Советский Союз в локальных войнах и конфликтах
ModernLib.Net / История / Лавренов Сергей / Советский Союз в локальных войнах и конфликтах - Чтение
(стр. 55)
Автор:
|
Лавренов Сергей |
Жанры:
|
История, Политика |
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(733 Кб)
- Скачать в формате doc
(602 Кб)
- Скачать в формате txt
(580 Кб)
- Скачать в формате html
(713 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60
|
|
Все это, по мнению Блас Рока, дает основание рассматривать события в Карибском море как временное отступление.
Тов. Блас Рока подчеркнул, что он верит в превосходство сил социализма над силами империализма. Но если великан не употребляет свои силы, а только говорит о своем превосходстве, то он рискует потерпеть поражение от рук карлика, который напрягает все силы, действует активно. Блас Рока выразил сожаление, что у Кубы нет хотя бы одного торпедного катера для прорыва силой американской военной блокады.
Тов. Блас Рока говорит, что смысл его жизни, как коммуниста, состоящего в партии с 1929 года, заключается в том, чтобы крепить дружбу и единство между кубинским и советским народами. При всех обстоятельствах, при всех поворотах он всегда стоял на стороне Советского Союза. Тов. Блас Рока заверил, что и впредь он будет бороться за укрепление этого единства и видит в этом смысл своей жизни.
Документ № 8.
Беседа А.И. Микояна с Фиделем Кастро 3 ноября 1962 г.
А.И. Микоян после взаимных приветствий передал Фиделю Кастро привет от Центрального Комитета КПСС и Никиты Сергеевича Хрущева, отметил, что ЦК КПСС высоко ценит мужество товарища Ф. Кастро и всего кубинского народа, решительно отстаивающего свободу и независимость своей страны. А.И. Микоян сказал, что ему лично приятно выполнить поручение ЦК КПСС, так как он знает Кубу, знает руководителей Кубинской революции.
К сожалению, отметил А.И. Микоян, возникли некоторые расхождения во взглядах между руководством Республики Куба и нашим руководством. Посол Алексеев информировал нас об этих расхождениях, а также о речи Ф. Кастро 1 ноября 1962 года, в которой он разъяснил народу Кубы позицию революционного правительства.
ЦК КПСС, подчеркивает А.И. Микоян, направил меня на Кубу, чтобы со всей откровенностью обсудить с кубинскими товарищами все неясные вопросы. Судя по приему, оказанному на аэродроме, кубинские руководители считают эту встречу полезной. Я приехал сюда, продолжает А.И. Микоян, чтобы искренне и открыто поговорить с вами. Сейчас, мне кажется, было бы полезным, чтобы Вы, товарищ Фидель Кастро, откровенно сказали мне, какие вопросы Вас беспокоят. Только говоря откровенно, можно обеспечить полное доверие и взаимопонимание… В ответ на это Ф. Кастро заявил, что кубинские руководители рады вновь видеть А.И. Микояна на Кубе, говорить с ним по важным для обеих сторон вопросам. Мы знаем, пошутил Ф. Кастро, что Н.С. Хрущев как-то сказал, что «в ЦК КПСС есть кубинец. И этот кубинец – А.И. Микоян». Мы можем говорить с Вами, продолжает Ф. Кастро, вполне откровенно, мы глубоко доверяем Советскому Союзу.
Что касается вопросов, в связи с которыми, как мы объявили народу, возникли некоторые расхождения, хочу сказать следующее.
Вопросы эти вызваны, в первую очередь, психологическими факторами. Мне хотелось бы отметить, что в дни, когда возникла серьезная опасность, весь народ наш почувствовал огромную ответственность за судьбы родины. Все силы народа были напряжены. Чувствовалось, что народ един в своей решимости отстоять Кубу. Все кубинцы готовы были с оружием в руках выступить против агрессоров, готовы были отдать свою жизнь, защищая свою страну. Весь народ сплотила глубокая ненависть к империализму США. В те дни мы даже не арестовали никого, так как единство народа было поразительным. Это единство явилось результатом большой идеологической работы, которую мы проводили, разъясняя народу значение помощи Кубе со стороны Советского Союза, разъясняя чистоту принципов политики СССР.
Мы говорили народу о высоких патриотических целях, которые преследуем, вооружая страну для защиты от агрессии. Мы говорили, что стратегическое оружие – залог прочности нашей обороны. Мы не проводили классификации оружия на оборонительное и наступательное, поскольку все зависит от целей, для которых оно используется.
