На следующее утро Эллери позвонил в лос-анджелесское полицейское управление, попросив соединить его с дежурным из отдела по связям с общественностью.
      — Сержант Лордетти.
      — Сержант, это Эллери Квин… Здравствуйте. Я приехал писать роман о Голливуде… ах, слышали… нет, не могу заставить газеты поверить, честно сказать, и попытки оставил. Для книги мне требуется консультация специалиста, сержант. Не сможет ли кто-нибудь, скажем, из голливудского отделения уделить мне пару часов? Какой-нибудь тертый калач, опытный следователь по делам об убийстве, который частенько сидит в отделении, куда ему можно позванивать время от времени?.. Публичное разоблачение? И вы тоже купились — ха-ха! Я — сын копа? Нет-нет, сержант, поверьте, ничего подобного… Как? Китc? Большое спасибо. Вовсе нет. Если пожелаете напечатать заметку, пожалуйста.
      Эллери связался с голливудским отделением на Уилкокс за бульваром Сансет, попросив к телефону лейтенанта Китса. Ему сообщили, что лейтенант говорит по другому аппарату, поэтому он оставил свой номер, попросив, чтобы тот перезвонил, как освободится.
      Через двадцать минут к дому подкатила машина, откуда вышел худой высокий мужчина в удобном деловом костюме, позвонил в дверь, с интересом оглядывая крошечный садик. Эллери, прячась за шторой, пришел к выводу, что это не поставщик — руки пустые, в любопытном взгляде искрится веселье. Может быть, репортер, хотя для репортера слишком хорошо одет. Похож на спортивного комментатора или летчика-ветерана, свободного от полетов.
      — К вам полицейский, мистер Квин, — нервно доложила миссис Уильямс. — Натворили чего-то?
      — От этого я вас избавлю, миссис Уильямс. Лейтенант Китc? Потрясающая любезность. Я просил просто перезвонить.
      — Сержант Лордетти пересказал по телефону ваш разговор, — объяснил голливудский детектив, заняв весь дверной проем, — я решил заскочить по пути, не терять время. Нет, спасибо, на службе не пью.
      — На службе? Ох, миссис Уильямс, закройте, пожалуйста, дверь… На службе, лейтенант? Но ведь я сказал Лордетти…
      — Он мне сообщил. — Китc аккуратно положил шляпу на зеленоватый стул. — Вам требуется консультация специалиста для детективного романа. Какая именно, мистер Квин? Как в Лос-Анджелесе раскрываются преступления? Приберегите это для «Миррор» и «Ньюс». Что вы на самом деле задумали?
      Эллери вытаращил глаза. Оба усмехнулись, обменялись рукопожатиями и уселись, как старые друзья.
      Китсу было под сорок, песочные волосы, ясные, довольно рассеянные серые глаза под рыжеватыми бровями, руки крупные, надежные, ухоженные, золотое кольцо на левом безымянном пальце. Глаза умные, мощная челюсть. Манеры слегка надменные. Сообразительный, крепкий коп, решил Эллери.
      — Желаете прикурить, лейтенант?
      — Нет, я курю всухую, — рассмеялся Китc, вытаскивая изо рта измятую незажженную сигарету. — Бросил. — Он сунул раскрошившуюся сигарету в пепельницу, вытащил новую и откинулся в кресле. — Интересуетесь каким-то делом? Не хотите огласки?
      — Попалось кое-что вчера утром. Известно ли вам что-либо о смерти Леандра Хилла, оптового торговца драгоценными камнями?
      — Значит, она и до вас добралась. — Китc сунул в рот незажженную сигарету. — Дело проходило через наш отдел. Девчонка всех достала. Какой-то дохлый пес, записка, якобы до смерти напугавшая ее отца, самой записки нет… Бредовая фантазия. Скорее в вашем вкусе, чем в нашем.
      Эллери протянул листок, исписанный Леандром Хиллом.
      Китc медленно прочел, осмотрел почтовую бумагу с обеих сторон.
      — Подлинный почерк Хилла. Видимо, копия. Я нашел ее в дырке в матрасе.
      — А оригинал, мистер Квин?
      — Возможно, уничтожен.
      — Если даже настоящая копия, — Китc положил листок, — ничто в ней не указывает на связь смерти Хилла с запланированным убийством. Месть, конечно…
      — Понимаю, лейтенант, какая это для вас головная боль. По всему судя, действует психопат, а перспективная жертва отказывается помогать.
      — Что за жертва?
      — Вторая, упомянутая в записке. — Эллери рассказал о загадочной коробке, полученной Роджером Прайамом, и о том, о чем тот проговорился во время визита. — Тут не одно больное воображение, лейтенант. Даже если никто не собирается убивать Прайама… стоит заняться, согласны?
      Детектив вытащил изо рта незажженную сигарету.
      — Я не уверен, что хочу участвовать, — признался Эллери, глядя на пишущую машинку и думая о Делии Прайам. — Прежде чем принять решение, надо кое-что выяснить. Думаю, если что-нибудь обнаружится в прошлом Хилла и Прайама, записку можно будет исключить из разряда обычных бредовых посланий…
      — И включить в разряд доказательств?
      — Да. Поможете?
      Китc секунду помолчал. Взял, перечитал записку.
      — Можно с собой забрать?
      — Разумеется. Только потом верните.
      — Сделаю фотокопию. Вот что я вам скажу, мистер Квин. — Лейтенант поднялся. — Поговорю с шефом, если он разрешит тратить время, попробую что-нибудь раскопать.
      — Кстати…
      — Да, сэр?
      — Пока будете раскапывать, поинтересуйтесь заодно неким Альфредом Уоллесом, секретарем Роджера Прайама.

