Моррис и Ева начали встречаться чаще, и наконец он решил, что ФБР лучше узнать об этом.
      - Я не могу жить без жены, - сказал он Фрейману. - Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.
      - И как вы собираетесь это сделать?
      - Полагаю, я уже нашел. Она - социальный работник, такие обычно примыкают к партии. Но она просто антинацистка, а не прокоммунистка.
      Хлынул поток возражений из штаб-квартиры - нечто вроде "Как могут чикагские болваны позволять ценнейшему достоянию ФБР общаться с чертовой коммунисткой, не говоря уже о том, чтобы на ней жениться"? Фрейман отвечал, что не следует нарушать законы человеческой природы, но согласился, что Еву следует тщательно проверить.
      Ничего предосудительного с точки зрения ФБР проверка не установила, а отношения пожилой пары были формально урегулированы. Вскоре после негромкой свадьбы, в номере отеля "Хилтон" в Беверли, Моррис сказал:
      - Ева, я хочу познакомить тебя с моими близкими друзьями. Понимаю, ты будешь удивлена. Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и доверяю, и уверен, что ты все поймешь правильно.
      Вместо того, чтобы выйти в коридор, он провел её в соседний номер. Навстречу поднялись два симпатичнейших молодых человека, которых ей когда-либо приходилось видеть; один - блондин с голубыми глазами, у другого была тщательно причесанная угольно-черная шевелюра, густые лохматые черные брови и такие же черные глаза, которые, как потом вспоминала Ева, "одновременно играли, флиртовали, уверяли и предупреждали".
      - Ева, это Дик Хансен, а это Уолт Бойл. Они работают в ФБР. А теперь я должен тебе сказать, что тоже там работаю.
      Бойл, который изучал её и знал о ней все, "вплоть до цвета её любимой зубной пасты", обратился к ней как к "миссис Чайлдс".
      - Вы присоединились к тому, что мы считаем самым избранным клубом на свете. С настоящего момента вы становитесь одной из нас, членом новой семьи и специальной команды.
      Ева подумала: "Что же, если мне предстоит быть шпионом, я постараюсь быть хорошим шпионом." На следующий день ФБР внесло её в сверхсекретные списки под номером CG-6653S*.
      Методические принципы.
      ФБР не хотело, чтобы Моррис и команда, работающие с ним, или что-то относящееся к СОЛО, попало в поле зрения ЦРУ либо других западных спецслужб. Речь шла не о недоверии. Просто узкий круг лиц в ФБР, занимавшийся СОЛО, следовал основному правилу шпионажа: если у кого-то нет настоятельной потребности быть в курсе, не позволяй ему это узнать; а если нужно поделиться частью информации, рассказывай лишь эту часть.
      Фрейман и специальный агент в Чикаго строго применяли это правило к своим коллегам и подчиненным по чикагскому отделению. Они изолировали Бойла в просторном кабинете на девятом этаже управления, рядом с комнатой, где велось прослушивание телефонных разговоров. Это была своего рода крепость с видом на внутренний двор, из которого можно было попасть на Стейт стрит. Стены помещения были покрыты звукопоглощающими панелями. Туда не мог зайти никто, кроме посвященных в СОЛО; на телефонные звонки отвечали только Бойл и его партнер. Книжные полки были заставлены коммунистическими брошюрами и литературой радикального содержания. Бойл редко заговаривал с коллегами. Он не обедал с ними, не выпивал и не водил компанию; он не имел права просить у них совета или помощи. Только один ветеран-стенографист, человек в высшей степени благонадежный, писал под его диктовку и печатал отчеты.
      "Горячая" информация.
      Очередная командировка Морриса в Москву совпала с трагическим событием в Америке - убийством Президента Джона Ф. Кеннеди. Прямо в кабинете Б. Пономарева Моррис получил исчерпывающую информацию о непричасности советских спецслужб к произошедшему в Далласе и вскоре передал все это ФБР. Не раскрывая источника информации, бюро лично информировало президента Джонсона, генерального прокурора Роберта Ф. Кеннеди, брата убитого президента, и ещё нескольких высших руководителей. Комиссия Уоррена, расследовавшая обстоятельства убийства, получила секретное донесение, содержавшее то, что удалось узнать Моррису. Таким образом, через две недели после убийства, когда политические страсти достигли наивысшего накала, политическое руководство США получило неопровержимые доказательства непричастности Советского Союза.
