Глава 37

Субботнее утро, конец августа. Турин, Италия

Семь месяцев спустя в четвертом по величине итальянском городе, где зеленые аллеи соседствуют со старинными особняками на фоне альпийских предгорий, мимо Дворцовых ворот первого века мчал на велосипеде мальчишка-разносчик с охапкой газет. Ехал он по заказу отца Бартоло, который подписал братию и состоятельных покровителей церкви на доставку еженедельников, чтобы выручить семью мальчика из нищеты.

Каждую субботу он приезжал сюда, к самой поздней из римских арок, ставил велосипед, перелезал через забор и усаживался на траву спиной к статуе императора Августа. Здесь, жуя припасенное яблоко, смотрел на античную кладку из красного кирпича и представлял себе, каково было жить в двадцать восьмом году до нашей эры, когда Августа Тауринорум – древнее название Турина, знакомое всей местной ребятне,– была только основана.

Мечтая о шлемах с плюмажем и битвах с галлами, мальчик вернулся к велосипеду и откусил напоследок сочный кусок яблока. Несколько брызг у него изо рта попали на край газеты, заказанной отцом Бартоло. Газету он вытер, как мог, и, хотя иностранные слова ему ничего не говорили, одно мальчик все же сумел прочитать: «к-л-о-н».

В два часа ночи в Атланте некая журналистка неверными ногами переступила порог своего дома и устремилась в уборную в надежде добраться до унитаза прежде, чем ее вывернет.

Не удалось.

– Гребаные тусовки,– рычала она между спазмами.– Мерзкий, гребаный сброд!

Она с ворчанием вытерла рот. Даже христианская вера и консервативные взгляды не удерживали ее от того, чтобы порой всласть выругаться.

– Гребаные тусовки, – повторила журналистка и прополоскала горло.

Потом она отправилась в спальню и рухнула на постель. Натянув одеяло, она вдруг поняла, что забыла снять туфли, но тут же скинула их и укрылась с головой – прямо поверх черного с искрой костюма.

– Чертов сброд!

Ей приснилось, что у нее чудные, ровные зубы вместо двух ненавистных торчащих лопат. Оказывается, все это время сослуживцы обзывали ее за глаза – то телезайцем, то сусликом, то чумной крысой. Вчера вечером она случайно подслушала их и напилась с горя.

Телефонный звонок пробудил ее от грез о красивых зубах. Журналистка в ярости сдернула трубку и зарычала в нее:

– Кто? Что? Какого черта?

– Просыпайся и созвонись с лондонской «Таймс». Срочно нужен материал по клонированию. К семи утра будь готова к эфиру.

– Что?!

– Делай, что говорю. До встречи, заинька.

Она швырнула трубку на аппарат, выругалась еще раз и встала с постели.

Опираясь на руку Сэма, Мэгги взбиралась на Орлиный утес, нависающий с западной кромки холма в четверти мили от Скунсовой Пади. Внизу щедрой зеленой гладью расстилалась северная часть Гудзонской долины. Орлиный утес, как и водопад, был излюбленной целью их совместных прогулок, правда, теперь Мэгги стало тяжеловато сюда карабкаться.

Сэм вытащил из рюкзака плед и, сложив его вчетверо – чтобы было удобней сидеть,– передал Мэгги, а потом помог на нем устроиться. Она откинулась на локтях и вдохнула свежий утренний воздух.

– Теперь не скоро все это увидишь, – сказал Сэм, поглаживая ее круглый живот.– Пока Он не родится – опасно. Подъем слишком крутой. Так что осмотрись хорошенько – и назад.

Мэгги глядела вниз, на реку, текущую в обе стороны. Она продолжала звать ее первым, индейским именем – Шатемук, а переезд на ту сторону воспринимала с предубеждением, словно ее жизнь могла повернуть вспять вместе с рекой.

Мэгги в шутку шлепнула Сэма по руке.

– А сам только два месяца как перестал меня уламывать. Он ухмыльнулся.

– Свинтус ты все-таки, хотя и хороший.