* * *

      Днем позвонила Делия Прайам:
      — Удивительно, что вы дома.
      — А где я должен быть, миссис Прайам? — Кровь вскипела при первом же звуке гортанного мурлыканья. Черт побери, словно первый коктейль после трудного дня.
      — Чего-нибудь расследовать, или чем там занимаются детективы.
      — Я не взялся за дело. — Он старательно говорил добродушным тоном. — Пока еще не решил.
      — Вы вчера на меня рассердились.
      — Рассердился, миссис Прайам?
      — Простите. Мне так показалось. — Ох, правда? — Увы, на скандал у меня аллергия. Я обычно выбираю путь наименьшего сопротивления.
      — Всегда?
      — Приведите пример, — тихонько рассмеялась она.
       С удовольствием, хотел сказать он, если вы ко мне к вечеру нынче заскочите. Но вместо этого безобидно спросил:
      — Кто же кого допрашивает?
      — Вы очень щепетильны, мистер Квин.
      — Ну, пока я за дело не взялся…
      — Не могу ли я помочь принять решение?
      Приманка. Крутится катушка…
      — Довольно опасное предложение… Миссис Прайам?.. Алло!
      — Больше не могу говорить, — тихо шепнула она и умолкла.
      Вспотевший Эллери положил трубку. Он так на себя разозлился, что пошел наверх принять душ.