      Тем не менее, Освальд несомненно сочувствовал коммунистам, выписывал коммунистическую прессу, был сторонником Кастро, жил в Советском Союзе и собирался вновь туда вернуться. Правительство не могло сообщить общественности то, что Моррис лично видел и слышал в кабинете Пономарева. Поэтому коммунисты США начали кампанию, направленную на то, чтобы убедить американский народ и весь мир, что президента Кеннеди убили скорее ультраправые, чем сторонники коммунистов. 25 ноября 1963 года Джек Чайлдс (NY-694S*) позвонил и потребовал экстренной встречи с Берлинсоном в Нью-Йорке. В тот же день в 2 часа 26 минут дня нью-йоркское отделение передало директору Дж. Эдгару Гуверу в Вашингтон кодированное сообщение с грифом "СРОЧНО" и разослало копии специальным агентам в Чикаго, Далласе и Новом Орлеане. Оно гласило:
      "В настоящий момент источник NY-694S* сообщает следующее: он связался с Арнольдом Джонсоном, юридическим консультантом компартии США, который сообщил источнику, что Гэс Холл поручил ему передать в Советский Союз важное сообщение через посредство CG-5824S* (Морриса), который в свою очередь передаст его в Центральный Комитет КПСС. В сообщении говорится, что Советский Союз должен немедленно обратиться к коммунистическим партиям всего мира и попросить их от нашего имени продолжать кампанию, огонь которой должен быть направлен против ультраправых элементов и провокаторов в Соединенных Штатах, являющихся истинными организаторами убийства президента Кеннеди, а также против тех комментаторов и прочих лиц, включая официальных общественных деятелей, особенно на юге, которые ложно обвиняют Компартию США и рабочий класс США. Уже опубликованные заявления и статьи являются весьма эффективными и верными, так что эту работу необходимо продолжать".
      Джонсон также заметил: Гэс Холл хотел бы, чтобы NY-694S* немедленно связался со своим русским связником в Соединенных Штатах и передал, что, по его мнению, русские все ещё интересуются женой Ли Освальда, так как она русская и возможно вернется в Россию. Источнику поручается спросить: если русские захотят с ней побеседовать, могли бы они выяснить, не было ли у её мужа каких-либо контактов с ультраправыми... Источнику поручается попытаться установить связь, начиная с 26 ноября...
      Для информации Нового Орлеана и Далласа сообщаем, что источник NY-694S* является чрезвычайно ценным источником и информация, содержащаяся в данном телетайпном сообщении, не подлежит распространению, а может быть использована только для сведения."
      Российский президент Борис Ельцин в своей книге "Битва за Россию" (издательство "Рэндом-хауз", Нью-Йорк, 1994) на странице 307 цитирует меморандум руководителя КГБ Владимира Семичастного, направленный им 10 декабря 1963 года в Международный отдел. Он основан главным образом на сообщении "Брукса", которого Ельцин характеризует как "известного американского коммуниста и агента КГБ". Вероятно, в то время "Брукс" был псевдонимом Джека. Выдержка, приводимая Ельциным, гласит:
      "По мнению Гэса Холла, официальному представителю советского посольства в США целесообразно навестить вдову Освальда - русскую и гражданку СССР, так как от неё может быть получена интересная информация о событиях в Далласе...По мнению резидента Комитета государственной безопасности (КГБ) поездка представителя советского посольства к жене Освальда представляется нецелесообразной."
      Таким образом, и Ельцин, и досье КГБ подтверждают: Джек делал то, что приказывал Гэс Холл. То же самое делал Моррис. В частности, по прямому указанию Гэса Холла братья несколько раз побывали на Кубе, Моррис провел несколько встреч с Фиделем Кастро, в результате которых существенно укрепились связи американской и кубинской компартий, а ФБР получила весьма обширную информацию о происходящем в кругах политического руководства Кубы.
      Осложнения в Москве...
