Выйдя из цирка, Эви остановилась около будки предсказателя судьбы, и тот поведал ей, что она в скором времени станет очень богатой.
— Не означает ли это, что ты готова согласиться стать моей женой? — с надеждой спросил Адам.
— Конечно, нет, — ответила Эви, с веселым блеском глаз поддразнивая его. — Это означает, что Бэйли найдет золотую жилу и сделает меня богатой.
— Неужели это действительно так важно для тебя, Эви? — спросил Адам сдержанно.
Эви помолчала несколько секунд, глядя в его помрачневшие глаза.
— Быть богатой? Да. Чтобы стать независимой. Тогда я выйду за тебя, Адам.
Когда на небе появились облака, предвещавшие дождь, они вернулись в кондитерскую. Адам покинул Эви у двери, пообещав, что придет вечером на обед.
Симона все еще возилась на кухне и не желала, чтобы ей мешали. Так как накануне Эви не навещала Калли, она взяла пару яблок и, смеясь, удалилась. Эви вся сияла от счастья, легко, словно газель, прыгая с одной доски на другую. Прохожие поворачивали головы в ее сторону, отвечая улыбками на улыбку.
Однако она перестала улыбаться, когда подошла к конюшне и обнаружила два пустых стойла. Эви бросилась на задний двор с надеждой, что мистер Грейнджер, кузнец, вывел лошадей в загон. Он действительно оказался там, но лошадей не было.
— Мистер Грейнджер, а где Калли и Эквус? Мужчина снял шляпу.
— Мистер Ролинз отправил их на корабле сегодня утром.
Эви не могла поверить, что Адам выполнил свою угрозу и отнял у нее Калли. Особенно после прошедшей ночи. «Неужели эта ночь ничего не значила для него? Зачем я поверила ему?»
С болью в груди, рыдая, она побежала назад в «Первородный грех».
Глава 14
Адам сидел на постели, обхватив голову руками, когда в комнату ворвалась Эви и набросилась на него с упреками:
— Как ты мог, Адам? Как ты мог сделать такое?
Адам был явно озадачен. Он хотел подняться на ноги, но упал на спину, сжимая голову.
— О чем ты говоришь, Эви?
— О Калли. Я говорю о Калли. Неужели тебе доставляет удовольствие причинять мне боль?
— Ради Бога, Эви. Можешь ты взять себя в руки и позволить мне все объяснить?
Эви была слишком рассержена, чтобы слушать его. Все ее сомнения относительно Адама проявились с новой силой.
— Я не хочу слушать твои объяснения. Ты угрожал, что заберешь у меня Калли, и разве может Адам Ролинз не выполнить своих угроз? Мне следовало бы знать это.
На щеке Адама задергалась предательская жилка, он попытался подавить свой гнев, а Эви продолжала ругаться:
— Я думала, что прошедшая ночь что-то значила для тебя. Как глупо было надеяться, что ты можешь измениться.
Обиженный и раздраженный Адам старался говорить спокойно:
— Можем мы обсудить это позднее, Эви? У меня ужасно болит голова. Я только что выставил пьяного старателя, и тот ударил меня по голове рукояткой своего кайла.
— Твое счастье, что это была не я, тогда бы ты получил удар другим концом кайла.
Несмотря на боль в голове, Адам не удержался от смеха. Уж Эви-то выполнила бы свою угрозу, можно не сомневаться.
— Ты права только в одном, Эви. Я не изменился. Я никогда не заключаю сделки и не иду на компромиссы в постели. Ты напрасно потеряла время, если пришла сюда прошлой ночью с этой целью. Женщины, которые ищут выгоду в постели, имеют определенное название, но я не решаюсь произнести его.
Адам хотел лишь слегка пожурить Эви, чтобы попытаться погасить ее гнев. Однако его слова произвели обратный эффект, потому что он коснулся самой больной темы.
— Как ты смеешь? За кого ты меня принимаешь? Я пришла сюда прошлой ночью, потому что по глупости на какое-то мгновение вообразила, что люблю тебя. Я доверилась тебе и позволила одурачить.
