Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Советский Союз в локальных войнах и конфликтах

ModernLib.Net / История / Лавренов Сергей / Советский Союз в локальных войнах и конфликтах - Чтение (стр. 45)
Автор: Лавренов Сергей
Жанры: История,
Политика

 

 


В целом влияние военных на принятие кризисных решений характеризуется различной эффективностью. Оно наиболее эффективно, когда военные выступают против применения силы в кризисных ситуациях. Однако такие примеры относительно редки. Нередко военные не выступают открыто против использования военной силы, но оговаривают возможность ее применения таким рядом условий, который ставит это под вопрос.

В некоторых случаях военные выступают за военный способ разрешения кризиса, но не настаивают на нем безусловно. Наиболее низкое влияние на процесс принятия кризисного решения военные оказывают в том случае, когда открыто высказываются за массированное использование военной силы: эти рекомендации признаются чрезмерными или отвергаются полностью[647].

В послевоенный период Объединенный комитет начальников штабов стремился официально отделить политические решения в ходе кризисов от чисто военных решений, не допускавших вмешательства извне. Однако реализовать это в полной мере не удалось. В мемуарах генерала Коллинза, одного из активных участников войны в Корее, часто говорится о постоянных столкновениях, происходивших на совместных совещаниях между представителями Объединенного комитета начальников штабов и сотрудниками государственного департамента в отношении целей США в корейской войне и способов их достижения[648].

Высшие военные, к примеру в США, с пониманием относились к тому, что кризисное решение, в том числе относительно использования военной силы и начала военных действий, является приоритетной сферой гражданских политиков. Однако, по их мнению, после того как решение о применении силы принято, его осуществление становится полностью компетенцией военных профессионалов.

Но в действительности вмешательство гражданских политиков в процесс реализации военного решения продолжается и после его принятия. Это обусловлено в первую очередь тем, что гражданские политики рассматривают применение военной силы в конкретной обстановке лишь как одно, пусть даже и наиболее оптимальное в данный момент, средство для достижения целей, поставленных в ходе кризиса. Подобный подход, к примеру, постоянно проявлялся в ходе многочисленных американо-северовьетнамских военно-политических кризисов. Политиками Вашингтона бомбардировка северовьетнамских установок ПВО или топливного хранилища в окрестностях Ханоя рассматривались не как решение чисто военных задач, а как средство давления на оппонента и принуждения его к уступкам. Так же рассматривались ими и другие военные меры: наращивание военной группировки в конкретных районах, осуществление военных рейдов и т.д.

Данный подход в целом оправдан: в ходе военно-политических кризисов силовые способы решения спорной проблемы носят вспомогательный, дозированный характер и должны находиться под безусловным политическим контролем. В противном случае они могут привести к стремительной стихийной эскалации, за которой последует полномасштабный вооруженный конфликт, чреватый тяжелыми последствиями.

Заключение

В попытках урегулирования послевоенных кризисов высокую активность проявляла глобальная международная организация (ООН). В той или иной степени она была задействована в урегулировании 213 кризисов (61% от общего числа). Однако самостоятельно ООН инициировала примирительный процесс лишь в 38 случаях (11% от общего числа). Это указывает на устойчивую для ООН тенденцию быть в основном реагирующей стороной: если ни один из участников кризиса не обращается за помощью к этой организации, сама ООН не проявляет склонности к инициативному примирительному процессу. Почти вся инициативная деятельность ООН в послевоенный период пришлась на попытки урегулирования кризисных ситуаций, развивавшихся на субрегиональном уровне, что свидетельствует о недостаточности миротворческого потенциала этой организации, особенно если в кризис были вовлечены сверхдержавы или – в отдельных случаях – ведущие державы.

