И. Кубатько, О. Кубатько
      В Синг-Синге все спокойно
      Даже самый поверхностный взгляд на историю и реальность ФБР создает об этой мощной и знаменитой организации двойственное впечатление. С одной стороны, просто невозможно, не говоря уже о недопустимости этого, отрицать громадные успехи и заслуги ФБР в борьбе с уголовной преступностью в особо тяжких её проявлениях (бандитизм, похищения людей и т. п.), терроризмом, наркомафией и организованной преступностью в целом. Хотя уровень преступности в США, по сравнению хотя бы со странами северо-запада Европы, остается пока весьма высоким, но весьма несложно представить, каким он был бы в масштабах всей страны на примере того же Чикаго или Нью-Йорка в периоды, предшествующие мощным акциям ФБР.
      Весьма существенны и успехи ФБР в борьбе с проявлениями или попытками политического, национального или этнического терроризма, в деле контршпионажа, организации режимов охраны и безопасности. Громкие истории, связанные со знаменитыми покушениями, а также крупные террористические акции (скажем, взрывы, организованные арабскими террористами) - по большому счету не столько промахи или слабости ФБР, сколько издержки самого американского общества - динамичного, свободного, внутренне крайне неоднородного, - и обладающего большим потенциалом вооруженного насилия.
      Джи-мены, "государственные люди", действительно проявили и проявляют сейчас отвагу и мастерство, ловкость и бесстрашие, высокий профессионализм и настойчивость, и в общем-то с честью справляются с большинством вызовов, которые ставят общественно-политическая и историческая ситуации перед этой, одной из крупнейших в мире, службой безопасности.
      В то же время нет больше в США организации, против которой сказано столько негодующих слов и выдвинуто столько обвинений, как ФБР; для очень многих не только в США, но и во всем мире это ведомство (особенно в "эпоху Гувера") является символом антидемократизма, нарушения прав и свобод, политического преследования, провокаций и грязных инсинуаций, вплоть до террора и политических убийств. В этой "темной" ветви общественного мнения те же джи-мены - это нечто злоковарное и подлое, безнравственное и ограниченное, неуклюжее и переполненное самомнением, а сама знаменитая аббревиатура "FBI" предвещает появление эдакой носорожьей силы.
      Эти две ветви или два мифа прослеживаются уже много десятилетий в периодике и в литературе, и в кинематографе, и на американском телевидении. Там, как впрочем и в сознании американцев, благополучно соседствует и апологетика ФБР и её джи-менов, и критика, от по-настоящему серьезной до привычного зубоскальства (как в большинстве "полицейских" боевиков. Эта амбивалентность проникла даже в кинофантастику и стала основным сюжетным (не фабульным) стержнем сверхпопулярного сериала "Секретные материалы").
      Ничуть не отрицая и не оправдывая, в большинстве случаев, негативную сторону деятельности ФБР - эта книга, как вы убедитесь в дальнейшем, достаточно скрупулезно анализирует такие аспекты деятельности Бюро, - все же считаем необходимым ещё раз напомнить и о её достижениях, и о выработанной несколькими поколениями джи-менов специфике, - а также о том, что службы безопасности и контрразведки во всех странах мира, без исключения, в реалиях общественного сознания и в историческом аспекте и проявляются, и воспринимаются неоднозначно.
      Всякая большая государственная формация, всякая силовая структура уже сама по себе несет особый изначальный элемент - свою идеологию, которая неизбежно противопоставлена множеству других идеологий. Существуют многочисленные подвиды идеологии их исторических и социальных противников криминалитета, политических организаций, религиозных и национальных, расовых, этнических формирований и социальных групп. Кроме того, сколь бы ни была социально-признанной основная, фундаментальная идеология на момент создания Структуры, она неизбежно изменит свой статус в ходе исторического развития. Большое государственное ведомство, Структура необходимо и неизбежно консервативна и просто не может всегда и во всем соответствовать историческим изменениям в социуме.
      Следует также учитывать, что на иерархическую структуру (а службы безопасности во всем мире именно таковы) накладывают большой отпечаток личные особенности руководящего звена; в тех случаях, когда высшее руководство не сменяется долгие годы (в применении к спецслужбам - как, например, Гувер в США, Гелен в Германии, Харел в Израиле), отпечаток этот настолько глубок, что становится едва ли не более важным, чем собственно идеологический фундамент. И многие появления, которые сформировали в массовом сознании образ службы или какие-то её характерные черты, могут определяться этими личными качествами - как, например, антикоммунизмом и глубинным комплексом WASP у Гувера.
      И конечно же, говоря о службах безопасности, об их особенностях и качествах, никак нельзя сбрасывать со счетов особенности национального менталитета тех стран, в которых они созданы и действуют - тот же "республиканский национализм" французов, ксенофобия и традиционализм англичан, немецкий "орднунг" или воинственный либертизм с культом силы у американцев; все это, конечно же, влияет на параметры и характерные черты спецслужбы.
      Следует отметить также, что ФБР функционально неоднородна; она чуть ли не всю свою историю стремилась к расширению сферы своего действия и превратилась в огромное ведомство, которое осуществляет и антикриминальные действия, и политический сыск, и контрразведку, и борьбу с терроризмом, и разведку, и политические акции. Постоянная внутренняя ротация кадров и даже само общение между работниками порождает взаимовлияние в различных "направлений" работы, к тому, что формируется некий общий "почерк" (хотя тексты, написанные этим "очерком", конечно же разные).
      Данное исследование не предполагает полной и систематичного анализа и обзора деятельности огромной и чрезвычайно избирательной к выдаче информации организации. Многие методики, приемы и способы работы ФБР просто-напросто глубоко засекречены - и даже в тех случаях, когда становятся известными общественности, нет никаких гарантий, что информация о них сознательно или ненамеренно искажена.
      Не исключено, что даже само накрепко прилепившееся к людям ФБР название "джи-мены" происходит не от красивой "боевой" легенды (когда утром 26 сентября 1933 года специальные агенты ФБР ворвались в дом в Мемфисе, где скрывался знаменитый и очень опасный бандит Келли, о котором рассказывали, что он может смести очередью, по пуле на орешек, из ручного пулемета орехи с забора в двадцати шагах, - тот оказался безоружным, и встретил их возгласом: "Не стреляйте, Джи-мены, не стреляйте!" Название, якобы данное в этот момент агентам ФБР Келли-пулеметом, мгновенно распространилось по всем Соединенным Штатам вместе с известием о его аресте), на самом деле придумано в самом ведомстве Гувера.
      Но тем не менее сведений о происхождении и деятельности ФБР достаточно. Только начинать, полагаю, следует с предыстории - или, что тоже самое, с небольшого экскурса в историю США..
      Традиции ФБР
      ФБР нельзя понять, не изучив те силы, которые в прошлом способствовали формированию будущего... История ФБР, собственно говоря, идентична истории США.
      Дон УАЙТХЕД. Автор официальной истории ФБР. ("THE FBI-Story", 1956 г)
      1. Обстановка.
      Джон Уилки Бут нарушает табу
      ...Люди, присоединившиеся к Джону Брауну, - шестнадцать белых и пять негров, хорошо вооруженные и владеющие всеми приемами, присущими бывалому человеку с Запада, были отчаянно смелы. Путь их прямиком вел в Харперс-Ферри - маленький городишко на реке Потомак в штате Вирджиния, северо-западнее Вашингтона. Подойдя к городу, Джон Браун дал сигнал к атаке. Отряд галопом промчался по улицам Харперс-Ферри и завладел арсеналом военно-морской части. Осоловевшие от бренди часовые военной базы оказались связанными раньше, чем поняли, что же, собственно, произошло.
      Потом отряд разделился. Четверо вновь прыгнули в седла и помчались к Потомаку, где заняли позиции, с которых могли держать мост под прицелом ружей. Остальные поехали по улицам Харперс-Ферри, призывая негров собраться перед арсеналом. Хотя страх и сдерживал негров, тем не менее, вскоре перед складом оружия собралась толпа. Джон Браун обратился к собравшимся с такими словами:
      "Мы прибыли с Севера, и наша угодная богу задача - ликвидировать позорное рабство. Без вашего труда, черные братья, не было бы сказочного богатства вирджинских плантаторов. Наступает великий час! Мы вместе прогоним рабовладельцев Вирджинии и всего Юга. Оружие арсенала в наших руках, и мы вручаем его вам. Великое восстание рабов началось!"
      Это произошло 16 октября 1859 года. Джон Браун, белый фермер из Канзаса, движимый религиозными чувствами человек, который в борьбе с рабовладельцами потерял все имущество, бросил искру в бочку с порохом. Он хотел уничтожить рабство, осуществить то, что тщетно пытались сделать до него другие и начал осуществлять свой исторический замысел.
      Со времени образования Соединенных Штатов Америки между северными и южными штатами существовали значительные различия, закрепленные законодательно в 1820 году так называемым Миссурийским компромиссом: южнее 36-й параллели - южной границы штата Миссури, - рабство допускалось, а севернее её и восточнее реки Миссисипи - официально запрещалось.
      Естественно, Джон Браун был не одинок в своем порыве. Очень многие выступали за отмену рабства - хотя, как показали события гражданской войны, хватало и противников. Марксистский анализ - а это был период "дикого" капитализма, когда эта методология срабатывала успешно, - подсказывает, что настроения в обществе были вызваны "базисными" причинами. Подъему капитализма на Севере - с 1820 по 1860 год доля США в промышленной продукции в мировом масштабе увеличилась с 6 до 15 процентов, противостояло отсталое сельское хозяйство Юга. Но серьезным переменам препятствовало политическое господство рабовладельцев. В этой ситуации устранение рабства стало экономической необходимостью. За это выступали промышленники Севера, большинство вольных фермеров, интеллигенция, негры, рабочие и другие, как и основная в 1854 году Республиканская Партия, а также религиозные объединения. Джон Браун выбрал момент для выступления правильно, но сильно переоценил возможности своей небольшой группы смельчаков. Его призыв к восстанию не нашел отклика. Подразделения военно-морского корпуса окружили Харперс-Ферри, вновь захватили город и, наконец, штурмом взяли арсенал, где засел со своим отрядом Джон Браун. Два сына фермера пали от пуль солдат, а сам он был тяжело ранен.
      Вскоре в окружном суде в Чарлстоне, судебной инстанции графства, состоялся показательный процесс. Приговор имел целью запугать "друзей ниггеров" и был заранее определен: смертная казнь через повешение. 2 декабря 1859 года Джон Браун отправился в свой последний путь. Для противников рабства он стал символом. В 1861 году, когда началась Гражданская война между Севером и Югом, войска северян шли в бой с песней о Джоне Брауне.
      Среди обуянных ненавистью рабовладельцев и фанатиков-расистов, возгласами ликования приветствовавших казнь фермера из Канзаса, находился и элегантно одетый молодой человек, имя которого всего через какие-то пять лет стало известно миру. Это был Джон Уилки Бут.
      Если восстание Джона Брауна лишь напугало рабовладельцев Юга, то избрание 6 ноября 1860 года Авраама Линкольна - известного противника рабства негров, - шестнадцатым президентом Соединенных Штатов Америки побудило их перейти к активным действиям. На восемнадцатом месяце своего президентства Авраам Линкольн подписал прокламацию об освобождении рабов; она должна была официально дать свободу большей части негров в США. Южная Каролина объявила о своем выходе из федерации, за ней последовали ещё десять штатов. Они создали "Конфедеративные штаты Америки", избрали своей столицей Ричмонд и президентом Джефферсона Дейвиса. Усилия Линкольна сохранить единство федерации мирным путем разбились об агрессивность Конфедерации. Четырехлетняя война между Севером и Югом охватила всю страну, потребовала более миллиона человеческих жизней. В войсках северных штатов сражалось почти 190 тысяч черных солдат; из них 72 процента составляли бежавшие с Юга рабы. Они в значительной мере содействовали тому, что 9 апреля 1865 года генералу Ли пришлось заявить о капитуляции войск Конфедерации.
      ...Пять дней спустя, 14 апреля 1865 года, Линкольн вместе с женой и своим другом майором Ратбоном отправился в Вашингтоне в театр Форда. В бенефис известной в то время актрисы давалась пьеса "Наш американский кузен". Зал был уже полон, когда около девяти часов вечера Авраам Линкольн и его спутники вошли в почетную ложу. В театре царило радостное оживление, часто вспыхивали аплодисменты. Время бежало быстро, второй акт близился к концу. Было 22 минуты одиннадцатого.
      Не проявляя никакой поспешности, по лестнице, ведущей в почетную ложу, поднялся молодой человек. Часовому у двери он показал какой-то пропуск, который тот в полутьме даже не смог прочесть.
      - Я должен сообщить президенту важное известие, - сказал молодой человек.
      - 0'кэй, - ответил часовой, - идите прямо, минуя две двери.
      В маленьком фойе перед ложей человек вынул из кармана пистолет, взвел курок и открыл внутреннюю дверь. Джон Уилки Бут медленно вошел в президентскую ложу, сделал три шага вперед, остановился за спиной Линкольна и выстрелил прямо ему в затылок. Президент был смертельно ранен.
      Сначала публика подумала, что выстрел прозвучал на сцене по ходу действия, но тут же её охватил ужас. Бут перегнулся через барьер ложи и с возгласом "Sic semper tyrannis!" ("Смерть тиранам!") - таков был лозунг южных штатов в Гражданской войне - спрыгнул в зал и исчез.
      Раздались крики: "Президент убит!", "Держите убийцу!". Но Бут уже скрылся. Хотя он сломал себе ногу, ему все-таки удалось выбежать из театра, доковылять до стоявшего наготове коня и взобраться в седло.
      Он двигался на Юг, но далеко не ушел. Конные отряды из федеральной столицы вскоре напали на след убийцы и оцепили сарай, в котором тот скрывался. Бут поджег сарай. При попытке вытащить его из пламени один из солдат войск северян, вопреки приказу взять убийцу президента живым, застрелил его.
      Джон Уилки Бут был фанатичным глупцом, умственно не вполне нормальным и к тому же одиночкой - так изображает сегодня официальная американская историография этого актера, происходившего из богатой семьи южан. Однако она обходит молчанием тот факт, что при нем был найден чек на крупную сумму, подписанный Джакобом Томпсоном, одним из близких сотрудников тогдашнего президента Конфедерации Джефферсона Дейвиса.
      Так впервые пал от руки убийцы президент Соединенных Штатов Америки.
      "Герои" типа Буффало-Билла
      Насилие в Новом Свете царило испокон веков: сначала его жертвами были преимущественно индейцы. После того как Уолтер Рейли основал на североамериканской земле первую английскую колонию и назвал её Вирджиния, белые завоеватели, движимые алчностью, грабя и убивая, ринулись на новый континент. "Лучший индеец - это мертвый индеец" - под таким девизом продвигались они через бескрайние прерии все дальше на запад, и жестокое насилие над индейцами принимало все более чудовищные масштабы, пока не превратилось в чистейший геноцид. Число аборигенов Северной Америки, которые за эти столетия были убиты, обречены на гибель от голода или эпидемий, составляет многие миллионы. Индейцы стали жертвами геноцида и впервые в истории, - подопытными объектами применения бактериологического оружия, Так, в 1763 году под предлогом заботы о "туземцах" различным индейским племенам были розданы зараженные одеяла, вызвавшие смертельные эпидемии. Причем все это возводилось в ранг официальной государственной доктрины и даже прославлялось.
