Украденный Христос

– Приступим к чему? О чем вы говорите?

Доктор посмотрел ей в глаза.

– Я украл ДНК из Туринской плащаницы. У меня есть возможность клонировать Иисуса Христа. Мэгги предложила себя в суррогатные матери, и мы с ней планируем вернуть Его к жизни.

Мэгги просеменила к креслу и опустилась в него, шепча: «Слава тебе, Господи».

Франческа тряхнула головой, словно пытаясь прогнать морок.

– Что? Кого? Погоди минуту, ты ведь…

Феликс подошел к окну, глядя на парк в свете зимнего дня.

– Я не позволю мне помешать.

Мэгги прониклась его новым настроем. Она чувствовала то же самое, потому что ее путь уже забрезжил впереди – пусть суровый, пусть одинокий.

– Феликс! Фликс! – вскричала Франческа на грани истерики.– Скажи мне, что это неправда, скажи!

– Это правда.

– Какой же ты идиот! Боже милостивый! Разве ты до сих пор не понял? Не всему, что написано в Библии, можно верить! Есть там и правда, но есть и вымысел! Как мы узнаем, что было, а чего не было? Распинали ли Иисуса взаправду, или ему удалось спастись? Чье тело на самом деле под плащаницей? Люди верят, однако исторически это не доказано. А как же буддизм, ислам или иудаизм? Думаешь, все религии имеют историческую основу? У меня тоже есть вера, Феликс, но доказательства – это нечто совершенно иное. Реальность Христова распятия никогда не была установлена. Оно могло быть просто легендой, мифом, в конце концов!

Феликс обернулся.

– Ошибаешься. У Тацита в «Анналах » есть одна фраза…

– «Одна фраза» ? – подхватила сестра.– Кто из нас там был? Я, ты? Никто! Никто в наши дни не принимает библейские мифы всерьез, Феликс. Ты понятия не имеешь, чью ДНК получил. Она может принадлежать кому угодно: священнику, паломнику, монахине, даже преступнику.

– Не волнуйтесь, мисс Росси,– сказала вдруг Мэгги.– Всю мою жизнь Господь бережет меня. Он помогал мне на каждом шагу и не позволит, чтобы я носила преступника. Что-нибудь обязательно пойдет наперекосяк. А если нет, значит, ребенок – Иисус.

Доктор Росси восхищенно взглянул на Мэгги, тогда как в глазах Франчески отразился дикий ужас.

– Вы двое… совсем спятили, слышите! – закричала она. – Едва ли в церкви найдется еще хоть один такой же чокнутый фанатик!

– Что верно, то верно,– вздохнула Мэгги.– Каждое воскресенье в моем храме священник заходит на кафедру и видит перед собой одних женщин и детей, да и тех немного. Мужчины почти не приходят. А почему? Да потому, что религии не меняются. У нас и так население в пять миллиардов, а Папа не устает призывать католиков плодиться и размножаться. У людей есть здравый смысл, их уже не проведешь. Евреи до сих пор спорят, есть ли свинину и отмечать ли Хеллоуин. Так же и христиане. Неужели вы думаете, что всезнающего, всемогущего Господа волнует какая-то свинина?

Росси смотрел на нее в замешательстве.

– Тогда для чего тебе все это, Мэгги?

– Просто я думаю, что люди нуждаются в Нем. Религии топчутся на месте, но верующие – нет. Люди меняются, и это Ему угодно. Он сделал нас мыслящими, любознательными. Взять хоть младенца в подгузнике: положишь с ним рядом коробку, и он обязательно заползет в нее – посмотреть, что внутри.

– Похоже на то,– улыбнулся Феликс.– Ну-ну, Мэгги, проповедуй дальше.

– Вот я и думаю, что Иисус не велел нам держаться уклада двухтысячелетней давности. Даже христианство, если вдуматься, не Им начато. Любой, кто даст себе труд разобраться, поймет, что по преданию его основы заложил апостол Павел, а ведь он даже не встречался с Христом лично! На составление Нового Завета ушло целых три сотни лет, причем самые старые Евангелия туда не вошли, а с ними и знатная доля правды.