Из органов ООН наибольшую примирительную активность, как это и предусматривается Уставом организации, продемонстрировал Совет Безопасности, а затем по нисходящей – Генеральный секретарь и Генеральная Ассамблея. Во многом это объясняется тем, что такой орган, как Генеральная Ассамблея, мало приспособлен для эффективной миротворческой деятельности и может выступать скорее как средство выражения настроений и установок правительств тех или иных стран.

Миротворческая деятельность ООН характеризовалась определенным региональным оттенком. Совет Безопасности проявил активность в урегулировании 44% кризисов в Азии, 47% – в Латинской Америке, 69% кризисных ситуаций в Европе и 66% кризисов в Африке.

Одновременно с ООН активную роль в попытках урегулирования кризисов послевоенного периода играли региональные организации, которые в той или иной степени были задействованы в урегулировании всех кризисных ситуаций. Объектом их преимущественной активности являлись региональные и субрегиональные кризисы.

Лига арабских государств принимала участие в урегулировании 28% кризисов, Организация американских государств – 15%, Организация африканского единства – 23%. Относительно редко в попытках урегулирования кризисов участвовали СБСЕ (ОБСЕ), НАТО, ОВД, СЕАТО и др.

Основными формами деятельности региональных организаций в процессе урегулирования военно-политических кризисов были: обсуждение без принятия резолюции (16,5%), расследование фактов (5,2%), осуждение инициатора кризиса (13,4%), призыв к коллективному действию (14,4%), посреднические услуги (17,5%), арбитраж (1,0%), введение санкций (3,1%), направление наблюдательной группы (1,0%), создание чрезвычайных вооруженных сил (3,1%), комбинированная деятельность (13,4%), неконкретная деятельность (11,3%). Таким образом, региональные организации редко прибегали к таким решительным видам примирительной деятельности, как введение санкций и создание чрезвычайных вооруженных сил.

Однако их деятельность оказала значительное влияние на урегулирование около 40% кризисных ситуаций в послевоенный период. Исторический опыт показал, что региональные организации проявляли большую по сравнению с глобальной организацией (ООН) инициативу в попытках урегулирования кризисов.

В ходе вызревания и развития военно-политических кризисов послевоенного периода со стороны военно-политического руководства государств-участников допускалось значительное число ошибок и просчетов, что приводило к эскалации, а нередко и к перерастанию кризиса в вооруженный конфликт. Их анализ позволил извлечь ряд уроков.

Урок первый. Значительное число военно-политических кризисов возникло в результате неправильной оценки соотношения собственных сил и сил оппонента (прежде всего военных).

Так, определяющей характеристикой кризисов «балансирования на грани войны» являлось предположение инициатора о том, что оппонент скорее уступит, чем рискнет доводить кризисную ситуацию до стадии вооруженного конфликта. Однако и в случае перерастания кризиса в вооруженный конфликт инициаторы кризиса были уверены в своей победе или по крайней мере в том, что ведение конфликта не потребует значительных затрат и не вызовет больших потерь.

Урок второй. Важную роль в развязывании значительной части кризисных ситуаций играло существование серьезных внутри – и внешнеполитических проблем, преодолеть которые предполагалось через инициирование межгосударственной кризисной ситуации.

Возникновению подобных кризисов в отдельных случаях могло способствовать стремление узкой политической группы или фракции внутри политической элиты государства-инициатора кризиса реализовать таким образом свои частные политические интересы.

Внутриполитическое соперничество оказывало влияние на возникновение кризиса, как правило, двумя путями. Бюрократическая группа или политическая коалиция могла инициировать конфронтацию с другим государством из предположения, что это усилит ее внутриполитическое влияние и одновременно подорвет позиции основных внутриполитических оппонентов. Политическая борьба за усиление влияния могла также спровоцировать кризис с другим государством не преднамеренно, а в качестве побочного эффекта, поскольку в процессе принятия решения отдельные политики, политические коалиции или другие бюрократические единицы руководствовались в своих действиях прежде всего ведомственными целями. Поэтому национально-государственный интерес определялся ими нередко в терминах частных или узковедомственных – в формулировках, нацеленных на увеличение, к примеру, их бюджетного финансирования или усиления влияния на процесс реализации политического курса.

