87-й полицейский участок (№37) - Удар молнии

Он услышал сильный треск. Это переломился позвоночник.

В тишине октябрьской ночи он прозвучал словно винтовочный выстрел.

Девушка обмякла у него в руках.

Он кинул быстрый взгляд вперед, нет ли кого на дорожке? Подхватил ее под руки и двинулся в сторону входа в парк.

Там, под разбитым фонарем, стоял какой-то человек. При свете уличного фонаря ломаная тень от его фигуры падала на землю.

Человек поднял голову и стремглав бросился прочь.

Глава 8

— Так, так, — проговорил детектив первого класса Оливер Уикс.

Нечасто в этих краях увидишь белых. Белые здесь, в Даймондбеке, либо полицейские, либо почтальоны, либо мусорщики, ну и, бывает, еще заходят сюда подцепить какую-нибудь потаскушку. Еще реже увидишь здесь белую женщину. Много тех, кого Олли называл «Подойди ко мне, милок», но, конечно, это были не белые. К тому же, если в жилах у тебя течет хоть капля черной крови, ты не белый, во всяком случае, так считал Олли Уикс. Словом, редко увидишь здесь белую девушку в восемь утра, особенно, если она висит на фонарном столбе. Умники из отдела по расследованию убийств тоже так считали. И все они как раз говорили о том, какая эта редкость, когда подъехал человек из судмедэкспертизы. Он, напротив, заметил, что не такая уж это невидаль.

— Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? — спросил он. — Вам что, не известно, что за последние две недели еще две девушки были обнаружены в таком же щекотливом положении, висят себе на фонарном столбе, и каждый может заглянуть под юбку.

Все собравшиеся тут полицейские заглянули под юбку убитой девушки. На ней были красные трусики.

— И все равно, — упрямо заметил Олли, — у нас в Восемьдесят третьем редко увидишь мертвого, если только ты не черномазый.

Один из патрульных, огораживавших место преступления, был черным. Он никак не реагировал на оскорбительное замечание Олли, потому что Олли был выше его чином и к тому же Толстяк Олли Уикс не знал, что слово «черномазый» имеет оскорбительный оттенок. Просто такой у Толстяка Олли Уикса был язык. Обидеть он никого не хотел. Он всегда так и говорил. «Да, черномазые у меня в лучших друзьях ходят», — любил повторять Толстяк. И действительно, лучшим детективом Восемьдесят третьего, исключая, разумеется, себя самого, Олли считал черномазого. Да он любому скажет, что Парсонс, эта падла, один из лучших черномазых полицейских во всем городе.

Опустив девушку на землю, детективы и медэксперт тесно сгрудились вокруг нее.

— Ничего себе обработал ее, а? — заметил один парень из отдела по расследованию убийств. Его звали Мат-сон.

— Да, половину зубов вышиб, — сказал другой, по имени Мэнсон. Не лучшее имя для полицейского, и его всегда этим подкалывали.

— Похоже, и нос сломал.

— Не говоря уж о шее, — вмешался эксперт. — Кто ее нашел?

— Я, — сказал Олли. — Везет же человеку.

— Смерть наступила в результате перелома шейных позвонков.

— А что это у нее на платье, кровь? — спросил Мэн-сон.

— Нет, малиновый сок, — сказал Олли. — Ты совсем дурак, что ли?

— Где, где? — заинтересовался Матсон.

— А вот там, на груди, — сказал Мэнсон.

— Славные розочки, — вздохнул Матсон.

— Впервые слышу это выражение, — сказал Мэнсон.

— Розочки? Да все так говорят.

— Впервые слышу. Розочки?

— Когда я был мальчишкой, все называли их розочками, — оскорбленно заявил Матсон.

— А где ж это ты рос? — поинтересовался Олли.

— В Калмз Пойнте.

— Чушь какая-то, — заключил Мансон.

— Может, захотите сравнить с теми двумя, — проговорил медэксперт.