– Какие такие Евангелия? – сурово спросила Франческа.

– Евангелие от Фомы, например. Я его читала в статьях и книгах о свитках Мертвого моря и прочих, как их называют, апокрифах. Евангелие от Фомы самое древнее из всех написанных. Согласно ему, Иисус сказал: «Царствие Отца распространяется по земле, и люди не видят его». Эти слова так запали мне в душу, что я поняла: никто, кроме Иисуса, не мог так сказать. Взгляните теперь, каких бед мы наделали и продолжаем творить во имя Его!

Потому-то я и хочу помочь Ему вернуться, оглядеть мир и дать нам новое направление, показать, к чему стремиться в следующие два тысячелетия. Если я могу быть полезной, доктор Росси, любые преграды для меня – пара пустяков. Ничего более важного в моей жизни не было и не будет.

– Лихо, нечего сказать! – пробормотала Франческа.– Овец клонировали, теперь возьмемся за Пастыря?

– Стало быть, ты не веришь, что в Библии сказано о Втором пришествии? – спросил Мэгги Феликс.

– Не знаю, хотя и хотелось бы. Почему-то не представляю, как Иисус милосердный ввергает бедные заблудшие души в ров огненный только за то, что они напортачили в жизни. Все мы где-то портачим. Уж я не стала бы толкать их ни в какой огонь и думаю, если у Иисуса доброты хотя бы с мое, Он тоже не станет.

Феликс подошел к ней и взял за руку.

– Нам нужно уехать в Клиффс-Лэндинг. Я позвоню и договорюсь, чтобы там все подготовили. Завтра же пакуемся и выезжаем. Никто, кроме Аделины, не знает, что у меня есть жилье за городом. На нее я могу положиться. Она никому не расскажет, и ты тоже, верно, Франческа? – Он с надеждой взглянул на сестру.

Та закрыла рот ладонью.

– Феликс, угомонись. В конце концов, нельзя клонировать покойника! Есть же элементарная этика, законы… да и для ребенка опасно! Тебе нужен Христос с отклонениями? Одумайся, пока не поздно!

– Почти о том же мы говорили с Аделиной.

– С Аделиной, но не со мной! – вскричала Франческа. Мэгги опустилась перед ней на пол.

– Мисс Росси, все хорошо. Вы должны мне поверить. Я теперь знаю, каково было Марии – простой бедной женщине, которой вдруг объявили, что она родит Сына Божьего. Мне понятно, почему она не возражала. Так она могла показать всем, что для Него все особенные. Даже те, у кого нет шляп от Грэма Смита. А вот я сглупила. Главное, что Господь всю мою жизнь был со мной, а в эту минуту и с вашим братом, мисс Росси. Иначе меня бы здесь не было. Так что не волнуйтесь.

– Вот-вот, не волнуйся,– поддакнул Феликс, озадаченно глядя на Мэгги, словно она сказала что-то из ряда вон. Потом поднял глаза на сестру.– Мэгги, постойка! Мы чуть не забыли! Франческа – тоже семитка. Она лучше подходит. Франческа, мне очень не хочется быть твоим акушером, но позволь хотя бы сказать…

У Мэгги екнуло сердце.

– Сумасшедший! – прошептала Франческа, пятясь к двери.

Спохватившись, что точно так же он потерял Аделину, Феликс быстро исправился:

– Хорошо-хорошо. Нет так нет. Раз Мэгги хочет, это ее право. За нас не беспокойся, сестрица, каждый день будем слать весточки.

Мэгги показалось, что мисс Росси вот-вот расплачется.

– Ненормальные! – выкрикнула Франческа.– Как мне вас отговорить?

– Никак! – вскинулся на нее Феликс.

Мэгги слышала их тяжелое дыхание, видела, как они смотрят друг на друга с осознанием того, что драгоценная нить, связывавшая их всю жизнь, вот-вот порвется.

Феликс отвернулся и взял Мэгги под руку, когда Франческа вдруг устало произнесла:

– Неужели вы думаете, что я позволю вам ввязаться в это гиблое, безумное, пропащее дело без меня?

