Последний леший

— Да ты действительно колдун! — сказал он Нойдаку, — Ок скажет Мудрым, что привез настоящего колдуна, Мудрые наградят Ока…

Плыли долго, много дней и ночей, но ни разу даже и прикоснуться не дали Нойдаку к веслам. Хотя он не раз сам предлагал, объяснял, что в их стойбище все привычны грести…

И вот Нойдак предстал перед теми, кого Ок называл «Мудрыми». Вид этих людей поразил Нойдака. Прежде всего — отсутствие всякой одежды. Кажется, снег, выпавший в ночь перед приездом Нойдака, совершенно не беспокоил этих людей. Они не чувствовали холода, что ли? Нойдак знал верный способ борьбы с холодом — кусок моржового сала в рот и гуляй себе, весь из себя горяченький! Хороший способ, но дорогой — сородичам Нойдака часто не хватало еды зимой. Но по этим людям нельзя было сказать, что они объедались салом. Уж больно они были худые…

Да, представьте себе трех древних стариков, худущих настолько, что под кожей у них, казалось, не было ни капли жира, кости так и просвечивали. Бород Мудрые не брили, отчего и достигали те бороды колен, закрывая мужские части. Да и волосы на голове — чисто седые, по-стариковски редкие — спускались по плечам едва ли не до земли. А лица? Лица у всех троих были почти одинаковые, впрочем, если учесть, что и под кожей лицевой части головы у Мудрых тоже не было никакой прослойки, а мимические мышцы — атрофировались, то можете себе представить… Короче, нечто вроде трех живых черепов смотрело сейчас на Нойдака. Страшно? Так узнайте еще — еще страшнее были их глаза. Глаза вроде как глаза, только зрачки широковаты. Но вот когда эти зрачки обратились на Нойдака, он увидел вместо привычной черноты красное, горячее свечение…

— Так это ты посмел изобразить бога на заветной скале своего рода? — спросил один из стариков, выслушав Ока.

— Да, Нойдак сделал этот кремниевым зубилом… — ответил про себя Нойдак.

— Он еще не личность, он называет себя по имени, — отметил старик, стоявший справа.

— Тогда он сможет служить нашей идее, достаточно ему приказать, — отметил другой, стоявший слева старик.

— Будешь ли ты послушен, Нойдак?

— Нойдак сделает все, что ему скажут, — сразу ответил молодой колдун.

— Боишься ли ты высоты?

— Нойдак не знает…

— Ок! — приказал стоявший посередине, скорее всего, старший из Мудрых, — отведи его на вершину горы и пусть он посмотрит вниз!

Путь на вершину был долог. Нойдак никогда не взбирался так высоко, самым высоким местом в округе его стойбища была Священная Скала, но сколько же таких скал нужно было поставить одна на одну, чтобы достичь высоты этой горы?!

На вершине, как ни странно, лежало множество человеческих инструментов и прочих вещей, в числе которых Нойдак заметил огромные мотки толстых веревок. Веревка — любая — была большой ценностью у сородичей Нойдака, сплести даже небольшую веревочку было делом долгим и сложным. А тут…

— Посмотри вниз, Нойдак! — велел Ок, подведя нашего героя к самому краю пропасти.

Нойдак посмотрел, его дух захватило, он почувствовал себя птицей, летящей над всеми этими лесами, над рекой и морем… Это было совершенно непривычное, какое-то высокое, но не в смысле высоты, а в понятии человеческого духа — высокое ощущение!

— Ну, посмотрел, теперь пошли! — скомандовал Ок.

— Нойдак хочет еще постоять! — попросил Нойдак, он был не в силах расстаться со всем этим великолепием…

Путь вниз был гораздо дольше. Кормчий объяснил неопытному Нойдаку, что самое трудное и опасное в горных путешествиях — это, как раз спуски…

— Ты привел его обратно, значит он не испугался, — сказал Мудрый, и до Нойдака только теперь дошло, что этот поход на вершину горы был испытанием. Окажись он трусом, шарахнувшимся при виде бездны — и был бы скинут в эту самую бездну…

— Что ты почувствовал, молодой колдун, когда смотрел вниз? — спросил другой Мудрый.