— Господи, повзрослеешь ли ты хоть когда-нибудь, Эви? Ты беспокоишься не потому, что отдалась мне прошлой ночью. Ты хотела этого так же, как и я. Тебя волнует то, что это доставило тебе наслаждение. Вот в чем истинная причина твоего показного праведного негодования. Прошлой ночью в моих объятиях ты стала настоящей женщиной, поэтому веди себя соответственно и брось эти детские выходки. — Видя, что она уязвлена, он грустно добавил: — Наши отношения будут совсем иными, Эви, если ты станешь мне доверять.
Эви скрестила руки на груди и посмотрела на него:
— Тебе не стоит беспокоиться по поводу наших отношений, Адам, потому что их не будет.
— Эви, я хотел сказать тебе о Калли еще раньше, но ты спала. Гейнджер сообщил, что она ушибла переднюю ногу и начала поджимать ее, поэтому я отправил ее на корабле назад к Уиллу, чтобы тот осмотрел лошадь и полечил, если надо. Вместе с ней я отослал и Эквуса, чтобы Калли не нервничала. Она начинает нервничать, когда его нет рядом. И все это не для того, чтобы наказать тебя.
Адаму не надо было быть психологом, чтобы понять истинные мотивы поведения Эви. Ей было только двенадцать лет, когда она потеряла свою мать, единственного человека в мире, который любил ее. Она должна была кого-то обвинить в этой потере, и жертвой оказался он.
— Эви, я не виноват в смерти твоей матери. Перестань обвинять меня, — мягко сказал Адам. — Она раскрыла рот от неожиданности, а он продолжал: — Я сожалею, что не был добр к твоей матери. Я вел себя как ребенок, меня обуревала ревность, ведь я очень любил отца и он всегда принадлежал только мне. Кажется, я так и не успел сказать ему, как он мне дорог, я не виноват и в его смерти тоже. Невозможно изменить прошлое, и я не могу расплатиться за свои ошибки. Ты должна забыть о них, Эви. В его голосе не было ни мольбы, ни гнева, только отчаянная потребность быть понятым.
— Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Почему ты сомневаешься во мне? Не знаю, как еще убедить тебя в моей любви.
Эви смягчилась. Весь ее гнев пропал, осталось лишь чувство вины и стыда. Его слова звучали так проникновенно, так убедительно. А она… Да, конечно, в памяти живо все — и его слова о ее матери, такие пренебрежительные, и власть, которую он много лет демонстрировал перед ней, но, может быть, и впрямь пора перестать копаться в прошлом и во всех его поступках видеть лишь желание ее унизить?
— Полагаю, моих извинений недостаточно, — сказала она с чувством раскаяния.
— Для этого сейчас самый подходящий момент. — Он боролся с желанием заключить ее в свои объятия.
— Извини, Адам. — Эви подошла и встала над ним. — Мне нужно время, ты должен это понять.
Эви повернулась, чтобы уйти, но Адам протянул руку, пытаясь задержать ее. Она ждала, глядя на него, и с удивлением увидела в его глазах мольбу. Так смотрит раненый олень.
— Давай уедем к себе домой, Эви?
Может быть, так и поступить? Но если она уедет с ним сейчас, ей вскоре все равно придется вернуться сюда из-за каких-нибудь неурядиц между ними. Впрочем, Адам лишь однажды позволил ей убежать, и она знала, что больше он не допустит этого. Теперь она будет принадлежать ему полностью, привязанная гораздо большим количеством незримых нитей, чем прежде.
Адам следил за ее внутренней борьбой, с надеждой ожидая ответа. Эви видела боль в его темных глазах, которые однажды нелепо посчитала безжалостными. Может быть, она и во всем другом ошибается? Может быть, дело в ней самой?
Ей нужно время, чтобы установить истину, прежде чем давать окончательный ответ.
— Сейчас, Адам, мой дом здесь, в Сан-Франциско.
Когда Эви сделала шаг, чтобы уйти, он потянул ее назад. Потеряв равновесие, она упала на него. Адам перевернул ее, и она оказалась под ним. Он поднял голову и нежно обхватил ладонью щеку Эви, с обожанием глядя на нее.