Говоря о психологических вопросах, хотел бы подчеркнуть, что кубинский народ нас понял. Он понял, что мы получили советское оружие, что оборонительные возможности Кубы неизмеримо выросли. Поэтому, когда Кеннеди попытался нас запугивать, народ Кубы реагировал очень решительно, очень патриотически. Трудно себе представить, с каким энтузиазмом, с какой верой в победу записывались кубинцы в те дни добровольцами в армию. Народ чувствовал в себе огромные силы. Зная о действенной солидарности советского правительства и народа, кубинцы психологически чувствовали себя сильными. Солидарность со стороны Советского Союза нашла свое материальное воплощение, стала знаменем, вокруг которого сплотились воедино сила и мужество нашего народа.
Народ Кубы чувствовал огромную ответственность перед странами социалистического лагеря, видя советское стратегическое оружие на своей территории. Он сознавал, что это могучее оружие должно быть сохранено во имя интересов всего лагеря социализма. Поэтому, несмотря на то что самолеты США постоянно нарушали наше воздушное пространство, мы пошли на то, чтобы ослабить противовоздушную оборону Гаваны, но усилили одновременно ПВО районов размещения ракет. Наш народ с гордостью сознавал свою роль защитника интересов стран социализма. Зенитчики и все солдаты, охранявшие районы размещения ракет, были полны энтузиазма, были готовы оборонять их ценой своих собственных жизней.
Напряженность обстановки росла, росла и психологическая напряженность. Весь народ Кубы был готов к обороне…
И вдруг – уступки…
Уступки со стороны Советского Союза произвели гнетущее впечатление. Психологически народ наш не был готов к этому. Возникло чувство глубокого разочарования, горечи, боли. Как будто нас лишили не ракет, а самого символа солидарности. Сообщение о демонтаже ракетных установок и возвращении их в СССР сначала показалось нашему народу наглой ложью. Ведь народ Кубы не знал о соглашении, не знал о том, что ракеты продолжают принадлежать советской стороне. Кубинский народ не представлял себе юридического статуса этого оружия. Он привык к тому, что Советский Союз передавал нам оружие и оно становилось нашей собственностью.
И вдруг сообщение американского агентства ЮПИ о том, что «советский премьер дал приказ советскому персоналу о демонтаже ракетных установок и их возвращении в СССР». Народ не мог поверить этому сообщению. Оно вызвало глубокое замешательство. Народ не понял самой постановки вопроса о возможности вывоза ракетного оружия с Кубы, если США ликвидируют свои базы в Турции.
Я говорил, продолжает Ф. Кастро, что за годы после революции мы провели большую идеологическую работу с народом, готовя его к пониманию идей социализма, идей марксизма. Эти идеи пустили глубокие корни в народе. Он восхищается политикой советского правительства, учится на примере советского народа, к которому испытывает чувства сердечной благодарности за неоценимую помощь и поддержку. Но в этот трудный момент наш народ как бы сбился с пути. Сообщение о том, что 28 октября Н.С. Хрущев отдал приказ о демонтаже ракетных установок, что инструкции об этом даны советским офицерам, что в послании нет ни одной строки о согласии правительства Кубы, потрясло народ. Чувство разочарования, растерянности, горечи охватило кубинцев. Я выходил на улицы, выезжал в воинские части и видел, что народ не понимает этого решения.
Почему это решение принято односторонне, почему у нас забирают ракеты? Не возьмут ли обратно все оружие? Эти вопросы волновали весь наш народ. За какие-нибудь 48 часов это чувство горечи и боли распространилось среди всего народа. События следовали быстро, одно за другим. 27 октября было выдвинуто предложение о выводе оружия с Кубы при условии ликвидации баз в Турции. 28 октября последовали приказ о демонтаже и согласие на инспекцию.
Нас очень обеспокоил тот факт, что моральный дух народа резко упал. Это сказалось и на его боевом духе. К тому же участились наглые полеты американских самолетов в воздушном пространстве Кубы, а нас попросили не открывать по ним огня. Все это произвело сильное деморализующее воздействие. Чувства разочарования, боли и горечи, охватившие народ, могли быть использованы контрреволюцией для разжигания антисоветских настроений. Враги могли воспользоваться тем, что правовые нормы, о которых мы так много говорили народу, оказались забыты. Решение было принято без консультаций, без согласования с нашим правительством.
