Глава 11

– Иногда просто теряешь веру в людей, – пожаловался профессор Алек Бенсон. – Мы здесь находимся в тридцати километрах от океана, а они все-таки продолжают упорно идти на восток – ведь если машина движется со скоростью два километра в час, то она все равно что идет. Приливная волна угрожает им здесь в той же мере, как если бы они жили в Колорадо, но они не остановятся, пока не разобьют лагерь на вершине гор Сан-Габриель.

Он отвернулся от окна, взял указку и нажал на кнопку. На стене осветилась большая карта Калифорнии.

– Ну а теперь, господа, о нашей Программе предотвращения землетрясений, или, как мы обычно говорим, ППЗ. Где мы выбрали места для бурения и почему – это в принципе один и тот же вопрос. Как я объяснял во время нашей последней встречи, существует теория, согласно которой с помощью жидкости, закачанной в определенные участки разломов, можно уменьшить трение между тектоническими плитами, и таким образом они будут скользить относительно друг друга с минимальным напряжением, вызвав несколько слабых толчков через небольшие промежутки времени, что позволит избежать мощных землетрясений, происходящих через значительные временные интервалы. Если коэффициент трения бесконтрольно растет до тех пор, пока горизонтальное давление не становится недопустимым, то что-то происходит и одна из плит дергается вперед примерно на семь метров по отношению к другой. И тогда мы имеем сильное землетрясение. Наша единственная задача и, возможно, единственная надежда – постепенно уменьшать коэффициент трения.

Он постучал указкой по карте.

– Начнем снизу, с юга. Здесь мы начали бурить первую нашу скважину, одну из так называемых скважин закачки. Находится она в долине Импириал, точнее, между Импириал и Эль-Сентро, где в 1915 году было землетрясение мощностью 6,3 балла по шкале Рихтера, другое достаточно крупное, силой 7,6 балла, произошло в 1940 году, и еще одно незначительное отмечено в 1966 году. Это единственная часть разлома Сан-Андреас, проходящая вдоль американо-мексиканской границы.

Он передвинул указку.

– А вот здесь мы сделали скважину около города Хемет. Тут, в районе ущелья Кайон, было очень мощное землетрясение в 1899 году, но, к сожалению, о нем нет никаких сейсмологических данных. Другое произошло в 1918 году, мощностью 6,8 балла, в той же самой трещине. Именно тут проходит разлом Сан-Хасинто. Третья скважина расположена ближе всего к нам, в районе Сан-Бернардино. Последнее землетрясение мощностью всего 6 баллов было зарегистрировано семьдесят лет назад. У нас есть сильное предчувствие, что дремлющее здесь землетрясение вот-вот проснется; но, возможно, это потому, что мы живем слишком близко к этой чертовой штуке.

– Каковы последствия таких землетрясений, если они происходят? – спросил Барроу. – Я имею в виду крупные землетрясения.

– Любой из этих трех районов принесет жителям Сан-Диего немало неприятностей. Что же касается второго и третьего районов, то здесь прямая угроза для Лос-Анджелеса. – Он вновь передвинул указку. – Следующая скважина – в разломе, где ничего не происходило до 1971 года. Тогда отмечались толчки мощностью 6,6 балла в долине Сан-Фернандо. Мы надеемся, что уменьшение давления в этом районе в какой-то степени может снять напряжение в разломе Ньюпорт-Инглвуд, который, как вам известно, проходит прямо под Лос-Анджелесом, где в 1933 году было землетрясение силой 6,3 балла. Я говорю «мы надеемся», потому что точно ничего утверждать нельзя. Мы, например, даже не знаем, каким образом разломы связаны между собой, и вообще, связаны ли они. Нам очень многое не известно, и поэтому зачастую мы в своих действиях руководствуемся только догадками. Одно несомненно: землетрясение, происходившее в этом районе, существенно сказалось на Лос-Анджелесе. В конце концов, округ Силмар, наиболее сильно пострадавший во время землетрясения, находится в границах Лос-Анджелеса.

Указка вновь передвинулась.

