Часть вторая

Из записных книжек де Мариньи

Меньше, чем через неделю Писли снова посетил меня, на этот раз за тем, чтобы пожелать мне удачи на будущее, и попрощаться. В Америке его ждали неотложные дела. Прежде, чем он собрался уходить, мы еще раз поговорили о Титусе Кроу, и в заключение профессор спросил меня, нет ли у меня каких-либо планов в отношении фонда Уилмарта. Хочу ли я вернуться в эту организацию? Если да, то для меня место всегда найдется. Я поблагодарил его, но отказался. Мне еще предстояло еще освоиться в «новом мире».

Лишь спустя шесть долгих недель, занятых, в основном, физиотерапией меня наконец выписали из лечебницы и я вновь стал свободным человеком. В самом деле, последний месяц в больнице показался мне чем-то вроде тюремного заключения, и я был очень рад, получив возможность снова вернуться в большой мир!

В течение долгих, тоскливых недель в лечебнице у меня появился постоянный посетитель — женщина — чье присутствие помогало бороться со скукой в ожидания момента, когда доктора решат наконец, что я здоров. Это была моя старая экономка, миссис Адамс, которая называла Титуса Кроу не иначе, как «страшной личностью», потому что — по ее мнению — именно Кроу втягивал меня в различные авантюры. Лечебница, как я со временем определил, находилась на окраине Эйсбери. Миссис Адамс, узнав, где я нахожусь, приезжала ко мне из Лондона ежедневно только затем, чтобы провести со мной хотя бы час. Она продолжала присматривать за моим домом, посещала его дважды в неделю в течение долгих десяти лет моего отсутствия. Сама она об этом говорила так: «Я знала, что вы вернетесь раньше или позже, сэр Инри». И вот теперь я вернулся, хотя все еще пользовался при ходьбе тростью.

К счастью перед моим исчезновением десять лет назад, я почти прекратил торговать античностью. Я забросил дела вскоре после того, как присоединился к фонду. Очень немногие нуждались во мне или пострадали из-за моего отсутствия. Теперь же я собирался возродить интерес к жизни, окунувшись в мир старых книг, посуды и мебели, но прежде всего мне хотелось провести несколько дней ничего не делая — просто чтобы снова привыкнуть снова к атмосфере моего старого дома.

Хотя сам по себе дом остался таким, как прежде, район вокруг, как оказалось, изменился чрезвычайно. «Прогресс» — так это называется — не ждет никого — даже путешественника во времени. Бродя по городу, который я раньше считал своим, я чувствовал себя чужестранцем. Новые здания, аллеи, вывески. Хорошо запомнившийся старый кинотеатр сменил огромный супермаркет. Даже лица стали другими. Магазины, в которые я когда-то заходил, перешли к новым владельцам или вовсе исчезли — их снесли. Подземка осталась той же, и в то же время стала совсем другой, но это не очень беспокоило меня: она всегда казалась мне непостижимым подземным организмом. Честно сказать, я ею не пользовался с тех времен, когда впервые узнал о существовании подземных тварей, и несмотря на все заверения Писли, не собирался ею пользоваться и дальше.

В первые недели после выхода из лечебницы я не отваживался уходить далеко от дома, исключая одну очень важную прогулку на Леонардс-Уок Хис, которую я совершил в конце ноября. Когда-то здесь стоял Блаун Хаус, странный дом Титуса Кроу. Единственное, что тут теперь осталось — заросшие развалины. Кирпичи от старого дымохода валялись на гнилых досках пола. Дикие ползучие растения медленно, но уверенно завоевали сад. Вдоль дорожки густо разрослась крапива. Через пять-шесть лет здесь, пожалуй, не останется никаких следов человеческого жилья…

Я стоял среди руин, в болезненной ностальгии вдыхая воздух и вспоминая дни, проведенные с Титусом Кроу в изучении таинств и эзотерических дискуссиях — так вот здесь я впервые наяву погрузился в странные грезы, которые в последующие недели стали повторяться все чаще и чаще…

Неожиданно мир закрутился у меня перед глазами и серое ноябрьское небо вдруг почернело, я поспешно опустился на гнилые доски пола, и облокотился спиной об основание разрушенного камина. Я сел, как только у меня возникло ощущение движения, головокружительные перевороты, словно я падал с какой-то скалы в черноту колодца, уходящего прямо к центру земли. Казалось, я лечу целые столетия. Потом я начал думать, что это болезненное падение не кончится никогда. Меня тошнило. От стремительного скольжения в бездну сжимались внутренности и цепенел разум. Вот, когда я почувствовал приближение конца этого кошмарного падения, мои чувства стали приходить в норму. Эти ощущения были для меня не новы. Я испытывал нечто похожее и прежде, но только в снах.