В том случае, если политические ставки при принятии решения были крайне высоки или соперничество за влияние развивалось особенно бескомпромиссно, политики могли чувствовать себя менее связанными конституционными процедурами или поведенческими нормами.

Исторически сложилось так, что подобное чаще всего происходило тогда, когда соперничество за степень влияния внутри политической элиты отражало более масштабную социально-политическую борьбу в обществе. В этом случае при решении внешнеполитических вопросов особое внимание уделялось тому, как они будут воздействовать на соотношение политических сил в обществе и между соперничающими фракциями.

Урок третий. Помимо остроты объективно существующих противоречий, эскалация военно-политических кризисов могла вызываться ошибками и просчетами военно-политического руководства.

Значительное влияние на характер кризисного решения оказывало представление военно-политического руководства о неизбежности военного исхода кризиса. Политики, которые считали, что вооруженного конфликта или войны можно избежать, как правило, были готовы к примирительным процедурам. В том же случае, когда война представлялась политикам неизбежной, они были настроены не на поиск путей урегулирования кризиса, а на прогнозирование примерной даты начала ожидаемого конфликта и соответствующей подготовки к нему.

Существенное влияние на возможную эскалацию кризиса оказывала ограниченность существующих политических и военных выборов. В ряде случаев она обусловливалась уже установленным в заранее разработанных военных планах порядком действий на случай кризисной ситуации. Эти планы отражали возможные варианты действий по различным, но чаще всего наихудшим сценариям развития событий. Содержание этих планов и наличие соответствующей военной силы для их осуществления могли резко ограничить спектр возможных военно-политических решений в ходе кризиса, вынудить государственных деятелей выбирать между отказом от военного пути решения кризисной проблемы и принятием неадекватного и явно неудачного варианта действий.

Другим проявлением данной проблемы могло стать неразборчивое применение когда-то успешно осуществленных военных планов в других, внешне схожих кризисных ситуациях.

Урок четвертый. Значительное влияние на эскалацию кризисной ситуации могли оказать ошибки и просчеты, допущенные в ходе принятия кризисных решений.

Во многих кризисных ситуациях негативное влияние на процесс принятия решения оказывала так называемая «последовательность в восприятии», феномен которой проявлялся прежде всего в значительных упрощениях и специфической организации информационного процесса при принятии решения.

Большинство, политиков и военных интерпретировали информацию в ходе кризиса в соответствии с устоявшимся комплексом своих жизненных представлений. В результате, даже несмотря на наличие информации, ставившей эти представления под сомнение, политики стремились сохранить свои убеждения и установки в неприкосновенности. Не меньшее значение на процесс принятия решения оказывал личный жизненный опыт политиков, который, как правило, был далек от универсальности и применим лишь к ограниченному кругу политических событий.

Во многих случаях политики имели достаточное время, чтобы сформулировать свою кризисную политику и переосмыслить ее в зависимости от поведения оппонента. Однако политика инициаторов этих кризисов в целом оказалась ошибочной вследствие нереалистичных ожиданий и неадекватного восприятия поступающей информации.

Различный исход многих кризисов, развивавшихся в рамках одного причинного ряда и на основе одного и того же механизма инициирования, свидетельствует о большом значении искусства политиков, действующих в кризисной ситуации.

Урок пятый. Искусство кризисного управления требует, чтобы военно-политическое руководство стран-участников кризиса было восприимчиво к постоянно идущему и быстро меняющемуся информационному потоку, было готово вовремя понять ложность отдельных изначальных предположений. Политическая и военная элита должна быть открыта для новой информации и готова ее адекватно воспринимать.

Особую роль для эффективности техники кризисного управления играет степень слаженности бюрократических государственных институтов, ответственных за осуществление кризисной политики.

