37

Джазана Карр не всегда отличалась богатством. Она была единственным ребенком в семье, где ждали сына. И семья ее боролась за выживание, пока отец Джазаны не застолбил участок на маленьком алмазоносном прииске тридцать лет назад. До того момента семья довольствовалась малым. Северный Норвор считался суровым местом, а Пограничные Территории вообще отличались неустойчивой погодой и неудачливым фермерством. Горин Карр, отец Джазаны потерял свою ферму в результате засухи. Доведенный до отчаяния нищетой, он убил влиятельного владельца прииска и использовал добычу для найма телохранителя. Тогда Джазана впервые услышала слово «наемник», и хорошо усвоила его значение. Наконец-то появились еда на столе и шанс на будущее.

Когда Джазане Карр исполнилось четырнадцать, умерла мать. Отец, уродливый мужчина по общепринятым стандартам, не стал обращаться к другим женщинам для удовлетворения страсти. Он использовал для этой цели собственную дочь. Джазана не знала, что значит «изнасилование», но суть действия была ей известна не понаслышке. Она провела в отцовской постели три кошмарных года, никому не рассказывая об этом, лишь испытывая жуткий стыд: а вдруг кто-нибудь узнает. Но к семнадцати она стала взрослой женщиной и смогла набраться смелости, чтобы отказать домогательствам отца. Он никогда больше не касался ее и пальцем, никогда не говорил об этом, но также не стал ни извиняться, ни возмещать ущерб за свои скотские деяния. Она — его дочь, напомнил он ей, и всего лишь женщина. Без мужчины от нее мало толку, и только благодаря его доброте она может не пропасть в жизни.

К двадцати одному году Джазана, наконец, освободилась от отца. Горин Карр умер от гангрены, образовавшейся от раны, полученной на охоте, а Джазана была его единственной наследницей. Теперь прииск был ее, и Джазана выжала из него все до последнего камня. Она нещадно эксплуатировала работников, копила алмазы, добытые из недр земли, пока не создала империю. Она разработала еще один прииск, затем — еще один, и ее богатства росли. В те годы у нее были толпы любовников: мужчин привлекали в ней состояние и красивое тело. Но эти отношения были короткими. Они все были норванами, слишком гордыми, чтобы склониться перед женщиной. Большинство пыталось вырвать контроль над приисками из рук Джазаны, а когда она отказывалась уступить, покидали ее. Один за другим, все незадачливые любовники растворились.

Торин Гласс знал печальную историю Джазаны — до последнего слова. Она кратко рассказала ему все при первой же встрече и с тех пор повторяла неоднократно.

И история эта вновь забрезжила в его сознании, когда барон шел разговаривать с ней. Он знал, что Джазана обидится и будет расстроена его отъездом: только бы не заплакала. Он любит Джазану, но порой она столь эмоциональна…

Гласс нашел Джазану там, где ожидал, в конюшне, с любимым конем, Грозой Волков. Это был красивый жеребец, которым она по праву гордилась. Как и все мужчины, Гроза Волков проявлял норов, но хозяйка умела укротить его с помощью хлыста. Больше в конюшне никого не было. Джазана с отсутствующим видом чистила щеткой блестящую каурую спину красавца-коня. Судя по спине самой Джазаны, она предавалась размышлениям. Рука свободно двигалась со щеткой над шкурой животного. Сильный запах сена стоял в воздухе, но Гласс все равно различал аромат ее духов. Она выглядела прекрасной, даже рядом с сеном и навозом.

— Я ждала тебя, — внезапно произнесла Джазана, не поворачиваясь. — Когда ты подкрадываешься, точно вор, я знаю: у тебя дурные вести. Значит, он уезжает?

Гласс подошел к ней.

— Да.

Джазана сделала паузу. Плечи вздрогнули, щетка выпала из рук.

— Черт!

— Это нужно Кассандре, — объяснил Гласс. Он никогда не говорил Джазане всей правды о королеве Лиирии, и сейчас осторожно подбирал слова. — Она послала Лукьену письмо. Хочет, чтобы он вернулся.

— Спустя столько лет?!

— Ты знала: когда-нибудь это случится, Джазана, — Гласс наклонился и поднял щетку. Протягивая ее Джазане, он добавил: — Мы обсуждали этот вопрос. И ты сказала, что Лукьен может ехать в любое время, когда захочет.

— Спасибо, что напомнил, — прошипела Джазана, выхватывая щетку из его рук. И снова начала чистить коня. — После всего, что я сделала для него, вот какова его благодарность. Ты, по крайней мере, пытался отговорить его?