— Нойдак летел, как птица, Нойдаку было хорошо, как…

— Как?

— Как когда с женщиной, а … внутри нее…

Что-то не понравилось старикам в словах Нойдака, они не спеша переглянулись, потом велели Нойдаку протянуть вперед руки. Мудрые поочередно сближали сморщенные ладони с ладонями молодого колдуна, покачивали головами. Потом, почти точно так же, почти невесомо, прогладили ладонями голову и грудь Нойдака.

— Сила в ладонях есть, но ее не много, — отметил один из старцев.

— Голова слабая, силы почти нет… — заметил другой.

— Сердце наполнено силой, но ее не достать, — заключил третий.

— Значит, только руки!

— Но они то сейчас, как раз, и нужны!

Мудрые, кажется, приняли решение.

— Ты не сможешь быть Учеником, но ты будешь Работником! В этом твое назначение…

— А что Нойдак будет делать? — спросил Нойдак.

— Ты, вместе с другими такими же, не боящимися высоты каменотесами, вы будете делать Великого Бога! — Мудрый повернулся к ожидавшего решения Оку, — Мы довольны твоей работой, кормчий, наградой тебе будет разрешение вновь отправиться на поиски! Отплывай завтра же!

Ок, кажется, обрадовался, по крайней мере нечто похожее на мимолетное ощущение счастья промелькнуло на его суровом лице. Он повернулся и быстрым шагом удалился. Кажется, по направлению к берегу, к ладьям…

Через несколько дней начали ту самую работу, о которой говорил Мудрый. Нойдака, как и других каменотесов, а всего их было шестеро, спускали на веревках с самой вершины горы. Все было предусмотрено для долгой работы — две веревки удерживали деревянную доску — сидение, на которой располагался Нойдак, свесив ноги вниз, и еще одна веревка была завязана у него вокруг пояса. Если вдруг порвутся веревки, привязанные к доске, или Нойдак, сделав неловкое движения, вывалится — эта самая третья веревка не даст ему полететь в бездну, спасет его…

Зубило ничем особенно не отличалось от тех, с какими Нойдак имел дело раньше. Тут уж ничего нового не придумаешь! Разве что рукоятка у нового зубила была поровней, да острие — получше отбито. Зато молоток был просто чудом, по сравнению с которым тот, каким пользовался Нойдак раньше — а в родном племени у него был собственный каменный топорик — молоточек, перешедший по наследству от старого колдуна, так вот, этот — был просто чудо. Одна ровно обстроганная рукоять чего стоила — ведь она совершенно не натирала руку при работе…

Контур того, что предстояло выбить Нойдаку на скале, был уже обведен углем — как это делали, Нойдак не очень себе представлял, ведь для того, чтобы нарисовать — надо видеть, а как увидеть то, что размером с огромную скалу?

Дни проходили незаметно. Нойдак все стучал и стучал зубилом по мягкому камню, выполняя свою часть грандиозной работы. Через некоторое время он заметил, что число таких же, как он, работников возросло. Верно, их привозили из дальних краев. Большинство из них были или колдунами стойбищ, или их учениками. Вероятно, у каждого в руках была частица той силы, которую нашли Мудрые в ладонях Нойдака. И теперь их силы переходили в скалу, в то изображение, что рождалось под ударами зубил…

Работали подолгу, все время находясь на весу. Затекали ноги, спина, болело все — но только поначалу, ведь человек ко всему постепенно привыкает — привык и Нойдак. Но привык он или не привык, все равно — будучи поднят на вершину горы после трудового дня и наскоро покормлен, он прямо-таки сваливался на свою «постель». Впрочем, чего-чего, а мяса да рыбы для еды и теплых шкур для сна тут не жалели. Дней отдыха не было, женщин — тоже. Кстати говоря, за все время нахождения Нойдака у Мудрых он так не разу и не заметил ни одной женщины, девушки или девочки…

Нойдак мог бы начать забывать самого себя, если бы не его невидимый приятель. Дух развлекал его разговорами, напоминал о прежней жизни, о сородичах. К сожалению, он оставался все таким же бестолковым, как и раньше. Не смог слетать в родное стойбище — просто не нашел дороги, как сказал, оправдываясь. Но Нойдак не очень-то ему поверил — небось, не долетел, увидев что-то интересное по дороге. Ведь заинтересовать Духа мог любой редкий камень или красивый цветок, а заинтересовавшись чем-либо, Дух забывал обо всем!

