Однако раздумья Эллери вынуждены были пойти в непредвиденном направлении. Подобная участь постигла не только его. Неожиданно основные жизненные интересы ста пятидесяти миллионов американцев сосредоточились на какой-то 38-й параллели на другом краю планеты.
      Лос-Анджелес особенно трясся от страха.
      Несколько дней назад корейцы с Севера вторглись в Южную Корею с советскими танками и с огромным количеством советских автоматов. Взрыв этой бомбы нарушил покой в Америке не сразу. Но когда оккупационные войска Соединенных Штатов устремились из Японии к Южной Корее и столкнулись с превосходящими силами, а в газетах стали печататься сводки о раненых и убитых агрессорами американцах, глаза разом открылись. Президент делал неприятные заявления, объявили мобилизацию резерва, Организация Объединенных Наций пребывала в смятении, цены на мясо и кофе взлетели до небес, немедленно поползли слухи о дефиците сахара и мыла, люди начали срочно запасаться продуктами и товарами, все твердили, что началась третья мировая война и Лос-Анджелес первым на Североамериканском континенте почувствует на себе испепеляющее дыхание атомной бомбы, — может быть, даже сегодня, кто знает? Сан-Диего, Сан-Франциско и Сиэтл тоже плохо спали, но Лос-Анджелес это не утешало.
      Невозможно было не поддаться влиянию обшей нервозности. Вдобавок всегда оставалась возможность, что глупые страхи слишком хорошо обоснованы.
      Новости захлебывались, кашляли, гнусавили. Эллери выключил радио, стараясь заглушить пророчества Судного дня, которые неслись с кухни пулеметным огнем с тягучим луизианским акцентом с восьми до пяти ежедневно. На память постоянно приходил парень с дерева. Больше Кроув Макгоуэн чудаком не казался.
      От лейтенанта Китса вестей не было несколько дней.
      Из усадьбы Прайама ни слова. Известно, что Делия вернулась из Монтечито, но ее не видно и не слышно.
      Однажды позвонила Лорел, но не сообщала, а спрашивала о новостях, беспокоилась за Макгоуэна.
      — Просто сидит и переживает. Можно было подумать, что при событиях в Корее начнет кругом расхаживать и заявлять — я же вам говорил. А вместо этого я из него не могу слова вытянуть.
      — Кроув погружен в мир фантазии… Это, видимо, причиняет страдания. Что нового у Прайамов?
      — Тихо. Как думаете, что значит такая тишь и гладь?
      — Не знаю.
      — Я в полной растерянности! — Лорел как-то слегка загнусавила. — Иногда думаю, что по сравнению с происходящим в мире наша проблема глупа и бессмысленна. Наверно, в каком-то смысле так оно и есть. А потом прихожу к заключению, что она не глупа и важна. Военная агрессия — тоже убийство, которого так нельзя оставлять. Надо драться на всех фронтах, начиная с самых маленьких, личных, иначе пропадешь.
      — Да, — вздохнул Эллери, — разумно. Хотелось бы только, чтобы наш конкретный фронт не был таким… размытым. Генеральный штаб у нас, можно сказать, неплохой, а разведка слаба. Мы не имеем понятия, где и когда начнется следующая атака, в каком виде, какими силами, не знаем цели вражеской стратегии. Можем только упорно стоять и держаться настороже.
      — Благослови вас Бог, — быстро бросила Лорел и бросила трубку.

* * *

      Следующая вражеская атака началась в ночь с 6 на 7 июля. Оповестил о ней, как ни странно, Кроув Макгоуэн. Позвонил в самом начале второго, когда Эллери уже почти лег в постель.
      — Квин, только что произошла какая-то пакость. Я решил поставить вас в известность. — Тон усталый, совсем на него не похожий.
      — Какая, Мак?
      — Кто-то забрался в библиотеку через окно. Похоже на обыкновенный взлом, только я сомневаюсь.
      — В библиотеку? Что-нибудь украли?
      — Нет, насколько я вижу.
      — Ничего не трогайте. Буду через десять минут.
      Эллери звякнул Китсу домой, услышал голос сонного детектива:
      — Что, опять? — и помчался.
      Юный Макгоуэн ждал на подъездной дороге. В доме наверху и внизу горел свет, но в застекленных дверях Роджера Прайама на террасе было темно.