Гласс сжался.

— Я еду вместе с ним, Джазана.

При этих словах Джазана замерла, точно каменное изваяние. Она не уронила щетки. Ни один волосок не пошевелился на ее голове.

— Я должен, — быстро проговорил Гласс. — У меня долг перед…

Она резко, по-змеиному повернулась и швырнула в него щеткой.

— Значит, едешь вместе с ним?

— Еду.

— Нет, не едешь.

— Еду , — повторил Гласс. — Тебе не отговорить меня, Джазана. Я принял решение. Я нужен Лукьену. Моя жизнь принадлежит ему.

— Принадлежит ему? — спросила Джазана изумленно. — А я как же, Торин? Как же мы?

— Мы никуда не денемся, Джазана, — Гласс протянул руку и коснулся ее щеки. — Когда я покончу с этим…

Джазана отбросила его руку.

— Ты покончишь с этим, когда будешь мертв! Ты же старик, Торин. А если Акила обнаружит тебя, он сдерет с тебя кожу живьем.

— Я все равно должен использовать этот шанс, — сказал Гласс. Он попытался улыбнуться, чтобы она поняла. — Не могу отпустить Лукьена одного после того, как он, рискуя жизнью, спасал меня с острова Во. Я мужчина, Джазана. И ты не можешь заставить меня забыть об ответственности.

— О, да, конечно, ты мужчина. А как насчет ответственности передо мной? Как же все, что мы делали вместе? Я думала, ты хочешь отомстить Акиле. Кто еще поможет тебе в этом, а? Только я!

— Это неважно! Мы продолжим все это, когда я помогу Лукьену.

— Неважно, — Джазана отвернулась и неверным шагом двинулась из конюшни. — Да ты хоть представляешь, сколько раз я слышала эти слова от мужчин? Вам всем все неважно. Даже любовь.

Гласс пошел за ней следом.

— Но я ведь люблю тебя, Джазана.

— Нет. Ты любишь мои деньги, и мое тело, и все, что я для тебя делаю. Если бы ты любил меня, ты бы остался. Если бы ты любил, ты не заставил бы меня умолять, как сейчас! — горькие слезы разочарования и обиды бежали по ее щекам. — Я запрещаю тебе уезжать! — Закричала она. — Слышишь? Запрещаю!

— Джазана, я не слуга тебе. Я барон Гласс из Кота. Никто не может приказывать мне.

— А я приказываю!

— Нет! — Гласс начал сердиться.

— Собака!

Гласс выругался. Взмахнул рукой и ударил ее по щеке. Джазана остолбенела, лицо скривилось, слезы хлынули ручьем. Она готова была вцепиться в него, но сдерживалась. Вместо этого женщина горделиво выпрямилась.

— Убирайся, — ее голос звучал еле слышно из-за рыданий. — Чтобы к утру тебя здесь не было.

— Джазана, я…

— Убирайся! — завопила она. — Но помни, Торин — тебя здесь больше никто не ждет. Когда покончишь со своим приключением, в крепости Висельника для тебя не будет места. Думаю, и в Лиирии — тоже. Однажды я захвачу Лиирию и тогда отыщу эту самую твою семью. И убью всех.

Гласс ушам своим не верил.

— Не говори так. Даже не пытайся повторять такое.

— Ступай, Торин, оставь меня, — приказала Джазана. Она вытерла слезы рукавом. — Ты не веришь, что я завоюю Лиирию? И надеешься спасти от меня семью?

— Замолчи, Джазана…

— За год я поставлю короля Лорна на колени. А потом придет черед Акилы, — лицо Джазаны приняло оттенок перезрелого фрукта. — Добьюсь этого назло тебе, Торин. Чтобы доказать, что я на это способна!

Спорить было бесполезно, Гласс знал — ее не переубедить. И угрозы закрыли для него эту дверь навсегда. Теперь отступать некуда.

— Я уеду утром вместе с Лукьеном, — сказал он. — Не пытайся остановить нас. Если попробуешь — быть беде.

Джазана рассмеялась сквозь слезы.

— Не льсти себе, старичок. Найду любовника получше. С обеими руками!

— И не пытайся причинить вред моим жене и детям, — предостерег Гласс. — Если с ними что-нибудь случится — что угодно — я обвиню в этом тебя, Джазана Карр. И тогда ничто в мире не спасет тебя от моей мести.

Они простояли долгие несколько секунд, глядя в глаза друг другу, обмениваясь мысленными ударами. Гласс видел, что Джазана не прочь вонзить свои наманикюренные ногти ему в лицо, но, конечно, она не сделала этого. И не сказала ни слова.

