Глава 22

Дверь спальни раскололась надвое. Эмили оглушительно закричала, вскочила, судорожно прижав простыню к груди. В дверном проеме показалась высокая мужская фигура. Ударом ноги отбросив в сторону половинки двери, незнакомец широкими шагами вошел в комнату. Длинный черный плащ ниспадал до самого пола.

— Кто?.. Кто вы такой?

Мужчина шагнул ближе. В неверном свете Эмили увидела темные волосы, спадающие на плечи из-под красной повязки, завязанной на затылке. В ушах сверкали золотые кольца, левый глаз скрывала повязка, губ не было видно под пышными темными усами.

— Кого вам надо? — крикнула она, еще крепче прижимая к себе простыню.

— Хм, леди, кого, кроме вас?

Развязав плащ, незнакомец отбросил его в сторону с грацией матадора. Под плащом на нем оказалась белая шелковая рубашка, завязанная узлом на животе. Грудь в вырезе рубашки была покрыта темными волосами. Широкий пояс поддерживал черные брюки в обтяжку. Ее взгляд на мгновение задержался на интригующей выпуклости в месте соединения ног, затем опустился ниже, к мускулистым ногам, коленям и высоким ботинкам.

— Вы хотите сказать, что собираетесь изнасиловать меня? — пролепетала Эмили дрожащим голосом.

— Ах, это будет восхитительное насилие, любовь моя!

— Вы говорите совсем как моя подруга Роза, — заявила девушка, вновь обретая самообладание. — Это совершенно несовместимые вещи. Насилие означает разрушительное действие, направленное против чьей-то воли; с другой стороны, восхищение — это чувство небесного блаженства. Таким образом, насилие не может быть восхитительным…

— Ладно, ладно, в сторону все рассуждения! — прорычал незнакомец. Затем его голос смягчился и стал проникновенным: — Ах, моя дорогая, если я не умыкну вас на свой корабль, вы никогда не узнаете этого блаженства. Мы будем бороздить моря и океаны, днем грабить порты, а ночью… Ах, эти ночи, любовь моя! Они будут наполнены бесконечной, безумной страстью!

— Грабить? Вы пират?

— Конечно. Чем еще я могу заниматься в таком костюме, если к тому же у меня в ухе сверкает золотое кольцо?

— Я думала, что вы Джош. Только он один всегда врывается в мои сны. Вы что, в самом деле предлагаете мне заняться грабежом?! Я в жизни ничего не крала.

— Слухи утверждают, что вы украли деньги у своего отца, дорогая Эмили.

— Во-первых, мистер Пират, я для вас вовсе не дорогая Эмили! А во-вторых, как я устала слышать эту наглую ложь, которую выдумал мой отец! И вот меня заставляют выслушивать ее вновь и вновь. Я не взяла в его доме ни одной вещи, которая бы мне не принадлежала.

Брови незнакомца полезли на лоб от изумления, а сапфирово-голубые глаза расширились.

— Так-таки и ложь? А как насчет награбленного добра, которое вы стянули у милашки Маккензи?

— Награбленное добро? Я никого не грабила… — У Эмили по спине пробежали мурашки. — Вы имеете в виду его значок агентства Пинкертона? Надеюсь, вы не считаете этот идиотский значок добром?

Он снова сдвинул брови.

— Взяли тайком и втихомолку. И какими словами это ни называй, дорогая, но это грабеж.

— Ладно, оставим это. Однако я не хочу с вами никуда идти, так что убирайтесь отсюда, иначе я буду кричать.

Плотоядно усмехнувшись, мужчина присел на край кровати, повалил Эмили на спину и наклонился над ней так низко, что она почувствовала на своем лице его дыхание.

— Вы меня уговорили.

Он раскрыл губы девушки властным, умопомрачительным поцелуем, который не оставлял ей и проблеска надежды на сопротивление. Она задрожала от возбуждения: его поцелуи стали спускаться по ее шее, ниже, еще ниже. Прервав ласки, пират спустил с плеч Эмили платье.

— Никаких криков, дорогая? — спросил он, нежно проводя пальцем по розовым выпуклостям ее обнаженных грудей.

— Вы бессовестный мерзавец!

Девушка чуть не задохнулась, когда его влажный рот покрыл один из трепещущих бутонов, заставив ее содрогнуться от изысканного эротического наслаждения.

Приподняв голову, чтобы бросить на Эмили оценивающий взгляд, незнакомец спросил:

— И вы продолжаете утверждать, что вам не нравится, что я с вами делаю?