      После Гражданской войны истребительные акции против индейцев достигли своей кульминации. Американские войска перешли в последнее, решающее наступление, направленное на уничтожение индейцев и стали осуществлять против них "карательные экспедиции". "Убить индейца - столь же мало похоже на убийство, как раздавить вошь", - такие лозунги были призваны оправдать преступления перед законом, избавить убийц от всяких угрызений совести.
      Грандиозным массовым убийством, совершенным в 1890 году в Вундед Ни Крик (штат Южная Дакота), когда кавалерийский полк зверски уничтожил многие сотни беззащитных мужчин, женщин и детей, было сломлено последнее более или менее значительное сопротивление "краснокожих".
      Наряду с открытыми убийствами применялись и другие методы. Один конгрессмен заявил: "Каждый убитый бизон означает, что одним индейцем стало меньше!" Действуя по этому принципу, белые профессиональные охотники на бизонов начали истреблять их стада. С 1871 по 1874 год они застрелили 3'698'820 бизонов, причем большинство туш были брошены в прериях и сгнили. Через десять лет дошла очередь и до стад на Севере. По одной оценке, в 1881 году в США на воле оставалось максимум 85 бизонов. Тем самым была предрешена и судьба индейских племен, поскольку в этой акции уничтожили их продовольственную базу.
      Та эпоха породила своих "героев", которые и по сей день официально причисляются к идолам американской истории. Один из известнейших истребителей бизонов, полковник Уильям Ф. Коуди, за бессмысленное убийство 3000 животных получил почетную кличку Буффало-Билл. Когда другой охотник на бизонов, некий Билли Комстокс, захотел оспорить у него этот титул, они заключили пари. Коуди выиграл, убив за несколько часов 69 бизонов, между тем как его соперник - всего 48. За это Коуди торжественно провозгласили "первым во всех прериях истребителем бизонов".
      Преступления этих уголовных субъектов окружены ярким венцом легенд, они стали героями специального жанра литературы - вестернов, значительная часть которых восхваляет насилие над индейцами.
      Ночи в Южных штатах
      Вторая группа населения США, также несколько столетий зажатая в тиски насилия, - это негры. В 1619 году в Северную Америку были привезены из Африки первые 20 черных рабов. Джемстаун - город в штате Вирджиния - стоял в начале их крестного пути. Примерно за двести лет, по самым осторожным оценкам, со своей родины в Новый Свет были депортированы 20 миллионов африканцев. Их судьбой стал рабский труд на плантациях, шахтах и рудниках сначала по 18 часов в сутки, а впоследствии, после законодательного урегулирования продолжительности рабочего дня, по 15 часов летом и по 14 зимой. Вооруженное организованное насилие против негров, как и против индейцев, первоначально осуществляли войска. Но, в отличие от борьбы с индейцами, в данном случае, разумеется, задачей было не уничтожение негров - как же можно уничтожать рабочую силу, - а террор, который должен был подавить в них малейшую мысль об изменении условий жизни.
      Когда осенью 1800 года потерпело поражение восстание примерно тысячи рабов во главе с Габриелем, солдаты для устрашения надолго оставляли казненных негров на виселицах. Спустя 59 лет Джон Браун в том же штате дал сигнал к восстанию, и это выступление подавили правительственные войска. Рабовладельцы создавали и собственные органы насилия над неграми, не гнушаясь при этом прибегать к услугам профессиональных убийц-охотников на людей. Такие объявления, как приводимое ниже из газеты "Мемфис дейли игл", отнюдь не являлись редкостью до Гражданской войны:
      "Внимание! Ловим рабов за умеренную цену. Первоклассные охотники с собаками, натасканными на негров. Двадцатилетний опыт. Самые низкие цены: 10 долларов - за поимку в пределах округа, 20-в пределах графства, 40-вне графства. Предложения адресовать...".
      После победы северных штатов для таких охотников на короткое время наступила безработица. В Вашингтоне конгресс принимал различные законы, направленные на обеспечение гражданских прав негров. Но само по себе принятие этих законов ещё совсем не означало фактического равенства. На целую эпоху, вплоть до последнего времени, политически незрелое и неорганизованное "цветное" население можно было подвергать более жестокой эксплуатации, нежели белых рабочих.
      К тому же на Юге земельная собственность бывших рабовладельцев осталась нетронутой. Они мечтали о "добрых старых временах" и искали пути обхода новых законов. Толчок к этому был дан в декабре 1865 года. Бывшие офицеры войск южан и рабовладельцы, охотники на людей и различные темные элементы собрались в Пьюласки (штат Теннеси) и основали ку-клукс-клан инструмент господства белой олигархии Юга.
      Похожие на привидения всадники в развевающихся белых балахонах с остроконечными капюшонами скакали по ночам через Диксиленд. Под знаком пылающего креста началась повседневная безжалостная борьба против бывших рабов. "Господство белых" - таков был девиз. Негров калечили и вешали, их хижины сжигали. Результаты террора проявились очень скоро: "цветные" снова работали на тех же плантациях, - правда, теперь уже как вольнонаемные рабочие, но без зарплаты и лишь со слабой надеждой получить после сбора урожая небольшое натуральное вознаграждение.
      Строго организованный, ку-клукс-клан быстро превратился в мощную террористическую организацию, тайное судилище. Временами он насчитывал до 6 миллионов членов. Куклуксклановцы продолжают деятельность и в наши дни, и это во многом объясняет, почему черное население США до сих пор не может пользоваться своими официально провозглашенными гражданскими правами. Негативное воздействие акций куклуксклановцев подкреплялось ещё и тем, что в большинстве южных штатов местные законы очень долго обеспечивали сохранение дискриминации и социальной отсталости негров. Школы, магазины, церкви, отели, рестораны и столовые, увеселительные заведения, больницы, общественный транспорт, даже дома для умалишенных и кладбища существуют отдельно для белых и черных. У входа во многие общественные парки ещё до недавно можно было видеть щиты, запрещающие вход "ниггерам". Эти антинегритянские дискриминационные меры получили известность под названием "Джим Кроу лоус" ("законы против черных воронов"). Существенные продвижки в этом вопросе произошли только в последние десятилетия, хотя до "расовой гармонии" пока ещё очень и очень далеко.
      Люди со звездой шерифа
      В США, как в каждой стране, насилие, обеспечивая принудительное исполнение законов, с самого начала определяет и полицейскую систему этого государства. Но здесь есть и существенная специфика по сравнению, скажем, с Англией или Францией. Становление полицейской (правоохранительной) системы происходило в США в процессе экспансии, и это до сих накладывает существенный отпечаток. Колониальное завоевание континента равным образом осуществлялось как войсками, так и переселенцами из всех частей света. Миля за милей колонисты продвигались все дальше на запад. Для поддержания внутреннего порядка, а также для защиты интересов группы избирался шерифа человек, наделенный полицейскими функциями. Его власть зиждилась на личных качествах, а также не в последнюю очередь на имущественном положении, богатстве - хотя нередко прежде всего на ловкости обращения с кольтом.
      Точно так же, как "дистрикт атторней" - прокурор округа, являющийся низшей административной инстанцией, - шериф выбирается и по сей день.
      Обе эти должности доходны и, кроме того, позволяют обладать политическим влиянием. Шериф - верховный полицейский графства и вместе с тем судебный исполнитель. Он открывает и закрывает судебные заседания, производит аресты, может насильно доставлять свидетелей в суд, ему подчинены и местные тюрьмы.
      Люди с шерифской звездой, прославленные в бесчисленных вестернах, неразрывно связаны в США как с осуществлением правосудия, так и с его попранием. С самого начала множество людей, занимавших пост шерифа, видели в этой должности только более широкую, обеспеченную законом возможность обделывать общие с преступниками дела. Коррупция и уголовные деяния полицейских, судей и политиков США, осуществляемые под прикрытием закона, берут свое начало от деяний тех шерифов, которые когда-то состояли на службе у переселенцев Дикого Запада.
      Города на Восточном побережье первыми превратились в относительно стабильные организмы. Здесь создавались по европейскому образцу различные правоохранительные органы. Например, в Бостоне уже в 1736 году была создана (на лондонский манер) группа констеблей, но наряду с ними, как и в других городах, продолжал существовать военный гарнизон. В Нью-Йорке и Филадельфии немного позже тоже появились участковые констебли.
      Зачастую лица, назначавшиеся в гражданские административные органы, не желая обременять себя полицейскими функциями, имея достаточно денег, нанимали себе платных заместителей. Наемные полицейские (образцом и здесь служили лондонские нравы) способствовали не только подавлению, но и распространению преступности: ведь нанимали обычно тех, кто обходился подешевле. И потому на эти посты в Нью-Йорке точно так же, как и в Лондоне, часто проникали всякие жулики, тунеядцы и бродяги.
      В 1829 году в Англии возникла "Metropolitan police of London" организация, которая впоследствии стала известна под наименованием Скотланд-Ярда. Этому примеру последовали многие американские города. Так, в 1833 году в Филадельфии, а несколько позже в Нью-Йорке и Чикаго была создана по лондонскому образцу одетая в форму городская полиция, призванная охранять имущество и честь граждан.
      Какова же была действительность тех лет? Обратимся к компетентному свидетелю. Джордж У. Уоллинг, многие годы возглавлявший полицию Нью-Йорка и выпустивший в 1887 году книгу "Воспоминания начальника нью-йоркской полиции", писал:
      "Я слишком хорошо знаю силу столь распространенного у нас союза политиков и полицейских. Я пытался выступать против этого, но в большинстве случаев дело кончалось для меня катастрофически. Местное управление в Соединенных Штатах базируется на выборах. Избирательные кампании проводятся у нас не с учетом нужд городов, а исходя из целей двух политических партий. Я не верю, что хотя бы один человек из пятисот может объяснить, за какие идеалы выступает каждая из этих двух партий. Ведь их единственными принципами, по крайней мере, в Нью-Йорке, являются сила и эксплуатация. Пока такие политики могут оказывать влияние на полицию, они будут так же парализовать коррупцией полицейский аппарат, который призван охранять собственность и честь наших граждан. Город Нью-Йорк практически находится в подчинении у двадцати тысяч обладателей служебных постов, большинство которых контролируется самыми отвратительными элементами города...
      Наших прокуроров и полицейских служащих выбирают те, с кем они должны бороться по долгу службы. Служащие в Нью-Йорке, само собой разумеется, не осмеливаются трогать тех, от кого зависит их материальное положение. Наши же судьи нередко не обладают никаким знанием законов, и, кроме того, так малограмотны, что не могут написать даже простейшие слова.
      Политики заставляют выпускать на свободу отбывающих наказание заключенных, хотя суд признал их виновными. Зачастую обвиняемые покидают зал суда как свободные люди, хотя их приговорили к длительному тюремному заключению.
      У нас многое возможно, но я не считаю возможным, чтобы повесили миллионера, даже если бы он совершил гнуснейшее убийство. Все, кто был казнен за последние десятилетия, не имели ни денег, ни политически влиятельных друзей.
      Наша административная система в Нью-Йорке предоставляет добропорядочным гражданам гораздо меньшую гарантию безопасности, чем в большинстве городов Европы и даже в русской царской империи. Общественность запугана в такой мере, что видит в полицейском не защитника, а врага.
      Мы по горло сыты всеми этими политиками, мошенниками, ворами и мерзавцами, засевшими во всех частях нашего городского управления. Мы по горло сыты господством этих хищников. Мы должны были бы попытаться установить господство джентльменов..."
      Так шеф нью-йоркской полиции с примечательной откровенностью поведал об обстановке, царившей в его собственном городе более века назад.
      В рассказе Уоллинга Нью-Йорк вполне можно заменить любым другим американским городом, и то, что разыгрывалось на берегах Гудзона, являлось лишь отражением событий в "большой политике" страны...
      В 1869 году на пост президента вступил генерал Грант. В том же году оба океанских побережья были связаны между собой железной дорогой. Союзы предпринимателей - "Union Pacific" на Западе и "Central Pacific" на Востоке, ловко манипулируя финансированием строительства через банк в Пенсильвании, получили гигантские прибыли, положив в карманы своих акционеров суммы во много раз большие, чем обусловливалось договорами. Когда дело о расхищении денег из государственной казны чуть не дошло до рассмотрения в конгрессе, железнодорожные компании воспрепятствовали этому обычным них методом: многим конгрессменам, а также и мистеру Колфаксу, вице-президенту США, были подсунуты большие взятки.
      Подобные аферы следовали одна за другой. Сочетая эксплуатацию с жульничеством, предприниматели объединялись в акционерные общества, которые быстро концентрировались в могущественные тресты. На поверхность всплывали неизвестные дотоле имена: Вандербильт и Гарриман - в железнодорожных компаниях, Карнеги - в качестве стального короля, Рокфеллер - как основатель "Standard oil company" и самый могущественный из всех финансовый трест Дж. Л. Моргана, своими займами оказывавший влияние на всю экономику США. "Дикий капитализм" в экономике, постоянно переступающий даже собственные правила игры, вполне отчетливо отражался и в политической сфере. До сих пор исследователи ворошат громадный массив политических скандалов и преступлений. Вот выразительный штрих: в 1877 году президент Хейс, несмотря на явный перевес голосов, поданных за его противника Тилдена, обманным путем пробрался в Белый дом. Подкупленный комитет по проверке результатов выборов фальсифицировал их итоги в трех штатах...
      Избирательные аферы, политический шантаж, сокрытие подлежащих налоговому обложению сумм и другие тому подобные скандалы сменяли друг друга. При замещении должностей действовала "система добычи" (Spoil System): должность можно было получить только благодаря хорошим связям или за приличную плату. Деловые качества котировались низко. О том, чтобы все шло как по маслу, заботились начальники полиции в графствах и городах, а также главы полиции отдельных штатов. Неугодных свидетелей устраняли, "кляузников" арестовывали или обращали в "правильную" веру.
      Вот почему не показалось удивительным событие, происшедшее 2 июля 1881 года. В тот день от руки убийцы погиб следующий президент США - Джеймс А. Гарфилд, пробывший на своем посту всего четыре месяца. Его убил один из охотников за должностями, получивший отставку в "системе добычи". Еще убийство Линкольна показало, что американские президенты не обладают неприкосновенностью; второе покушение подтвердило, что с табу было покончено навсегда; и уже через два десятилетия, 6 сентября 1901 года, убийца-стрелок снова направил оружие на президента - Уильяма Мак-Кинли.
      2. Прототип.
      Сыскное агентство Пинкертона
      Некоторые историки утверждают, что, если бы 14 апреля 1865 года - в день убийства президента Линкольна - Аллан Пинкертон находился в Вашингтоне, а не в Нью-Йорке, он обязательно бы спас президента.
      С именем Пинкертона связаны громкие эпитеты: основатель первой криминально-полицейской организации в США и отец американской секретной службы. Кем же был в действительности Аллан Пинкертон?
      Он родился в 1819 году в Глазго; молодым эмигрировал в Соединенные Штаты и к 1850 году работал бондарем в Данди, около Чикаго. Однажды в поисках хвороста на одном из островов на озере Мичиган Пинкертон наткнулся на остатки костра. Поскольку в этой местности орудовала банда жуликов, он сообщил о своем открытии шерифу, что и привело к аресту преступников. Эпизод получил хорошее "паблисити". Бондарь из Шотландии сразу же снискал себе репутацию замечательного сыщика.