      14 мая 1964 года в Нью-Йорке была опубликована статья политического обозревателя Виктора Райзеля, в которой говорилось о финансировании русскими американской компартии. Появление статьи заставило нью-йоркского связника, сотрудника КГБ Алексей Колобашкин, через которого осуществлялась передача кремлевских денег Джеку Чайлдсу для компартии США, срочно бежать в Москву. Кроме того, на Лубянке, Старой площади и в Кремле проводилось тщательное расследование, связанное с бегством на Запад офицера КГБ Юрия Носенко. Морриса подозревали и как сознательного или ненамеренного источника утечки информации, а с другой стороны - выясняли, не мог ли знать Носенко чего-то такого, что могло повредить сотрудничеству с американской компартией. В конце концов в КГБ пришли к выводу, что их агенты братья Чайлдсы непричастны и вне опасности. Вместо допроса с пристрастием, чего так боялся Джек, он услышал восторженные поздравления Пономарева. Тот участвовал в организации его поездки на Кубу и расценивал её как блестящий ход. Пономарев с воодушевлением заявил, что Джек "оказал важную услугу" компартиям Советского Союза и Соединенных Штатов.
      И в Вашингтоне...
      Вскоре после того, как Носенко прибыл в США, высокопоставленные сотрудники ЦРУ решили, что он является фальшивым перебежчиком, намеренно засланным, чтобы распространять дезинформацию. Точно так же в другом случае они ошибочно сочли многочисленные донесения о вражде между СССР и Китаем частью хорошо продуманной и масштабной кампании дезинформации. ЦРУ без всяких юридических оснований построило на одном из своих объектов в штате Вирджиния небольшую тюрьму, куда Носенко посадили в одиночку. Почти двадцать месяцев ЦРУ подвергало Носенко психологической обработке, пытаясь вырвать признание, которого так и не добились. В конце концов ЦРУ реабилитировало Носенко, возместило ему все, что могло, и многие годы использовало его в качестве консультанта.
      ФБР с самого начала считало Носенко настоящим перебежчиком, о чем и сообщило ЦРУ. Такое мнение вытекало из следующих фактов. Информация, которую он передал, дала возможность ФБР и другим западным спецслужбам раскрыть нескольких агентов. Носенко работал в североамериканском отделе Второго Главного управления КГБ, которое занималось контрразведкой и вербовкой иностранных граждан в СССР. Он рассказал, что в КГБ расставили ловушку на имевшего гомосексуальные наклонности посла Канады в Москве и завербовали его. Работая в Москве, Носенко познакомился с материалами, собранными КГБ на Освальда, и наблюдал панику, которую вызвал в комитете арест Освальда. Предоставленные Носенко сведения о пребывании Освальда в Советском Союзе и о реакции Советов на убийство президента Кеннеди совпадали с теми, которые несколькими месяцами ранее привез Моррис. Поэтому ФБР знало, что Носенко говорит правду касательно, возможно, самого важного предмета из тех, о которых знал по роду работы. ФБР не сообщило этих подробностей ЦРУ, поскольку операция СОЛО была скрыта завесой секретности. Оно просто сообщило, что Носенко можно легализовать в США.
      Шпионаж и большая политика.
      Очередной визит Морриса в Москву весной 1964 года проходил в обстановке после отстранения Хрущева от власти. В Международном и Идеологическом отделах ЦК КПСС, у Пономарева и Суслова, он прочел и по памяти застенографировал, а иногда и скопировал, целый ряд важнейших документов, касающихся советско-китайских отношений. Вот выдержки из его донесений:
      ...Китайцы заявили, что Советский Союз и Китай "имеют то, что разделяет их, и не имеют ничего, что их объединяет; имеют то, что различает их, и не имеют ничего общего."
      ...Китайцы напрочь, часто в вызывающей, грубой манере, отвергали любое предложение о начале переговоров...
      Другие документы, которые видел Моррис, содержали похожие сведения и оценки. Советы понимали геополитическое значение и важность удержания Китая в своих союзниках и угрозу, которую будет представлять Китай враждебный. Они предпринимали все мыслимые разумные усилия, чтобы умиротворить китайцев, но успеха на том этапе не достигли.
      В ходе своих частных бесед в Москве в марте и апреле Моррис выведал ещё кое-какие секреты.
      ..."Коллективное руководство" Советского Союза разваливалось, и каждый из его членов думал о том, как с помощью интриг добиться для себя неоспоримой и безраздельной власти. Победителем в этой скрытой борьбе за власть почти наверняка будет Брежнев. Под его руководством Советский Союз, вероятно, будет стремиться избегать конфронтации и поддерживать ровные отношения с Соединенными Штатами, в то же время не прекращая усилий по ослаблению американского влияния и продолжая идеологическую войну против США. Он сделает все возможное, чтобы нанести ущерб Соединенным Штатам во Вьетнаме, в то же время избегая риска ввязаться в войну...