Сколько времени продолжалась эта работа? Неизвестно… Но однажды Нойдак достиг участка, уже обработанного другим мастером. Перешел, вернее, его перетащили в другое место — и там вскоре работа закончилась встречей, уже лицом к лицу, с другим мастером. Точнее, встретились их руки. А это означало, что еще одна часть работы была закончена.

Прошло уже совсем немного времени, и работы были прекращены. А каменотесам было приказано спуститься вниз, к подножию скалы. Только теперь Нойдак смог увидеть то, ради чего они трудились столько времени. На белом фоне огромного скального массива отчетливо различалась невероятных размеров человеческая фигура с распростертыми руками. Но было в этой фигуре нечто, было такое — неоконченное. Нойдак пригляделся — да, голова была отделена от шеи узкой полоской необработанной скалы. Что это означало?

Работников выстроили в ряд. Вновь появились Мудрые, они молча начали обходить мастеров. Опять щупали руки, водили ладонями над головами, что-то обсуждали, качали — то один, то другой — головой…

Наконец, троица Мудрых собралась вокруг Нойдака. Старики были явно недовольны — ведь они уже трижды обошли всех работников, и, кажется, не смогли найти того, чего искали.

— В этом еще осталось немного силы, — сказал один из Мудрых, обследуя Нойдака, — совсем мало, совсем…

— Но этого мало! — заметил другой.

— Остальные совсем пусты!

— Ладно, это все-таки лучше, чем ничего…

Нойдака отделили от остальных работников, дали новый инструмент, приставили троих самых сильных мужчин для работы с веревками.

— Ты понимаешь, что должен будешь сделать?

— Соединить голову с туловищем?

— Да.

— Нойдак должен начать работать сейчас? — спросил Нойдак.

— Сейчас ты поднимешься на вершину, тебя опустят, но работу не начинай, пока тебе не дадут команду!

Нойдак висел на веревках уже долго, команды все не было. Сначала он осмотрел «предстоящий фронт работ». Сделать надо было всего ничего — раз-два — и готово! Так как Нойдаку стало скучно, он стал вертеть головой, смотреть сначала по сторонам, потом вниз. Увиденное внизу испугало его.

Работники, среди которых совсем недавно находился Нойдак, лежали связанные на большом камне у входа в пещеру. А возле них стояли люди с мечами…

Так значит, их собираются принести в жертву! А Нойдака? Минует ли его эта участь? И чего все ждут? Ответа не было, время как бы замерло.

Что-то странное происходило вокруг. Как будто даже утих шум ветра. Ага, вот оно что — становилось темнее. Снизу замахали Нойдаку — начинай, мол, работу! И Нойдак начал трудиться. Когда он дошел примерно до середины, совсем стемнело. Нойдак никогда раньше не видел, чтобы днем вдруг становилось темно. Внутренне содрогаясь, он посмотрел вниз. Там, как раз между ногами выбитого на скале гиганта, при дрожащем свете разожженных костров лилась кровь жертв. У Нойдака было острое зрение, а сейчас, как будто, оно обострилось еще более, он вдруг увидел все происходящее невероятно отчетливо, как будто был совсем рядом…

Значит, и его ждет та же участь? Но, прежде всего, надо закончить работу! И Нойдак, стремясь не смотреть вниз на льющуюся кровь, изо всей силы застучал зубилом по мягкому камню скалы…

Удар, еще удар! Осталось совсем немного… И вот, вот последний кусочек, который надлежит отбить. Последний удар! О, как темно вокруг…

Земля шевельнулась. Или вздрогнула одна эта скала? Но вот скала зашевелилась вновь. Крик, сначала сверху, потом — стремительно затихающий внизу. Да, это свалился с вершины одни из тех, кто распоряжался веревками. Теми самыми, на которых висел сейчас Нойдак…

Скала шевелилась совершенно явно. Но шевеление, равно как и мысль о том, что веревки, державшие Нойдака, сейчас оборвутся, уже не пугали молодого колдуна. Потому что было чему испугаться куда как похлеще! Изображенный гигант ожил, приобрел как бы плоть, и сейчас явно собирался отделиться от скалы.

