Прощай, Калифорния!

Джефф ничего не ответил. Вряд ли он вообще что-либо слышал. Он неотрывно следил за тем, как расползается грибовидное облако над пустыней, и вслушивался в слова комментатора, который с почти благоговейным страхом описывал происходящее во всех деталях, хотя и без него все было прекрасно видно. Райдер покачал головой и поднял телефонную трубку. На его звонок ответил Данн.

– Что-нибудь есть? – коротко спросил Райдер. – Не забывайте, линия прослушивается.

– Появилась кое-какая информация.

– Из Интерпола?

– Появилась кое-какая информация, – повторил Данн.

– Давно?

– Полчаса назад.

Затем Райдер позвонил Паркеру и договорился с ним встретиться в конторе Данна через полчаса. Повесив трубку, он сел и немного поразмышлял над тем фактом, что и Данн, и Паркер настолько верили в реальность угрозы Моро, что даже не сочли нужным обменяться мнениями о происшедшем. Наконец Райдер вернулся к своему чтению.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Джефф выключил телевизор. С некоторым раздражением посмотрев на отца, он сел за стол, отпечатал несколько слов, а затем ехидно спросил:

– Надеюсь, я тебе не мешаю?

– Вовсе нет. Сколько страниц ты уже напечатал?

– Шесть.

Райдер протянул руку и взял напечатанное.

– Через пятнадцать минут мы направляемся на встречу с Данном. Поступила какая-то новая информация.

– Какая?

– Ты, кажется, забыл, что один из прихвостней Моро подключился к нашему телефону?

Разобиженный Джефф продолжил печатать, а Райдер начал читать его отчет.

* * *

Заметно посвежевший после хорошего ночного отдыха Данн сидел вместе с Делажем и Лероем, когда появились Райдер, Джефф и Паркер. Делаж и Лерой выглядели не столь свежими: видимо, им некогда было отдыхать. Данн подтвердил это, кивнув в сторону своих помощников:

– Вот двое преданных агентов, которые думают, что их босс уже на пределе. И это чертовски верно. – Он хлопнул ладонью по стопке бумаг, лежащих перед ним. – Всю ночь по крохам собирали информацию. Кое-что представляет определенный интерес. Кстати, что вы думаете о спектакле, устроенном нашим приятелем Моро?

– Впечатляет. Что там у вас нового?

Данн вздохнул:

– Вы правы, сержант Райдер, радости светской болтовни сейчас не для нас. Есть сообщение от Деймлера. Помните такого?

– Начальник охраны на атомной станции в Иллинойсе?

– Да. У вас отличная память.

– У Джеффа она еще лучше. Я просто прочитал его отчет. Ну так что?

– Деймлер сообщает, что Карлтон связан с какой-то группировкой. Кажется, я уже говорил, что мы предпочитаем получать информацию из первых рук, так что наш агент допросил сына домохозяйки Карл-тона. Нельзя сказать, чтобы парень очень нам помог: сам он посетил всего одно или два собрания – терпеть не может подобной болтовни.

– И как они себя называют?

– "Дамасские апостолы". Больше ничего о них не известно. Как религиозная организация они не регистрировались. Самораспустились всего через шесть месяцев.

– Они придерживались какого-то религиозного учения? В смысле, была ли у них какая-нибудь идея и проводились ли богослужения?

– Богослужений не проводили, а вот идея у них действительно была. Грозили вечными муками христианам, иудеям, буддистам, синтоистам – то есть, насколько я понял, всем, кто не с ними.

– Короче говоря, ничего оригинального. Кстати, мусульмане в этом перечне есть?

Данн взглянул на лист с отчетом.

– Как ни странно, нет. А что?

– Любопытно. Этот парень смог бы узнать кого-нибудь из них?

– Сильно сомневаюсь. Дело в том, что «дамасцы» ходили в плащах, масках и остроконечных ведьминских колпаках, как у куклуксклановцев, только черного цвета.