      — Прежде чем заходить, лучше я объясню ситуацию…
      — Кто там сейчас?
      — Делия и Альфред.
      — Давайте. Только покороче.
      — Я последнюю пару ночей сплю в своей старой комнате…
      — Как? Уже не на дереве?
      — Вы же покороче просили, — буркнул гигант. — Лег вчера рано, а заснуть не мог. Прошло довольно много времени — услыхал внизу шум. Вроде в библиотеке, моя комната прямо над ней. Думаю, наверно, дед, захотелось с ним поговорить. Поэтому я встал, пошел вниз, окликнул его с лестницы, не получил ответа. Внизу было тихо. Не знаю, зачем я вернулся наверх, заглянул к старику. Его не оказалось, постель не разобрана. Я опять вышел на лестницу и наткнулся на Уоллеса.
      — На Уоллеса? — переспросил Эллери.
      — Он был в халате, сказал, что тоже слышал шум, и решил посмотреть. — Юноша говорил странным тоном, с твердым взглядом в лунном свете. — Только знаете, Квин… Когда я его встретил… не понял, то ли он собрался спускаться, то ли только что поднялся по лестнице. — Кроув вызывающе посмотрел на него.
      По дороге летела машина.
      — Жизнь полна непонятных вопросов, Мак. Вы нашли деда?
      — Нет. Может, лучше в лесу поискать, — небрежно предположил он. — Дед часто по ночам гуляет. Знаете, старческие причуды.
      — Да. — Эллери посмотрел вслед уходившему сыну Делии, который на ходу вытаскивал из кармана фонарик.
      Автомобиль Китса тормознул в футе у него за спиной.
      — Привет.
      — Что на сей раз? — страдальчески спросил лейтенант в кожаном пиджаке поверх пижамы.
      Эллери рассказал, и они пошли в дом.
      Делия Прайам озабоченно рылась в письменном столе. Она была в коричневом балахоне из какого-то плотного материала, подвязанном массивной медной цепью. Волосы распущены, под глазами темные круги. Альфред Уоллес в халате удобно устроился в глубоком кресле, куря сигарету.
      Когда мужчины вошли в библиотеку, она оглянулась, он встал, но никто не произнес ни слова.
      Китc направился прямо к единственному открытому окну. Осмотрел раму у шпингалета, ни до чего не дотрагиваясь.
      — Взломано. Кто-нибудь прикасался к окну?
      — Боюсь, практически все, кто тут был, — ответил Уоллес.
      Китc что-то грубо проворчал и вышел. Через несколько секунд послышались его шаги под открытым окном, замелькал луч фонарика.
      Эллери огляделся вокруг. Славная библиотека, единственная комната, лишенная преобладающей в доме Прайама мрачности. Мягкая блестящая кожа, панели из черного дуба служат приятным фоном для книг. Книги от пола до потолка по всем четырем стенам, уютный камин из песчаника. Просторно, хорошее освещение.
      — Ничего не пропало, Делия?
      — Не могу понять. — Делия покачала головой, отвернулась, плотней запахнулась в свое одеяние.
      — Мы с Кроувом, наверно, спугнули воришку. — Альфред Уоллес снова сел, выпустил клуб дыма.
      — Альбомы вашего отца с марками целы? — обратился Эллери к спине Делии, почему-то вспомнив о сокровищах старика Кольера, возможно из-за их предположительной ценности.
      — Целы, насколько можно судить.
      Эллери прошелся по комнате.
      — Кстати, по словам Кроува, мистер Кольер не ложился в постель. Не знаете, где он может быть, Делия?
      — Нет. — Делия резко на него оглянулась, сверкнула глазами. — Мы с отцом не следим друг за другом. Не помню, кстати, мистер Квин, чтоб я когда-нибудь разрешала вам называть меня по имени. Прекратите, пожалуйста.
      Он с улыбкой посмотрел на нее. Она вновь отвернулась. Уоллес спокойно курил. Эллери побрел дальше. Вернувшийся Китc коротко доложил:
      — Снаружи ничего. У вас что-нибудь есть?
      — По-моему, есть. — Эллери присел перед камином. — Посмотрите-ка.
      Делия Прайам и Уоллес тоже присмотрелись.