— Неправда, и ты знаешь это. Ты принадлежишь мне. Сколько раз мне повторять, что я люблю тебя, Эви? Почему ты боишься признать, что тоже любишь меня? — хрипло прошептал Адам, приблизив свои губы к ее губам.
Эви хотела сопротивляться, но его теплые губы вызвали взрыв таких чувств, что ей было трудно вымолвить хоть слово. Прикосновение Адама, его близость, запах — все возбуждало ее. И сейчас, в его объятиях, одолеваемая этими соблазнами, Эви почувствовала, что ее кровь, подобно расплавленной лаве, течет по жилам и зажигает ответную страсть.
— Эви, Эви, — хрипло бормотал Адам, зарывшись лицом в ее волосы. Она отвечала ему, и это не было игрой воображения.
Адам посмотрел в ее мерцающие глаза. В их глубине он увидел неприкрытое желание, а ее сочные губы раскрылись, чтобы принять его губы. Да, она хочет его, это несомненно, однако ему нужны были дополнительные подтверждения, прежде чем отважиться на дальнейшие действия. Хотя поводья, которыми он сдерживал себя, были очень тонкими, еще было время, чтобы остановиться, но еще несколько секунд — и он уже не сможет контролировать себя.
— Ты должна сказать мне это, Эви. Должна сказать, — повторял он хриплым голосом.
Она знала, что похожа на мотылька, порхающего вокруг пламени, но поднимающаяся внутри волна заставляла ее отважиться на дьявольский танец.
— Ласкай меня, Адам, — простонала она, обнимая его за шею, и они слились в поцелуе, как путники, которые, истомившись от жажды, наконец нашли источник. Рука Адама дрожала, когда он начал расстегивать пуговицы ее платья. Эви неподвижно лежала, прикованная взглядом его темных горящих глаз. Нащупав край ее платья, он поспешно потянул его вверх. Его руки оставляли за собой горячую полосу, двигаясь вдоль полных бедер к груди. Когда он попытался снять платье через голову, его внезапное содрогание прервало возбуждение Эви, заставлявшее ее лежать неподвижно. Она резко села.
— Твоя голова, Адам… Тебе больно?
— Не имеет значения. — Боль в пояснице была сильнее, чем в голове.
Эви осторожно оттолкнула его. Адам в отчаянии упал на спину на кровать, прикрыв рукой глаза. Она была нужна ему. Сколько можно терпеть эту боль?
— Дай мне посмотреть на твою голову, Адам.
— Я же сказал, что все прекрасно, — проворчал он. «Господи! Не прикасайся ко мне или я не выдержу».
Нервы Адама были напряжены до предела, когда она перебирала пальцами его волосы.
— Проклятие, я же сказал, что все в порядке. Ради Бога, Эви, убери свои руки, или я изнасилую тебя… — Слова застряли у него в горле. Он опустил руку и открыл глаза.
Эви стояла перед ним на коленях. Она уже сняла платье. Пораженный Адам смотрел на ее обнаженные груди. Когда отяжелевший от страсти взгляд Адама переместился на ее лицо, он увидел, что и она наблюдает за ним с соблазнительной улыбкой. Затем Эви провела рукой по его груди к животу и ногам.
Ей понравилось чувствовать свою власть над ним. Осознание этого воспламенило ее еще больше. Она опустила голову, скользя языком по его груди и чувствуя, как все сильнее бьется его сердце.
Неожиданная смена ролей опьянила ее, пробудив веру в свою силу. Эви откинула голову назад, ее стройные ноги раздвинули его бедра, и, прерывисто дыша, она взгромоздилась на него.
С диким рычанием Адам прижал ее к себе, отыскав губами ее торчащие груди.
Темп их движений стал бешеным, когда его губы начали заглатывать соски ее грудей, вызывая острое ощущение в позвоночнике. Грива черных волос беспорядочно рассыпалась по плечам, в то время как Эви страстно откинула голову назад и бешено скакала на нем.