Против правды не поспоришь, да и не особенно хотелось.

Сэм приезжал сюда каждые выходные с тех пор, как беременность подтвердилась. В день проверки он держал ее за руку. Франческа нервно ходила по комнате. Когда доктор Росси огласил результат, Мэгги вознесла хвалу Господу. Мисс Росси поцеловала ее в щеку, извиняясь за причиненное расстройство, а после уехала в своем «ягуаре» – «немного развеяться», то бишь, если Мэгги поняла намек, «завалиться к кому-то из бывших».

Сэм откупорил бутылку игристого сидра – Росси был категорически против шампанского. Первый тост подняли за Мэгги – по словам Феликса, лучшую женщину в мире. Сэм поддержал его, не преминув добавить, что они оба не в своем уме.

С тех пор минуло семь месяцев. По предварительным подсчетам, родить Мэгги полагалось двадцать второго октября, через восемь недель и один день. На ней живого места не осталось – столько пришлось пройти тестов и сдать анализов.

Франческа с ними почти не ночевала. По вечерам она отправлялась домой – то ли обида оказалась сильнее сестринской любви, то ли общество Сэма было ей невыносимо. А пока она выполняла его наказ – убеждала соседей, будто Феликс отправился по долгу службы за границу. Только раз в две педели, на выходные, Франческа была с ними.

В отсутствие сестры и невесты Феликс затосковал и в редкие часы досуга печально бродил по дому. Всякий раз, когда приезжала Франческа, он расспрашивал ее об Аделине. Порой она отвечала ему, и он садился за телефон; но надолго его не хватало. Им стало почти не о чем разговаривать. Он не мог бросить лабораторию, а приехать в Лэндинг она отказывалась – ребенку-де он нужнее.

Зато Сэм был всегда рядом – заезжал после работы и частенько возил Мэгги в Ньяк, местечко для туристов неподалеку. Там они спокойно гуляли, обходя магазинчики, сувенирные и антикварные лавки, бродили по набережной или неспешно прохаживались мимо старинных домов времен королевы Анны, в викторианском и неоготическом стилях, какие во множестве встречаются на берегах Гудзона.

В каком-нибудь из ресторанчиков они, по примеру местных завсегдатаев, устраивали себе поздний завтрак – все очень легкое, ничего жареного и соленого.

Мэгги обожала их совместные вылазки, но после третьей поняла, что Сэму Ньяк наскучил. Правда, он не признавался и продолжал ее туда возить как ни в чем не бывало.

Она вгляделась налево – туда, где цепочка береговых скал открывала вид на голубые вершины холмов Рамапо. Над отмелью порхала стайка береговушек, выделывая в воздухе пируэты и оглашая округу беззаботным щебетом.

– Смотри, Сэм, прелесть, правда? – указала на них Мэгги.

– Да уж.

Он рассеянно погладил ее по животу. Она уже привыкла к его прикосновениям и не возбуждалась чуть что, как бывало. Ей очень нравилось видеть себя в новом качестве. Почти пять месяцев ее живот был плоским и наконец округлился, словно ранняя дыня. Увидев на мониторе УЗИ-аппарата, что у нее мальчик, как и планировалось, Мэгги почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Вынашивать ребенка здесь, в обществе Сэма, было именно тем, о чем она всегда мечтала. День за днем прошло знойное лето – в блаженном бездействии и радостных мыслях о растущем малыше.

Любуясь красотами природы, которые отвечали ее внутреннему состоянию, Мэгги в который раз расчувствовалась. Сэм обнял ее за плечи, а она плакала и всхлипывала от счастья. С ней такое частенько случалось, стоило им задержаться у водопада или прийти на реку наблюдать полет ласточек. Сэм, конечно, не понимал ее в такие минуты, зато не ворчал и не лез с утешениями – просто гладил по лбу или животу, насвистывая ирландскую песенку, и ждал, пока она выплачется.

– Ну вот, опять я за старое,– сказала Мэгги, уняв слезы. Сэм полез вытереть ей глаза, и на салфетке осталось пятно макияжа.