— А что, у нее есть запасная пара? — спросил Матсон, пытаясь выбраться из неловкого положения, в которое он попал из-за этих розочек. Но ведь действительно, когда он был подростком, все так говорили.

— Я о двух других жертвах.

— Эй, парни, что-нибудь еще нужно? — спросил подошедший негр-патрульный.

* * *

Мейер сидел за столом и печатал. Парик был на нем. Он все время немного съезжал в сторону, что придавало Мейеру несколько зловещий вид. Подняв голову, он увидел у входа в инспекторскую чью-то массивную фигуру. На мгновение ему показалось, что это Толстяк Олли Уикс. Он прищурился. Действительно, Толстяк Олли Уикс. Мейеру сразу же захотелось в душ. От Толстяка всегда несло как из выгребной ямы, и все, кто приближался к нему, всегда удивлялись, отчего он не обсижен мухами. Помимо того, Уикс был фанатиком. Мейеру вовсе не хотелось встречаться с ним сегодня. Вообще-то не только сегодня. Но так или иначе он был здесь, большой, как Будда. Пробило десять утра.

— Есть кто? — прогудел он от турникета и вошел в инспекторскую. Мейер был сегодня один. Он ничего не ответил, просто проследил взглядом за Олли, который двинулся к столу. Маленькие поросячьи глазки на круглой поросячьей морде. Над брючным поясом покачивается здоровенный бурдюк. Смятая спортивная куртка, как будто он в ней спал целую неделю. Толстяк Олли Уикс плыл в сторону стола, как дирижабль.

— Детектив Уикс, — заявил он, показывая жетон. — Из Восемьдесят третьего.

— Да неужели? — спросил Мейер. Это еще что такое? Они ведь с Олли знакомы, как-то работали на одном деле.

— Я уже здесь бывал, — продолжал Олли.

— Да ну?

— Да, я всех здесь знаю. Тут еще работал один маленький лысый еврей.

Мейер спокойно отнесся к тому, что его назвали лысым — он и был лысым без парика; спокойно он отнесся и к тому, что его назвали евреем — он и был евреем; но когда тебя при росте за метр восемьдесят пять называют маленьким... К тому же в самом этом сочетании слов, как Олли произнес «маленький лысый еврей», было что-то оскорбительное.

— Я и есть этот маленький лысый еврей, — пояснил Мейер. — И кончай эту лабуду, Олли.

Поросячьи глазки Олли широко раскрылись.

— Мейер? Ты Мейер? Да пропади я пропадом! — он принялся кружить вокруг стола, внимательно рассматривая парик. — Очень идет тебе, — сказал он наконец. — Ты уже не похож на еврея.

Мейер промолчал. «Да, вот его-то мне как раз и не хватало, — подумал он. — Именно его».

— Я собирался позвонить тебе, — сказал Олли.

«Хорошо, что не позвонил», — подумал Мейер.

— Слушай, это верно, что какой-то парень написал книгу и использовал твое имя?

— Это была женщина.

— Да, женщина, и она использовала в своей книге твое имя?

— Да, она дала его одному из персонажей.

— Это еще хуже. Я почему спрашиваю... Ты слышал о «Блюзах Хилл-стрит»? Это по телеку показывали.

— Ну, знаю.

— Тут на прошлой неделе давали повтор. Я случайно включил ящик, и, по-моему, там действует один малый, которого они слямзили с меня.

— Как это, слямзили с тебя?

— А так. Я про этого легавого. Который наркотиками занимается...

— Но ты-то наркотиками не занимаешься, Олли.

— А то я не знаю, чем я занимаюсь! Но я занимался этим делом, как и ты, между прочим. Собственно, так мы и познакомились. Помнишь, эти гады провозили контрабандой это дерьмо внутри деревянных зверюшек? Мы тогда вместе работали.

— Помню.

— Это было задолго до «Блюзов Хилл-стрит». Да, сама эта затея тогда еще и в голову никому не приходила.

— Ладно, так в чем дело, Олли?