Никто в это не хотел верить, все думали, что это – ложь.
В послании не было ни строки о предварительном согласии Кубы. Казалось бы, что это согласие – лишь элемент формальный. Но Куба – это больше, чем маленькая страна со смелым, но маленьким народом. Наша революция важнее, чем судьба нашей страны, чем судьба самого нашего народа. Мы должны защищать и беречь нашу революцию для всего мира. Нашему народу казалось, что решения, принятые без согласования с правительством Кубы, нанесли моральный ущерб нашей революции, сказались на ее авторитете в глазах Латинской Америки. А о престиже нашей революции, сказал Ф. Кастро, мы всегда помним. Поймите нас правильно, народ беспокоило не чувство обиды и оскорбленной гордости, а то, что наш престиж в Латинской Америке может быть подорван. Понятно, что в таких условиях многие кубинцы могли сбиться с правильного пути. Тем более что в истории нашей страны были прецеденты ущемления нашего престижа, нашего суверенитета. Поэтому наш народ особенно к этому восприимчив. Ведь после окончания войны за независимость американцы навязали «поправку Платта», ограничив таким образом сферу действия конституции Кубы. Наша страна в силу этой «поправки» не имела права предоставлять без согласия правительства США свою территорию под иностранные военные базы. Американцы, используя эту «поправку», нагло вмешивались в кубинские дела…
И в эти дни многим показалось, что «поправка Платта» воскресла…
Во время мирных переговоров в Париже после окончания войны за независимость все вопросы решались американцами и испанцами. Кубу даже не пригласили, хотя народ Кубы сыграл решающую роль в борьбе за освобождение острова от испанского владычества.
С тех пор наш народ стал очень болезненно относиться к вопросам суверенитета. К тому же после нынешнего кризиса юридически положение осталось неизменным, «статус кво» не изменился.
1) Осталась блокада, организованная правительствами США. США продолжают попирать свободу мореплавания.
2) Американцы пытаются определять, какие виды оружия мы можем иметь. Организуется контроль. Складывается обстановка, подобная той, которая существовала или существует в Марокко, Гвинее, Гане, на Цейлоне и в Йемене.
3) США продолжают нарушать воздушное пространство Кубы, а мы должны терпеть. Кроме того, без нас дано согласие на инспектирование.
Все это казалось народу шагом назад, отступлением. Получается, что мы должны принять инспектирование, признать право США определять, какие виды оружия мы можем использовать.
Наша революция прочно опирается на народные массы. Падение морального духа могло бы быть опасным для дела революции.
Советский Союз давно укрепился как государство, он может проводить гибкую политику, может маневрировать. Советский народ легко понимает свое правительство, безраздельно верит ему.
Куба – молодое, развивающееся государство. Наш народ очень импульсивен. Моральный фактор имеет в нашей стране особенное значение.
Мы боялись, что эти решения могут вызвать трещину в единстве народа, подорвать престиж революции в глазах латиноамериканских народов, в глазах народов всего мира.
Куба служит примером многим странам. Влияние Кубинской революции на алжирских руководителей очень сильное. В силу этих обстоятельств у нас нет возможностей для маневрирования, для проведения гибкой политики.
В США известие о выводе советских ракет с Кубы вызвало огромное ликование. Американцы рассчитывают, что в нынешней обстановке облегчаются условия для активизации контрреволюции. Вся пресса США ликует.
Есть еще два вопроса. Со стороны США мы не получаем никаких гарантий, все висит в воздухе. Конечно, мы будем в любом случае решительно бороться, но дело не в этом.
В свете современных событий нам трудно понять причины вывода советского стратегического оружия. Возникает вопрос: достаточно ли хорошо был продуман и изучен этот вопрос? Или с самого начала предполагалось, что ракеты будут выведены, а мы не знали об этом. Мы не были достаточно информированы о намерениях и планах советской стороны. Когда Че Гевара ездил в Москву, ставился вопрос об опубликовании текста соглашения. Вопрос остался неясным. Мы думали, что главное иметь ракеты на Кубе. Поэтому нам было так трудно поверить в то, что их возвращают в Советский Союз.
Когда ракеты были на Кубе, мы чувствовали свою ответственность перед всем социалистическим лагерем. Народу показалось, что вывоз ракет с Кубы осуществлен за счет ущемления наших национальных интересов. Если бы был поставлен вопрос об одновременной ликвидации американской базы Гуантанамо, то наш народ понял бы это требование.