* * *

      В течение суток дважды заглядывала Лорел Хилл. В первый раз просто «ехала мимо», решила доложить, что ничего не происходит — совсем ничего. Прайам ее видеть не хочет; насколько можно судить, ведет себя, как обычно, диким свирепым зверем. Делия пробовала кое-что у нее выпытать насчет Эллери, и чем он занимается, и сама Лорел, признаться, все время гадает…
      Эллери то и дело косился на пишущую машинку, и девушка через несколько минут убежала.
      Вернулась на следующее утро, откровенно враждебно настроенная.
      — Беретесь или не беретесь за дело?
      — Не знаю.
      — Я с адвокатами говорила. Вопрос о наследстве не урегулирован, но могу собрать деньги, заплатить пять тысяч в задаток.
      — Дело не в деньгах.
      — Скажите, если не хотите трудиться, я другого найду.
      — Разумеется, всегда есть выбор.
      — Да ведь вы тут просто сидите!
      — Собираю кое-какую предварительную информацию, — терпеливо объяснил он.
      — Здесь? В башне из слоновой кости?
      — Из оштукатуренного песчаника. Мои действия полностью зависят от того, что выяснится.
      — Делия вас на крючок подцепила, вот что! — воскликнула Лорел. — Ей вообще не нужно расследование. Просто поехала тогда за мной посмотреть, что я задумала, а все прочее чепуха и вранье! Она хочет, чтоб Роджера убили! Знаете, мне плевать, меня интересует только дело Леандра Хилла. Но если Делия будет стоять на пути…
      — Вам девятнадцать лет, Лорел. — Эллери старался не выдавать раздражения.
      — Признаюсь, не могу предложить вам того, что она предлагает…
      — Миссис Прайам ничего мне не предлагает. Гонорар мы даже не обсуждали.
      — Я не о деньгах говорю! — Она чуть не плакала.
      — Не устраивайте истерику, — резко бросил он, хоть и не собирался грубить. — Потерпите немного. В данный момент делать нечего, кроме как ждать.
      Девушка ушла.
      На следующее утро Эллери развернул газету, сидя за подносом с поздним завтраком, со страницы которой на него смотрели Роджер Прайам, Леандр Хилл и сидевший на дереве Кроув Макгоуэн.
 
      ЮВЕЛИР ОТРИЦАЕТ УГРОЗУ УБИЙСТВА
      ЕГО ПАРТНЕРА НИКТО НЕ УБИВАЛ
 
       «Заявив, что его жизни никто не угрожает, состоятельный лос-анджелесский оптовый торговец драгоценными камнями Роджер Прайам не допустил нынче утром в свой уединенный дом над «Голливудской чашей» журналистов, до которых дошел слух о замысле убийства, жертвой которого он должен стать и которое предположительно унесло жизнь его делового партнера Леандра Хилла на прошлой неделе…»
 
      Видимо, мистер Прайам, выставив репортеров, сделал краткое заявление через своего секретаря Альфреда Уоллеса, повторив, что никакой угрозы не получал, и добавив, что причина смерти Хилла указана в «официальном заключении».
 
      Детективы из голливудского отделения лос-анджелесского полицейского управления признали, что в то утро дочь Хилла Лорел заявила, будто ее отец был «до смерти испуган», но не нашли никаких доказательств, подтверждающих «фантастическое», по их словам, утверждение.
 
      Мисс Хилл, отвечая на вопросы у себя дома по соседству с усадьбой Прайама, сказала: «Если Роджеру Прайаму хочется спрятать голову в песок, это его дело», тогда как у нее «есть все основания думать», что некий «старый враг» приговорил ее отца и Прайама к смерти.
 