— А дело в том, что этого парня... ну, парня из передачи, зовут Чарли Уикс. Не Олли, а Чарли. Похоже, правда? Чарли, Олли. И фамилия одинаковая. Уикс. Очень-очень похоже...

— И все же...

— Там есть еще один малый, еврей, зовут его Голдблум, ну, из этих, пейсатых, знаешь? Так вот, он говорит своему боссу, того Фурилло зовут, что Уикс любит пострелять, особенно, когда мишень черная. А сам Уикс говорит так: «Молчать, черномазые, или я башку вам оторву». И еще он бьет подозреваемых. В общем, полное дерьмо, этот Чарли Уикс.

— Ну и что?

— Выходит, и я дерьмо? Выходит, Олли Уикс — дерьмо? А разве Олли Уикс из тех легавых, что дурно обращаются с подозреваемыми?

Мейер промолчал.

— Разве среди легавых найдешь такого, кто уважал бы черномазых больше, чем Олли Уикс?

Мейер опять промолчал.

— Словом, я хочу подать в суд на компанию, которая сняла «Блюзы». За то, что они дали имя, почти такое же, как у меня, легавому, который палит по неграм и избивает людей на допросах. Из-за этого у настоящего легавого могут быть неприятности, пусть даже зовут его Олли Уикс, а не Чарли, как на этом их телевидении.

— Ну что ж, я думаю, можешь подавать в суд, — равнодушно сказал Мейер.

— А ты подавал?

— Ролли отсоветовал мне. Ролли Шарбе из городской прокуратуры.

— Да, знаю его. Отсоветовал, говоришь?

— Он сказал, что я должен быть польщен.

— Ну и ладно, а я совершенно не польщен, — заявил Олли. — Нельзя заходить слишком далеко, я прав? Вообще-то я хотел поговорить с Кареллой, потому что его интересы тут тоже задеты.

— Это каким же образом?

— А что, разве Фурилло не похож на Кареллу? Что, у итальяшек во всем мире так уж много имен, в которых были бы три гласных и четыре согласных, да еще две из этих согласных совпадают? Карелла и Фурилло — да это почти одно и то же, как Чарли Уикс и Олли Уикс. Карелла все время носит жилет?

— Только когда предполагает, что может начаться стрельба.

— Нет, я имею в виду обычный жилет, который в костюм входит. Потому что этот малый, Карелла, то есть я хотел сказать Фурилло, — он прямо-таки не снимает жилета. Короче, Карелле стоило бы этим заняться.

— Чем, жилетами?

— Нет, фамилиями. Как ты думаешь, эти парни о нас что-нибудь слышали?

— Какие парни?

— Ну те, из Калифорнии, которые сделали эту передачу и нахватали кучу призов за нее? Думаешь, они когда-нибудь слышали о Стиве Карелле и Олли Уиксе?

— Вряд ли.

— Ну конечно, мы не знаменитости, ни он, ни я, но работаем-то мы уже давно. Черт знает сколько! В общем, не думаю, что это просто совпадение.

— Ну, так и подавай на них.

— Но ведь это будет строить мне целого состояния. К тому же и Стив, и я будем здесь, когда эта чертова передача уже превратится в кукурузные хлопья.

— В кукурузные хлопья?

— Ну да, которые в жестянках продают. Пленка и так далее... Все быстро превратится в кукурузные хлопья.

— И за этим ты пришел сюда? Чтобы спросить меня...

— Да понимаешь ли, мне это давно не дает покоя. Уж очень там, в этих «Блюзах», все похоже на нас. Даже их воображаемый город и то похож на наш город. Слушай, Мейер, как ты считаешь, мы настоящие легавые?

— Пожалуй, да.

— Тогда у них все просто выдумка. Так или не так? А имена вроде наших и город вроде нашего. Это несправедливо, Мейер.

— А кто сказал, что должно быть справедливо? — спросил Мейер.

— Иногда ты бываешь просто неузнаваем. Вроде ты, а вроде и не ты вовсе.

Мейер тяжело вздохнул.

