– Это все? – спросил, наконец, доктор Вуглер.

– Я вижу вас, как душу с огромным опытом, мудрую душу, прожившую много жизней и многому научившуюся. Мудрость и доброта.

Юная черная певица улыбнулась мне. Надеюсь, все это была она.

После этого упражнения все оживленно заговорили, и многие интересовались, что из сказанного было воображением «медиумов» и в чем суть упражнения. Мы на Западе очень любим, чтобы подобные процессы были аккуратно сложены в коробочку, иначе их не понять. Одна женщина спросила:

– Но это правда или нет? – и все засмеялись. К этому моменту я полностью выпала из своей интеллектуальной точки зрения, чтобы не обращать на это внимания. Может, в этом и был смысл тяжеловесного тома в 350 страниц? Измучить нам мозги, и тогда мы будем с готовностью наслаждаться здесь. Мне, похоже, было совершенно все равно, были эти жизни настоящими, придуманными или воображенными – мне очень понравились образы, особенно арабский юноша, скачущий в пустыню и так любящий жизнь и свободу. Мне хотелось пойти и купить себе мотоцикл «в знак уважения к моему внутреннему арабу».

На ленч мы отправились в паб. Рыба с картошкой никогда не казалась мне такой вкусной. Разговор неожиданно перешел в совершенно другое измерение. Одна женщина сказала девушке-азиатке:

– Я очень люблю Индию. Я там долго жила. – Пауза. – Я имею в виду, в этой жизни.

После обеда мы собрались путешествовать. Все легли на пол.

– Окиньте внутренним взором мир и отправляйтесь туда, куда вас тянет. Отметьте, какие страны для вас особенно привлекательны, сделайте туда краткие визиты и можете отправиться еще куда-нибудь.

Эта игра мне понравилась. Я быстро скользнула на площадь Св.Марка в Венеции, покормила там голубей, потом перенеслась в амазонские джунгли, чтобы посмотреть на обезьян.

– Теперь отметьте страны, которые вас каким-то образом отталкивают. Подумайте, есть ли места, которые вам ни в коем случае не хочется посещать.

Я прочесала мир и к своему великому удивлению обнаружила, что в одном месте в центре Северной Америки чувствую себя неуютно. Может, там и находится моя деревянная дверь? В это время на заднем плане продолжались инструкции.

– Если вы заметили что-нибудь, взволновавшее вас, отправляйтесь туда. Не имеет значения, в какое время вы там окажетесь. Вы можете посетить любой исторический период, который вас привлекает. Просто отправляйтесь туда и посмотрите» какая картина вам откроется.

Я увидела большой котел средневекового вида в комнате без пола. В земле была вырыта яма, чтобы готовить над ней. Я вроде бы склонилась над котлом, в котором булькала омерзительная вязкая масса. Вероятно, предполагалось, что это похлебка, но в ней было так мало зерна, что она больше походила на воду.

Потом он вернул нас на Холлоуэй-роуд, дал нам бумагу и мелки, чтобы мы нарисовали последний увиденный образ. Я взяла черный и нарисовала круглый котел, свисающий с треноги. Потом я нарисовала фигуру женщины в грубом холщовом платье и в накидке с капюшоном. Ее я раскрасила красным, чтобы показать боль, которую она испытывала. Она была суровой, больной и плохо питалась. Плечи она ссутулила.

– Дайте своему образу заголовок, как в газетах, – сказал он.

Свой я назвала «Отчаяние».

Потом доктор спросил, кто хочет поработать со своим образом. Разумеется, я вызвалась вместе с еще шестью добровольцами. Он предложил нам поднять вверх свои картинки. Я шла вторая, после женщины, нарисовавшей солдата с русской внешностью. Она легла на пол, на одеяло, и я порадовалась, что очередь не моя.

Роджер попросил женщину описать одежду, которая была на ней на картинке, и заговорил с ней, будто она и есть тот русский. Солдат стоял посреди деревни, вокруг никого не было. Она сказала:

– Я не знаю, чего жду. Все ушли.

Роджер говорил очень тихо.

– Мы сейчас вернемся во время последнего крупного события и посмотрим, что произошло. Я считаю до трех. Один, два, три – что вы видите?

– Идет бой. Множество людей, все сражаются. Хаос. Я растерялся. Я должен командовать, но не знаю, что делать. Я потерял над ними контроль. Они бунтуют. Я как будто парализован.

