Глава 23

Вечер вторника.

Адвокатская контора «Темз уок чемберс», Лондон

Под белыми сводами лондонского офиса «Темз уок чемберс» Джером Ньютон вяло прихлебывал чай. Чай здесь развозила старушка в переднике, сопровождая каждую чашку печеньем в шоколадной глазури якобы домашнего приготовления и аж целыми двумя кусками сахара. Джером ворочал ложкой, глядя сквозь причудливые рамы готических окон.

Вызвавший его сюда Уолтер Финсбери даже не успел снять парик, так как только что примчался из Олд-Бейли.[14]

Ходжес, поверенный Джерома, сидел справа, давясь пресловутым домашним печеньем.

– Итак,– начал Финсбери из-за векового стола, звучно осушив чашку,– думаю, мы с вами без труда договоримся, верно?

– Вернее некуда,– подхватил Ходжес.– Для протокола: как уполномоченный Джерома Ньютона, имею заявить, что мой клиент ничего не крал у доктора Абрамса, вашего клиента.

– Хм,– произнес Финсбери.– По-моему, доктор Абраме с вами не согласился бы.

– Чушь собачья! – взорвался Ньютон и привычно закинул ногу на ногу.– Ваш Абрамс – забулдыга и годами не заглядывал в лабораторию. Секретная информация… Ха! Бьюсь об заклад, он в жизни не держал ничего, на что можно позариться. Короче, заберите заявление – тогда и договоримся.

– Забрать заявление? – переспросил Финсбери.– Стоит мне заикнуться об этом, как доктор Абрамс, мой высокоуважаемый клиент, добьется, чтобы меня лишили лицензии.

– Раз так, что за резон нам с вами встречаться? – спросил Ходжес, проглатывая последний кусок печенья.

Финсбери подался вперед.

– Если не ошибаюсь, на карту поставлена ваша журналистская репутация, мистер Ньютон.

Джером хмуро покосился на него. Здесь адвокат попал в точку. В прошлом году Ньютон чуть было не вылетел из «Таймс» за пару чересчур вольных, хотя и правдоподобных статей. Еще один такой ляп – и его опусы навсегда перекочуют на страницы бульварных листков. Собственно, только это и заставило его сюда прийти.

– И, хотя доктор Абрамс,– продолжал Финсбери,– искренне считает, что вы вторглись в его владения и похитили ценные личные материалы, я готов с ним убедительно побеседовать. В Америке не так мало безумцев, пытающихся возродить великих людей прошлого. Надеюсь, я выражаюсь достаточно прозрачно?

Ходжес прыснул в кулак. Как семейный адвокат Ньютонов, он всегда был готов порекомендовать наиболее эффективную тактику защиты, однако нынешнее дело слишком уж походило на фарс.

– А нельзя ли еще прозрачнее? – спросил он у Финсбери.

– Извольте. Скажите мне, кого мистер Ньютон подразумевал в своей статье, причем желательно с письменными свидетельствами. Если ваш и мой клиент говорят о разных людях, мы, как положено, отзовем иск и в знак извинения компенсируем судебные издержки.

Джером Ньютон расхохотался.

– Каков подлец, а?! Думаете, я на это куплюсь? Дудки! Кто-то из конкурентов заплатил вам, чтобы передрать мою статью, к источнику хотят подобраться!.. Не видать вам от меня ни бумажки!

Ходжес склонился и зашептал Джерому на ухо: «Не будем так категоричны»,– и похлопал его по плечу, а затем обратился к Финсбери:

– А может, начнем с вашего клиента? Убедите нас, что Абрамс вправе считать себя потерпевшим. Мы, в свою очередь, подпишем документ о неразглашении, так что ваш клиент сможет жить спокойно, не боясь огласки.

Финсбери хмыкнул.

– Хотите выжать компромисс? Могу вас заверить: никакой другой прессы здесь не замешано. Я подпишу бумаги о неразглашении, но с одним условием: вы первыми назовете имя ученого и покажете свои записи, иначе… до встречи в суде!

Ходжес встал.

– Мне нужно посовещаться с мистером Ньютоном.

– Разумеется,– сказал Финсбери.

Они вышли из офиса и оказались в мощеном тенистом дворике, где вполне мог гулять Диккенс, а затем свернули влево, на набережную. Вот по Темзе прошла баржа, направляясь к мосту Ватерлоо, где вечерами собираются туристы ради знаменитого вида – собора Святого Павла, осиянного предзакатным солнцем, и башен Вестминстера напротив.

