Здесь же были сообщения типа «ПРИШЕЛЕЦ С ДРУГОЙ ПЛАНЕТЫ ИЩЕТ КОМПЕТЕНТНОГО ФИЗИКА ДЛЯ ПОЛНОГО РЕМОНТА ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА. БЕЗ ЗНАНИЯ ГЕОМАГНИТНОЙ ИНДУКЦИИ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ». Были также сообщения типа «БОЖЕ, ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ПОКИНУЛ?». Были также сообщения, содержавшие загадочные цитаты из Гинсберга, «Grateful Dead», Эрло Гатри и Шекспира. А также были сообщения от загадочного Доктора Бенвея и его таинственной Интерзоны.
Доктор Бенвей, персонаж из «Обнаженного ужина», был «манипулятором и координатором символьных систем, экспертом по всем фазам и видам допросов, промыванию мозгов и управлению» — без разницы. Кто бы ни был этим сумашедшим пользователем, он занимался тем, что преобразовывал биты в системе хранения информации внутри XDS-940 в нервные длинные речи, перебрасывался комментариями, пронизанными необъяснимыми видениями, призывами к вооруженной революции и смелыми предсказаниями повсеместного проникновения «Большого Брата», которое иронически описывалось терминами компьютерной технологии в стиле оруэлловского 1984 года в радикальной и фантастической манере. Каждое его сообщение начиналось словами «Бенвей был здесь, дневной путешественник по пескам этой плодородной базы данных». Бенвэй был не единственным, кому такие странные личности как хакеры помогли раскрыться. Компьютер имел бесконечное расширение нашего собственного воображения, беспристрастного зеркала, в котором вы могли бы увидеть любой автопортрет, который бы вы хотели иметь. Вне зависимости оттого, что вы написали, единственное, что несло ваше сообщение — это следы вашего воображения. Тот факт, что нехакеры увлекались этими идеями, показывал, что широкое присутствие компьютеров в доступных местах может быть толчком для социальных изменений, шансом видеть возможности, которые предлагались новой технологией.
Ли позднее называл это «прозрением, открытием глаз. Это было похоже на то же самое что я испытывал, когда я работал в организациях „Движение За Право Свободно Говорить“ и „Парк Людей“. Мой Бог! Я не знал, что люди смогут сделать это!».
Джуд Милхон разрабатывала онлайновые персоналии и писала стихи. «Это было здорово», — позднее говорила она, — «Мечты превращались в реальность». Один из участников CM обменивался электронными сообщениями с Доктором Бэенвеем, продолжая разрабатывать тему из «Обнаженного Ужина», чтобы создать компьютер под названием Interzone, в честь декадентского плотского рынка души, созданного Бэрроузом. В своих первых сообщениях Бэнвей высказал удивление таким поворотом темы, но затем, поняв демократические возможности такого носителя, он дал ему свое благословение. Он написал: «Говорили о каких-то нечестивых пиратах, которые клонируют фирменный знак Бенвея… так что продолжайте, это общественная собственность».
Джуд Милхон встретилась с Бэнвеем. «Он», по ее словам, «очень смущался, но был вполне в состоянии работать в мире Community Memory».
Группа работала полтора года. Она переместила терминал из Leopold's в магазин Whole Earth Access Store, а также установила второй терминал в публичной библиотеке в San Francisco's Mission District. Но терминалы продолжали ломаться, и стало ясно, что для нормальной работы нужно более надежное оборудование и полностью новая система, так как CM продолжала работать только на неповоротливом гиганте XDS-940. К этому моменту почти утратились все связи между Памятью Сообщества и его первоначальным источником финансирования — группой «Ресурс Один». А так как готовой системы не было, то Память Сообщества, быстро исчерпала собственные запасы финансов, технологий, а также быстро сожгла энергию людей, которым нужен был скорый результат.