— Так что же тебе здесь нужно? — спросил он. — Если ты не собираешься подавать в суд...

— У меня труп с утра болтался на фонарном столбе. И вот что я нашел на месте. — Олли швырнул на стол Мейеру кассету.

* * *

Из-за стола Энни Ролз открывался вид на большую часть северной оконечности острова Айсола. Небо было голубым и безоблачным. Казалось, что небоскребы утыкаются в него своими шпилями. Интересно, долго еще сохранится такая погода? Было уже двадцатое октября, и обычно в такое уже ощущается приближение ноябрьских холодов.

Отдел по расследованию изнасилований помещался на шестом этаже нового здания полицейского управления в самом центре города. Огромное строение из стали и стекла, возвышающееся над всей округой и подавляющее дома поменьше, в которых располагались различные городские службы. До того, как это новое здание было выстроено, их отдел находился на территории одного из старейших полицейских участков города, в ветхом доме, неподалеку от моста через реку Хайвэй. Тогда жертвы изнасилований неохотно обращались в полицию. Они подозревали, и, зачастую, не без оснований, что здесь им придется не легче. Одного взгляда на облупленные стены дома на Декатур-стрит было достаточно, чтобы отвратить многих от малоприятной беседы со специалистами, которые занимались такими преступлениями. Теперь таких страхов возникать как будто не должно. Новое здание выглядело стерильно чистым, словно больница, потому у несчастных женщин возникало ощущение, что говорят они с врачами, а не с полицейскими, которые, как они совершенно справедливо считали, принадлежат к воинским формированиям или во всяком случае к чему-то очень похожему. Энни благодарила судьбу за новое здание и за новые помещения в нем. Это облегчало ее работу.

И компьютер тоже.

Она чистую правду сказала Эйлин Берк, что с помощью компьютера выясняет, не было ли других повторных насилий, кроме тех, о которых с уверенностью говорили три женщины. Она не зря сказала, что в компьютер внесены данные на самих жертв, чтобы поискать некоторые общие особенности, которые заставляют насильника гоняться именно за ними.

Что касается первой проверки, она попросила оператора, человека со странным именем Бинки Баулз, начать буквально с первых чисел января, хотя первая из трех жертв, твердо уверенных, что это был один и тот же мужчина, заявила в полицию только в апреле, то есть полгода назад. Файлы со сведениями обо всех зарегистрированных насилиях были уже внесены в компьютер. Бинки оставалось только нажать нужные клавиши, чтобы на мониторе появилось имя женщины, ставшей жертвой второго или третьего, четвертого и даже пятого насилия. К немалому удивлению Энни, таких случаев обнаружилось тринадцать.

Первую жертву звали Лоис Кармоди, она впервые обратилась в Сто двенадцатый полицейский участок седьмого марта. Ее имя возникало еще три раза, все на территории того же участка. Последняя в перечне — Дженет Рейли. Она была изнасилована второй раз только на прошлой неделе, через четыре дня после того, как Мэри Холдингс оставила заявление в Восемьдесят седьмом. Оба инцидента с Дженет Рейли произошли на Риверхеде. Тот, кого они искали, если это и в самом деле был один и тот же человек, работал весьма интенсивно. Такое впечатление, что выбирал он свои жертвы наугад, и при этом во всех пяти крупных районах города. Так что фактор места Энни исключила.

Затем работа Бинки сделалась потруднее.

Выводя файлы с информацией о каждой из тринадцати женщин, он отдельно фиксировал данное ими описание мужчины и далее разбивал данные по графам: цвет кожи, возраст, вес, рост, цвет волос, цвет глаз, особые примеры: шрамы, татуировка, а также оружие, если таковое имелось. Энни хотела было, чтобы он добавил еще одну графу: во что был одет преступник, но потом решила, что в этом нет смысла. Одежду меняют в соответствии со временем года, а первое из заявленных изнасилований было в марте. Бинки составил список жертв в хронологическом порядке. Вот как он выглядел:

ЖЕРТВЫ

ПРЕСТУПНИКИ

Лоис Кармоди

1) Белый... 30... 80... 180... вол кор... гл. гол. Ос. прим.: нет

2) Те же приметы

3) Те же приметы

4) Те же приметы

Мэри Джейн Моффит

1) Черный... 19... 100... 200... Вол. черн... гл. кар. Ос. прим.: шрам над лев. гл.