      В топке камина лежал тонкий пепел сгоревших дров, а на нем — съежившийся в огне, сильно обуглившийся предмет неузнаваемой формы.
      — Потрогайте пепел сбоку, Китc.
      — Холодный, как камень.
      — А здесь, под обгоревшим предметом? Детектив отдернул руку:
      — Еще горячий!
      — Камин топили нынче вечером… миссис Прайам? — спросил Эллери.
      — Нет. Утром разжигали, к полудню дрова догорели.
      — Этот предмет сожжен здесь недавно, Китc. Поверх остывших углей.
      Лейтенант вытащил носовой платок, осторожно выудил обгоревшие остатки, положил на каминную полку.
      — Что это?
      — Книга.
      — Книга? — Китc окинул взглядом стены. — Интересно…
      — Больше ничего не могу добавить. Страницы полностью сгорели, остатки обложки ничего не скажут.
      — Видно, обложка особенная. — Почти все тома на полках были в кожаных переплетах. — Разве на таких роскошных одежках не тиснятся названия? — Китc пошевелил, перевернул сгоревшую книгу. — Должно что-то остаться.
      — Осталось бы, если бы поджигатель не пошел на небольшой вандализм, прежде чем бросать книгу в огонь. Видите разрезы… тут… тут… Ее искромсали острым инструментом и отправили в топку.
      Китc взглянул на Делию с Уоллесом, склонившихся к ним.
      — Не догадываетесь, что это была за книга?
      —  Черт побери! Снова вы оба тут?
      Дверной проем перегораживала инвалидная коляска, в которой сидел Роджер Прайам с угрожающе вздыбленными волосами и бородой, в расстегнутой пижамной куртке, обнажавшей обезьянью грудь; пуговицы недоставало, словно он сам ее в бешенстве оторвал. Поскольку кресло превращалось в постель, по полу волоклась простыня.
      — Никто рта не откроет? Невозможно глаза закрыть в своем доме! Куда ты, к чертям, делся, Альфред? Я так и не дозвонился по домофону. — Бородач не посмотрел на жену.
      — Произошло кое-что, мистер Прайам, — успокоительно объяснил Уоллес.
      — Произошло! Что еще?
      Эллери с Китсом пристально наблюдали за Прайамом. Он не видел сгоревшую книгу за письменным столом с большим креслом, стоявшим между его коляской и камином.
      — Ночью кто-то забрался в библиотеку, — объявил Китc, — что меня нисколько не радует, так как вы мне надоели не меньше, чем я вам. Если опять собираетесь меня выставить, позабудьте об этом. Проникновение со взломом противозаконно, я расследую дело. Сейчас будете отвечать на вопросы, иначе, клянусь богом, предъявлю обвинение в противодействии следствию. Зачем эту книгу изрезали и сожгли?
      Он прошагал по комнате за сгоревшими остатками, сунул под нос Прайаму.
      — Сожгли… книгу?
      Гнев полностью испарился, физиономия приобрела гипсовый цвет. Прайам опустил глаза на обуглившийся комок в руках Китса, слегка отшатнулся.
      — Узнаете?
      Он мотнул головой.
      — Не знаете, что это за книга?
      — Нет, — прохрипел Роджер, как бы зачарованный переплетом.
      Лейтенант раздраженно отвернулся:
      — По-моему, не знает. Ну…
      — Одну минуточку. — Эллери стоял у полок, листая книги. Прекрасные книги, в большинстве своем выпущенные частными типографиями. Бумага ручной выделки, золоченые обрезы, красочные инициалы, изысканные виньетки, великолепные иллюстрации, уникально оформленные фронтисписы, переплеты выполнены вручную, с ручным тиснением. Названия безупречные — чистая классика. Однако, перелистав два десятка, он так и не нашел ни одной с разрезанными страницами.
      Этих книг никогда не читали. Судя по твердым девственным переплетам, никто даже не открывал их с тех пор, как они вышли из рук книготорговца.
      — Когда вы приобрели эти книги, мистер Прайам?
      — Когда, Делия? — Он облизнул пересохшие губы.
      — Вскоре после нашей женитьбы.