      История завершалась напоминанием, что «мистер Прайам является отчимом двадцатитрехлетнего Кроува Макгоуэна, привлекшего к себе недавно внимание прессы тем, что в ожидании конца света в атомный век сбросил с себя одежду и поселился в доме на дереве в поместье отчима».
      Отметив про себя, что лос-анджелесская журналистика придерживается привычных стандартов, Эллери направился к телефону и позвонил в дом Хилла.
      — Лорел? Не думал, что вы сегодня сами будете подходить к телефону.
      — Мне скрывать нечего, — ответила девушка с легким ударением на местоимении. Тон холодный, очень холодный.
      — Один вопрос. Вы шепнули газетчикам насчет Прайама?
      — Нет.
      — Можете перекреститься?
      — Я сказала, нет! — Решительный щелчок.
      Любопытно. Эллери ломал голову во время завтрака, который миссис Уильямс с явным неодобрением упорно именовала полдником. Только допил вторую чашку кофе, как вошел Китc с газетой в кармане.
      — Я надеялся, что вы заскочите. — Миссис Уильямс поставила другой прибор. — Спасибо, миссис Уильямс, дальше я сам справлюсь… Не зная, что куда просочится, не рискнул вам звонить. Пока держусь в сторонке.
      — Значит, не вы бросили кискам рыбку? — спросил Китc. — Спасибо. Без сливок и без сахара.
      — Нет, конечно. Думал, уж не вы ли?
      — Не я. Видимо, девчонка Хилл.
      — Нет, я спрашивал.
      — Странно.
      — Очень. Как были получены сведения?
      — В городское отделение позвонили по телефону. Голос глухой, искаженный, засечь не удалось.
      — Мужской, женский?
      — Говорят, мужской, однако неестественный, необычно высокий… возможно, и женский. В городе столько актеров шатается, ничего не разберешь. — Китc автоматически чиркнул спичкой, потом тряхнул головой и бросил ее в пепельницу. — Знаете, мистер Квин, — сказал он, хмурясь на сигарету, — если тут есть хоть какая-то связь, слух, возможно, пустил… Понимаю, что дико звучит…
      — Автор записки? Я сам об этом думал, лейтенант.
      — Скажем, чтобы оказать давление.
      — Завязать с Прайамом войну нервов.
      — Если у него самого железные нервы. — Китc встал. — Ну, так мы ни к чему не придем.
      — Есть что-нибудь насчет Хилла и Прайама?
      — Пока нет. — Он медленно раздавил в пепельнице сигарету. — Кажется, задача трудней, чем я думал, мистер Квин. Еще до первой базы не добрался.
      — Что мешает?
      — Не знаю. Дайте еще несколько дней.
      — А Уоллес?
      — Непременно дам знать.

* * *

      Позже днем — 21-го, после шествия храмовников, — Эллери поднял голову от пишущей машинки, увидев под своим фасадным окном кремовый нос автомобиля Делии Прайам.
      Нарочно заставил себя обождать, пока дверь откроет миссис Уильямс. Пригладил волосы.
      — К вам голый мужчина, — доложила экономка. — Вы дома?
      Макгоуэн оказался один, в лесном костюме — одной набедренной повязке, на сей раз пламенного цвета. Он вяло пожал руку Эллери, принял скотч со льдом, уселся на диван, забросил на подоконник босые голые ноги.