— Держись за его бороду! — услышал Нойдак голос своего Духа, и, не раздумывая, последовал совету.

Откуда взялась борода? Ведь они не выбивали на камне ее изображения? Впрочем, разве может понять маленький человечек, откуда что берется у гигантов? Дали хороший совет — ну и спасибо!

Совет пришелся как раз вовремя. Ибо оживший колосс рывком отделился от родившей его скалы и сделал шаг вперед. Кажется, внизу раздались крики. Нойдаку, почему-то, показалось, что новорожденное божество наступило — первым делом — на своих создателей, и, даже не заметив их, раздавило — как муравьев!

А новый бог шагал и шагал вперед, прямо по морю, как по земле. Его шаги были широки, темп ходьбы — быстрый. Куда он шел? Да знал ли он сам ответ на этот вопрос? Да и не это заботило сейчас Нойдака. Лишь бы удержаться! Шаг за шагом — наш парень раскачивался из стороны в сторону, лишь чудом удерживаясь на весу. Да он бы и не удержался — помогли веревки, в которых Нойдак запутался в тот момент, когда гигант сделал первый шаг. Вероятно, веревки оборвались там, сверху, а божество и не заметило, как не замечало сейчас Нойдака. Впрочем, вскоре положение изменилось. К Нойдаку протянулась огромная рука — и вот уже он — букашечка — разглядывается гигантом со всех сторон. Кажется, Нойдак не понравился гиганту, тот собрался его раздавить пальцем, но…

Нойдак услышал голос своего приятеля — Духа. Голос то приближался, то удалялся. Ага, вот оно что, Дух летал вокруг головы божества как какой-нибудь комар, скорее всего и крики духа воспринимались гигантом как комариный писк — человеком… И вот, забыв про Нойдака, новорожденное божество начало махать руками, стремясь то ли прогнать, то ли поймать летающего вокруг него Духа. Еще один взмах руки — и Нойдак оказался в воздухе. Краткий миг полета сменился ударом — но не об землю или воду — нет, Нойдак ударился об ногу божества, кожа которой неожиданно смягчила удар. А потом Нойдак покатился вниз, пока не плюхнулся — но не в воду, а, на свое счастье, в рыхлых снег, покрывавший заплывшую в открытые воды льдину. Спасен? Неизвестно…

Божество вспомнило о досаждавшем ему «насекомом». Нойдак кожей почувствовал взгляд огромного существа, приготовился — на этот раз — к неизбежному. И оно последовало. Божество вдруг выдохнуло прямо на Нойдака, и молодой колдун почувствовал, что ему становится очень холодно…

Что было дальше, Нойдак не помнит. Когда он очнулся, первым, кого он услышал, был его Дух.

— Проснулся? — спросил Дух.

— Долго же Нойдак спал! — сказал человек.

— И я тоже! — отозвался Дух.

Нойдак сел на камень. Как он здесь, на этом пригорке, собственно оказался. Ведь последним воспоминанием был замораживающий взгляд гиганта.

— Что было с Нойдаком? — спросил он своего Духа.

— Нойдак замерз, и вода вокруг замерзла, все замерзло, только я не замерз, — сообщил Дух, — ты уже хотел отделиться от тела, но начал просить меня помочь…

— Нойдак просил тебя? — удивился молодой колдун.

— Ты забыл, — предположил Дух, — или это были твои мысли…

— Рассказывай дальше!

— Я объял тебя со всех сторон и не дал тебе уйти из тела, — начал рассказывать Дух, — потом я почувствовал, что холод, распространившийся повсюду, начинает охватывать и меня, но я не мерз, просто мне захотелось спать. И я заснул вместе с тобой.