– Ущелье Тиджон. Оно у нас вызывает сильные опасения. Здесь давно уже не наблюдалось никакой сейсмической активности. Последнее землетрясение отмечено сто двадцать лет назад. Самое сильное землетрясение в истории Южной Калифорнии, хотя оно не было таким разрушительным, как землетрясение 1873 года в долине Оуэнса, – кстати, крупнейшее во всей истории Калифорнии. Мы отделены узким ущельем, поэтому долина Оуэнса не относится к Южной Калифорнии. Но сильный толчок в этом районе невольно заставит жителей Лос-Анджелеса призадуматься. Лично я, если бы узнал о возможности подобного толчка заранее, поспешил бы покинуть город. Ущелье Тиджон располагается на разломе Сан-Андреас. Поблизости отсюда, в районе Фрейзиер-Парка и Форт-Тиджона, пересекаются разломы Сан-Андреас и Гарлок. В районе Гарлока, насколько известно, крупных землетрясений не наблюдалось. Последние небольшие толчки могли быть вызваны нашим другом Моро, хотя не исключено, что он не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, никаких толчков там мы не ожидали. Но и в Сан-Фернандо в 1971 году тоже никто не ожидал землетрясения.

Указка передвинулась дальше.

– А здесь у нас, дайте-ка подумать, шестая скважина. Находится она на разломе «Белый волк». Именно здесь...

Его прервал телефонный звонок. Трубку взял один из его помощников и оглядел присутствующих:

– Кто из вас майор Данн?

Данн взял трубку, выслушал, поблагодарил звонившего и повесил ее.

– В Адлерхейме самый настоящий транспортный парк. У них не один, а целых два вертолета, два грузовика без опознавательных знаков и джип. – Он с улыбкой посмотрел на Райдера, – Вот вам еще две стрелки на заметку, сержант.

Райдер кивнул. Если он и испытывал удовлетворение, то никак этого не показал, скорее всего потому, что Данн лишь подтвердил то, в чем Райдер и без того был убежден.

– Что это за стрелки? – спросил Бенсон.

– Обычная проверка в ходе расследования, профессор.

– Ах так. Ну хорошо. Как я понимаю, не моего ума дело. Так о чем я говорил? Да, о разломе «Белый волк». Мощность 7,7 балла, 1952 год, крупнейшее землетрясение в Калифорнии после 1857 года. Эпицентр был где-то между Эрвином и Техачапи... – Он сделал паузу и посмотрел на Райдера. – Вы нахмурились, сержант, и довольно сильно, должен заметить.

– Ничего страшного, профессор. Просто мелькнула одна мысль. Прошу вас, продолжайте.

– Так вот, очень каверзный район, хотя это только подозрения. Что бы ни случилось в районе «Белого волка», это может сказаться на разломах Гарлок и Сан-Андреас в ущелье Тиджон. Но мы опять-таки ничего не знаем. Может существовать какая-то связь между разломами, проходящими через острова Санта-Инес, Меса и Ченел. Весьма привлекательный район в смысле землетрясений. Сведения о них имеются чуть ли не с начала XIX века, причем самое крупное было в Ломпоке в 1927 году. Впрочем, все данные очень приблизительные. Одно не вызывает сомнений: мало-мальски крупные толчки в районе Санта-Инес вызовут серьезные разрушения в Лос-Анджелесе. – Бенсон покачал головой, неизменная улыбка исчезла с его лица. – Бедный старый Лос-Анджелес! Вокруг него, можно сказать, сплошные центры землетрясений, не говоря уже о том, что он сам был в эпицентре одного из них. Во время нашей последней встречи я говорил вам о мощных, чудовищных землетрясениях. Если подобное землетрясение затронет Сан-Хасинто, Сан-Бернардино, Сан-Фернандо, «Белого волка», ущелье Тиджон или остров Санта-Инес, я уж не говорю о Лонг-Биче в Лос-Анджелесе, то западное полушарие недосчитается одного крупного города. Если наша цивилизация исчезнет и возникнет другая, то она будет говорить о Лос-Анджелесе точно так же, как мы об Атлантиде.

Барроу заметил:

– Вы сегодня, кажется, склонны шутить, профессор.