Когда Адам начал извергаться под ней в неудержимых конвульсиях, в ее удовлетворенном крике смешались триумф и восторг.
Сердце Эви билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется. Стараясь восстановить свое дыхание, она с удивлением обнаружила, что вся покрылась потом, а тяжелые веки никак не хотели подниматься. Наконец она медленно подняла их.
На нее смотрели темные глаза Адама. Он был ошеломлен. И Эви догадывалась почему. Она соскользнула с него, протянула руку за платьем и натянула его через голову. Адам продолжал молча лежать, ожидая, когда она заговорит. Он тоже весь блестел от пота.
— Ты можешь простудиться, если будешь так лежать. — Она взяла одеяло, чтобы укрыть его, наклонилась и… Схватив за плечи, Адам притянул ее к себе.
— Теперь мы квиты? — спросил он, и лицо его выражало боль. — Зачем, Эви? Даже постель становится для тебя полем боя, не так ли?
Она встретила его взгляд без раскаяния.
— Я не понимаю, о чем ты?
— Ну конечно.
Ее глаза вспыхнули осуждающе.
— Хорошо, кто начал эту войну, Адам? Адам убрал руки с ее плеч.
— Войну? Почему это должна быть война? Я хочу, чтобы мы просто любили друг друга, Эви. Я хочу доказать, как сильно люблю тебя.
В его голосе чувствовались грусть и какая-то безнадежность.
Все, что произошло между ними, вызывало в Эви тоже чувство пустоты, ее недавние действия казались бессмысленными. На этот раз и впрямь сражение начала она.
— Я виновата, Адам, меня опьянила власть над тобой. Все шесть лет ты пугал меня своим могуществом, и вот теперь Адам Ролинз передо мной — уязвимый и беспомощный.
— Я не виню тебя. — Он приблизил свое лицо к ее лицу, и она увидела отчаяние и страдание в его глазах. — Я понимаю, почему ты поступила так, Эви.
Адам встал и взял свой халат, лежавший на ближайшем стуле. Он подошел к окну и замер, глядя наружу. Эви почувствовала боль в груди при виде его опущенных плеч. Ее долгожданный триумф имел горький привкус.
Затем ее сердце забилось быстрее, в голове мелькнула надежда. Может быть, то, что случилось, было необходимо? Может быть, им обоим требовалось что-то вроде морального очищения?
Она приблизилась к нему и обняла руками за талию.
— Еще не все потеряно, Адам. Обними меня снова.
Адам повернулся к ней. Грусть в его глазах сменилась настороженностью.
— Ты уверена, Эви, что действительно знаешь, чего хочешь?
Глаза ее озорно сверкнули.
— Ты все еще продолжаешь думать за меня, Адам Ролинз? — Губы ее изогнулись в соблазнительной улыбке, когда она вплотную приблизилась к нему, встала на цыпочки и обхватила руками его шею. — Думаю, мы достаточно помучили друг друга сегодня.
Перед ним стояла женщина, которую он всегда безумно жаждал. Женщина, ставшая безумным наваждением в его жизни. Неужели еще существовала надежда?
Он неуверенно изучал ее лицо, а она неотрывно смотрела ему в глаза.
— Что бы там ни было, Эвлин Макгрегор, но это весьма соблазнительное предложение.
Адам привлек ее в свои объятия, зарывшись лицом в душистые шелковистые волосы.
— О Боже, — простонал он, прижимая ее к себе. — Я так долго мечтал об этом мгновении.
Его губы нежно коснулись ее губ, почти нерешительно, как будто он все еще боялся отказа. Губы Эви раскрылись, и все сомнения Адама исчезли в пламени, охватившем его.
Скользнув руками по его поросшей курчавыми волосами груди, Эви развязала пояс его халата и стала с трепетом касаться ладонями и кончиками пальцев его тела.
Адам едва дышал, затем, не в силах больше терпеть, подхватил Эви на руки и понес в постель.
На этот раз между ними не было дуэли. Только настоятельная необходимость любить и доставлять удовольствие друг другу.