Наконец, в 1975 году, перегоревшая группа идеалистов из Памяти Сообщества собралась вместе, чтобы решить стоит ли продолжать дальше работу над проектом. Это был год веселья и опустошения. Проект показал «что может быть сделано. Он показал путь, по которому стоит идти», — говорил позднее Ли. Но Ли и еще ряд участников считали, что слишком рискованно продолжать проект в его нынешнем состоянии. Они слишком много в него вложили, и в плане техническом и плане эмоциональном, и вот теперь увидели, что проект иссяк из-за серии опустошающих провалов и случайных системных сбоев. Они договорились между собой остановить над ним работу и перевести его в состояние временной ремиссии. Это было тяжелое решение. «Мы работали над ним с самого начала», — говорила позднее Джуд Милхон, — «Наша связь с Памятью Сообщества была как у Ромео и Джульетты, как вторая половина нашей души. Теперь ее как будто разрубили напополам. Было ощущение потери. Словно сорвали молодой цветок».
Ефрем Липкин вышел из группы и попытался еще раз обдумать способ, которым можно было использовать компьютеры. Остальные начали заниматься другими проектами, кто-то техническими, кто-то — социальными. Но никто из них, и в наименьшей степени Ли Фильзенштейн, не отказался от своей мечты.
9. Каждый человек — Бог.
В июне 1974 года, Ли Фельзенштейн переехал в однокомнатную квартиру, находившуюся в Беркли. Под квартирой находился гараж. В ней не было никаких особых прелестей, отсутствовала даже система регулирования температуры , но она стоила всего лишь 185 долларов в месяц. Ли в углу приспособил верстак и назвал все это домом — от своего жилища он ожидал низкой стоимости, удобства и компактности.
Он не переставал размышлять над необычным проектом — о компьютерном терминале, построенном на основе тех идей, которые появились у него во время работы в проекте Community Memory. Ли ненавидел терминалы, которые были построены максимально секретно по отношению к пользователям, которые не разбирались во всем этом. Черные коробки, выплевывающие информацию и абсолютно непостижимые по сути. Что же они делают там, внутри? Он полагал, что люди должны иметь хотя бы слабый намек на то, что делается у машин за их панелями, и какие силы заставляют их работать. По его представлению пользователь должен быть тоже вовлечен в процесс этой работы. Все что имеет такую же гибкую природу как компьютер должно вдохновлять людей на такую же гибкую и многоплановую деятельность. Ли сам рассматривал компьютер в качестве модели деятельности, и надеялся на разрастание сферы применения компьютеров, что позволило бы распространять Хакерскую Этику в обществе и давать людям власть не только над компьютерами, но и над их политическими угнетателями.
Отец Ли Фельзенштейна, прислал ему книгу Ивана Иллича (Ivan Illich) под названием «Средства создающие хорошее настроение» (Tools for Conviviality). Точка зрения автора совпадала со взгладами самого Ли («Что касается меня, то самые лучшие учителя говорили мне что я уже прав», — объяснял позднее Ли). Иллич открыто говорил о том, что компьютерное железо не должно разрабатываться только лишь для облегчения выполнения определенных задач, но с точки зрения долгосрочной перспективы достижения симбиоза между пользователем и его инструментом. Это вдохновило Фельзенштейна на мысли о таком инструменте, который бы полностью воплощал идеи на эту тему Иллича, Баки Фуллера, Карла Маркса и Роберта Хайнлайна. Это должен быть терминал для людей. Ли дал ему прозвище Терминал Тома Свифта, «в честь американского народного героя, который весьма вероятно занимался тем, что лазил внутрь оборудования». Ли Фельзенштейн собирался претворить свою хакерскую мечту в жизнь.
В то время, он жил за счет дохода от случайных контрактов по проектированию оборудования. Одним их тех мест, где его можно было встретить, была компания Systems Concepts, в которой также работали такие ветераны МТИ, как Стью Нельсон (Гений кодирования и повелитель телефонных проводов), а также бывший питомец TMRC и TX-0 Питер Самсон. Ли крайне осторожно относился к МТИ, и всему что с ним было связано. Хакеров компьютерного железа обычно задевало излишняя чистота этих хакеров, в особенности их безразличие к распространению технологии среди «лозеров». «Любой, кто когда-нибудь был связан с искусственным интеллектом, весьма вероятно представлял собой безнадежный случай», — объяснял позднее Ли, — "Они настолько далеко ушли от реальности, что не могли нормально воспринимать реальный мир. Когда они начинали говорить 'Ну, в общем-то, все, что вам надо сделать это ду-ду-ду', я пристально смотрел на них и говорил им: "Ну, ладно, парни, это все достаточно легкая часть работы, а вот то гдемы должны это все сделать — это и есть оставшаяся часть".