– Увы, происходящие вокруг меня события и люди, постоянно задающие мне вопросы, невольно навевают печаль, вы уж меня простите. Далее, вот здесь, в центральной части разлома Сан-Андреас, мы проводим очень интересное бурение. Это между Чоламе и Паркфилдом. В том месте прямо-таки чувствуется влияние Сан-Андреаса. Очень активная область. Постоянно идут сотрясения почвы, хотя, как ни странно, мощные землетрясения в этом районе никогда не фиксировались. Было, правда, где-то в 80-х годах одно достаточно крупное, немного западнее, близ города Сан-Луис-Обиспо. Но оно могло быть вызвано не только Сан-Андреасом, но и разломом Насимиенто, проходящим параллельно Сан-Андреасу, к западу от него. – Бенсон невесело улыбнулся. – Если эпицентр сильного землетрясения окажется в одном из этих разломов, атомная станция в заливе Моро окажется на дне моря. Далее на север мы пробурили скважину между Холлистером и городом Сан-Хуан-Баутиста, расположенным в нескольких милях к западу. Это еще один «дремлющий» район, лежащий чуть южнее Хейвордского разлома, ответвления которого от залива Сан-Франциско идут прямо на восток и проходят вблизи Хейворда, Окленда, Беркли и Ричмонда, а затем ныряют под залив Сан-Пабло. В Беркли разлом пролегает прямо под университетским футбольным полем – вряд ли это понравится тысячам постоянных болельщиков. Вдоль данного разлома произошло два крупных землетрясения – в 1835 и 1868 годах. А вот в 1906 году здесь было не просто крупное, а огромное, по мнению жителей Сан-Франциско, землетрясение с эпицентром в районе озера Темескал. Вот тут мы и решили пробурить нашу девятую скважину. Десятую скважину заложили у Орехового ручья в разломе Калаверас, который идет параллельно Хейворду. Мы с большим подозрением относимся к этому разлому по одной простой причине – нам о нем вообще ничего не известно.

Барроу сказал:

– Таким образом, получается десять скважин. Вы несколько минут говорили о нашем бедном старом Лос-Анджелесе, а как насчет нашего бедного старого Сан-Франциско?

– Его придется бросить на съедение волкам. Сан-Франциско и в геологическом, и в сейсмическом плане – город, которому суждено умереть. Откровенно говоря, мы боимся там вообще к чему-либо прикасаться. В районе Лос-Анджелеса было семь, можно сказать, исторических землетрясений, о которых есть информация. В районе залива Сан-Франциско их было шестнадцать, но мы понятия не имеем о том, где произойдет очередное, по всей видимости чудовищное. Было предложение – откровенно признаюсь, с ним выступил я – сделать скважину около озера Серсвиль, которое находится рядом со Стэнфордским университетом. В этом районе в 1906 году произошло весьма сильное землетрясение, и, что более важно, там же проходит ответвление разлома Пиларситос от Сан-Андреаса. Пиларситос, тянущийся в Тихий океан на расстояние шести миль от Сан-Андреаса, является на самом деле прародителем разлома Сан-Андреас, проходившего здесь несколько миллионов лет назад. Ну, как бы то ни было, землетрясение 1906 года коснулось главным образом незаселенных холмистых местностей. С того времени бездумные земельные собственники понастроили вдоль разломов множество городов. Даже представить невозможно, какими могут быть последствия землетрясения силой, скажем, 8 баллов в этом районе. Я предложил пробурить скважину рядом с Менло-Парком, но мое предложение натолкнулось на сопротивление со стороны определенных кругов, и идея была загублена на корню.

– Определенных кругов, говорите? – спросил Барроу.

– Да, – со вздохом ответил Бенсон. – В 1966 году здесь был основан Национальный геологический научно-исследовательский центр. Боюсь, землетрясения для них – больная тема.

– Насчет этих скважин, – вступил в разговор Райдер. – Какого диаметра буры использовались?

Бенсон посмотрел на него пристальным взглядом и еще раз вздохнул:

– Это должно было стать первым вопросом. Именно поэтому вы здесь, верно?