Что бы это ни было — сон, развивающийся психоз или что-то еще — но я наконец пришел в себя. Если в предыдущий момент я, казалось, летел, вращаясь, в черные глубины, то теперь мои чувства до предела обострились. Я чувствовал запах странных ветров, которые ревели между мирами, разнося ароматы темных планет. Я чувствовал вокруг себя пустоту бесконечного вакуума, его холод. Я видел неведомые созвездия и безымянные туманности, вытянувшиеся на целые световые годы в непостижимых глубинах пространства. Наконец, я заметил ту загадочную, похожую на гроб штуку, которую сразу же узнал, и снова, как во сне, я услышал голос моего потерявшегося друга.

Теперь он не требовал, чтобы я следовал за ним, а только, как и в предыдущем случае, взывал в пустоту:

— Где вы, де Мариньи? Где вы?

— Здесь, Титус! — закричал я, непроизвольно отвечая и не слыша своего голоса в реве ветра, несущегося между мирами. — Здесь! — снова прокричал я и огромные часы немного качнулись, нерешительно повернувшись ко мне в своем стремительном полете.

И тут я вновь услышал голос Титуса Кроу, но в этот раз он был полон удивления и радости:

— Де Мариньи! Где? Где вы?

Мне следовало сразу же ответить — но тут, вываливаясь из черноты, качнувшей странное судно Титуса Кроу, светясь зеленым и красным огнем разложения, мгновенно заполняя все поле зрения и вытянув слизистые щупальца, появилось нечто… кошмарное порождение воспаленного мозга!

Ктулху! Я узнал его сразу. Кто тут мог ошибиться?

Я узнал его по щупальцам, которые, тянулись от гротескной физиономии; по разъяренному выражению лица; по хвосту, уходящему в дальние углы пустоты, по большим изогнутым крыльям, поддерживающим омерзительное тело. Ктулху вытянул жуткие щупальца, чтобы обхватить крошечный гробик корабля!

— Берегись! — наконец смог выкрикнуть я, вытянув вперед руки…

…Затем я снова почувствовал сжимающее внутренности давление от падения, словно летел вниз с какой-то неизмеримой высоты.

Холодный дневной свет ударил мне в глаза. Сырость гнилой доски проникла сквозь одежду, спину ломило, так как я слишком долго просидел прижавшись спиной к крошащимся кирпичам камина. Устав от пережитого, которое вряд ли можно считать физическим действом, я наконец заставил себя подняться на ноги и покинул руины Блаун Хауса. Но избавиться от жуткого видения Ктулху — огромной мерзкой массы на фоне зловещих звезд и туманностей, преследовавшего часы Титуса Кроу — я так и не смог. И я зашагал домой, подавленный не только видом низкого серого ноябрьского неба, но и мыслями о судьбе моего друга, тяжким камнем навалившимися на мои плечи.

Несколько недель спустя ужасные видения стали повторяться очень часто. Они появлялись без малейшего предупреждения, и были почти непереносимыми. Я уже собирался отправится к психиатру, чтобы обсудить с ним эту проблему. Затем, всего за десять дней до рождества, я получил удивительное послание.

Проспав в то утро дольше обычного, я обнаружил в утренней почте вместе с газетой письмо:

Прочитав эту совершенно непонятную записку, я застыл, не зная, что делать. Только перечитав письмо еще раз, я понял смысл написанного, и потом пришел в состояние, которое можно охарактеризовать, как истерию.