— А тот, большой, из скалы?

— Не знаю, мне было не до него, я же занимался тобой, — ответил Дух.

— А что было потом?

— Да я же сказал тебе, что заснул и больше ничего не помню, — сказал невидимый приятель Нойдака, — а проснулся только сейчас, вместе с тобой.

— И долго же спали Нойдак и Дух?

— Не знаю, может быть, долго, — Дух задумался, — смотри, ведь мы оказались вдали от моря.

Нойдак начал осматриваться по сторонам. Он находился на зеленой лужайке, сплошь покрытой камнями. Совсем рядом лежал здоровенный черный валун. Нойдак подошел к валуну, что-то было не так. Ковырнул, потом — глубже. Да, это был не валун, а большой кусок льда, потихоньку таявший. Откуда здесь, да еще в такую теплую погоду — лед? Нойдак не стал, подобно некоторым нашим современникам, смотреть в небо, он искал естественную причину рядом. И нашел. Вот, поблизости — настоящая гора, а в ней — как будто не хватает куска. Как раз со стороны, где проснулся Нойдак. А к горе тянется целая цепочка черных камней. Если это — старый лед, то гора — это…

И Нойдак побежал к горе посмотреть, какова она на разломе. Сразу потянуло холодом. Но молодой исследователь хотел убедиться сам — начал ощупывать руками поверхность разлома. Камни и лед…

— Вот где мы с тобой лежали, — услышал он голос Духа, — а потом кусок горы отвалился, скатился по склону, развалился на части…

— И растаял, — докончил Нойдак, — а я оттаял и ожил?

— Да.

— Слыхал Нойдак, как людей, во льду замороженных находили, но никто из них не оживал, когда лед таял, — сказал Нойдак недоверчиво, — вот рыбы, оно известно, оживают, когда лед, в котором они вморожены были, тает. Но ведь Нойдак не рыба!

— А, может, и рыба — ведь ожил же! — Дух решил пошутить, иногда он вел себя как маленький ребенок, — Нойдак — большая рыба, Нойдак — большая рыба!

— Нойдак не рыба, — сказал молодой человек назидательно, — видно, не простой лед это, в котором Нойдак заморожен был.

— Да, само собой, непростой, — согласился Дух, — но если это колдовство, то отчего действовать перестало?

— Может солнце? — предположил Нойдак, — Ведь тот большой каменный человек родился, когда солнце вдруг куда-то ушло и все вокруг потемнело. А когда солнце вернулось, большой человек стал быстро уходить…

— На север, — дополнил догадку друга Дух, — может, искал место, где нет солнечных лучей.

— Может, и так, — согласился Нойдак, — но как этот лед попал сюда, среди леса? Чудеса!

— Как попал — не знаю, а вот что было потом — ясно!

— Ну и что было потом?

— Гора потихоньку тает, — начал излагать свою гипотезу Дух, — вот кусок, где ты был, и отвалился. Покатился, покатился, на кусочки развалился! Солнышко пригрело, да ледяное колдовство и растопилось. И ты ожил!

— Ладно, — согласился Нойдак, — пусть так и будет! А теперь вот что — я хочу есть…

— Ягоды рядом, — сообщил Дух.

Но Нойдак перед тем, как отправиться искать себе пищу, все-таки устроил самому себе «инвентаризацию», как сказали бы мы. Результаты были скромны — молотка и зубила при нем не оказалось, одно счастье — заветный гарпун был привязан за спиной. А одежда — что же, как ни странно, она неплохо сохранилась, кое-где порвалась, само собой, но в целом носить еще можно…

Что было дальше? Много всего! Но это были уже новые приключения в новом мире. Почему новом? Нойдак слишком долго проспал и мир переменился. А узнал он об этом в первую же ночь, едва взглянув на небеса. Небо было чистым, и все звезды были как на ладони. Так вот — это были уже совсем другие звезды. Нойдак не узнавал знакомых фигур на небе, это было совсем другое небо…

Глава 10

Поля как-то незаметно перешли в леса. Будь это хвойным лесом, Нойдак бы чувствовал себя как дома, ну, прямо как на той далекой своей родине. Там, на севере, леса были стройные и торжественные, опасные — и в то же время, так сказать, «честные» — то есть от них можно было не ждать какой-нибудь заподлянки. Если болото — так его видно сразу, издали, если медведь — так и он скрываться да прятаться меж деревьев не станет.

А тут, в этих веселеньких, на первый взгляд лесах… Пугают эти леса! Да, конечно, лес, через который проезжали наши герои, был светлее и как бы живее, чем те леса, возле которых вырос Нойдак. Здесь и солнышко играет меж стволов, и птички щебечут, и белки непуганые вверх-вниз по стволам шмыгают.

— Сколько же денежек по ветвям прыгает! — решил пошутить Нойдак. После киевской ярмарки белки воспринимались им как прыгающие шкурки, на которые можно было что-то купить…

— А ты оставайся здесь, белок волшебным дротиком набьешь, в Киев возвернешься, да на шкурки беличьи себе новые портки справишь! — отшутился Сухмат.

— Не дразни колдуна, Сухматий, — бросил Рахта, — а то у него ума хватит, действительно останется!

— Нойдак знает, здесь новому человеку опасно, — заявил северянин важно, — здесь болота, а в них кракордилы страшные, зубастые, Нойдака за ногу схватят и в болото затащат!

— Наслушался сказок, — бросил Рахта недовольно, — нет никаких тут кракордилов.

— Здесь-то нет, а вот там, куда мы едем… — начал было Сухмат.

— И там нет, — перебил побратима Рахта, — это вятичи все киевлян пужают, думают, глупые, испугаемся — и не пойдем к ним в гости…

Нойдак ничего не сказал. Ведь в болото можно было попасть и без какого-то там кракордила. Просто — оступился, а потом — затянет. Этих страшных историй Нойдак уже наслушался немало. Постаралась и толстушка Майя, успевшая не раз принять и приласкать тщедушного северянина у себя дома. Уж она-то страстей наговорила, нарассказывала, едва прослышала, что Нойдак в поход дальний направляется, в леса дальние, восточные, где вятичи злобные живут, да на семи холмах, в граде Москве, киевлян на кострах поджаривают, да с чесноком лопают…

— Знаешь, браток, — вдруг сказал Рахта непривычно робким голосом, — я опять чувствую за собой… Ну как тогда!

— А чего чувствовать, — отозвался Сухмат, — проверить нужно.

Богатырь развернул коня и резко рванул. Конь помчался во всю прыть. Рахта и Нойдак остановили коней, решив дождаться Сухмата. Дожидаться пришлось долго. Нойдак пару раз дернулся было, думая, верно, что не пора ли помочь? Но Рахта всякий раз придерживал друга, он всегда точно знал, когда побратиму нужна подмога, а когда — лучше не мешаться! Наконец, Сухмат вернулся, его конь шел неспешным шагом, а сам витязь — о чем-то задумался.

— Да, был за нами всадник, — сказал богатырь, подъехавши к друзьям, — только всадник необычный. Был — и пропал. Я пошел по следам…

— И что?

— Он повернул назад, все было ясно видно, остались четкие следы. Лошадь подкована… А потом, вроде, следы ушли с дороги в лес, да там и пропали, только чудится мне, что и в лесу я эти следы отыскал бы, да не было их среди деревьев.

— Что ж он, улетел?

— Ой, не знаю, браток, что за нечисть за нами увязалась…

— Может и нечисть, а может — и нет! — вздохнул Рахта, — чувствую я… — и он смолк.

— Что чувствуешь?

— А так, ладно… — Рахта безнадежно махнул рукой.

Наши герои отправились неспешно дальше. Сухмат, кажется, начал кипятиться внутри, серчая на все вокруг себя все больше — сначала на себя, что не поймал незнакомца, потом на братца, что ничего объяснить не хочет, затем дело дошло и до Нойдака.

— Где же твой Дух долбанный? — спросил он сердито северянина, — то болтался вокруг, даже в шахматы хотел твоим посредством сыграть, мешался только. А теперь, когда он нужен — его нет? Как бы он сейчас пригодился, небось, от него нечисть бы не спряталась.

— Может и спряталась бы, — ответил Нойдак безмятежно, — молодой он еще да глупый. Наверное, потерялся да заблудился. Как он теперь Нойдака в лесу отыщет? Бедный Дух, пропадет он без Нойдака!

— Так уж и пропадет? — не поверил Рахта.

— Прямо пропадет… — передразнил Сухмат, — нашел, небось, себе духиню какую-нибудь, да развлекается. Ты, Нойдак, ведаешь, как это у них, духов, делается? Как у людей, или как иначе?

— Рано ему еще жениться, — ответил Нойдак совершенно серьезно, — он еще — дитя.

— Так, говоришь, видел ты его, когда Перун промахнулся, в тебя молнией пуляя?

— Нойдак видел, — подтвердил колдун.

— И что, на кого он похож, твой Дух?

— Дух — совсем маленький мальчик, — ответил Нойдак.

— Ну, тогда ему, конечно, с духинями рано… — рассудил Сухмат. Кажется, за разговорами на веселую тему его злость постепенно улетучилась. Тем более, что Сухмат просто не мог по-настоящему озлиться на Нойдака…

Путники следовали все дальше и дальше. Привалы, скромная, лишь иногда — если случалась попутная охота, то — роскошная еда. Кажется, богатыри готовы были передраться за право оказаться в роли повара, но до драки дело не доходило, Сухмат всякий раз напоминал о стародавнем обещании Рахты слушаться в делах домашних побратима, и тому ничего не оставалось, как уступить потрошение дичи товарищу.

Дорога постепенно сужалась, расходясь тропинками в разные стороны. Теперь это была не дорога, скорее — тропа. Но пока было, однако, что это все-таки главная тропа, ибо остальные тропки были куда уже.

Но друзья были все время начеку. Что из того, что на них никто пока не посмел напасть? Лесных разбойничков можно было понять — надо быть полным идиотом, чтобы напасть на тройку воинов, двое из которых и по виду, и по стати, и по тяжести брони — настоящие богатыри… Да и Нойдак, в длинной кольчуге, со шлемом на голове и небольшим мечом на боку подарком отнюдь не выглядел. Мало что дохленький — вон и бубен у седла, стало быть — колдун, а богатыри плохого колдуна с собой в товарищи не возьмут! Вот и поставьте себя теперь на место лесных разбойников — зачем вам такое счастье, нападать на такую троицу, уж лучше спрятаться где подальше за деревьями, притаиться, да переждать… А вот когда на дорожке покажется телега с товарами — вот тогда мы — молодцы!

Как-то Сухмат услышал впереди какой-то странный звук. Жестом остановил приятелей, приложил палец к губам, показывая, что надо соблюдать тишину, а сам — мягко соскочил на землю и как тень скользнул между деревьев. Прошло некоторое время, примерно столько, сколько горела бы лучина длиной с палец. Послышался голос Сухмата, явно веселый и зовущий к себе голос.

Когда Рахта с Нойдаком подъехали поближе, они обнаружили богатыря, державшего в руках тщедушного старичка. Такого маленького-премаленького, сухонького-тщедушненького, но с длинной-предлинной бородой! А рядом, прямо у дороги, точнее, у развилки дорог, стоял камень. А на камне была надпись, еще не оконченная. Все было ясно, старичок именно этим и занимался — выбивал кремниевым зубилом буквицы на гладком камне. Вот и зубило рядом валяется — ох, сколько же у Нойдака воспоминаний сразу!

— А что здесь написано? — спросил Нойдак, так и не выучившийся читать.

— «Кто направо пойдет, — зачитал Сухмат громко, — тот коня своего по…» — богатырь не дочитал, сразу рассердившись, — и как тебе не стыдно, старый человек… Такие вещи, да еще и на камне роковом писать?

— А что, — ответил старичок, не смущаясь, — я правду пишу, как написал, так оно и будет!

— Что-то я не слышал, чтобы в лесу камни ставили! — сказал Рахта, — Да, отпусти ты старого человека, никуда он не сбежит…

— Захочу — и сбегу, — заявил старичок, — мы, лесовички, народ юркий!

— Так чего ж ты в лесу камень роковой ставишь?

— А в полях на всех дорогах уж поставлены, пора за леса браться!

— А чего ж такое нескромное пишешь?

— Так тута лес, дело известное, — заявил лесовичок с достоинством, — это хороводы водить с девками в поле можно, а как до дела с ними более интересного — так и сам, небось, сразу в лесок? А?

— Твоя правда, дедок! — засмеялся Сухмат.

— Вот оттого и надписи тут, на камнях таковые! — закончил дед глубокую мысль.

— А где же лесовичок? — опомнился Рахта, когда друзья отсмеялись.

Дедка нигде не было видно. И как он юркнул, куда — никто и не приметил. Впрочем, оно и понятно, ведь родной он тут, и лесу родной, и лес ему — родня…

— Сбежал, — равнодушно отметил Сухмат.

— И куда теперь нам ехать?

— Не знаю куда, — сразу высказался Сухмат, — но налево я не поеду!

— И Нойдак тоже не хочет… — добавил молодой колдун.

— Так вы что, поверили лесовичку? — удивился Рахта, — Да он просто проказничает!

— Поверили, не поверили, а направо — не поеду! — заявил Сухмат.

— Ладно, — согласился Рахта, — тогда куда? Остались две дороги — прямая и налево…

— А нам надо на восток, — напомнил Сухмат.

— Восток — это откуда солнце всходит? — спросил Нойдак.

— Да.

— А как определить, где восток?

— Если встать лицом к северу, а спиной — к югу, — начал объяснять Сухмат, — то по левую руку будет запад, а по правую — восток!

— Ну, а где юг, а где север, ты уж найдешь и без подсказки… — добавил Рахта.

— Нойдак всегда знает, где юг, — сказал Нойдак, — и по листьям, и по лишайникам, и по грибкам, и по цветам…

— Да, тут тебя учить нечему! — улыбнулся Сухмат.

— А какая дорога идет на восток? — решил уточнить Нойдак.

— Ну, так сам и найди!

Нойдак, мельком окинув окружающие деревья взглядом, повернулся, как учили, лицом к северу и начал разглядывать свою правую руку.

— Однако ж… — удивился Рахта, поняв, почему Нойдак медлит с ответом. Получалось, что ехать надо именно по той самой дороге, что «направо».

— Сдалась нам эта дорога! — решил, наконец, Сухмат, — Поехали прямо!

Никто не стал ему возражать…

* * *

— Вот лесовички — они кто? — спросил то ли сам у себя, то ли у побратима Сухмат, — Люди — не люди, чудики — не чудики.

— Слышал я, что с лешим они в родстве, — ответил Рахта, — только не очень близком, так, седьмая вода на киселе…

— А Нойдак так слышал, — вдруг вмешался Нойдак с каким-то странным налетом раздражения, — Нойдак слышал — лесовичок с лешим в родстве, кикиморы болотные, водяные да домовые — все в родстве. И богатырь Алеша — он-де то же в родстве с лешим. А еще разные лешачки, которые не лешие, но поменьше — и все в родстве. Может, и ты, Сухмат, и ты, Рахта — тоже с ним в родстве?

— Вообще-то маманя мне ничего такого не рассказывала, — засмеялся Сухмат, — но всяко бывает…

— Ведунишка наш правду молвил, — неожиданно высказался Рахта, — все тут, в лесу, в родстве. И мы, коли из леса пришли, так тоже, быть может, с лешими в родстве состоим. Только вот каков он, этот леший?

— Да мы столько уже говорили, — пожал плечами Сухмат.

— Да мы с тобой, Сухматьюшка, как две бабы-бараболки, много чего наговорить могли…

— А что, что не так?

— Может, тот, кого мы лешим считаем, за кем охотиться отправились, и не леший вовсе, а так…