукьен не был уверен, что Кадар вспомнит его, ведь годы задали ему серьезную трепку. Но, тронув амулет, уверился: узнает и вспомнит. А потом? Что дальше? Их могут просто-напросто убить, как только они ступят на территорию Джадора. Даже Гилвина. Лукьен посмотрел на юношу, хранившего странное выражение лица. И нельзя было понять: напуган он или просто зачарован видом города.

— Я сам поведу разговор, когда мы попадем туда, — объяснил Лукьен. — Попробую заставить Кадара выслушать меня и, надеюсь, он освободит вас двоих. Ведь вы ни в чем не виноваты.

— Если нам вообще удастся добраться до дворца, — вмешался Торин. — Джадори могут расправиться с нами, как только увидят.

— Я так не думаю, — ответил Лукьен. — Они мирные люди, по крайней мере, раньше были такими. И, как только увидят амулет, сразу разрешат нам встретиться с Кадаром.

— Мирные? Но Грак утверждает иное! — воскликнул Гилвин. — Они изменились, Лукьен, помни об этом.

— Он станет говорить с нами, — стоял на своем Лукьен. — Пусть даже для того, чтобы плюнуть мне в лицо.

Спустя еще час караван достиг окраины города, застроенной приземистыми кирпичными постройками. Вокруг города высилась громадная каменная стена; окраины же оставались незащищенными, и в них не просматривалось ни капли красоты Джадора. Здесь жили ганджисы, объяснил Грак: в сам же Джадор иноземцы не допускались. Лукьен и его спутники поплотнее закрыли лица тканью, в то время как караван проходил по узким улочкам, кишевшим торговцами, полуголыми ребятишками и шелудивыми псами. Грак обещал провести их прямо к Кадару, но предупредил, что на входе их могут обыскать. Когда они достигли ворот, то забились поглубже в повозку и сидели молча, надеясь остаться незамеченными. Лукьен решил, что лучше бы им сразу попасть во дворец, но, если их обнаружат, то он не будет сопротивляться. Рядом с ним замер Гилвин, усадив Теку на колени и поглаживая животное. По мере приближения к воротам улица расширилась; показались четверо стражников — все в черных гака с алым кантом. Двое из них восседали на крилах. Вид гигантских ящеров озадачил Лукьена. Теперь они ничем не напоминали миролюбивых ручных животных, к которым он привык шестнадцать лет назад. Более мускулистые и злобные, в тяжелой броне, с крепкими уздечками поверх клыкастых морд. Всадники были вооружены копьями. Длинные хлысты, свернутые кольцами, висели сбоку у седел. Чешуйчатые скакуны сонно помаргивали на солнце и почти не шевелились.

— Так это крилы? — прошептал Гилвин. — Не похожи на тех, что в Ганджоре.

— Верно, непохожи, — согласился Лукьен. — Я что-то не уверен, сможем ли мы пробраться мимо стражей.

— Остается только ждать, — вступил в разговор Торин.

Лукьен прошел в конец повозки, где хранился его железный сундук. Открыв его, он вынул холщовый мешочек с Оком Господа, лежавший поверх бронзовых доспехов. Рыцарь взял мешочек и быстро закрыл сундук, вернувшись к спутникам. Гилвин с любопытством посмотрел на него.

— Зачем это нужно? — спросил он.

— Приглашение на бал, — сказал Лукьен. Он уселся и стал ждать.

Караван лениво тащился к воротам под предводительством Грака верхом на дровасе. Вот он остановился и заговорил со стражниками. Двое пеших слушали и кивали. Лукьен и товарищи напряженно вслушивались в беседу. Язык был им непонятен, но все же они смогли догадаться: дело дрянь. Лукьен наблюдал за Граком сквозь прорези в повязке. Тот пытался втереться в доверие к стражникам, убеждая, что караван не везет ничего предосудительного. Всадники приблизились к повозкам, вглядываясь внутрь со своих скакунов.

— Нам лучше выйти, — быстро сказал Лукьен. — Не хочу подвергать риску Грака и его семью.

— Нет, — откликнулся Торин. — Погоди.

Всадники подъехали ближе, просматривая каждую повозку. Лукьен слушал, как они задают вопросы обитателям повозок.

— Они сейчас нас обнаружат, — сказал он. — Давайте не будем усугублять наше положение.

Зажав в руке мешочек, он выбрался из повозки на улицу. Один из всадников заметил это и повернул крила.

— Лукьен, вернись! — прошипел Торин.