– Видимо, у них есть что-то общее. Насколько я помню, Ку-клукс-клан не проявляет особой любви к евреям, католикам и чернокожим. Больше они ничем не выделяются?

– Нет. Правда, мальчишка сказал нашему агенту, что среди них есть самый высокий человек, какого ему когда-либо приходилось видеть, настоящий гигант, ростом около двух метров, с грудью, как у ломовой лошади.

– Не заметил ли он чего-нибудь особенного в их речи?

– Судя по тому, что сообщает наш агент, этот парнишка – настоящий идиот.

– Но Карлтона идиотом не назовешь. Интересно, правда? А что слышно о Моро?

– Кое-что насчет его акцента. Мы получили ответы от этих, как их там, лингвистов со всего штата. Пришло уже тридцать восемь писем, и они все прибывают и прибывают. И каждый специалист обязательно ссылается на свою репутацию. Что самое главное, двадцать восемь из них решительно высказываются за то, что он родом из Юго-Восточной Азии.

– Вот как? И никто не может более точно указать место его рождения?

– Нет. Это самое большее, на что они способны.

– Но все равно интересно. А что слышно из Интерпола?

– Ничего.

– У вас есть сведения о городах, с которыми контактировали «дамасцы»?

Данн бросил взгляд на Лероя. Тот кивнул.

– Филиппин там случайно нет?

Лерой просмотрел список.

– Нет.

– Попробуйте обратиться в Манилу. Попросите их проверить район Котабато на Минданао.

– Это еще что такое?

– Минданао – большой южный остров в составе Филиппин. Котабато – приморский город. Правда, Манила вряд ли интересуется тем, что происходит в Котабато, – дотуда почти девятьсот километров по прямой линии и почти полторы тысячи, если ехать по дорогам и на паромах. И все-таки попытайтесь.

– Хорошо. – Данн сделал паузу. – Вам известно что-то такое, о чем не знаем мы?

– Нет. Просто смутные догадки, основанные на абсурдной предпосылке, и мне не хотелось бы выставлять себя законченным дураком. Что насчет Левинтера?

– Только две вещи, причем одна из них необычайно странная. Если помните, в его записной книжке есть телефонные номера самых разных людей, с которыми он вряд ли стал бы поддерживать личные или профессиональные отношения вне зала суда. Инженеры, токари, бурильщики на нефтяных вышках. В общей сложности сорок четыре человека. Барроу по причинам, известным только ему самому, – он так же скрытен, как и вы, – поручил с каждым из них побеседовать агенту ФБР.

– Сорок четыре агента? Это очень много.

– В ФБР всего примерно восемь тысяч сотрудников, – терпеливо объяснил Данн. – Если Барроу решил подключить к какому-либо делу полпроцента своих сотрудников, это его право. Он может выделить и четыреста сорок человек, если захочет. Главное-то в том, что двадцать шесть из этих агентов сделали удивительное, я бы даже сказал, поразительное открытие: двадцать шесть человек из списка как в воду канули. И ни жены, ни дети, ни родственники, ни друзья исчезнувших понятия не имеют о том, где они могут быть. Никто из пропавших не собирался уезжать. Что вы на это скажете?

– Что ж, это тоже интересно.

– Все время только интересно да интересно! И это все, что вы можете сказать?

– Ну, как вы сами сказали, это чертовски странно.

– Послушайте, Райдер, если у вас есть какое-то предположение, если вы что-то утаиваете...

– То есть препятствую осуществлению правосудия?

– Вот именно.

– Знаете, Данн, мне казалось, я законченный дурак. Теперь я вижу, что вы тоже.

Наступило молчание, недолгое, но весьма неприятное.

– Ну ясное дело, я препятствую осуществлению правосудия. Сколько членов вашей семьи Моро держит в заложниках?

Вновь последовало молчание.