Адам нежно покусывал ее шею, спускаясь вниз, а его рука скользила между ее бедер. Эви погрузилась в море эротических ощущений. Он задержался, чтобы поиграть губами с кончиками ее грудей, затем спустился еще ниже, ниже…
Эви едва не потеряла сознание от экстаза, инстинктивно изгибаясь от мучительных прикосновений.
Затем он вошел в бархатистую мягкость, приподняв голову, чтобы снова целовать ее рот, погрузившись языком в сладостную полость. Ее руки обхватили его шею, и она крепко вцепилась в него.
— Именно так должно быть… и всегда будет между нами, — прошептал он.
— Да, да, да, — застонала Эви, когда темп его толчков возрос. Из ее горла вырвалось приглушенное губами Адама всхлипывание.
Прошло несколько минут, прежде чем к ним снова вернулся дар речи. Сплетясь, они наслаждались друг другом. Адам ласково улыбнулся и откинул в сторону пряди волос, прилипших к щеке Эви.
— Я люблю тебя. — Он наклонился и поцеловал ее в губы легким поцелуем, затем лег на спину с удовлетворенной улыбкой.
Глаза Эви затуманились. Она тоже любила его. Теперь уже невозможно более отрицать это. Если существует какая-то вероятность совместного будущего, надо согласиться с этим, потому что реальность важнее всех ее обид в прошлом.
— Я тоже люблю тебя, Адам.
Они дремали в объятиях друг друга, пока Эви внезапно не очнулась, терзаемая угрызениями совести, и быстро вскочила с постели.
— Подсвечники!
— О чем ты? — сонно спросил Адам.
— Я обещала Симоне, что найду несколько подсвечников.
Адам зевнул и снова притянул ее к себе.
— Кажется, у меня было где-то несколько штук. А зачем ей подсвечники? — Теперь он окончательно проснулся.
— Она хочет, чтобы прощальный обед для Бэйли был особенно изысканным. Я должна идти, Адам. Мне надо помогать готовить обед, — слабо запротестовала она в ответ на его возобновившиеся ласки.
Адам поднял голову. Сапфировые глаза его дьявольски блестели.
— Мне нравится мой десерт перед обедом.
К тому времени, когда Эви покинула «Первородный грех», Адам нашел скатерть и подсвечники. Он также обещал принести вино в качестве своего вклада в обед.
Симона как никогда проявила свои замечательные способности кулинарки. Она приготовила луковый суп, куриное фрикасе с рисом и жареными гренками. На десерт — шоколад с кремовой начинкой.
— Держу пари, что этот обед обошелся нам в доход за неделю, но он стоит того, — сказала Эви, когда все откинулись назад насытившись.
Бэйли улыбнулся, принимая эту дань уважения:
— Наверное, я долго буду помнить этот обед. Особенно если учесть, что весь следующий год мне придется питаться бобами и соленой свининой.
Симона покраснела от похвалы и застенчиво взглянула на Сэма. Тот кивнул, соглашаясь, но ничего не сказал. Адам поднял свой бокал с вином:
— Мои похвалы повару. Если когда-нибудь ты захочешь открыть ресторан, Симона, я с удовольствием приду к тебе.
Разговор затронул ту самую тему, о которой думала Эви.
— Сегодня утром, когда я возилась с чаном для купания, мне в голову пришли те же мысли. Почему бы нам не расширить помещение, добавив несколько жилых комнат и небольшой ресторанчик или чайную?
— Идея неплохая, — согласилась Симона.
— Реконструкция может очень дорого стоить, Эви. Строевой лес идет по доллару за фут доски, и даже неквалифицированный рабочий стоит от десяти до двенадцати долларов в день, — предостерег ее Адам.
— Не важно. Если Симона не возражает, я завтра пойду в банк и узнаю, нельзя ли взять деньги взаймы. — Затем весело добавила: — Когда Бэйли найдет золото, мы все станем богатыми и легко вернем долг.
Последнее замечание вызвало взрыв смеха. Сэм оглядел присутствующих и заметил, что Адам не разделяет общего веселья.