Его подозрения подтвердились, когда он познакомился с миниатюрным, но упрямым Стью Нельсоном. Почти моментально у них возникли разногласия, и технические споры, непонятные для непосвященных, которые Ли позднее называл «традиционными хакерскими диспутами, типа 'Я-умней— чем-ты'». Стью настаивал на том что в данном конкретном случае надо применить хитрый аппаратный трюк, в то время как Ли, чей стиль проектировщика был отточен его паранойей из раннего детства и постоянной боязнью того, что собранное его руками может и не заработать, сказал что он не собирается рисковать. Находясь в большом деревянном строении, больше похожем на склад, в котором размещалась Systems Concepts, Ли чувствовал, что эти парни не были заинтересованы также как он в передаче компьютерной технологии людям, зато они весьма преуспели в красивой и взрывающей мозг компьютерной пиротехнике. Для Ли хакеры из МТИ были технологическими иезуитами. Его самого мало заботила высокая магия, которой они занимались и возвышенный пантеон канонических волшебников, которых они почитали. Его волновал другой вопрос: "Что делать с обычными людьми?".
Так что когда Стью Нельсон, архетип хакеров МТИ, предоставил Фельзенштейну себя в качестве объекта для выслушивания его идей, и быстрого дизайн-теста компьютерного продукта, Ли не стал играть в эту игру. Его мало заботили технологические упражнения в остроумии, которых жаждал Стью. Ли отошел от этого.
Он хотел найти работу где-нибудь в другом месте. Он понимал, что это стоит сделать, особенно в том случае, если попадется работа, которая приносила бы ему хотя бы восемь тысяч долларов в год. Из-за общего спада, работу было достаточно трудно найти, но кое-что все-таки подворачивалось. За пятьдесят миль к югу от Беркли начала образовываться Силиконовая Долина.
Кусок земли размером примерно в двадцать миль, расположенный на полуострове, между Пало Альто и Сан-Хосе, что в нижней части бухты Сан-Франциско, получил название «Силиконовая Долина» из-за материала, который делался из очищенного песка, который использовался для изготовления полупроводников. За двадцать лет до этого, на земле Пало Альто появился транзистор. Именно на него была сделана ставка в изготовлении интегральных схем или ИС — крошечных сетей из транзисторов, которые помещались в чипы, представлявшие собой маленькие пластмассовые прямоугольники, с тонкими металлическими выводами внизу. Они были похожи на роботоподобных безголовых насекомых. И вот, в начале 70-х годов, три смелых инженера, которые работали в компании, расположенной в Санта-Кларе, и которая называлась Intel, изобрела чип, который они назвали микропроцессором. Это была завораживающе сложная схема соединений, которая повторяла сложную сетку схемы, которую можно было найти в центральном процессоре (ЦП) компьютера.
Боссы этих инженеров, все еще размышляли над возможными областями применения микропроцессора.
В любом случае, Ли Фельзенштейн не испытывал никакого желания заниматься этой, абсолютно новой для него технологией. Его «мусорный» стиль проектирования отвращал его от использования всего, кроме продуктов с которыми он был знаком. Успех микрочипов и быстрое падение цен, которое произошло после того, как чипы начали производить в больших количествах (разработка чипа и изготовление прототипа стоит больших затрат; но после того как собрана производственная линия по их выпуску, их производство начинает обходится очень дешево), привело к сокращению их выпуска в 1974 году, и у Ли Фельзенштейна было мало уверенности в том, что индустрия сумет сделать их в достаточном количестве для его проекта. Он представлял себе пользователей его терминала, которые обращаются с устройством также как хакеры с операционной системой — меняют одну часть на другую и занимаются улучшениями… «скорее это живая система, чем механическая система», говорил он. «Инструменты тоже являются частью восстановительного процесса», а пользователям будет нужен легкий доступ к его частям. В надежде на то, что определиться однозначный победитель в гонке производителей микрочипов, он выжидал, раздумывая над уроками Ивана Иллича, который покровительствовал разработке инструментов «расширяющих способности людей в достижении своих целей посредством уникальных способностей предоставляемых в их распоряжение». В солнечные дни на laid-back в Беркли, Ли приходил со своей чертежной доской в Пиплс Парк, полосу зелени, которую он помогал сажать в еще не столь отдаленных шестидесятых, и делал наброски схем, получая иногда солнечный ожог от бумаги, отсвечивающей от солнца.