– Я собираюсь потолковать с нашим другом Левинтером. Точнее, он будет говорить со мной. Ясно как день, что именно он предоставил Моро этот список и что Моро либо купил этих людей, либо захватил силой. Ваши двадцать шесть агентов могли бы принести пользу, выяснив, нет ли у кого-то из этих двадцати шести людей преступного прошлого. Левинтер заговорит, как пить дать.

Холодную ярость, прозвучавшую в сдержанном голосе Райдера, почувствовали все присутствующие. Джефф облизал губы и посмотрел на отца – таким он его еще не видел. Паркер уставился в потолок. Делаж и Лерой повернулись к Данну. Данн взглянул на свою руку, затем провел тыльной стороной ладони по лбу и произнес:

– Возможно, я был немного не в себе. Возможно, мы все тут немного не в себе. Впрочем, сейчас не время для извинений. В следующий раз вы обвините нас в том, что мы кучка никчемных трусов. Но, черт побери, сержант, никто не имеет права переступать рамки закона. Верно, у Левинтера был список, включавший двадцать шесть человек, которые исчезли. Но подобные списки могли быть и у многих других людей, причем по вполне безобидным причинам. Вы действуете на основе предположений, у вас нет никаких улик, ни прямых, ни косвенных, связывающих Левинтера и Моро.

– Мне не нужны улики.

Данн снова уставился на свою руку.

– Вы только что в присутствии троих представителей власти заявили о том, что собираетесь прибегнуть к насилию, чтобы заполучить необходимую вам информацию.

– Разве кто-нибудь упоминал о насилии? Все будет похоже на сердечный приступ. Кстати, вы говорили, что хотите сообщить мне две вещи о Левинтере. Какая вторая?

– Господи Иисусе! – Данн вытер рукой пот со лба. – Делаж, расскажите лучше вы. Мне необходимо подумать.

– Ладно. Э-э... – Делаж выглядел не лучше своего начальника. – Мисс Айвенхоу, если это ее настоящее имя... ну, секретарша Левинтера... она заговорила. В общем, связь с Женевой действительно имеется.

Все это сильно смахивает на научную фантастику, но если хотя бы половина из этого правда, то становится страшно. Наверное, это все-таки правда, если большинство стран мира – а точнее, тридцать самых главных – сидят сейчас в Женеве на конференции по разоружению и обсуждают эту проблему.

– У меня все утро свободно, – заметил Райдер.

– Простите. В общем, дамочка заговорила, а поскольку в ее словах не было никакого смысла, мы связались с УЭИР, а те – с одним из помощников доктора Дюррера. Просмотрев запись разговора с мисс Айвенхоу, тот сразу понял, в чем дело. Он специалист по этому вопросу.

– Утро у меня свободно, однако день занят.

– Намекаете, что пора переходить к делу? Короче, он написал рапорт.

– Секретный?

– Нет. Немного формальный, но... В общем, вот он: «В течение длительного времени считалось, что любая ядерная война, даже в ограниченном масштабе, приведет к гибели миллионов людей. Примерно два года назад Агентство по контролю над вооружениями и разоружению пришло к выводу, что причиной миллионов смертей может стать не сама ядерная война, а другой фактор. В результате большого количества ядерных взрывов, исчисляемого в мегатоннах, может начать разрушаться озоновый слой, защищающий Землю от смертельного ультрафиолетового излучения Солнца. Большинство людей полагают, что озон – это то, чем они дышат на морском берегу. Озон – это аллотропное состояние кислорода, молекула которого состоит из трех атомов вместо двух. Озон может ощущаться на морском побережье вследствие электролиза воды, а также после грозы в результате электрических разрядов в атмосфере. Но в своем естественном состоянии этот газ существует почти исключительно в нижних слоях стратосферы, на высоте от пятнадцати до пятидесяти километров. Интенсивное тепло, выделяющееся в результате ядерного взрыва, приводит к соединению в атмосфере молекул кислорода и азота. Атомное облако выбрасывает эти окислы азота вверх. Они реагируют с озоновым слоем, и в результате хорошо известной химической реакции трехатомные молекулы озона превращаются в двухатомные, то есть в обычный кислород, который абсолютно не защищает от ультрафиолетового излучения. В озоновом слое образуется дыра, через которую прямые солнечные лучи достигают поверхности Земли. Два эффекта остаются невыясненными. Во-первых...»

