31

Знакомое жужжание машины наполнило помещение, когда Гилвин подошел к залу каталога. Как всегда в последнее время, библиотека была закрыта, а масляные светильники притушены. Хозяйка Делла уже покончила с делами и отдыхала. Гилвин прошел мимо ее комнаты и заметил, что женщина блаженствует с чашкой чая, поместив натруженные ноги на кресло; на лице ее застыла усталая улыбка. Вначале Гилвин поискал Фиггиса в его кабинете, но там никого не оказалось. Парень подумал минуту и сообразил, где может находиться наставник. И теперь он стоял возле зала каталога, прислушиваясь к шуму машины. Дверь была приоткрыта; Фиггис склонился над столом, с безумным видом расшифровывая какие-то знаки при тусклом свете свечи. Он выглядел чудовищно усталым. И не слышал, как подошел Гилвин. Погружаясь в работу, Фиггис выглядел так же, как любой одержимый наукой. Гилвин почувствовал боль, понимая, чем занят его учитель.

— Фиггис, мне нужно поговорить с тобой, — сказал он.

Это озадачило старика. Он оторвался от работы, вперил в юношу взгляд налитых кровью глаз и прохрипел:

— Я занят.

— Прости, но это очень важно.

— Не сейчас, — сердито отвечал Фиггис, отвернувшись к своим книгам. Каталог продолжал жужжать. Фиггис увлеченно писал, не обращая внимания на Гилвина, появившегося за его спиной.

— Ступай в свою комнату. Сегодня ты мне не понадобишься.

Перед тем, как Гилвин покинул королеву Кассандру, она дала ему записку, адресованную Лукьену, бережно сложенную и скрепленную восковой печатью. Гилвин достал записку из кармана штанов и бросил ее на стол.

— Что это? — спросил Фиггис.

Но спустя пару секунд рассмотрел печать. Увидев знак Лиирии, на печати, он сжал губы.

Глаза старика переходили с записки на Гилвина и обратно. На его лице отразилась тень раскаяния.

— Отгадай, от кого это, — молвил Гилвин.

Фиггис, казалось, потерял дар речи. Лишь два человека могли использовать семейную королевскую печать Лиирии, и кто-то из них в беде. Фиггис взял в руки записку, не вскрывая ее.

— Скажи, тебе дал ее король Акила? — мягко спросил он.

— Нет. Попробуй еще раз.

Фиггис немедленно встал и закрыл дверь. Теперь комнату освещало лишь слабое пламя свечи.

— Скажи, откуда ты ее взял?

— Ты же знаешь, откуда, Фиггис. Я был в Лайонкипе.

— Так это не Акила?

— Нет, не Акила.

Но Фиггис все еще отказывался поверить в собственные предположения.

— Тогда кто же? Один из людей короля? Может быть, Трагер?

— Фиггис, это была женщина, — обрушил на него правду Гилвин. — Королева Кассандра.

Фиггис выглядел так, словно его ударило молнией.

— Великое Небо… — Он прислонился к двери, глядя на Гилвина сквозь туман в глазах. — Но каким образом?

— Я встречался с ней. Видел ее в ночь лунного затмения и потом разговаривал с ней. Она все мне рассказала, Фиггис.

Фиггис не мог поверить ушам.

— Ты смотрел на нее?

Гилвин кивнул.

— Нет никакого проклятия, — просто сказал он. Потом вздохнул, и этот вздох выдал всю его боль и смятение. — Ох, Фиггис. Почему же ты ничего не рассказал мне?

Старик не отвечал. Он не спускал глаз с записки.

— Не могу поверить, — шептал он. — Никакого проклятия.

Гилвин почувствовал укол жалости к наставнику. Ошеломляющая новость заставила Фиггиса побледнеть. Гилвин подошел и взял старика за руку, бережно усадив его в кресло. Они вместе положили послание Кассандры на стол.

— Оно адресовано не тебе, — объяснил Гилвин. — Кассандра написала его кое-кому другому.

Фиггис удивленно посмотрел на него.

— Кому же?