      Аллан Пинкертон мгновенно осознал открывавшиеся перед ним возможности и основал сыскную частную контору, которую претенциозно назвал "Национальное сыскное агентство Пинкертона", хотя в ней насчитывалось всего девять наспех нанятых детективов. В качестве рекламного символа он избрал широко открытый глаз, под которым стояла фраза: "We never sleep" - "Мы никогда не спим". Несомненно, Аллан обладал хорошими сыскными и, как оказалось, серьезными организационными способностями. Удача сопутствовала ему в первых предприятиях, например, в обнаружении фальшивомонетчиков.
      Росло число задач, росла численно и качественно организация. "Люди Пинкертона" гонялись за бандитами и грабителями банков, скакали на лошадях за преступниками в прериях, лежали в засаде на крышах вагонов поездов, мчавшихся через Дикий Запад. Серьезной причиной успеха "Пинкертонов", как их стали называть, специалисты считают мастерское искусство маскировки, причем при помощи не только переодевания, но и умения ловко завоевывать доверие преступников и проникать в их банды.
      Именно эти способности вскоре принесли "Пинкертонам" славу, причем иногда и весьма дурную.
      Зимой 1861 года Аллан Пинкертон находился в Балтиморе - выслеживал банду фальшивомонетчиков, выдавая себя за биржевого маклера. Легенда предполагала многочисленные контакты и в деловых кругах, и в уголовной среде, и на "светском" уровне. Он умел втираться в доверие - и однажды ему стал известен план заговора против вновь избранного президента. По пути в Вашингтон, где он должен был вступить в свою должность, Линкольну предстояла пересадка в Балтиморе. У выхода из туннеля его и должна была сразить пуля убийцы. Пинкертон, как утверждают, немедленно отправился в Гаррисберг, чтобы предупредить Линкольна. Маршрут поездки был без всякого шума изменен, и президент избежал покушения. Так ли это было, до сих пор остается спорным. Во всяком случае, никакого судебного процесса по делу о покушении не проводилось.
      Когда несколько позже разразилась Гражданская война, армия северных штатов призвала Пинкертона в свои ряды и подчинила ему службу шпионажа и контршпионажа. Под псевдонимом Аллан он в ранге майора создал первую секретную службу США. Эта организация под названием "Сикрит сервис" продолжала существовать и после Гражданской войны. Существует она и по сей день - в качестве сравнительно небольшой ветви огромной сети секретной службы. Она предназначена для охраны президента и борьбы с фальшивомонетчиками.
      Маккенна действует в Редингтоле
      В 1866 году майорский мундир Аллана Пинкертона уже давно висел в шкафу, когда благодаря эффектному эпизоду на его агентство вновь снизошла громкая слава.
      16 октября вблизи Симора подвергся нападению и ограблению пассажирский поезд. Железнодорожная компания поручила Пинкертону провести расследование.
      Детектив Дик Уинскотт поселился в этом городе, поступил барменом в один салун и со всеми установил дружеские отношения, особенно домогаясь знакомства с неким Джоном Рено. Этот человек был не только главарем наводившей страх банды, но и фактически неограниченным владыкой графства Симор. Уинскотт, подружившись с гангстером, установил, что налет совершила именно его банда. Наконец детективу удалось под каким-то предлогом заманить нового дружка на симорский вокзал. В момент их встречи на перроне к платформе подъехал небольшой специальный состав, из него выпрыгнули Аллан Пинкертон и семеро его агентов, схватили Рено и затащили в вагон. Уинскотт вскочил на площадку, и поезд умчался прежде, чем телохранители Рено оправились от неожиданности. Данный эпизод вновь подтвердил, сколь отлично умел Пинкертон использовать тайную агентуру.
      В 1873 году сыскное агентство Пинкертона получило задание, за выполнение которого ему заплатили 100 тысяч долларов.
      Человека, заплатившего такую огромную по тем временам сумму, звали Франклин Бенджамен Гоуэн, но он был известен и под именем "короля Редингтола", т. е. долины Рединг. Эта долина лежала в центре антрацитного района Пенсильвании. Две трети своего богатства Гоуэн приобрел обманом и махинациями, и на этой основе создал быстро растущий трест, который фактически держал в своих руках монополию на весь антрацит, добываемый в США.
      Все шло согласно желаниям Гоуэна: уже в возрасте 33 лет он стоял во главе мощного треста. Вот только шахтеры "портили" ему жизнь. В Редингтоле работало много выходцев из Ирландии. В 1868 году они забастовали, добиваясь введения 8-часового рабочего дня. Гоуэну удалось одержать верх, но через год, когда в шахте сгорело 179 горняков, ситуация стала для босса более сложной. В угольном бассейне все большее влияние стал приобретать "Рабочий благотворительный союз". Во главе этого профсоюза стояли рабочие, подкупить которых было невозможно. Осложнилась и социальная обстановка: в 1873 году в США разразился тяжелейший экономический кризис. Поздней осенью послевоенный бум внезапно прекратился, различные банковские концерны и тресты лопались один за другим. Рабочих массами выбрасывали на улицу. Призрак голода и нищеты появился и в Редингтоле.
      Гоуэн попытался в значительной мере переложить последствия депрессии на плечи рабочих и одновременно использовать кризисные явления для того, чтобы сломить влияние профсоюза. Аллан Пинкертон, не скрывавший своего презрения к профсоюзам, был подходящим человеком, он мог помочь в разгроме рабочего общества. Так Аллан Пинкертон и получил в кризисном 1873 году это столь выгодное дело.
      Вскоре в Редингтоле появился новый житель. Это был, как он назвал себя, Джеймс Маккенна - веселый, общительный малый, всегда готовый пошутить, да и выпить не дурак. Рабочие быстро полюбили его, в частности за неподражаемое умение петь старинные ирландские песни, а также и за его интерес к профсоюзу. Прошло совсем немного времени, и Джеймс Макпарлан так звали на самом деле этого пинкертоновского шпика, - уже проник в руководство рабочего союза. Теперь Гоуэн начал действовать. В декабре 1874 года он объявил о сокращении заработной платы на 20 процентов, хотя её и без того едва хватало на жизнь. Как и следовало ожидать, с 1 января 1875 года в угольном бассейне началась забастовка.
      И в Редингтоле полилась кровь. Нанятые Гоуэном банды срывали собрания шахтеров, без зазрения совести пуская в ход огнестрельное оружие. Горняки отбивались камнями, и при этом погиб один из надсмотрщиков треста. Во главе демонстрации шахтеров всегда шел Маккенна, он же Макпарлан. С двумя кольтами за поясом, размахивая над головой дубиной, он провоцировал рабочих на кровавые выступления. "Надо истребить хозяев треста с корнем, убить их, перестрелять!" - призывал он. Последовали аресты рабочих, только Маккенны среди схваченных полицией почему-то не оказалось.
      Кто-то произнес название заговорщической организации, сразу же попавшее на страницы газет: "Молли Магвайрс". Это она якобы во всем виновата, она несет ответственность за голод, безработицу, террор. Утверждали, что эта организация ирландских иммигрантов стоит за каждым убийством, за каждой стачкой в США, а особенно активно действуют входящие в неё заговорщики якобы именно в Редингтоле. Предположительно сочинителем страшной сказки о "Молли Магвайрс" являлся сам Гоуэн: именно из-под его пера вышли первые газетные сообщения об этой мифической организации. Впрочем, достаточно точных оснований утверждать, что такой или подобной организации не существовало вовсе, тоже нельзя. Так или иначе, угольный магнат использовал разжигавшуюся прессой истерию для того, чтобы расправиться с профсоюзом своего угольного бассейна.
      Когда через шесть месяцев голод заставил забастовщиков капитулировать, Гоуэн нанес второй удар. Он добился своего назначения на должность прокурора по особым делам и начал ряд гнусных судебных процессов. Главным "свидетелем обвинения" выступил Джеймс Макпарлан; ему ассистировали Джимми Корригэн и "бродяга Колли" - два убийцы, преступления которых теперь приписывают обвиняемым. На скамье подсудимых - двадцать профсоюзных руководителей, возглавлявших стачку или прежде каким-либо образом выступавших против Гоуэна. "Прокурор по особым делам" обвиняет всех подсудимых без исключения в принадлежности к заговорщической организации "Молли Магвайрс", в том, что они убийствами и террором вызвали в Редингтоле беспорядки. Примером "свидетеля", достойного подражания, служил Макпарлан. У других же его "коллег", ввиду недостаточного опыта в осуществлении маневров, происходили всяческие "накладки". Но все эти процессы, как и предусматривалось, закончились смертными приговорами. Подобные методы, при помощи которых под видом соблюдения законности лишались чести и жизни невинные люди, позже получили специальный термин "frame up" (по смыслу "игра с заранее обусловленным исходом").
      Успех Макпарлана, с холодной изощренностью, выдержкой и жестокостью отправившего на виселицу двадцать шахтеров, его шеф, Аллан Пинкертон, использовал для новой рекламы своего сыскного агентства. Под лозунгом "Пинкертон никогда не отказывается" он стал предлагать трестам собственные услуги по выполнению аналогичных заданий, и недостатка в них не имел.
      Три десятилетия спустя Макпарлан снова оказался в центре позорного судебного фарса.
      В горах Айдахо
      Ранним утром 30 декабря 1905 года какой-то мужчина подкрался к воротам ранчо Стюнненберга. Трескучий мороз, стоявший в тот день в горах Айдахо, был ему нипочем: он согревал себя, отхлебывая бренди прямо из бутылки. Он спрятал у ворот потертый чемодан, протянул тонкую проволоку, засыпал все снегом, а потом направился в близлежащий город.
      Через несколько часов Франк Стюнненберг, бывший губернатор штата Айдахо, совершал обычный обход своего ранчо. Как и в другие дни, попробовал, надежно ли заперты ворота. Нога его задела проволоку. Утреннюю тишину нарушил оглушительный взрыв. Стюнненберга буквально разорвало на куски.
      Полиции Бойси - столицы штата, - оказалось совсем нетрудно обнаружить следы убийцы. Человека этого видели, когда он возвращался с ранчо. Поэтому ещё до полудня Гарри Орчард был арестован. Его хорошо знали в лучших домах города: он оказывал шахтовладельцам услуги в качестве шпика, но брал на себя и дела покрупнее. Незадолго до покушения на бывшего губернатора он взорвал штольню, в результате чего погибло шестнадцать горняков. Подобные акции были нужны владельцам шахт в их борьбе против "Западной федерации горняков", которой они затем приписывали все эти убийства. Профсоюз объединял горняков рудников цветных металлов в западных штатах Монтана, Айдахо, Невада, Колорадо и боролся за 8-часовой рабочий день. Во главе его стоял Уильям Д. Хейвуд - выдающийся деятель американского рабочего движения. Горняки называли его Большой Билл. Неудивительно, что монополисты цветной металлургии, в том числе Рокфеллер, питали к нему особую ненависть. Эта ненависть возросла ещё более после того, как в июне 1905 года Большой Билл принял руководящее участие в создании организации "Индустриальные рабочие мира" (ИРМ). Эта профсоюзная организация была призвана объединить все левые силы США и преодолеть раскол рабочего класса по профессиональному и квалификационному принципам. Для монополий это означало серьезную опасность того, что рабочие будут противостоять им единым фронтом, и они попытались действовать по старому рецепту - обезглавить организованный пролетариат. Против Большого Билла затеяли "frame up". Режиссуру вновь взяло на себя агентство Пинкертона. Что же касается деталей, то ими занялся уже известный нам Макпарлан, который после своего дебюта в Редингтоле в качестве тайного агента сделал блестящую карьеру. Теперь он обосновался в Денвере (Колорадо) в качестве начальника филиала "Национального сыскного агентства Пинкертона" в районе Рэйки-Маунтинс. Твердое положение в списках на получение зарплаты от концерна Рокфеллера обеспечивало ему регулярный доход. За "дело Хейвуда", которое ему предстояло инсценировать, Макпарлан прежде всего положил себе в карман 96 тысяч долларов. Поскольку к тому времени сращивание монополий с государством стало более органичным и глубоким, такую большую сумму должен был платить уже не один какой-то трест, как это было 30 лет назад. Нет, теперь штат Айдахо сам выплатил эту сумму за счет своих налоговых поступлений. Дабы особо стимулировать Макпарлана, союз шахтовладельцев добавил от себя ещё некоторую сумму, размер которой так никогда и не стал известен.
      Макларлан действовал планомерно. Гарри Орчарда, убийцу губернатора, для начала на десять дней посадили в карцер на хлеб и воду. Разнообразие в его монотонную жизнь вносил только тюремщик: каждый день начинался с известия, что виселица уже готова и палач ждет. Когда Орчард, запойный пьяница, особенно сильно страдавший от вынужденного воздержания, стал совсем податлив, к нему явился ангел-спаситель в образе Макпарлана и предложил путь к спасению.
      Орчард должен на суде признаться во всем - в убийствах, взрывах шахт, а также в покушении на Стюнненберга - и глубоко раскаяться. Теперь, мол, обретя веру, он чувствует себя, словно новорожденный и проклинает тех, кто заставил его совершить все эти преступления, а именно Уильяма Д. Хейвуда с товарищами из "Западной федерации горняков", которые подстрекали его и ввергли в беду.
      Макпарлан целыми днями репетировал с Орчардом его выступление на суде, пока не убедился в том, что пьянчужка не собьется с роли. Этому служила и соответствующая подготовка, которая должна была показать убийце всю безнадежность его положения.
      Макпарлан отчетливо убедился, что Орчард невменяем. Если прежде Орчард организовывал убийства неугодных рабочих только по поручению хозяев и осуществлял это по большей части путем взрывов в шахтах, то покушение на бывшего губернатора Айдахо было его собственной идеей, порожденной отравленным алкоголем мозгом. Но и полупомешанным можно управлять - и Макпарлан проявлял поистине ангельское терпение, основательно отрабатывая с Орчардом его выступление на суде.
      Билл Хейвуд, президент "Западной федерации горняков", Чарльз Мойер и третий функционер этой федерации Джордж Петтибон были тем временем арестованы. После более чем двенадцатимесячного ожидания, 9 мая 1907 года, в Бойсе против них начался судебный процесс. Макпарлан подсунул обвиняемым в качестве адвоката ещё одного "Пинкертона", который ежедневно сообщал ему о намеченной защитой тактике.
      Орчард играл свою роль как положено, хотя его внезапное обращение в набожного христианина производило по меньшей мере странное впечатление. Однако же в целом показаний одного человека, даже отрепетированных, оказалось недостаточно. Составителям программы обвинения не удалось предусмотреть очень многие детали. Защитнику Хейвуда Кларенсу Дарроу легко удалось разорвать паутину лжи. Показания представленных им свидетелей были куда доказательнее и убедительнее, чем наговоры пьянчуги-убийцы. Не спасала обвинение и утечка информации о тактике защиты: из многих штатов в Бойси приехали свидетели - их было более ста, - которые смогли под присягой заявить, что находились вместе с Биллом Хейвудом в то самое время, когда он якобы замышлял заговор вместе с Орчардом.