Нам было очень трудно объяснить народу сложившееся положение. Если бы попросить перемирия, согласовать вопрос, мы оказались бы в лучшем положении.
А.И. Микоян заметил, что угроза агрессии была столь острой, что времени для консультаций не было.
Ф. Кастро добавил, что, несмотря на все жалобы и расхождения, кубинцы – верные друзья Советского Союза. Мы прежде всего марксисты-ленинцы! Между Советским Союзом и Кубой брешей не будет! Мы верим в принципиальную политику советского правительства. Мы прежде всего революционеры. Наш народ готов к борьбе, он вдохновляется примером Советского Союза. Мы будем как зеницу ока беречь дружбу с Советским Союзом, защищать узы дружбы и крепить их. И вот для защиты этих уз мы и решили выступить перед народом. Было необходимо что-то сказать, поднять дух нашего народа.
Я очень много думал, продолжал Ф. Кастро, советовался с товарищами из руководства, и мы решили сказать народу о некоторых расхождениях, чтобы вырвать почву из-под ног у контрреволюционеров, которые могли бы начать антисоветскую пропаганду, ссылаясь на то, что вопросы решаются без нас.
Это выступление было необходимо с тактической точки зрения. Мы сказали, что расхождения есть, но мы их преодолеем путем обсуждения. Пусть народ не беспокоится – мы все обсудим. Мы подчеркнули огромную, самоотверженную помощь Кубе со стороны Советского Союза, его правительства, его партии. Мы специально уделили большое внимание в печати Вашему заявлению, сделанному перед отлетом из Нью-Йорка. Оно имело огромное значение, произвело большой эффект. Народ должен забыть об обиде. Наша задача – полностью восстановить доверие народа. Положение нашего правительства сейчас хорошее. Мы решили, что будет полезно обсудить расхождения, но ни в коем случае не допускать антисоветских высказываний. Дружба с Советским Союзом – это главное.
А.И. Микоян поблагодарил Ф. Кастро за откровенность и еще раз подчеркнул, что только искренность, откровенность помогает друзьям преодолевать расхождения во взглядах, прийти к общему мнению. С врагами – другое дело, их можно и обмануть.
Психологический момент, продолжал А.И. Микоян, действительно имеет очень большое значение. Особенно для Кубы, в силу исторических условий. Нам понятно ваше беспокойство в связи с чувствами разочарования среди кубинских товарищей, которые не знали всех сторон этих сложных проблем и не могли составить правильного суждения. Тактически Вы поступили очень правильно, сказав народу о некоторых расхождениях. Мы понимаем, какой эффект должно иметь это заявление. Оно выбивает почву из-под ног у контрреволюционеров, рассчитывающих разжечь антисоветские настроения.
Обстоятельства сложились так, что посоветоваться перед принятием решения с Вами мы не могли. Представьте себе, наступил момент, когда решалась судьба Кубы, а может быть, и не только Кубы. Правительство США приняло решение об осуществлении агрессии. Оно сосредоточило военные корабли с войсками в Карибском море, подготовило бомбардировочную авиацию. Все было готово для нападения. Если бы мы направили вам свои предложения, то, учитывая время на шифровку и перевод, ответ мог бы быть получен через 1—2 дня. Такого времени у нас не было. Нужно было решать в тот же день. На следующий день Куба могла бы быть уничтожена. И не атомным оружием, а с помощью бомбардировщиков с ракетами, несущими обычные заряды. Такой массированный удар мог уничтожить ракетные установки на территории Кубы, обеспечить условия для десанта флота. Необходимо было без промедления решать этот сложный вопрос. В воскресенье, часов в 12 дня, мы собрались, получив шифровку через посла Алексеева. В ней сообщалось о том, что получены сведения о форсированных приготовлениях к агрессии. Из других источников мы получили информацию, подтверждающую, что нападение на Кубу со стороны США – вопрос часов. Мы должны были решать сами вопрос о спасении Кубы.
Ф. Кастро спросил, нельзя ли было договориться о перемирии на один-два дня.
А.И. Микоян ответил, что в тот момент американцы не пошли бы на это перемирие. В настоящее время сложилась обстановка перемирия. Но в тот момент США не отказались бы от своих планов, они нанесли бы удар. Районы расположения ракетных установок были уже известны американцам. Они их сфотографировали и имели точные данные. Здесь, на Кубе, за короткое время мы не могли замаскировать достаточно хорошо ракетные установки. В наших условиях мы делаем их невидимыми для аэрофоторазведки.