– И что вы делаете?

– Я иду в противоположном направлении.

– Вы дезертируете?

– Не совсем так, потому что мне кажется, что у меня вообще нет никакой роли. Если бы кто-нибудь сказал, что делать, я бы сделал. Но я не знаю, что делать. Я пришел в этот город, но тут никого нет.

– Как долго вы скитаетесь?

– Пару дней. Я надеюсь, что найду кого-нибудь, и мне скажут, что делать. Шея болит. С ней что-то случилось.

– Теперь давайте перейдем во времени вперед и посмотрим, что случилось дальше. Один, два, три...

– Здесь люди, но они говорят о вещах, которых я не понимаю. Я не знаю, могу ли общаться с ними. Они не похожи на меня, я их не понимаю.

– Вы в шоке?

– Может быть. Есть дистанция. Я там и все-таки я не там. Я иду вместе с ними.

– Хорошо. Теперь посмотрим, чем все это закончилось. Один, два, три...

– Я в здании, хожу по нему. Я сам по себе. Никто меня не трогает. Я нахожу угол и сплю в нем. Все заняты. Никто со мной не разговаривает.

– Еще пару дней вперед.

– Я все еще в углу, свернувшись в клубок. Мне не нужно ни еды, ни питья. Я выключен из жизни. Двигаться все труднее, потому что я здесь очень долго. Кажется, будто я не здесь, потому что все проходят мимо.

– Никто не подходит?

– Никто. Я не удивляюсь, потому что меня никто не может увидеть.

Она начала всхлипывать. Роджер произнес:

– Все в порядке, солдат. Можешь поплакать. Она заплакала и закашлялась.

– Меня никто не видит. Никому до меня нет дела. – Она безудержно всхлипывала. – Никому нет дела.

Тогда Роджер спросил:

– Если бы вы могли сказать что-нибудь тем людям, что бы вы сказали?

– Я здесь. Я хочу присоединиться к вам.

– Ваше тело уже умерло?

– Да.

– Вы готовы покинуть его?

– Да. Я его покинул. Я как будто лечу в темноте. Я ищу своих людей. Да, я нашел их. Мы снова вместе.

– Теперь скажите себе: битва окончена. Представьте всех солдат вокруг себя. Я хочу, чтобы они увидели вас.

– Да, они видят меня! – Она засмеялась.

– А в этой жизни вы испытывали чувство, будто вас не видят?

– Да, все свое детство.

– Вы хотите, чтобы кто-нибудь увидел вас сейчас?

– Мой сын.

– Что вы хотите ему сказать?

Она снова заплакала и произнесла:

– Я больше не буду от тебя прятаться. Я хочу, чтобы ты видел меня.

– Значит, у вас есть тенденция уходить в сторону, когда возникает стрессовая ситуация. Вы больше не на поле боя, поэтому необходимо ваше полное присутствие. Теперь люди думают о вас. Посмотрите. Откройте глаза.

Она открыла глаза. На нее смотрели улыбающиеся лица. Я чувствовала себя русским солдатом в казарме, полной мужчин. Настоящее товарищество. Она засмеялась:

– Господи, я и забыла, что вы все здесь.

Это был очень изматывающий сеанс, хотя обошлось без травматических ситуаций, вроде описанных в книге. Роджер рассказал, что однажды группа увидела на шее женщины, вспомнившей, как ее повесили, красные полосы.

Он развлекал нас байками до шести вечера. Я от всей души порадовалась, что на мою историю времени не хватило. Но какая-то часть меня так же сильно возмутилась, что весь оставшийся час мы просто сидели и болтали. Роджер сказал:

– Может, сейчас где-нибудь в России есть более мирный дом.

Его спрашивали, правда ли, что в «мире духа» все всё прощают. Похоже, что чаще всего так и есть. Один клиент, которого сожгли у столба, отыскал Кальвина. Кальвин сказал: «Думаю, я был немного чересчур суров». Другой клиент накричал на Св. Павла за его отношение к женщинам. Св. Павел признался: «Это правда, что я не очень хорошо понимал женщин».