      — Мне показалось, я узнал машину, — заметил хозяин.
      — Автомобиль мамин, мой не заправлен. Я вам помешал? — Гигант покосился на пишущую машинку. — Стучите? Мне надо с вами повидаться. — Он был чем-то обеспокоен.
      — По какому поводу?
      — Ну… думаю, может, вы из-за денег не решаетесь браться за дело…
      — Правда?
      — Слушайте, я ведь могу добавить в котел, чтоб хватило.
      — Хотите сказать, что вы тоже меня нанимаете, Мак?
      — Угу. — Высказавшись, парень почувствовал облегчение. — По-моему… та самая записка, коробка, присланная Роджеру утром, когда старине Хиллу подбросили дохлого пса… Я хочу сказать, может, в конце концов, тут что-то есть, мистер Квин.
      — Возможно. — Эллери с любопытством смотрел на него. — Почему это дело так вас интересует, что вы готовы платить за расследование?
      — Да… Роджер ведь муж моей матери, правда?
      — Очень трогательно. Когда вы успели полюбить друг друга?
      Загорелая кожа Макгоуэна приобрела цвет красного дерева.
      — То есть… Правда, мы с Роджером никогда не ладили. Он вечно пытается мною командовать, как и всеми прочими. Но намерения у него добрые, и…
      — И поэтому, — улыбнулся Эллери, — вы носите фамилию Макгроув, а не Прайам.
      Кроув рассмеялся:
      — Правда, терпеть не могу ленивую задницу. Мы вечно грыземся, как пара бешеных собак. Когда Делия за него вышла, не пожелал меня официально усыновить, чтобы я от него постоянно зависел. Я его еще мальчишкой возненавидел. Предпочел отцовскую фамилию, отказался брать деньги у Роджера. Никакого геройства — я получаю небольшой доход с трастового фонда, завещанного отцом. Можете себе представить, как к этому относится мистер Прайам. — Он опять рассмеялся, после чего закончил неубедительно: — Кажется, я повзрослел за последние годы. Терплю ради матери. Вот именно, — Мак слегка просветлел, — ради мамы. Поэтому хочу разобраться до донышка. Понимаете, мистер Квин?
      — Ваша мать любит Прайама?
      — Она же за ним замужем…
      — Бросьте, Мак. Я вам уже признался на дереве, что ваша мать обратилась к моим услугам. Не говоря о Лорел. В чем дело?
      Макгоуэн разозлился:
      — Какая разница, в чем? Я делаю честное предложение. Хочу только решить проклятую проблему. Назовите цену и кончим на этом!
      — Как говорится в учебниках, Мак, — сказал Эллери, — дам знать. Максимум, что могу сделать.
      — Чего ждете?
      — Второго предупреждения. Если замысел продуман и рассчитан, будет второе предупреждение, и до тех пор ничего нельзя сделать. Вы с матерью лучше присматривайте за упершимся Прайамом, пока я буду думать.
      — Чего ждать? — спросил юноша. — Другой загадочной коробки?
      — Не имею понятия. Но что бы это ни было — посылка, происшествие, любое событие, даже самое тривиальное, глупое, — немедленно сообщите мне. Сами или, — добавил он, подумав, — мать попросите.