Доктор Росси подбежал к ней и стиснул в объятиях, а Мэгги поняла: он все время рассчитывал на ее помощь.

В эту секунду хлопнула входная дверь.

Франческа ойкнула.

Когда они выбежали в фойе, дядя Симон и кузина Летиция уже ехали вниз.

Глава 20

Вторник, середина дня.

Парковая автострада имени Генри Хадсона, Нью-Йорк

Рано утром Сэм вылетел из лондонского аэропорта Хитроу и приземлился в Ньюарке. Было десять минут двенадцатого, а значит, утренние пробки уже немного рассосались. Довольный проделанной работой, он ехал в такси и предавался приятным воспоминаниям. Подумать только: один звонок, один визит, один чемоданчик денег – и дело в суде, стараниями адвоката из юридической фирмы, человека весьма гибких моральных принципов. Кто истец? Некий доктор Абрамс, в прошлом уважаемый ученый, а ныне – завсегдатай баров. Кто ответчик? Джером Ньютон.

Сэм хмыкнул.

Ему не составило труда выяснить, кто такой этот Ньютон – аристократишка, подавшийся в газету больше от скуки, чем от безденежья. Не то чтобы благороден и не особенно ценим. В чем его обвинили? Вмешательство в личную жизнь. Кража частных бумаг, на основании которых была состряпана статья «Америка клонирует».

Разумеется, Ньютон ничего не крал, но для самозащиты ему пришлось бы открыть истинный источник своих сведений и назвать имя ученого, до сих пор находившееся под вопросом. Узнав о начатом против него деле, Ньютон поспешил обратно в Лондон.

Теперь Сэм ждал звонка – со дня на день, с минуты на минуту.

Расслабившись на сиденье такси, он любовался видом. Риверсайд-драйв… как он любил эти места! Здесь, у лодочной пристани на перекрестке с Семьдесят девятой, Сэм частенько прогуливался у кромки воды, вдыхая морской воздух. Но еще больше он любил забредать к памятнику морякам и солдатам, погибшим в Гражданскую войну, стоящему на холме у Восемьдесят девятой. Чтобы добраться до его подножия с белокаменными колоннами, приходилось изрядно отмахать по парку, зато с монумента открывался чудный вид на море листвы, реку Гудзон и берег Нью-Джерси. В прошлом году одна шлюха, решив, что он выпил лишку, попыталась его облапошить, но осталась ни с чем. А вот Сэм получил что хотел.

– Э-э, опять пробки,– буркнул шофер-пакистанец, давя на тормоза.

От усталости Сэма потянуло в сон. Проснувшись, он продрал глаза и достал бумажник, поскольку такси уже подкатило к зданию на Пятой авеню. У входа красовался темный внедорожник класса люкс, совсем новый – на заднем стекле виднелся приклеенный скотчем временный номер. «Рейндж-ровер». Кого он вез, сзади было не разглядеть. Но вот внедорожник отъехал, и такси заняло его место. Когда Сэм закрыл за собой дверцу, из вестибюля вышел дежурный охранник.

– Здорово, Сэм. Как съездил?

– Удачно. В здании порядок?

– Ага.

– А кто уехал в том «ровере»? – спросил Сэм на пути к своему входу, в нескольких шагах от парадного.

– Понятия не имею. Я только заступил на смену. Придется тебе узнавать у…

– Ладно, понял.

Своего заместителя он расспросит попозже.

Сэм открыл дверь квартиры, поставил чемодан и снял плащ. Затем достал сегодняшнюю «Нью-Йорк таймc» и направился в уборную, на ходу переворачивая страницы. Опять там снимки из африканской страны – противницы той, чьим представителям он носил конверты. Фото детей с головами, разрубленными мачете; казалось, кто-то унавозил их телами целое поле. Сэм прочел статью, борясь с тошнотой. Куда, черт побери, смотрели наши? Где звуки горна, где топот кавалерии, спешащей на выручку? Почему их до сих пор нет?

Глава 21

Вторник, середина дня.