– С какой стати тебе красить нос?

Она поначалу опешила, а после смутилась. Как можно спрашивать женщину о подобных вещах?

– Просто… чтобы он казался ровнее.

Сэм откинулся на спину и уставился в небо.

– Он и так ровный, не беспокойся. Кстати, мне бы хотелось почаще бывать у тебя – приходить на ужин, вместе смотреть телевизор… От Феликса одно расстройство. Как, пустишь?

Мэгги просила их с Феликсом не заходить к ней, чтобы хоть в чем-то быть себе хозяйкой. Когда ей надоело, что Росси следит за каждым ее шагом, проверяет каждый кусок, отправляемый в рот, она взбунтовалась и решила питаться отдельно. «Фэбьюлос фуд» доставлял пищу прямо к ее двери, и ей было позволено выбирать обеды на свой вкус, исключая жареное или соленое. Еще Феликс установил в комнате Мэгги небольшой холодильник для фруктов и овощей, так что с некоторых пор она жила в уединении.

Мэгги вынула пудреницу и попыталась восстановить почти незаметную полоску макияжа от переносицы к кончику носа. Сколько Сэм ее знал, она никогда не разлучалась с косметичкой. «Ну и пусть»,– сказал он себе.

– Не обижайся,– мягко ответила Мэгги.– Просто мне нужно иногда побыть одной.

Она скрестила ноги по-индейски и дала погладить себя по животу.

– Я тебе не рассказывала про индейца и старого Чарли Лундстрома, чье семейство жило в горах у Скунсовой Пади?

– Нет, расскажи.

– Жила здесь однажды такая семья,– начала Мэгги.– А в пещере в здешних горах поселился индеец по имени Косая Тропа. Он носил шубу из медвежьей шкуры и головной убор из перьев, а пропитание добывал охотой – бил дичь. Жил мирно, никого не трогал. Чарли Лундстром привил ему вкус к хлебу и картошке. Косой Тропе они очень понравились, и Чарли стал приносить их ему снова и снова. Как любил говаривать Косая Тропа: «Спасибо тебе, Чарльз, и тебе, Икас, за такого друга».

– Икас?

– Это значит «Мать Земля». Правда, славная легенда?

– Да, только конец какой-то невнятный.

Мэгги подтолкнула его плечом.

– Вовсе нет, в нем есть смысл. Сам поймешь, если как следует разберешься.

Она нарвала полевых лилий и анемонов, а когда поднесла букет к носу, аромат вскружил ей голову.

– Что с тобой? – спросил Сэм, приглядываясь к ней.

Мэгги смотрела на Шатемук с таким чувством, будто там, внизу, творилось нечто ужасное.

– Тебе плохо?

Что-то нашло на нее – не то предчувствие, не то приступ беспокойства. А может, заговорила женская интуиция. Сама Мэгги считала, что в такие моменты Господь подает ей знак свыше. Сэм бы не понял.

– Не знаю,– солгала она.

Мэгги вдруг представила себе Сэма в волнах Шатемука, угодившего между двух потоков – соленого из океана и пресного с суши. Под неумолчный ласточкин гомон она бросилась Сэму на грудь и, всхлипнув, прижалась к ней.

– Прошу тебя, Сэм, не лезь на рожон! Будь осторожен, ладно?

Он пообещал, что так и сделает, и погладил ее по спине.

Глава 38

Суббота, середина дня. Вестибюль дома на Пятой авеню

Стоя в лифте, Сэм набрал код девятого этажа. Что за срочность вынудила Брауна вызвать его посреди выходного? Доставка конверта, очередное внушение вроде того, что он якобы сделал Джерому Ньютону, специальное расследование? Впрочем, у шефа всегда хватало поручений. Порой он хотел присмотреться к новому человеку, с которым предстояло вести дела. И Сэм помогал ему в этом.