Глава 15
На следующее утро на рассвете Бэйли уехал. Прежде чем отбыть, он нарисовал Сэму карту местоположения рудника.
Эви, решившая привести в исполнение свои планы по строительству, с волнением ждала открытия банка. Хайрам Пендергаст, главный управляющий банка, вежливо выслушал ее просьбу. Затем он обратил ее внимание на риск, которому подвергаются две одинокие женщины, пытающиеся начать дело без мужской защиты. Этот довод Эви слышала довольно часто. В конце концов Пендергаст согласился представить ее просьбу на рассмотрение кредитного комитета.
В этот вечер Эви обедала вместе с Адамом в его комнате в казино. Когда они закончили есть, он сказал, что завтра утром уезжает в Сакраменто и не вернется до конца недели.
— В следующую субботу в Сан-Франциско приезжает театр. Эдвин Бут предстанет в «Гамлете». Не хотела бы ты пойти на спектакль?
Эви пришла в восторг.
— Я не видела эту пьесу с тех пор, как покинула Францию.
Адам обнял ее и нежно поцеловал в губы.
— Хочешь, я скажу Кларе, чтобы она упаковала некоторые из твоих платьев? Я могу захватить их с собой, возвращаясь назад. — Его руки ласкали ее плечи. — Я не видел тебя ни в одном из них, кроме двух, с тех пор как приехал в Сан-Франциско.
— И не увидишь, пока мы не закончим переделку дома. Мне сейчас будет не до новых платьев.
Адам нахмурился. Она часто видела такое выражение лица, когда его беспокоило что-то серьезное.
— Эви, почему бы тебе не забыть об этой идее? Выходи за меня замуж, и мы вернемся в Сакраменто.
— Я не могу, Адам. Мне нравится мое дело. Видишь ли, я хочу быть независимой от тебя.
— Неужели это так важно сейчас? — спросил он. — Не знаю, как долго я смогу ездить туда-сюда. Бедный Ричард Грейвс и так пашет за двоих.
— Адам, я еще не готова к браку. Я знаю, что из-за меня ты совсем забросил свои дела. Если надо, возвращайся в Сакраменто. Я приеду навестить тебя, когда смогу. — Эви знала, что заставляет его страдать, но не хотела отказываться от своей мечты. Ей нужно время.
— Нет. Ты вернешься в мой дом уже в качестве моей жены. Теперь это наш дом. Когда-нибудь в нем появятся наши дети. Я не хочу, чтобы это было только местом свиданий. Мне нужна жена, а не любовница. — Выражение его лица было непреклонным.
Эви отошла от него.
— Тебе не следовало приезжать в Сан-Франциско и строить здесь казино. Я не просила тебя, Адам. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя виноватой.
— Как же еще я мог увидеть тебя, Эви? Кроме того, оказалось, что это очень выгодное вложение денег. Грейвс пытается найти порядочного человека, чтобы тот управлял заведением, работая на меня.
— Это была бы вполне подходящая работа для Бэйли, — решила Эви, радуясь, что разговор перешел на более безопасную тему.
— Милая, Бэйли из тех, кто хочет быть свободным, чтобы искать в Эльдорадо, Офире и где угодно призрачную мечту. Он похож на Ясона, ищущего золотое руно. Привязать его к какому-то делу — все равно что обрезать птице крылья. — Лицо Адама сделалось мрачным. — Я должен кое-что рассказать тебе о Бэйли.
Эви увидела, что настроение Адама резко изменилось, и предприняла нехитрую уловку, обвив руками его шею.
— Давай не будем спорить и обсуждать Бэйли Монтгомери в этот последний вечер перед расставанием.
Адам расслабился и прижался носом к ее шее.
— Ты уверена, что мне не следует привезти тебе хотя бы пару платьев?
Эви откинулась назад и посмотрела на него, восхитительно надув губы.
— Разве тебе не нравятся те платья, что я ношу? Он улыбнулся. Руки его были теплыми и возбуждающими, когда он начал стягивать платье с ее плеч.