– Ну так как?

– Можно применять буры любого размера. Конечно, в пределах разумного. В Антарктиде, например, чтобы пробурить ледовый шельф, пользуются бурами диаметром тридцать сантиметров. Мы же используем буры меньшего диаметра. Двенадцать – пятнадцать сантиметров, точно не знаю. Выяснить это не составит труда. Как я понимаю, вы считаете, что скважины, пробуренные в рамках ППЗ, оказались своего рода палкой о двух концах? Разрушительный эффект приливной волны все-таки ограничен, зато это район землетрясений, так почему бы не использовать потенциальные силы природы и не вызвать мощное землетрясение, использовав для этой цели бурильные площадки ППЗ? Я угадал?

– Это возможно? – спросил Барроу.

– Более чем.

– А если учитывать... – Барроу замолчал. – Десять бомб, десять площадок. Знаменательное совпадение. Неужели так и произойдет?

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, хорошо?

– А если все-таки?

– Столько неизвестных факторов...

– Сделайте теоретическое предположение, профессор.

– Прощай, Калифорния! Вот что я могу предположить. Во всяком случае, значительная часть Калифорнии и половина населения в придачу. Либо она опустится на дно Тихого океана, либо просто будет разрушена серией чудовищных землетрясений – именно этого можно добиться, если взорвать в разломах водородные бомбы. Прибавьте к этому радиацию, которой не бывает ни при подземных, ни при подводных землетрясениях. Да, идея немедленного отъезда на восток внезапно становится необыкновенно заманчивой.

– Вам придется идти пешком, – заметил Сассун. – На дорогах скопление машин, аэропорты в осаде. Авиалинии выслали все самолеты, какие оказались в наличии, но это вряд ли помогло: они забили все воздушное пространство, ожидая возможности приземлиться, а когда самолет наконец приземляется, на каждое место находится сотня желающих.

– Завтра все может измениться к лучшему. Не в природе человека постоянно пребывать в паническом состоянии.

– И не в природе самолетов взлетать из-под семиметрового слоя воды, а именно на такой глубине может завтра оказаться аэропорт.

Телефон снова зазвонил. На сей раз трубку поднял сам Сассун. Выслушав и поблагодарив звонившего, он положил трубку.

– Две новости, – объявил он. – Во-первых, в Адлерхейме действительно есть радиотелефон. Все совершенно законно. На почте не знают ни имени, ни адреса человека, отвечающего на телефонные звонки. Во-вторых, в Адлерхейме находится очень крупный мужчина. – Он посмотрел на Райдера. – Похоже, вы оказались правы не только в этом, но и в том, что они потрясающе самоуверенны. Он даже не потрудился сменить свое имя – Дюбуа.

– Значит, все сходится, – произнес Райдер, не выразив никакого удивления или радости. – Моро похитил двадцать шесть бурильщиков и инженеров – короче, специалистов по нефтедобыче. Предположим, шесть из них привлечены к работам в самом Адлерхейме. Значит, на каждую буровую вышку приходится по два человека, которые работают под дулом пистолета, – Моро требовались опытные люди для того, чтобы опустить эти чертовы атомные штуковины. Думаю, нет необходимости беспокоить Комиссию по атомной энергии, чтобы выяснить размеры бомбы, разработанной профессором Аахеном. Какой бы снаряд ни был сконструирован, его диаметр не должен быть больше тринадцати сантиметров. Скажите, – обратился он к Бенсону, – а бурильные команды во время уик-эндов работают на вышках?

– Не знаю.

– Готов поспорить, что Моро знает.

Бенсон повернулся к одному из своих помощников.

– Вы слышали? Выясните, пожалуйста.

– Что ж, – сказал Барроу, – теперь мы наверняка знаем, что Моро лгал относительно размеров бомбы. Нельзя впихнуть вещь диаметром пятьдесят сантиметров в скважину диаметром всего тринадцать сантиметров. Приходится с вами согласиться, этот человек самоуверен до крайности.

Митчелл мрачно заметил:

– У него есть для этого все основания. Ну ладно, мы знаем, что он живет в своем фантастическом замке, и знаем, а точнее, почти уверены, что ядерные устройства находятся там. Все это замечательно. Но вот как нам до них добраться?