И ему, барону Торину Глассу, тоже нечего было сказать. Дрожа от гнева, он отвернулся от женщины, которой еще недавно признавался в любви, и быстро вышел из конюшни.

38

После четырех дней тяжелого пути Лукьен и Гилвин наконец прибыли в Кот. Вид родного города лишил Бронзового Рыцаря дара речи. Закат уже миновал, и в городе начало темнеть. На широкие улицы пала тень. Лукьен рассматривал очертания домов, испытывая странное, почти благоговейное ощущение. Как все изменилось за шестнадцать лет отсутствия, но все равно, дом есть дом. По другому не скажешь.

— Кот, — прошептал он. Из-под надвинутого на глаза капюшона он едва видел Гилвина, сидящего рядом в повозке. Маскировка сыграла роль: ни один любопытный не признал в нем Лукьена. За четыре дня пути они остановились лишь однажды, чтобы поговорить с другими путешественниками, и Лукьен прятался за капюшон, делая вид, что ищет какие-то припасы в повозке. Но главная проверка ждала впереди.

— Смотри вон туда, на холм, Лукьен, — Гилвин указал вперед, где возвышалась громада. — Видишь?

Лукьен, конечно же, видел. Огромная библиотека сверкала на холме, словно маяк. Даже в Норворе Лукьен слышал истории об этом месте. Но никогда его не видел. Покинув город, он весьма сожалел об этом — как и о разлуке с Кассандрой. А теперь — пожалуйста — вот оно перед ним! И сейчас же нахлынула волна воспоминаний — мечты Акилы о храме науки.

— Какой позор, — прошептал он.

— О чем это ты? — удивился Гилвин.

Лукьен не отвечал. Он не мог объяснить, о чем мечтал Акила — даже такому умному парнишке, как Гилвин.

— Надо бы нам поспешить, — сказал он. — Я жажду увидеть Фиггиса.

Лукьен натянул поводья и погнал Бурана вперед, направляя старого коняшку в восточную часть города. Вокруг возвышались старые здания Кота — словно старые воспоминания, и люди говорили со знакомым акцентом… Объехать город по периметру было кратчайшим способом попасть в библиотеку, к тому же Лукьен получил возможность вновь окунуться в атмосферу давно оставленной родины. С расстояния он увидел руины на Площади Канцелярий, на месте которых возникли бараки и штаб-квартира Трагера. Страшное и поучительное зрелище. Лукьен содрогнулся. Трагер стал генералом, главнокомандующим королевских гвардейцев и всей лиирийской армии. Не было больше канцелярий, перед которыми следовало держать отчет. Как утверждал Гилвин, даже Акила не перечил ему. Он всегда получал, что хотел, и эта мысль отравляла возвращение Лукьена домой. Будь с ним Торин, он бы тоже страдал от зрелища разрушенного Дома Герцогов. Но Торин и Брек покинули их днем ранее, отправившись на север, к Борату, на ферму к Бреку. Если все пойдет хорошо, они встретятся там через день или около того — и уже с Кассандрой.

— Я думаю, тебе лучше посадить Теку на колени, — предостерегающе произнес Лукьен. — Нам не стоит привлекать внимание.

— Не волнуйся. Никто здесь меня не знает, — отозвался Гилвин.

— Никто? Несмотря на обезьянку?

Гилвин покачал головой.

— Я почти не покидал библиотеку, — он все же устроил Теку на коленях. — Единственные люди, которые меня видели — ученые, но и те не общались со мной.

— Позор, — заметил Лукьен. Он и сам почти не разговаривал с Гилвином за прошедшие дни, и теперь начал сожалеть об этом. — Парню твоего возраста нужно иметь друзей. Бегать и играть.

Гилвин повернулся к нему и нахмурился. Лукьен почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

— Прости, — сказал он. — Я забыл. — Потом еще раз взглянул на искалеченную руку Гилвина и добавил: — Но, похоже, ты успешно справляешься с проблемами. А этот башмак… уж не Фиггис ли сделал его для тебя?

— Он. А как ты догадался?

— Кому бы еще по плечу сотворить подобное? Твой наставник — настоящий гений, паренек.

Гилвн кивнул.

— Знаю. Я скучаю по нему. Надеюсь, у него все в порядке.