      — В библиотеке должны стоять книги, — кивнул Прайам. — Сообщил торговцу подарочными изданиями площадь полок, велел заполнить самыми лучшими, которые поумней. — Заговорив, он как бы обретал уверенность в себе, в низком голосе ожил высокомерный оттенок. — Как увидел, швырнул ему в морду. Я ж приказывал самые лучшие! Забирай свое дерьмо, говорю, переплетай в самую что ни на есть дорогую кожу, украшай всякими причиндалами, иначе не получишь и вшивого никеля.
      Китc, теряя терпение, ерзал на месте.
      — Он прекрасно справился с задачей, — пробормотал Эллери. — Я смотрю, книги в девственном состоянии. Ни одной, кажется, не открывали.
      — Чего открывать? Чтоб переплеты потрескались? Собрание стоит целого состояния, мистер. Мне это хорошо известно. Я их никому не позволю читать.
      — Книги в принципе предназначены для чтения. Никогда не любопытствовали, что написано на страницах?
      — Я книжек не читал с той поры, как бил баклуши в школе, — заявил Прайам. — Это для баб и для длинноволосых. Газеты — другое дело. И журналы с картинками. — Он громко расхохотался, запрокинув голову. — К чему клоните?
      — Мне хотелось бы провести здесь часок, познакомиться с собранием. Даю слово обращаться с книгами с величайшей осторожностью. Не возражаете?
      Глаза Прайама хитро сверкнули.
      — Вы ведь сами книжки пишете?
      — Да.
      — И статейки для воскресных журналов?
      — От случая к случаю.
      — Может, хотите статью написать про мое собрание книжек?
      — Проницательный вы человек, мистер Прайам, — улыбнулся Эллери.
      — Я не прочь, — откровенно признал бородач, щеки которого вновь обретали цвет. — Тот самый книготорговец сказал: библиотека миллионера должна иметь свой каталог. У вас, говорит, мистер Прайам, собрание слишком хорошее, надо составить указатель для биб… биб…
      — Для библиофилов?
      — Точно. Дело пустячное… Думаю, придаст мне известности в ювелирном деле. Каталог вон на той полке. Знаете, стоил мне кучу денег, спецзаказ, печать четырех цветов на особой бумаге, в описании книжек куча всяких технических данных, мне даже не выговорить, — фыркнул Прайам. — Только, богом клянусь, для чего выговаривать, когда можно заплатить? — Он махнул волосатой рукой. — Нисколько не возражаю, мистер… как вас там?
      — Квин.
      — Валяйте, Квин.
      — Мистер Прайам, вы очень любезны. Кстати, после составления каталога к собранию добавлялись еще книги?
      — Еще? — Прайам вытаращил глаза. — Я купил самые лучшие. Зачем мне еще? Когда начнете?
      — Я всегда говорю: лови момент, не теряй времени. Ночь все равно пропала.
      — Вдруг я завтра передумаю, да? — Прайам снова оскалился, на сей раз изобразив нечто вроде дружелюбной усмешки. — Порядок, Квин. Вы, похоже, не дурак, хоть и пишете книжки. Давайте! — Усмешка исчезла, когда он перевел звериные глазки на Уоллеса. — Вези меня назад, Альфред. И лучше до утра спи внизу.
      — Слушаюсь, мистер Прайам.
      — Чего стоишь, Делия? Спать ложись.
      — Хорошо, Роджер.
      Последнее, что увидели Эллери с Китсом, был дружеский взмах руки Прайама, которого Уоллес вез через холл в коляске. Жест свидетельствовал, что он, выговорившись, преодолел свои страхи, если даже не полностью позабыл их причину.
      Когда дверь в противоположном конце холла закрылась, Эллери сказал:
      — Надеюсь, миссис Прайам, вы ничего не имеете против. Мы должны выяснить, что это за книга.
      — Неужели считаете Роджера дураком?
      — Почему вы не ложитесь в постель?
      — Не совершайте подобной ошибки. Кроув! — Ее голос смягчился. — Где ты был, дорогой? Я уже начала беспокоиться. Нашел дедушку?
      Юный Макгоуэн, торчавший в дверях, ухмыльнулся.
      — В жизни не догадаетесь где. — Он посторонился, пропустив старика Кольера, который появился с грязным пятном под носом и радостной улыбкой. — В подвале.
      — В подвале?
      — Дед искал темное помещение, мама. Фотографией занялся.