Грак тоже увидел его, и глаза его расширились от ужаса. Стражники у ворот указывали на рыцаря и задавали вопросы.

— Все в порядке, Грак, — обратился к нему Лукьен. — Уже достаточно. — И затем, на глазах у стражников-джадори, размотал повязку, скрывающую его лицо. Те с изумлением смотрели на него, не делая, однако, угрожающих движений. — Торин, Гилвин, выходите, — обратился он к спутникам. — Нет смысла тянуть с этим.

Кипя от негодования, Торин первым показался из недр повозки. Он помог Гилвину выбраться и повернулся к джадори. Теку вцепилась Гилвину в плечо. Он снял повязку и с нервной улыбкой глядел на стражей. Торин последовал его примеру, продолжая проклинать Лукьена.

Всадники опасливо приблизились. Лукьен стоял прямо, неподвижно. Крилы обнюхивали воздух, высунув длинные языки и прищурив темные глаза. Рыцарь ожидал, что всадники сейчас поднимут копья и… Но они только смотрели на него, и на их лицах было написано удивление, граничащее с недоверием. Семья Грака хранила боязливое молчание. Сам же Грак продолжал говорить что-то пешим стражам, пытаясь объяснить присутствие чужестранцев. Он бросил на Лукьена сердитый взгляд.

— Скажи им правду, Грак, — предложил Лукьен. — Скажи, кто мы такие и попроси об аудиенции с Кадаром.

Грак яростно замотал головой.

— Ты просто глупец, Лукьен.

— Скажи им.

Грак подчинился, и стражники внимательно выслушали его. Один из них подвел своего крила поближе, рассматривая Лукьена.

— Они хотят знать, зачем тебе понадобилось видеть Кадара. Что мне ответить?

— Ничего не отвечай. Я сам сейчас покажу.

За все дни совместного путешествия Лукьен не ничего не сказал Граку об истинной причине их визита в Джадор. Теперь же он полез в мешочек и извлек оттуда Око Господа. Он услышал, как Торин тихо предостерегает его. Стражники нахмурились, поднимая оружие. Грак и его домочадцы замерли в ожидании.

— Инаи ка Вала, — объявил Лукьен. И спросил у Гилвина: — Я ведь правильно произнес?

Гилвин кивнул, нервно сглотнув.

— Инаи ка Вала, — повторил Лукьен. — Для Кадара.

Вид Ока изумил Грака. Он выступил вперед, не обращая более внимания на стражников, и воззрился на амулет. Рубин в центре поймал солнечный лучик и яркой вспышкой отразился на его лице.

— Откуда это у тебя? — сердито спросил Грак.

— Не имеет значения, — отрезал Лукьен. — Скажи им, что это принадлежит Кадару.

— Да мы и так знаем, кому он принадлежит! Это же Инаи ка Вала, амулет жизни!

Лукьен кивнул.

— Я возвращаю его кагану Кадару, — он посмотрел на стражей, пытаясь донести информацию до их сознания. — Кадар. Инаи ка Вала для Кадара.

— Им это известно, — сказал Грак. — Но откуда он у тебя?

— Пусть отведут нас во дворец, — приказал Торин.

Его громкий голос отвлек внимание стражников.

— Кадар, — выговорил он по буквам. — Ведите нас к нему.

Один из стражников поднял копье и протянул руку.

— Он хочет забрать амулет, — пояснил Грак.

— Пусть обещает отвести нас к Кадару, — велел Лукьен.

— Лиирийцы, вы просто не понимаете. Вы теперь арестованы. Они отведут вас к Кадару, если он захочет вас видеть, но выбора у вас нет! Отдай ему амулет.

Лукьен замешкался было, но Торин посоветовал не сопротивляться.

— Грак прав, Лукьен. Мы прошли весь этот путь, чтобы отдать амулет.

— И чтобы донести до них наше сообщение, — напомнил Лукьен. — Грак, скажи им, что наша встреча с Кадаром имеет огромное значение. У нас жизненно важные новости для него. Это буквально вопрос жизни и смерти.

Грак вздохнул, но сделал, как просил Лукьен. Стражи опять выслушали, но потом вновь направили оружие на чужестранцев. Они настаивали, чтобы им отдали Око.

— Ну как, они согласны? — спросил Лукьен.

— Как я и говорил. Они передадут Кадару, что вы здесь. Теперь только от кагана зависит, станет он с вами беседовать или нет.

— Думаю, это лучшее, на что мы можем надеяться, Лукьен, — предположил Гилвин. — Отдай амулет, не то они убьют нас.