— Какая разница, нравится мне или нет? Все равно я не переменю своего решения и не пойду с вами.

Он снова опустил голову. Его язык заиграл се сосками, и острое наслаждение стало мучительным.

— О! Умоляю вас, не надо, остановитесь!

Сжав ее грудь в своих ладонях, мужчина взял в рот сосок и стал сосать, как грудной младенец. Застонав, Эмили закрыла глаза, корчась от этого восхитительного насилия.

— Вы самый безжалостный пират, разбойник, насильник! Так мучить меня! У меня больше нет сил сопротивляться вам.

В ярко-голубых глазах незнакомца мелькнула насмешка:

— Нет сил или нет желания, дорогая леди?

— Называйте это как хотите. Все равно вы не обращаете внимания на мои слова.

Вдруг он отпустил ее и сел.

— К сожалению, время кончилось. Мы должны торопиться, иначе мы пропустим прилив. Нравится вам это или нет, но вы пойдете со мной, Эмили.

Пират схватил наволочку, натянул ей на голову и поднял Эмили на руки. Она колотила руками и извивалась, пытаясь освободиться, но чем больше она сопротивлялась, тем сильнее затягивались веревки.

— Оставьте меня в покое! Я не хочу никуда идти с вами! Вы меня слышите? Я не хочу идти с вами!!!

— Да, я вас слышу. И весь вагон тоже вас слышит. Может быть, вы все-таки успокоитесь?

Эмили открыла глаза. Ее распущенные волосы спутались и закрыли ей лицо и рот. Откинув их назад, девушка увидела, что Джош смотрит на нее с раздражением. Взгляд его благодаря синяку под левым глазом казался просто свирепым.

— Великий Боже, Эмили, весь вагон на вас смотрит! Почему вам так нравится устраивать представления? Это уже давно не срабатывает.

— Я вовсе не собиралась устраивать представления. Мне снился сон.

— Вам снился сон, очень хорошо. И в нем вы собирались от меня сбежать? — поднялся и взял ее саквояж. — Поезд прибывает в Уинслоу через несколько минут. Я предлагаю вам что-нибудь сделать с вашими волосами. Даже если вы наденете этот ужасный чепчик, и то будет лучше.

— Это не чепчик, а шляпка! — ответила девушка, вырывая у него из рук свой саквояж. — И, смею утверждать, она гораздо лучше того недоразумения, что вы изволите носить у себя на голове.

Сжав зубы, Эмили вынула из саквояжа щетку для волос и шпильки. Поспешно заколов волосы, она поправила поникшие искусственные цветы и водрузила на голову свою многострадальную соломенную шляпку. Затем она откинулась на спинку дивана, положила руки на колени и стала ждать остановки.

Сойдя с поезда, девушка огляделась. В Уинслоу ничего не изменилось. Ей просто не верилось, что всего лишь несколько дней назад она сошла с такого же поезда и впервые увидела этот город. Даже странно было, что невероятные события последних дней произошли именно с ней.

После краткого разговора с железнодорожником в билетной кассе Джош заплатил за проезд, и носильщик поднял их багаж.

«Он, кажется, очень доволен собой», — подумала Эмили, глядя на детектива, который направлялся к ней с билетами в руках.

— Все прекрасно складывается. Поезд прибывает через полтора часа.

— Послушайте, Маккензи, а вы когда-нибудь кормите своих пленников?

— Я как раз собирался вам это предложить. Сейчас мы пойдем в ресторан Гарви. — Он крепко взял девушку за руку. — Не думаю, что шериф Чарли Боуз сильно обрадуется, если еще раз увидит нас в своем заведении.

— Просто уму непостижимо, как сильно отличаются рестораны Гарви от всех остальных ресторанов, которые есть на Западе, — заметила Эмили чуть позже, когда они уже сидели за столиком. Отправив в рот последний кусочек нежного и ароматного яичного суфле, она с восхищением огляделась вокруг, наслаждаясь роскошью ослепительно белых скатертей и всего убранства ресторана.

Пока они ели, подошел поезд. Ресторан теперь был полон пассажирами, которые с аппетитом поедали свой завтрак — Симпатичные официантки с приветливыми улыбками, облаченные в аккуратные форменные платья «Гарви герлз», сновали взад и вперед, обслуживая клиентов. К их столику тоже подошла официантка и убрала пустую тарелку.

— Хотите еще чашечку чая, мэм?