— А я надеюсь, что у него для нас хорошие новости, — проговорил Лукьен. С того места, где проходила дорога, он видел только крыши зданий на Площади Канцелярий, поэтому не мог определить, на месте ли армия Трагера. Возможно, они уже двинулись на Джадор. И тогда будет уже поздно предупреждать джадори. Надвигающаяся темнота успокоила его душу, хотя, пожалуй, даже если бы Трагер увидел его сейчас, то ни за что бы не узнал. — Расскажи мне кое-что, Гилвин — не здесь ли ты встретил ведьму из Гримхольда?

— Нет, это случилось на другом конце города, — ответил Гилвин. — В Коте существуют дурные места. Мне просто не следовало туда ходить.

— Но ведь она спасла тебя. Вот что любопытно.

Гилвин промолчал. Другая повозка проезжала слишком близко: их могли подслушать. Лукьен стал подгонять лошадку, чтобы поскорее прибыть в библиотеку. Дорога постепенно пошла в гору; людей становилось все меньше, лавки отстояли друг от друга все дальше и дальше. И вот, наконец, они остались одни посреди деревьев и луговых трав. Ветерок шевелил листву и раздувал капюшон на плаще Лукьена. В здании библиотеки было несколько десятков окон, но свет горел лишь в нескольких комнатах главной башни — Лукьен надеялся, что там живет Фиггис. Даже в сумерках библиотека не казалась зловещей. Напротив, это было прекрасное здание. Лукьен удивился, видя такое замечательное строение, ведь даже Лайонкипу весьма повредил статус крепости. А великая библиотека избежала мрачной славы. Здесь не было ни бойниц, ни орудийных башенок ни зубчатых ворот, только летящие арки, изящная башня, и сам вид как будто приглашал посетителей и знания. Именно такого добивался Акила, хотя это было до того, как его поразило безумие.

— Куда теперь? — спросил Лукьен. — В те двери?

— Это главный путь, — отвечал Гилвин. Буран остановился у дверей, и Гилвин с обезьянкой выбрались из повозки — правда, с некоторым усилием, ведь Гилвину приходилось беречь ногу. Лукьен наблюдал за ним, но помощи предлагать не стал. Что-то подсказало ему, что парень предпочтет справиться сам.

— Надеюсь, твой мастер ждет нас, — заметил он, вылезая из повозки. Вокруг них шумел вечерний город, словно улей растревоженных пчел, но библиотека безмолвствовала. Лукьен подошел к дверям и попытался открыть. — Заперто.

— У меня ключ, — откликнулся Гилвин, и предъявил вещественное доказательство, изъяв его из кармана.

— Почему дверь заперта? — спросил Лукьен. — Я думал, что библиотека всегда открыта.

Гилвин вставил ключ в отверстие.

— Обычно так и было. Но ее закрыли. Когда Акила узнал о Гримхольде. Я говорил тебе, он заставляет Фиггиса вкалывать до полного изнеможения, — юноша повернул ключ в замке. — Постарайся ступать потише. Нам не стоит сталкиваться с Деллой.

— С Деллой?

— Она здесь по хозяйству. Славная женщина, но всюду сует нос.

Он толкнул дверь, и Лукьен разом забыл все вопросы. Красота здания обрушилась на него, явив сверкающий полированным деревом интерьер, освещенный факелами. Потолок украшали резные стропила и металлические канделябры. Лукьен озирал проход к огромному залу, открывшемуся вдали, наполненному книжными полками с бесконечными томами и манускриптами. Он двинулся вслед за Гилвином, и дыхание у него перехватывало от потрясающего зрелища.

— Поразительно… — он медленно изучал полки. — И представить себе не мог, что в мире столько книг.

Гилвин рассмеялся, закрывая дверь.

— Здесь ведь далеко не все. Есть еще целое крыло…

— И ты знаешь их все? Я имею в виду, где находится каждая?

— У Фиггиса есть специальный каталог, — сказал Гилвин. — Но вообще-то, большинство книг мне известно. Они расставлены по порядку. Темы, даты и так далее.

Лукьен был ошарашен. Неверной походкой он двигался вдоль полок, и вдруг едва не столкнулся с женской фигурой, вышедшей из-за угла.

— Ох! — вскричала дама, приложив руку к груди. Глаза ее перебегали с Гилвина на Лукьена, пока она, наконец, не успокоилась. — Гилвин! Я услышала, что кто-то входит в здание. Добро пожаловать домой!

— Спасибо, Делла, — ответил юноша. Он нервно сглотнул. Лукьен замер, пытаясь спрятаться. Но старая дама не сводила с него глаз.

— Я только что вернулся, — продолжал Гилвин. — Дверь оказалась заперта, пришлось ее отпирать.