Глава 17

Блэкморов похоронили по-христиански, причем викарию пришлось немало потрудиться, чтобы сочинить похоронную речь, которая бы всех устраивала. Хвалить их он не мог, прославлять их добродетели было бы кощунством и обрушило бы на его голову кучу упреков со стороны деревенских жителей, а вместе с тем не мог же он стоять перед ликом Господа и проклинать покойных, клеймить как грешников, хотя они, конечно, были ими, но ведь Господь великодушен не в пример жителям деревни.

В конце концов викарий произнес потрясающую проповедь о грехе алчности, о пороке и его обязательном посрамлении, примером чего были покойные, провожаемые ныне в последний путь, а также те, кто ступит на сию греховную стезю. Он просил у Бога прощения за этих заблудших душ, а верующих своего прихода — запомнить и воспринять урок на примере тех, кого порочная слабость увела в сторону от добродетели.

Элисия, лорд Тривейн и Питер проводили Луизу на похороны. Элисия не раз возвращалась к мысли, что в это утро надгробное слово могли произносить и над ней.

Двумя днями ранее Айан отправился в Лондон и должен был вернуться к концу недели. Элисия не сомневалась, что он привезет с собой обручальные кольца, и подозревала, что по окончании войны с Наполеоном он подаст в отставку, если только эта война когда-нибудь закончится! В Блэкмор-Холле предстояло многое переделать. Если честно хозяйствовать, его вполне возможно превратить в доходное поместье, что принесет благоденствие арендаторам, вернув им отнятые земли, и рудокопам, если будут вновь открыты шахты. Да, Айану придется немало потрудиться.

Гости покойного сквайра поспешно возвратились в Лондон, не оставшись на отпевание. Их извинения и ссылки на неотложные дела были неуклюжи, но вполне оправданны. Леди Вудли также уехала… Эта новость, услышанная Элисией из уст Луизы, показалась ей крайне интересной, так как Алекс оставался в Уэстерли и вроде бы не собирался его покидать.

День похорон Блэкморов был ясным. В голубом небе медленно плыли легкие облака, отбрасывая на землю лениво скользящие тени. А когда спустившаяся ночь все окутала мраком, в небе, затмевая мерцание мириадов звезд, засияла огромная золотистая луна.

Мечтательно глядя на звезды, Элисия подумала, что небесные светила похожи своим блеском на драгоценные камни, только недосягаемые для смертных. Она долго стояла у окна, вдыхая ночной аромат цветов, и ее отвлекли лишь чьи-то шаги.

В комнате появились два лакея и поставили перед камином небольшой столик. Элисия с удовольствием наблюдала, как они сервировали его сверкающим хрусталем и фамильным серебром. В центре кружевной скатерти появилась узкая, изящная вазочка на один цветок. Ее полированные грани уловили отсветы горящего в камине огня и заиграли радужным алмазным блеском, а одна-единственная алая роза раскрыла от тепла свои лепестки, наполняя комнату тонким ароматом.

Сердце Элисии бешено заколотилось, когда она увидела, что столик накрыт на двоих, а на пол около него поставлено серебряное ведерко с шампанским во льду. С тревогой наблюдала она, как зажигали высокие тонкие свечи.

Быть не может! Алекс решил пообедать с ней наедине в такой утонченной, романтической обстановке. Она упала в кресло, так как ноги отказывались ее держать. Вцепившись в подлокотники, она слегка наклонилась вперед, чувствуя, что силы вот-вот ее покинут. Она не сможет долее противиться ему! У нее не осталось для этого ни сил, ни желания. Больше нельзя себя обманывать. Сейчас, когда пришла пора открытого противостояния, она ощущала себя преступно малодушной. Быть всего-навсего хозяйкой в его доме, только лишь вынашивать его сыновей — все это было мечтой, которой грезила она в длинные одинокие ночи.

В холодном ясном свете дня она понимала, что ничего не выйдет, она не сможет довольствоваться крохами, ибо любит его беспредельно. Она не сможет сидеть напротив него в мерцании свечей, зная, что он в это время думает о другой женщине… Спокойно сидеть, не смея коснуться его, не смея выказать свою любовь? Нет! Такого ада ей не перенести.

— Добрый вечер, миледи!

В гостиную вошел Алекс, улыбаясь своей чуть асимметричной улыбкой, от которой у нее всегда начинало щемить сердце. Небрежно стряхнув воображаемую пылинку с черного бархата рукава, он опустил руку, и белоснежная кружевная манжета рубашки коснулась длинных пальцев, резко подчеркивая их смуглое изящество. Ему не хватало только черной повязки на одном глазу, чтобы выглядеть истинным пиратом. Белые зубы ярко сверкнули на загорелом лице, когда он с привычной невозмутимостью произнес:

— Я решил, что этим вечером вы предпочтете пообедать наверху. День был довольно утомительным. — Придирчиво оглядев жену, он добавил: — Вам следует отдохнуть, дорогая. Вы несколько бледны.