2) Белый... 27-30... 90... 170...

Бланка Диас

1) Белый... 25-30... 100... 200... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим.: нет... нож

2) Те же приметы

3) Те же приметы.

Патриция Райан

1) Белый... 30-35... 80... 180... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим.: нет... нож

2) Те же приметы

3) Те же приметы

Ванесса Хьюз

1) Белый... 21... 100... 200... вол. шатен... гл. гол. Татуировка: слово «любовь» на левой руке... ледоруб

2) Черный... 25-30... 120... 220... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: нет... кухонный нож.

Вивьен Шаброн

1) Белый... 30-35... 100... 180... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

3) Те же приметы

Элен Рейнольдс

1) Черный... 42... 100... 190... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: нет... кухонный нож

2) Мулат... 17... 100... 170... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: изображение цветка в паху... пистолет

Анджела Феррари

1) Белый... 32... 100... 190... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

3) Те же приметы

4) Белый... 32... 75... 175... вол. св... гл. зел. Ос. прим: нет

Терри Купер

1) Белый... 32... 100... 180... вол. шатен... гл. гол... Ос. прим: нет... бритва 2) Те же приметы

Сесили Бейнбридж

1) Белый... 30... 100... 180... вол. шатен... гл. гол... Ос. прим: нет... бритва.

2) Те же приметы

Клара Престон

1) Белый 50-55... 70... 140... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: шрам на большом пальце... пистолет

2) Белый... 16... 70... 140... вол. шатен... гл. карие. Оружие: нет

Мэри Холдингс

1) Белый... 30... 80... 180... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

3) Те же приметы

Дженет Рейли

1) Белый... 28... 110... 200... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

Из этого списка Энни сразу же исключила тех, кого с очевидностью насиловали разные мужчины, например, белый и черный, или лица, чьи приметы слишком явно не совпадают; это случайное совпадение, что вполне может быть в этом городе, где полно полоумных. Четверо, таким образом, твердо отпали, а против имени Анджела Феррари Энни поставила вопросительный знак: ее насиловали четырежды, но последний тип, судя по ее описанию, заметно отличался от первых трех, а вернее, от одного, потому что его приметы повторялись. Таким образом осталось восемь с половиной кандидатов.

Каждая из девяти женщин говорила, что насильник был белый, шатен, голубоглазый, без особых примет и с бритвой в кармане.

Шестеро отметили, что рост нападавшего был метр восемьдесят.

Четверо, что два метра.

Двое, что метр семьдесят.

Вес, согласно показаниям жертв, колеблется между семьюдесятью и девяноста килограммами, при этом большинство склоняется к девяносто килограммам.

Что касается возраста, то одной он показался двадцативосьмилетним, другой — между двадцатью пятью и тридцатью, трем — тридцатилетним, еще двум — тридцатидвухлетним и, наконец, двум оставшимся — между тридцатью и тридцатью пятью

Таким образом, можно было с большей степенью вероятности утверждать, что речь идет о белом мужчине примерно тридцать лет, ростом метр восемьдесят и весом в девяносто килограммов, голубоглазом шатене, без особых примет вроде татуировки или шрамов. Столь же очевидно, что он носит бритву и что, по крайней мере, однажды, в случае с Бланкой Диас, пускал ее в ход. Составив таким образом словесный портрет насильника, Энни передала его Бинки, засадив его за довольно нудную работу: надо было просмотреть на компьютере все зарегистрированные случаи насилия на предмет обнаружения мужчины или мужчин, которые отвечали бы этому портрету.