      Макпарлан и прокурор не сдавались. Защитнику Дарроу угрожали убийством, телефон его прослушивался, почтовая корреспонденция доставлялась только после просмотра. Процесс тянулся до конца июля, но конечный результат его оказался прямо противоположен задуманному режиссерами "frame up". Никакого определенного перевеса обвинение не достигло. А кроме того, вокруг процесса развернулась сильная политическая кампания. Горняки показали, что их уже не запугать, как прежде. В горах Запада, а потом и повсюду в других штатах проходили мощные демонстрации в защиту подсудимых Бойсе. В Сан-Франциско состоялся самый крупный митинг за всю его историю. Юджин В. Дебс, основавший в 1900 году Социалистическую партию, заявил, что, если Хейвуд и оба его товарища станут жертвами судебного убийства, рабочие поднимут революционное восстание.
      Формально решение теперь зависело от присяжных - большей частью фермеров из Айдахо, которым не так-то легко было вынести свой вердикт. Целых десять часов решали они, дать ли обвиняемым свободу или же предать их смерти, ибо третьего решения быть не могло. А потом они объявили свое решение: "Уильям Д. Хейвуд невиновен!" Мойер и Петтибон тоже были выпущены на свободу.
      Через год после окончания процесса в Бойси, когда было создано Федеральное бюро расследований, Билл Хейвуд оказался первым, кого ФБР занесло в свой "черный список".
      3. Основание.
      Первые "дикие" годы
      Задание Чарльзу Джозефу Бонапарту
      После убийства президента Уильяма Мак-Кинли 6 сентября 1901 года в Белом доме обосновался его "вице" Теодор Рузвельт.
      Правительство, проанализировав заявление лидера социалистов Дебса, сделанное во время процесса Хейвуда, пришло к выводу, что летом 1907 года больше миллиона рабочих было готово последовать призыву к вооруженному восстанию. Это, несомненно, было крайне тревожным сигналом и требовало принятия определенных мер - в том числе и организационных, совершенствование системы внутренней безопасности.
      В противоположность своим предшественникам президент Теодор Рузвельт принадлежал к одному из крупных семейств страны, к "Socitey" - "Обществу", как называли эти круги. Тем самым он нагляднейшим образом олицетворял союз между монополиями и государством. Рузвельт находил внутреннее положение страны неудовлетворительным. Он понимал, что государство не имеет в своем распоряжении такого инструмента силы, который был бы пригоден как для обеспечения социальной стабильности в масштабе всей страны, так и для борьбы с коррупцией и вмешательства в конкурентную борьбу. Теодор Рузвельт сожалел об этом тем более, что он до своей деятельности в Вашингтоне был губернатором и шефом полиции в Нью-Йорке и знал о реальном положении вещей в этой сфере.
      Толчком к созданию нового органа власти послужила очередная, так до конца и не расследованная афера. Дело заключалось в следующем. Примерно 160 миллионов гектаров лесных угодий в малоосвоенных тогда западных штатах являлись собственностью правительства США, осуществлявшего свой надзор за ними с помощью специального отдела министерства внутренних дел - "General land office". Сотрудники же этого отдела решили стать на путь людей типа Джона Рокфеллера, который, начав свою карьеру простым бухгалтером, нажил в сравнительно короткий срок сказочное богатство, и затем возглавил могущественный трест "Standard oil company". Они начали продавать большие участки не принадлежавшей им земли деревообрабатывающим фирмам и переселенцам, и деньги рекой потекли в их собственные карманы. Разумеется, долго сохраняться в тайне это не могло. Информация о спекулятивных акциях поступила и в правительство, и в прессу; выяснилось, что в этой выгодной ловле рыбы в мутной воде замешаны два видных лица: Джон X. Митчелл, сенатор от штата Орегон, и Джон Н. Уильямсон, член палаты представителей от того же штата. Оба были в 1905 году отданы под суд. Дело разбиралось во многих инстанциях; Митчелл умер до вынесения приговора, а Уильямсону через друзей в Верховном суде США удалось добиться снятия обвинения.
      Неразбериху в судебных органах было столь же трудно выявить, что и махинации в "General land office". Афера втянула в свою орбиту новые группы, были названы новые имена видных вашингтонских лиц, тоже замешанных в спекуляции земельными участками. Подобные явления в правительственном аппарате мешали осуществлению честолюбивых планов Рузвельта.
      Поэтому президенту не оставалось ничего иного, как "одолжить" у финансового ведомства нескольких детективов для расследования аферы и сбора сведений об её участниках. Возникшая в ходе Гражданской войны небольшая секретная служба к этому времени уже подчинялась финансовым органам.
      "Одолженные" тайные агенты так и не добились ясности в деле о расхищении земельных участков. Зато второе задание президента они выполнили куда успешнее, представив Рузвельту объемистое досье о частной жизни многих конгрессменов из числа его политических противников.
      Рузвельт решил, что настало время создать собственный следственный орган. Однако конгресс его представление отклонил. Многие конгрессмены побаивались, что новые тайные агенты возьмут под пристальное наблюдение их самих. Поэтому президент пошел другим путем: 26 июля 1908 года он поручил министру юстиции - Чарльзу Джозефу Бонапарту организовать специальный следственный орган министерства юстиции.
      Этот декрет считается официальным "свидетельством о рождении" Федерального бюро расследований США (ФБР), а созданный следственный отдел при министерстве юстиции - уже не предтечей, а исходной структурой Бюро. ФБР и по сей день официально является службой министерства юстиции США. Директора ФБР непосредственно подчиняются "атторней дженерал" - таково должностное наименование генерального прокурора США, который одновременно является министром юстиции и в качестве такового - членом американского правительства, получающим директивы от президента.
      В каждом штате - собственные законы
      Первоначально следственный отдел ещё не обладал должным влиянием. Так было и тогда, когда преемник Рузвельта, его протеже Уильям Тафт, 4 марта 1909 года присвоил новому органу наименование "Бюро расследований" (БР). Буква "Ф", означающая "федеральное", появилась лишь в 1935 году. Но во избежание путаницы, мы будем с самого начала называть этот орган "ФБР".
      Вашингтонские политики, принадлежавшие к различным противоборствующим группировкам, быстро поняли специфические возможности Бюро и стали сразу же использовать ФБР в своих целях. Для этого они проталкивали подставных лиц или родственников на хорошо оплачиваемые должности в ФБР, дабы получать информацию о своих политических противниках из первых рук. 167 сотрудников, насчитывавшихся в ФБР в 1910 году, выполняли, прежде всего, задания своих политических "друзей" - и количество и объем досье быстро увеличивалось...
      Этим их обязанности, естественно, не ограничивались; в частности, Бюро участвовало в разработке программы мероприятий по осуществлению федерального законодательства на всей территории США. Это составляло серьезную проблему. Отдельные штаты ревниво следили за сохранением своих политических компетенций и довольно разнообразных традиций. В Северной Каролине, например, открытое ношение огнестрельного оружия разрешалось, а тайное, наоборот, каралось тюремным заключением. Иначе обстояло дело в соседней Южной Каролине. Здесь ношение оружия считалось преступлением, но с одним исключением: во время богослужения в церкви оно было обязательным юридический реликт времен истребления индейцев. В штате Джорджия в некоторых тюрьмах ещё и сегодня заключенных держат в цепях. В штате Миссисипи, напротив, заключенным разрешают каждое воскресение свидание с близкими родственниками или даже партнерами. Собственно для этой цели на территории тюрьмы существуют "специальные дома". Официально в США церковь отделена от государства с 1781 года, но в Арканзасе, Нью-Джерси и Мэриленде ещё и по сей день свидетельские показания атеистов не признаются и законной силы не имеют. 16 штатов грозят за антирелигиозную пропаганду денежными штрафами и тюремным заключением.
      Некоторые федеральные штаты терпимо относятся к азартным играм, другие подвергают наказанию даже за безобидные пари. Юридическое разбирательство таких вопросов во многих штатах проводится в зале суда. Различия в законодательстве отдельных штатов естественно затрудняли деятельность федеральных органов.
      Вначале полномочия ФБР были скромны, но с течением времени они все более расширялись. В 1912 году, например, ФБР занималось расследованием следующих дел: рабовладение, практикуемое в отношении белых граждан; перевозка алкогольных напитков из одного штата в другой; банкротства и мошенничество.
      Коренное расширение сферы деятельности принесла ФБР первая мировая война. Теперь ему вменялось в обязанность преследовать все попытки уклонения от воинской повинности, оно стало отвечать также за ведение контрразведки.
      4. Контрразведка.
      Корабль мертвецов на Гудзоне
      ...Место действия - 54-й пирс, примерно в пяти милях севернее статуи Свободы на восточном берегу Гудзона, т. е. та часть Нью-йоркского порта, которая предназначается для пассажирских судов трансатлантических линий. В один из весенних дней 1915 года здесь готовился к выходу в рейс океанский гигант, привлекавший к себе всеобщее внимание. Это была "Лузитания" - самый быстроходный тогда корабль на всей Северной Атлантике. Название этого роскошного английского лайнера вот уже несколько лет не сходило со страниц нью-йоркских газет.
      Дотошные репортеры где-то пронюхали, что германский посол в США граф фон Бернсторф предостерегал своего друга по аристократическому клубу Альфреда Д. Вандербильта - железнодорожного короля Соединенных Штатов, - от поездки в Англию на "Лузитании". Кроме того, стало известно, что подобные намеки делали своим американским друзьям германский военный атташе Франц фон Папен и военно-морской атташе Карл Бой-Эд. "Лузитания" отплывала в Европу с грузом оружия и боеприпасов. Это, безусловно, представляло страшную опасность для почти двух тысяч пассажиров и членов команды в случае, если бы во время рейса в Ливерпуль корабль встретился в океане с германскими подводными лодками.
      С самого начала первой мировой войны Великобритания установила морскую блокаду Германии, чтобы отрезать её от морских путей подвоза. Командование кайзеровского военно-морского флота ответило неограниченной подводной войной против британских военных и торговых судов. Причем германские торпеды топили любое судно, которое было внесено в морской регистр британского адмиралтейства в качестве вспомогательного. По приказу У. Черчилля, тогда первого лорда адмиралтейства, с 17 сентября 1914 года "Лузитания" тоже была негласно включена в число судов, которые пригодны для выполнения военных заданий. Официально она продолжала выполнять свою роль "фешенебельного судна" пассажирской линии.
      Несмотря на строгую секретность, германской службе шпионажа удалось разведать цель рейса "Лузитании", и посол Бернсторф получил уведомление о том, что крупнейший корабль того времени включен в список объектов нападения германских подводных лодок. Капитан "Лузитании" Тарнер и его офицеры всеми силами старались опровергнуть тревожные слухи.
      - Это правда, капитан, - обратилась к нему одна из обеспокоенных пассажирок, - что нам угрожает встреча с германскими подводными лодками?
      - Мы самое быстроходное судно на всей Атлантике, мадам, - отвечал Тарнер. - Нас не догнать никакой подводной лодке!
      Однако, несмотря на все шутливые отговорки, нервозная обстановка на борту корабля рассеивалась с большим трудом. В этом, без сомнения, были повинны и многие газетные репортеры, сновавшие на 54-м пирсе, чтобы вновь и вновь задать пассажирам вопрос: а не боитесь ли вы плыть на таком корабле? Кроме того, стало известно, что капитан Тарнер на "Лузитании" новичок. Его предшественник неожиданно и по непонятным причинам отказался от рейса как раз в момент, когда судно грузилось на другом пирсе.
      Итак, что с "Лузитанией" неладно, тайной не являлось. Но чтобы не распространялись ненужные подробности, ФБР внимательно следило за всем происходившим на 54-м пирсе, не давая репортерам подняться на борт. В ответ на запросы была подтверждена официальная версия, что никаких военных материалов на корабль не грузилось и потому нет оснований опасаться за судьбу пассажиров.
      Наконец, по предъявлении "предварительного перечня грузов", громадная "Лузитания" получила разрешение на выход в море. Лайнер уже бороздил волны океана, когда "дополнительно" был подан "окончательный перечень грузов". Он составлял 24 страницы. Агенты ФБР запечатали список в пакет и приказали соблюдать строжайшую секретность. "Вскрыть только лично президенту" стояло на пакете. Пассажиры на борту "Лузитании" ничего об этом не знали. Постепенно нервное напряжение спало, рейс протекал гладко, океанский гигант уже взял курс на Ирландское море.
      7 марта 1915 года - хронометры показывали ровно 2 часа по местному времени - командир немецкой подводной лодки "У-20" Швигер дал команду торпедировать "Лузитанию".
      Подводная лодка сумела приблизиться к кораблю на дистанцию 400 метров незамеченной. Первая же торпеда попала точно в цель. "Лузитания" резко накренилась вперед, нос её исчез в воде. На борту началась неописуемая паника. Обезумевшие от ужаса пассажиры своими криками заглушали команды офицеров. Были спущены спасательные шлюпки, но многие из них сразу же перевернулись, и люди оказались в воде. В ночном аду прогремел второй взрыв. Пассажиры, ещё несколько минут назад спокойно распивавшие в салонах шампанское и виски, бросались за борт, в соленые холодные волны Атлантики.
      Через 18 минут все было кончено. Лучший корабль того времени скрылся под водами Ирландского моря. Но на месте катастрофы покой ещё не воцарился. Тщетно звучали в ночной тьме отчаянные крики о помощи; мужчины и женщины, судорожно барахтаясь в воде, ожесточенно боролись за свою жизнь. Однако силы их быстро иссякали. Жертвами стали 1198 человек, и только 761 удалось спастись. Среди утонувших было 114 граждан Соединенных Штатов, в том числе и знаменитый миллионер Альфред Д. Вандербильт, не внявший предостережению своего немецкого друга.
      По США прокатилась волна невиданной ненависти к Германии. Еще никогда ни одно событие не оказывала столь сильного воздействия на настроения американцев. Именно такая реакция и была "запрограммирована" - и потому удовлетворяла Уинстона Черчилля и околовоенные круги Великобритании, которые считали, что все средства хороши, лишь бы для усиления собственных позиций втянуть США в войну. А в самих Соединенных Штатах это сыграло на руку "партии войны" - представителям монополистической буржуазии, группировавшимся вокруг Моргана, штабам армии и флота, а также и ФБР.
      Сам американский президент и стоящие за ним монополистические группировки занимали выжидательную позицию, предпочитая официальный нейтралитет, чтобы сначала сделать бизнес на военных поставках. На этих поставках странам Антанты американские монополии нажили астрономические суммы, - но некоторые из них надеялись в результате немедленного выхода США на поля сражений получить ещё большие прибыли, не говоря уже о приобретении новых сфер влияния. Однако мнения о наиболее благоприятном моменте для объявления войны центральным державам расходились. Устойчивая версия такова, что, стремясь подогреть военные настроения в США, заинтересованные круги принесли в жертву "Лузитанию" - почти две тысячи человек, отправленных через океан на корабле, трюмы которого были заполнены смертоносным грузом. Впоследствии репортеры установили, что перед рейсом на тот свет "Лузитания" взяла на борт более десяти с половиной тонн высокобризантной взрывчатки. "Это было чертовски грязное дело" - так прокомментировал дьявольскую игру со многими сотнями человеческих жизней один лорд из окружения Черчилля.