      — Целый день щелкал твоим «контаксом», дочка. Надеюсь, не возражаешь. Очень трудно научиться, — признался Кольер, качая головой. — Снимки выходят не совсем хорошие. Эй, привет! Кроув мне рассказал, что возникли новые проблемы.
      — Вы все время были в подвале, мистер Кольер? — спросил лейтенант.
      — С тех пор, как поужинал.
      — Ничего не слышали? Кто-то окно взломал.
      — Уже знаю от внука. Нет, ничего не слышал, а если б услышал, наверно, запер бы подвальную дверь, пересидел до конца. Дочка, ты совсем плохо выглядишь. Смотри не свались.
      — Ничего, папа, переживу.
      — Иди спать. Доброй ночи, джентльмены. — И старик удалился.
      — Кроув, — напряженно проговорила Делия, — мистер Квин с лейтенантом Китсом намерены поработать в библиотеке. Думаю… тебе тоже лучше остаться.
      — Конечно, конечно, — согласился Мак, наклонился, поцеловал ее.
      Она вышла, не бросив ни единого взгляда на двоих других мужчин. Кроув закрыл за ней дверь.
      — В чем дело? — жалобно обратился он к Эллери. — Вы с ней поссорились? Что случилось?
      — Если вам поручено за нами присматривать, Мак, — рявкнул Эллери, — присматривайте вон из того кресла в углу, не мешайтесь под ногами. Начнем, Китc.
      «Собрание Прайама» представляло собой настоящий библиографический кошмар, но Эллери пребывал в научном, а не в эстетическом настроении, его методология не имела ни малейшего отношения ни к искусству, ни даже к морали; он просто велел голливудскому детективу читать названия на книжных полках, а сам отыскивал их в оправленном в золото каталоге.
      Прошло почти два часа; за это время Кроув Макгоуэн заснул в кожаном кресле.
      Когда Китc, в конце концов, остановился, Эллери попросил:
      — Подождите, — и снова принялся водить пальцем по страницам.
      — Ну? — бросил Китc.
      — Не прочитано только одно название. — Эллери положил каталог, взял обуглившийся остов книги. — Прежде это был том ин-октаво в переплете из дубовой фанеры, с форзацем ручной работы на шелке. «Птицы» Аристофана.
      — Кто? Кого?
      — «Птицы», пьеса Аристофана, великого комедиографа, жившего в пятом веке до Рождества Христова.
      — Что за бред?
      Эллери промолчал.
      — Считаете очередным предупреждением сожжение книги писателя, умершего две тысячи лет назад? — требовательно спросил детектив.
      — Безусловно.
      — Почему?
      — Ее изрезали и сожгли, Китc. Как минимум, два из четырех предшествующих предупреждений тоже связаны так или иначе с насильственной смертью: отравленная еда, убитые лягушки… — Эллери встрепенулся.
      — В чем дело?
      — «Лягушки»… Это название другой пьесы Аристофана!
      Китc страдальчески сморщился.
      — Впрочем, — оговорился Эллери, — явное совпадение. Нет связи с другими случаями… «Птицы»… Полная абракадабра: отравленный тунец, мертвые лягушки и жабы, дорогой бумажник, роскошное издание греческой комедии, впервые представленной, если я не забыл свой классический курс… в 414 году до нашей эры.
      — У меня сигареты кончились, — проворчал Китc. Эллери бросил ему пачку. — Спасибо. Скажете, тут есть связь?
      — «Перед каждым следующим шагом пришлю предупреждение». Вот что говорится в записке. «Предупреждение с особым смыслом, неясным, загадочным»…
      — Совершенно верно. Но все равно скажу, Квин, если эти бредовые предупреждения вообще что-нибудь значат, то каждое само по себе.
      — Перед каждым следующим шагом, Китc. Где-то что-то движется. Нет, все связано. Дело идет к развязке. — Эллери покачал головой. — Я даже уже не уверен, что Прайам знает смысл. Теперь все действительно перевернулось с ног на голову. Как явно необразованный человек может понять смысл уничтожения древнегреческой пьесы?
      — О чем там речь идет?
      — В пьесе? Ну… насколько припоминаю, два афинянина уговорили птиц построить воздушный город, чтобы отгородить богов от людей.
      — Очень полезные сведения. — Расстроенный Китc поднялся и пошел к окну.