Парковая автострада имени Генри Хадсона, Нью-Йорк

Мэгги совсем не ожидала, что роль новой Марии принесет ей богатство. Она сидела в новеньком «рейнджровере» Росси цвета ниагара с песочной обивкой – если верить Франческе. Для Мэгги машина была темно-серой, а сиденья – бежевыми, да и только. До сих пор доктор Росси твердил, что машина ему не нужна, но, поскольку предстояло на девять месяцев затаиться, пришлось купить.

Сидеть было очень комфортно, даже сзади, однако снаружи машина казалась чугунной – этакая помесь танка с лимузином. В багажник загрузили четыре коробки вещей из лаборатории доктора плюс несколько чемоданов, включая его кожаный кейс и набор сумок мисс Росси, сшитых по индивидуальному заказу. Все пожитки Мэгги из ее спальни на Пятой авеню уместились в одной кошелке. Ей было необязательно возвращаться домой – попугаев или кошек она не держала, а из родни извещать было некого. Доктор Росси обещал придумать какую-нибудь историю для ее подруги Шармины. Потом он усадил Мэгги перед Франческой и сказал, что совещался с поверенным, служившим им еще до того, как погибли родители, и решил вручить ей, Мэгги, две кредитных карты и удвоить жалованье, а поверенный, кроме того, положит на ее счет пятьдесят тысяч, как только она забеременеет. Следующим шагом ей предложат подписать два комплекта бумаг: один – с обязательством Росси оформить частичное опекунство на ребенка, второй – с гарантией пожизненных выплат, если она благополучно родит в течение пятнадцати месяцев.

Итак, ее ждет безбедная жизнь.

И все же один пункт продолжал Мэгги беспокоить. Контракт требовал, чтобы она была совершенно здорова для проведения эксперимента. В лаборатории Росси не нашлось подходящего оборудования, чтобы провести медосмотр, так что его отложили до прибытия в Клиффс-Лэндинг.

Пока «ровер» мчал на север, Мэгги вела мысленный разговор с Богом по поводу собственного давления. Оно теперь то и дело прыгало вверх – очевидно, из-за пристрастия к жареному, от которого Мэгги, несмотря на советы врача, так и не смогла отказаться. Сейчас, глядя на текущую под мостом реку, она просила о чуде. Если только Господь удержит ее давление в норме во время проверки, она обещает проститься с отбивными, куриными грудками и кукурузой с маслом… Даже хворост перестанет готовить, лишь бы все прошло гладко.

Миновали Сто двадцать пятую улицу. Здесь начинался Гарлем. Река скоро исчезла за «Ривербэнк-стейт-парком», красовавшимся на месте бывшей свалки. В ответ на жалобы местных жителей городские власти залили здесь все бетоном, покрасили и соорудили баскетбольную площадку. «Помойка, загримированная под стадион,– вот символ моей прошлой жизни»,– подумала Мэгги. Отныне никаких наркоторговцев по пути домой, никаких голодовок ради обалденной шляпки. Скучать она будет лишь по Шармине и привычной церкви, где все со всеми здороваются, даже бандиты и сутенеры. «Однажды мое дитя их спасет»,– мечтала Мэгги и радовалась своим мечтам.

Машина свернула на мост Джорджа Вашингтона и подкатила к скалистому побережью Нью-Джерси. Величественные уступы, тянущиеся вдоль реки, дали название ближайшей дороге, парковой автостраде Палисейдс.

Доктор Росси кивнул на Гудзон и сказал:

– Индейцы называли его Шатемук, что значит «река, текущая в обе стороны». У него два прилива и два отлива, один подъем – один спад, во время которых река меняет направление.

Поперек дороги буро-белой молнией метнулся олень. Миг – и он скрылся в лесу на противоположной обочине. Путь Мэгги был столь же рискован, как прыжок оленя через автостраду. Как и Шатемук, она делала крутой поворот в жизни, надеясь, что обратного хода не будет. В следующий раз ей хотелось пересечь эту реку с младенцем на руках.