Элеонор Квелли, «матушка» Квелли, была медиумом, чье своевременное письмо предупредило Титуса Кроу о коварной ловушке, подстроенной БМК десять лет назад. Оно подтолкнуло нас к побегу из Блаун Хауса при помощи сомнительной машины времени, внешне напоминавшей старинные часы. Хотя я никогда не встречался с матушкой Квелли, тем не менее я рассматривал ее занятия с большим сомнением, хотя Титус Кроу в высшей степени доверял ей. Но теперь! Ее появление показалось мне свидетельством того, что мой друг жив.

Ну, хорошо, что же мне делать?

Вопросы толклись и безумно кружились в моей несчастной голове. Я не мог, как ни пытался, найти ни единого ответа. Вконец обессиленный, я повалился в кресло и заставил себя обдумать эту проблему спокойно, насколько это возможно.

Если Титус Кроу жив, где он теперь, и зачем такая секретность? Может быть, он оказался в какой-то страшной опасности, или даже стал пленником БМК? Нет, это чушь! БМК не захотят держать в плену Титуса Кроу. Они избавились бы от него немедленно, как только появилась бы возможность. Он был слишком опасным для них, стал настоящей занозой в боку. Примерно так же обстояло дело и со мной…

Только подумайте — Титус Кроу жив!

Я почувствовал, что счастливо улыбаюсь, и потряс головой, пытаясь отогнать наваждение. Титус Кроу жив! Неужели это правда? И мы в самом деле путешествовали во времени, он и я. Неужели он очутился далеко в будущем, в то время как я, не способный понять принцип работы «часов», вылетел за борт в самом начале путешествия?

С другой стороны, почему так важно сохранять тайну? Настроение мое снова упало. Насколько я могу доверять Элеонор Квелли? А вдруг это очередная ловушка БМК? Впрочем, я тогда не придал особого значения ее требованию не сообщать о намеченном визите кому-либо из фонда.

Но 16-е число! Что ж, меньше, чем через 24 часа, я смогу удовлетворить свое любопытство и, вероятно, получить ответы на замучившие меня вопросы… но это будут самые длинные сутки в моей жизни…

Стук в дверь заставил меня резко выпрямиться в кресле, пробудив от неспокойного, но к счастью не запомнившегося сна. Взгляд на часы показал, что было ровно 3 часа пополудни.

Устав от томительного ожидания, мысленно проиграв множество вариантов визита Элеонор Квелли, я должно быть уснул сразу после первого завтрака. И вот она приехала, а я оказался небрит, с заспанными глазами. Однако в руке я сжимал камень-звезду, на тот случай если это вовсе не Элеонор Квелли, а один из слуг БМК.

Не зная чего и ждать, все еще окончательно не проснувшись, я отправился к двери. Стук повторился, на этот раз более настойчивый, и негромкий голос отчетливо произнес:

— Мистер де Мариньи, я не шогготх, уверяю вас, так что, пожалуйста, откройте дверь и впустите меня!

Этот голос развеял большинство моих сомнений и страхов, и я немедленно открыл дверь.

Элеонор Квелли оказалась маленькой элегантной пожилой леди в современном жакете и подходящей по тону юбке. На меня сквозь древние очки-пенсне уставились серые не поблекшие с годами глаза. Потом гостья взяла мою руку и крепко пожала ее. Я неловко отступил в сторону, чтобы впустить ее в дом.

— Я — Элеонор Квелли, — просто сказала она, завершая формальное знакомство и направляясь в мой кабинет так уверенно, словно прожила в этом доме всю свою жизнь. — Но, пожалуйста, называйте меня «матушка», как и все мои знакомые. И перестаньте думать обо мне, как о старой шарлатанке. Я вполне уважаемая и психически нормальная женщина.

— Уверяю вас… э… матушка, что я… — начал мямлить я.

— Не лгите, молодой человек, — бесцеремонно перебила она меня. — Вы всегда считали меня шарлатанкой, я знаю. Несомненно, так отзывался обо мне этот негодяй, Титус Кроу.

— Э… Да… В самом деле… Гм-м… — я начал постепенно приходить в себя.

В кабинете Элеонор повернулась ко мне лицом и улыбнулась, увидев камень-звезду в моей руке.

— Свой камент я ношу на шее, — она наклонилась вперед, чтобы прошептать это, притворно нахмурившись.