      ФБР никак не было посторонним свидетелем: только там знали точно, какой именно груз приняла на борт "Лузитания", когда ещё стояла в порту на Гудзоне. Предупреждения со стороны Бюро было бы достаточно, чтобы пассажирский рейс либо не состоялся бы вообще, либо на заведомо опасном борту оказалось бы пару десятков смельчаков и фаталистов, не более. Прозвучавшие позже обвинения в свой адрес ФБР парировало лаконичным аргументом: мол, ни один федеральный закон США во всей этой истории нарушен не был, а следовательно, в данном случае не было никакой необходимости для вмешательства ФБР. О том, что появившиеся на 54 пирсе люди из ФБР отнюдь не были пассивны, предусмотрительно умолчали.
      Взломщик на Бродвее
      "Для развития ФБР, - пишет один из его историографов Франк Арнау, первая мировая война, бесспорно, имела решающее значение". В этом с ним согласны и другие авторы, занимавшиеся историей бюро.
      С 1914 года задачи и методы работы ФБР стали более определенными, оно за короткий срок превратилось в криминальное ведомство США и, получив новые, достаточно существенные полномочия и задачи, таким образом, стало по существу осуществлять также функции внутренней секретной службы страны. В числе первых государственно-полицейских обязанностей ФБР был надзор за подозрительными иммигрантами, а также иностранными подданными. Несмотря на различие во взглядах касательно сроков вступления США в мировую войну, фактически вся олигархия, все монополистические группировки вместе с их новым инструментом власти - ФБР были едины в том, что любой противник войны в принципе является элементом подозрительным.
      Во главе американских антивоенных движений стояла организация "Индустриальные рабочие мира". "Мы, - говорилось в одной из прокламаций ИРМ, - открыто объявляем себя противниками всякого национализма, а также милитаризма, проповедуемого и поддерживаемого нашим врагом - классом капиталистов". Билл Хейвуд, руководитель этого профсоюзного объединения, избежавший "фрэйм ап" в 1907 году, теперь был вновь занесен в "черный список" ФБР.
      Памятуя о первом провале и учитывая, что, кроме выступлений против войны (это пока юридически наказуемым не являлось), инкриминировать Хейвуду было нечего, ФБР решило на сей раз подойти к делу основательнее. Оно распустило слухи, будто Билл Хейвуд и функционеры ИРМ - германские агенты, получают от врага деньги и выполняют задания кайзеровского генерального штаба. Эта дезинформация послужила началом крупного и позорного для ФБР и американской юстиции маневра.
      Во время военного парада в Сан-Франциско в 1916 году кто-то бросил бомбу; точных данных, кто это сделал, нет до сих пор. На мостовой остались 9 убитых и 40 раненых. Однако вместо того, чтобы начать интенсивный розыск злоумышленников и террористической организации, которая это осуществила (нельзя исключить, что следы вывели бы на иностранных агентов), власти сразу же арестовали профсоюзных лидеров Тома Муни и Уоррена Биллингса.
      Невиновность их доказывалась, в частности, достоверной фотографией, снятой далеко от места происшествия в то время, когда произошел взрыв. Но лжесвидетельство шпиков перевесило. Суд в Сан-Франциско приговорил обвиняемых к смертной казни. Протест мировой общественности и несомненная фальшивость "фрэйм ап" привели к "смягчению" наказания до пожизненного заключения. Тому Муни и Уоррену Биллингсу пришлось отсидеть более двадцати лет за стенами пользующейся печальной славой калифорнийской тюрьмы Сан-Квентин. В марте 1939 года они были "помилованы" и выпушены, но так и не реабилитированы.
      Борьба против организаций рабочего класса, прежде всего анархистских и марксистских течений, на долгие годы стала пунктом номер один программы действий всех секретных служб, и не только в США. Во многих странах мира неудачи и стратегические просчеты в этой борьбе оборачивались национальными трагедиями - например, в европейских и азиатских странах, где произошли коммунистические восстания и революции. Но естественно, только этим направлением ограничиваться было нельзя - и здесь надо отметить, что в США в определенные исторические периоды допускался перекос: самыми главными направлениями, на которые было мобилизовано большинство сил и средств, было противодействие социально-политическому радикализму. В том же направлении деятельности секретной службы, которое непосредственно входило в его компетенцию (а ФБР отвечало за борьбу со шпионажем и диверсиями внутри страны), оно оказалось не на высоте и пережило ряд провалов. Впрочем, трудности были во всех направлениях работы американской контрразведки, которая осуществлялась также силами армии и ВМФ. К тому времени, как война была, наконец, объявлена, Америка уже имела крупного специалиста по разведке - полковника Рольфа ван Демана. Этот усердный и образованный офицер - "отец американской военной разведки" - долго и тщетно боролся за признание разведки особым отделом генерального штаба, но силы и средства на этом участке обеспечения национальной безопасности были недопустимо малы. Фактически даже в 1916 году, когда вся Европа корчилась в судорогах войны, в Вашингтоне лишь один военный думал о разведке и контрразведке, и этим человеком был ван Деман, тогда ещё майор. В виде особой уступки напряженности мировой обстановки ему разрешили взять к себе в помощники канцеляриста. Как это ни странно, Америка в данном случае лишь повторила опыт англичан, у которых в свое время капитан Холл заменял собой всю морскую разведку величайшего в мире флота, а Хоужер - всю военную разведку империи, опоясывающей своими владениями земной шар. Но повторялось из опыта "старой доброй Британии" уникальное и относящееся ко времени, когда объемы разведывательных задач были существенно меньше.
      В 1917 году ван Деман и подполковник Александр Кокс составляли весь личный состав главного штаба разведки армии Соединенных Штатов. Такое положение продолжалось до тех пор, пока, в подражание союзникам и при участии иностранных советников не началось коренное и быстрое расширение разведывательной службы. К этому моменту ван Деман готовился 30 лет, и ему, наперекор инерции Вашингтона, удалось приобрести опыт фактически во всех известных отраслях секретной службы. Создавая, наконец, самостоятельную военную разведку, военное министерство назначило начальником американской ставки во Франции полковника - позднее генерала - Денниса Нолана, а начальником разведки в Вашингтоне - бригадного генерала Мальборо Черчилля. Это не означало смещения ван Демана, ибо во время войны он нес другие, не менее важные обязанности.
      Генерал Нолан - опытный военачальник, пользовавшийся доверием главнокомандующего генерала Першинга, - верил только в разведку боем, которая почти автоматически исключала шпионаж и секретную службу. Исход кампании 1918 года говорит о том, что генерал Нолан, по-видимому, был прав - в тех конкретных обстоятельствах, которые сложились в ходе кампании сухопутных войск на франко-бельгийском театре военных действий. Накануне перемирия его горячее желание перейти в армейские части было удовлетворено, и он получил под свое командование дивизию. Военная секретная служба начала развивать свою деятельность в американской экспедиционной армии лишь перед самым окончанием войны.
      Любопытно, что наиболее успешной отраслью американской контрразведки во Франции было наблюдение за... американцами. В каждой роте любого батальона, отправленного за море, был свой осведомитель, ответственный не перед своим командиром, а только перед другим офицером, обязанным следить за состоянием духа и лояльностью солдат, за неприятельским шпионажем и т. п. В многоязычной армии, находящейся на расстоянии нескольких тысяч миль от дома и набранной лишь частично на основе всеобщей воинской повинности, можно было предвидеть случаи измены, шпионажа и неповиновения. Правда, ничего особо серьезного в этом отношении не произошло: но это обстоятельство, пожалуй, больше свидетельствовало о нравах самих солдат, чем о бдительности молчаливых наблюдателей.
      Подозрительность - эта "душа контрразведки" - являлась, разумеется, и основой деятельности американской секретной службы за границей. Американская морская разведка состязалась с армейской разведкой и секретными службами всех стран Антанты в составлении всевозможных списков "подозрительных лиц". В одном таком списке, который составлялся во Франции целым отрядом работников контрразведки, ответственных за контроль портов, значилось не менее 145 000 фамилий. Американский морской список побил рекорд для Западного полушария: в нем было 105 000 фамилий. Когда этот исполинский каталог подозрений был отпечатан на казенный счет, президент Вильсон приказал его уничтожить. После этого некий гражданин, исполненный патриотического пыла, пожертвовал более 10 000 долларов на снабжение морской разведки четырнадцатью карточными каталогами; их печатали пятьдесят особо проверенных машинисток. Таким образом и драгоценные списки были спасены, и приказ, отданный свыше, исполнен...
      Что касается работы непосредственно в США, то это была борьба с немецкой агентурой.
      Германский посол граф фон Бернсторф уже к августу 1914 года создал в США хорошо функционировавшую сеть шпионажа и саботажа. В этом деле участвовали и такие видные немецкие дипломаты, как Бой-Эд и Франц фон Папен. Через пять месяцев после начала войны кайзеровский генеральный штаб дал им "зеленую улицу". В секретном предписании из Берлина говорилось: "В США диверсии должны распространяться на все предприятия, поставляющие военные материалы... Однако компрометировать посольство ни в коем случае недопустимо".
      Вскоре в различных пунктах США стали взлетать на воздух склады боеприпасов и военные заводы, запылали военные объекты; на транспортных судах с военными материалами, плывших в Англию или во Францию, в открытом море вспыхивали пожары. Причины оставались таинственными: поджигатели и диверсанты постоянно ускользали.
      Но все это были лишь цветочки по сравнению с тем, что произошло 30 июля 1916 года. Тогда на Блэк-Том-Айленд - перевалочном пункте Нью-йоркского порта для транспортировки в Европу, - взорвалось 2 тысячи тонн динамита. Взрыв был слышен в радиусе до ста километров; в Манхэттене, Бруклине и Джерси-Сити вылетели оконные стекла, погибло четыре человека. За этим взрывом последовали другие, не менее мощные. В Кингсленде диверсанты незаметно проникли на снарядный завод и устроили там взрыв, - нанесенный ущерб составил многие миллионы долларов. А в Уинсборо взрывом был разрушен мост, связывавший США и Канаду.
      В том, что все это - дело рук германских агентов, сомнений не было. Но ФБР здесь оказалось бессильным. И тогда решили прибегнуть к новому трюку приписали все эти взрывы Биллу Хейвуду и его товарищам по ИРМ. Однако от ареста их все же пришлось воздержаться и ограничиться пока лишь распространением слухов, направленных на организацию нового "фрэйм ап".
      Успехи германской секретной службы в США пришли не сами собой. Этому в значительной мере содействовали засланные агенты, причем нередко они даже занимали в США влиятельные посты, например, в редакциях газетного короля Уильяма Рандолфа Херста. Тогдашний шеф ФБР Биласки имел в руках документальные доказательства, но с головы всесильного газетно-журнального цезаря, лично замешанного в шпионской деятельности, не упал ни единый волос. Херст принадлежал к числу властителей страны, а это значит, что влияние, которым он пользовался, в тот период налагало табу на любое подозрение в измене родине. Кое-каких мелких рыбешек ФБР все же выловило, однако прямую связь Херста с Массачусетс-авеню (1435-1439, в Вашингтоне), где помещалось германское посольство, до апреля 1917 года доказать не удавалось. Как, впрочем, и впоследствии - почему-то весьма дотошная американская юстиция, проанализировав реальные улики, не стала добиваться привлечения Рэндольфа Херста-старшего к ответственности.
      Вообще-то следует отметить, что единственная организованная кампания диверсий во время мировой войны 1914-1918 годов была осуществлена именно в Северной Америке. Она началась за много месяцев до того, как Соединенные Штаты объявили Германии войну, и стихала по мере того, как вашингтонское правительство все больше и больше в неё втягивалось. Речь идет о знаменитой диверсионной атаке Германии, ставшей единственным достижением её секретной службы и поддержавшей её преувеличенную довоенную репутацию. Это была настоящая война, удары которой наносились по американским гражданам, полагавшим, что они вольны торговать с англичанами, французами или русскими. В первую очередь это была атака на поставки оружия и боеприпасов, на суда любой национальности, груз которых более или менее предназначался для военных целей. Все это стало известно из воспоминаний о своих подвигах руководителя группы немецких диверсантов, флотского капитана Франца Ринтелена фон Клейста.
      Американские наблюдатели в Германии рассказывали впоследствии, как немцы со свойственной им безжалостностью реагировали на потопление "Лузитании" и гибель при этом множества людей. "Поделом им, - говорили они об утонувших американцах. - Плыть на пароходе с боеприпасами! Зачем им плыть на пароходе с боеприпасами? Люди, плавающие на кораблях с боеприпасами, должны ожидать, что их взорвут".
      Гораздо больше раздражали немцев торговые суда из Америки, не столь быстроходные и не столь знаменитые, как "Лузитания". Этим как-то удавалось ускользать от взора командиров германских субмарин. Перепробовав множество тактических схем поиска противника (к ним относилось и использование данных агентуры о выходе и предполагаемых маршрутах кораблей), опробовав в стрельбе "вдогонку" и "наперехват" все лучшие типы торпед, немцы пришли к выводу, что лучший способ борьбы с многочисленными небольшими судами - не рейдеры, и выработали программу диверсий, руководимых с американского берега Атлантики. При этом они удачно остановили свой выбор на капитане Ринтелене.
      Его энергия, умелое руководство, корректные и вкрадчивые манеры несколько смягчали впечатление от грубости таких атташе в Соединенных Штатах, как фон Папен1 и Бой-Эд, дипломатов вроде Думба и их бесчисленных подражателей. Ринтелен вел в Америке "малую войну", - и все же обозлил меньше американцев, чем германские дипломатические Торы и Вотаны, притворявшиеся миротворцами. Диверсия на ринтеленовский манер, на первый взгляд, была действительно "игрой". Мало кто тогда думал, что грядущие войны будут насчитывать полки Ринтеленов и противники станут безжалостно взрывать, жечь и уничтожать друг друга.
      Прибыв в Америку, Ринтелен легко завербовал большой штат пылких, остервенело патриотичных и грозных тевтонов. Ринтелен снабжал своих диверсантов свинцовыми трубками, серной кислотой, бертолетовой солью и сахаром. Адская машина в виде сигары вызывала пожар в бункерах судна, груженного боеприпасами, после его выхода в море.
      Вначале было совсем нетрудно закладывать эти небольшие трубки в бункеры или трюмы грузовых пароходов, отправляемых в Европу. Вскоре эпидемия пожаров распространилась на атлантических пароходных линиях, как ветряная оспа в детских садах. Пожары приходилось тушить, затапливая трюмы морской водой и портя уцелевшие боеприпасы. В результате на фронт во многих случаях попадали бракованные партии снарядов. Неудивительно, что американские снаряды снискали себе дурную репутацию. Таком образом, германские диверсанты заодно помогали разжигать антагонизм между американцами и их недоверчивыми (вынужденно недоверчивыми - речь шла о прямых военных поставках, и дефекты фактически оплачивались солдатской кровью) покупателями в странах Антанты.