Одна из женщин поведала нам историю, как она работала в приюте для наркоманов (в этой жизни). Она была благочестивой еврейкой и не верила в реинкарнацию. На работу в приют пришел индиец, и она его очень боялась. До такой степени, что начала прятать нож на случай, если он нападет на нее. Однажды после молитвенного собрания она заговорила с ним, и ей стало очень стыдно, потому что он оказался мягким человеком с тихим голосом, убежденным пацифистом и любителем тишины. И однажды он сказал ей:

– Я тебя знаю. В прошлой жизни я убил тебя. Я заколол тебя ножом в спину.

Она ничего не рассказала ему о своем страхе и о том, что прятала ножи, когда он здесь появился.

Этот случай убедил ее в том, что прошлые жизни – это правда.

В шесть часов вечера я пошла в супермаркет, потому что отчаянно нуждалась в чем-нибудь знакомом, привычном и вредном для меня.

Упражнение в воскресенье утром заключалось в том, что мы учились быть проводниками в «возвращениях» друг друга. Нам раздали листы бумаги с подробными инструкциями, как вести человека по его истории. Кроме Роджера, присутствовали четверо квалифицированных ассистентов на случай, если кому-то потребуется помощь.

Основной принцип заключался в том, чтобы спрашивать, что происходит, а не «почему ты здесь?». Вопросы «почему?» мешают ощущениям и возвращают человека обратно. Проводник не должен требовать, чтобы «возвращенный» говорил: «Я думаю, это как-то связано со страхом перед ведьмами, характерным для того века». Мы должны были спрашивать: «Что происходит дальше!», чтобы человек заново смог пережить события, что-нибудь вроде: «Теперь они привязывают меня к стулу» или «они меня утопят». Нам велели давать команды. На вопросы вроде: «Хотите продвинуться еще немного вперед во времени, в комнату пыток?» вряд ли можно получить полные энтузиазма ответы: «О да, с удовольствием!»

Моя партнерша нарисовала картинку, похожую на рекламу отдыха на тихоокеанском острове. Заголовок гласил: «Жизнь в раю». Мне стало ужасно завидно, и я подумала, правильно ли она поняла задание. Я начала задавать ей вопросы, и мне описали теплый песок, пляж, то, как она собирает дары природы, чтобы накормить мужа и ребенка. Просто какая-то волшебная сказка.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Около восемнадцати, и я так счастлива. У меня есть дочь. Мой муж – рыбак.

Интересно, что будет дальше?

– Давайте продвинемся немного вперед, к важному событию, – предложила я. – Один, два, три...

Я не успела задать ей ни одного вопроса. Она уже бежала на пляж – ее ребенок оказался в воде, и она пыталась спасти его, но утонула сама.

– Все вокруг только синее, просвечивающее синее. Я знаю, что не успею добраться до нее вовремя. Я не смогла. – Она лежала на одеяле, и по ее щекам струились слезы.

– Так вы обе умерли? – спросила я. – А ваш муж? Что случилось с ним?

– Мне все разно. Я теперь дух, и я ищу душу моей дочери. Вот она. Она бежит ко мне. Обнимает меня. Так странно – ведь у нас больше нет тел, и все-таки я чувствую, как обнимаю ее. Она говорит, что я не виновата.

Она продолжала тихонько всхлипывать. Я отложила в сторону инструкции и решила, что сама знаю, о чем спросить.

– Вы должны сказать ей еще что-нибудь?

– Да, что мне очень жаль.

Она продолжала разговаривать с дочерью в мире духа, а здесь, на Холлоуэй-роуд, я просто смотрела и ждала. Наконец она договорила и открыла глаза.

– Что-нибудь из этого привязывает вас к сегодняшней жизни? – невинно спросила я.

– Вода. Возможность утонуть. Я этого не осознавала. Я всегда иррационально боялась опустить голову под воду. Так сильно, что даже под душем не могу стоять. О Господи! Я всегда знала, что я слишком заботливая мать и слишком опекаю детей. Разве не странно?

Во время ленча я увидела, что Роджер в одиночестве сидит в приемной. Он ждал «женщину с «Би-Би-Си», которая пришла слишком рано. Ее попросили вернуться к назначенному часу, но она вообще исчезла. Я ухватилась за возможность задать ему свои вопросы, и села рядом. Он угостил меня клубникой.

Я сказала ему, что встреча с ним стала для меня приятным сюрпризом после суровости его книги, и, как подросток-фанат, попросила его расписаться на книге.

– А каким образом со всем этим соотносится Бог? – спросила я, желая выяснить, верит ли он, что за всей этой кармической неразберихой есть и направляющая любовь.