Фельзенштейн был одним из сотен инженеров в Бэй Ареа, которые в какой-то момент времени отбросили всю претенциозность в том, что их интерес является исключительно профессиональным. Им нравились практические аспекты схемотехники и электроники, и даже если многие из них работали в фирмах с такими экзотическими именами как Zilog, Intel и Natinal Semiconductor, то они приходили вечером домой и продолжали строить фантастические проекты на печатных платах с вытравленными дорожками и большими рядами микросхем. Запаянные в металлические коробки, которые служили им корпусами, платы выполняли необычные функции: радио, видео, логические операции. Чуть менее важным, чем работа этих плат, был сам акт изготовления устройства, создания системы, которая что-то делала. Это было хакерством. Если бы у хакерства была конечная цель, то наверняка ей бы явлась сборка компьютера дома. Не для того чтобы выполнять какую-то конкретную работу, а просто для развлечения и исследования. Это была бы окончательная система. Но аппаратные хакеры не часто говорили о своих конечных целях людям со стороны, потому что в 1974 году, идея того, чтобы каждый человек имел дома компьютер, была полностью абсурдной.
Тем не менее, процесс шел. Оживление чувствовалось в любом месте, где собирались аппаратные хакеры. Ли вступал в дискуссии по техническим вопросам на ужинах в складчину в PCC. Он также посещал «барахольные тусовки», проходившие по субботним утрам в магазине подержанного оборудования, который держал Майк Куинн.
«Quinn's» был точной копией магазина Эли Хеффрона в Кембридже, в котором, в поисках координатных переключателей и шаговиков, постоянно пропадали хакеры из Клуба Моделирования Железной Дороги. Хозяином двора, где располагался магазин, расположенный в гигантском строении, похожем на ангар и находящимся на территории оклендского аэропорта, был Винни «Медведь» Голден. Здание было ровесником Второй Мировой Войны и было покрашено в неприметный шаровый цвет, в который красят военные корабли.
За стойкой, сплошь заваленной коробочками с резисторами и переключателями, стоивших центы, Медведь Винни торговался с хакерами, которых любовно называл «скрягами-отшельниками». «Скряги» придирались к ценам использованных печатных плат, множества светодиодов и осциллографов, распродаваемых со складов государственного резерва. Разгуливая по гигантской площади изрядно протертого деревянного пола, хакеры, которые были любителями покопаться во всяком электронном хламе, рылись в рядах коробок, в которых были тысячи интегральных схем, конденсаторов, диодов, транзисторов, непаянных печатных плат, потенциометров, переключателей, кроваток, зажимов и кабелей. На стене была сделана надпись, готические буквы которой извещали присутствующих: «ЕСЛИ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ НАЙТИ ЭТО НА ПОВЕРХНОСТИ — РОЙТЕ ВГЛУБЬ», и здесь этому совету часто следовали. Сотни компаний, у которых дела пошли плохо, использовали «Quinn's» для избавления от разнообразных излишков, а потому вы могли натолкнуться на гигантскую систему управления газораспределителем, стопу компьютерных лент, или даже на попользованный привод магнитных лент, размером с книжный шкаф. Медведь Винни — бородатый гигант с огромным животом, подносил к глазам детали, которые вы себе отобрали, пытался догадаться об их возможном использовании, удивлялся тому, как вы собирались все это вместе соединить, и полностью следовал надписи, висевшей прямо над ним: «Стоимость деталей зависит от позиции покупателя». Тут же могли начаться яростные технические дискуссии, которые всегда оканчивались тем, что Медведь Винни бормотал себе под нос о том, что своими познаниями они доведут его до инфаркта. Но все участники этих споров через неделю возвращались назад за очередной порцией хлама и разговоров.
Рядом с Майком Куинном работал Билл Годбаут, который закупал компоненты в более обширных масштабах, обычно это были чипы из излишков государственного резерва, а также компоненты, которые были отбракованы, как несоответствующие стандартам для выполнения некоторых специфических функций, но прекрасно подходившие для остальных применений. Годбаут, грубый, мускулистый мужик, действующий пилот, чье прошлое наводило на мысли о том, что когда-то он занимался шпионажем и заговорами в пользу государственных агентств, чьи названия даже произносить было преступлением, скупал эти запчасти, лепил на них свой собственный бренд, а затем продавал. Их можно было часто купить в составе конструкторов, заказываемых по почте. Из своих энциклопедических познаний о том, что компании заказывают, и от чего они избавляются, Годбаут, похоже, знал обо всем, что делается в Долине. Его дела шли все лучше, и он выставлял на продажу все больше и больше деталей и готовых наборов для жадных до всего этого хакеров.