В ряде кризисных ситуаций процессу реализации принятых решений сопутствовала организационная несогласованность, вызванная противоречивыми ведомственными интересами, неподготовленностью отдельных государственных институтов к действиям в экстремальных условиях, трудностями в осуществлении жесткого контроля за согласованной деятельностью всех вовлеченных в осуществление кризисной политики звеньев бюрократического механизма.

Наибольшую опасность в этом отношении представляло подстраивание различных государственных институтов к первоначально принятому и одобренному военно-политической элитой решению. Это проявлялось прежде всего в ориентации коммуникационных каналов на отсеивание вновь поступающей информации, которая опровергала основные положения уже принятого решения или не соответствовала им.

Урок шестой. Важное влияние на характер протекания военно-политического кризиса оказывало взаимодействие гражданских политиков и высших военных. В целом широко распространенный стереотип о чрезмерной агрессивности рекомендаций высших военных исторической практикой не подтверждается.

Высшие военные редко доминировали при принятии решений, предполагавших осуществление тех или иных военных мер в ходе кризиса.

Основные разногласия между военными и гражданскими политиками вызывались не самой перспективой осуществления военной акции, а обсуждением масштабов и формы применения вооруженной силы.

В большинстве случаев гражданские политики добивались признания своей точки зрения и не уступали требованиям высших военных.

Исходя из характера военно-политического кризиса, подобный подход гражданских политиков был оправдан: в ходе военно-политических кризисов силовые средства носят вспомогательный, дозированный характер и должны находиться под безусловным политическим контролем. В противном случае они могут привести к стремительной стихийной эскалации, за которой последует полномасштабный вооруженный конфликт.

Важность проблемы взаимодействия гражданских политиков и высших военных в ходе кризисов обусловливалось также тем, что военные могли оказывать косвенное влияние на характер принимаемого решения, используя для этого внутриорганизационные и коммуникационные возможности. В этом случае тенденциозная оценка обстановки на основе собственных разведданных могла стать одним из факторов неверного решения и дальнейшей эскалации кризисной ситуации.

Урок седьмой. Необдуманные или поспешные решения, связанные с использованием вооруженных сил в качестве средства разрешения кризисных проблем, приводили к эскалации кризиса.

Подобное развитие событий могло стать результатом применения вооруженных сил не только в насильственной, но и в ненасильственной форме. Наиболее провоцирующий для оппонента характер носила переходная между насильственной и ненасильственной форма использования вооруженных сил, предполагавшая ввод войск на территорию другого государства с целью оказания давления на его правительственные структуры или занятия спорной территории явочным путем с тем, чтобы поставить оппонента перед свершившимся фактом и вынудить его тем самым к капитуляции или серьезным уступкам по спорной проблеме.

Подобные действия вызывали ответную и не всегда адекватную форму реакции, что приводило к эскалации кризисной ситуации. Даже в том случае, когда эта мера в силу различных обстоятельств вынуждала одного из оппонентов к уступкам, она приводила лишь к временному разрешению кризиса.

Эскалация кризисных ситуаций вызывалась, как правило, и в случае использования вооруженной силы на различных уровнях насилия в качестве инструмента кризисной политики: преднамеренных морских и воздушных инцидентах, избирательных артиллерийских обстрелах и бомбардировках и других мелкомасштабных военных акциях (низкий уровень насилия); пограничных столкновениях и вооруженных рейдах (средний уровень насилия).

Исключения составили тщательно подготовленные и стремительно осуществленные специальные военные операции (к примеру, по освобождению заложников), а также ситуации, в которых использовались формирования наемников или повстанческих сил для решения ограниченных военных задач.

В последнем случае требовалось время для подтверждения причастности оппонента к подобным действиям и мобилизации региональной или глобальной поддержки для решительных действий против него.