— Сомневаюсь, милорд, что лиловые синяки нынче в моде, — иронически отозвалась уязвленная Элисия.

— Вот как! — протянул он. — Я счастлив слышать, что падение не лишило вас великолепного остроумия. Последнее время мне очень этого не хватало. Я даже начал сомневаться, миледи, не утратили ли вы его совсем? — шутливо продолжал он, не сводя пристального взгляда с ее лица.

— Нет-нет, милорд, я все еще сохраняю все мои прелестные качества. Уверена, вы поймете и простите меня, если скажу, что мысли мои были заняты иными, более важными вещами, чем заботой о том, чтобы развлечь вас своими остротами.

— Браво! Вы быстро приходите в себя, дорогая, — рассмеялся Алекс, словно этот обмен любезностями доставлял ему истинное удовольствие. Глаза его по-хозяйски скользили по ее фигуре в зеленом роскошном халате из бархата с весьма откровенным вырезом.

Ошибочно истолковав его взгляд, Элисия принялась оправдываться:

— Я только что выкупалась, а когда одевалась, не рассчитывала, что придется принимать гостей.

— Вам не надо надевать что-то ради меня, миледи. В конце концов, я — ваш муж и видел вас еще менее одетой, — дерзко возразил он, с удовольствием наблюдая, как заалели ее щеки при этих словах. — Приступим к нашей трапезе? Я сегодня не на шутку проголодался.

Элисия подозрительно поглядывала на него все время, пока он почтительно провожал ее к столу, усаживал на стул и отпускал лакеев, после того как они принесли и поставили блюда, закрытые серебряными крышками.

— Позвольте мне служить вам, миледи, — любезно произнес Алекс, открывая перед ней блюдо с томленым тюрбо под сметанным соусом. — Могу я соблазнить вас этим сочным кусочком? — Он ловко положил его ей на тарелку, добавил ломтик ветчины, выдержанной в мадере, за ними последовали салат, устрицы, винное желе, картофель в голландском соусе и раковые шейки. А на боковом столике еще оставался легион серебряных судков.

Элисия равнодушно уставилась на свою переполненную тарелку. Как она примется за еду, когда он сидит рядом? Раньше их всегда разделяла огромная длина банкетного стола. Сейчас он сидел слишком близко, чтобы она могла не обращать на него внимания.

Алекса, однако, это не смущало. Элисия наблюдала, как умело вскрывал он свои устрицы и вилочкой с удовольствием отправлял в рот их нежную мякоть. Оторвав взгляд от мерцающего желе, он удивленно посмотрел на нее.

— Вы совсем не голодны? Полноте! Съешьте кусочек раковой шейки. — Он подцепил его на вилку и поднес к ее рту, соблазняя аппетитным запахом. — Ну же, будь хорошей девочкой, проглоти кусочек.

Элисия не могла противиться такому нежному увещеванию и сдалась. Проглотив раковую шейку, она вдруг удивила сама себя, с аппетитом принявшись под одобрительным взглядом мужа за еду, что лежала на тарелке.

Алекс заботливо подливал в бокалы выдержанного красного вина, так что они не оставались пустыми. Оно согревало ее изнутри, в то время как жаркий огонь камина заставлял пламенеть ее нежную кожу.

Элисия, ощущая необычайную легкость в голове, блаженно раскинулась на диване. Комната полнилась розоватым сиянием, в камине лениво потрескивали поленья. Алекс подал Элисии бокал пенящегося шампанского и, несмотря на ее уверения, что с нее хватит, настоял, чтобы она выпила. Она уступила, как и ранее, и отхлебнула щекочущего ноздри напитка.

— А теперь поговорим, — внезапно произнес Алекс, суровым голосом прерывая их безмятежное молчание.

Элисия невольно выпрямилась и насторожилась, стараясь собраться с мыслями. Если бы только Алекс не заставил ее выпить столько вина! Она едва могла соображать.

— Бесполезно, дорогая моя.

Элисия посмотрела на него затуманенными глазами.

— Сегодня мне хотелось видеть вас беззаботной и слегка опьяневшей, — напрямик объявил он, не сводя глаз с ее раскрасневшегося лица.

Дрожащими руками Элисия осторожно поставила на столик у дивана полупустой бокал золотого шампанского.