– Не он первый, кто использует суд как угрозу,– сказал Ходжес.– Вам обязательно сохранить эту тайну?

Ньютон потянулся и зевнул, пытаясь скрыть раздражение.

– Я уважаю своего знакомого, хотя и считаю его затею полным бредом. К тому же…– Джером остановил взгляд на том берегу, где высился комплекс «Саут-бэнк», с его залами, галереями, садиками, магазинами и кафе.– К тому же есть шанс, пусть и ничтожно малый, что ему это удастся. Случись так, я на века попаду в историю – невероятную историю, переломный момент в судьбе мира.

– И вы даже не намекнете мне, кто донор или создатель? Джером подмигнул юристу.

– Простите, дружище, не могу.

– Может, хотя бы скажете, откуда вы взяли информацию? Ведь не из файлов Абрамса, я прав?

Журналист загадочно улыбнулся.

– У меня есть один скрытый талант. Вы, Ходжес, говорите сейчас с мастером слежки.

– Неужели? И в чем же ваш секрет?

– Терпение, старина. Не меньше двух мобильников, два шофера, две машины (на настоящий момент – три). Добавьте к этому крошечный наушник и микрофон в форме ручки – и вуаля! Все записано. К слову сказать, до этого я дошел сам, исполняя свой долг перед родиной. Я дал человечеству шанс спастись прежде, чем возрожденные гиганты истории примутся делить этот мир. Где гарантии, что люди не захотят вернуть Наполеона, Сталина, Линкольна или Эдгара По?

– Да, но гены – далеко не все.

– А много ли еще нужно? Хотите – вернем маркиза де Сада, выясним? Как бы то ни было, я не стану препятствовать своему знакомому, выдавая его имя или собственный источник.

Ходжес несколько секунд разглядывал его, а затем произнес:

– Весьма благородное решение.

– И к тому же практичное,– заметил Джером.– Наша семья именно потому могла позволить себе вас нанять, Ходжес, что никогда не упускала выгодных ставок. Если мой ученый добьется успеха, он тем самым подарит мне целое состояние. Как вам роль поверенного в переговорах?

– Каких переговорах?

– Наш приятель наверняка пожелает сотрудничать, когда я предложу не раскрывать его имени сразу.

– Взамен на что?

– Взамен на эксклюзивный доступ отныне и навсегда, право съемки и интервью по ходу процесса и публикацию по окончании. А впоследствии – возможность доступа к клонированному ребенку.– Ньютон рассмеялся и повел рукой в сторону Темзы, откуда ветерок доносил аромат карри.—

Весь «Фестивал-Холл» будет увешан моими снимками. Заяви кто о репортаже с места первого клонирования человека плюс видеозаписи родов – его осыплют деньгами, особенно если учесть, какого шуму наделает одно имя донора. Само собой, выйдет и книга – нет, целая серия книг. И я буду их автором.

– Неужели?

– Ходжес, сейчас я выбираю между золотым дном и жалким судилищем, после которого меня все равно выпустят за неимением улик. Говорю вам, Финсбери затеял вымогательство, или же старый дегенерат Абрамс спьяну чего-то напутал. В любом случае мне понадобится ваша помощь, чтобы как можно дольше держать их на расстоянии.

Ходжес свел за спиной руки и проводил взглядом баржу, дрейфующую к мосту Ватерлоо.

– В таком случае, Джером, я буду рекомендовать семье принять вызов. Не зайти ли нам внутрь – посоветовать Финсбери, куда засунуть свой адвокатский парик?

Глава 24

Вечер вторника. Клиффс-Лэндинг

Мэгги выключила свет в комнате, чтобы полюбоваться деревьями и отражением луны в прудике. Сериал «Загадки следствия» , который она смотрела, закончился. Когда год назад она впервые наткнулась на него по каналу Пи-би-эс, то ни слова не могла разобрать из-за британского акцента; но сюжет был таким захватывающим, что она продолжала смотреть его снова и снова, пока Шерлок Холмс и Пуаро не заговорили на понятном языке.

Впрочем, сегодня ей было не до кино. Мэгги вспоминала, какой переполох поднял доктор Росси, узнав, что она девственница. А разве она виновата? Когда четырнадцать лет назад, на двадцать втором году жизни, она поняла, что ждать больше некуда, то решила проститься с невинностью. Однако при каждой попытке что-то нарушало ее планы.