В его планах было остаться до понедельника в Лэндинге, с Мэгги. Из-за нее он уже целых семь месяцев не был в доках, а сексом занимался – смешно подумать! – всего дважды, да и то с девицами, подобранными в местных барах. Никакой романтики – простой перепихон с непременной резинкой, чтобы сберечь причиндалы. И все-таки он чувствовал себя счастливее, чем если бы поимел труппу кабаре.

В жизни, конечно, случается всякое. Но чтобы запасть на беременную негритянку, да еще девственницу, которая всего раз допустила его к телу?.. Полгода назад он расхохотался бы от такой мысли. Неужели Франческа права, и его впрямь угораздило влюбиться? Верно было одно: он, Сэм, не видел жизни без Мэгги Клариссы Джонсон из Гарлема, бывшей горничной и без пяти минут матери.

Когда он вслух задался этим вопросом, Мэгги сказала: на то Божья воля. Святое дитя нуждалось в покровительстве, и потому Господь свел их вместе. Что ж, может, и так. Удивительно, но он почти не возбуждался в ее присутствии. По Сэмовым меркам, это было чудом.

Двери лифта открылись. Мистер Браун уже ждал на площадке и выглядел мрачно. В руке у него виднелась свернутая газета «Таймс».

Браун вручил ее ему со словами:

– Прочти сейчас.

Следуя за ним в библиотеку, Сэм развернул выпуск и увидел обведенную кружком заметку. Его замутило.

Опять Ньютон!.. А как же их договор, сделка семимесячной давности?

Теперь Сэму придется ломать голову, объяснять, почему репортер решил запустить старую утку, если она действительно была таковой. Самое мерзкое, что Джером указал имя донора.

Сэм дважды перечел статью и убедился, что в ней нет намеков и скрытых аллюзий, указующих на Росси. И все равно пакт был нарушен. Почему же Ньютон не побоялся лишиться своих интервью?

Браун опустился в кресло. Желваки у него на скулах ходили ходуном от ярости.

Сэм отдал ему должное по части самоконтроля. Он тоже собрался, как мог, и, глядя в газету, улыбнулся.

– Мелкий блеф, как и прошлый раз. Заметьте: он не назвал ни одной фамилии. А все потому, что, как я уже говорил, никакого ученого нет.

Браун не отвечал, пока Сэм не поднял глаза.

– Зато он назвал донора.

Сэм хмыкнул.

– Ну да, как же. Христос из пробирки.

Браун молча буравил его взглядом.

– А что? – спросил Сэм минуту спустя.

– Хочешь сказать, он это из пальца высосал?

– Кто знает – может, чего нанюхался. Вы же не думаете, что в наши дни можно…

– Я не спрашиваю, что можно, а чего нельзя,– оборвал его Браун.– Верит ли этот ученый в свою затею, вот в чем вопрос. Именно это я поручал тебе выяснить.

Сэм хлопнул сложенной газетой по запястью.

– Газетчики врут. Клонировать Христа? Бред! Утопия! Браун встал и прошелся вдоль полок. Казалось, его что-то тяготит. Потом он взял книгу и протянул Сэму.

– Дело не в перспективе, а в убеждениях.– В руке у него была «Война миров» Герберта Уэллса.– Читал?

– Давно. Про то, как марсиане высадились в Нью-Джерси и все захватили?

– Да. А помнишь, что произошло после ее выхода?

– Угу. Орсон Уэллс создал по ней радиопостановку. Новостные сводки звучали так правдиво, что началась паника.

– Так вот, вторжение марсиан – тоже бред. И тем не менее на улицах бились машины, прокатились массовые беспорядки. А все потому, что народ поверил.

– Да, но это же было в тридцатых годах, почти семьдесят лет назад. А сейчас кто поверит, что Христа можно клонировать?

– По-твоему, какие-то семьдесят лет изменили человеческую природу?

– Я думал, мы все-таки поумнели…

– Хватит, Сэм. – Браун вернулся к столу и сел. – Думать не надо.

Сэм притих.

– Сделай, что я просил.

– Хорошо. Можете не сомневаться. Я только хочу понять, для чего все это.