— Это очень хорошенькое, дорогая, но лучше, когда ты без него, — прошептал он, и его губы прижались к ее губам.
— Я должна найти новый наряд, чтобы удивить его, — сказала Эви, разглядывая вместе с Симоной на следующий день одежду в витрине магазина. Выбранное ими платье было из черного атласа, обильно украшенное лентами и оборками.
— Все, что мы видели, выглядит так, как будто сделано для… «ночных леди».
— Ты имеешь в виду проституток? Продолжай, Симона, договаривай. Ты боишься, что я стану похожа на такую женщину, когда надену его, — мрачно сказала Эви. — Ну а если я смогу его переделать? Все-таки оно более сносное, чем остальные.
Симона еще раз с сомнением посмотрела на платье.
— Не знаю, дорогая. Оно слишком кричащее, тебе не кажется?
— Ну, по крайней мере оно не красное, и на том спасибо. Поверь, приличнее здесь нет.
Эви взяла подругу за руку и потянула в магазин. Продавец удивленно поднял брови, когда Эви сообщила ему, что хочет купить платье. В дополнение к нему она купила также пару черных чулок, кружевные перчатки и лакированные туфли.
Симона выбрала для волос Эви белый плюмаж, убедив ее, что это необходимо.
Очутившись дома, Эви примерила новое платье.
— Оно, несомненно, идет тебе, — сказала Симона, отрезая ряды черных шифоновых и бархатных лент. Затем убрала оборки из белого тюля, окаймлявшие кромку платья и вырез декольте. Две бретельки из того же материала постигла та же участь.
Теперь атласное платье было полностью лишено украшений и облегало чувственные изгибы тела Эви, словно перчатка.
— Но я не могу носить его на людях, — растерянно сказала Эви. — Оно просто шокирует.
Несколько ярдов шифона лежало горой на полу. Симона поставила греть утюг на плиту, в то время как Эви взяла иголку с ниткой и занялась отделкой. Через несколько минут тонкий материал был готов для глаженья. Затем Симона приметала его к верхней части платья, соорудив большой кружевной воротник. Эффект был потрясающий.
— Я зачешу твои волосы кверху, кроме того, с перчатками по локоть и с плюмажем ты будешь выглядеть просто восхитительно, дорогая.
Эви осторожно посмотрела на свое отражение в зеркале.
— А ты не думаешь, что я буду выглядеть слишком скандально без турнюра?
— Мне кажется, ты вызовешь зависть у всех местных дам, — уверила ее Симона. — Возможно, даже станешь законодательницей новой моды.
— Сомневаюсь, — усмехнулась Эви. — А может быть, ты пойдешь вместе с нами, Симона? Адам сказал, что он и тебя приглашает.
— Нет, нет, дорогая. Наслаждайтесь вдвоем. Сэм собирается научить меня карточной игре под названием «монти».
— Боюсь, он развратит тебя. — Эви захихикала. — Может быть, мне лучше остаться дома и понаблюдать за вами?
В следующий субботний вечер Эви нарядилась с особой тщательностью, готовясь к встрече с Адамом. Симона заколола ей волосы кверху и прикрепила белый плюмаж. Шею Эви украшала резная камея на черной бархатной ленте, принадлежавшая ее матери. Что и говорить, Эви выглядела очень элегантно и изысканно.
— Я тебе покажу, — произнесла она угрожающе, мазнув за каждым ухом несколькими каплями из скудных запасов французских духов. — Разумеется, запах корицы! — Она добавила каплю на шею. — Посмотрим, как вам понравится это, мистер Ролинз.
Эви взяла белую шаль и накинула на одно плечо. Затем повернулась к зеркалу для последнего осмотра. Ее сердце взволнованно билось, и фиалковые глаза сверкали в предвкушении необычного вечера. Она не видела Адама пять дней, но чувствовала себя так, как будто шла на первое свидание.
Эви поспешила вниз, на кухню, где Симона и Сэм о чем-то тихо разговаривали.
— Как я выгляжу? — спросила Эви, поворачиваясь так, чтобы они могли видеть ее со всех сторон.