– Все это и есть любовь, – улыбнулся он. – Но я не думаю, что Господь вмешивается сюда. Господь – выше личного.

– А как же тогда монашки, которые посвящают всю свою жизнь молитвам? Или они просто передают миру хорошие вибрации?

– Я когда-то собирался стать священником... – сказал он. – Вы читали Саймона Вейля?

Я не читала.

Тут появилась женщина с «Би-Би-Си».

– Последний вопрос, – взмолилась я.

– Да?

– Правда ли, по вашему мнению, что в этой жизни мы встречаем людей, которых знали в прошлых жизнях?

– Закон духовной вселенной – это закон притяжения. Это мы и имеем в виду, когда говорим о родственных душах.

Тут его увели, а я съела три печенья с джемом и приготовилась к послеобеденному сеансу.

Я лежала на одеяле, а моя партнерша говорила:

– Посмотрите себе на ноги. Во что вы обуты?

– Я босиком. Ноги почернели от грязи и кровоточат. Кажется, у меня какое-то кожное заболевание. Ноги кровоточат, кожа очень сухая и болит. Я вообще больна. Все тело онемело и болит.

– Что вы делаете?

– Я должна приготовить еду, но готовить не из чего. Я разгневана и возмущена – все мужчины ушли и оставили меня с детьми. Я умираю с голоду, я в отчаянии. Я не могу справиться сама. Дела идут все хуже и хуже. Еды не осталось. Я больше не могу.

– Что происходит дальше?

Я увидела, что выхожу на поиски мужчин. Один или двое из них – отцы оставленных со мной детей. Кажется, я ищу целую группу мужчин. Одного из них я люблю, но он всегда обращался со мной плохо.

– Я ищу их.

– Нашли?

– Да. Я умоляю их о помощи, но они презирают меня. Возможно, они относятся ко мне с отвращением из-за кожного заболевания. Они говорят, что я сумасшедшая. Тот, кого я люблю, тащит меня обратно, ухватившись за одежду. Он в бешенстве. Он не бьет меня, но дергает и толкает. Он,– отец одного из моих детей, зачатого без любви. Я не понимаю. Я просто хочу любить его. Я не старая женщина. Мне всего лет тридцать пять, но я сгорбленная и больная.

– Что происходит дальше?

– Он швыряет меня в амбар, к детям, и запирает дверь. Потом все мужчины садятся верхом и уезжают. Я колочу в дверь. Я хочу, чтобы он услышал меня. Чтобы хоть кто-нибудь услышал меня. Я не могу выбраться. Дети плачут.

– Продвинемся немного вперед и посмотрим, что случилось. Один, два, три...

– Я лежу на земле. Я очень ослабла. Я уже несколько дней без воды. Двое детей умерли. Третий стонет, но я ничем не могу ему помочь. Я все еще смотрю на дверь. Не думаю, чтобы они собирались убить нас. Думаю, они рассчитывали, что кто-нибудь придет и выпустит нас. А может быть, они знали, что мы все равно умрем. Но я все еще жду. Я не могу не надеяться.

– Давайте посмотрим, пришел ли кто-нибудь. Продвинемся во времени еще немного вперед.

– Нет, никто не пришел. Я уже умерла. Какое-то время моя душа ждет в теле – вдруг кто-нибудь придет – даже после смерти. Но никого нет. Я думаю, может быть, их всех убили, поэтому отправляюсь на поиски. Из мира духа я вижу, как они все пьют в какой-то таверне. Они вообще про нас не думают. И он не думает, тот, кого я любила. Он ничего не понял.

– Давайте продвинемся еще немного вперед, до его смерти. Видите – теперь он стоит перед вами?

– Он улыбается. Он спрашивает: «Ты сможешь простить меня?». Я в смятении. Я хочу его простить, но даже моя душа не знает, как это сделать.

И тут, всматриваясь внутренним взором в лицо, я поняла, что оно знакомо мне. Улыбка, глаза... я узнала одного американца из своей жизни. Того самого, что ушел от меня, бросил меня. И я растерялась, потому что не понимала, в какой временной зоне нахожусь и с кем разговариваю. Я попыталась вернуться к предыдущей сцене и ответить на вопрос, могу ли я его простить. Я беспомощно стояла перед ним. Было бы так просто сказать эти слова, но я понимала, что этого недостаточно. Он взял меня сексуально, но без любви. Я родила его детей, а он убил меня своим пренебрежением. И детей тоже. Как я могу простить все это?