— Я скажу, но не сейчас. Вначале, я хочу знать, правду ли она рассказала мне. Королева утверждает, что ты все знаешь, Фиггис. Говорит, ты все объяснишь мне и сможешь доказать правдивость ее рассказа. — Гилвин присел на краешек стола. — Но мне уже не нужны доказательства. Я вижу, что все это правда, судя по одному лишь твоему виду.

— Это было тайной, Гилвин. Я поклялся Акиле, что никогда никому не расскажу об этом, — голос старика звучал тише, чем потрескивание свечи, как будто он совершал самое важное в своей жизни признание. — Если бы я рассказал тебе — или кому другому — Кассандра оказалась бы в беде.

— Поэтому ты допустил такой ход событий? — спросил Гилвин. — Позволил королю держать ее взаперти, точно узницу? Позволил жителям Кота считать ее старой каргой?

— Не тебе меня обвинять, — резко бросил Фиггис. — Иного пути не было. Никто из нас не думал, что это затянется так надолго. Мы считали…

Фиггис замолчал на полуслове, но Гилвин понял, о чем он умолчал.

— Я знаю про амулеты, Фиггис. Королева Кассандра показала мне тот, который она носит. И сказала, что ты искал другой амулет шестнадцать лет.

Старик захихикал.

— Ее история завораживает, не так ли? Что ж, должен признаться, все это правда до последнего слова. Она не лжет, Гилвин. Она королева. И теперь, вероятно, она уже все сказала остальным.

— Нет. Я единственный, с кем она видится. Она общается со мной, потому что ей нужна моя помощь.

— Я уверен, ей нужна твоя помощь для побега, верно? Эта записка — кому-то ее нужно передать?

Гилвин улыбнулся.

— Фиггис, это не то, что ты думаешь.

— О, я уверен в этом. Понимаешь ли, мне все известно о Кассандре. Я ждал этого дня шестнадцать лет. Мне даже не нужно читать эту записку, чтобы узнать, что в ней. Она для Лукьена, не так ли?

Гилвин был потрясен способностью старика к ясновидению.

— Откуда ты знаешь?

— Хм, интересно, насколько королева доверяет тебе, Гилвин? Она рассказала тебе о Лукьене?

— Да. Сказала, что его изгнали из города, но я это уже знал. И сказала, будто вы с ним ездили в Джадор за амулетом. Она называла этот амулет Оком Господа. Это правда, Фиггис? Вы с Лукьеном действительно были в Джадоре?

— Да, хочешь верь, хочешь, нет, — усмехнулся наставник. — Я был тогда много моложе и в гораздо лучшей форме. А что еще она рассказывала тебе? Говорила, что они с Лукьеном были любовниками?

Брови Гилвина взлетели вверх.

— Любовниками? Она сказала, что они были друзьями.

— Именно из-за этого Лукьена изгнали из города, — объяснил Фиггис. — Он влюбился в Кассандру, а она — в него. Когда Акила обнаружил правду, она разбила его сердце. И навсегда изменила его. Некоторые люди считают, будто тяжесть правления свела его с ума. Но это не так. Он мог вынести все, если бы Лукьен и Кассандра вели себя иначе. Он любил их обоих, а они предали его. Вот почему он стал таким, какой есть.

В голосе Фиггиса звучала неподдельная грусть. Гилвин придвинулся ближе.

— Почему же ты мне этого не рассказывал? — спросил он. — Тебе следовало доверять мне. Все это время я спрашивал тебя о короле, а ты не говорил мне правду. Ты лгал мне.

— Мне приходилось это делать. Я должен был защитить тебя. Ты и не представляешь, каков Акила. Он давно уже не Акила Добрый. Узнай ты правду, ты бы попал в беду. Я в безопасности лишь потому, что Акила нуждается во мне. Но насчет тебя — я не стал бы рисковать. Ты не знаешь, на что способен Акила, — он с сожалением покачал головой, но вдруг вспомнил: — Так ты сказал, проклятия не существует?

Гилвин пожал плечами.