Мэгги закрыла глаза и молилась до тех пор, пока не почувствовала, как «ровер» замедлил ход у поворота на Клиффс-Лэндинг. В прежние времена Росси возили ее сюда убирать и готовить, когда приезжали на выходные. Кое-что вспомнив, Мэгги подалась к правому окну и поискала глазами щит, который неизменно их встречал. На нем была надпись «Скунсова Падь» и дата – в память о деревушке со смешанным населением, существовавшей здесь сто лет назад. Вон там стояла церковь, где служил чернокожий священник, которого здесь называли Дядюшка Билли Томпсон. Мэгги решила наведаться в брошенную деревушку во время прогулок – ей ведь придется помногу гулять, как и всем беременным, если только она пройдет медосмотр.

Рядом с пресвитерианской церковью доктор по обыкновению сбавил ход. Пастор стоял на лужайке, и Франческа ему помахала. Церковь располагалась посередине Клиффс-Лэндинга и, как когда-то в Скунсовой Пади, являла собой средоточие сельской жизни. Если жителям и приходилось где-то встречаться, то именно в этих белокаменных стенах, знак над которыми привечал всех без исключения. Конечно, церковь на Сто тридцать первой была роднее, но и эта неплохо ее заменит.

Миновав ее, «ровер» свернул вправо, где дорога раздваивалась и начинала то срываться в овраги, то взлетать на кручи, подпираемые старыми каменными стенами. Большая часть улочек оканчивалась у самого Гудзона или бежала вдоль скалистого берега. Среди деревьев проглядывали грубоватые сельские дома, порой размером с небольшую усадьбу.

Минута – и машина уже шуршала по гравийной дорожке, начинавшейся после спуска с Лоуфордлейн и короткого проезда через лесополосу. Остановились они у подобия низкой каменной стены. По правде говоря, это и был дом, большая часть которого спускалась в овраг и была невидима сверху. Вдоль фасада шла дорожка из круглого плитняка. Но вот дверь открылась, и появился смотритель, которому доктор Росси звонил перед выездом.

– Ага, приехали,– произнес старик, надевая фуражку и застегивая на пуговицы синюю штормовку.

– Здравствуй, Джордж,– поприветствовал его доктор.– Как дела с домом?

– Порядок! Я здесь все протопил и прибрал к вашему приходу. Вещи доставлены, приборы установлены. Уборку нынче утром закончили. Вам помочь с багажом?

– Нет, справимся сами,– ответил Росси.

Джордж обошел машину и откозырял Франческе и Мэгги.

– Заходи как-нибудь,– пригласил старика Феликс.– Посмотришь, как мы устроились…

– Спасибо. Зайду, как не зайти,– отозвался Джордж.

Так уж здесь было заведено: старожилы всегда приглашали друг друга в гости, но ни у кого не хватало нахальства приходить.

Чемоданы занесли в прихожую, одна стена которой была деревянная, другая – каменная, а с потолка свисала на цепи кованая люстра. Феликс вернулся к своим коробкам, а Мэгги и Франческа прошли по вязаному коврику, свернули налево, спустились по двум полированным ступенькам у порога гостиной, и… Всякому, кто попадал сюда впервые, казалось, что он в лесу, потому что задняя стена гостиной была целиком из стекла – от пола до потолка пяти с лишним метров высоты.

Сама комната поражала размерами. В дальнем углу стоял кабинетный рояль, а с ним рядом на возвышении располагалась открытая библиотека. Чуть ближе, почти в центре, был устроен открытый камин с уходящей вверх черной трубой, а на переднем плане – бар из тикового дерева в едином стиле с потолком и обшивкой. То тут, то там гостей встречали мягкие диваны и кресла.

От вида из гигантского окна просто захватывало дух.

Кряжистые перекрученные стволы деревьев, поросшие плющом и мхом, в сочетании с полосой неба над ними создавали ни с чем не сравнимый пейзаж, которым Мэгги не уставала восхищаться. Деревья уходили вниз, к прибрежным скалам, а за ними тек Гудзон. Девушка боялась представить, сколько стоит такой дом, и просто радовалась, когда выпадала возможность приехать сюда еще раз. Теперь же ей предстояло в нем жить.