Несмотря на расстройство, шеф явно оттаял и приобрел менторски-благожелательный вид. Оракул приготовился вещать.

Ткнув пальцем в газету, Браун произнес:

– Это не утка. Здесь что-то кроется: один фортель газетчика чего стоит. Похоже, твое внушение на него не подействовало. Подозрительно все это.– Он взял со стола пульт, включил телевизор и видеомагнитофон со словами: – Вот что было по Си-эн-эн сегодня утром.

Сэм увидел рыжую дикторшу с кроличьими зубами – частую гостью диспутов в прямом эфире. Он слышал, что многие обзывали ее чумной крысой – за то, что она раздражала всех без исключения, даже собственных друзей. А теперь ее посадили между интеллектуалом в бабочке и очках и другим знатоком в строгом костюме. Те яростно спорили.

Браун выключил звук и свел вместе ладони.

– Клонирование – уже не фантастика. Хочешь клонировать себя, отца, мать, любимого песика – наука поможет. Но исторические персонажи – дело другое. В сознании людей они – фигуры знаковые, способные определять массовое поведение. Только подумай, какой властью над умами обладал бы Джордж Вашингтон, окажись он среди нас! И кто он в сравнении с Сыном Божьим? Во все времена религиозные лидеры ассоциировались не только с мученичеством и духовным подвигом; с их подачи происходили священные войны, взлет и падение монархий, смуты, убийства и прочие проявления людской агрессии. Достаточно было двух крошечных невнятных статеек – и Си-эн-эн уже обсуждает это в прямом эфире, а в парках устраивают молитвенные сборища.

У Сэма чуть не подкосились колени.

– Вот что дают убеждения.– Браун уронил взгляд на ящик стола.– В том числе предрасудки. Некоторые даже верят, что по звездам можно прочесть будущее.

– И вы в это верите? – рискнул предположить Сэм. Браун смотрел куда-то вдаль.

– Я Лев по гороскопу.

Сэм чуть не сказал: «А я то ли Овен, то ли Телец – в общем, кто-то из них», но потом передумал и просто добавил:

– Заметно.

Браун посмотрел на него.

– Не важно, Сэм, чей это клон. Важно, кем его считают.

– Не удивлюсь, если Понтий Пилат говорил точно так же,– усмехнулся тот.

Браун пропустил остроту мимо ушей.

– Ни о каком втором Христе не должно быть и речи. Любые манипуляции с реальными и даже предполагаемыми источниками Его ДНК необходимо предотвратить.

Минуту-другую оба сидели молча. Судя по услышанному, Браун считал себя устроителем нового мирового порядка и совсем не собирался позволить какому-то выскочке с того света пустить все труды псу под хвост. У Сэма оставались считанные секунды, чтобы определиться с выбором, но ему было достаточно. Долгих семь месяцев он просчитывал свои сценарии – поминутно, посуточно, понедельно. Шаг влево – и ты на распутье со множеством альтернатив; шаг вправо – и все они отсекаются.

– Я рад, что спросил заранее,– произнес он вполголоса.– Похоже, я вас недопонял. Это дело не для меня.

– Что?

– Может, я брежу, но когда вы твердите о клоне, мне в голову лезут сплошь матери и младенцы. Если дело – не шутка, вы намерены пресечь его появление, верно?

Браун смотрел на него в упор.

Сэм помедлил, понимая, что от его следующих слов зависит будущее. Браун, конечно, был самым щедрым из работодателей, но требовал безоговорочного подчинения.

– Такие дела не по мне. На меня лучше не рассчитывать.

– Мне нужно все или ничего.

– Знаю.– Сэм встал.

Когда он вышел в фойе, Браун отправился следом.

– До полуночи я съеду,– сказал Сэм, заходя в лифт.– Ключи, карточки, пропуска и остальное сдам перед уходом.

Глядя Брауну в глаза, он нажал кнопку вестибюля. Но прежде, чем двери кабинки закрылись, успел услышать ответ:

– Подумай еще раз, Сэм. Даю тебе две недели.