      Прошло много времени. Лейтенант смотрел в темноту, где начинал клубиться туман, в комнате было прохладно, он вздернул плечи в кожаном пиджаке. Юный Макгоуэн невинно сопел в глубоком кресле. Эллери не произносил ни слова.
      Через какое-то время Китc с пустой ошалевшей головой вдруг осознал, что молчание длится слишком уж долго. Устало оглянулся и встретил взгляд небритого изможденного изгоя из здравого мира — безумный, полный нежданной радости, пьяный от внезапного счастья, взгляд девушки, смакующей первый поцелуй.
      — Черт побери, — встревожился голливудский детектив, — что с вами?
      — Китc, есть связь!
      — Ну конечно. Десятый раз слышу.
      —  Не одно совпадение. Два.
      Китc подошел, взял из пачки Эллери еще сигарету.
      — Слушайте, может, хватит? Отправляйтесь домой, примите душ, придавите подушку. — Потом воскликнул: — Что?
      — Две общие черты, Китc! — Эллери тяжело сглотнул. Во рту у него пересохло, голова гудела от усталости, но он знал, что нашел, наконец-то нашел.
      —  Догадались?
      — Понял смысл… Знаю.
      — Что? Что?
      Но Эллери не слушал, не глядя нащупывая сигарету.
      Китc чиркнул для него спичкой, машинально поднес ее к собственной сигарете, снова шагнул к окну, затянулся, наполнил легкие. Клубившийся ночной туман улегся крахмальной массой, поблескивавшей, как сырой рис. Он вдруг сообразил, что курит, испугался, расстроился, потом махнул рукой, жадно пыхтя в ожидании.
      — Китc.
      — Да, — резко оглянулся детектив.
      — Напомните, как зовут хозяина собаки и где он живет?
      — Кто? — заморгал лейтенант.
      — Хозяин мертвого пса, которого якобы отравили, а потом подбросили на порог Хиллу. Как его зовут? Я забыл.
      — Хендерсон. Клайберн-авеню в Толука-Лейк.
      — Я должен с ним встретиться как можно скорее. Вы домой?
      — Но зачем…
      — Ложитесь, поспите пару часов. Будете попозже утром в участке?
      — Конечно. Но что…
      Эллери уже выходил из библиотеки Прайама мелкими деревянными шагами. Казалось, он засыпает на ходу.
      Китc смотрел ему вслед широко открытыми глазами.
      Услышав, как отъехал «кайзер», сунул к себе в карман пачку сигарет Эллери и прихватил остатки сожженной книги.
      Кроув Макгоуэн всхрапнул и очнулся.
      — Вы еще тут? А Квин где? — Он зевнул. — Нашли что-нибудь?
      Китc прикурил от окурка новую сигарету, отчаянно затягиваясь.
      — Сообщу телеграммой, — язвительно посулил он и ушел.

* * *

      Заснуть было невозможно. Эллери недолго поворочался в постели, даже не питая надежды.
      В самом начале седьмого спустился на кухню, заварил кофе.
      Выпил три чашки, глядя в туман над Голливудом. В грязный серый мир с трудом пробивалось солнце. Скоро туман развеется и оно засияет.
      Все ярко засверкает. Надо только разогнать туман.
      Он не смел представить, что откроется в ослепительном свете. Смутно уже вырисовывалось нечто чудовищное, на свой чудовищный лад прекрасное.
      Сначала решим проблему с туманом.
      Он снова поднялся наверх, побрился, принял душ, переоделся, вышел из коттеджа и сел в машину.

      Почти в восемь Эллери остановился перед оштукатуренным домиком, выкрашенным синим кобальтом, на Клайберн-авеню за Риверсайд-Драйв.
      На шесте на лужайке красовалась раскрашенная вручную деревянная фигурка, напоминавшая Допи, гнома Уолта Диснея, под которой живописец выписал фамилию Хендерсон.
      Плотно закрытые жалюзи не обнадеживали.
      Ступив на дорожку, он услышал женский голос:
      — Если вы к Хендерсону, его нет.
      Дородная женщина в оранжевом платке на плечах низко свешивалась через перила с красной бетонной веранды соседнего дома, нащупывая что-то пальцами в кольцах под ящиком с фиалками.
      — Не знаете, где его можно найти?