— Нет, благодарю вас. Все было очень вкусно, — задумчиво ответила Эмили. У нее стало тяжело на сердце, когда она вспомнила, как всего лишь неделю назад она тоже была «Гарви герлз».

— Если вы закончили, мы можем идти, — сказал Джош. Эмили глубоко вздохнула:

— Не думаю, что мне удастся заставить вас переменить свое решение.

— Не тратьте времени понапрасну. Если не я сделаю это, то сделает кто-нибудь другой, и в конце концов вы все равно вернетесь домой. Если то, что вы утверждаете, соответствует действительности, вы сможете легко доказать свое право на эти деньги. А поскольку ваш возраст гарантирует вам самостоятельность, то, если вы докажете свою невиновность, ваш отец не сможет силой держать вас взаперти.

Эмили нетерпеливо отбросила салфетку.

— Вы так ничего и не поняли, Маккензи. Мой отец властный и влиятельный человек. Ему даже нет нужды подкупать окружающих его людей и партнеров по бизнесу, чтобы проворачивать дела. Вы очень наивны, если думаете, что президент какого-нибудь банка пойдет на риск, доказывая мою невиновность, чтобы после этого потерять расположение Хайрема Лоуренса. Для него это будет равносильно финансовой смерти.

— Даже если это так, я не могу поверить, что ваш собственный отец захочет запрятать вас в тюрьму.

— Я и не говорила, что он так сделает. Я уверена, что он любит меня, но по-своему, очень своеобразно и деспотично. И это чувство отнюдь не означает, что он намерен давать мне свободу. В его планы входит выдать меня замуж за одного из женоподобных прихлебателей, которые толпами увиваются вокруг него, лаская его непомерное самолюбие. Он мечтает, чтобы я родила ему наследника, который будет продолжать дело своего блистательного дедушки Хайрема Бертрама Лоуренса.

— Хорошенькая перспектива, — пробормотал Джош.

— Единственной причиной, по которой мне удалось сбежать от него, было то, что он не ожидал, что я на это способна. Но если я снова окажусь у него в руках, то уверена: он не будет больше спускать с меня глаз.

— Это ваша версия событий. Мне же сообщили нечто совершенно другое. И если дело даже не касается воровства, это не имеет ничего общего с моим бизнесом. Мне заплатили, чтобы я нашел вас и вернул обратно.

— Служба и честь прежде всего, не так ли, детектив Маккензи? — горько спросила Эмили. — Простите меня, но никак не ожидала, что в груди наемного охотника могут таиться столь благородные чувства.

Джош поднялся из-за стола, его лицо было непроницаемо.

— Пора отправляться, мисс Лоуренс.

Эмили долгим взглядом посмотрела в его сапфировые глаза, потом встала, и они вышли из ресторана.

Снаружи крики носильщиков и кондукторов заглушали гудок паровоза, который призывал пассажиров занять свои места.

На вокзале Джош послал телеграмму в свое агентство, и после короткого разговора с проводником они пошли к поезду. Проводник провел их в пульмановский спальный вагон с отдельными купе.

— Поезд скоро отправляется, сэр, — сказал он, ставя на полку их багаж. — Если вы и миссис будете в чем-то нуждаться, спросите Джеба.

— Спасибо, Джеб, — поблагодарил его Джош, закрыл дверь и запер ее на ключ.

— Отдельное купе, — отметила Эмили. — Похоже на то, что в скором времени вы собираетесь разбогатеть, Маккензи. Надо было Розе обратить на вас внимание. Она все время высматривала себе богатого мужа.

— Да, я не ограничиваю себя в средствах, и, наверное, вам будет приятно узнать, что за все это платит ваш отец. После публичных сцен, которые уверили меня в том, что вы по-прежнему не, оставляете надежд сбежать от меня, я решил, что так будет лучше. Хотя это несколько дороже, но, во всяком случае, можно быть уверенным, что вся остальная поездка пройдет без приключений.

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что я буду сидеть в этом тесном купе наедине с вами все оставшиеся дни?

— Именно это я и собираюсь сделать. Вам это может нравиться или нет, как хотите. Но, мисс Лоуренс, это именно то, что я собираюсь сделать.

О! Как он ее бесит! Каждый раз, когда Эмили расслаблялась до такой степени, что уже была готова поверить ему и снять оборону, Джош показывал свое настоящее лицо — лицо законника, наемного охотника, змеи, притаившейся в траве.

Эмили уселась на диван, барабаня пальцами по столику. Ей необходимо придумать, как выпутаться из этой ситуации. Она ни за что не сдастся без борьбы. «Если очень сильно захотеть, то из любой ситуации можно найти выход», — напомнила она себе. А такое сильное желание у нее было!