Ли признакомился с Винни, Годбаутом и массой других людей. Но особенно близкие отношения у него сложились с хакером, с которым он периодически связывался через установленный в Community Memory терминал, до того как их эксперимент с публичной информационной системой не был свернут. Ли сталкивался с ним еще в Оксфорд Холле, во время своего пребывания в Беркли. Хакера звали Боб Марш.
Марш был невысокого роста, носил усы как их носят в Pancho Villa, имел длинные темные волосы, бледную кожу и торопливый и ироничный говор. Он ответил на сообщение, посланное ему Ли на терминал, в котором тот спрашивал, не хочет ли он заняться интересным проектом, о котором Марш наверняка читал в недавнем выпуске Radio Electronics.В статье, которую написал хакер-железячник по имени Дон Ланкастер, описывалось, как можно построить устройство, которое Ланкастер назвал «Телевизор с пишмашинкой». На нем можно было набирать символы при помощи клавиатуры, напоминающей пишущую машинку, так что они появлялись на телевизионном экране, как если бы это был хороший компьютерный терминал.
Марш сходил с ума по электронике, начиная еще со своего детства. Его отец был радиолюбителем, и он работал над приемниками для любительской связи во время своего обучения в школе. Когда он учился на инженера в Беркли, то показывал очень хорошие результаты, но со временем он сильно ушел в сторону и тратил большую часть своего времени на расписывание пульки. Его исключили, он уехал в Европу, влюбился там, вернулся назад учиться, но совсем не для того чтобы стать инженером, потому что уже наступили роковые шестидесятые. Быть инженером для него было не в кайф, и практически означало выказывать принадлежность к правому крылу. Тем не менее, он работал в магазине по продаже хорошего аудиооборудования, продавал, ремонтировал и устанавливал стереоприемники. Он продолжал свою работу там даже после того как получил диплом биолога. Зараженный идеализмом, он хотел быть учителем бедных детей, но он понял, что это не совсем то, потому что с какой стороны ни посмотри, школа все равно заставляла учащихся сидеть стройными рядами и не оставляла им возможности нормально общаться друг с другом. Годы, проведенные в работе со свободно развивающимся миром электроники, привили Маршу принципы Хакерской Этики, и он рассматривал школу как неэффективную и подавляющую систему. Даже когда он работал в радикальной школе, где классная комната была постоянно открыта, он все равно считал эту школу притворством, и полагал, что по своей сути, она все равно остается тюрьмой.
После неудачной попытки открыть собственное дело в виде магазина по продаже стереооборудования, он понял, что не сможет стать хорошим бизнесменом, и вернулся назад к своей работе в качестве инженера. Его друг по имени Гэри Ингрэм, который работал на компанию Dictran, помог ему устроиться на работу, и он начал работать над первым цифровым вольтметром. Поработав над ним пару лет, он увлекся компьютерами, и ему на глаза попала статья Ланкастера, которая его изумила. Для себя понял, что «ТВ пишмашинку» можно будет использовать как терминал, который потом можно будет подключить к компьютеру.
Подкупая необходимые детали у Майка Куинна для расширения комплекта, предлагаемого в журнале, он проработал над этим проектом в течение нескольких недель, пытаясь в некоторых местах схемы улучшить те или иные узлы. Его система никогда не была готова на 100 процентов, но конечной целью являлся сам процесс работы и познания. Он позднее объяснял: «Это было похоже на любительское радио. Я не хотел тратить свои деньги на то, чтобы выйти в эфир, и похвастаться всем своим оборудованием. Я хотел создавать вещи».