Я решила, что отложу этот вопрос. Мне требуется помощь. Я завершила упражнение и пошла к Роджеру. Думаю, такие вопросы задают ему каждый день.

– Гм... я стою в духовном мире перед мужчиной, который фактически изнасиловал меня, а потом из-за него я умерла от голода и жажды. Теперь он хочет, чтобы я его простила, и я хочу простить его, но не знаю, как. Можете помочь?

– Нет ничего хорошего в прощении, если ты все еще в гневе. Дайте гневу уйти, только тогда вы сможете простить его. Ключ к состраданию – сопереживание. Вам придется понять, каково это – быть им. Вам придется как следует об этом подумать. Тогда вы сможете его простить.

– Да, доктор Вуглер. Благодарю, доктор Вуглер.

Остальные тоже проживали свои сцены. Скептик-ученый, которого привела сюда сестра, убивал кого-то. Он душил подушку и пронзительно кричал:

– Ты никогда, никогда больше не сделаешь со мной этого!

Я весело подумала, что, несмотря на все его научные возражения, это на него тоже действует. Один из ассистентов внимательно наблюдал за ним, возможно, волнуясь за судьбу подушки.

Я решила не возвращаться назад, просто села рядом со своим проводником, и она небрежно спросила:

– Что-нибудь в этой сцене напоминает вашу теперешнюю жизнь?

Передо мной промелькнула моя жизнь. Мужчины, которые уходили. Отец, оставивший мою мать еще до моего рождения. Мужчины, которых не было рядом, чтобы помочь матери вырастить меня. Мой бывший муж, который бросил меня с маленьким ребенком. И тот, последний, который тоже ушел; тот, кого я просто хотела любить. Тот, который не понял. Мужчины, которых не было! Только вчера утром я больше, чем остальные, переживала из-за того, что в этой комнате всего трое мужчин! Неисправимая порода!

– Гм... да, – признала я.

Потом мы снова сели на подкову из стульев. Роджер включил нам Баха. Потом заговорил:

– Прошлое прошло. Вспоминать прошлые жизни стоит по единственной причине – чтобы оставить их в прошлом. Эти внутренние характеры – все равно что наши комплексы. Всем известно, что у нас полно комплексов, но если мы их не осознали, они берут над нами верх. Если осознали – мы с ними справляемся. Люди пугаются идеи множества личностей, но в каждом из нас много личностей. Во мне живет внутренний монах, который всегда надеется, что Господь обеспечит меня всем необходимым. Мне приходится объяснять ему, что мы живем в двадцатом веке, и я должен иметь счет в банке, но его оптимизм мне нравится. Если вдруг у меня возникают не мои мысли, я понимаю, что это такое. Для того, у кого в этой жизни есть любящая семья, очень важно перестать ощущать себя нелюбимым только потому, что когда-то давно он умер в одиночестве.

В комнате стояла полная тишина. Он говорил мягко.

– Когда я только начал заниматься этим, мой скептический разум спрашивал меня: «Это какая жизнь – теперешняя или предыдущая?» Но потом это стало неважным, и наступила ясность. Стоит признать, что в каждом из нас есть остатки предыдущих инкарнаций, и многое становится понятным. Это ваши частицы, и нужно пригласить их обратно.

Мой собственный скептический разум по-прежнему недоумевал. Та покинутая и умирающая от голода женщина – это реальность из предыдущей жизни, и ее след каким-то образом влияет на мое поведение и ожидания, или же это просто туманная фигура из темного уголка моего сознания, воображаемое создание моего подсознания? Нет никакой возможности получить ответ на этот вопрос, но суть дела не меняется. Опять указание из «Внутреннего Проникновения»: «Используйте все возможное для своего обучения, духовного подъема и роста».

Мне нужно найти возможность утешить эту женщину, накормить ее и объяснить ей, что потерянная любовь на этот раз не будет длиться вечно. И все – за день работы.

Семинар завершился чтением, и одна строчка так подошла к моей истории, что после занятия я ее переписала. Фарид Аттар, «Беседа птиц»:

«У тех, кто ранен любовью, на лице остается след, и должен быть виден шрам. Пусть будет виден и шрам на сердце, потому что по этим шрамам можно узнать тех, кто стоит на тропе любви».