Признаками перерастания военно-политического кризиса в вооруженный конфликт являлись: ослабление или утрата контроля политического руководства за развитием военной акции, повышение самостоятельности полевых командиров в ходе ее выполнения, резкое снижение или отсутствие предложений или заявлений о готовности к переговорам для разрешения спорной проблемы и др.

Применение вооруженного насилия в ходе кризиса, как правило, закрепляло затяжной характер конфликтных отношений между государствами-оппонентами.

По степени центральности вооруженного насилия в возникновении и протекании военно-политических кризисов лидирующее место в послевоенный период занимала Азия, где насилие играло доминирующую роль в 74% кризисных ситуациях. За Азией следовали Африка и Ближний Восток.

Урок восьмой. Своевременное и надежное урегулирование военно-политических кризисов предполагает устранение прежде всего долговременной причинности кризисных ситуаций.

Это чрезвычайно сложная задача, поскольку она требует постоянного мониторинга и оценки внутриполитических факторов и внешних условий, способствующих вызреванию кризисных ситуаций.

Характерным примером в этом отношении являются кризисы, возникшие в результате межнациональных противоречий. О назревании этнического кризиса как реального феномена политического процесса можно говорить тогда, когда организационно оформляется и приобретает определенное влияние национальное движение или партия, ставящие своей целью обеспечение «национальных интересов» определенного народа и для достижения этой цели стремящиеся изменить существующее положение в культурно-языковой, социально-экономической или политической сферах жизни.

Деятельность этих движений создает непосредственные предпосылки для возникновения военно-политических кризисов, которые и должны стать объектом первичного воздействия с целью их нейтрализации.

Соответственно основными путями урегулирования назревающих кризисов на этом этапе являются: устранение социально-экономического неравенства этнических групп, обеспечение благоприятных условий для развития национальной культуры, образования и др., устраняющие наиболее очевидные национально-этнические различия в ведущих сферах общественной жизни.

Значительно сложнее поддаются урегулированию сопутствующие обострению межнациональных отношений условия, которые, приобретая постепенно самодовлеющее значение, приводят к резкой эскалации кризиса.

Среди подобных условий, негативно сказывающихся на развитии кризисов подобного рода и обычно превращающихся в ведущие причины, можно выделить: территориальные (несовпадение государственных или административных границ с границами расселения народов), государственно-правовые (явно второстепенный статус титульного населения автономных образований либо отсутствие такового статуса у ряда народов), религиозные различия и др.

Этнический конфликт постепенно все более ощутимо приобретает политическое звучание. Даже если инициаторы перемен стремятся к изменению ситуации только в культурно-языковой или социально-экономической области, они могут достичь своих целей лишь путем обретения определенных властных полномочий, достаточных для осуществления подобных изменений.

В дальнейшем подобные движения по различным причинам (политическим, идеологическим, этноконфессиональным и др.) начинают получать помощь, в том числе и военную, из-за рубежа, что создает основу для возникновения межгосударственного военно-политического кризиса. В подобных условиях наряду с воздействием на первичную причинность кризисной ситуации все большее значение приобретает своевременное урегулирование непосредственной и ситуативной причинности (пусковых актов) возможного кризиса с другим государством.

Часть третья. Документальное приложение

Приложение№ 1.

Советско-американские отношения

<p>Документ №1.</p> <p>Выступление Аллена Даллеса на собрании Республиканской партии</p>

Политика партий и их кандидаты в этот год выборов не имеют каких-либо ярко выраженных отличий. Это – год принятия и реализации решений по вопросу о мире и войне, в отношении которого между партиями нет разногласий. Сегодня по большому счету мы не делаем выбора между демократом и республиканцем. Мы хотим выбрать лидера или лидеров, независимо от их партийной принадлежности, которые наилучшим образом могли бы защитить наши жизни и собственность. Мы хотим, чтобы наше правительство выработало стратегию борьбы против советской агрессии. Далее, мы хотим сделать так, чтобы наше правительство выполнило свою задачу, чего бы это ни стоило, и любыми средствами.