      Кроме этих невинных с виду трубок - примитивных зажигательных бомб, рассчитанных на определенный срок действия, - Ринтелен и его агенты пользовались другими адскими машинами, замаскированными под консервные банки, детские игрушки или обыкновенные куски каменного угля. Однако самую страшную бомбу довелось изобрести одному из главных сообщников Ринтелена, лейтенанту Фаю. Бомбу эту можно было приладить к рулю стоящего на якоре судна, после чего поворот руля автоматически вызывал взрыв
      При поддержке Ринтелена, Фай в тиши разрабатывал свое адское изобретение. Он построил макет кормы парохода и приделал к ней заправский руль. К рулю он прикрепил детонатор, заканчивавшийся стальным винтом, заостренным в нижнем конце. Винт был соединен с валом руля, и когда вал поворачивался, с ним вместе вращался и винт, постепенно высверливая себе путь в детонатор. В конце концов его острие протыкало взрывной капсюль, происходил взрыв, и руль отрывало я от корабля.
      Германский диверсант был ранен на испытаниях своего изобретения, но не оставлял дела, пока не добился четкой работы от модели, а затем приступил к сооружению портативной бомбы. Вскоре после этого, наняв однажды вечером моторную лодку, он пробрался в нью-йоркский порт, где под предлогом аварии двигателя подплыл к рулю одного из крупнейших военных транспортов и приладил свою адскую машину, после чего благополучно улизнул. На той же "неисправной" моторной лодке он повторил эту операцию. Результаты сказались весьма быстро и очень убедительно. Суда вышли в море - и на каждом произошла поразительная, таинственная катастрофа: руль исчезал, а корма оказывалась разрушенной взрывом. Команде одного парохода пришлось бросить его на волю волн, другой пароход успел подать сигнал бедствия, и его отбуксировали в ближайший порт.
      Эти победы, конечно же, вызвали реакцию служб охраны и доставили Фаю немало хлопот. Теперь он уже не решался показываться в гавани на той же моторной лодке. Вздумай он подобраться к рулю какого-нибудь судна, его тотчас же заподозрили бы и арестовали. Тогда он стал мастерить из пробки своеобразные плоты и устанавливал адскую машину на них. В темноте, толкая перед собой плот, он подплывал к пароходу, местоположение которого было разведано заранее, и прилаживал адскую машину к рулю. Подобные ночные вылазки он предпринимал в течение многих недель - не только в Нью-Йорке, но и в Балтиморе, и других портах Атлантического океана. Но число транспортов, предназначенных для перевозки боеприпасов, возрастало так быстро, что вскоре все американские гавани оказались ими забиты. Усиливались и меры безопасности. Для защиты от вражеских агентов-диверсантов, кроме полиции, выставили крепкий заслон. Вся шпионско-диверсионная организация оказался недостаточно сильна, чтобы помешать регулярному отплытию и тщательно замаскированному передвижению этих транспортов. Даже старания Фая вскоре были полностью парализованы.
      Тогда немецкие диверсанты стали наносить удары в другом направлении Они занялись финансированием враждебных Англии ирландских агитаторов для организации забастовок на снарядных заводах и в доках главнейших портов Атлантического побережья.
      Деятельности Ринтелена был положен бесславный конец природной или намеренной глупостью капитана фон Папена, германского военного атташе в Вашингтоне. Его неуклюже "зашифрованные" депеши, - выполненные примерно на уровне, воспетом Я.. Гашеком, которые англичане легко перехватывали и расшифровывали, сообщали о предстоящем возвращении Ринтелена на родину под "нейтральной" личиной. Разумеется, диверсанта опознали и сняли с парохода голландско-американской линии "Нордам". После встречи с начальником английской морской разведки адмиралом сэром Реджинальдом Холлом и его помощником лордом Хершеллем немецкого капитана отправили в тюрьму в Донингтоне.
      Когда Соединенные Штаты вступили в войну, они потребовали выдачи Ринтелена не как военнопленного, боровшегося против американцев, а как преступника, совершившего уголовные деяния. Ринтелен был выдан, судим федеральным судом и приговорен к четырем годам заключения в каторжной тюрьме Атланты. Как и многие его сообщники, Ринтелен протестовал против столь грубого обращения американцев с морским офицером и дворянином. Но не подлежит сомнению, что в большинстве стран Европы его бы осудили за шпионаж и расстреляли.
      Во время процесса над Ринтеленом были раскрыты далеко не все его преступления; некоторые оставались неизвестны до самого конца воины. Были пароходы, которым изумительно везло. Бывший германский океанский пароход "Де-Кальб" беспрепятственно совершал многочисленные рейсы во Францию в качестве американского военного транспорта, и лишь впоследствии оказалось, что его коленчатый вал насквозь пропилен германскими диверсантами. Точно так же норвежский грузовой пароход "Гюльдемприс", начавший свой рейс в Нью-Йорке в январе 1917 года, перевозил разные грузы до конца июля, последний раз в Неаполь, где подвергся чистке его кормовой отсек. И там были обнаружены две динамитные бомбы страшной силы.
      В апреле 1917 года США вступили в войну.
      Графу фон Бернсторфу пришлось убираться из Вашингтона. Закрылись двери германских консульств и в других городах США. В Нью-Йорке все оставленное германское имущество, включая консульские архивы, было передано на попечение швейцарских дипломатов, и затем перевезено на склад швейцарского генерального консульства на девятом этаже дома № 11 на Бродвее. Среди этих материалов, как предполагало ФБР, могли находиться сведения и о германских агентах.
      Операцию "Хаузбрейкер" ("Взломщик") возглавил инспектор Чарльз Вуди. Агенты ФБР установили слежку за швейцарскими дипломатами и быстро выяснили, когда именно они отсутствуют в генеральном консульстве.
      Прошла всего неделя со времени вступления США в войну, когда в ночь с воскресенья на понедельник агенты ФБР тайно, с помощью изготовленных по слепкам ключей, проникли в помещение на девятом этаже дома № 11. Они ловко вскрыли запечатанные сургучом пакеты и толстые папки с делами. Шифровальные таблицы, переписка и другие документы исчезли в их черных кожаных сумках. Затем сургучные печати с кайзеровским орлом были так же ловко восстановлены, ибо ФБР никак не было заинтересовано в том, чтобы его обвинили в нарушении дипломатической неприкосновенности.
      На следующий день, когда оперативной группе ФБР было поручено расследовать взлом на Бродвее, исполнители спектакля уже замели все следы.
      Полученный материал содержал точные сведения о германских диверсионных атаках. Во многих случаях здесь действовал пресловутый тайный агент кайзеровского флота Франц фон Ринтелен. По прибытии в США с поддельны м паспортом, он основал фирму "Э. Ф. Гиббонс инкорпорейшн", которая занималась экспортом Европу. Таким образом Ринтелен имел возможность вместе с грузом посылать и адские машины, которые в нужный момент срабатывали, и корабли взлетали на воздух.
      5. Сексоты.
      Желанная бляха
      Все началось с того, что шеф ФБР Брюс Биласки отправился в Чикаго. Проживавший там специалист по коммерческой рекламе некий А. М. Бриггс пообещал ему быстро прославить ФБР и создать высшему криминальному ведомству США большое "паблисити".
      - Я рад, мистер Биласки, что мы так быстро поняли друг друга, развязно приветствовал Бриггс своего гостя. - Давайте сразу же поговорим о деле. Мне известны ваши трудности, которые в результате войны стали ещё большими. Надзор за миллионами иностранцев, обеспечение безопасности наших портов и военных предприятий, а теперь ещё появятся и дезертиры, которых надо разыскивать. Впрочем, вы это знаете лучше меня. И вот вам мое предложение: мы создадим добровольный союз патриотических граждан, который будет поддерживать бюро во всех делах, связанных с войной.
      - Неплохое предложение, - ответил Биласки, однако, тут же высказал следующее опасение. - Нам действительно нужна быстрая помощь, но такая организация стоит денег. А для этого, в свою очередь, требуется время, да к тому же наш бюрократический аппарат работает медленно, несмотря на войну.
      Я подумал и об этом, - ответил Бриггс. - Добровольные помощники бюро должны сами нести расходы. Найдутся люди, которые охотно заплатят деньги за возможность так легко получить полномочия тайного полицейского.
      Биласки был в восторге.
      - Я, разумеется, не могу решить этот вопрос сам, мистер Бриггс, но уверен, что мы получим на это согласие федерального прокурора. Через три дня дело будет сделано!
      Брюс Биласки сдержал слово. Генеральный прокурор США Томас У. Грегори был просто захвачен предложенной идеей. На четвертый день после разговора в Чикаго на свет божий родилась "Американская лига защиты" - "American protective league", или сокращенно АПЛ. Центр лиги находился в Чикаго - в офисе мистера Бригтса.
      Количество желающих превзошло все ожидания: через три месяца лига уже насчитывала 100 тысяч, а в октябре 1917 года - 250 тысяч членов. Бриггс верно рассчитал: жестяная бляха, которую каждый член лиги мог приобрести всего за 75 центов, оказалась могучим магнитом. На ней было выбито: "Секретный отдел АПЛ", и она давала своему владельцу полномочия на борьбу со шпионами, окружала его ореолом могущества.
      Особенно эти бляхи стали предметом вожделения в среде уголовников. Многие сомнительные элементы сразу же заявили о своем желании вступить в лигу: теперь они могли прикрывать свои темные дела служебным удостоверением.
      Использовали АПЛ в качестве прикрытия своих преступлений и правоэкстремистские элементы. Так, в Бьютте (штат Монтана) шестеро праворадикальных членов АПЛ ворвались ночью в некий пансион и схватили функционера ИРМ индейца Франка Литтла. Затем они устроили над ним суд Линча и повесили его на железнодорожном мосту. И только потому, что Литтл часто высказывался против войны и тем самым привлек к себе внимание АПЛ. Подобные расправы в духе суда Линча получали одобрение высших кругов. В Вашингтоне один из конгрессменов открыто выступил в защиту беззакония: "Лица, не признающие идеалов Соединенных Штатов, не могут взывать к закону, когда патриотически настроенные граждане нашей страны прижимают хвост какому-нибудь нытику".
      И все же АПЛ не суждено было долго просуществовать, ибо выполнением официальных задач лиги, охраной военных предприятий и тому подобными делами активно занималось менее пяти процентов её членов. Основная же часть была пассивной либо пользовалась своей бляхой ради личной выгоды, как, например, это делали уголовные элементы.
      Прикрываясь членством в АПЛ, они совершали кражи под видом конфискаций или взломы под видом домашних обысков. Ущерб, наносимый частной собственности, возрастал с каждым днем, и деятельность АПЛ пришлось постепенно свернуть. Затем лига вообще была распущена. Официально это произошло 1 февраля 1919 года. ФБР снова пришлось принять на себя дела, которые временно были переданы АПЛ.
      Имея сравнительно небольшое число сотрудников, ФБР сосредоточило свои силы на главных задачах. Одной из них продолжала оставаться борьба против организации "Индустриальные рабочие мира", которая по-прежнему стояла на антивоенных позициях.
      5 сентября 1917 года Биласки решил нанести ей удар: оперативные группы ФБР устроили одновременный налет на помещения ИРМ по всей территории США. При этом были конфискованы все документы, а Билл Хейвуд и его 98 товарищей арестованы. Наконец-то давно задуманный "фрэйм ап" удался. На последовавшем затем инспирированном процессе были вынесены заранее предусмотренные вердикты о виновности, влекущие за собой длительное тюремное заключение. Большой Билл получил 20 лет тюрьмы, но легендарный профсоюзный лидер сумел нанести буржуазной юстиции поражение: в 1921 году ему удалось добиться освобождения. Путь Большого Билла привел его в Советский Союз...
      6. Явление Гувера.
      Облава в Нью-Йорке
      Вот уже несколько месяцев американские солдаты гибли на полях сражений в Европе. Газеты публиковали реалистические сообщения, рассчитанные на "патриотический энтузиазм", но достигли лишь обратного результата: ура-патриотическая волна, захлестнувшая в апреле 1917 года мелкую буржуазию, шла на спад. Что же касается "классово сознательного" пролетариата, то он с самого начала боролся против милитаристских устремлений американского империализма: знаменитый лозунг русских большевиков о поражении своего правительства в империалистической войне находил отклик и в США.. Произошло то, что и должно было произойти. Многие молодые граждане США стали уклоняться от военной службы: бежали в Мексику или временно переходили на нелегальное положение у себя на родине. По обоснованным оценкам, от военной службы в то время уклонялось более 100 тысяч военнообязанных.
      Таким образом, в конце 1917 года борьба с уклонением от военной службы стала для ФБР важной проблемой. Министерство юстиции создало для этого специальный военный отдел.
      Особое внимание руководства привлекал к себе заместитель начальника этого отдела, которому было всего 22 года. Деятельный, явно стремящийся к блестящей карьере адвокат, который только что закончил учебу, но уже сумел проявить себя. Звали его Дж. Эдгар Гувер. Итак, теперь он вступил на вашингтонскую политическую сцену, на которой и выступал полвека - больше, чем какой-либо другой правительственный чиновник.
      Эдрар Гувер стал одной из самых могущественных и влиятельных фигур в Вашингтоне. Его боссами были 10 президентов США - от Вильсона до Никсона, и кое-кто из них дрожал перед Гувером.
      Журналист Джек Александер позже - в 1937 году - дал в журнале "The New Yorker" меткое описание дебюта Гувера:
      "С того дня, как он пришел в министерство, Гувер отличался от других молодых сотрудников по многим параметрам. Он одевался лучше, чем большинство из них, и даже был чуть-чуть денди. Он обнаруживал необычайную способность к работе с деталями, и малые дела исполнял с энтузиазмом и основательностью. Он стремился брать на себя новые ответственные поручения, всегда приветствовал возможность поработать. На совещаниях он производил впечатление человека, стремящегося сделать карьеру. Все это производило большое впечатление на его начальников, и они признавали его службу столь важной, что смогли убедить его провести годы мировой войны за письменным столом".
      Тогда, в 1917 году, Гувер поначалу руководил в военном отделе регистрацией подозрительных иностранцев.
      Во время облав уже были выловлены сотни дезертиров, но движение противников войны продолжало шириться. Военный министр Бейкер сообщал, что на 10 июня 1918 года число дезертиров возросло до 308 489 человек. Это соответствовало численности личного состава примерно 25 дивизий.
      Тогда шеф ФБР Биласки решил провести крупную акцию с основной целью вызвать шоковый эффект. Руководство ею было поручено инспектору Чарльзу Вуди, который год назад осуществил операцию с взломом на Бродвее. Ему подчинялись 35 сотрудников ФБР, которые обладали неограниченной командной властью над 1350 солдатами, 1000 матросами, 2000 надежных членов АПЛ и несколькими сотнями полицейских.
      Час "икс" был назначен на 7 часов утра 3 сентября 1918 года. Точно минута в минуту целые кварталы Нью-Йорка оказались плотно оцеплены, и началось планомерное прочесывание улиц, жилых домов, общественных зданий и вокзалов.
      Облава продолжалась три дня. Задержанных солдаты загоняли в военные арсеналы. Среди 50 тысяч схваченных находилось примерно 16 тысяч дезертиров. Их предали военному суду или отправили обратно на фронт.
      ФБР было удовлетворено успехом и требовало дальнейшего расширения своих полномочий в борьбе против "государственных врагов США".
      Истеричный мистер Пальмер
      11 ноября 1918 года закончилась первая мировая война. Из 9, 5 миллиона убитых на этой бойне на долю США пришлось чуть более одного процента. Соединенные Штаты Америки стали богатейшей в мире страной.