— Так говорит королева. Я увидел ее в первый раз несколько дней назад, и с тех пор с ней все в порядке. Амулет по-прежнему хранит ее. Она утверждает, что болезнь не тронула ее.

— Потрясающе. И она все так же молода?

— О, да! Достаточно молода, чтобы одурачить меня. Я ведь принял ее за горничную.

— Она была прекрасна, — заметил Фиггис. — И осталась такой, я уверен. — Тут его глаза подозрительно сузились. — Так не в нее ли ты влюбился намедни?

Лицо Гилвина стало пунцовым.

— Да, — признался он.

Это признание вызвало у Фиггиса истерический хохот.

— Ничего смешного нет! — заорал Гилвин. — Она выглядела как моя ровесница! Откуда же мне было знать, что она королева?

Фиггис отер слезы с глаз.

— Извини, — проговорил он между приступами хохота. — Ты прав. Ничего смешного.

Но не мог прекратить смеяться.

— Ах, прости меня, мальчик, — наконец, выдавил он. — Но я смеялся впервые за много дней. Ты прав, это не шутка. Правда в том, что ты до сих пор не знаешь всего.

— Да нет же, знаю. Ты едешь в Джадор искать второй амулет. Ты думаешь, что он в Гримхольде.

Фиггис нахмурился.

— Боже, ты знаешь слишком много. Кассандра рассказала тебе?

— Да, но могла бы и не рассказывать. Я многое понял, когда подслушал твой разговор с генералом Трагером. Вот почему Кассандра хочет найти Лукьена. Хочет вернуть его, чтобы он увез ее из Лайонкипа. И вместе с ним планирует отправиться в Джадор до того, как выйдут армии Акилы.

— О Небо, — простонал Фиггис. — Все хуже и хуже.

— Но ведь нужно что-то делать, — сказал Гилвин. — Иначе джадори сметут с лица земли.

— Думаешь, я этого не знаю? В чем, по-твоему, я пытаюсь убедить Акилу? — расстроенный, Фиггис сгреб книги в кучу и отодвинул их в сторону. — Джадори — мирные люди. Акиле это известно, но он не обращает внимания. Ему нужен амулет, и он ни перед чем не остановится, лишь бы найти его.

— Так, может быть, он ищет не там, — нервно произнес Гилвин. — Я имею в виду, ты уверен, что он в Гримхольде?

Фиггис внимательно посмотрел на ученика.

— О чем ты говоришь?

— Фиггис, мне нужно кое-что сказать тебе. Обещай, что ты не сойдешь с ума, когда услышишь.

— Я и так безумен, Гилвин. Так скажи мне.

— Думаю, я знаю, где второй амулет. Похоже, я видел его.

— Что?! — кровь прилила к лицу Фиггиса. — Ты видел второе Око Господа? Где?

— Фиггис, успокойся, — Гилвин поднял руку. — Я не уверен, что это тот же самый.

— Где? — не отставал Фиггис.

— В Коте, с неделю назад. Когда я потерялся, помнишь?

— Помню. Продолжай.

— Ну вот, я затрудняюсь точно сказать. Всего и не упомнишь. Но знаю точно: там была женщина. И мужчина, гигант. И много света.

— О, помедленней, прошу тебя. Ты говоришь неразборчиво. Сядь-ка и поведай мне все по порядку. Ничего не упусти.

Гилвин сел, пытаясь собраться с мыслями. Но всякий раз, когда он пробовал освежить в памяти события в аллее, его мозг словно тучами заволакивало.

— Очень трудно, — покачал он головой. — Оно будто ускользает от меня. Не дается.

— Что не дается? — не понял Фиггис.

— Моя память. Иногда я вижу все отчетливо, но, когда пытаюсь рассказать… Что-то мне мешает. Я не знаю.

— Гилвин, расслабься и расскажи мне все, что вспомнишь, хорошо? Где ты видел амулет?

— В Коте, — повторил Гилвин.

— У мужчины и женщины?

Гилвин кивнул.

— А кто они, ты не знаешь?