      Вскоре после того, как Моррис и Ева в конце апреля вернулись домой, ЦРУ назвало отчет, содержавший эти сведения, "наиболее ценным из всех когда-либо поступивших разведывательных донесений, касающихся Советского Союза".
      Вскоре после этого, вопреки традиции и даже прямым указаниям штаб-квартиры ФБР, Фрейман и Бойл составили на основании донесений Морриса аналитический отчет, в котором изложили фактаж и динамику обострения советско-китайских отношений. Собранные вместе достоверные и последовательные отчеты, которые процитировал Фрейман, показывали, почему отношения между Советским Союзом и Китаем не улучшатся; почему вместо этого они станут ещё более враждебными.
      Фрейман направил свой материал в Вашингтон в качестве скорее отчета, чем анализа, приписав, что составил этот документ в свободное время. Штаб-квартира тотчас же послала копию с агентом в Белый дом, откуда вскоре ответили почти буквально следующее: "Вот теперь это настоящие разведданные; это те самые выдающиеся сведения, которые вы способны добывать; это то, что нам нужно." Впоследствии ФБР попросило Бойла, используя консультации Морриса, составить анализ или комментарий к некоторым отчетам, событиям или проблемам. Вскоре Фрейман по собственной инициативе и из чувства долга сделал то, что все поначалу сочли неверным шагом: ушел в отставку. Руководителем "чикагского" плеча операции был назначен опытный агент Джим Фокс. Став начальником Бойла, Джим Фокс дал разрешение им с Моррисом анализировать или комментировать все, что угодно, не ожидая запросов от штаб-квартиры. И до самого конца операции Моррис одновременно работал аналитиком и на ФБР, и на Политбюро ЦК КПСС, в котором очень высоко ценили его обзоры и докладные.
      Предусмотрительное решение.
      Интуиция и знания помогли агентам ФБР, обеспечивающим операцию, вовремя предусмотреть некоторые из возможных "проколов", которые могли бы привлечь внимание русских. Так, иногда погодные условия мешали резиденту КГБ в Манхеттене получать радиограммы из Москвы. ФБР, обладая лучшим оборудованием в мире, всегда перехватывало их и передавало дешифровку Джеку. Почему Джек всегда получал радиограммы, а КГБ это иногда не удавалось? Далее, КГБ, Международный отдел в Москве и Гэс Холл давали Чайлдсам столько заданий, что их было не под силу выполнить двум немолодым людям. Как же Джеку или Моррису удавалось столько сделать, и все абсолютно безупречно? Или, скажем, почему, несмотря на запреты докторов, Джек периодически зимой уезжал во Флориду и все же возвращался в Нью-Йорк по первому сигналу? В ФБР боялись, что рано или поздно КГБ задастся этими вопросами.
      Обозначив эти проблемы, ФБР предложило решение в виде агента NY-4309С, с псевдонимом "Клип". Американец русского происхождения, Клип был искусным радиолюбителем и фотографом. В 30-е годы он работал в Коминтерне и по всей Западной Европе учил коммунистическое подполье налаживать и использовать нелегальные радиостанции. Когда Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, он записался добровольцем в Корпус морской пехоты и служил там честно. После войны Клип пришел в ФБР, сообщил о своем коммунистическом прошлом, предложил свои услуги США и стал ценным действующим агентом.
      Присутствие Клипа помощником Джека в значительной степени отвечало на вопросы, которых ФБР так боялось. Он жил вдалеке от Нью-Йорка, и погодные условия там могли отличаться от тех, которые были в центре Манхеттена. Если бы русские спросили Джека, почему он принимает радиограммы, которые им не удается получить, он мог бы сказать, что этим занимается Клип. В советских досье Клип числился опытным и искусным конспиратором, Коминтерн доверял его знаниям о довоенном европейском подполье, и он оправдал это доверие. Естественно, сейчас ему можно было доверить получение радиограмм.