Далее она перешла к самим жертвам, пытаясь отыскать нечто общее, что превращало их в жертвы одного и того же преступления. Просмотрев массу записей, она составила из них еще одну таблицу.

Просмотрев внимательно таблицы, Энни сделала несколько заметок. Надо, чтобы Бианки и эти данные ввел в компьютер. Итак, большинство жертв белые; две — афро-американки; одна — пуэрториканка; все они католического вероисповедания; три замужем, четыре не замужем, две разведены; у пятерых нет детей, у одной — четверо, еще у одной — трое, у оставшихся — по два ребенка; по происхождению большинство из них — ирландки; возраст колеблется от девятнадцати до сорока шести, а в среднем, как у самого насильника, примерно тридцать.

Энни снова поглядела на таблицу.

Странно, что все они католички. Необычно и то, что ни в одном случае не было извращений. Обычно бывает иначе. Интересно, удастся ли Бинки Баулзу найти человека с бритвой в кармане, который бы соответствовал описанию и у которого на уме только обыкновенное насилие?

Нужна была дополнительная информация.

Энни снова взялась за досье, попутно делая заметки, и в конце концов составила еще одну таблицу, которую Бинки тоже предстояло ввести в компьютер.

Да, пестрая компания. Домохозяйки, студентки, работницы, почтальонша, переводчики. Кого только нет! Даже бывшая сотрудница бюро путешествий, Мэри Холдингс, живущая ныне на алименты. Трое — местные уроженцы, остальные — откуда только не понаехали. Образование — от начальной школы до магистра. Клубы и организации, увлечения — тоже диапазон, дай Бог. Взять хоть Анджелу Феррари. Что за женщина! Всего тридцать четыре года, семья, двое детей, степень магистра, да при этом еще такое количество общественных дел, с которым бы целая муравьиная колония не справилась. А Дженет Рейли? Девятнадцать лет, студентка-первокурсница, и такое количество разных внеклассных занятий, которого хватило бы на целый курс. И вот этот сукин сын... Дженет он изловил дважды. Анджелу четыре раза. Стоп, минуточку. Именно Анджела описывает этого типа по-разному. Откуда-то появился блондин двадцати одного года, ростом метр семьдесят пять, весом в семьдесят пять килограммов, с зелеными глазами и без оружия? Может, у нее просто в глазах потемнело? Или какой-нибудь другой сукин сын решил поиметь женщину, которую уже много раз насиловали? Мало ли таких, кто поспешает в стан победителей, стараясь примазаться к чужой славе?

Она снова посмотрела на распечатку.

Лоис Кармоди. Изнасилована четырежды одним и тем же человеком.

Бланка Диас, сорокашестилетняя домохозяйка, мать четверых детей — трижды. Патриция Райан — трижды.

Вивьен Шарбон — трижды.

Анджела Феррари — трижды одним и тем же, четвертый раз — другим.

Сесили Бэйнбридж — дважды.

Мэри Холдингс — трижды.

Дженет Рейли — дважды.

Откуда эта охота за одной и той же женщиной?

Откуда?

Энни снова начала копаться в полицейских досье, пытаясь отыскать какие-нибудь признаки системы, отыскать связь. Все случаи насилия произошли в вечернее время. Правда, к Мэри Холдингс мерзавец заявился, формально говоря, утром следующего дня, седьмого октября, в пятницу, но фактически было еще совсем темно. Она снова перелистала досье Мэри. Первый раз ее изнасиловали в пятницу, десятого июня; следующий — в пятницу, шестнадцатого октября.

Ладно. Может, просто совпадение?

Теперь Дженет Рейли.

Первый раз — вечером во вторник, тринадцатого сентября, а второй — чуть больше недели назад, одиннадцатого октября, опять-таки вечером во вторник.

Так, так... Спокойно... По порядку. Надо сличить все даты. Нужен календарь. Где же он, черт возьми?

Энни выдвинула верхний ящик стола, пошарила внутри, нашла какой-то календарь, уже испещренный многочисленными пометками, вернула его на место и открыла записную книжку на первой странице, где были календари на этот и следующий годы. В соседней комнате был ксерокс. Энни сделала дюжину копий календаря, по одной на каждую жертву, и три про запас. Вернувшись за стол, она пометила именами жертв все копии и принялась обводить кружками даты. Добравшись до Анджелы Феррари, Энни заколебалась. Три даты не вызывали сомнений — одиннадцатое апреля, тридцатое мая и тринадцатое июня. Но в четвертый раз, двадцать восьмое июня, вроде, был другой, джокер, выражаясь карточным языком. Под этим числом Энни поставила знак вопроса и двинулась дальше.

Она снова выписала все имена на отдельный лист бумаги и, сверяясь с календарем, составила еще одну таблицу.

Лоис Кармоди: 7 марта, 4 апреля, 25 апреля, 9 мая. Понедельники.

Бланка Диас: 15 марта, 12 апреля, 3 мая. Вторники.

Патриция Райан: 23 марта, 20 апреля, 25 мая. Среды.

Вивьен Шаброн: 31 марта, 19 мая, 2 июня. Четверги.

Анджела Феррари: 11 апреля, 30 мая, 13 июня. Понедельники.

Джокер. Вторник.

Терри Купер: 1 мая, 19 июня. Воскресенья.

Сесили Бейнбридж: 7 мая, 4 июня. Субботы.

Мэри Холдингс: 10 июня, 16 сентября, 7 октября. Пятницы.

Дженет Рейли: 13 сентября, 11 октября. Вторники.

Так. Дни недели в каждом случае совпадают. Но что это должно означать? Может быть, этот подлец выбирает числа, предварительно изучив распорядок жизни своих жертв? Может, у Вивьен Шаброн по четвергам собрания в Союзе женщин Франции? А Лоис Кармоди играет в теннис по понедельникам? А у Дженет Рейли спевки по вторникам? Как бы это узнать?

Она снова пробежала глазами календарь.

Вивьен Шаброн первый раз изнасиловали в последний день марта, затем семь недель спустя, девятнадцатого мая, и в третий раз еще через две недели, второго июня. День один и тот же — четверг. Терри Купер: первое мая, затем семь недель спустя. Воскресенье. Патриция Райан: двадцать третьего марта, затем через четыре недели, двадцатого апреля, и еще через пять недель, двадцать пятого мая. Среда. Вроде, никакой системы. Но тут взгляд Энни упал на страничку календаря, помеченную именем Лоис Кармоди, первой в ряду жертв многократных изнасилований.

Понедельник, седьмого марта.

Понедельник, четвертого апреля. Интервал — четыре недели.

Понедельник, двадцать пятого апреля. Интервал — три недели.

Понедельник, девятого мая. Интервал — две недели.

Энни задумчиво посмотрела на календарь. Четыре недели, три, две... Если бы он подловил ее в четвертый раз, то через одну неделю?

Так, посмотрим Анджелу Феррари.

Первый раз — одиннадцатого апреля. Через четыре недели — значит, девятого мая. Но в тот день ничего не было. Через три недели после девятого мая — тридцатое того же месяца. Так, точно, тридцатое и есть. И еще через две недели — тютелька в тютельку, тринадцатого июня.

Ладно, запомним. Поехали дальше.

Сесили Бейнбридж: первый раз — в субботу, седьмого мая. Следующий — через четыре недели, в субботу, четвертого июня. Бланка Диас — тот же порядок: первый раз — пятнадцатого марта, следующий — через четыре недели, двенадцатого апреля, следующий — когда он пустил в ход нож — еще три недели спустя, третьего мая. Мэри Холдингс... тут, похоже, какие-то сбои. Первый раз ее изнасиловали в пятницу, десятого июня, а в следующий — только шестнадцатого сентября, тоже в пятницу. Так, подсчитаем. Через четыре недели было восьмое июня. Еще через три — двадцать девятое июля. Через две недели после этого — двенадцатое августа. Неделей позже девятнадцатое. И все по новой. Через четыре недели — шестнадцатого сентября, как раз, когда Мэри Холдингс вторично сделалась жертвой насилия. А в третий раз — ровно через три недели.