— Не знаю, — подтвердил Гилвин. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить внешность незнакомцев. Но все, что сумел вспомнить — это то, что они выглядели очень необычно. — Фиггис, я думаю, они заколдовали меня. Я не могу вспомнить!

— Спокойно. Попытайся еще раз.

— Не могу. С каждым разом удается все хуже, — Гилвин сжал здоровую руку в кулак, силясь восстановить картину, но, чем больше старался, тем расплывчатее делались воспоминания. Он знал, что женщина колдовала, и что она помогла ему. Но все остальное выветрилось из памяти. Он напоминал самому себе дряхлого старикашку, выжившего из ума, пытающегося вспомнить дорогу домой.

— Она что-то сделала с моими мозгами, — сердито выпалил он. — Вот я и позабыл все.

— Ты уверен, что это была женщина?

— Да, — Гилвин умоляюще посмотрел на Фиггиса. — Думаю, она ведьма. Ведьма Гримхольда. Ведь на ней был амулет. Но это все, что я помню.

Фиггис улыбнулся.

— Ведьма Гримхольда. Разве это не легенда?

— Я видел ее, Фиггис. Видел. Но ничего не могу вспомнить, — Гилвин выругался и закрыл лицо руками. — Она околдовала меня.

— Она не хочет, чтобы ты вспоминал ее, — решил Фиггис. — Хочет, чтобы ты никому не говорил о ней.

— Да, — кивнул Гилвин. — Наверное, я обещал ей это. Не уверен, но, стоит мне заговорить о ней…

— Гилвин, посмотри на меня.

Гилвин опустил руки. Фиггис не сводил с него глаз.

— Смотри мне в глаза и не отводи взгляда. Даже не моргай.

— Что такое? — спросил Гилвин.

— Ш-ш-ш, тише, не говори. Просто смотри на меня, — голос Фиггиса звучал убаюкивающе-монотонно, словно часы. Он был мягким, твердым и чистым, словно морской бриз. — А теперь — расслабься. Расслабься и не думай ни о чем, кроме моего голоса.

— Хорошо… Да…

— Да, — повторил Фиггис. — Хорошо. А теперь закрой глаза.

Веки юноши опустились, словно он потерял над ними контроль. Он увидел яркий свет, как будто очнулся ото сна. Жужжание каталога заполнило его мозг, но не тревожило. Все действовало успокаивающе. Мягкий голос Фиггиса достиг его сознания сквозь темноту.

— Спокойно, Гилвин. Дыши глубоко, хорошо и ровно. Пусть исчезнет все, кроме моего голоса. Ты в другом месте. Ничто не тревожит тебя.

— Ничто не тревожит меня, — повторил Гилвин. Звук собственного голоса показался странным. Он так устал от всех этих неурядиц, а темнота убаюкивала. Тепло дыхания Фиггиса согревало лицо. На Гилвина навалилось сонное блаженство: спать, спать.

Фиггис повторял и повторял слова. Гилвин не знал, что происходит, да и не беспокоился об этом. Как хорошо быть здесь, в одиночестве, полностью расслабленным. Он слушал голос Фиггиса, как будто это была небесная музыка.

Когда Гилвин проснулся, то чувствовал себя на удивление освеженным. Он все еще лежал в зале каталога, но огромная машина уже прекратила жужжать и наступила тишина. В комнате было темно. Единственная свеча догорела. Встревоженный, Гилвин поднял голову и огляделся. Фиггис примостился на другом конце стола, держа на коленях табличку и что-то в ней записывая.

— Фиггис? Что случилось? Я уснул?

Фиггис продолжал писать.

— Можно сказать и так. Ты рассказал мне потрясающую историю Ты что-нибудь об этом помнишь?

Гилвин подумал минуту, и вдруг в его сознании возникла четкая картина: маленькая женщина и ее громадный спутник.

— Да! Теперь я все помню. Эта женщина…

— Ну, и отлично, — сказал Фиггис. Он встал и поднял табличку, чтобы Гилвин мог увидеть. — Я все записал, Гилвин. Каждое слово. Потрясающе!