— О!.. Э… Я просто…

— Не надо объяснять, — «матушка» улыбнулась, вытянув золотую цепь. На ее конце болтался камень-звезда. — Чертовски неудобная штука, — заметила она, — и тем не менее лучше с ней не расставаться.

Мои последние сомнения рассеялись. Я улыбнулся гостье и с печалью потер щетину на подбородке.

— Я собирался побриться перед вашим приходом, но…

— Нет, нет… Меня это ничуть не смущает, — снова перебивая меня, сказала она. — Несомненно, после сна голова у вас свежая, и это самое главное. Между прочим, мне нравятся несколько грубоватые мужчины!

Элеонор рассмеялась, и я присоединился к ней, но быстро остановился, вспомнив о странных, но точных предположениях, которые сделала эта женщина несколько минут назад. Она была права, когда намекнула, что я, вероятно, представил себе не человека, стучащегося в дверь, а нечто совсем иное; она была совершенно права, обвиняя меня в том, что я считал ее шарлатанкой (хотя я уже изменил это мнение), и наконец она сама нашла мой кабинет в незнакомом доме. Возможно она была шарлатанкой даже теперь, но даже если и так, то очень умной.

— Я — экстрасенс, мистер де Мариньи, — продолжала моя гостья. — Хотя мой дар должен быть отнесен к низшим уровням восприятия, и даже здесь он ограничен. В первую очередь я телепат, способный принимать и читать мысли. Если бы я еще могла и передавать… то Титусу Кроу вы не понадобились бы!

Я был так восхищен этой пожилой женщиной, что едва не забыл цель ее визита.

— Титус Кроу! — выдохнул я, неожиданно вспомнив, зачем собственно приехала ко мне Элеонор Квелли. — Титус Кроу! Но ведь он?..

— Жив? — женщина удивленно подняла брови. — Да, он жив. Он неподалеку, и в то же время очень далеко. Откровенно сказать, я не понимаю всего, чего бы мне хотелось понять. Хотя я принимала его послания, я не могла сказать, откуда они исходят. Я… не думаю, что он находится на этой планете.

Она несколько мгновений изучала мое лицо, словно ожидая какой-то реакции, затем кивнула.

— Хорошо… Вас не удивили мои слова, значит, я на правильном пути… Титус Кроу находится не на Земле, и более того, я не могу поручиться, что дело только в расстоянии…

— Как будто, он еще удален и во времени?

У моей гостьи от удивления открылся рот и выпучились глаза, когда я произносил это. Очевидно, она читала мои мысли за мгновение до того, как я произносил их вслух.

— Это в самом деле так! — воскликнула она. — Меня удивляет, что я сама не подумала об этом.

Я ухмыльнулся.

— Вряд ли это удивительно. Путешествие во времени — это что-то из научной фантастики, так ведь?

— А как насчет телепатии? — улыбаясь парировала она.

— В любом случае, я считаю, что Титус Кроу действительно потерялся во времени. Я обсуждал это с Писли, и профессор согласен со мной. Но я полагаю, что лучше, если я расскажу вам всю историю. Вероятно, таким образом…

— Не нужно, — быстро возразила Элеонор, протянув дрожащую руку к моему лбу. — Лучше подумайте об этом.

Ее глаза закатились, и она покачнулась. Спохватившись, я поддержал ее за локоть и посадил в кресло. Все это время ее холодная дрожащая рука лежала на моем лбу. Наконец моя гостья заморгала и убрала руку.

— Так вот как все получилось, — сказала матушка Квелли. — Значит, эти старинные старые часы… Я этого не знала…

Теперь наступила моя очередь удивляться. Я собирался рассказать ей о бегстве Титуса Кроу из Блаун Хауса, но было ли это теперь необходимо? Ее последние слова — если, конечно, моя гостья действительно могла читать чужие мысли — поразили меня.

Я выразительно пожал плечами.

— Но это странно. Я полагал, что вы не в пример другим должны знать о таких вещах?

Элеонор Квелли с удивлением посмотрела на меня, а потом нахмурилась.

— Я сказала, что могу принимать мысли других, молодой человек, но я не краду их. Я не могу заглядывать в разум другого человека без приглашения — словом или жестом. Это было бы непристойно. Я скорее войду непрошеной в чужой дом или прочитаю чужой дневник, чем без разрешения залезу в чужие мысли.