– Здесь нас не найдут? – спросила она Франческу.

– Куда им! Только если сильно постараются. Фактически дом все еще записан на Энею, хотя им пользовалась вся семья. Больше мы нигде не отдыхали, не то чтобы в Нью-Йорке это нам часто удавалось. Так что, если ты никому не говорила о нем…

– Я? Вы ведь велели молчать, вот я и молчала.

– Собственно, к чему нас вообще кому-то искать? Если бы тот репортер что-нибудь знал, то уже рассказал бы. Никому, кроме нас, не известно, что Феликс связан с плащаницей или что плащаница имеет отношение к клонированию. Можете играть в безумного гения и его ассистентку сколько захотите – все останется в тайне.

Мэгги сочла за лучшее промолчать.

Пронося вещи через холл, они миновали столовую с застекленной дверью, ведущей на великолепную каменистую террасу, что служила семейству Росси летней гостиной. Чемоданы сложили в крыле, занимаемом Франческой, обстановка которого напоминала эпоху тридцатых годов. Вещи Феликса отнесли в его комнаты с мягкими гарнитурами черной и коричневой кожи.

Феликс открыл одну из смежных дверей.

– Здесь будешь жить ты, Мэгги.

Девушка увидела белую кровать с кованым изголовьем, на которой она всегда спала, приезжая сюда. Теперь к ней добавили белое кресло-качалку и маленький диван с цветочной обивкой, новую стенку с аудиосистемой, телевизором, книгами по беременности и родам. Рядом стояли белый столик и стулья. Из комнаты вели три двери: одна выходила на лестницу в небольшой чулан-прачечную, вторая, застекленная,– в садик с увитыми плющом стенами и бассейном для золотых рыбок в центре.

– Это все мне? – спросила Мэгги.

Феликс кивнул. Высокий и плечистый, он совершенно выбивался из этой типично женской обстановки. Он открыл третью дверь и придержал ее, приглашая Мэгги войти.

Детская: стены голубоватого оттенка, белая кроватка с подвешенной к ней каруселью из ангелов, которые, чуть тронь, принимались порхать вверх-вниз на прозрачных крылышках.

Нижний этаж превратился в единый научный комплекс. Все новехонькое, хоть сейчас за работу… Одна комната – процедурная, другая – родовая, остальные отведены Мэгги с ее будущим драгоценным ребенком.

– Какая прелесть, Феликс! – воскликнула Франческа.– Как тебе это удалось?

– Декоратор с рабочими почти пять суток трудились не покладая рук.

Он вышел и через минуту вернулся с полосатым халатом, какие выдают в больницах, вручил его Мэгги и сказал:

– Мы подождем в лаборатории. Когда будешь готова – спускайся.

Час пробил.

Глядя на бассейн в своем новом саду, Мэгги старалась успокоиться. Затем разделась, приняла душ перед осмотром, почистила зубы. Запахнув выданное белье, она опустилась на колени и склонила голову в молитве, прося Господа помочь ей с давлением.

Глава 22

Вторник, середина дня. Клиффс-Лэндинг

Феликс извлек стерильные инструменты из автоклава, а Франческа в белом лабораторном халате так и стояла у двери смотровой, сложив на груди руки, не желая заходить внутрь.

– Я, между прочим, только на днях была в кабинете гинеколога,– сказала она.– Чего не сказать о тебе.

Феликс тяжело вздохнул. Сестра, как обычно, попала в точку. Он уже почти позабыл акушерскую практику, хотя часто консультировал. Звание магистра в области акушерства и гинекологии отлично дополняло его докторскую степень по молекулярной генетике. Отработав свое в больнице «Гора Синай», он продолжил исследования в Нью-Йоркском университете, а одно время ему приходилось осматривать пациенток в старом кабинете отца. В конце концов, как акушер он был подготовлен по высшему разряду, не говоря уже о навыках специалиста по искусственному оплодотворению. Кое-какие навыки, конечно, не мешало бы освежить, но в целом он чувствовал себя достаточно компетентным.