— Зачем? — невнятно проговорила она.

— Затем, дорогая моя жена, что в таком состоянии вы не скроете свою душу за семью печатями, как обычно. Вы не сможете с легкостью отражать мои вопросы и не обвините меня во всех смертных грехах, как было уже не раз.

С угрюмой решительностью он уселся поудобнее, как бы готовясь к продолжительному разговору.

Она хотела подняться и гордо покинуть гостиную, оставив Алекса наедине с собой, но сомневалась, что сможет добраться до двери… Или вообще подняться на ноги.

— Я должен принести вам извинения, — отрывисто проговорил он. — Я должен был понимать, что вы, из всех на свете именно вы никогда бы не ввязались ни в какую интрижку или флирт. Однако не думаю, что винить в этой ошибке следует только меня одного. Вы не захотели просветить меня… Не могли. Но все это в прошлом, и с ним покончено. Могу лишь повторить, что сожалею о своих ошибках. — Он помолчал и с трудом начал снова: — И я глубоко сожалею о том, что сделал с вашей куклой. Я говорил с Дэни и только тогда понял всю жестокость своего поступка. К несчастью, я ничем не смогу возместить эту горькую для вас утрату. Но я могу изменить наши отношения. Мы можем начать заново. Впервые в жизни я готов создать что-то достойное, и я хочу, Элисия, делать это с вами… С вами рядом… С вами… Моей женой… Моей любовью.

Опьянение быстро покидало затуманенную голову Элисии. Она недоверчиво взглянула на Алекса широко открытыми глазами и дрожащим голосом, полным боли и возмущения, воскликнула:

— В какую еще из ваших мучительных игр мы должны поиграть? Если это снова игра, то вы не джентльмен. Верно, когда-то вы заявили мне, что так и есть, но я не вняла вашему предупреждению и горько о том пожалела. Вы не играете по своим же правилам, Алекс? Вам все равно, какую низость совершить, лишь бы причинить боль кому-то. — С трудом поднимаясь на ноги, Элисия безутешно разрыдалась.

Алекс побледнел и, стиснув зубы, с болью в сердце слушал отказ Элисии простить его.

— Вы стоите здесь, накормив и напоив меня с якобы трогательной заботой, и лжете мне в лицо, клянясь в верности, а тем временем в Лондоне вас ждет пылкая любовница. Сколько ночей этой новой жизни мы проведем вместе, пока вы не покинете меня и не устремитесь к ней? «Она не явится туда, где, как ей известно, ее не ждут»! Вот ваши слова! Или вы забыли, как заявляли об этом своей возлюбленной… в библиотеке? — негодующе воскликнула Элисия, с новой силой мучительно переживая испытанное тогда унижение.

— О Господи! — резко рассмеялся Алекс, и смех его как скребком прошелся по нервам Элисии. — Эти слова бумерангом вернулись и ударили меня. А ведь недурное было представление. Как вы считаете, моя дорогая? — продолжал он, болезненно скривив рот от презрения к себе.

— Что вы хотите сказать? Какое еще представление? — Элисия не сводила с него глаз, недоумевая.

— Мне жаль вас разочаровывать, но я не такой полный негодяй, каким вы меня считаете. Возможно, полный дурак, это несомненно, но не такой презренный. Я немало совершал в жизни поступков, которыми не могу гордиться, но до сих пор никому не лгал. Неужели трудно понять, что я всегда знал, как любите вы прятаться на галерее, чтобы вам не мешали или не досаждали.

Элисия растерялась. Он знал о ее убежище? Каким образом?

— Я знаю о многом, что делается вокруг меня. Правда, не обо всем, как считал раньше, однако у меня есть глаза и уши. Когда вы отправляетесь в библиотеку с книжкой и исчезаете, когда в пустой комнате я слышу шелест страниц… — Он поморщился. — Можете мне не верить, но в тот день я знал, что вы сидите наверху и слушаете. Да, все было именно так, как вы сказали. Но почему? Я знал о вашем присутствии за стеллажами. Я хотел причинить вам боль, такую же, как вы причинили мне… Будь проклят мой дьявольский характер, но я тогда обезумел от ревности… Считая Айана вашим любовником, я решил, что вы похожи на других известных мне женщин, недостойных любви и доверия. Мои представления о вашей чистоте были повергнуты в прах.

— В-вы знали, что я сижу на галерее и что я услышу, как вы ухаживаете за леди Вудли? — слабым голосом переспросила Элисия, не веря ушам своим.

— Да, знал. Это был поступок жестокого и себялюбивого мужчины, ослепленного гневом, который бьет наотмашь, не заботясь о причиняемой боли.