      ...Смертельно опасная работа Чайлдсов продолжалась. Ежегодно, а порою и по несколько раз в год, Моррис бывал в Москве. Моррис знал, что под руководством его друга Юрия Андропова КГБ был великолепно оснащен для разрушения умов и истязаний тел с помощью сводящих с ума наркотиков. ФБР обещало, что если Морриса арестуют, его попытаются выкупить в обмен на сидящих в тюрьме советских агентов. Но Моррис полагал, что советские руководители никогда не согласятся на обмен, как на косвенное признание глубины их ошибок. Больше того, он был уверен, что если будет пойман в Советском Союзе, смерть неизбежна - и она не будет безболезненной. И все же он продолжал туда ездить и привозил весьма ценную информацию. Так, в 1967 году КГБ (на Лубянке операция, фактически зеркальная "Соло", называлась "МОРАТ") 6 передал ему копию речи советского премьера Косыгина, которую тот планировал произнести в Объединенных Нациях о недавно закончившейся семидневной арабско-израильской войне. Речь содержала оправдание советских действий и открытое обличение американской политики на Ближнем Востоке. Русские хотели, чтобы Холл изучил речь заранее и мог понять, какую позицию занять американской компартии по отношению к войне.
      Получив текст, Государственный департамент и американский посол Артур Голдберг ещё до выступления Косыгина подготовили огромное опровержение. Голдберг сказал ФБР, что даже приблизительное содержание косыгинской речи было очень ценным:
      - Не знаю, где вы его достали, но если добудете ещё что-нибудь подобное, пришлите мне экземпляр.
      ...Избрание Никсона президентом Соединенных Штатов ошеломило и напугало русских. Они считали его фанатичным антикоммунистом, который мог бы попытаться уничтожить или сокрушить Советский Союз неожиданной ядерной атакой. Из-за того, что Советы имели склонность реагировать на все, во что верили, эта безумная вера была опасна для всех. Моррис, которого внимательно слушали на всех кремлевских уровнях и считали ценнейшим консультантом в области американской политики, постарался вернуть московских лидеров к реальности, сказав примерно следующее: Нет, результаты выборов его не удивили. Он ещё летом говорил всем в Международном отделе, что на победу имеют шансы и Никсон, и Губерт Хэмфри. Действительно, Никсон закоренелый антикоммунист и может оказаться трудным противником. Но он также и проницательный политик, достаточно сведущий, чтобы понять: американское общество, только что глубоко потрясенное вьетнамской войной, не хочет начать Третью Мировую. Нет никакой чрезвычайной ситуации ещё и потому, что, прежде чем решиться на кардинальные изменения в международной политике, Никсону понадобилось бы время, чтобы сформировать и укрепить свою администрацию.
      Похоже, слова Морриса были услышаны в Кремле. Начались многолетние переговоры, в которых активное участие принимал Генри Киссинджер. Сообщения Морриса были важным источником информации в стратегическом планировании.
      Киссинджер не был связан с ФБР, ему нечего было скрывать от ФБР, и ничего не было от них нужно. Но по собственной инициативе он пришел в ФБР и сказал:
      - То, что вы делаете, - невероятно. Вы открыли окно не только в Кремль, но и в умы тех, кто сидит в Кремле. Это беспрецедентный случай в мировой истории.
      В тот же период активизировались и китайско-американские переговоры. Из бесед с Брежневым и Пономаревым Моррис сделал три предварительных вывода:
      1. Китайцы вели торг с Соединенными Штатами, строго выполняли то, что обещали, и таким образом вынуждали Соединенные Штаты поступать также.
      2. Советы настолько жаждали заключить соглашения с Соединенными Штатами, что будут выступать за проведения конференции на высшем уровне, что бы ни говорили коммунисты в других странах.
      3. Все, что и как Киссинджер сказал Брежневу, было абсолютно правильным.
      Моррис прибыл в Нью-Йорк тридцатого апреля. Информация и его выводы были переданы в Белый Дом и немедленно использованы.
      Двадцать шестого мая 1972 года в Москве Брежнев с Никсоном подписали соглашение (ОСНВ-I), ограничивающее число стратегических баллистических ракет на последующие пять лет, и договор, ограничивающий средства противоракетной обороны (ПРО).
      Эти скромные соглашения, мало сделавшие для реального разоружения, взбесили Гэса Холла, он написал протестующее письмо, обвинив Советы в сделке с империалистами и предательстве Северного Вьетнама, и приказал Моррису передать его лично Брежневу.
      Когда Моррис прочитал письмо, он решил, что его обязательно нужно переписать. Всего два месяца назад Пономарев объявил, что Советы сыты по горло "уклонизмом" в иностранных партиях, и злые слова Холла могли помочь заклеймить его как "уклониста". В переписанном письме Холл представал верным соратником, с беспокойством ждущим руководящих указаний. Благодаря тому, что в исправленном варианте сохранились все основные пункты, он был принят Холлом, хотя и с некоторым неудовольствием. Однако теперь и сам Холл не обвинял русских в заключении грязных сделок с Никсоном и в измене Северному Вьетнаму. Эти обвинения стали частью антисоветской пропаганды и уже начали беспокоить членов американской компартии.