Зазвонил телефон, и Делаж прервал чтение. Лерой снял трубку, молча выслушал, поблагодарил звонившего и положил трубку на место.

– Не понимаю, зачем я его поблагодарил. Звонили с местной телестанции. Похоже, Моро кует железо, пока горячо. Собирается сделать новое заявление в одиннадцать часов, то есть через восемь минут. Оно будет передаваться всеми теле– и радиостанциями штата. Не удивлюсь, если и в других штатах тоже.

– Что ж тут удивительного? – произнес Данн. – Это утро все хорошо запомнят. Интересно, почему сперва не согласовали с ФБР? Разве нам не должны сообщать?

Райдер хмыкнул:

– Вы их упрекаете? И это после того, что сделало ФБР, чтобы остановить сегодняшний атомный взрыв в Неваде? Теперь это вопрос общенационального значения, а не только ФБР. С каких это пор вы заимели право объявлять военное положение? Наверное, не только телевизионщики, но и все жители этой страны считают, что ФБР может идти куда подальше. – Он перевел взгляд на Делажа. – Итак, что там насчет первого «невыясненного эффекта»?

– Вы хладнокровный ублюдок, Райдер, – вырвалось у Данна.

Делаж нерешительно посмотрел на Данна, но тот сидел опустив голову. Делаж вернулся к своим записям:

– "Мы не знаем точно, что может произойти. Последствия могут быть незначительными, но могут быть и катастрофическими. Либо мы всего лишь получим возможность сильно загореть, либо ультрафиолетовые лучи уничтожат все живое на земле. Подземные и водные формы жизни могут выжить". – Делаж поднял голову. – Веселый парень, правда?

– Смеяться будем потом, – сказал Райдер. – Давайте перейдем ко второму эффекту.

– Ладно. Он пишет: «Пока не ясно, будет ли эта дыра в стратосфере оставаться локализованной и вращаться вместе с планетой. Хуже то, что мы не знаем, будет ли дыра распространяться на остальную часть озонового слоя. Химические реакции на этом уровне стратосферы нам не известны и совершенно непредсказуемы. Вполне вероятно, что возникнет что-то вроде цепной реакции, и в этом случае огромные пространства земли опустеют. Не стоит сбрасывать со счетов возможность того, что некоторые страны уже провели соответствующие эксперименты в отдаленных и необитаемых районах...»

– В Сибири? – перебил его Паркер.

– Конкретно он не говорит. «...В отдаленных и необитаемых районах, в результате чего такая дыра действительно могла образоваться в озоновом слое, причем довольно стойкая по своим размерам и местоположению. Однако это только предположения. Отсюда мы приходим к Женеве. Не далее как 3 сентября 1976 года тридцать стран – участниц конференции по разоружению направили в Генеральную Ассамблею ООН проект договора о запрещении изменения окружающей среды в военных целях. Данный проект, как и следовало ожидать, все еще находится на рассмотрении в ООН. Как говорится в преамбуле, цель договора – предотвратить искусственное провоцирование в военных целях таких явлений, как землетрясения...»

Райдер так и подскочил:

– Землетрясения!

– Да, землетрясения. Потом он пишет: «...приливная волна...»

– Приливная волна? – Казалось, Райдер начинает что-то понимать.