Разведывательная служба США получила первые сведения о наших ракетах на Кубе от западногерманской разведки. Эти сведения дошли до Кеннеди, который сначала думал, что наше оружие на Кубе – только оборонительное. Еще раньше их получили сторонники жесткого курса в отношении Кубы. Они яростно обрушились на Кеннеди. Он не подал вида при встрече с Громыко, что знает об атомном оружии на Кубе, но приказал провести фоторазведку. Так были получены американцами данные о наших ракетных установках на Кубе.
В создавшихся условиях мы не могли медлить. Угроза агрессии была неминуемой.
Мы вынуждены были решать. Потеря Кубы была бы невосполнимой утратой для всего международного коммунистического движения. Судьба Кубы постоянно тревожит нас. Н.С. Хрущев был с визитом в Болгарии. И потом он мне рассказывал: «Знаешь, все эти 3 дня в Болгарии я думал, как бы лучше помочь Кубе».
Куба находится очень далеко от Советского Союза. Военно-морской флот США сильный, его базы расположены в самом Карибском море. Мы не располагаем таким большим надводным флотом, как США. У нас сильный подводный флот с ракетным оружием. Наши подлодки есть и в Карибском море, но им трудно действовать на таком удалении, без баз. Мы не можем сопровождать подлодками все наши суда. Это – сложный вопрос.
Нам не обязательно иметь ракеты на Кубе для нанесения удара по США в случае необходимости. Мы это можем сделать со своей территории. У нас, Вы знаете, есть соответствующее оружие.
Наши ракеты на Кубе были обнаружены слишком рано. Предполагалось, что после выборов в конгресс США, к середине ноября, мы сможем опубликовать декларацию. Тогда бы кубинскому народу было бы легче разобраться в обстановке. Почему мы согласились на контроль за демонтажем ракет на Кубе? Американцы боятся, что мы их смонтируем на других площадках, а это усиливает напряженность. Прецеденты международного контроля существуют. Речь в данном случае не идет о контроле со стороны США, а о контроле, организуемом ООН силами представителей нейтральных стран, в целях проверки исполнения достигнутой договоренности. При разработке в ООН мер по предотвращению внезапного нападения мы, например, не возражали против международного контроля в крупных морских портах, на железнодорожных узлах, на автомагистралях и в аэропортах.
В случае с Кубой речь не идет об инспекции всей территории Кубы, а только о контроле демонтажа ракетных установок в определенных, уже известных районах.
Печ. по: У края ядерной бездны (Из истории Карибского кризиса 1962 года. Факты. Свидетельства. Оценки…). Мемуарно-монографический очерк. Под общей редакцией А.И. Грибкова, М., 1998. С. 365—377.
Приложение № 6.
К событиям в Чехословакии
Документ № 1.
Записка заведующего Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран К.В. Русакова в ЦК КПСС от 26 июня 1968 г.
В соответствии с поручением, вносим предложение о приглашении в СССР на отдых тт. Дубчека, Черника и Биляка.
Тов. Дубчек в беседе с совпослом 12 июня по вопросу о встрече руководителей КПСС и КПЧ, высказал соображения о возможности такой встречи в первой половине июля в Крыму, куда я (Дубчек), Черник и другие чехословацкие товарищи могли бы приехать вместе с семьями для кратковременного отдыха (тел. спец.: 964—967 от 13 июня с. г.).
Секретарь ЦК КПЧ т. Индра сказал совпослу, что до 6 июля т. Дубчек будет занят в различных крупных политических мероприятиях и на партийных конференциях (тел. спец. 1024—1026 от 24 июня).
Учитывая изложенное, полагали бы целесообразным пригласить от имени Политбюро ЦК КПСС тт. Дубчека, Черника, Биляка и других товарищей (по усмотрению т. Дубчека) приехать с семьями в Крым на отдых во второй декаде июля с тем, чтобы провести там намечавшиеся беседы.
Печ. по: «От правды никуда не уйдешь…» (Новые документы о событиях в Чехословакии 1968 г.) // Кентавр. Историко-политологический журнал. 1993, сентябрь-октябрь. С. 90—91.
Документ №2.