      В американском рабочем классе до этого времени существовала сильная дифференциация: рабочие в северных и западных штатах, профессиональные рабочие, даже просто белые рабочие причислялись к так называемым "сильным", смотревшим презрительно сверху вниз на "слабых", к которым принадлежали необученные, рабочие из южных штатов и цветные.
      Распространение массовой продукции и другие последствия первой мировой войны стерли эти различия и прояснили общую "классовую позицию". Так возросла солидарность американского пролетариата, и уже тогда пошла его совместная борьба за восьмичасовый рабочий день и другие социальные права. Серьезное влияние оказала революция в России; плюсы для "класса" казались очевидны и подчеркивались коминтерновской агитацией, а минусы, уже очевидные для многих в Европе, ещё не были осознаны за океаном.
      В 1919 году бастовало 4 160 348 рабочих - невиданное до тех пор в США число. 31 августа и 1 сентября 1919 года в США образовались две коммунистические партии, которые вскоре осознали незначительность расхождений в своих взглядах и затем, 15 мая 1921 года, объединились в Коммунистическую партию США.
      Послевоенный экономический бум перешел в 1920-1921 годах в прочный экономический кризис. Все это вместе и породило в США период "красной истерии". Теперь вина за все пороки американской жизни, даже за рост преступности, который явился следствием империалистической войны, возлагалась на "большевистских агентов". Чаше всего эти идеи и фальсификации исходили от нового генерального прокурора США А. Митчелла Пальмера. Его кредо было таково: "Каждый, кто примыкает к этому (коммунистическому - перев..) движению, - потенциальный убийца и потенциальный грабитель, а потому не заслуживает снисхождения". Предлог для вспышки ненависти Пальмера к большевизму дали ему два неизвестных субъекта, которые в июне 1919 года взорвали бомбу вблизи Белого дома и при этом погибли сами. Полагают, что это были скорее анархисты-террористы, но по общепринятой версии это были "агенты большевиков". Пальмер решил перейти в наступление против "красных".
      В начале 1919 года ушел в отставку шеф ФБР Биласки. Во главе бюро встал Уильям Флинн, бывший начальник "Сикрит сервис". Вскоре для организации слежки и контроля за всеми демократическими и революционными движениями в США при ФБР был создан Общий сыскной отдел - "General intelligence division" и его начальником назначен не кто иной, как Дж. Эдгар Гувер, которому было тогда двадцать четыре года. В известной мере ФБР становилось теперь уже чем-то вроде государства в государстве и уже оказывало влияние, например, на дипломатию. Об этом свидетельствует первая акция шефа Гувера, направленная против министерства иностранных дел США.
      Дипломатических связей между Соединенными Штатами и Советским Союзом ещё не существовало. Экономические круги США, однако, стремились к возобновлению торговых отношений. Госдепартамент предоставил советским экономистам визу для въезда в Штаты, чтобы подготовить соответствующие соглашения. Однако группа реакционных монополистов в области военной промышленности пожелала на всякий случай прекратить эти контакты. В этом Гувер мог оказать неоценимую помощь. Его агенты на каждом шагу следовали за приглашенными, как тени, собирая любые данные, позволяющие представить советских экспертов-экономистов как "большевистских агитаторов". Вскоре их цель была достигнута.
      В одном из отчетов говорилось: "Агентам Гувера удалось принять административные меры против опасных иностранных агитаторов, избегнув судебных процессов... Они были задержаны и высланы".
      Начало большой карьеры.
      Макс Ловенталь в своей вышедшей в 1950 году (вопреки воле Гувера) книге "Федеральное бюро расследований", писал: "...перед Бюро расследований стояла проблема, и она была решена в течение первых десяти дней существования отдела мистера Гувера. Это была проблема получения сведений, в которых нуждалась штаб-квартира. Детективы собирали материал у тайных информаторов, у соседей или личных врагов тех лиц, за которыми велась слежка. Агенты разузнавали, что говорили об этих лицах или каких поступков можно от них ожидать. Речь шла и о сведениях, касавшихся личных склонностей и личной жизни этих людей. Агентам и доносчикам предписывалось постоянно сообщать все, что им становится известно. Спрос на информацию такого рода был велик".
      После того как Гувер внедрил в ряды обеих существовавших тогда коммунистических партий США своих секретных агентов и таким образом получил возможность быть в курсе их дел, знать о местонахождения их руководящих функционеров, он и Пальмер смогли нанести крупнейший удар по этим организациям, которые в ту пору пользовались большим влиянием, едва ли не объединяли то, что в марксистской терминологии называлось "прогрессивными силами страны" и активизировало международные коммунистические связи. 27 декабря 1919 года агентам отдела Гувера было дано указание встретиться со своими тайными информаторами и поручить им использовать все свое влияние, чтобы в одно и то же время были созваны собрания ячеек обеих компартий. На этот самый момент была запланирована операция, одновременно проведенная в 30 городах США и вошедшая в историю ФБР как "рейд Пальмера".
      2 января 1920 года агенты ФБР и вооруженные полицейские ворвались в помещения, где собрались рабочие, напали на них и произвели массовые аресты.
      Дон Уайтхед в своей официальной истории ФБР сообщал о 2500 арестованных. В действительности число их превышало 10 тысяч, причем в маленьких городах 97 процентов было задержано даже без ордера на арест. Эти данные привел американский журналист Фред Дж. Кук в 1958 году в журнале "Nation".
      Сообщение Кука разоблачало ряд фальсификаций, имевшихся в официальной истории ФБР. Благодаря Куку стали известны некоторые подробности, раскрывающие роль Гувера в облаве 2 января 1920 года. Подробности, особенно неприятные для верхушки ФБР, ибо участие будущего шефа бюро в этой попирающей всякое право и закон операции до тех пор отрицалось.
      Так, Кук доказал, что Гувер лично подписывал приказы о проведении акции и всю ночь, находился в своем кабинете, чтобы принимать донесения об арестах. Соответствующие телеграммы имеют пометки: "Вниманию м-ра Гувера". Некоторых арестованных временно отпускали под залог в 500 долларов, но только с личного согласия Гувера. Затем ом высказался за повышение суммы залога до 10 000 долларов, заплатить которые для рабочего было заведомо невозможно.
      О том, как обращались с арестованными, свидетельствуют материалы тех лет. Один адвокат из Детройта писал в сенатскую комиссию: "В помещении, отведенном для арестованных, невозможно было даже нормально стоять... Агенты министерства юстиции не позволяли увидеться с заключенными ни адвокатам, ни женам, ни родственникам... В здании почтамта им пришлось спать на каменном полу, не имелось ни коек, ни одеял".
      У. О. Карред, сотрудник Детройтского почтамта, сообщал следующие подробности: "В узком коридоре сгрудились 800 человек. Коридор освещался лишь одной тусклой лампочкой... В очередь в единственную уборную постоянно стояло 40-50 человек... Вонь была нестерпимая...".
      После подобных издевательств многие из арестованных были приговорены к длительному тюремному заключению. Последствия террора и порожденного им страха сказывались в течение ряда десятилетий и в целом ослабили организованное рабочее движение в США.
      Самым парадоксальным образом "особое внимание" ФБР к американской компартии отозвалось несколькими десятилетиями спустя - подробнее об этом в главе "Соло".
      II. ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА И ФБР
      Есть единственный путь познания здоровья нации, того, что она действительно рассматривает в качестве своих интересов или в какой мере она выглядит как нация в противоположность обществу по интересам, а именно хоть раз внимательнейшим образом рассмотреть людей, которых она избрала как своих представителей или защитников. Беглый взгляд на руководителей Америки пробуждает впечатление, что Америка находится на краю абсолютного хаоса...
      Джеймс Болдуин
      Преступление в Дедхеме
      Выстрелы в Саут-Брейнтри
      Бриджуотер - маленький городок в штате Массачусетс, примерно в 30 милях южнее Бостона. К числу его наиболее известных предприятий принадлежала обувная фабрика Уайта. Она является основным источником доходов большой части населения города. 24 декабря 1919 года среди рабочих фабрики царило воодушевление, и не только из-за предстоящего рождества, но и от ожидания назначенной на этот день выдачи зарплаты.
      Однако все осложнилось, машина с деньгами на пути к фабрике подверглась нападению грабителей. Какой-то автомобиль вдруг загородил ей дорогу, а сидевшие в нем гангстеры открыли огонь. Уайтовские служащие не растерялись и оказали активное сопротивление, на что грабители явно не рассчитывали. Они обратились в бегство, исчезнув так же неожиданно, как и появились. Кто это был, так и не удалось установить.
      Но через три месяца произошел аналогичный случай, закончившийся трагически. На этот раз место действия - небольшой городок Саут-Брейнтри близ Бостона.
      15 апреля 1920 года два кассира фирмы "Слейтер энд Морилл" несли контейнеры, в которых находилось 16 тысяч долларов, предназначавшихся для выплаты на одном из предприятий этой фирмы. Вдруг прямо перед ними остановилась машина, из неё выскочили двое гангстеров, хладнокровно застрелили обоих кассиров, схватили контейнеры, бросились в автомобиль, в котором сидели ещё трое преступников, и молниеносно скрылись.
      То были лишь первые звенья длинной цепи преступного насилия, охватившего страну и известного в истории Соединенных Штатов Америки как "дикие 20-е годы". Криминальный отдел полиции штата Массачусетс, которому поручили расследование обоих инцидентов, не смог ничего установить. В отделе действовали, конечно, не корифеи криминалистики, но это лишь отчасти объясняет их бессилие. Гораздо более важным было то, что полицейская деятельность отдела сосредоточивалась отнюдь не на расследовании преступлений, а преимущественно на "охоте за коммунистами".
      2 января 1920 года Пальмер и Гувер, как уже отмечалось, провели крупную операцию ФБР против рабочего класса. Местные полицейские силы, в том числе и полиция Массачусетса, принялись вслед за тем производить "чистку" своих территорий. Поэтому совершенному 15 апреля 1920 года убийству двух кассиров не уделили достаточного внимания.
      В полиции, как писал Уильям Д. Хэйвуд, господствовало мнение, что "уголовные элементы существованию капиталистического строя не угрожают; её задача - уничтожить организации рабочего класса". Однако широкие слои населения ожидали от полиции эффективной защиты от преступников, избавления от угрозы новых убийств и бандитских налетов.
      На фоне роста неуверенности и страха 3 мая 1920 года в Нью-Йорке произошло следующее.
      Как обычно, в южном Манхэттене царило лихорадочное оживление. Люди сновали по узким, как ущелья, улицам, каждый занятый своими заботами. Ни у кого не было времени заметить архитектурные особенности строений, тем более фасады. Даже отделанное мрамором и увенчанное пятидесятидвухметровым куполом роскошное здание в Парк Роу не могло привлечь к себе внимания спешащих куда-то людей.
      И потому лишь немногие успели заметить, как в воздухе мелькнуло что-то темное. Затем прохожие услышали душераздирающий вопль и глухой удар. Взвизгнули тормоза автомобилей, послышались крики ужаса. На мостовой лежал труп человека. Через несколько минут район был оцеплен. Тело положили на носилки. Полицейские наводнили здание, из которого выбросился погибший.
      Это было здание Нью-йоркского суда.
      Позднее стало известно, что погибший - итальянец Андреа Салседо. Во время охоты за "нежелательными иностранцами", подозревавшимися в симпатиях к коммунистам, он был в феврале 1920 года арестован агентами ФБР. Что они сделали с ним, неизвестно. Так или иначе, 3 мая он выбросился из окна 14-го этажа здания суда штата Нью-Йорк. Было ли это самоубийство, вызванное невыносимыми муками, или же Салседо просто-напросто выкинули из окна знали только агенты ФБР, допрашивавшие его, но они предпочитали молчать и никто не потребовал от них отчета об этом.
      В списке Гувера
      Организованные рабочие, особенно итальянцы, потребовали расследования. На 5 мая в Броктоне (штат Массачусетс) был назначен митинг протеста. Но на пути к месту сбора, в вагоне трамвая, арестовали двух организаторов митинга - 29-летнего Никола Сакко и 32-летнего Бартоломео Ванцетти.
      Оба они иммигрировали в США из Италии в 1908 году, чтобы избавиться от нужды, царившей на их родине. Разочаровавшись в социальных и политических условиях США, они примкнули к американскому рабочему движению. Чтобы не принимать участия в мировой войне, оба уехали в Мексику, в результате чего попали в "черный список", хранившийся в регистратуре разведывательного отдела Гувера.
      ФБР, разумеется, сразу поинтересовалось, нет ли против Сакко и Ванцетти каких-либо компрометирующих материалов. Так выявился факт их дезертирства, и полиция штата Массачусетс была поставлена об этом в известность.
      Когда затем выяснилось, что Сакко служил вахтером на обувной фабрике в Саут-Стейтоне, у сотрудников отдела Гувера возникла дьявольская мысль: этот парень наверняка должен точно знать о доставке денег для обувных фабрик, следовательно, вполне можно инкриминировать ему участие в обоих нераскрытых разбойничьих нападениях неподалеку от места его жительства и работы.
      Эту версию стали развивать дальше. Ванцетти, торговец рыбой, является сообщником Сакко. Оба, как утверждалось, нуждаются в больших деньгах для финансирования своей политической деятельности.
      Население с нетерпением ожидало обещанного расследования грабительских налетов и если американцам преподнести пойманных "злоумышленников", в стране быстро наступит успокоение. Но ещё большего эффекта ожидало ФБР от самого факта осуждения двух функционеров рабочего движения. Если удастся в судебном порядке "установить", что подобные люди и есть разыскиваемые грабители и убийцы, это движение будет крайне дискредитировано. Так Сакко и Ванцетти стали жертвами судебного преступления.
      22 июня 1920 года в Плимуте начался первый судебный процесс по делу о нападении в Бриджуотере в рождественский вечер 1919 года. Неожиданностью явилось то, что Никола Сакко на этом процессе не фигурировал, ибо директор его фабрики представил доказательства, что в тот вечер Сакко работал в Саут-Стейтоне. Правда, Ванцетти в момент преступления тоже видели совсем в другом месте. Но свидетели, которые заявили об этом факте, были итальянцы, и показания их заранее объявили недостоверными. Судья Уэбстер Тэйер прекрасно знал, на каких хилых ножках держались обвинения и "доказательства" против Ванцетти, но, поскольку справедливость ему была не нужна, он гнуснейшим образом оказывал давление на присяжных. "Если даже этот человек, - заявил Тэйер, - возможно, и не совершил преступления, в котором обвиняется, все равно он морально виновен, ибо является врагом наших существующих институтов".
      Своим приговором Тэйер преследовал вполне, определенную цель: впереди ещё предстоял главный процесс, предметом которого должны были служить события в Саут-Брейнтри. Игру там было бы легче выиграть, если бы один из обвиняемых по новому процессу оказался уже "ранее судимым рецидивистом".
      Сказочка о кольте
      Судебный фарс начался 31 мая 1921 года в городе Дедхеме. Сакко и Ванцетти обвинялись в том, что они убили в Саут-Брейнтри двух человек.