– Так у него сказано. И далее: «...нарушение экологического равновесия, изменение погоды и климата, изменение океанских течений, состояния озонового слоя и ионосферы (слои Эплтона и Хевисайда – Кеннеди)». Помощник Дюррера сообщает, что представитель Соединенных Штатов в Женеве, некто мистер Джозеф Мартин, высказал мнение, что это должен быть очень серьезный договор, запрещающий враждебное отношение к окружающей среде и ее изменение посредством так называемых модификационных технологий. Правда, мистер Мартин забыл или проигнорировал следующий факт: единственным результатом договоров об ограничении стратегических вооружений стало то, что русские под маркой «разрядки напряженности» начали разворачивать широкомасштабную программу создания нового поколения межконтинентальных баллистических ракет. – Делаж пробежал глазами по странице. – Боюсь, что дальше его научная беспристрастность уступает место некоторой иронии и язвительности. Наверное, из-за того, что мисс Айвенхоу весьма неясно выражает свои мысли.

– Включите вон тот телевизор, – сказал Данн. – Осталась примерно минута. Сержант Райдер, шестидесяти секунд вам хватит, чтобы высказать свои соображения?

– Все это ерунда. Или, выражаясь понятнее...

– Куда уж понятнее. И что, никаких красных под кроватью? – Данн недоверчиво поднял правую бровь.

– Я этого не говорил. Как не говорил и того, что не верю в рассказ – в теорию, если угодно, – об образовании дыры в озоновом слое. Я не ученый. Могу сказать только одно: я не верю, что эта теория имеет отношение к нашей ситуации. Что касается русских шифров... – В тех редких случаях, когда Райдер выказывал презрение, он делал это очень откровенно. – Неужели вы думаете, что русские – или кто угодно другой – поручат молоденькой девчонке, обычной нюне, которая тут же расколется, стоит на нее чуть-чуть нажать, – что они поручат ей заниматься шифровкой так называемых секретных сведений, которые, кстати, уже более двух лет публикуются в открытой печати? Такое предположение нелепо.

– Вы хотите сказать, что нас направили по ложному следу?

– И да, и нет.

– Вы забыли слово «возможно».

– Вот именно. Возможно, Моро преследует какую-то другую цель. А возможно, и нет. Может быть, он думает так: эта идея настолько смехотворна, что мы ее моментально отбросим и у него будет возможность ее использовать. А может быть, он так не думает. Может быть, русские действительно участвуют в этом деле. А может, и нет. Знаете старую историю о трех ковбоях? Они преследуют конокрада, который скрылся в каньоне. На полпути от каньона отходит ответвление. Первый ковбой считает, что конокрад помчался сломя голову в самый конец каньона. Второй, уверенный в том, что он умнее первого, полагает, что конокрад, догадавшись, как будут думать его преследователи, свернет в сторону. А третий ковбой, уверенный в том, что он умнее всех, думает, что конокрад догадался о решении второго ковбоя и убежал в конец каньона. Можно сколько угодно продолжать в том же духе.

Он сделал паузу.

– Конечно, возможно, что впереди есть еще одно ответвление, о котором мы не имеем никакого представления. Впрочем, мы ничего не знаем и о первом ответвлении.

– Это редкая привилегия – наблюдать за работой аналитического ума, – съязвил Данн.

Райдер не пожелал его услышать.

– Еще одна интересная вещь, – продолжал он. – Я говорю об этом эксперте из УЭИР. Как я понял, он физик-ядерщик. Возьмем его размышления об образовании дыры в озоновом слое. Если бы русские – или кто-то другой – проводили такие эксперименты, им пришлось бы взорвать бог знает сколько водородных бомб и нам или нашим союзникам наверняка стало бы об этом известно. Газеты всего мира пестрели бы огромными заголовками на эту тему. Но нигде ни слова, или я не прав?

Ему никто не ответил.

– Значит, таких экспериментов не было. Не исключено, что русские – или кто-то другой – боятся последствий подобных экспериментов не меньше нас. Возможно, ядерной войны на земле никогда не будет. Некоторые считают, что она произойдет в космосе, а наш друг из УЭИР предполагает подземное или подводное использование ядерных зарядов. Неужели нам все-таки придется замочить ноги?