Глава 39

Суббота. Квартира Сэма

Добравшись к себе, Сэм первым дело прошел к холодильнику, взял бутылку «Максорли» и отпил половину. Окажись у него что-то покрепче пива, он точно напился бы. То, что Сэм знал о Брауне, бросало в дрожь; но еще больше пугало то, чего он не знал. Можно ли в принципе саботировать операцию мистера Брауна? Какая участь ждет саботажника?

За годы службы Сэм порой ощущал, что в распоряжении Брауна была и другая, много более тайная сила, чем его детективный корпус. Однажды он нарвался на двух типов в черном, выходящих со служебного входа. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы навсегда потерять охоту выяснять, кто они и чем занимаются.

Теперь Сэм только и думал, что об их зверских лицах, попутно задаваясь вопросом, избегаемым на протяжении одиннадцати лет: правда ли, что страховочные варианты Брауна включают в себя резню наподобие африканской, задержку поставок медикаментов против СПИДа и уничтожение неугодных? Целый год он боялся спросить, что случилось с женой госсекретаря. По рассказам (секретарь как-то раз упал в стельку пьяный посреди гаража и, рыдая, поведал ему эту историю), она застала мужа в постели со своей дочерью от предыдущего брака и в запале пригрозила обнародовать их с Брауном грязные дела. С тех пор Сэм отчаянно сдерживался, чтобы не пойти выпытывать – действительно ли жена секретаря разбилась в катастрофе, или ее смерть – дело рук Брауна.

Собирая вещи, он еще раз все взвесил и понял: надо уходить. Да и что ему оставалось? Если Браун прознает о Мэгги и примет решение, что ребенок не должен появиться на свет, придется дежурить у нее круглые сутки, а не по разу в неделю. Мэгги понадобится защитник – знакомый с оружием и равнодушный к деньгам. К несчастью, у Брауна достанет средств купить половину святых и апостолов, а значит, кроме Сэма, ей рассчитывать не на кого.

Поэтому Сэм разыграл свой единственный козырь: положился на то, что Браун симпатизирует и доверяет эму. За все одиннадцать лет Сэм ни разу не обманул его и не воспользовался своим положением и справедливо рассчитывал, что Браун не заподозрит его в афере с клонированием. Для шефа это было бы таким же нонсенсом, как богобоязненный Прометей, как публика, спокойно внимающая новости о вторжении марсиан. Сэм вел корабль по курсу, проложенному в первый год службы, и ни разу с него не сошел. Бунтарство – не в его стиле, насколько знал Браун. Он наверняка решит, будто моряк отказывает из сентиментальности, о чем заявил в разговоре.

А пока Сэм решил воспользоваться отведенным ему временем и на неделю-другую затаиться, прежде чем дать окончательный ответ. В самом деле, к чему спешить? Нет смысла подгонять события. Сейчас его беспокоило только одно: отпускает ли Браун исполнителей своей воли живыми?

Вдруг в дверь постучали, и Сэм замер, прислушиваясь. Потом сорвал с вешалки кобуру и достал пистолет.

И опять: тук-тук-тук.

Сэм вжался в стену возле двери и спросил:

– Кто там?

– Сэм, это я,– ответил женский голос.

– Кто «я»? – Он нахмурился.

– Помнишь кухню рядом с танцзалом?

Сэм возвел глаза к потолку и прошептал: «Господи! Сейчас-то зачем?», а затем открыл дверь, оставаясь, как был, за стеной.

Раздался стук каолучков, и вот она уже зашла внутрь, продолжая звать его по имени.

Он резко захлопнул дверь. Танцовщица стремительно обернулась. Ее каштановые локоны ниспадали на алый глянцевый плащ, перехваченный у талии поясом. Красные « шпильки» и лак длинных ногтей дополняли картину.

– Мистер Браун прислал меня вместо морковки. Так и велел передать.