Я исхожу из того, что каждый из нас сознает суть советской политики – всеми доступными и мыслимыми средствами добиться свержения законных правительств в странах, не входящих в советскую сферу влияния и вместо них учредить коммунистические институты, более или менее соответствующие типу государственного устройства, который существует в Советском Союзе и сродни с ним. Я полагаю, что целью Советов является установление мировой системы советских государств под руководством Коминтерна. Действия, направленные на выполнение этой задачи, по возможности, должны носить мирный характер, но если это будет необходимым, они могут приобретать и немирный характер.

Я считаю, что Соединенные Штаты не собираются капитулировать перед Советами и что мы окажем сопротивление Советам, употребляя в этой борьбе все средства, которые находятся в нашем распоряжении и которые мы сочтем возможным использовать. Мы сделаем все, чтобы не оказаться самим под советским контролем, и не допустим того же в отношении других государств. Вопрос стоит так: какие средства обороны и контрнаступления нам следует взять на вооружение и использовать с тем, чтобы выполнить нашу задачу? Это является политической проблемой дня.

Сейчас я хотел бы остановиться на некоторых моих наблюдениях, сделанных в годы Второй мировой войны, поделиться моим собственным опытом, накопленным мною в те годы, а также и после войны, когда я уже выступал в качестве политического наблюдателя. Таким путем я надеюсь прояснить кое-что, с чем мы сталкиваемся сегодня.

После падения Франции в 1940 г. Англия в одиночестве противостояла Германии. Черчилль знал, что Англия не имеет шанса сама одержать победу в войне с Германией. Он знал, что, если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. Все, что ему оставалось, – это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны – Соединенные Штаты и Советы. Но для Советов, которые сотрудничали тогда с Германией, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну Советам. Для осуществления этой идеи Черчилль решил использовать британскую разведку. Конечно в открытую он не мог вступать в сделку с нацистами. Черчилль не мог позволить, чтобы весь мир узнал о его переговорах с ними, хотя он и не собирался вполне искренне вести с ними такие переговоры, ибо открытые переговоры могли закончиться только капитуляцией Англии.

Между тем британская разведка в Берлине установила контакт с Рудольфом Гессом и с его помощью нашла выход на самого Гитлера. Гессу было сказано, что если Германия объявит войну Советам, Англия прекратит военные действия. Гесс убедил Гитлера, что всему этому можно верить, и немцы начали подготовку к войне против Советов. Так без лишнего шума Гитлер оказался втянутым в деловые отношения с Англией.

С тем чтобы завершить переговоры, Гесс потребовал прислать ему подписанное Черчиллем приглашение посетить Англию для личных встреч. Британская разведка сфабриковала приглашение за подписью Черчилля и переправила его Гессу. Гесс оказался в Шотландии после своего тайного перелета и получил возможность встретиться с английскими официальными лицами. Гесс заявил, что Гитлер нападет на Россию. Ему же в ответ было сказано, что Англия свою часть договоренности также выполнит. Были сделаны записи этой встречи, которые затем были переправлены в Москву. Советская разведка подтвердила в своих донесениях факт немецких военных приготовлений к нападению на Советы. Для немцев же к этому времени было уже невозможно давать задний ход, отменяя нападение на Россию. «Кот удрал из мешка». Война началась. Гитлера обманным путем вынудили объявить войну России. Английская разведка одержала победу.

Я не уверен, так ли все обстояло на самом деле. Но в разведывательных кругах эта история получила широкое признание. Все равно, правда это или вымысел, каждый знакомый с деятельностью британской разведки должен признать, что она вполне способна решить подобного рода задачи.