– Хотите сказать, пора мчаться в магазин за болотными сапогами? – Данн повернулся в сторону телевизора. – Думаю, наш друг Моро вот-вот ответит на наш вопрос.

Ведущим новостей на этот раз оказался пожилой, даже болезненный на вид мужчина. Что еще хуже, он был одет в траурный темный костюм – нормальных калифорнийских журналистов видели в подобной одежде лишь на их собственных похоронах. Но что еще хуже того, на лице его была печать страдания, обычно приберегаемая для случаев, когда местная футбольная команда подвергалась сокрушительному разгрому со стороны каких-нибудь выскочек из других штатов. Интонации голоса вполне соответствовали одежде и выражению лица.

«Мы получили очередное сообщение от преступника по имени Моро. – Ведущий явно питал отвращение к фундаментальному принципу англосаксонского правосудия, согласно которому человек считается невиновным, пока его вина не доказана в суде. – Это прямое предупреждение, беспрецедентная угроза всем гражданам Калифорнии. К нему нельзя относиться легкомысленно в свете того, что произошло сегодня утром в долине Юкка. У нас здесь в студии несколько экспертов, которые позднее подробно прокомментируют заявление Моро. Но сперва выслушаем самого Моро».

Как и прежде, Моро говорил спокойным, уравновешенным голосом, как будто обсуждал незначительное колебание котировок на валютной бирже.

"Добрый вечер. Мое заявление записано заранее. Я сделал эту запись, потому что был абсолютно уверен в результатах своего небольшого эксперимента в долине Юкка. К тому времени когда вы услышите меня, вы уже будете знать, что я не обманулся.

Состоявшаяся небольшая демонстрация моих ядерных ресурсов не причинила никому неудобств и вреда. Следующая демонстрация будет более крупной по масштабу, затронет миллионы людей и, вполне возможно, окажется гибельной для многих из них, если они окажутся настолько тупы, что не отнесутся со всей серьезностью к моему предупреждению. Впрочем, я уверен, что вы прежде всего хотите получить научное подтверждение, причем на самом высоком уровне, о наличии у меня всех необходимых средств для реализации задуманного. Профессор Барнетт, пожалуйста".

«У этого мерзкого ублюдка есть все необходимое, это точно. – Для человека с блестящим интеллектом Барнетт был удивительно беспомощен в подборе подходящих эпитетов. – Мне претит использовать слово „умоляю“ в присутствии этого чудовищного маньяка, но я умоляю вас поверить мне: он действительно обладает всеми ресурсами. Теперь ни я, ни мои коллеги-физики нисколько не сомневаемся. У него не менее одиннадцати водородных устройств, каждое из которых может превратить Южную Калифорнию в такую же безжизненную пустыню, как Долина Смерти. Мощностью они в три с половиной мегатонны, то есть взрывная сила каждой из них соответствует трем с половиной миллионам тонн тринитротолуола. Думаю, вы поймете значение моих слов, если я скажу, что каждая такая бомба в двести раз мощнее той, что уничтожила Хиросиму. А у него одиннадцать таких монстров. Точнее, здесь в наличии только десять. Одиннадцатая, по-видимому, уже установлена для взрыва. Где этот сумасшедший мерзавец задумал его...»

Голос Моро прервал профессора:

«Рассказать о местоположении заряда – это привилегия, которую я оставляю за собой. Доктор Шмидт, доктор Хили, доктор Брамуэлл, не будете ли вы так любезны подтвердить заявление вашего коллеги?»

Ученые выступали с различной силой убедительности и ярости, не оставляя у слушателей никаких сомнений в истинности угрозы. Когда Брамуэлл закончил, вновь заговорил Моро:

«А теперь самое весомое подтверждение. Вы услышите профессора Аахена, вероятно самого крупного в стране специалиста по разработке ядерного оружия. Он лично наблюдал за каждым этапом в создании бомб. Если вы помните, профессор Аахен исчез примерно семь недель назад. С того момента он работал на меня».