Она медленно ослабила пояс и распахнула плащ. Под ним не было ничего. Ее кожа мерцала, как лунная пыль, в тусклом свете прихожей, а заколки в волосах сияли, точно звезды. Она вдруг повела животом в каком-то восточном танце, отчего ее умопомрачительные груди вздрогнули и покачнулись, а лобок заходил вверх и вниз. Мелочь, казалось бы, но Сэму вполне хватило, чтобы распалиться.

– Черт возьми, кто ты, детка? – произнес он уже с хрипотцой в голосе.

– Меня зовут Корал. Можешь держать меня здесь, сколько хочешь.

Он взвел курок и обошел вокруг нее.

– Продолжай в том же духе. Брось-ка мне свой макинтош.

Она скинула плащ. Сэм его ощупал и оружия не нашел. Впрочем, иного он и не ожидал: все-таки шлюха – не наемный убийца. Что ни говори, девчонка высший сорт. Он отложил ствол и обошел ее снова – ощупывая только глазами. Потом она подняла руки и заиграла бедрами еще живее. Сэма бросило в дрожь, и все же он не прикасался к ней, хотел сохранить это зрелище в памяти. Выждав, пока он не очутится сзади, она расставила ноги, качнулась, проведя волосами по полу и замерла, обнаружив прелестнейшей формы киску.

Сэм, исторгнув утробный рев, потянулся к ней, срывая на ходу ремень. Корал, видимо, поняла, что перестаралась. Она обвила его сзади и держала, пока тот кончал в штаны.

– Что, долго постился? – спросила она, когда Сэм немного остыл.

Перед глазами всплыл образ Мэгги. И тут же его осенило, что он не может пренебречь Корал, иначе Браун точно заподозрит неладное. У него просто нет другого выхода, кроме как переспать с ней.

– Не бойся, милая, это только затравка.

Спустя час они перепробовали все мыслимые позиции. Корал, будучи профессионалкой, могла сдерживаться сколь угодно долго. Сэм трудился до седьмого пота, пока наконец не получил вожделенного приза – соски ее стали твердыми, она зарделась и громко застонала. Настоящий, а не наигранный оргазм. С особым удовольствием Сэм понаблюдал за ней и закончил следом.

Обнимая ее в полудреме, он вытащил из каштановой пряди шпильку, усаженную сияющими камнями, повертел в пальцах и воткнул обратно.

– Похоже на бриллианты. Это что, «жучок»?

Она улыбнулась, обозначив симпатичные ямочки на щеках.

– Не-а.

– А если бы был, ты сказала бы?

– Не-а.

Сэм хмыкнул и тут же спохватился, что ничего о ней не знает.

– Справедливо. Скажи лучше, как ты дошла до такого?

Свет не зажигали, лишь редкие солнечные лучи пробивались сквозь задернутые гардины. Похоже, снаружи было около трех часов пополудни.

– Только правду и ничего, кроме правды?

– Именно.

– Когда я была молодой и наивной,– проговорила Корал, лениво чертя ногтями по Сэмову животу,– мистер Браун увидел меня в постановке. Поначалу я его не подпускала – ни-ни, но за три месяца он ухитрился бросить весь мир к моим ногам – деньги, шмотки, личные самолеты, премьеры в Ла Скала…

– А потом?

– Потом он исчез. Был – и сплыл! – Она щелкнула пальцами.– А я – снова в кордебалет. Прошло еще три месяца, и однажды вечером меня встретил за кулисами его дворецкий с одежной картонкой. Гляжу – а там черное атласное платье с декольте и черные «лодочки». Я переоделась, он отвел меня к лимузину. Там ждал Браун с букетом цветов – черных колокольчиков, точь-в-точь как мое платье. Он сказал, это черный лизиантиус, диковинка под стать мне. Рядом с ним сидел актер – имени не скажу, хотя все его знают – недавно получил « Оскара ». Все наши девчонки по нему с ума сходят. Поехали в «Альгамбру». Помнишь, там еще пруд с лотосами?

Сэм помнил. Почти два года этот ресторан собирал богемные толпы. Лимузины останавливались у крыльца с регулярностью автобусов.

– Да, только чтобы заказать столик, требовалось иметь знакомого, который знал помощника распорядителя.