Джош снял пиджак и повесил его на вешалку. Затем ослабил галстук, закатал до локтей рукава рубашки и вытащил из кармана пальто свернутую газету. Он сел напротив девушки на диван и спрятал лицо за газетой.

Эмили сидела, задумавшись, пока детектив через некоторое время не опустил газету.

— Вы хотите, чтобы я сошел с ума от этого барабанного боя?

— О, это вас беспокоит, Маккензи? Простите великодушно.

И она еще сильнее забарабанила пальцами по столику. Это вызвало у него усмешку.

— Если вы не пожалеете свои нежные пальчики, мисс Лоуренс, они быстро потеряют чувствительность и не будут годиться на то, чтобы незаметно залезать в карман вашего папочки.

И лицо его снова скрылось за газетой.

Эмили посидела еще несколько минут, разглядывая через стол поднятую газету, затем встала и сняла шляпку. Беглый взгляд в зеркало напомнил ей о необходимости привести в порядок свои волосы. Вздохнув, она придвинула к себе саквояж и вытащила шпильки.

К тому времени как девушка привела себя в порядок и уложила волосы, поезд был уже далеко от станции. Джош все еще был погружен в чтение.

Вернувшись на место, Эмили откинулась на спинку дивана и принялась смотреть в окно на проплывающие мимо ландшафты.

До Лонг-Айленда предстоял долгий путь.

Джош готов был поклясться, что слышит, как в прелестной головке Эмили роятся мысли. Он пытался понять, что написано в газете, но не мог вспомнить ни одного слова из того, что успел прочесть. Присутствие Эмили не давало ему сосредоточиться. Она, казалось, заполняла все пространство маленького купе. Что за изысканное мучение: смесь запаха лаванды и аромата соблазнительной женщины! Если бы он научился разливать эту смесь по бутылкам, то умер бы богачом.

Слегка опустив край газеты, чтобы можно было незаметно подглядывать за пленницей, Джош стал смотреть, как девушка возится со своими волосами. В течение многих дней он боролся с искушением зарыться лицом в эту пышную золотистую массу солнечного света, ощутить под своими пальцами струящиеся шелковистые пряди.

От этой мысли пальцы у него зачесались, и газетная бумага зашуршала, когда он инстинктивно сжал руки в кулаки.

Несмотря на безмятежное выражение лица, — Эмили была преисполнена непоколебимой решимости сбежать. Ей было ясно, что борьба между ними далеко не кончена и ни о каком перемирии не может быть и речи. Борьба продолжается. Она доведет войну до победного конца, не будь она Эмили Лоуренс!

Через несколько дней все будет кончено. Джош, наученный горьким опытом, был слишком предусмотрителен, чтобы уже сейчас праздновать победу. Он не собирается складывать оружие. Конец слишком близок, чтобы позволить себе расслабиться и сбить себя с толку романтическими фантазиями.

Джошу хотелось многое сказать Эмили. Он даже готов был признаться, что находится на ее стороне. Он будет стоять рядом с девушкой и поможет ей объясниться с отцом. Джош надеялся, что она не лжет насчет денег. Потому что если это не так, то он не представлял, как их вернуть обратно. И вообще, много ли их у нее осталось? Вряд ли она могла растратить все, но ведь она работала за такую смехотворную сумму в месяц — семнадцать долларов пятьдесят центов! Да и не похоже на то, чтобы эта женщина сидела на мешке ворованных денег, иначе она не трудилась бы от зари до зари… Но что Джош знал теперь наверняка, так это то, что она проникла ему в кровь. Он уже не может просто так привезти ее на порог отцовского дома и бросить, как мешок с зерном, а потом повернуться и уйти.

Но сейчас он не собирался ослаблять бдительность. Джош не хотел, чтобы Эмили догадалась о его намерениях. Если она почувствует его уязвимость, то сразу же использует это и обязательно попытается сбежать.

О, у него свои собственные планы насчет обожаемой мисс Лоуренс. Такую женщину грешно упускать из рук.

Но прежде этого… До Лонг-Айленда предстоял еще долгий путь.

Глава 23

Когда Эмили наконец привела себя в порядок настолько, чтобы в ближайшее время больше не беспокоиться о своей внешности, она позволила себе насладиться видами, проплывающими за окном. Высокие шпили из красноватого камня и причудливые обрывы гор величественно вырисовывались на фоне лазурного неба. Глазом не успеешь моргнуть, как склоняющееся к горизонту солнце углубит черные тени, скалы станут золотыми, и тогда вся картина будет напоминать огромный холст, написанный красками терракотовых тонов, слишком блестящий и сверкающий, чтобы быть настоящим.