Ее первого друга так скрутило судорогой в ответственный момент, что пришлось везти беднягу в больницу. Второй, струхнув на манер доктора Росси, заявил, что его намерения нечисты и он не имеет права лишать ее девственности. Тщетно Мэгги пыталась его переубедить… С третьим кандидатом они уединились в машине и уже приступили к делу, как вдруг появилась его жена – о существовании которой Мэгги и не догадывалась.

В конце концов Мэгги сдалась, так как неудачные свидания раз за разом ранили ее чувства. К тому времени, когда жизнь напомнила ей, что у нее нет ни образования, ни амбиций, ни выдающейся внешности, осознание собственной нетронутости в некотором роде стало ее поддерживать. Что говорить, в наши дни это редкость. Мэгги пришла к мысли, что Господь либо хранит ее так от незримой опасности, либо приберегает для какого-то из своих планов. Прочтя дневник доктора Росси, она поняла, для какого именно.

Втайне Мэгги всегда считала себя особенной, даже блаженной, с чем большой мир, похоже, был не согласен.

Но вот изменилось и это.

После осмотра Франческа совершенно растерялась. Поначалу она постоянно дежурила при Мэгги и выполняла все ее просьбы, однако довольно скоро пришла в себя. Доктор Росси, напротив, еще долго смотрел на Мэгги как на галлюцинацию, и только Аделина оставалась прежней. Она сказала, что любит их, несмотря на помешательство – кем еще надо быть, чтобы пуститься в такую авантюру? Рано или поздно любых упрямцев выслеживают, даже в Клиффс-Лэндинге, а ей остается лишь улететь в Европу и ждать, пока все уляжется; ее пригласила погостить Летиция. Мэгги заподозрила, что визит Аделины спланирован Франческой, которая собиралась сбежать вместе с подругой под тем же предлогом и решила сперва прозондировать почву.

На прощание Аделина сняла свой шахтуш и отдала его Мэгги.

– Пожалуй, для меня это слишком щедрый подарок,– сказала она, многозначительно глядя на доктора.– Возьми ее, Мэгги. Пусть согревает тебя на этом пути.

Феликс не особенно старался отговорить ее от поездки. Казалось, он был даже рад – заставил Мэгги написать ее подруге Шармине открытки и попросил Аделину периодически отправлять их во время путешествия. Он поцеловал ее в лоб перед расставанием и тут же вернулся, не переставая твердить, что девственность Мэгги есть знак Божий.

Да разве могла Мэгги иначе предлагать себя в матери Христу? Просто стеснялась признаться, рассчитывая, что доктор догадается сам.

Спустя час-другой он почти отошел от потрясения, закончил осмотр и прикрепил к ее запястью датчик, который должен был постоянно передавать показатели давления в лабораторию. Сначала Мэгги испугалась, но, поняв, что ничего не попишешь, сказала себе: «Все в руках Божьих» и попыталась расслабиться.

Сейчас она поднялась наверх – отведать кулинарных изысков Франчески, а доктор Росси задержался у себя. И вот Мэгги встала со своего дивана в цветочек и пошла в детскую – послушать, что он там делает за стеной, в лаборатории. Стояла полная тишина, за окном начало смеркаться. Может, он забыл ее позвать? Она вернулась в комнату и открыла дверь в акушерский блок, прошла за угол и заглянула в лабораторию. Доктор Росси сгорбился перед монитором, на котором, едва заметные, светились две извилистые линии. Девушка сперва решила, что он спит, но потом он поднял голову. Пряди черных волос упали ему на глаза, и Мэгги невольно задумалась, зачем Господу понадобилось так щедро наделять этого человека. На лице у него проглядывала редкая поросль щетины, как у юнцов, взявшихся растить бороду для солидности. Хорошо, что такой тип красавцев ее не привлекает. Вот если бы он походил на Сэма, тогда жди беды, особенно в интимной обстановке смотровой.

Она постучала по дверному стеклу.

– Доктор Росси!

Он обернулся и снова взглянул на нее, будто не веря глазам. «Конечно, приятно, когда тебя считают особенной,– подумала Мэгги,– но это уже перебор». Наконец доктор встал, выключил компьютер и, подойдя к двери, свет в лаборатории.

– Ну как? – спросила она.– Подхожу я вам?

– Тесты еще не завершены, и нам нужно поговорить кое о чем.

Мэгги насторожилась.

– Что ж, тогда выкладывайте как на духу.

Он прошел вслед за ней в комнату и сел на край дивана, даже не улыбнувшись.

Мэгги опустилась в кресло-качалку у застекленной двери, через минуту почувствовала, что больше не в силах держать паузу, и сказала:

– Прошу, доктор, пожалейте мои нервы. Что со мной?