Помощник доложил Бенсону:

– Относительно бурильной команды, сэр. По уик-эндам они не работают. Ночью дежурит охранник, всего один. Как выразился тот, с кем я сейчас разговаривал, никто не сможет увезти буровую вышку на тачке. Наступившая тишина была достаточно красноречива. Митчелл, чья былая самонадеянность растаяла без следа, жалобно спросил:

– Так что же мы будем делать?

Опять повисло молчание, которое нарушил Барроу:

– Не думаю, что мы можем сделать что-нибудь еще. Я имею в виду присутствующих здесь. Не говоря уже о том, что наша задача – в первую очередь расследование, мы не обладаем властью принимать решения на государственном уровне.

– Вы хотите сказать, на международном, – поправил его Митчелл. – Если они способны делать это с нами, то могут проделать то же самое и с Лондоном, и с Парижем, и с Римом. – Он слегка оживился. – И даже с Москвой. Но я согласен: решение должны принимать Белый дом. Конгресс, Пентагон. Лично я предпочел бы Пентагон. Я убежден, что на угрозу силой – а если это не угроза силой, то что же тогда? – следует отвечать только силой. Я также убежден, что из двух зол нужно выбирать меньшее. По-моему, самое время начать атаку на Адлерхейм. По крайней мере, разрушения, пусть даже катастрофические, будут локализованы. То есть мы не допустим уничтожения половины штата.

Он на мгновение задумался и вдруг стукнул кулаком по столу.

– Господи, кажется, меня осенило! И как это мы не подумали? Нам бы тут не помешал физик-ядерщик, специалист по водородным бомбам и снарядам. Мы ведь в этом деле профаны. Что мы знаем о взрывных механизмах подобных устройств? Насколько нам известно, они могут быть свободны от этой, как там ее... ах да, ответной детонации. Если это тот случай, то достаточно послать бомбардировщик или два с тактическими ядерными ракетами, и – пуф! – вся жизнь там немедленно прекратится. Мгновенное уничтожение всех, кто находится в Адлерхейме!

Архимед в своей ванне и Ньютон со своим яблоком вряд ли выражали восторг более откровенно.

Райдер медленно произнес:

– Что ж, премного вам благодарен.

– О чем это вы?

Ему ответил Данн:

– Отсутствие энтузиазма у мистера Райдера вполне понятно, сэр. Неужели вы забыли, что его жену и дочь держат там в заложниках, не говоря уже о восьми других, среди которых пять выдающихся физиков-ядерщиков нашей страны?

– О господи! – Восторженный пыл Митчелла угас. – Простите меня, я совершенно забыл об этом. И тем не менее...

– И тем не менее, хотите вы сказать, из двух зол нужно выбирать меньшее. Но ваше предложение почти наверняка приведет к противоположному результату – к гибели множества людей.

– Докажите это, мистер Райдер. – Митчелл бережно лелеял плоды своего разума, и никто не мог просто так отобрать у него эту скороспелую идею.

– С легкостью. Вы предлагаете использовать ядерные ракеты. Южная часть долины Сан-Хоакин густо заселена. Вы хотите уничтожить всех этих людей?

– Нет, конечно. Мы их эвакуируем.

– Господи, пошли мне силы! – устало произнес Райдер. – Неужели вам не приходило в голову, что из Адлерхейма долина видна как на ладони и что у Моро повсюду есть шпионы и информаторы? Как вы считаете, что он подумает, когда увидит полное исчезновение жителей долины? Он скажет себе: «Ага! Я их раскусил», – а мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы он это понял, иначе он решит: «Я должен преподать им урок, так как, судя по всему, они готовятся к атомной атаке на меня». И тогда он пошлет один из своих вертолетов на юг, в район Лос-Анджелеса, а другой – на север, к заливу Сан-Франциско. Шесть миллионов погибших, и это по самым скромным подсчетам. Неужели такова ваша военная тактика сведения потерь до минимума?

Судя по удрученному выражению на лице Митчелла, он так не думал, как, впрочем, и все остальные.