– Думаю, основное я еще помню. Поможешь мне?

– Я не медсестра, Феликс,– сказала Франческа, отворачиваясь.

– Делать ничего и не придется, главное – поддерживай Мэгги. Успокой ее, подбодри, постой рядом за компанию. Скажи, если заметишь что-нибудь нехорошее. Потом вы с ней сможете вместе гулять и все такое. А хочешь – следи, чтобы она принимала витамины, как положено.

Франческа фыркнула и обвела глазами кабинет.

– Хорошо, Ватикан этого не видит, кстати, чем твои коллеги объясняют то, что ты сбежал из Турина посреди сессии?

– Смертью Энеи.

– Как мило.

Феликс потупился.

– Бартоло решил, что я слишком расстроен и не смогу координировать проект. Мне нашли замену, но я периодически выхожу на связь, чтобы не вызывать подозрений.

– Почему ты так уверен в успехе? Ты что, уже клонировал человеческие эмбрионы, а мне не сказал?

– Пока только мышиные, свиные, овечьи. Обезьяньи, если на то пошло.

– Я должна восторгаться?

Феликс знал, что нельзя выказывать ни малейшего сомнения.

– Да. Я их подращивал, прежде чем уничтожить, проверял. Все были здоровыми. Верь, у нас получится. Так ты поможешь?

– Еще подумаю.– Она повернулась, намереваясь уйти.

– Франческа, ты мне понадобишься во время осмотра. Особенно в первый раз. Представь, каково будет Мэгги.

– Я уже говорила, Фликс…

– Да-да, ты не медсестра, но ты все-таки женщина.– Феликс взял планшет с листом и подошел к сестре.– Можешь пока оформить ее карту. Задавай вопросы по списку и вписывай ответы в соответствующие графы.

Франческа взглянула на планшет.

– Ты хочешь, чтобы я расспросила ее до того, как ты начнешь осмотр?

– Нет, спешить необязательно. Создадим ей уютную атмосферу.

Франческа вроде бы и не согласилась, однако и не уходила – просто стояла в дверях, похлопывая планшетом по колену. Они привыкли быть вместе, привыкли помогать друг другу. Одни принципы, одни слабости – все на двоих.

– Я разработаю для нее комплекс упражнений и диету, – добавил Феликс.– От тебя сейчас требуется просто побыть с ней, чтобы она чувствовала себя комфортнее.

Франческа по-прежнему не двигалась с места.

Феликс походил взад-вперед по комнате, перепроверил материалы, пощелкал тумблерами аппаратов, то и дело оглядываясь на сестру. У автоклава располагался мини-модуль неонатолога, включающий инкубатор по выхаживанию недоношенных, а также портативный электрокардиограф, прибор для УЗИ, дефибрилляторы, кислородный блок – в общем, все, чем оборудовались реанимационная или родовая палаты. За массивной перегородкой стояли рентгенографические приборы.

На тележке лежали стерильные инструменты, накрытые салфеткой.

Не хватало лишь Мэгги.

Проходя мимо ее двери, Феликс остановился.

– Чего она так долго?

– Боится, стесняется, думает, не зря ли в это ввязалась.

– Может, сходишь, по…

Франческа с силой шлепнула планшетом по косяку.

– Ни в коем случае! У Мэгги есть право спокойно обдумать свое будущее и изменить его в случае чего. Спокойно, понимаешь?

Феликс кивнул, начиная нервничать.

– Понимаю, понимаю. А вдруг…

В этот миг дверная ручка скрипнула, а на пороге возникла Мэгги, одетая в халат и заметно дрожащая.

– О, Мэгги! – воскликнула Франческа и кинулась к ней.– Тебя никто не неволит! Никто!

– Я немного побаиваюсь, это верно.– Она взглянула на Феликса.– Так куда мне идти?

– Не бойся, Мэгги.– Он взял ее за руку.– Я буду осторожен.

– Ладно. Ну, так куда идти?

– Сюда. Сначала измерим твой вес и рост. – Они с Франческой проводили девушку к весам.