Ли ответил на сообщение Марша в CM и они встретились перед зданием, где размещалась группа. Ли рассказал ему о Терминале Тома Свифта, в качестве которого планировалось использование телевизора в качестве символьного дисплея для «кибернетического строительного блока», который мог превращаться практически во все, что угодно. Марш был впечатлен. В этот момент времени он тоже был безработным, тратя большую часть своего времени на хакинг ТВ— пишмашинки, в арендованном им гараже на Форс Стрит, рядом с бухтой. У Марша были семья, ребенок и проблемы с деньгами. Он попросил Ли разделить с ним аренду гаража, который обходился ему в $175 долларов, и Ли перевез туда свою мастерскую.
Марш начал работать над проектом, попутно придумав схему цифровых часов. Он покупал у Билла Годбаута детали для них и собирал их в красивых деревянных корпусах, благодаря тому, что у него был друг, который прекрасно столярничал. Тем временем, Ли — президент LGC Engineering Company, компании, состоящей из одного человека и названной в честь Loving Grace Cybernetics, работал над своим терминалом, который был больше философскими изысканиями, чем конструкторской разработкой.
В отличие от обычных схем в которых все части управлялись одни центральным чипом, проект, которым занимался Ли имел сложную структуру множественного резервирования при своей работе. Он имел «память» — место, в котором могли храниться символы, причем память размещалась на «карте», то есть печатной плате. Другие карты должны были отвечать за прием символов с клавиатуры и за вывод символов на экран. Вместо общего управления процессором, карты постоянно находились в режиме приема или передачи, например, выставляли запрос типа «дай, дай, дай» при приеме данных с клавиатуры. Память являлась перекрестком всех путей прохождения информации в терминале. Даже если вы позже устанавливали микропроцессор в терминал, для того чтобы с его помощью выполнять функции компьютера, этот мощный чип подсоединялся к памяти, а не принимал на себя главные функции, что обычно делали микропроцессоры. Это был проект, который свято следовал концепции децентрализации. Это была паранойя Фельзенштейна вырвавшаяся наружу. Он не был готов возложить всю ответственность на один чип. Что если эта деталь выйдет из строя? А что если выйдет та?Он проектировал устройство так, как если бы его брат все еще заглядывал через его плечо, готовый обрушить на него весь свой губительный сарказм, в том случае, если бы его система вышла из строя.
Ли понимал, как Терминал Тома Свифта может расширять себя до бесконечности. Он представлял это себе как систему, ради которой люди могут организовать клуб, центры маленьких шаблонов познания Терминала тома Свифта. Это бы вернуло к жизни «Память Сообщества», и подстегнуло бы весь мир. Это наверняка бы, стало основной темой разговоров в магазине Майка Куинна и вечеринок вскладчину в PCC, а также возможно сплотило бы людей вокруг компьютера, который бы окончательно свергнул злобный режим IBM, окрепший на Киберлжи и монопольной манипуляции рынком.
Но даже когда нос Ли совсем сгорел от солнечных бликов, отраженных от схем его замечательного терминала, январьский номер журнала Popular Electronicsза 1975 год, уже шел по почте к полумиллиону своих подписчиков. На его обложке была нарисована машина, которая окажет на всех этих людей такое же большое влияние, которое, как считал Ли, окажет на мир его терминал. Этой машиной был компьютер. И цена его составляла всего $397 долларов.
* * *
Это было творение странного выходца из Флориды, у которого была компания в Альбукерке, что в штате Нью-Мексико. Человека звали Эд Робертс, а его компания называлась MITS, сокращение от Model Instrumentation Telemetry Systems (Моделирование Инструментальных Телеметрических Систем), хотя кое-кто считал, что это сокращение от Man In The Street («Человек На Улице»). Эд Робертс был загадкой даже для своих собственных друзей, что давало повод для самых разных разговоров. Он был гигантским человеком, ростом шесть футов и четыре дюйма (~1.90 м) и весом свыше 250 фунтов (~100 кг), а его энергия и любопытство были просто невероятны. Если его начинало что-то интересовать, то он начинал с жадностью искать и поглощать все сведения по этому предмету. «Я просто пожирал полки в библиотеках» — говорил он как-то. Если его начинала интересовать фотография, то это не ограничивалось тем, что через неделю у него дома появлялась темная комната со всеми реактивами и оборудованием для самостоятельной цветной печати снимков, также он был в состоянии легко беседовать в магазине с экспертами в этой области. Потом он мог начать изучать пчеловодство или американскую историю. Но тема, которая его полностью поработила, была технологией и различными областями ее применения. Его любопытство сделало его, по словам одного из самых первых работников MITS, по имени Дэвид Баннел, «самым радикальным и увлеченным своим хобби человеком в мире». Это было в те дни, когда быть радиолюбителем, занимавшимся цифровой электроникой, почти наверняка означало быть аппаратным хакером.