Он наклонился вперед, уперевшись локтями в колени.

– Дополнительные супрессанты тебе не понадобятся, из-за чего подготовку можно урезать на семь-десять дней. Это хорошо.

– А что плохо?

– Повышенное давление. Оно у верхней границы нормы, однако очень близко к тому, с которого начинается первая стадия гипертонии.

– Господи Иисусе!.. Но раз оно в пределах нормы, значит, годится?

– У женщин с изначальной гипертонией десятикратно возрастает риск развития гипертензии беременных. С шести-восьмипроцентной вероятностью заболевание может случиться даже при хорошем давлении, а у гипертоников вероятность подскакивает до шестидесяти—восьмидесяти процентов.

– И чем это грозит?

– Гипертензия беременных – наиболее частая причина смерти при родах, как матери, так и ребенка.

Мэгги уперла взгляд в стены двора, залитые лунным светом.

– Но вы-то сумеете с этим справиться?

– Препараты для нормализации давления могут навредить ребенку. Мэгги, тебе всего тридцать пять. Избытком веса ты не страдаешь, да и в семье, по твоим словам, гипертоников нет. Ты занимаешься спортом? Чем ты питаешься, в конце концов?

Она призналась, что ест отбивные, песочное печенье и ненавидит тренировки.

– Думаю, смена диеты и регулярные упражнения нам помогут. Известно, что таким образом верхнюю границу понижают на девять миллиметров и больше.

Мэгги подошла к нему и положила ладони на лацканы его халата.

– Я сделаю все, как вы скажете! Клянусь! Буду гулять каждый день!

– Имей в виду: на свежем воздухе необходимо проводить не меньше получаса. Полчаса – это минимум!

– Хорошо-хорошо.

– Придется урезать потребление соли. Ничего жареного. Никакого алкоголя и кофе. Много фруктов и овощей. Чуть только давление начнет повышаться – лечь и не вставать.

– Согласна, согласна!

– Если ты наляжешь на витамины и чеснок – много чеснока,– а также мятный чай, может, положение и улучшится. Исследования медиков подтверждают, что старые средства действуют не хуже лекарств, тем более что вреда от них никакого. А значит, почему бы их не попробовать?

– Так я и сделаю. Обещаю!

Феликс понурил голову. Челка упала ему на глаза, закрыла лицо.

– Я врач, Мэгги. Моя клятва гласит: «Не навреди». Риск все равно остается.

Мэгги не хотела возвращаться в прошлое, где ее не замечали в девяноста девяти процентах случаев, не хотела прощаться с мечтой о новом Христе. Он был нужен миру, и ей тоже. Сердце подсказывало: этому суждено произойти.

– Я же говорила, что готова отдать жизнь. Главное, чтобы ребенок выжил. В нем – вся моя душа. Сейчас меня волнует только это. Разве люди не умирают с горя? И не надо разглагольствовать, что бывает беременность без риска, доктор. Мне лучше знать. Так что распечатайте контракты, и я их подпишу. Вы вроде сказали, что ваш адвокат прислал их по электронной почте? Так давайте, а мисс Росси скрепит наши подписи.

– Ну не знаю. Вообще-то положено их прочитать и вернуться к поверенному. Может, он захочет, чтобы ты посоветовалась со своими юристами. Да и простых подписей, наверное, недостаточно – по крайней мере, их понадобится заверить.

– Какая разница? Можно подписать что-то сейчас, а что-то оставить на потом, если так хочется вашему адвокату. Мне-то не нужно ни с кем советоваться.

Росси не ответил, лишь понуро повесил голову.

– Разве мы не доверяем друг другу, доктор? Я готова участвовать без всяких контрактов, но если ваш поверенный скажет, что мы напортачили, всегда можно вернуться и исправить.

Он не шевельнулся, даже не поднял на нее глаз.

– Бога ради, доктор! Представьте, что кто-то нас выследит и попытается остановить? Скоро ли еще выпадет шанс клонировать Христа?

Феликс прищурился, встал и через минуту вернулся с документами и авторучкой.

– Вот соглашение на вынашивание чужого ребенка; тут главное, что тебе известен генетический донор. А здесь – мои гарантии пожизненных выплат, обещание усыновления и совместного опекунства.

Он подошел к селектору и вызвал Франческу. Минуту спустя она появилась, пытливо глядя на Мэгги.

– Что показала проверка? Будешь продолжать?

– Все хорошо, мисс Росси.