Райдер продолжал:

– Вот что я думаю, господа, и таково мое личное мнение, пусть даже оно недорого стоит. Я думаю, что ядерные неприятности нам не грозят, если, конечно, мы не будем настолько глупы и сами их не спровоцируем. – Он посмотрел на Барроу. – Совсем недавно в вашем кабинете я говорил о том, что верю в обещание Моро взорвать завтра бомбу в заливе. Я продолжаю верить ему. Еще я сказал тогда, что верю в его намерение взорвать или подготовить к взрыву остальные десять бомб в субботу ночью. Вот здесь нужно внести поправку. Я по-прежнему верю, что, если его спровоцировать, он взорвет устройства. Но теперь я не верю, что он сделает это в субботу ночью. Более того, я готов поспорить, что он этого не сделает.

– Как странно, – задумчиво заметил Барроу. – Я ведь и сам почти поверил Моро. Похищение физиков-ядерщиков и кража ядерных материалов, поступившие к нам сведения о наличии у него ядерных снарядов, его постоянные угрозы, взрыв бомбы в долине Юкка, а также наша убежденность в том, что завтра утром он взорвет очередную бомбу в заливе Сан-Франциско, – все это просто загипнотизировало нас, зачаровало, заставило поверить в неизбежность дальнейших ядерных ударов. Бог свидетель, у нас были причины прислушиваться к словам этого чудовища, но все же...

– Умелое промывание мозгов. Первоклассный пропагандист может заставить вас поверить во что угодно. Возможно, наш друг в его лучшие годы встречался с Геббельсом. Они могли бы быть братьями по крови.

– По-видимому, он не хочет, чтобы мы догадались о чем-то действительно важном?

– Кажется, так и есть. Всего час назад я сказал мистеру Митчеллу, что у меня забрезжила одна идея, но мне известно, как он относится к подобным озарениям. Сейчас это уже не озарение, а яркий свет маяка. По-моему, Моро сделал бы следующее, – точнее, так поступил бы я, окажись я на его месте. Во-первых, направил бы свою подводную лодку в...

– Подводную лодку?! – Было заметно, что Митчелл немедленно вернулся к своему первоначальному мнению о Райдере.

– Пожалуйста, помолчите. Так вот, я прошел бы на своей подлодке под мостом Золотые Ворота и встал на стоянку у одного из пирсов в Сан-Франциско.

– В Сан-Франциско? – снова перебил его Митчелл.

– Тамошние пирсы удобнее, погрузочное оборудование лучше, а воды спокойнее, чем, скажем, в Лос-Анджелесе.

– Но почему именно подводная лодка?

– Чтобы доставить меня домой, – с поразительным терпением объяснил Райдер. – Причем не только меня, но и моих соратников и мой груз.

– Груз?

– Ради бога, заткнитесь и слушайте. Мы сможем совершенно свободно и безнаказанно передвигаться по пустынным улицам Сан-Франциско. Там не должно быть ни единой души, ведь конкретный час взрыва водородной бомбы в течение ночи не указан и поэтому в радиусе ста километров никого не останется. Храбрый пилот, пролетая на высоте десяти километров, ничего не увидит ночью, и даже если он с безрассудной смелостью опустится пониже, то все равно ничего не увидит, поскольку мы знаем расположение всех выключателей всех трансформаторов и электростанций в городе. Затем прикатят наши грузовики. Три из них я направлю по Калифорния-стрит и остановлю возле Банка Америки, как вам известно, крупнейшего банка в мире, где хранится такая привлекательная добыча, как хранилища федерального правительства. Остальные грузовики отправятся к другим банкам – к Трансамериканскому, Федеральному резервному и прочим любопытным зданиям. Этой ночью будет совершенно темно примерно в течение десяти часов. По нашим расчетам, нам необходимо не менее шести часов. Обычно крупные кражи со взломом, например знаменитое ограбление банка в Ницце года два назад, совершаются на протяжении всего уик-энда, но преступникам приходится испытывать серьезные затруднения, поскольку они вынуждены действовать в полной тишине. Мы же сможем использовать столько взрывчатки, сколько понадобится, а в особо сложных случаях применять стодвадцатимиллиметровую танковую пушку, которая в состоянии пробить любую броню. Можно даже взорвать здание и вообще без всяких опасений производить любой шум, ведь вокруг ни души и никто нас не услышит. Мы загрузим наши грузовики, доедем до пирса, перегрузим все на подлодку и отправимся в обратный путь.