Из стенограммы переговоров Л.И. Брежнева, А.Н. Косыгина, Н.В. Подгорного, Г.И. Воронова с А. Дубчеком 23 августа 1968 г.
Л.И. Брежнев. Как чувствует себя т. Черник?
А. Дубчек. Плохо, как и все.
Н.В. Подгорный. Здоровье плохое или настроение?
А. Дубчек. Тяжело.
Л.И. Брежнев. Давай условимся не уходить в прошлое, а спокойно беседовать исходя из сложившейся теперь обстановки, чтобы найти такое решение, которое послужило бы на пользу Коммунистической партии Чехословакии, чтобы она могла нормально самостоятельно действовать на тех принципах, которые обусловлены в Братиславской декларации. Пусть себе самостоятельно действует. Мы не хотели и не думаем в дальнейшем вмешиваться. И правительство пусть работает на принципах январского и майского Пленумов ЦК КПЧ. Об этом мы говорили в своих документах и готовы еще раз подтвердить. Конечно, мы не можем сказать, что у вас веселое настроение. Но дело не в настроении. Надо благоразумно и трезво вести беседу в направлении поисков решения. Можно было сказать просто, что невыполнение обязательств, которые были зафиксированы, побудило пять стран к крайним мерам, которые явились неизбежными. Ход событий, который проистекает, полностью подтверждает, что за твоей спиной (мы ни в коей мере не хотим сказать, что во главе этого стоишь ты) правые силы (мы их скромно называем антисоциалистическими) готовили и съезд, и все действия. Теперь вскрылись и подпольные станции, и склады оружия. Все это теперь вышло наружу. Мы не хотим предъявлять претензий к тебе лично, что ты виноват. Ты мог этого и не знать, правые силы довольно широко все это организовали.
Мы хотели бы найти наиболее приемлемые решения, которые послужили бы делу стабилизации в стране, нормализации работы партии без влияния правых и нормализации работы правительства, тоже свободного от этого влияния.
Надо не скрывать друг перед другом, что если мы найдем хорошее решение, то потребуется время для нормализации. Никто не должен строить иллюзий, будто сразу все станет в розовом цвете. Но если мы найдем правильное решение, то пройдет время, и каждый день будет приносить нам успех, начнутся деловые переговоры, контакты, опадет угар, нормально начнет действовать пропаганда, идеология. Рабочий класс поймет, что правые за спиной Центрального Комитета и руководства правительства вели подготовку к превращению Чехословакии из социалистической в буржуазную республику. Теперь это все ясно. Начнутся переговоры по экономическим и другим вопросам. На каких-то деловых принципах начнется отход войск и т.д. Мы же не оккупировали Чехословакию, не собираемся держать ее в «оккупации», а хотим, чтобы она была свободной и проводила социалистическое сотрудничество, о чем договорились в Братиславе. Вот на этой базе мы хотели с тобой побеседовать и найти деловое решение. Если нужно, то можно вместе с т. Черником. Если мы будем молчать, то мы не улучшим положения и не избавим чешский, словацкий и русский народы от напряжения. А правые с каждым днем будут разжигать шовинистические настроения против всех соцстран, а в первую очередь против Советского Союза. В таких условиях, конечно, нельзя вывести войска, вообще это нам не на пользу. Вот на этой почве, на этой основе мы хотели бы провести беседу – как ты думаешь, как лучше поступить? Мы готовы прислушаться. Никакого диктата у нас нет, давай искать вместе какой-то вариант.
И мы бы были очень благодарны тебе, если бы ты свободно высказал различные варианты, не в раздраженной форме, а спокойно нашел подходящий вариант. Мы считаем тебя честным коммунистом-социалистом. Дубчек, у тебя неудачно получилось, был срыв. Давай отбросим в сторону все то, что было. Если мы начнем говорить, кто из нас прав, то это ни к чему не приведет, а давай говорить на базе того, что есть, и в этих условиях нужно найти выход из положения, как бы ты мыслил, и как бы надо было поступить.
А. Дубчек. Вы сделали такое вводное слово. Я бы хотел, тов. Брежнев, также сказать несколько слов, хотя я нахожусь в очень тяжелом душевном расположении. Я три дня не был дома. Я бы тоже хотел сказать, что правильно то, что нужно опять-таки смотреть вперед. Это правда, существует определенная реальная обстановка.
Н.В. Подгорный. Именно поэтому мы так и хотим беседовать, смотреть вперед.