– Если там больше шестидесяти двух кило, не говорите мне.

Феликс пощелкал гирьками.

– Шестьдесят. Как тебе это?

– Наверное, неплохо.

Увидев, что Франческа фиксирует данные, доктор повеселел.

Затем на Мэгги опустили ползунок ростомера.

– Метр шестьдесят девять.

Она отошла и спросила:

– Куда дальше?

Росси указал на огороженный занавесями угол, где стоял светло-желтый родильный стол с деревянным изголовьем и съемными упорами для рук и ног. Сам лежак мог опускаться и подниматься, а секционный матрац позволял выпрямлять его полностью или складывать в положение кресла с откидным передом для приема ребенка. Сейчас он был как раз в таком виде.

– Я хотел использовать этот отсек как смотровую, чтобы ты к нему со временем привыкла…

Мэгги присела на стол, Франческа встала с ней рядом, держа планшет.

Доктор надел Мэгги на руку манжет от тонометра и заметил, что девушку снова бросило в дрожь.

– Давай-ка измерим тебе давление и температуру. Потом перейдем к медицинской истории.

– Хочешь, я подержу тебя за руку? – предложила Франческа.

– Спасибо, мисс Росси.

– Постарайся расслабиться.– Феликс положил ей в рот цифровой термометр и отошел снова вымыть руки и надеть хирургические перчатки, зная, что должен излучать уверенность, чтобы и Мэгги было спокойнее переносить осмотр.– Все идет хорошо, не волнуйся.

Франческа нагнулась к его уху и прошептала:

– Мне уже записывать историю?

– Ради бога, не шепчитесь, пока мы еще не начали,– взмолилась Мэгги.– Что случилось?

– Ничего,– ответил Феликс.

Глядя на табло тонометра, он отметил, что пульс Мэгги восемьдесят шесть ударов в минуту, а давление – сто тридцать восемь на девяносто, то есть близкое к первой стадии гипертензии. Впрочем, зачастую одна только перспектива медосмотра заставляла пациентов напрягаться.

– Попытайся не нервничать. Это совсем не страшно.

– Сказать по правде, я думала, что свалюсь в обморок. Наверное, поэтому у меня подскочило давление. Не обращайте внимания, доктор Росси. Оно скоро снизится.

– Феликс, давай подождем,– попросила Франческа.

– Не надо, прошу вас! – воскликнула Мэгги.– Закончим хотя бы с этим. Я сейчас успокоюсь.– Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула.

Феликс увидел, как ее артериальное давление немного упало.

– Хорошо. Сейчас я возьму у тебя кровь и начну анализ. Потом наберешь немного мочи, мы исследуем и ее. Договорились?

– А зачем? Что вы ищете? – спросила Мэгги.

– Это обычная процедура. Ищем следы заболеваний…

– Их у меня нет.

– Отлично. Тогда какие-нибудь вещества вроде…

– Я не принимаю ни наркотиков, ни таблеток, доктор Росси.

– А контрацептивы? Нам придется проверить, как и что…

– Их я тоже не принимаю.

– Ну, доктор наверняка…

– Да, прописывал, но зачем мне они? У меня никого нет.

– Послушай, Мэгги, я должен провести все анализы. Мы будем проверять и сердце, и легкие, и щитовидную железу, проведем неврологический и гинекологический осмотры.

Возьмем мазки, сделаем тест на туберкулез и ВИЧ. Стандартные процедуры.

Мэгги молитвенно сжала ладони.

– Уверяю вас, я совершенно здорова! Ничем не болела, ни разу не оперировалась! В моей крови нет ничего, кроме того, что дал Господь.– Девушка поднесла к глазам табло датчика на запястье.– Видите? От всего этого у меня зуб на зуб не попадает.

Феликс взял ее за руку.

– Мэгги, некоторые заболевания не имеют явно выраженных симптомов, однако могут навредить и тебе, и ребенку.

– А-а,– протянула она с понимающим видом.

– Отдохни. Как я уже говорил, это самая приятная часть. Мэгги не на шутку встревожилась.