«Работал на вас? Работал на вас? – дрожащим старческим голосом воскликнул Аахен. – Да вы просто чудовище! Вы... Вы... Я никогда не работал на вас...».

Он зарыдал, а затем наступила тишина.

«Его пытали! – раздался крик Барнетта. – Пытали, говорю вам! Он и еще шесть похищенных технических работников были подвергнуты самым...»

Голос оборвался, и раздался хрип, как будто кого-то душили. По-видимому, так оно и было.

«Может быть, продолжим, профессор Барнетт? – Голос Моро звучал примирительно. – Пожалуйста, профессор Аахен, что вы можете сказать по поводу этих бомб?»

«Они сработают», – тихим, все еще дрожащим голосом отозвался тот.

«Почему вы так считаете?»

«Потому что я их создал. – Судя по голосу, Аахен смертельно устал. – Здесь находится полдесятка физиков-ядерщиков, и если я дам характеристики...»

«В этом нет необходимости».

Наступило короткое молчание. Затем Моро продолжил:

«Итак, вы получили все необходимые подтверждения, которые удовлетворят любого, кроме разве что самых умственно отсталых. Одна небольшая поправка. Хотя оставшиеся здесь десять бомб имеют мощность три с половиной мегатонны, мощность одиннадцатой, уже установленной и готовой к взрыву, всего полторы мегатонны. Дело в том, что я, откровенно говоря, не совсем уверен в последствиях взрыва бомбы в три с половиной мегатонны. Такой взрыв может привести в действие силы, которые я не хотел бы затрагивать, по крайней мере сейчас».

На этом он сделал паузу.

– Он абсолютно сумасшедший! – убежденно сказал Данн.

– Может быть, может быть, – произнес Райдер. – Одно несомненно: он чертовски талантливый актер. Сделал эффектную паузу и выжидает.

Вновь раздался голос Моро:

"Эта бомба, размерами пятьдесят на сто сантиметров – ее можно поместить в багажник автомобиля, – покоится на дне Тихого океана недалеко от Лос-Анджелеса, на границе залива Санта-Моника. По моим расчетам, при взрыве возникнет цунами, приливная волна высотой в пять-шесть метров, хотя ее высота может вырасти вдвое на узких улицах города, идущих с запада на восток. Последствия взрыва будут ощущаться на севере вплоть до мыса Аргуэлло, а на юге – до Сан-Диего. Жителям прибрежных островов, в частности острова Санта-Каталина, придется искать спасения в горах. Боюсь, никому не известно, скажется ли это на разломе Ньюпорт-Инглвуд. Если да, то придется эвакуировать весь город.

Должен серьезно предостеречь всех от глупых попыток определить местонахождение заряда. Бомба может быть взорвана в любое время, и она будет взорвана при любом поползновении помешать мне. Если это произойдет до эвакуации всего населения, последствия окажутся катастрофическими. Я хочу сказать, что любой человек, решивший послать самолеты или суда обследовать район между островами Санта-Крус и Санта-Каталина, станет непосредственным виновником гибели несчетного количества людей.

У меня есть определенные требования, которые я доведу до вашего сведения в час дня. Если к полуночи они не будут удовлетворены, завтра в десять утра я взорву водородную бомбу. Если же и после этого мои требования останутся без ответа, остальные бомбы – не одна бомба, а все оставшиеся в моем распоряжении бомбы – будут взорваны в субботу ночью, между закатом и рассветом".

На этой жизнерадостной ноте Моро закончил свое послание. Ведущий стал представлять своих экспертов, но Данн выключил телевизор, заметив, что если Моро и сам не знает, каковы могут быть последствия взрыва, то что толку слушать так называемых экспертов.

– Ну что, Райдер, можете по праву считать себя пророком. Вы угадали. Похоже, мы действительно промочим ноги. Вы ему верите?