Аллея, женщина-малютка и ее телохранитель Трог, сверкающий амулет и духи, которых она вызвала — все это было на табличке.

— Невероятно, Гилвин, — сказал старый ученый. — Ты видел Ведьму Гримхольда!

— Правда? — Гилвин не был настолько уверен. — Откуда ты знаешь?

— Я читал о Гримхольде, все, что сумел найти. Твоя история совпадает с тем, что я прочел. Ты говорил, она была крошечной и напоминала эльфа, а волосы у нее — белые, как снег. Вот об этом упоминается в историях!

— И на ней еще был плащ, сверкавший всеми цветами радуги, — вспомнил Гилвин.

— Точно, всеми цветами радуги, — восхищенно подтвердил старик. — Легенды подтверждают это, а еще — то, что она управляет духами.

Гилвин ушам своим не верил.

— Что, так и написано?

— Ну, не во всех историях. О Гримхольде многое пишут, в том числе, и всякой чепухи и домыслов. Но во многих легендах описывается тот же персонаж, что и виденный тобой. Значит, мы кое-что обнаружили. Удивительно. Я с трудом верю, что это правда.

Ну и чудеса творятся! У Гилвина закружилась голова.

— Фиггис, она помогла мне. Я уверен в этом. Но мы не можем точно сказать, что она и есть Ведьма Гримхольда!

— Я знаю. Нутром чую, — возразил Фиггис.

— Но почему? — Гилвин встал с кресла. — Даже если они из Гримхольда, что ей делать в Коте?

— Не знаю, но у нее амулет. Ты видел его, он в точности такой, как у Кассандры. Я как раз его ищу, это Око Господа, — все еще дрожа от возбуждения, Фиггис повернулся в кресле. Его глаза сузились.

— Столько вопросов, — прошептал он. — Я ошибся насчет жены Кадара. Второе Око — не у нее.

— Кто такой Кадар? — спросил Гилвин.

— Каган Кадар из Джадора. Вроде нашего короля. У него мы забрали первое Око. Легенда гласит, что его зирха — его жена — носит второе Око. Но я ошибся. Ошибся во многом. Смотри, вот старая книга, привезенная мною из Джадора. Здесь я впервые прочел про амулеты. В ней говорится, что хозяин тайного места носит Око Господа, а жена — второе. Но я ошибся насчет тайного места, Гилвин. Это вовсе не Джадор. Это Гримхольд.

— А кто такой хозяин тайного места?

— Ведьма. Она и есть хозяин тайного места, а не Кадар.

— Значит, Кадар — ее жена. Что за чушь?

— Ты прав. Конечно, чушь. Но, по крайней мере, мы знаем, у кого — второе Око.

Гилвин кивнул.

— Хорошо. Теперь ты можешь сказать Акиле, что вторжение не нужно.

Фиггис покачал головой.

— Нет, я не могу.

— Почему?

— Подумай минуту, Гилвин. Как ты считаешь, что сделает Акила, узнав, что амулет здесь, в Коте?

Гилвину не понадобилось на это много времени.

— Он весь город разнесет в клочья в поисках амулета.

— Верно. Или, того хуже, уверится, что Гримхольд существует. Люди, вроде Трагера, не угомонятся, пока не отыщут его. Мы навлечем на всех беду. Не только на джадори, но и на людей из Гримхольда.

— Каких людей? — Гилвин чуть не рассмеялся. — Ведь, согласно легендам, там живут одни чудовища!

— Чудовища? Вроде того, что ты видел?

— Ну да, наверное.

— И все равно, это люди, Гилвин. Там должны быть люди. Волшебные, странные, но все равно люди. И они попадут в беду, если Акила и Трагер обнаружат их. И это еще не все. Как насчет тебя?

— А что насчет меня? — спросил Гилвин.

— Ты тоже в опасности. Если я передам Акиле твой рассказ, он вытрясет из тебя всю информацию.

— Нет, — рассмеялся Гилвин. — Он не тронет меня.