Райдер сделал паузу.

– Как я говорил ранее, преступникам необходимы средства для закупки вооружения, а в хранилищах Сан-Франциско денег больше, чем у всех королей Саудовской Аравии и магараджей Индии, вместе взятых. И как я уже говорил, мой простой, лишенный воображения ум способен видеть только очевидное, а в данном случае, по крайней мере для меня, все настолько очевидно, что я не вижу здесь никаких изъянов. Ну, как вам мой сценарий?

– Он ужасен, – произнес Барроу. – То есть ужасен в своей неизбежности. Вероятно, все так и есть, во-первых, потому что это правильно, а во-вторых, потому что иного и быть не может. – Он оглядел присутствующих. – Вы согласны?

Все, кивнули за одним-единственным исключением. Исключение, как и следовало ожидать, представлял Митчелл:

– А что, если вы ошибаетесь?

– Вам обязательно быть таким упрямым и придирчивым? – воскликнул доведенный до белого каления Барроу.

Райдер никак не отреагировал, он только пожал плечами и сказал:

– Значит, я ошибаюсь.

– Да вы просто сошли с ума! Неужели вы возьмете на себя ответственность за смерть бесчисленного количества ваших сограждан?

– Вы начинаете утомлять меня, Митчелл. Собственно говоря, если забыть о вежливости, вы уже давно меня утомили. Я даже думаю, что вам самому следует проверить свою психику. Неужели вы думаете, что я проговорюсь о сделанных нами выводах – выводах, которые вы не разделяете, – за пределами этой комнаты? Или что я попытаюсь убедить кого-либо оставаться в своих домах в субботу вечером? Как только Моро увидит, что люди проигнорировали его угрозу, и узнает, по какой причине они это сделали, – а именно потому, что его планы оказались раскрыты, – то он, обуреваемый яростью и разочарованием, может зайти слишком далеко и действительно нажать кнопку.

Кафе с неудачным названием «Клеопатра» было просто отвратительной забегаловкой, но в тот лихорадочный, беспокойный и удушливый вечер оно обладало тем несомненным достоинством, что оказалось единственным открытым заведением неподалеку от офиса Сассуна. Вокруг находились десятки других кафе, но их двери были тщательно заперты владельцами, которые перетаскивали свои драгоценные пожитки на верхние этажи, если у них была такая возможность. Те же, у кого такой возможности не было, бежали в горы вместе с толпой паникеров.

Повсюду царил страх. Все умы и сердца были охвачены безумной спешкой, но только не физической: машины и люди практически не могли сдвинуться с места на запруженных улицах. Это был вечер эгоизма, злобы, зависти, ругани и антиобщественного поведения, проявляющегося в широких пределах от обычной грубости до откровенной агрессивности. Жители «королевы побережья» забыли про свою флегматичность.

Это был вечер тех, кого следовало бы классифицировать по нисходящей шкале от злонамеренных до имеющих преступные наклонности, судя по тому, как они проявляли сочувствие, христианское милосердие и братскую любовь к своим согражданам в часы испытаний: вступали в бешеные препирательства, осыпали окружающих проклятиями, размахивали кулаками, шарили по сумочкам, крали бумажники, били витрины крупнейших магазинов и универмагов. Люди беспрепятственно совершали все эти прегрешения, поскольку полицейские машины были неспособны сдвинуться с места.

Это была ночь пироманьяков. По всему городу вспыхивали маленькие пожары, зачастую по вине самих домохозяев, которые в спешке забывали выключить плиту, духовку или обогреватель. Пожарные бригады тоже оказались совершенно бессильны, и их единственным утешением оставалась слабая надежда, что значительное количество мелких возгорании будет мгновенно погашено завтра в десять часов утра.