— Потрясающе, дорогая. — Симона вся сияла. Ей казалось, что Эви никогда не выглядела прелестнее, чем сейчас, и дело было не только в элегантном платье — ее лицо освещал какой-то внутренний свет.
Сэм смотрел на нее с явным восхищением, но и некоторой опаской. Бедный человек должен держаться подальше от такой женщины.
— Вы уверены, что сегодня вечером вам не потребуется телохранитель?
— Нет. Я ведь буду с Адамом.
— Именно это я имею в виду, — сухо сказал Сэм. Эви покраснела, поняв его намек. В этот момент в кондитерскую вошел Адам. При виде Эви он застыл на месте и издал низкий протяжный свист, отчего она еще больше покраснела.
— Я думала, на тебе сегодня не будет ничего красного, дорогая, — насмешливо сказала Симона.
— Если вы все трое не прекратите издеваться надо мной, я никуда не пойду, — предупредила Эви.
— Означает ли это, что ты останешься со мной на весь вечер? — усмехнувшись, спросил Адам.
— Конечно, нет, — ответила она. — Это означает, что я сейчас повернусь и уйду наверх до конца вечера.
— В таком случае вашу руку, леди. — Он взял ее под руку. Когда они уходили, Адам повернулся и подмигнул Симоне: — Не жди ее скоро. Думаю, она вернется очень поздно ночью.
После их ухода на лице Симоны еще долго блуждала улыбка. Сэм сидел, незаметно восхищаясь ею. Он знал, что она не догадывается, как радость за других преобразует ее черты. Сердце Сэма всегда начинало биться быстрее в присутствии Симоны, и он решил подумать об этом в ближайшее время.
По натуре Сэм Монтгомери был скорее флегматиком. Из-за своего происхождения он вынужден был всю жизнь находиться вне общества и давно привык к этому, оставаясь бесстрастным и равнодушным к тем, кто окружал его.
Мастерское владение шестизарядным револьвером позволило ему найти свою нишу в лицемерном обществе, которое, с одной стороны, высоко ценило его умение, а с другой — обращалось с ним, метисом, как с отверженным. Сэм был реалистом и никогда не тратил времени на то, что не мог изменить.
Однако доброта этой женщины оставила глубокий след в его сердце.
Симона подошла к столу и начала месить тесто.
— Я никогда не видел тебя в модном платье, — сказал Сэм.
Симона покраснела, стараясь не встречаться с его взглядом.
— Такой женщине, как я, не нужны модные платья, — бросила она непринужденно, в то время как чувства испытывала иные. Невысказанным осталось то, что у нее никогда не было мужчины, ради которого можно было красиво одеваться.
Симона избегала смотреть на Сэма, боясь, что мужчина поймет то, что она сама тщательно скрывала. Она полюбила его и знала, что этот факт приведет его в замешательство. Он может уехать, и тогда она потеряет возможность быть рядом.
— Что ты имеешь в виду, говоря «такая женщина, как я»?
— О, это просто слова, — быстро ответила она. Она бросила на него скрытный взгляд, опасаясь, что уже сказала слишком много.
— И все-таки мне хотелось бы понять, — настаивал Сэм.
— О, Сэм, неужели зрение обманывает тебя? Разве ты не можешь отличить слойку с кремом от прокисшего теста?
— Зачем ты унижаешь себя, мышка? Ты можешь предложить мужчине гораздо больше, чем любая женщина из тех, что я встречал прежде. Однажды в твоей жизни появится настоящий мужчина, который сможет разглядеть это.
«Настоящий мужчина, — подумала она. — Но не ты, Сэм. Это ты хочешь сказать мне? — Сердце ее упало. — О Боже! Он догадался о моих чувствах и теперь старается быть добрым, чтобы не обидеть».
— Почему ты только что назвал меня мышкой?
— Потому что это очень подходит к тебе. Ты напоминаешь мне одинокую мышку. Маленькую и пугливую. Прячущуюся в тени, чтобы как-то выжить. Терзаемую как орлами, так и змеями.