— Разве? Почему ты так в этом уверен? Говорю тебе, ты не знаешь Акилу. Не знаешь, каким он стал. Если хочешь говорить о монстрах, начни с Акилы.

Желудок Гилвина скрутило болью. Он не думал, что встреча со странной женщиной приведет его к беде. Но логика Фиггиса казалась неумолимой.

— Что же нам делать? — спросил он. — Если нельзя рассказать все королю и обезопасить джадори и нас самих, как быть?

Записка, переданная Кассандрой для Лукьена, все еще лежала на столе. Фиггис поднял ее.

— У нас есть записка, молодой человек.

— Фиггис, ты с ума сошел? После всего, что ты мне порассказал, ты все еще хочешь заставить меня выполнять распоряжения королевы?

— Это единственный выход, — сказал Фиггис. — Кто-то должен вызволить Кассандру из Лайонкипа, а также предупредить джадори. Мне это не по силам. Я стар и не могу оставить библиотеку. Меня хватятся. Акила будет задавать вопросы и кое-кто попадет в беду. Но если уедешь ты…

— Меня никогда не хватятся, — горько изрек Гилвин.

— Извини, но это правда. Нам нужен Лукьен, Гилвин. Он единственный, кто может спасти и Кассандру, и джадори.

— Но как? Разве ты знаешь, где он? Правда, Кассандра думает, что ты можешь знать.

— Королева мне льстит. У меня нет ни малейшего предположения, где был Бронзовый Рыцарь все эти шестнадцать лет. Но, может быть, кое-кто знает. Человек по имени Брек. Он был лейтенантом под началом Лукьена и его близким другом. Когда Лукьена изгнали, Брек в знак протеста уволился из гвардии.

— О! И где же он сейчас?

— В Лиирии, живет в пригороде Кота. В последний раз я говорил с ним пять лет назад. Он обещал Лукьену держаться поближе к Кассандре, чтобы беречь ее, — Фиггис печально улыбнулся. — Конечно, Брек ничем не мог ей помочь. Но такова была воля Лукьена. Брек велел мне приходить, если понадобится помощь или если Кассандра попадет в беду.

— Ну вот, этот день, похоже, настал.

— И вправду, — Фиггис снова встал с кресла.

32

Для Уилла Трагера самым ужасным местом в мире была его собственная память. Дворец, состоящий из темных, мрачных коридоров и запертых дверей, ключом от которых владел лишь он сам. В этом жутком месте висели портреты героев, наблюдавшие за ним сквозь года с усмешкой. Уиллу Трагеру было за сорок, и считалось, что среди военных ему нет равных на континенте. Его боялись; он сам и выстроенная им в Лиирии военная машина вызывали отвращение и ужас, но Трагеру было мало. Его воспоминания толкали его вперед, травили, словно дикие псы. А во главе своры стоял его давно умерший отец.

Уилл происходил из древнего рыцарского рода. Отец выиграл первую битву при Редторне, когда ему было всего шестнадцать, и его подгоняли, без сомнения, псы под руководством его собственного отца, легендарного деда Уилла. Это напоминало лихорадку, охватившую целые поколения, и Трагер жестоко страдал от нее. Он не мог взять в руки меч без того, чтобы мысли о наследии не посетили его. Когда он скакал в атаку, за плечом давал советы умерший отец, насмехающийся и нашептывающий оскорбления. Трагер-старший умер молодым, в возрасте сорока пяти лет — рииканская стрела пронзила его сердце. Ему было тридцать, когда молодая жена родила сына Уилла, и к тому времени он был широко известен при дворе короля Балака. Знали его как прекрасного воина, и он безжалостно муштровал сына в воинском искусстве, заставляя не посрамить честь мундира. Он усадил маленького Уилла на коня прежде, чем тот научился твердо стоять на ногах, на шестой день рождения подарил ему кинжал и начал учить мастерски владеть мечом. Он гонял сына день и ночь, укрепляя его тело и дух, оставляя на теле рубцы от ударов, а на душе — от обид. Уилл Трагер уже в юности отличался успехами, и любой отец — кроме его собственного — гордился бы им. Но Рори Трагеру были неведомы человеческие чувства. Ему было недостаточно того, что его сын без устали скакал на лошади и бился с мужчинами в два раза крупнее себя. Их род славился боевыми традициями, и лишь лучший из лучших мог принять знамя Трагеров, чтобы нести его в будущее.

Только лучший из лучших.

Дворец памяти Уилла Трагера был наполнен победами — но и поражениями. Он выигрывал ленты на ярмарках и получал восхищенные взгляды юных девушек, но так никогда и не получил одобрения своего отца.

Несмотря на жестокое обращение, первые годы юности Уилла можно назвать удачными. Его приняли в Лайонкипе благодаря друзьям отца, добрым рыцарям. Они учили его пользоваться копьем и луком, давали одобрение и поддержку, в которых отказывал отец. Даже Акила, книжный червь, стал ему другом. До тех пор, пока не пришли дурные времена. Пока не появился Лукьен.

Лукьен появился в Лайонкипе неожиданно, как луч солнца. С момента, когда его подобрали на улицах Кота, он полностью затмил Трагера. Он был моложе, сильнее, выглядел лучше всех ребят в замке, а его воинское искусство как будто родилось вместе с ним. Там, где Трагеру приходилось денно и нощно тренироваться, Лукьену удавалось все с первого раза. Нечего было даже и сравнивать этих двоих, и отец Трагера замечал разницу между ними. Его суровый голос до сих пор звучал в мозгу у Трагера:

«Слишком медленно».

«Слишком слабо».

И хуже всего: «Не так хорошо, как Лукьен».

Лукьен очаровал весь Лайонкип. Мужчины восхищались им, девушки так и падали ему на шею. Даже Акила был в восторге. Пусть не было в мире двух более разных людей, Акила и Лукьен стали как братья. Король Балак осыпал Лукьена дарами, и, после окончания военной школы, даже не ставился вопрос о том, куда идти Бронзовому Рыцарю. Он стал капитаном королевской гвардии. И никто не жаловался. Даже Трагер — хотя ему пришлось находиться в тени гордой славы Лукьена.

Трагеру пришлось потратить годы, чтобы разорвать связь между Акилой и Лукьеном, но ему все еще не хватало солнечного света. Внимание толп, лесть и почитание его подчиненных, простой кивок от Акилы — все эти вещи лили бальзам на кровоточащие раны в душе Трагера и заглушали голос отца. Он добился огромных успехов, и Лукьен остался далеко позади. Но Уилл Трагер все еще не был удовлетворен. Всегда находился кто-то, задававший вопросы о его мастерстве, сомневавшийся в его умении.

Трагер все-таки гордился своими достижениями. Весь мир дрожал от страха перед тиранией Акилы, но Трагер-то знал, чья это заслуга. Он один заставил Лиирию доминировать на всем континенте. В Лиирии теперь были не просто королевские гвардейцы — нет, армия разрослась и состояла из многих подразделений, хорошо обученных, сытых и благополучных. Нововведения Трагера поражали весь мир — наряду с библиотекой Лиирии. Фиггис принес в страну свет образования, и это было хорошо. Но Трагер никогда не отличался ученостью. Он был солдатом, и проводил усовершенствования среди военного люда. Он сам отбирал лучших из лучших, готовил из них великих рыцарей и размещал огромную армию в пустующих ныне зданиях бывших канцелярий, превратив их в бараки и военные школы. Трагер не тратил средств на то, чтобы приглашать учителей для своих солдат. Он нанимал всадников в степях Марна, лучников — в Ганджоре, оружейников — среди кузнецов Дрила, наемников — в Норворе. И все это — чтобы превратить армию Лиирии в лучшую в мире. За шестнадцать лет он прошел путь от лейтенанта до генерала, заняв место Лукьена в качестве любимца Акилы, и перестроил всю армию Лиирии. Он стал старше и ревностно охранял свои достижения, а также — доступ к королю. А еще, несмотря на годы завоеваний, он все равно постоянно слышал насмешливый голос отца.