* * *

      Зазвонил телефон. Эллери открыл глаза, сообразив, что звонок не первый.
      Сощурился на свету, глядя на часы.
      Тридцать пять минут пятого. Лег не раньше половины второго.
      — Алло, — пробормотал он.
      — Мистер Квин?
       Делия Прайам.
      Эллери сразу проснулся.
      — Мой сын Кроув велел вам позвонить в случае… — Голос далекий, испуганный.
      — Что? Что случилось?
      — Возможно, ничего. Вы наказали Кроуву…
      — Делия, в чем дело?
      — Роджеру плохо. Доктор Волюта здесь. Говорит, пищевое отравление трупным ядом. Но…
      — Сейчас буду!

* * *

      Доктор Волюта представлял собой неприятного с первого взгляда нерасторопного мужчину с двойным подбородком, мутными глазами, зачесанными назад темными волосами с проседью. Ярко-синий пиджак яхтсмена поверх шелковой желтой рубашки, на ногах матерчатые тапки. Эллери дважды мысленно назвал его капитаном Блаем. Не удивился бы, если б домашний врач Прайама со своей стороны счел его, в импровизированном костюме из грязных белых лосин и свитера с высоким воротом, мистером Христианом.
      — Ваша беда в том, — заявил доктор Волюта, соскребая в пробирку безобразную грязь с запачканных простыней, — что убийство вас поистине радует. Иначе не подозревали бы отравления в каждом расстройстве желудка.
      — Ничего себе расстройство, — проворчал Эллери. — Пробка вон там над раковиной, доктор.
      — Спасибо. Прайам — глупый боров. Чересчур много ест даже для здорового человека. Его пищеварительная система сама по себе представляет медицинскую проблему. Сколько лет я его предупреждаю, чтоб не ел на ночь, особенно копченую рыбу.
      — Я слышал, он обожает копченую рыбу.
      — Я обожаю прокопченных на солнце блондинок, мистер Квин, — отпарировал доктор Волюта, — но сдерживаю свои аппетиты в разумных пределах.
      — Вы, кажется, упомянули о несвежем тунце?
      — Определенно. Сам пробовал. Хотя дело не в том. Главное, что пациент не выполняет моих предписаний вообще ничего не есть.
      Они стояли в буфетной, доктор Волюта сердито искал, чем накрыть пластмассовую миску с остатками тунца.
      — Значит, вы считаете…
      — Я свое мнение высказал. Консервированный тунец испорчен. Никогда не слыхали о протухших консервах? — Он открыл медицинский саквояж, вытащил хирургическую перчатку, растянул над миской.
      — Я осмотрел пустую банку, доктор. — Эллери выудил банку из мусорного бака для жести, благословляя Лос-Анджелес, где консервные банки собирают отдельно от прочего мусора. — Не заметил никаких признаков вздутия, а вы?
      — Нельзя точно сказать, что это та самая банка, — возразил доктор. — Откуда вы знаете?
      — Повариха сказала. Единственная банка тунца, которую она сегодня открыла. Перед тем как лечь спать. Я нашел ее сверху в мусорном баке.
      Доктор Волюта всплеснул руками:
      — Прошу прощения. Мне надо вымыть руки.
      Эллери проводил его вниз к туалету.
      — Хочется приглядеть за пробиркой и миской, — виновато объяснил он. — Раз уж вы их мне не даете.
      — Вы для меня никто, мистер Квин. Я по-прежнему вижу тут полную чепуху. Но если надо исследовать содержимое, лично передам полиции. Посторонитесь, пожалуйста. Дайте дверь закрыть.
      — Отдайте пробирку, — потребовал Эллери.
      — Ох, господи помилуй. — Доктор Волюта отвернулся, открыл брызнувший кран.
      Ждали лейтенанта Китса. Было почти шесть часов, за окном вырисовывался бледный крахмальный мир. В доме стоял холод. Прайам, прочистившись, спал, черная борода величественно и грозно торчала из покрывал на разложенном кресле, неотступно навевая Эллери образ ассирийца Сеннахериба в гробнице, пока Альфред Уоллес вежливо не закрыл дверь у него перед носом и не запер ее изнутри. Остаток ночи он провел на кушетке на половине Прайама, предназначенной для чрезвычайных случаев.
      — Если б я не дал вам обещания, Квин, — недовольно буркнул Кроув Макгоуэн, — никогда не позволил бы Делии вызвать вас. Сплошь вонючая блевотина. Оставьте его Волюте, езжайте домой. — И, зевая, направился к своему дубу.
      Старик Кольер, отец Делии Прайам, тихонечко налил себе чашку чаю на кухне, посеменил с ней вверх по лестнице, задержавшись ровно настолько, чтобы бросить Эллери с усмешкой:
      — Дуралей скоро бросит обжорство.
      Делию он вообще не видел. Приготовился встретиться среди ночи, держась абсолютно корректно. О чем она, конечно, не знала, к моменту его появления поднявшись к себе. Отчасти очень хорошо, что ее понятие о приличиях столь точно соответствовало его намерениям. Редкостная чуткость с ее стороны. В то же время он был несколько разочарован.
      Воспаленными глазами Эллери смотрел в огромную синюю спину доктора Волюты с валиками жира.
      Можно, конечно, оставить доктора, подняться наверх, постучать в ее дверь. В подобном случае всегда найдется пара вопросов.
      Интересно, что она делает?
      И как выглядит в шесть утра?
      Какое-то время он об этом думал.
      — В обычных обстоятельствах, — сказал доктор, повернувшись и потянувшись за полотенцем, — я бы послал вас ко всем чертям. Но респектабельному врачу в этом городе приходится соблюдать осторожность, мистер Квин, а Лорел подняла шум вокруг смерти Леандра Хилла. Мне известны люди вашего типа, жаждущие громкой известности. — Он бросил полотенце в раковину, крепко схватил пробирку и пластмассовую миску. — Нечего на меня смотреть, мистер Квин. Ничего я вам не отдам. Где детектив, черт возьми? Я вообще сегодня не спал.
      — Вам никогда никто не говорил, доктор, — выдавил сквозь зубы Эллери, — что вы похожи на Чарльза Лафтона в «Мятеже на «Баунти»?
      Они сверкали друг на друга глазами, пока не подъехал автомобиль, откуда поспешно выскочил Китc.