Не видя иного выхода, рыцарь уступил. Он протянул Око Господа стражнику. Тот принял амулет благоговейно, как святыню. Потом взял и мешочек из рук Лукьена, осторожно уложив туда Око. И заговорил с Граком, указывая на лиирийцев.

— Он велит вам троим следовать за ним, — перевел Грак.

Еще несколько слов. Грак кивнул.

— Он говорит, что идти следует лишь вам. Мне с семьей предписывается ждать здесь, за стеной.

— Прости нас, Грак. Мне совсем не хотелось причинять вам неприятности.

Проводник криво улыбнулся.

— Никаких неприятностей. Вот у вас они могут случиться, — он протянул руку Лукьену. — Удачи вам, друзья мои.

— И вам тоже, — откликнулся Лукьен. — Спасибо, что довели нас. Посмотрите за нашими вещами? Надеюсь, мы вернемся.

Грак согласился. Они будут ждать снаружи возвращения путников. Стражник выступил вперед и подтолкнул Лукьена к воротам. Его пеший товарищ повел к воротам Гласса, но с Гилвином они обращались осторожно, едва завидев его увечье. Трое лиирийцев плечом к плечу двинулись к воротам. Их сопровождали двое стражей: один пеший, другой верхом на криле. Едва они вошли в город, как со всех сторон к ним устремились любопытные взгляды джадори. В мгновенно выросшей толпе слышались перешептывания. Лукьен избегал взглядов. Он смотрел прямо перед собой и видел сказочный дворец Кадара, закрывающий горизонт. Он был таким же, каким помнился ему: прекрасным, сверкающим. А за ним высились молчаливые горы. Стражи вели прямо к дворцу, объясняясь жестами, указывая копьями. Толпа расступилась, давая пройти.

— Это и есть замок Кадара? — спросил Гилвин.

— Он самый, — кивнул Лукьен.

— По крайней мере, мы его увидим, — сказал Торин. Он оглядывал дворец, пораженный его размерами. — Впечатляет.

Стражник велел лиирийцам идти дальше. Лукьен не хотел вызывать у конвоя гнев. Он повиновался без возражений. Вот они уже прошли внутренние ворота и очутились посреди зеленого тенистого сада. Сопровождающие остановились, дабы побеседовать с другими стражами — тоже в черных гака с алым кантом. Они выслушали историю троицы, потрясенные видом амулета, который им показали. Один из них повернулся к Лукьену.

— Вы прибыли, чтобы повидать Кадара? — спросил он.

Слова он произносил очень отчетливо, чем немало поразил Лукьена.

— Вы говорите на нашем языке? — удивился он.

Тот кивнул. Подобно приведшим их людям, эти также были вооружены копьями и длинными шпагами на поясе.

— Я знаю вашу речь, — произнес стражник сквозь темную повязку. — Вы принесли Инаи ка Вала. Где вы его взяли?

— Мы скажем это Кадару, — отвечал Лукьен.

— Кто вы такие? — не отставал стражник.

— Скажем так: Кадар знает меня. Пожалуйста, разрешите поговорить с ним.

Стражники посовещались и, наконец, спросили:

— Оружие у вас есть?

— Нет. Мы безоружны. Все наши вещи остались в караване, доставившем нас сюда. Честно говоря, с нами были и другие ценности — то, что нам важно и дорого. Если бы вы…

— Ваши вещи найдут, — оборвал стражник. — Пойдем со мной.

Он повернулся и пошел через сад. Никто из его товарищей не последовал за ним. Лукьен удивленно переглянулся с Торином и двинулся за стражем. А в саду благоухали розовые цветы и били фонтаны. Белые стены отбрасывали благословенную тень на траву. Гилвин огляделся, восхищенный зрелищем. Сколько диковинных растений! А статуй! Стайка ребятишек оторвалась от игр и как зачарованная наблюдала за ними.

— Что за дивное место! — прошептал Гилвин.

Наконец, они приблизились к главному зданию, вошли в неохраняемые двери и очутились в красивом коридоре. Как и шестнадцать лет назад, стены были гладкими, прохладно-белыми. Лукьен озирался вокруг, радуясь, что хотя бы малая толика виденного прежде осталась неизменной. Это место все так же излучало радушие и гостеприимство. Через несколько минут страж остановился перед покоями с деревянной дверью. Он толкнул дверь; за ней обнаружилась маленькая комнатка, залитая солнечным светом, попадающим через окна без стекол. Здесь был маленький столик и несколько кресел. И ничего более.