— Значит, на самом деле вы не собираетесь встречаться в Лондоне с леди Вудли? Вы не любите ее?.. — нерешительно спросила Элисия, еще не до конца поверив в такой поворот событий, боясь, что она ослышалась, опасаясь, что услужливое воображение сыграло с ней злую шутку.

— Нет, я не люблю ее, — с горькой улыбкой произнес Алекс. — Как могу я любить другую после того, как полюбил тебя, держал тебя в своих объятиях, ощущал на губах твои сладостные поцелуи? — Голос его звучал хрипло и страстно. — Но меня преследовала мысль о твоей ненависти. Я чуть не убил твоего брата Айана, и каково же было его изумление, когда я потребовал объяснений о намерениях жениться на тебе. Я думал, что потерял тебя, и поэтому снова поступил как безумец. — Новый свет засиял в его глазах, делая их похожими на два язычка пламени. — Я понять не мог, что ты делала в этой пещере с миссис Блэкмор, — мягко произнес он, пристально следя за выражением ее лица. — Кажется, Питер стал теперь поверенным твоих тайн… Но тебе следует знать, прежде чем ты снова решишь с ним пооткровенничать, что Питер секретов хранить не умеет. Для него это просто невозможно: если он с кем-нибудь не поделится, он взорвется.

Алекс придвинулся ближе к Элисии. Руки его с мольбой потянулись к ней, и он тихо продолжал:

— Ты не раздумывая бросилась меня спасать, рискуя жизнью, несмотря на недавнюю унизительную сцену в библиотеке. Я задаю себе вопрос: почему? Что, если не любовь, толкнуло тебя на этот поступок? Ты любишь меня, невзирая на все преграды, ты меня любишь! Видно, не все еще потеряно.

Слезы снова навернулись на глаза Элисии. Это не могло быть правдой. Она потрясла головой, стараясь осознать его слова, но все еще плохо соображала сквозь туман опьянения, который не совсем рассеялся. Алекс, внимательно следивший за малейшим ее движением, принял этот жест за отказ и со стоном опустился в атласное кресло. Темная голова горестно упала на грудь, глаза мрачно уставились на ковер под ногами.

— Я люблю тебя, Элисия. Имеет ли это для тебя какое-нибудь значение? Я вел себя как болван и негодяй. С первой же минуты нашей встречи я словно обезумел. Считая себя всегда правым, я ловко использовал тебя для своих целей. А ты была такой беззащитной, такой податливой. Не буду лгать, я влюбился в тебя с первого взгляда. Я никогда не задумывался над значением этого слова. Но я тебя желал, как желает красивую женщину любой пылкий мужчина. Поэтому при первой нашей встрече я ничего не осознал, но с этих пор я стал испытывать беспокойство, хотя всю глубину дальнейших перемен я понял гораздо позже. А тогда я безжалостно воспользовался щекотливым положением, в котором мы оказались, оправдывая себя тем, что ты достойна лучшей участи, чем скитания в Лондоне, и, разумеется, должна быть мне благодарна за изменения в твоей жизни.

Но затем все повернулось самым неожиданным образом. Ты оказалась совсем непохожей на других женщин, с которыми я ранее был связан, ты меня ненавидела. Это само по себе было мне в новинку. И более того, вдруг обнаружилось, что я думаю о тебе, мечтаю о тебе, пока ты не стала моим наваждением. Я повторял себе, что испытываю к тебе только плотское влечение, но даже после того как овладел тобой, продолжал хотеть тебя более чем когда-либо… и не только твое тело. Я ревновал каждую твою мысль, если она была не обо мне. Когда я увидел тебя раненой, там, в рощице под деревьями, я умер тысячу раз, решив, что все кончено. Тогда-то я понял, что люблю тебя безрассудно… беспредельно.

Он поднялся и, подойдя к камину, уставился на огонь.

— Я всегда жил полной жизнью и ни в чем не знал отказа. Теперь я хочу тебя. Я могу тебя заставить, навязать тебе свою волю… принудить жить со мной. Ты находишься в моем доме, где я — полный хозяин. Ты носишь мое имя… И, вполне возможно, уже носишь моего ребенка. Эти узы трудно разорвать. Но я не стану вынуждать тебя ни приходить ко мне, ни оставаться со мной, если ты хочешь жить где-то еще. Я мог бы запереть тебя в этом доме, чтобы одному владеть твоим телом и душой. Я человек жестокий и властный, а еще я ревнивый и эгоистичный муж, не желающий ни с кем тебя делить теперь. Теперь, когда я нашел единственную на свете женщину, которую люблю… А я считал это невозможным.