Дженет Рейли: в первый раз тринадцатого сентября, во второй — одиннадцатого октября, ровно через четыре недели.

Но если основа системы в этом — недельный цикл — то как в нее вписываются случаи с Вивьен Шаброн, Терри Купер и Патрицией Райан? Там, вроде, ничего похожего не просматривается.

Вивьен Шаброн: первый раз тридцать первого марта. Отсчитываем четыре недели — двадцать восьмого апреля. Ничего. Но через три недели — девятнадцатого мая, и в этот день он достал ее, а в третий раз — через две недели, второго июня!

Так. Так.

Терри Купер: первого мая, затем — через четыре недели, двадцать девятого — ничего, еще через три — девятнадцатого июня он ее подстерег.

«Ну а теперь ты, Патриция, не подкачай», — Энни обратилась к последнему листку календаря.

Патриция Райан: двадцать третьего марта. Через четыре недели — двадцатого апреля. Есть кружок. Еще через три — одиннадцатого мая. Ничего. Ладно, пусть так. Далее — двадцать пятого мая, дата обведена кружком, а это ровно через две недели после одиннадцатого.

Может, дело не в том, чтобы каждый раз сохранялся один и тот же интервал, важно только... А так может быть?

Чтобы выдерживался именно недельный срок, и тогда не имеет значения продолжительность пауз? Иначе не понятно, почему он нападал на них в разные дни, но в строго определенные для каждой из жертв? Что же это, подлец составил индивидуальное расписание? Для каждой свой срок и свой порядок, главное только не дублировать недельный цикл, определенный для каждой из жертв в отдельности. А так можно пропустить неделю, две, шесть, не важно. Остается только следить, чтобы не был нарушен общий цикл. Но какой в этом смысл? Что за безумца они ищут? Энни свела все данные воедино и составила еще один, последний календарь, так и озаглавив его «Общее».

Насилия начались в марте, и было их в этом месяце четыре, с четким интервалом в восемь дней. Лоис Кармоди — седьмого, Бланка Диас — пятнадцатого, Патриция Райан — двадцать третьего, Вивьен Шаброн — тридцать первого.

В апреле, четвертого, он снова подкараулил Лоис Кармоди, одиннадцатого — Анджелу Феррари, двенадцатого — Бланку Диас, Патрицию Райан — двадцатого и, в очередной раз, Лоис Кармоди — двадцать пятого.

Две новые жертвы добавились в мае — Терри Купер и Сесили Бейнбридж. Всего за месяц семь случаев.

В июне новая вспышка сексуальной энергии — пять изнасилований. Появилась новенькая — Мэри Холдингс, взамен Лоис Кармоди, которую после четырех успешных акций, соответственно через четыре, три и две недели, оставили в покое.

В июле и августе была тишина.

Или, по крайней мере, в полицию никто не заявлял.

В сентябре — снова Мэри Холдингс, и очередная жертва — Дженет Рейли.

В октябре, на сегодняшний день, Мэри и Дженет.

Как понять июльско-августовское затишье?

И кто на очереди? Те, кого он изнасиловал пока два или три раза? А цель — четыре? Почему четыре? Или, может быть, они еще ничего не знают, и он уже в пятый раз изнасиловал Лоис Кармоди?

Слишком много вопросов, и один из них главный.

Почему именно эти женщины?

Почему?

* * *

В безветреный октябрьский полдень солнце, проникающее в инспекторскую через открытые окна, грело почти как в августе. Четверо детективов сгрудились вокруг стола Мейера, вслушиваясь в слова, слетавшие с ленты диктофона. Олли Уикс уже прокручивал пленку, однако и он был сейчас сосредоточен. А для Кареллы, Мейера и Хейза это было первое прослушивание, и каждый из них старался вспомнить, как звучит голос Глухого.