А. Дубчек Сейчас создана определенная обстановка. Но я, тов. Брежнев, уже слышал и в Чопе, что надо смотреть вперед.
После Братиславы обстановка в Чехословакии и в Компартии во всех отношениях получила сначала положительное явление, включая даже вопрос подготовки съезда и включая вопросы, касающиеся намерений пропагандистской работы, – подготовка съезда, кадровые вопросы. Это все записано в решениях Президиума ЦК КПЧ. Я, конечно, не знал, как это все закончится, я верил тому, что и с вашей стороны будет обращено внимание главным образом вперед. Но на практике оказалось, что этого не случилось…
Поэтому мне и товарищам не понятно, почему через такое короткое время, хочу особо подчеркнуть, еще перед пленумом ЦК партии, перед съездом, были осуществлены эти военные мероприятия пяти государств. Я говорю «перед» пленумом ЦК партии, тогда как по-другому мы не могли поступить, потому что только во вторник одобрили тезис федерации, и пленум нужно созвать по определенному пункту, чтобы иметь некоторые готовые вопросы к решению в связи с подготовкой съезда. Мы на это обратили внимание. Положение в стране и в партии улучшилось {…}
Без уведомления Президиума ЦК КПЧ, меня лично, президента, председателя правительства, председателя Национального собрания были приняты крайние шаги, крайние мероприятия, которые, по-моему, не только нашу и вашу партии, но и международное коммунистическое движение поставили перед самой сложной проблемой, которая когда-либо вставала перед коммунистическим движением.
Трудно мне с ходу после такого тяжелого душевного состояния сразу высказать свое мнение по поводу того, что нужно предпринять в решении реальной обстановки, которая сложилась. Я, тт. Брежнев, Косыгин, Подгорный и Воронов, не знаю обстановки дома. В первый день прихода Советской Армии я и остальные товарищи были изолированы и попали сюда, ничего не зная. Так что я не могу знать, как этот акт отразился на мнении чешского и словацкого народов, как он отразился на внутрипартийной жизни и в международном масштабе. Это очень важно для того, чтобы принять правильные меры по решению этой сложной ситуации. Я могу только предполагать, что могло случиться. В первый момент члены Президиума у меня в секретариате были взяты в ЦК партии под контроль советских органов. Я видел через окно несколько сот человек, собравшихся у здания. Через окно было слышно, как они кричали: «Хотим видеть Свободу!», «Хотим видеть президента!», «Хотим Дубчека!» Слышал несколько лозунгов. После этого выстрелы. Это была последняя картина, которую я видел. С тех пор больше ничего не знаю и не могу представить себе, что происходит в стране и в партии.
Я говорю, и это очень важно, о том, что считаю, тов. Брежнев, что этот акт был приготовлен не через правительство, не через партийную и государствен ну юг власть, и поэтому этот акт будет встречен внутри партии с большим непониманием, и я боюсь, что это поставит партию, коммунистов против этого акта. Я могу только предполагать, конечно. Хотелось бы, чтобы коммунисты поняли всю реальность обстановки, которая была этим создана, но боюсь, что не поймут, так как и я сам не понимаю. Я считаю, что такое вооруженное вторжение было преждевременным, тем более что не были употреблены внутренние вооруженные силы и остальные органы насилия.
Самое важное в том, например, что первый акт, который произошел, который можно признать как проявление антипартийных действий, это было примерно два дня тому назад, когда человек 180 собралось вокруг ЦК партии в вечернее время, и несколько человек из этой группы провозгласили лозунги против партии, и, как описывают наши работники госбезопасности и политической службы, двое из них бросили камни в здание, не выбив ни одного окна. Это был единственный акт. Вышел политический работник на площадь, побеседовал, и они разошлись. Никаких других открытых выступлений в стране не было. Но это уже другой вопрос. Не могу знать, как этот акт принял рабочий класс. Я, товарищи, считаю, что рабочий класс Чехословакии принял это плохо. Поэтому нужно очень реально, без всяких иллюзий, посмотреть правде в лицо, нужно увидеть реальную обстановку.
Как коммунист, который несет большую ответственность за дальнейшие события, я уверен, что не только в Чехословакии, а и в Европе, во всем коммунистическом движении этот акт приведет к тому, что мы потерпим крупнейшее поражение – в развале и в крупном нарушении рядов Коммунистической партии в зарубежных странах, в странах капиталистических государств.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60
|
|