Но, осознав, что люблю тебя, я кое-что утратил. Я не могу причинить тебе вред или боль, чтобы исполнить свои желания. — Он стоял перед огнем, как бы желая согреться его теплом. Единственным признаком волнения были крепко сжатые кулаки — побелевшие костяшки стиснутых пальцев резко выделялись на фоне загара, Элисия задумчиво улыбнулась. Что верно, то верно: человек он властный и надменный, пожалуй, не жестокий, просто привыкший все подчинять собственным желаниям. Гордый, царственный аристократ. Но она его любила. Ее улыбка сделалась ослепительной, зеленые глаза засияли, заискрились: она поверила в его любовь.

Полено упало в камине, искры взлетели и рассыпались, когда оно улеглось на новом месте. Элисия шевельнулась, ее оцепенение развеялось треском пламени. Чары, державшие ее в плену, сотканные его волшебными словами, растаяли, и она шагнула к нему… К мужчине, которого любила.

Алекс почувствовал, как нежные руки обвились вокруг его талии: Элисия прильнула к его широкой спине, прижимая к себе, словно боялась потерять. Она торопилась ответить на его слова любви. Он ощутил волну жара, прокатившегося по его телу, вызванную совсем не близостью пылающего камина. Она потерлась щекой о его плечо, но он оставался неподвижен, давая ей возможность сделать первый шаг.

— Алекс. — Голос ее мягко прозвучал у него под ухом, как довольное мурлыканье. Она ластилась к нему как кошечка. — Мне здесь нравится, милорд. По правде говоря, я с удовольствием возьму на себя роль хозяйки поместья. А как же мне сохранить остроту ума, если я не буду оттачивать его на таком упрямом, надменном, невыносимом… и горячо любимом муже? — проворковала она.

Элисия почувствовала, как плечи Алекса дрогнули, услышала его раскатистый смех, от которого содрогнулось все его тело. Он схватил ее руки и разомкнул их. Мгновенно обернувшись, он крепко прижал любимую к своей груди.

— Ах, миледи! Где найдется другая такая, как ты? — Он не смог удержать счастливого смеха. — Ты слышала предание об удаче Тривейнов? Говорят, у меня заключен союз с дьяволом. Теперь этот слух только подтвердится. Кто усомнится в нем, увидев мою зеленоглазую ведьму-жену, которая всех нас опутала своими чарами? Но, — предостерегающе добавил он, — только я буду ее хозяином, только мне будут принадлежать ее медвяные поцелуи. Несомненно, у наших детей будут рога и хвосты, но мы принадлежим друг другу, как ни одна женщина, ни один мужчина нигде и никогда.

Алекс еще крепче стиснул жену в объятиях.

— Дайте мне, миледи, еще раз услышать, что вы меня любите, — пророкотал он, покусывая мочку нежного ушка. — Меня никогда не насытят эти слова.

— Разве не предпочтете вы, милорд, чтобы я показала, как сильно вас люблю? — осведомилась Элисия, поднимая на него невинные зеленые глаза. — А может, вам больше нравится слушать об этом? Тогда я стану рассказывать о моей любви к вам.

Алекс улыбнулся уголком рта, золотые глаза его сияли счастьем.

— Вы играете моими чувствами, миледи? Тогда принимайте последствия этой игры, потому что я испытываю страшный голод, утолить который будет не так-то легко.

Он ласкал нежное лицо Элисии, пока его жадный рот не нашел ее полуоткрытые губы и не приник к ним пылко и страстно. Элисия обвила шею Алекса руками и прильнула к нему, упиваясь его сладостным натиском, с наслаждением чувствуя руки любимого на своем теле.

Он оторвался от нее на миг и посмотрел в потемневшие от пробужденной им страсти зеленые глаза с отяжелевшими веками. Они не уступали ему по силе желания.

— Так как, миледи? Не слишком высока цена? — осведомился он, и глаза его сверкнули дьявольским блеском.

— Цена не может быть слишком высокой, если дело того стоит, милорд, — прошептала Элисия, маня его взглядом, полным ответного огня.

1

Розовый куст (англ.).

2

Разновидность пунша; виски, разбавленное горячей водой

3

Задето! (фр.) — фехтовальный термин.

4

Удлиненная часть подола бального или нарядного платья, образующая сзади небольшой треугольник, стелющийся по полу. Имитируя шлейф, придает царственность туалету.

5

Великолепно (фр.).

6

Прозвище Наполеона, не столько презрительное, сколько фамильярное.

7

Фамильярное прозвище принца-регента в Англии в начале XIX века.

8

Презрительная английская кличка Наполеона (сокращение от Бонапарт).