Доктор протянул Мэгги документы. Девушка схватила их так, как будто от этих бумаг зависела ее жизнь, и тут же подписала. Феликс, а затем Франческа последовали ее примеру. Доктор отдал Мэгги ее копию, остальные убрал и вернулся в перчатках и с подносом.

– Сейчас будет первый укол.

– Что, уже? – всплеснула руками Франческа.

– Да,– ответила Мэгги, глядя на поднос.– Это для разогрева. Не волнуйтесь, мисс Росси.

– А мне казалось, вы еще не все данные получили!.. Возникли проблемы?

– Мы действительно в любой момент можем все бросить, пока я не забеременела, правда, доктор?

– Правда,– подтвердил он.– Я введу тебе гормон, называемый гонадотропином. Побочных эффектов не будет, поскольку его вырабатывает наш организм. Эта инъекция заставит твои яичники сформировать за неделю-другую до пятнадцати яйцеклеток, а может, и больше, если повезет. Перед тем как их извлечь, я найду способ нормализовать твое давление. Начнем сейчас, а окончательное решение оставим на потом.

– Давление? – вмешалась Франческа.

Мэгги не сводила глаз с подноса.

– Все в порядке, мисс Росси.

Феликс набрал в шприц содержимое ампулы, положил его на поднос и перекрестился.

– Давайте сначала помолимся.

– Помолимся? – воскликнула Мэгги, теряя терпение.

– Благослови, Отче… Присядь, Мэгги, и обнажи бедро.

Покачав головой, Франческа вышла из комнаты.

Мэгги приспустила брюки пижамы и села, чтобы он мог протереть кожу перед инъекцией. Вслед за тем она почувствовала укол, почувствовала, как гормон разливается по мышце. Тотчас ранку заклеили пластырем – и готово. Доктор отнес поднос и снова расположился на диване, взял пульт и включил телевизор на последних минутах сериала с Эркюлем Пуаро.

– Я посижу здесь немного,– сказал он.

Глава 25

Вечер вторника. Квартира Сэма

Попытка Сэма устроить ночь бдения не удалась. Его сморил сон, переросший в сюрреалистический кошмар, в котором кто-то клонировал Лондонский мост. Клоны моста торчали повсюду, а потом все как один начали рушиться. Затем они собирались обратно и рушились снова, всякий раз топя дюжины африканских детей…

По звонку телефона Сэм вскочил и, тяжело дыша, схватился за трубку.

– Он тебя ждет,– произнес голос дворецкого мистера Брауна.

Сэм наспех умылся, провел расческой по волосам и поправил одежду. На пути к лифту бросил взгляд на часы. Всего полдевятого вечера, полвторого ночи по лондонскому времени. Финсбери должен спать сейчас очень неспокойно. Как он ухитрился выпустить Ньютона из тисков – полная загадка. Тот ходит по краю: шаг в сторону – и его журналистская карьера кончена. Все прочее, что он имеет, ему не принадлежит: состояния он не наследовал, титула – тоже, положением был обязан только родству с дядей-герцогом. Лишь работу он может по праву назвать своей. По идее, чертов журналист должен был сдаться сразу же, чуть появились сомнения в его компетентности. Так почему же он упорствует?

Эта мысль не давала Сэму покоя, подобно фотографиям убитых детей. Отъезд Росси тоже тревожил его. От сменщика Сэм узнал, что именно они сидели в сером «рейнджровере» – Феликс Росси с сестрой и Мэгги. Никто понятия не имел, куда или почему они уехали. Из своей аппаратной Сэм проверил их комнаты посреди дня и не смог ничего разглядеть, словно они закрыли ставни и занавеси перед долгим отсутствием. Сэму вспомнилась яхта, которую Росси оставили где-то в Испании. Может быть, они отправились туда?

Он вышел из лифта и встретил дворецкого, готового проводить его в библиотеку.

Мистер Браун уже ждал. Хорошенькое начало.

– Удалась ли поездка? – спросил он, увидев вошедшего.

– Не совсем.– Сэм остановился перед столом.

– Сядь и расскажи, что случилось.– Браун махнул рукой в сторону дивана.

Сэм присел и описал ситуацию с Ньютоном. Браун молча кивал – знак доверия, которое ему, Сэму, придется оправдать. Когда он договорил, Браун выдвинул ящик стола и толкнул ему еще один конверт.

– Это на завтрашнее утро нашему другу в консульстве. Как и раньше, Сэм сунул конверт в карман, а затем неожиданно для себя спросил: