Крутен, которого не было

Дела прошлой зимы…

— Мне приснился странный сон, — сказал Младояр, чуть смущаясь.

— С девками? — спросил Иггельд, не отрываясь от работы. Нужно было перебрать еще целый ворох целебных трав — то-то же в горнице так воняло.

— Чего ж в таком странного, они каждый день снятся, — пожал плечами юноша, подражая наставнику.

— Тогда летал, что ли?

— Нет же, нет… Я первый раз из за этого сна к Светлуше ходил!

— Раньше за тобой доверья к снам не замечалось, — равнодушно бросил лекарь.

— Странный сон… Помнишь Артеминоса?

— Ну, еще бы…

— Вот мне снилось, что бреду я среди льдов, а потом — лежу на снегу, а вокруг меня вращается небосвод, вроде я — Млад, и, одновременно, эллас!

— Ты просто припомнил прошлую зиму.

— А отчего тогда вдруг вспомнились длиннорукие лесные дикари? Все как-то перемешалось во сне.

— На то и сон! — махнул рукой Иггельд.

— Ага, а причем тогда тот, почти невидимый, из пещеры? Какая связь между ним и длиннорукими? Да еще и элласом среди льдов? — допытывался княжич.

— Просто эти воспоминания лежали у тебя в голове рядышком друг с дружкой, вот и приснились скопом! — объяснил старик.

— Ну, а вот я почему-то поверил в этот сон.

— И что тебе нагадала Светлуша наша вещая? Объяснила сон?

— Объяснить не объяснила, но предсказала…

— Что же?

— Что нить судьбы моей ляжет вскорости по направлению к холодам северным!

— Да неужели? — рассмеялся Иггельд, — И что ты там потерял, на севере? Артеминоса, что ли?

— Ну, положим, Артеминосу пора бы уже и вернуться, если не замерз во льдах…

— Если ты думаешь, что князь отпустит тебя искать сумасшедшего элласа, то ты малость заблуждаешься!

— Она не говорила, отпустят меня, или нет. Сказала — Судьба моя пролегла на север…

— Что же посмотрим, — пожал плечами теперь уже Иггельд, — говоришь, и длиннорукие лесные выродки тут тоже причем-то?

— Да.

— А оборотни у черного камня?

— Не, они не снились…

— И все же должна же быть между всем этим какая-то связь, раз уж и во сне вместе явились, и Светлуша эдак наговорила. Она умная, вещая наша, зря не скажет…

— Ага…

— Давай-ка сядем, да вспомним все, что тогда случилось…

Кто какого роду…

Зима, как исстари ведется — пора для походов. Любых — ратных ли, торговых, к Богам иль Правду искать — все одно. Ведь по другому нельзя — где уж пройти, не говоря о том, чтобы проскакать на конях верных, по болотам здешним — а здесь, на бескрайних просторах земель, где говорят словами понятными, древними, в этих поросших хвойными лесами местах — нет другого пути, как зимой. Подмерзают болота, становятся проходимыми реки. Да что там проходимыми — замерзнет речка — вот тебе и дорога удобная, только скачи, да жизни радуйся. А холод? Что холод… Верный конь, меховая одежда, сала запас — да мечи кованые, да луки тугие, ну, и кровь, само собой, в жилах к морозам стойкая — чего ж еще надобно?!

Двое всадников — пожилой человек и совсем еще парнишка — были одеты во все меховое. И шапки, и полушубки, даже сапожки — отовсюду торчал теплый мех. Здоровые, сильные кони, котомки, явно не пустующие — вроде, соблазнительная добыча, как для зверей диких, так и лихим людям. Но вот мечи железные, да луки у седел притороченные, да шрамы боевые, как у старшего, так и у младого — все это как-то отбивало охоту пробовать!

— А отчего Виев лог зовут дурным местом? — спросил Млад.

— Запомни, княжич, если что в этом мире имя Вия получает, то не зазря! — отозвался Иггельд.

У тринадцатилетнего Младояра давно прошла пора, когда он ловил каждое слов наставников с открытым ртом, да и возраст, когда каждому слову старшего хочется противопоставить свое слово — тоже подходил к концу. Еще немного — и княжич станет таким юным, безусым — но взрослым человеком. Взрослым не по росту да силе, не по опыту иль усам — нет, просто и он, и другие почуют — вот равный среди равных!

— Это и так понятно, Игг, ты скажи, почему место дурное?

— Всякое там случается, неприятности разные…

— Да, слышал я, один оратай сидел, сидел, да вдруг сам собой и загорелся, — Младу самому стало немножко страшно от своего рассказа, — прямо средь бела дня! На глазах других мужей. И дети видели…

— Потушили? — спросил наставник.

— Нет, так и сгорел весь… — понизив голос, молвил княжич, — Одежда почти целой осталась, а сам — сгорел. Изнутри! Как так может быть?

— Много странного да непонятного в мире нашем, — казалось, пожилой лекарь-волхв размышляет вслух, — вот молния в человека бьет, понятно, что редко кто выживает, еще бы с силою такой небесной управиться… Но вот отчего подметки у сапог тогда отлетают?

— Отлетают подметки? — подивился княжич.

— Считай, всегда!

Иггельд знал толк в таких делах. Его, лучшего лекаря, часто звали к пораженным молниями небесными, а был он от природы наблюдателен, умел все примечать, да запоминал…

— Слушай, Игг, слушай! — настойчиво пытался привлечь внимание к себе княжич, но теперь это стало не так уж и просто. Ведь тропинка сузилась до нельзя, кони еле продирались сквозь молодой ельник, гуськом, само собой. А Иггельд, задумавшись, далеко опередил княжича. Паренек зря понукал жеребца — лишь колкие иголки больнее хлестали его по лицу.

Наконец, тропа стала вновь широкой, послушный жеребчик Младояра вмиг нагнал коня наставника, пошел с ним вровень, голова к голове, и разговор между старым и малым смог быть продолжен.

— А что, Игг, можно такого человека, который сам собою загорелся, потушить?

— Само собой, если Слово знать!

— А ты такое Слово знаешь?

— Ну, для такого раза — не знаю, а просто Слово — огонь утихомирить — знаю!

— Научишь?

— Напомни ночью, пред костром…

— А вот если Слово, что огонь усмиряет, перед таким беднягою, ну — что сам загорелся, ну, перед ним молвить — погаснет? — не унимался княжич.

— Интересно было бы испробовать, — произнес Иггельд, — я бы попробовал. Хотя, говорят, в Дурном Месте и Слово силу теряет.

— И что делать?

— Как что — пробовать! — пожал плечами наставник.

— Я понял! — воскликнул подросток, — Надо все пробовать!

— Именно.

— Везде побывать, все увидеть, все испробовать! — глазенки княжича так и горели.

— Это и есть счастье, на то и дана жизнь человечья, — кивнул Иггельд.

— А вот и хуторок! — закричал княжич, завидев вынырнувшие на их пути избенки.

— Что же, здесь и найдем провожатых до Виева лога, — сказал Иггельд, — хуторок значит…

— Жили дед с бабкой на хуторе, — хихикнул княжич, — такого напутали, так все перепутали! Купили коня…

— Веди себя достойно, княжич! — напомнил наставник.

* * *

Провожатых до Виева Лога долго искать не пришлось. Едва только Иггельд заикнулся о цели похода, как решительно все мужчины, жившие на хуторе, а их было числом пять — наперебой предложили себя в провожатые. А когда наставник заметил, что им столько проводников без надобности — то аж передрались друг с другом. Дело кончилось тем, что наутро пришлось взять в компанию всех пятерых. Коней оставили на полпути, все одно — по оврагам ноги поломают.

Провожатые гурьбой пошли вперед, до княжича доносились голоса, местные что-то громко обсуждали между собой, оживленно жестикулируя. Княжич вновь получил возможность поговорить с мудрым наставником — никто не мешал.

— Да, земледельцы тут аховые, — заметил Иггельд, вздыхая, — сколько тут распахать-то можно было б под пашню… Даже капусты, и той — не сажают!

— А чем промышляют?

— Охотным делом, само собой…

— Да это я и сам понял, — отозвался Млад, — я другого не пойму.

— Чего ж?

— Чего это они все туда поперлись?

— Ну, может, княжича никогда не видывали, — предположил Иггельд.

— Кабы им на княжича посмотреть хотелось, иль тебя, мудреца, о чем расспросить — так шли бы с нами, а не впереди, да спрашивали, чего интересно, а не меж собой болтали! — высказался Млад.

— Да… — протянул Иггельд, размышляя над сказанным.

— А ты приметил, что на хуторе собак не было?

— Приметил, — подтвердил наставник, кивнув головой, — и что?

— И собак нет, и с нами не идут, даже их меньшой, уж на что мальчишка, он ведь здесь, между нами вертеться должен, со мной всегда дети деревенские ознакомиться хотят, — затараторил Младояр, — и бабы у них на хуторе — бессловесные…

— И больных не было, — кивнул Иггельд.

— Вот и я говорю — неспроста все это!

— Думаешь, замышляют чего?

— А то!

— Ну, мечи-то при нас, а они — даже и рогатин не захватили, — пожал плечами лекарь, — а уж с мужиками — два таких богатыря, как мы с тобой, да с клинками вострыми — как-нибудь управимся.

— То-то и странно!

— Клинки у нас железные, простую нечисть отгоним, — заметил Иггельд.

— А как бог, у них, там — какой свой?

— А мы — в жертву? — усмехнулся наставник, — Не выдумывай!

— Отчего?

— Никогда в Дурных местах капищ не строят!

— А как для дурных богов?

— Не слышал еще о таких…

Немного успокоившись, княжич переменил тему.

— А правду говорят, что все Дурные Места в оврагах?

— Ну, не все, однако ж, капища завсегда на холмах строят, как и терема княжьи, и гарды всякие.

— Крепости затем на возвышенностях ставят, что б врага с высоты разить было удобственней! — отрезал княжич.

— Возможно… — не стал возражать очевидному Иггельд.

— Но, все ж, почему Дурные Места завсегда в оврагах? — допытывался любознательный подросток.

— Слышал я, что когда река излучину образует, там силы стихийные заворачиваются, ну, что смерч какой… И насквозь Землю-матушку пронизывают, силы потаенные наверх выбрасываются! Сам увидишь — приведут нас к излучине, помяни мое слово, — рассуждал все, казалось, ведавший наставник.

— А вот и овражек! — воскликнул Млад, сразу ж сбавив тон, добавив уважительно, — Овраг. Ну и глубок! Страсть как глубок…

Сопровождающие тем временем кубарем скатились вниз, да еще и затеяли там, в сугробах, кутерьму. Делать нечего — надо спускаться! Иггельд долго выбирал, как бы спуститься, да не оступиться, вниз не покатиться. Спускался, спускался — шаг за шагом, за что-то под снегом ногой уцепился, раз — и уж на дне, да весь в снегу! А рядом княжич хохочет, из шапки снег вытрясает. Странная штука — снег. Никому им умываться не хочется, а как окунешься — так смеяться тянет!

— Глянь, зовут нас! — указал рукой на мужиков Младояр. Действительно, те махали руками, мол, идите за нами.

Иггельд ступал с трудом, снег был глубок, пару раз он проваливался по пояс. Княжич весело прыгал по снегу, пару раз хлопнулся, борьба с белым покровом явно доставляла юноше удовольствие. А чего еще, собственно, надо? С утра поели плотно, угостились горячим сбитнем, солнышко светит, снежинки блистают — только и радуйся жизни. Конечно, все быть может — вот и мечи прихватили, правда, луки оставили у седел, с конями…

— Это что ж такое? — удивился Иггельд, — показывая княжичу нечто черное впереди. Вокруг этого черного и собрались сейчас провожатые.

— Камень какой-то черный, — повел плечами Млад.

— Снега на нем нет, знать не прост камень, — рассуждал наставник, подходя поближе.

— Смотри, Игг, здесь овражек, как раз, изгибался петлей, как ты и говорил, самое место, где стихии в круговорот заворачиваются! — воскликнул княжич.

— Точно, здесь самое место… — согласился Иггельд, — А посреди — Черный Камень!

— Черный Камень? — переспросил Младояр, — Тебе ведомо, что такое Черный Камень?

— Пару раз слыхивал, что такой есть, но каков он — не ведомо!

— Вот и узнаем, пошли!

Княжич и наставник подобрались поближе. Черный Камень окружили со всех сторон хуторские, руки уложивши на черную, как смоль, поверхность — казалось, грелись…

Юноша протянул ладонь к Черному Камню. Дзинь! От неожиданного толчка, еще не понимая, что произошло, княжич инстинктивно отдернулся.

— Что такое? — вскликнул Иггельд, бросаясь к воспитаннику.

Дзинь! — послышалось еще раз, теперь уже со стороны лекаря. Иггельд обратил взор туда, где звякнуло. О чудо чудное! Его железный меч, как по волшебству, притянулся к Черному Камню, прилип к нему, прирос намертво. Точно в таком же положении находился и короткий меч княжича. Оба — и старый, и младой — оказались как бы привязанными к Черному камню.

Странные, ой странные улыбки блуждали по лицам их провожатых. Недобрые такие, натянутые, плотоядные! Один из провожатых, скинув полушубок, полез на Черный Камень. Начали сбрасывать одежду и остальные. Мальчонка из местных, обратил, наконец, внимание на княжича, показав тому язык. И тоже полез на камень.

— Что же это, Игг? — в голосе Младояра промелькнул страх.

— Освободись от ножен! — велел Иггельд.

Тем временем старший из хуторян перевернулся на камне через голову. И спрыгнул сверху на снег. Перевернулся человеком, а упал матерым волком. Один за другим перевернулись в серых хищников и остальные провожатые.

Иггельд извлек бронзовый нож — тот самый, которым делал надрезы осторожные, пользуя лики людей, губы да веки. Мал нож, да остр! Бросившийся с ходу матерый волчище так и отпрянул назад, завидев блестевшее на солнце лезвие. Решил последовать примеру наставника и Младояр, но только он выхватил из голенища нож засапожный, лишь взмахнул рукой — и нет ножа железного, слишком близко оказался от Черного Камня — так и притянулся, став того камня пленником, подобно старшим друзьям — мечам…

Вытащил лекарь откуда-то еще ножик, совсем махонький, тот, которым бельмо с глаза снимают… Смех да и только — на двоих воинов — два ножичка, один другого меньше!

— Полезай, княжич, на камень, да быстрей, давай подсажу! — воскликнул Иггельд.

— А ты?

— Руку подашь!

Младояр кошкой впрыгнул на плечи наставнику, рывок — и забрался на камень. Вовремя! Волки враз кинулись на Иггельда. Сверкнул нож — взвыл один из серых оборотней, без глаза оставшись. Другой — получил сапогом по носу, откатился, но третий — в тот сапог, как пес, вцепился. А самый маленький, переярок, так и прыгнул, метя зубами в самое горло лекарю … Перегнулся княжич вниз, да полоснул на лету волчью морду, не дал наставника укусить. Руку протянул, Иггельд в ту ладонь мальчишечью вцепился…

Всяк чудеса бывают на Белом Свете. Чтобы отрок худощавый, силу собрав, за руку поднял взрослого человека — не бывает так никогда! Никогда, окромя случаев, когда Надо. Вот случай в Крутене был, пару весен назад — загорелся дом, а в нем муж хворый лежал, в бреду, шести пудов с половиною, и была у него дочурка телом совсем и не дородная, всего-то тринадцати годов. Схватила та девочка отца, подняла, да из хором горящих и вынесла…

Едва успел опомниться Иггельд, как оказался вдруг на Черном Камне, а как его княжич втащил — думать некогда было, волки, один за другим, полезли, проклятые. И откуда такая сила да прыть только бралась. Понятное дело, оборотни, они — двужильные! А у лекаря лишь один сапог остался — другой трофеем волчьим стал. Взмахнул Иггельд левой ногой, сбил полезшую морду, улетел волчара вниз, не лету крутясь. Да что толку — еще двое полезли. А княжич — и так, и сяк, и сапогами в зубы волкам тычет, и ножиком малым тыкает. Враз освободили Черный Камень. Взвыли оборотни, да вновь полезли.

— Что делать? — воскликнул княжич, взор на Иггельда обратив. Вера в наставника, в его знания была у него великая!

— Слово рода своего знаешь?

— Знаю, — потупился Младояр, ибо Слово то тайное!

— Перевернись через голову, да Слово молви!

— А что будет, Игг? Тоже волком стану? — спросил княжич с тревогой.

— То увидим! — шепнул Иггельд.

Перекувырнулся Младояр через голову, Слово тайное, что на ушко ему в детстве шепнули, да в тайне хранить наказали — громко выкрикнув. Перевернулся, да с камня вниз сиганул. Подхватили крылья княжича, взмахнул он ими раз, другой, завертелось все в глазах его зорких. А, вот и камень, вот и волки — бросились разом на человечка малого, всего в меха разодетого… Не раздумывая, сложил крылья княжич, да камнем вниз! Ударил самого матерого, что зубами до горла наставника добраться решил. Глубоко вошли когти Младояровы под шкуру волчью, ударил клюв хищный по затылку серому, да не пробил черепа — крепок тот оказался у оборотня. А волчара, человека бросивши, перевернулся враз спиною вниз. Но и сокол был наготове — отлетел в сторону. Оставили оборотни человек, бросились на ясна сокола…

От сердца отлегло у Иггельда, как только обратился воспитанник его в птицу хищную. «Теперь спасется, волкам его не достать!» — решил лекарь. А сам — к смерти приготовился, но решил жизнь свою подороже отдать! Бросился ближний из волков — Иггельд его снизу ножичком поддел, да и рассек кожу по животу всему волчьему. Кишки так и вывалились. Но тут остальные бросились, разом. «Вот и конец мой настал…» — охнул лекарь.

Но не тут то было! Вместо того, чтобы улететь подале, вернулся княжич, в сокола обращенный, сам оборотня от наставника оттащил, на себя отвлек — и в беду попал. Сокол-то где герой? В небе ясном. А тут, среди волков — считай курица! «Эх, пропадет княжич!» — мелькнуло в голове у Иггельда. «А я? Чем я хуже!? Ну, волхв, так что же? Была, не была, скажу Слово родовое!» — решился лекарь-волхв нарушить запрет древний. Перевернулся, Слово выкрикнув, да взревел, падая…

Волки так от сокола и отпрянули, рев услыхав, а потом накрыла их тень огромадная. То Иггельд на задние лапы встал. Поднялся, да опустился, разом двоих серых хищников под собою смяв. Взмахнув лапой, перебил одному хребет. Развернулся ведмедь. Другого прижал лапой, да придушил, как пес крысу…

А княжич, волчьими когтями исцарапанный, немало перьев утеряв, из последних сил в небо взмылся, да сверху землю оглядел. Ага, вот они, серые, разбегаются! Ну, погодите! Вновь, как и в первый раз, бросился сверху княжич на улепетывающего волка, вцепился когтями в спину волчаре, да начал рвать клювом шею вражине. Рвал кожу, жилы, кровью упивался, добивал врага до смерти…

— Уймись, княжич, брось мертвое тело, яко май краснохарь, терзать!

Младояр опомнился, привстал. Под ним лежало нечто окровавленное… Да это же тот самый мальчонка их хуторских, тот, что язык ему показывал! Но каков он теперь — лицо не лицо, кожа клочьями, горло разорвано, грудь истерзана, торчит обломок ключицы… «Неужели это сделал я?!» — подумал княжич, да утерся рукавом. Кровь, еще кровь — откуда? Да это ведь у него на губах кровь! Понятно дело, ведь он только что терзал клювом этого парнишку, нет, тогда еще переярка…

— Пошли, парень, пора меч из неволи доставать, — послышался вновь голос наставника.

— Что, отпустил Черный Камень наши железа? — спросил Младояр, завидев меч в руках Иггельда.

— Как же, отпустит такой, — усмехнулся лекарь, — я его слегка обманул.

— Как?

— Сейчас увидишь, — Иггельд подвел княжича к камню, взялся за прилепившийся к черной поверхности клинок, потянул в сторону.

— Вот, оторвать нельзя, а тащить — можно, — объяснил наставник, — теперь сюда, на край, здесь тяга послабже. Вот, рукоятка уже наружи. Не торопись, тяни только в эту сторону. Ну вот, камень держит одно острие. Теперь потянем чуток…

И меч княжича оказался в руках лекаря. Младояр выхватил свой клинок из рук наставника, начал гладить, как щенка…

— Никогда больше с тобой не расстанусь! — шепнул княжич холодному железу.

— Разумно, — похвалил воспитанника Иггельд, — воителю без меча никак нельзя, уж лучше без порток, да с клинком!

— Пошли, что ли, отсюда? — спросил Младояр.

— Погодь, я кусочек Черного Камня отколю — и пойдем…

Княжич не стал спрашивать, зачем наставнику кусочек волшебного камня, ему это и так ясно было, более того, Младояр сам себя обругал — что не догадался и себе кусочек отколоть… Сгодится на что, да и вообще — интересно!

Послышался стон. Иггельд, даром что на седьмом десятке, мягко, по-рысьи ступая, приблизился к недобитому оборотню. На мгновение обратился из ратника в лекаря, определил — у хуторянина переломана спина, руки да ноги — в параличе, не жить больше оборотню настоящей жизнью, не бегать, не работать руками… Впрочем, сам Иггельд ему хребет и обломал, медведем будучи!

— Что с ним, Игг? — спросил княжич, на всякий случай выставив вперед клинок.

— Не жить ему, добей!

— Почему я?

— А кто же?

— Я не хочу!

— Не по-людски так оставлять, звери объедят…

— Я не могу, — завертел головой Младояр, — и так, вон, малого забил насмерть, а теперь раненого добивать… Лучше ты, Игг, ты ведь прежде славным воином был!

— Был, да сплыл, а нонче я лекарь да волхв, не пристало от болезней пользующему людей убивать, а ведуну — тем паче!

— Мне придется? — переспросил княжич упавшим голосом.

— Ты княжич, твое дело — княжеское, кровавое, — сказал, как опрокинул ушат с холодной водой на голову парнишке, старый лекарь.

Младояр подошел поближе к умирающему. Приподнялся на цыпочки, размахнулся мечом — и снес голову оборотню, что кочан капусты на ученье…

* * *

— А кроме Виева Лога есть ли в нашем княжестве еще какой такой — на излучине? — спросил Младояр. Дело было под вечер, юноша уже слегка успокоился после пережитого утром.

— Есть, на реке Будой, Треклятый Лог — называется, — отозвался Иггельд.

— Как, Игг, может — съездим следующей зимой?

— Ну, коли твой отец отпустит — обязательно!

— Заметано! — обрадовался княжич, — А еще забыл спросить… Что за май краснохарь такой?

— Это, Младушко, ежели плыть по Дзинтарному морю в направлении, откуда Солнце всходит, да проплыть мимо Оловянных островов, да сделать передых на земле, где из-под камней горячие ключи бьют…

Княжич покачивался в седле, слушая очередную чудесную историю. На его лице просвечивалось нечто, близкое к выражению полного счастья. Еще бы — бессчетно чудес на свете, на всю жизнь хватит! А в следующий раз они обследуют Треклятый Лог…

Взгляд подростка остановился на кончике сапога. Что-то не так. Да, сыромятную кожу пытался прокусить оборотень, да не вышло, только след зубов и остался. Но почему взгляд так упорно цепляется за эти углубления? Сраженный неожиданной догадкой, Младояр соскочил с коня, сапог — долой, вот он, след зубов, ну — никак не волчий!

— Вот так и кончаются сказки, — вздохнул Иггельд, — не хотел я тебе сразу говорить…

— Но ведь кусал волк, я вот этими глазами видел! — возмутился неизвестно чему княжич.

— Кусал волк, а зубы — человечьи, — приговорил ведун холодно, — я тоже кое-что заметил. Ну, тех, кого сам порешил, рассматривать не стал, а вот твоего подъярка оглядел. Ну, которого ты, в соколином обличии, клювом ударил.

— И ты не нашел ни следа клюва, ни когтей? — догадался Младояр.

— Да, Млад, парня ты одним ударом завалил, уж мне-то, лекарю, рана от клинка, что пекарю каравай… Хм… — сравнение оказалось неудачным, — Ну… Ты понял?

Да понял я, понял! — воскликнул юноша, — Но ведь я крылья расправил, мои глаза сверху, с высоты смотрели, я каждую зеленую травинку видел, даже единую шерстинку на шкуре серой волчьей…

— Можешь думать, что соколом взвился, а по другому — что казалось только. Морок…

— Морок — что я тебя с вышины видал?

— Бывает, и горы, что за много месяцев пути, на небе видятся, а то и сраженья, что в далеких краях, чудным образом являются. Да не одному тебе, бывало — весь город дивится, что вдали делается!

— Ага, ты еще скажи, что мне, как Бегуне Белый Ведун — голову заморочил, чтобы я видел то, чего нет?

— На то и место особое, и камень — не простой, — Иггельд запнулся, не зная, как объяснять происшедшее дальше, — и никакого там злого колдуна не было, и под камнем ведунья не сиживала, я проверил, не беспокойся! Просто…

— Что просто?

— Есть много на свете такого, что и не знаешь, с какого конца подступиться…

Тайна сугрева

— Вот так, прямо, с дороги, грязные, в баньке не помывшись, пирогами не перекусив — и в хоромы княжеские? — молвил князь Дидомысл грозно-прегрозно, потом не выдержал — расхохотался, — Ну, рассказывайте, с какими трофеями воротились с похода дальнего, чего привезли?

Князь не без удовольствия разглядывал любимца — младшего сына Младояра, бросая изредка довольный взор и на Иггельда, наставника княжича. Только с мороза, мокрые — с неба валят крупные, почти теплые, хлопья снега…Вот, стоят, одежды порваны, хари — в грязи, у Игга — сапоги разные, видать — утерял не спроста! Молодцы путешественники — как вернулись в Крутен, так прямо, никуда не заезжая — в палаты княжеские, пусть и дело к вечеру… Он, Дидомысл, и сам бы так завалился!

— Нет трофеев князь, уж не суди строго…

— Как так нет?

— Ну, разве что шрамы новые у княжича, — пожал плечами Иггельд, — а больше похвастать нечем.

— Покажи!

Младояр скинул тулупчик, стянул через голову рубашку, показал свежие, уже начавшие рубцеваться раны на руках, лице и груди.

— Славно, славно! — удовлетворенно кивнул князь, — Вот, сразу видно, не зря съездили. Зубы, небось, не человечьи?

— Оборотни, — уточнил Иггельд.

— Много положили?

— Пятерых.

— А княжич?

— Двоих.

— Славно!

— Один переярком был, — огрызнулся Младояр.

— Стало быть, полтора? — усмехнулся князь.

— Ага…

— Ну что же, все хорошо, и тебе, лекарь, я рад… Что вернулся, как раз вовремя!

— Никак захворал кто? — насторожился Иггельд.

— Нет, тут другое дело. — Князь прошелся по горнице, доски заскрипели под тяжестью —Дидомысл с юности отличался богатырским сложеньем, а к возрасту солидному и вовсе отяжелел, — Понаехали к нам гости торговые, с Кия-града, с ними купцы аж с Фасиса! А среди тех — человек занятий странных, волхв — не волхв, лекарь — не лекарь, толмач — не толмач, всего понемногу, словом — вроде тебя, Игг!

— Ой, тятя, а он еще здесь? — воскликнул княжич.

— Так вот, вбил себе в голову этот эллас, — князь не обратил внимания на восклицания сына, показав, что отроку следует молчать, когда старшие, а тем паче, князь, речь ведут, — а он из этих, что после Лександра в Персии угнездились, — Дидомысл поморщился, видно вспомнив что-то не слишком приятное, — сумасшедший, словом, этот эллас, не просто калика перехожий, а с Зовом в голове. Хочет до северного края мира добраться!

— Первый раз о таком Зове слышу, — удивился Иггельд.

— И волхвы то же самое слово в слово сказали.

— Я бы с ним поговорил, — заинтересовался лекарь.

— Вот и я ему посоветовал — тебя дождаться, — князь, казалось, всегда рассчитывал далеко вперед, — уж лучше тебя никто не объяснит, как от холодов лютых уберечься… Ты, ведомо мне, старым уменьем владеешь, голым на снегу спать можешь?

— Не стоит об этом, — Иггельду явно не понравились последние слова князя.

— Что, сына моего не выучил тому уменью?

— Нет.

— А почему? — Дидомысл взглянул на лекаря с интересом, даже голову наклонил, ну — как сорока…

— Опасно то уменье! — поджал губы Иггельд.

— Ничего, выучи!

— Как скажешь, князь…

— Но сначала с элласом переговори, как его — Артеминосом…

* * *

«Утро вечера мудренее» — подумал Младояр, — «Видно не зря Игг отложил разговор до утра, да пригласил загодя в дом свой гостя заморского — вишь, как разговор склеился!».

— Хорошо, я уяснил, — кивнул Иггельд, — коли небосвод вращается, то должна быть ось, вокруг которой идет вращение, если же считать твердь земную шаром, как утверждают мудрецы, то таковая ось пронзит оный шар в двух местах…

— И эти места — суть особые, невероятной силой наделенные! — воскликнул Артеминос, вскочив и взмахнув руками.

Молчавший во время беседы Младояр отметил, что этот маленький черный эллас все время махает руками. «Наши бы давно ему руки отшибли б…» — усмехнулся юноша про себя, вспоминая, как быстро его самого отучили от дурной привычки. «Странно, ведь элласы должны быть белокожи, а этот — черен, не только глаза и волосы, но и вся кожа,» — думал княжич, — «Черные люди должны иметь губы выпуклые, круглые, что у порося — сам читал, а у этого губки тонкие. Нос у черных людей должен быть приплюснут, а у этого — орлиный… Странно! Надо спросить. Или свитки врут, или кровь у него перемешанная…».

— Вот тут-то я в толк и не возьму, с чего это ты считаешь, что под той звездой, если она над головой стоять будет, сила снизойдет к тебе небесная? — насмешливо спросил Иггельд.

— Как непонятно? Ведь Ось Колесницы не ходит по кругу, подобно другим звездам, она стоит на месте, стало быть — через нее проходит ось вращения небесных сфер!

— Ну, это ясно.

— А что тогда неясно? — воскликнул Артеминос возмущенно.

«Удивительно, говорят этот эллас выучился нашей речи за месяц» — подумал Младояр, — «А иные гости торговые и за всю жизнь не выучиваются… А этот — глянь как шпарит!».

— Неясно, отчего человек, попав под эту самую воображаемую ось, вдруг могущество обретет? — лекаря трудно было вывести из равновесия, его голос сохранял насмешливые оттенки.

— Так там же ось небесная! — закричал эллас чуть ли не в ухо Иггельду.

— Ну и что? — протянул врачеватель.

— Там все сходится!

— Что всё?

— Всё!

— Хорошо, скажем, я соглашусь с тобой, пусть это место какое-то особенное, — вздохнул Иггельд, отвесив красноречивый взгляд в сторону княжича, как бы объясняя им — «с головой хворыми не спорят!», — так ты стремишься попасть в это самое место?

— Это цель моей жизни, мое предназначение!

— Но ведь это место далеко на Севере, а чем северней, тем — холоднее, это во всех свитках начертано!

— Я это уже на собственной коже прознал, — Артеминос обнажил белые зубы в первой, за этот вечер, раз, — я вышел из отеческого дома, что на берегу Хинда, близ Паттала, там так хорошо, хоть голым путешествуй!