* * *

      Днем в четыре часа Эллери остановил взятый напрокат «кайзер» перед домом Прайама, где уже стояла машина Китса. Горничная с разыгравшимся в полную силу тиком провела его в гостиную. Китc стоял перед камином, постукивая по зубам листком бумаги. Перед ним в ученических позах сидели Лорел Хилл, Кроув Макгоуэн, Делия Прайам. Все оглянулись на вошедшего, которому показалось, что Лорел чего-то холодно ждет, юный Макгоуэн обеспокоен, Делия испугана.
      — Извините, лейтенант, пришлось заправляться. Получено лабораторное заключение?
      Китc протянул бумагу, которую присутствующие проводили глазами туда и обратно, когда Эллери вернул листок.
      — Может, лучше сначала вы им объясните, мистер Квин, — предложил детектив, — а потом я добавлю.
      — Когда я приехал часов в пять утра, — начал Эллери, — доктор Волюта уверенно объяснил случай с мистером Прайамом пищевым отравлением. Факты таковы: пренебрегая советами доктора, он обязательно что-нибудь ест перед сном. Всем известно об этой привычке. Спит плоховато, поэтому поздно ложится. С другой стороны, повариха, миссис Гуттьерес, привыкла рано укладываться. Обычно мистер Прайам уведомляет мистера Уоллеса, чего бы ему среди ночи хотелось, мистер Уоллес передает поварихе, пока та не легла в постель, миссис Гуттьерес готовит закуску, ставит в холодильник и отправляется спать.
      Вчера вечером был заказан салат из консервированного тунца, любимое блюдо мистера Прайама. Миссис Гуттьерес взяла в буфетной банку — лучшей, кстати, марки, — открыла, смешала с резаным луком, сладким зеленым перцем, сельдереем, майонезом, выжатым свежим соком половины лимона, щепоткой соли, вустерским соусом, чайной ложечкой сухой горчицы, чуточкой мяты и молотого тимьяна, поставила накрытую крышкой миску в холодильник, вымыла посуду и пошла спать. Миссис Гуттьерес покинула кухню минут в двадцать одиннадцатого, оставив включенным ночник.
      Около десяти минут первого, — продолжал Эллери, обращаясь к портрету высокопоставленного испанца над камином, чтобы не отвлекаться на чей-то взгляд, — Роджер Прайам послал Альфреда Уоллеса за закуской. Уоллес вынул из холодильника салат с тунцом, поставил на поднос вместе с ржаным хлебом с тмином, сладким маслом, закупоренной бутылкой молока и отнес в кабинет. Потом приготовился лечь, везде выключил свет, вернул поднос с остатками еды на кухню, поставил и поднялся к себе.
      Часа в три утра Уоллеса по домофону разбудил мистер Прайам, которому стало плохо. Секретарь бросился вниз, нашел его в ужасном состоянии, немедленно вызвал по телефону доктора Волюту, поднял миссис Прайам, делая вместе с ней все возможное до приезда врача, явившегося через несколько минут.
      — Черт возьми, не пойму, для чего вы нам это рассказываете, — раздраженно перебил Макгоуэн.
      Делия схватила сына за руку, тот замолчал.
      — Продолжайте, мистер Квин, — тихо проговорила она. Звук ее голоса возбуждает мужчин. Интересно, гадал Эллери, чувствует ли она свою волшебную силу?
      — Приехав, я обнаружил поднос на кухне, там, где Уоллес, по собственному утверждению, его оставил. Ознакомившись с фактами, позвонил лейтенанту Китсу. Поджидая лейтенанта, собрал все ингредиенты, использованные для приготовления ночной закуски, — специи, пустую банку из-под тунца, даже лимонную корку, равно как и оставшееся на подносе: остатки салата, ржаного хлеба, масла, молока. Доктор Волюта тем временем взял для анализа рвотные массы. Все это мы передали прибывшему лейтенанту Китсу.