      Моррис прилично понимал русский, но всегда в Москве делал вид, что совершенно ничего не понимает и общался через переводчиков, если собеседники не владели английским - прежде всего Суслов и Пономарев, а также Хрущев и Брежнев. Старшие офицеры и руководители КГБ, с которыми ему (и Джеку) приходилось часто общаться, английским владели очень хорошо, но между собой переговаривались по-русски. Одни и те же высказывания порой обсуждались по-русски, затем преподносились Моррису по-английски; нюансы обсуждений и перевода тоже имели значение в правильном понимании и оценке ситуации.
      Переводчики в Международном отделе и Секретариате ЦК были неизменно превосходны, но всегда это были мужчины. В начале семидесятых у Пономарева появилась новая переводчица, Наталья, мечта любого мужчины. Золотистые волосы, голубые глаза, черное платье, купленное в дорогом европейском или американском магазине, подчеркивало все достоинства её фигуры. Было ей лет двадцать пять, и говорила она, как американские подростки. Моррис подумал, что она, видимо, дочь советского дипломата или офицера КГБ и получила высшее образование в Соединенных Штатах.
      Переводчики-мужчины были квалифицированно подготовлены и умели подавлять свои эмоции, они старались создать видимость, будто их не существует и разговор течет сам собой, без их помощи. У Натальи было чувство стыда и чувство юмора, и она краснела или смеялась, когда что-нибудь её смущало или веселило. Пономарев был к ней снисходителен, и без труда можно было догадаться, почему.
      Наталья и краснела, и хихикала, когда переводила "щекотливые" вопросы. А в их числе был и такой: можно ли взять с собой в США хорошенькую молодую племянницу товарища Брежнева была, которую он особенно любил. Она работала в Аэрофлоте стюардессой и была очень квалифицированной медсестрой, поэтому осматривала Брежнева перед сном. Она очень хотела увидеть Америку. Может ли Брежнев взять её с собой, и сможет ли она осматривать его перед сном? Моррис ответил, что американская Секретная служба раньше, вероятно, не сталкивалась с такими проблемами, и что КГБ следует честно осудить с Секретной службой этот вопрос. Все можно будет уладить по-джентльменски. Спрашивали и о том, что товарищу Брежневу следует носить в Америке. Моррис ответил, что советским портным следует снять с Брежнева мерки, а "наши товарищи" должны заказать для него темные костюмы в Лондоне, Милане или Нью-Йорке. Обсуждение этой "проблемы" едва не привело к размолвке с Пономаревым.
      ...События в Америке, связанные с "Уотергейтом", создали серьезную опасность "расшифровки" операции Соло". Тридцать первого мая 1973 года, за несколько дней до приезда Брежнева в Соединенные Штаты, ФБР созвало рабочее совещание. Присутствовали заместитель директора Эдвард С. Миллер, начальник отдела Уильям А. Бранниган, Берлинсон, Лэнтри, Бойл, Моррис и Джек.
      Обсуждались дополнительные меры предосторожности, связанные с работой сенатской комиссии по проверке разведывательных На этом же совещании Чайлдсы, может быть впервые, пожаловались на недостаточное внимание высшего руководства к их работе. Так, Джек пожаловался, что с тех пор, как в 1972 году умер Дж. Эдгар Гувер, они с Моррисом чувствуют, что работают вхолостую, и их достижения игнорируют в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне. Высказал свои претензии и Моррис; это касалось не только недостатка внимания, отношения к сенсации как к рутине, но и промахов службы безопасности:
      - Я сижу рядом с Сусловым, третьим человеком в Советском Союзе, он достает выдержку из "Конгрешнл рекордс" с докладом директора ФБР о бюджете и спрашивает об этом. Мне ничего не оставалось делать, как проглядеть текст и ответить, что они говорят это, чтобы получить свои деньги. Но сколько можно повторять одни и те же промахи?
      Эдвард С. Миллер заявил:
      - Когда будет написана история первых ста лет работы ФБР, на первой странице речь пойдет об этой операции, о людях, находящихся в этой комнате. Когда все будет опубликовано, эта операция окажется уникальной не только в ФБР, но и во всем мире. Ничто с ней не сравнится.