К концу зимы 1941 г. Гитлер нанес такие внушительные удары по Англии, что британский кабинет за минусом одного Черчилля проголосовал за то, чтобы начать мирные переговоры с Гитлером. Черчилль умолял отложить принятие решения по этому вопросу. Его довод состоял в следующем: мы в состоянии добиться вступления в войну Соединенных Штатов. Кабинет отступил для того, чтобы предоставить Черчиллю еще один шанс добиться каких-то обязательств со стороны Франклина Рузвельта.

Черчилль в тот же вечер позвонил Рузвельту и рассказал ему о создавшемся положении. Рузвельт обещал предоставить самую существенную помощь за исключением объявления войны Германии и одновременно заверил, что серьезный инцидент может вызвать соответствующую реакцию США, вынудив их объявить войну. Получив эти заверения, Черчилль настоял на том, чтобы военный кабинет не принимал решения о выходе из войны. Никаких мирных предложений Гитлеру весной 1941 г. Англия так и не сделала.

Я не могу представить вам подтверждение этой версии. Но, исходя из известных мне фактов, я убежден, что она соответствует действительности. Решения наподобие тех, о которых идет речь, в годы войны принимались, однако общественность не только не была проинформирована о них, но ее даже вынуждали верить, что все складывается прямо противоположным образом. Правительства свои внешнеполитические контакты осуществляют тайно, и, действуя таким путем, они оставляют публику вне ведения о том, что происходит в их отношениях, которые не получают отражения ни в каких документах.

Я слушал выступление губернатора Дьюи в Милуоки неделю назад. Он буквально измолотил Г. Трумэна за то, что тот сначала провел демобилизацию армии, а потом вновь ее восстановил в прежней численности. Когда я слушал его, я вспоминал Дьюи в дни кампании 1944 г. В ходе той кампании он подверг критике демократическую администрацию за то, что до войны ей так и не удалось добиться полной занятости. Он предрекал, что демократической администрации не удастся добиться полной занятости и после войны. Поэтому, утверждал он, послевоенная демократическая администрация будет сохранять высокую численность вооруженных сил. Она будет тормозить демобилизацию после войны. Если американский народ хочет, чтобы его родные и близкие в солдатской униформе вернулись домой поскорее, говорил Дьюи, он должен голосовать за республиканскую партию. Этот вопрос избирательной кампании приобрел такую важность, что кандидаты-демократы выступили с обещаниями провести безотлагательное и очень существенное сокращение вооруженных сил (после войны).

Тогда я считал большой ошибкой то, что Дьюи включил этот вопрос в повестку дня избирательной кампании. Каждый хорошо информированный наблюдатель, следивший за развитием международных отношений в то время, прекрасно знал, что и после разгрома стран «оси» не отпадет необходимость иметь большую армию до тех пор, пока Советы не сделают каких-то существенных шагов навстречу нам.

Будучи неплохо осведомлен о росте авторитета Советов в политическом мышлении США, в то время я был обеспокоен тем, чтобы Дьюи в напрасных поисках аргументов против демократов не попался на удочку искусно и злонамеренно подброшенного Советами лозунга о сокращении армии. Нечего говорить о том, что, если даже Советы не сами выдумали этот лозунг, они умело воспользовались им после того, как он стал центральным вопросом избирательной кампании. Как только война закончилась, коммунистические ячейки в армии и на флоте, в тред-юнионах и прессе развернули пропаганду за немедленную демобилизацию. Один признанный в национальных масштабах обозреватель, возглавивший это движение за демобилизацию, буквально каждодневно получал горы телеграмм от американских солдат и матросов со всего света, умолявших и требовавших проведения демобилизации, жаловавшихся на медлительность в этом деле. Я знаю, что эта кампания по засылке телеграмм направлялась и частично финансировалась Коминтерном. Вполне возможно, Советы рассматривали свою тайную кампанию, нацеленную на скорую и масштабную демобилизацию вооруженных сил Соединенных Штатов, в качестве одного из самых главных своих достижений после окончания войны.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60