— Ждите здесь, — сказал он.

Лукьен оглядывал помещение. Оно не выглядело угрожающим — наоборот, располагало к отдыху.

— Вы приведете к нам Кадара?

— Я не приведу Кадара. А вы будете ждать здесь.

Лукьен улыбнулся.

— Хорошо, — он вошел в комнату в сопровождении Торина и Гилвина. Юноша быстро уселся, довольный, что может дать отдых уставшей ноге. Теку проворно вскарабкалась на стол. Окна были расположены низко и их ширина вполне позволяла человеку войти через окно. Стражник покинул комнату; Око он по-прежнему держал при себе. Дверь закрылась.

Теперь не оставалось ничего, кроме ожидания. Лукьен присоединился к Гилвину за столиком. Торин озабоченно мерил шагами комнату, потом подошел к окну и выглянул наружу. Лицо его было напряженным, серьезным. Потянулись долгие минуты молчания. Потом Гилвин заявил, что ужасно хочет пить. Лукьен признался, что и он тоже, выразив надежду увидеть кого-либо в ближайшее время и обратиться с просьбой. Странно, но дверь не охранялась. Можно было выйти в сад и напиться из фонтана. Но никто из них не решился. Торин продолжал рассматривать горы вдали, вздыхая.

И после долгого ожидания они наконец-то услышали шаги. Дверь отворилась. Лукьен ожидал снова увидеть стражей, но вместо этого на пороге показалась одинокая фигура мужчины. Его лицо, хотя и выглядело куда старше, оказалось до боли знакомым. Лукьен быстро поднялся.

Кагана Кадара годы не пощадили. Он сгорбился, выглядел жестче, в темных волосах появились седые пряди. Оливковая кожа сморщилась от пребывания под палящим солнцем, но глаза все так же сверкали, когда он встретился взглядом с Лукьеном. На остальных он едва удосужился посмотреть, вперив взор в убийцу своей жены. Он еще не переступил порог, а комната уже словно наполнилась его присутствием. Не зная, как себя вести, Лукьен просто стоял и молчал под этим яростным взглядом.

— Это ты, — наконец, промолвил каган. — Клянусь Вала, я бы ни за что не поверил.

— Каган Кадар, — заговорил Лукьен, кланяясь, — ваш приход — честь для меня.

Кадар сжимал в руке Око Господа на золотой цепочке. Он показал его чужестранцам.

— Вы принесли мне вот это, — сказал он. — Зачем?

— Милорд Кадар, — дипломатично улыбаясь, начал Торин, — мы прибыли с важной миссией. Этот амулет…

— Молчи, однорукий, — прошипел Кадар. — Я разговариваю с человеком, убившим мою жену. Почему ты здесь и почему вернул мне амулет?

Простой вопрос, но ох как непросто ответить на него!

— Мой друг говорит правду, — произнес Лукьен. — Мы прибыли с миссией.

Кадар усмехнулся.

— Небось, с мирной миссией? Как в прошлый раз? — он, наконец, соизволил оглядеть остальных. — А это кто с тобой? Новые воры?

— Разрешите объяснить, ваше величество, прошу вас, — взмолился Торин. — Мое имя барон Торин Гласс, из Лиирии. — Он указал на Гилвина: — Мальчика зовут Гилвин Томз. А с Лукьеном вы уже знакомы.

Кадар шагнул вперед, внезапно заметив странную ногу и изуродованную руку Гилвина. Удивительно, но он вдруг улыбнулся юноше:

— Гилвин Томз.

Гилвин улыбнулся в ответ:

— Да, милорд.

— Добро пожаловать к нам, — промолвил Кадар. Это заявление всех озадачило. Кадар быстро обернулся к Лукьену. — Ты тот, кого называют Бронзовым Рыцарем. Тот, кто убил мою Джитендру.

— Да, милорд, — отозвался Лукьен. — И горько сожалею об этом.

— А это? — Кадар поднес амулет к лицу Лукьена. — Разве оно того не стоило?

— Нет. Не стоило, — голос Лукьена звучал спокойно.

— Что-то случилось, раз ты принес его обратно. Рассказывай.

— Вы хорошо говорите по-нашему, милорд, — заметил Лукьен. — Учили язык со времени нашей последней встречи?

— У меня было время, Бронзовый Рыцарь. А еще — необходимость узнать все о вашем народе. А теперь — поведай, что привело вас сюда.

— Мы и пытаемся рассказать, — сказал Гласс. — Вам просто нужно выслушать, у нас важные новости.