      Сведения, предоставленные СОЛО, - устные и документальные подтверждения мыслей и намерений советских лидеров и их реакции на слова и поведение американского руководства - были буквально бесценны. Миллер сказал, что обнаружил в сверхсекретных документах, сейчас хранящихся в специальных файлах в офисе, доказательства того, что ЦРУ было готово заплатить любую сумму, чтобы стать участником этой операции, несмотря на недостаток сведений о самой операции и проводящих её людях. Видные фигуры с широко известными именами жаждали их докладов.
      - Я не могу назвать их имена, - продолжал Миллер. - Но могу напомнить то, о чем говорил раньше. Каждый раз, когда русские беседуют с Никсоном или Киссинджером, они консультируются с вами перед этими переговорами и после них. Вы думаете, Никсона и Киссинджера не интересует, о чем вас спрашивают и что вам говорят? Часто люди из Белого Дома или Государственного департамента, возвращая отчеты нашему курьеру - он, конечно, не просто курьер - посылают вместе с ним письма с выражением похвалы или признательности, иногда с поздравлениями.
      В том же году произошел ещё один неприятный эпизод. Основываясь на утверждениях Пономарева, высказанных наедине с Моррисом, в сентябре 1973 года ФБР сообщило ЦРУ (не раскрывая при этом источников информации), что Советский Союз собирается официально признать Израиль на дипломатическом уровне. Чуть погодя, 6 октября, Египет напал на Израиль. Один из высших руководителей ЦРУ, Дж. Д. Энглтон (последовательный проводник произраильской политики; после его смерти в Тель-Авиве благодарные моссадовцы даже установили ему памятник) обвинил ФБР в распространении дезинформации, приведшей Израиль к ослаблению бдительности в условиях военной угрозы.
      Очередной кризис возник после убийства Мартина Лютера Кинга. Весьма определенные признаки участия в заговоре спецслужб привели к созданию специальных комиссий Конгресса и Сената, и понадобилось немало усилий, в том числе и прямые конфиденциальные беседы с руководителями комиссий, чтобы на поверхность не выплыло ничего, связанного с самой значительной агентурной операцией ФБР.
      ...В 1975 году Моррис в пятьдесят четвертый раз побывал в Москве. Самый важный результат миссии-54 был, на первый взгляд, возможно, самым скучным. Советский Союз переживал глубокий экономический кризис Теперь люди, стоявшие в СССР у власти, осознали, что их проблемы - не временные, и что экономика, на которой базировалась их власть, неуклонно разрушается. Они признались Моррису, что никто не знает, как это остановить.
      Второй важный момент заключался в оценке ставки Кремля на проблему разрядки. Моррис подчеркнул, что слова "мир и разоружение", - а следующие десять лет эта тема будет доминировать в советской внешней политике, пропаганде и "активных мерах", - значат для русских совсем не то, что для американцев. "Мир" означал в их понимании отсутствие вооруженного конфликта с Америкой, а вовсе не то, что прекратятся местные или региональные конфликты, спровоцированные и поддержанные Советами, чтобы изменить мировой баланс власти или "равенство сил". Советы не собирались обсуждать возможность хоть малейшего сокращения их военной мощи. Но они очень даже собирались отговорить Соединенные Штаты от участия в гонке вооружений, которую вели сами, и вполне успешно.
      Третий момент был связан с реальным состоянием советского руководства. Руководство старело, пьянство было обычным делом среди советских государственных лидеров, и по вечерам молодые помощники часто поддерживали напившихся стариков. Внимательные наблюдения в этом направлении показало, что практически у всей "обоймы" руководителей советской компартии и государства "выработан ресурс" и это не может не привести к параличу действий огромной державы.
      Эти три отчета о миссии-54 оказались такими же плодотворными, как и отчеты о миссиях 1 и 2 в 1958 и 1959 годах. В те годы аналитики не верили, что разрыв между Китаем и СССР реален и необратим. Однако Ричард Никсон и Генри Киссинджер в конце концов в это поверили. Аналитики же середины 70-х не верили, что советская экономика скатывается в пропасть; что СССР не может равняться по военной мощи с США, и тем более с НАТО; что СССР - это прогнившее общество, которое ждет, чтобы его раздавили; что эта страна скоро останется без руководства. В начале 80-х в это поверил Рональд Рейган и тут же начал действовать, а результаты этих действий стали видны в 90-е годы.