В Альбукерке поезд делал остановку для ленча, но когда настало время занимать места, кондуктор неожиданно объявил, что отправление поезда откладывается на два часа из-за непредвиденного ремонта котла.

Несмотря на то что за последние дни Эмили прошла пешком столько, сколько ей не удалось пройти за всю предыдущую жизнь, она с облегчением согласилась, когда Джош предложил ей пойти прогуляться по городу. Сидеть запертой с ним в крошечной клетке купе было для нее невыносимо. Слишком волнующим было его неизменное присутствие напротив нее через столик купе. Эмили хорошо осознавала опасность, подстерегающую ее в этом маленьком помещении. Ей не помогало, даже когда она без конца напоминала себе, что этот человек разрушает ее жизнь, все равно его присутствие неизменно возбуждало ее. — И несмотря на то что девушка все время подогревала в себе мысль о том, что ждет ее впереди, Джош всегда будет у нее на первом месте.

Они медленно пошли прочь от вокзала. С каждым шагом, отдаляющим их от поезда, им становилось спокойнее и комфортнее друг с другом. К тому времени, когда они дошли до рыночной площади, напряжение между ними почти исчезло. Они смеялись и наслаждались видами старого города с его разноцветными кирпичными домами, вигвамами и признаками западной цивилизации — ковбоями в тяжелых грубых башмаках и неизменных шляпах.

Несмотря на то что они только что вышли из-за стола, оба не могли удержаться и остановились возле старушки, которая готовила маисовые лепешки. Эмили и Джош съели по Лепешке, потом пошли дальше по базару. В стороне сидела на земле, поджав под себя ноги, старая индианка, а рядом лежало одеяло, на котором были разложены бирюзовые и серебряные вещицы. Джош купил Эмили прелестную брошку, и когда он прикалывал ее к платью девушки на груди, они пристально посмотрели друг другу в глаза.

— Мой отец оплатил и это? — спросила она его еле слышно.

— Нет, — просто ответил он, не отводя глаз.

«Наверное, так ведут себя влюбленные», — подумала Эмили. И на несколько драгоценных мгновений она и в самом деле почувствовала, что они двое юных влюбленных, а не непримиримые соперники.

Колокольный звон, донесшийся до них со стороны церкви, напомнил им о времени.

— Пожалуй, нам лучше вернуться к поезду, — сказал Джош. — А то он уедет без нас.

Она взглянула на него. И заметила в его глазах то же сожаление, которое испытывала и сама: каникулы кончились, и суровая реальность окружающего мира снова наступает на них.

— Это будет просто ужасно, если поезд уйдет без нас, не так ли, детектив Маккензи?

Джош не ответил, и они повернули назад к вокзалу.

— Какой интересный город, — заметила Эмили, когда они шли к станции. — Очаровательная смесь испанской, индейской и английской культур.

— Думаю, эти слова справедливы для большинства городков этой местности. Над этим развевались один за другим четыре флага, с тех пор как его основали: испанский, мексиканский, флаг Соединенных Штатов и даже, ненадолго во время Гражданской войны, флаг Конфедерации.

Вскоре после того, как они заняли свои места, паровоз дал предупреждающий свисток, созывающий отставших пассажиров.

— Все на месте, — объявил кондуктор, и через несколько минут поезд с пыхтением покинул город.

Поезд бежал по рельсам, пересекающим пустынное плато. На западе возвышались горы Сандиа. Эмили встрепенулась, увидев в окно нескольких ковбоев, пасущих стадо быков.

— Вы когда-то были ковбоем, Джош?

— Конечно. В Техасе это справедливо по отношению к большинству мужчин. Когда мужчины уходили на войну, они отпускали свои стада, потому что женщины не могли бы заботиться о них и о земле тоже, Почти пять лет стада паслись на свободе, пока оставшиеся в живых мужчины не вернулись с войны.

— А что случилось, когда мужчины вернулись обратно?

— Пока стада бродили на свободе в зарослях, они сильно размножились. Если на скотине не было клейма, корову никто не мог брать. Поэтому мужчины согнали скот в стада и сделались ковбоями. За годы, которые прошли с тех пор, техасские ковбои перегнали четыре миллиона молодых бычков из Рио-Гранде в Скалистые горы.