К созданию MITS его подтолкнуло увлечение постройкой моделей ракет. Поначалу они производили световые сигналы для ракетных кораблей других ракетомоделистов, после чего эти фон Брауны с задворок могли фотографировать траектории своих попыток продырявить небо. Затем, Робертс занялся в MITS оборудованием для тестирования температурных сенсоров, генераторов аудиосигналов и всякими прочими штуками. Затем Робертса заинтересовало использование светодиодов, и компания занялась изготовлением цифровых часов, которые продавались в виде конструкторов. Его компания вовремя поняла перспективы микрочиповой технологии, которые позволили появиться на свет небольшим цифровым калькуляторам. Он также продавал их в виде наборов и компания начала хорошо развиваться, расширившись до, примерно, сотни человек. Но затем на рынке появились «Большие Парни» — компании типа Texas Instruments, которые занимались производством своих собственных микрочипов, и небольшие компании сбросили цены на свои калькуляторы до такой степени, что MITS не мог с ними конкурировать. «У нас был период, когда стоимость калькуляторов вместе с доставкой составляла 39 долларов, в то время как вы могли сходить в ближайший магазин и купить аналогичный за 29 долларов», — вспоминал позднее Робертс. Это было ужасно. К середине 1974 года, компания Робертса имела триста шестьдесят пять тысяч долларов долгов.
Но Эд Робертс имел кое-что про запас. Он знал, что собой представляют новые микропроцессоры компании Intel, а также то, что на них можно было построить компьютер. Компьютер. Хотя он и встретился с ними впервые еще во время своей службы в ВВС, он испытывал перед ними трепет, и ему сильно не нравились сложные шаги, которые требовалось предпринимать для того, чтобы получить к ним доступ. В течение 1974 года, Эд Робертс часто разговаривал со своим другом детства из Флориды, по имени Эдди Курри, они беседовали настолько часто и много, что, будучи не в состоянии оплачивать телефонные счета таких размеров, они занимались тем, что обменивались магнитофонными кассетами. Ленты представляли собой небольшие постановки, с различными звуковыми эффектами, музыкой на заднем фоне, и чтением с выражением. Однажды Эдди Курри получил от Эда Робертса ленту, которая коренным образом отличалась от всех предыдущих. Курри потом рассказывал, что Эд, с самыми искренними и эмоциальными интонациями, которые он только мог воспроизвести, говорил о идее несения компьютеров в массы. По его представлению, это было нечто, что могло бы полностью устранить влияние Компьютерного Жречества на всех и каждого. Он собирался использовать новую процессорную технологию для того, чтобы предложить миру компьютер, который будет настолько дешев, что никто не откажется от его покупки.
Однако лентой дело не обошлось, и он сделал Курри еще несколько звонков: «Купил бы ты его, если бы он стоил пятьсот долларов? Четыреста долларов?» Он разговаривал по этому поводу с персоналом, который у него остался в его разваливающейся компании (много людей было сокращено до разумных пределов), и как вспоминал потом сотрудник MITS по имени Давид Баннелл: «Мы думали, что он пошел полностью вразнос».
Но когда Эд Робертс начинал чем-то заниматься, никакие силы не могли заставить его отказаться от новой затеи. Он хотел построить компьютер, и все. Он знал, что тот чип, который Intel выпускал в настоящий момент, не имел достаточной вычислительной мощности. Но когда Intel создал новый чип 8080, который помимо прочего оборудования мог хорошо стыковаться с памятью, Робертс позвонил в компанию чтобы немного поторговаться. Приобретаемый малыми партиями чип стоил $350. Но Робертс мыслил в широких масштабах, поэтому он «добил Intel» и получил их по цене $75 за штуку.
Когда и это препятствие рухнуло, он и еще один инженер, по имени Билл Йейтс[39], работавший в его же компании, разработал аппаратную «шину» — набор соединений, где выходы одного чипа соединялись со входами другого и, которые, в итоге, поддерживали такие вещи как компьютерная память и все виды периферийных устройств.