– Естественно. А вы разве нет?

– Верю. И что нам делать?

– Пусть этим займутся соответствующие власти. Что касается меня, то я собираюсь в горы.

– Поверить в это не могу! – возмутился Делаж.

– Браво, – сказал Данн. – Чую дух покорителей Дикого Запада. Я тебе вот что скажу: оставь мне данные на своих ближайших родственников и отправляйся завтра на прогулку в Лонг-Бич. А еще лучше, прокатись на пароме до острова Санта-Каталина. – Он бросил холодный взгляд на пристыженного Делажа, а затем обернулся к Райдеру. – Вы считаете, что жители Лос-Анджелеса всю оставшуюся часть дня не будут думать ни о чем другом?

– Смотрите на проблему шире. Лучшей встряски для самого психованного города в мире и не придумаешь. Отличный повод отпустить поводья и дать выход скрытым фобиям и неврозам. Для фармацевтических магазинов наступит горячая пора.

– Судя по всему, – сказал Паркер, – этот тип не уверен, что его второго предупреждения достаточно, иначе он не стал бы упоминать о чертовых бомбах. Господи Иисусе, представляю себе, какие требования он выдвинет!

– А мы вот не представляем, каковы могут быть эти требования, – вздохнул Данн. – Целых два часа ждать! Чертов ублюдок. Хорошо знает, как довести всех до психоза. – Он ненадолго задумался. – Интересно, а почему он не стер упоминания о пытках? Ведь это портит его имидж, как вы считаете?

– Вы ему поверили? – спросил Райдер.

Данн кивнул.

– В том-то и дело. Это была не игра, это была реальность. Убедительность и достоверность. Меня больше интересует, действительно ли Моро становится беспечным или просто он настолько самоуверен, что позволил себе сказать так много. Почему он запретил Аахену сообщать характеристики бомб, а позднее сам любезно довел до нашего сведения, что одна из них размером пятьдесят на сто сантиметров? Это не в его стиле. Обычно он говорит мало, к тому же в этой информации не было необходимости. Если бы он позволил Аахену сообщить нам детали, они были бы более точными. Допустим, Моро ничего особенного нам не сообщил, но у меня есть легкое подозрение, что названные им размеры далеки от действительных. И если это так, зачем ему понадобилось нас обманывать?

– Я за вами не поспеваю, – сказал Данн. – К чему вы клоните?

– Если бы я знал к чему. Неплохо бы выяснить, какого типа бомбы обычно проектировал Аахен. Не мог же он не знать, как выглядят бомбы, если осуществлял контроль за их созданием? Было бы славно, если бы вам удалось выяснить.

– Я позвоню директору и попытаюсь узнать, хотя особых надежд не питаю. Это сверхсекретная информация, и есть организации, относительно которых ФБР имеет лишь ограниченное право на расследование. К ним относится и Комиссия по атомной энергии.

– Даже в случае общенациональной угрозы?

– Я же сказал, сделаю все, что в моих силах.

– А вы бы могли разузнать о прошлом шерифа Хартмана? Только не по полицейским материалам. Думаю, Левинтер и Донахью сделали все возможное, чтобы материалы, имеющиеся на него в полиции, были подправлены.

– Тут мы вас опередили, сержант. Все уже сделано.

– Что ж, спасибо. А теперь, в свете услышанного, как вы относитесь к моему намерению нарушить гражданские права Левинтера?

– Левинтера? А кто такой Левинтер?

– Вот именно, – сказал Райдер и вышел из кабинета в сопровождении Паркера и Джеффа.

* * *

Они остановились у здания, где располагалась редакция газеты «Экземинер». Райдер поднялся к Аарону, издателю, быстро с ним переговорил и через несколько минут вышел из здания с плотным конвертом в руке. Внутри машины он вынул из конверта фотографию и показал ее Паркеру и Джеффу. Паркер изучал ее с интересом.