      Что-то хлюпнуло, и из шести кранов дождевальной установки на газон полетели водяные букеты. Женщина победоносно выпрямилась с раскрасневшимся лицом.
      — Вы его не найдете, — пропыхтела она. — Он в кино снимается на Каталине или еще где-то. Какого-то пирата играет. Вы пресс-агент?
      — Боже сохрани, — пробормотал Эллери. — Вы помните пса мистера Хендерсона?
      — Пса? Конечно, помню. Его звали Фрэнк. Вечно раскапывал мой газон, гонялся по цветочным клумбам за бабочками… Только не подумайте, — поспешно добавила она, — будто это я его отравила. Ненавижу людей, которые так поступают с животными, даже с опасными. Хендерсон страшно переживал.
      — А какой породы был Фрэнк?
      — Ну… не очень большой, однако и не очень маленький…
      — Не знаете породы?
      — По-моему, какая-то охотничья. Вы из Гуманитарного общества или из Лиги против вивисекции? Я сама против медицинских экспериментов над животными, о чем всегда пишет «Игземинер». Если Бог милостив…
      — Не скажете ли, мадам, что это был за охотничий пес?
      — Ну…
      — Английский сеттер? Ирландский? Гордон? Чесапик-бей-ретривер? Легавый?
      — Я просто наугад сказала, — хмыкнула женщина. — Не знаю.
      — Какого он был цвета?
      — Мм… постойте-ка, вроде коричневый с белым… Нет, с черным… Нет, если подумать, и не совсем с белым. Скорей как бы кремовый.
      — Скорей как бы кремовый, — повторил Эллери. — Благодарю вас.
      Сел в машину, проехал пятьдесят футов, убравшись из поля зрения своего информатора.
      Несколько минут подумав, отправился дальше. Промчался по Пасс и Олив, мимо студии «Уорнер бразерс», свернул на Барэм-бульвар к бесплатному шоссе. Въехав через Норт-Хайленд в Голливуд, нашел стоянку на Маккадден-Плейс, побежал за угол к книжному магазину Пловера.
      Он еще не открылся.
      Эллери не ожидал такого от Пловера. Безутешно бродя по Голливудскому бульвару, очутился напротив кафе Дана, которое смутно напомнило ему о собственном желудке. Он перешел улицу, зашел позавтракать. За едой вдумчиво читал оставленную кем-то на стойке газету. Когда оплачивал чек, кассир полюбопытствовал:
      — Какие нынче новости из Кореи?
      Пришлось дать дурацкий ответ:
      — Да почти те же самые, — ибо он не запомнил ни слова.
      Пловер открыт!
      Заскочив в магазин, Эллери поймал продавца за руку и энергично потребовал:
      — Скорее! Книгу о собаках.
      — Книгу о собаках? — повторил продавец. — Конкретно, мистер Квин?
      — Об охотничьих! С иллюстрациями! С цветными!
      Пловер не подкачал — вынес толстую книжку за семь с половиной долларов плюс налог.
      Эллери помчался в горы, застав Лорел Хилл в тот момент, когда она входила в душевую.

* * *

      — Уходите, — глухо приказала Лорел. — Я голая.
      — Закройте воду, немедленно идите сюда!
      — Слушайте, Эллери…
      — Ох… Ваша нагота ничуть меня не интересует.
      — Спасибо. Вы когда-нибудь говорили это Делии Прайам?
      — Прикройте чем-нибудь свой драгоценный зад! Я буду в спальне. — Он бросил на дверцу душевой кабины полотенце и выскочил.
      Лорел заставила его прождать пять минут. Выйдя из ванной, пришлепала в халате красного, белого и синего цветов.
      — Не знала, что вы явитесь. В другой раз потрудитесь хотя бы стучать. Боже, посмотрите на мои волосы…
      — Да-да, — оборвал ее Эллери. — А теперь, Лорел, вернитесь мысленно в то утро, когда вы с отцом стояли у своего парадного и смотрели на мертвого пса. Вспомнили?
      — Думаю, да, — уверенно сказала она.
      — Видите сейчас собаку?
      — До последней шерстинки.
      — Сосредоточьтесь! — Он дернул ее за руку, она взвизгнула, схватилась за ворот халата. Очутилась перед собственной кроватью, на которой лежала большая открытая книга с цветным изображением спрингер-спаниеля. — Он?