      Официально дело это не входило в компетенцию ФБР, ибо следствие вели власти штата Массачусетс. Но в дальнейшем стало известно, что ФБР и особенно Дж. Эдгар Гувер принимали большое участие в этом "фрэйм ап" "игре с заранее обусловленным исходом". Доказательства были сфабрикованы в вашингтонском центре ФБР. Здесь были названы и некоторые "свидетели".
      Семеро мужчин и женщин заявили на суде то, что так хотелось услышать прокурору: они, мол, свидетельствуют, что Сакко и Ванцетти во время убийства в Саут-Брейнтри находились на улице. Многие показания не давали никакой возможности уверенно отождествить обвиняемых с убийцами, но представители обвинения рассматривали их как неоспоримые доказательства. "Мужчина, которого я видела, был иностранец, - заявила, например, одна из свидетельниц обвинения, - потому что на лицо он был иссиня-черный, как иностранец после бритья".
      28 человек, бывшие очевидцами убийства в Саут - Брейнтри, показали под присягой, что ни одного из обвиняемых итальянцев они там не видели. Служащий итальянского консульства заявил, что 15 апреля 1920 года, т. е. в день грабительского налета, встречался с Сакко в Бостоне. Еще 11 свидетелей утверждали, что в день нападения Ванцетти находился на работе в 40 километрах от места преступления. Но показания этих свидетелей были отброшены прокурором с порога: ведь речь идет об иностранцах, к тому же об итальянцах, а всем известно, как ловко они могут обманывать.
      Поскольку при помощи "свидетелей" изобличить обвиняемых все же не удалось, пришлось прибегнуть к другому трюку.
      В вещах Сакко нашли старый ржавый кольт 32-го калибра. Итальянец приобрел его много лет назад и брал с собой на дежурства, когда работал сторожем, но ни разу за последние месяцы из него не стрелял. Тем не менее, оружие было приобщено к обвинительному материалу. Поскольку у Ванцетти собственного оружия не имелось, ему его подсунули. Один из двух убитых 15 апреля 1920 года кассиров, по фамилии Бераделли, отстреливался из револьвера типа "Гаррисон энд Ри - чардсон". После нападения револьвер бесследно исчез. Но вскоре среди улик против Ванцетти стал фигурировать аналогичный револьвер. Итальянец якобы отнял его у "своей жертвы" и застрелил её.
      Ныне экспертизы оружия принадлежат к общепризнанным методам судебного следствия во всех судах мира. Но тогда, в1921 году, результаты этих экспертиз являлись ещё спорными, ибо знания в данной области были весьма ненадежны и приблизительны. Однако на процессе против Сакко и Ванцетти обвинение, не располагая никакими конкретными доказательствами вины подсудимых, сделало выводы "оружейной экспертизы" критерием истинности своих утверждений.
      Настоящих научных экспертов обвинение привлечь не смогло, а использовало лиц, "авторитет" которых должен был заранее исключить всякое недоверие к их выводам.
      "Звездой" среди них был капитан Проктор, начальник полиции штата Массачусетс. Он заявил, что сможет рукой протолкнуть пулю через ствол кольта Сакко, чтобы тем самым доказать её тождество с теми пулями, которыми стреляли преступники. Попытка не удалась. Тогда осрамившийся Проктор заявил, что подобный эксперимент вообще ни к чему, так как он уже и без того основательно исследовал револьвер Сакко.
      Прокурор спросил: "Смертельная пуля была пущена из кольта Сакко?" Проктор ответил: "Мое мнение: судя по внешнему виду, пуля была выпущена из кольта Сакко".
      Другой эксперт тоже не смог полностью рассеять сомнения в истинности утверждения. "Я склонен считать, - заявил некий ван Амбург, - что пуля пущена из этого револьвера".
      Капитан Проктор отказывается
      Защита вынуждена была противопоставить этим утверждениям заключения ряда экспертов по огнестрельному оружию, причем адвокату Муру удалось привлечь специалистов, которые много лет проработали на оружейных заводах и квалификация которых действительно не вызывала сомнений. Так, Джеймс Карие, прослуживший на заводах "ЮС Картридж компани" 30 лет, вполне определенно заявил, что ни одна из найденных на месте преступления пуль не могла быть выпущена из револьвера Сакко.
      Дж. Генри Фитцджеральд, проработавший в оружейной промышленности 28 лет, сказал: "Я не нахожу на пулях, которыми были убиты потерпевшие, никаких следов, которые можно было бы сравнить со следами хотя бы на одной из пуль револьвера Сакко". Иначе говоря, все основные заключения экспертов обвинения вызывали сомнения, выводы же экспертов защиты были вполне определенны. Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти, естественно, продолжали утверждать свою невиновность.
      Процесс длился несколько недель, прежде чем суд удалился на совещание. Присяжные потребовали представить им для обозрения одну из пуль, о которых шла речь, и с детской наивностью разглядывали пулю и револьвер. После пяти часов обсуждения они вынесли свой приговор:
      "Сакко и Ванцетти виновны в убийстве первой степени".
      15 июля 1921 года весть о скандальном приговоре, попирающем всякое правосудие, мгновенно облетела весь мир. Поднялась волна возмущения, началась длившаяся шесть лет борьба за жизнь невиновных.
      Защитник Сакко и Ванцетти сумел доказать их невиновность свидетельствами ещё двух крупных ученых, в том числе профессора Джилла. Капитан Проктор, основной эксперт обвинения, заявил, что в лихорадочной атмосфере процесса не смог высказать свое истинное мнение, и добавил: "Я слишком стар, чтобы видеть, как обоих итальянцев казнят за то, чего они не делали!" Отказались от своих показаний и два "свидетеля", выступавшие на процессе против Сакко и Ванцетти. "Мы никогда не видели этих итальянцев в Саут-Брейнтри", - признались они. Невиновность обвиняемых стала очевиднее, чем когда бы то ни было. Сенсацию вызвало ещё одно сообщение. Селестино Мадейра, молодой профессиональный преступник, по национальности португалец, признался по собственной воле: "Настоящим заявляю, что вместе с бандой Морелли я принимал участие в ограблении обувной фабрики в Саут-Брейнтри, и что Сакко и Ванцетти не имеют с этим ничего общего".
      Это признание могло бы послужить достаточным основанием для пересмотра дела, но все запросы и ходатайства остались без результата. Власти Массачусетса отклонили кассационное рассмотрение дела, а из девяти членов Верховного суда США ни один не проявил готовности принять участие в новом процессе. Ни власти небольшого северо-восточного штата, ни Вашингтон, ни тем более ФБР, естественно, не могли быть заинтересованы в том, чтобы Юстиция склонила чашу весов на сторону истины. На чашу несправедливости судебные органы Массачусетса положили весомый груз - заключение Кэлвина Годдарда, который в начале 1927 года предложил свои услуги, чтобы "наконец внести в дело об убийстве, совершенном Сакко и Ванцетти, неопровержимую ясность".
      Человек этот прожил бурную жизнь, прежде чем бросил открывавшую блестящие перспективы медицинскую карьеру и вступил в американскую армию, где дослужился до майора. Из медицинской службы он вскоре перешел в оружейно-техническую. Там он занялся модным в ту пору делом - стал "экспертом по огнестрельному оружию". Метод его, как он сам позднее признавался, "еще не исключал некоторые возможности ошибок". Тем не менее весной 1927 года он категорически констатировал: "Пуля, убившая охранника, несомненно, была выпущена из револьвера Сакко".
      Казнь была назначена на 10 июля 1927 года. Дабы придать ей видимость справедливости, губернатор Массачусетса Фуллер 1 июля распорядился об её отсрочке и назначил следственную комиссию из трех человек. Во главе этих трех престарелых людей, почтенный возраст которых призван был рассеять любые сомнения в "справедливости" приговора, стоял 72-летний президент Гарвардского университета Эббот Лоуренс Лоуэлл. Фуллер с толком подобрал состав комиссии, и спустя короткое время она заявила, что не видит никакого основания для пересмотра дела.
      Ранним утром 10 августа Сакко и Ванцетти, наголо остриженные, ожидали палача. Но судебный аппарат США начал свою часто практикуемую игру: незадолго до казни смертникам объявили, что она откладывается. Только 23 августа 1927 года невинно осужденные погибли на электрическом стуле.
      ФБР сделало свои выводы из этого дела: оно назначило Кэлвина Годдарда главным экспертом бюро по огнестрельному оружию, и в этой должности он служил государственной полиции США вплоть до самой своей смерти в 1955 году. "Заключением" по делу Сакко и Ванцетти Годдард заложил краеугольный камень своей карьеры.
      Главный процесс этого зловещего судебного фарса, жертвами которого стали Сакко и Ванцетти, начался в 1921 году, в то самое время, когда ФБР вело упорную борьбу за расширение собственной власти.
      "Звезда" ФБР Гастон Минс
      Покер в Огайо
      Уоррен Дж. Гардинг был мужчина представительный, импозантный, он всегда излучал уверенность и оптимизм, но был человеком ограниченным.
      Гардинг издавал в штате Огайо небольшую провинциальную газету. Любимым его занятием была игра в покер. Каждую субботу его можно было видеть среди игроков - "уважаемых людей" города, и карты до глубокой ночи не сходили со стола. В кругу этих "веселых игроков", которые умели пользоваться своей властью и политическим влиянием не хуже, чем играть в покер, вот уже некоторое время обсуждалась идея, впервые пришедшая в голову банкирам Чикаго, а затем действительно осуществленная. Мистер Гардинг стал 29-м президентом Соединенных Штатов Америки и 4 марта 1921 года перебрался в Белый дом.
      Он провел спою избирательную кампанию под лозунгом-приманкой "Назад к нормальным временам!", а помогали ему его влиятельные друзья по карточному столу.
      Многие американцы были сыты по горло послевоенной неразберихой и кризисами и поверили обещаниям столь браво выглядевшего республиканца. Крупные банки Нью-Йорка и Чикаго, а также монополии тоже сделали ставку на Гардинга, ибо считали, что при нем они смогут легко блюсти свои интересы. И Гардинг не обманул их надежд. В годы его правления для ФБР начинается один из самых интересных и показательных периодов, когда одна неожиданность следует за другой.
      "Знаменитый мистер Бернс"
      Начались персональные перемещения в администрации США. Прежде всего, Гардинг перетащил из Огайо в Вашингтон своего партнера по покеру Гарри М. Догерти и назначил его генеральным прокурором США.
      Тем временем уполномоченные монополий подыскивали нового шефа для ФБР и, наконец, нашли его в окружении президента. Это был некий Уильям Дж. Бернс, мелкий, но ловкий частный детектив, который высокопарно называл свою контору "Интернациональное сыскное агентство Бернса" и снискал себе симпатии различных предпринимателей готовностью служить им и отменной ловкостью игры в пограничных областях судебной системы. Например, в 1912 году в ходе одного процесса чуть было не схватили за руку кое-кого из крупных финансистов. Бернс получил задание отвести нависшую опасность и сделал это великолепно. Ловким трюком ему удалось подобрать в присяжные своих, надежных людей.
      Во время забастовочных боев послевоенного периода в сыскном бюро Бернса царил штиль, и босс судорожно искал новых заданий. Он писал письма предпринимателям, расхваливая свое агентство: его шпики могут взять на себя слежку за рабочими на предприятиях и за профсоюзными собраниями, чтобы узнавать, "когда, где и каких нужно ждать стачечных беспорядков".
      В "актив" Бернса можно было зачислить и то, что он был другом детства нового генерального прокурора Догерти.
      Правда, президент сначала медлил с назначением Бернса: надо было найти подходящий предлог для отставки тогдашнего шефа ФБР Уильяма Дж. Флинна. Но стоявшие за Бернсом предприниматели нажимали.
      Вице-президент одного чикагского банковского консорциума писал Гардингу: "Ни один человек его профессии в США не имеет столь многочисленных приверженцев в банковских кругах, как всемирно известный криминалист Уильям Дж. Бернс".
      Орган финансистов "Chicago banker" писал: "Вся Пенсильвания-авеню (банковский центр в Вашингтоне. - авт.) рада слухам, что президент Гардинг намерен сделать Уильяма Дж. Бернса "главнокомандующим" всеми криминальными и секретными службами федерального правительства. Генеральный прокурор Догерти, знающий Бернса много лет и в определенных случаях пользующийся его услугами, высказывается за его назначение! Бернса поддерживают также влиятельные хозяйственные круги, прежде всего те, которые контролируются определенными банкирскими домами Нью-Йорка. Рабочие против Бернса, но вне профсоюзов каждый за него".
      Действительно, прогрессивные профсоюзы следили за ходом событий с возрастающим беспокойством, в Белый дом поступало множество резолюций протеста против назначения шпика монополистов на должность начальника ФБР.
      Все же 18 августа 1921 года решение было принято: Уильяма Дж. Бернса назначили новым шефом ФБР, а Флинна телеграммой известили об отставке. А ещё через несколько дней, 22 августа, был назначен и новый заместитель Дж. Эдгар Гувер.
      Бернс стал подбирать новых специальных агентов. Через два месяца после вступления в должность он зачислил первого из них - своего друга Гастона Б. Минса. Этот человек из "лучших домов" Северной Каролины никогда в жизни не занимался каким-либо трудом, но всегда имел большие деньги, происхождение которых было весьма сомнительным.
      Некоторые смелые репортеры "Нью-Йорк сан" разузнали кое-что из прошлой жизни Минса:
      "Минс известен прессе уже давно. В 1916 году он был германским агентом и получал деньги за то, что вредил английским торговым связям. В 1917 году он обвинялся в убийстве одной богатой вдовы, миссис Мод А. Кинг, которая была убита выстрелом из пистолета именно тогда, когда находилась в Северной Каролине в обществе Минса. Он был оправдан, но затем обвинен другим судом в использовании подложного завещания, которое отдавало ему в руки почти все состояние миссис Кинг, и вот теперь мы встречаем этого человека в министерстве юстиции в роли следственного чиновника".
      Новый специальный агент начал службу с того, что первым долгом уладил некоторые собственные старые делишки. Он сразу же разыскал прокурора, который в свое время привлек его к суду за поддельное завещание. Явившись к пораженному прокурору, Минс предъявил служебный жетон, плюхнулся в кресло и положил ноги на стол. "Господин законник, - сказал он, - верно, понимает, что заварил тогда с этим завещанием хорошую кашу: теперь ему придется её расхлебывать". Но есть возможность, - продолжал он, - привести это дело в порядок и помочь ему, Минсу, вступить во владение наследством. Если же ему это не угодно, что ж, тогда пусть заплатит все издержки из собственного кармана.
      Через несколько дней он пришел снова.
      Прокурор написал жалобу шефу ФБР Бернсу. Ответ не заставил себя долго ждать. "По делу о наследстве, - говорилось в нем, - в отношении мистера Минса допущена величайшая несправедливость. Вот уже несколько лет он ведет дневник, в котором содержится одна только правда. Из дневника видно, что мистер Минс не убивал указанную миссис Кинг, а также и не помышлял о какой-либо подделке завещания. Прокурор сам должен решить, как ему уладить свои отношения с Минсом".
      Подобные уловки, само собой разумеется, мало кого могли убедить. Поэтому, несмотря на всю власть, которой обладал Бернс, нападки и жалобы на Минса продолжались.
      В конце концов, чтобы как-то нейтрализовать эти досадные инциденты, начальник ФБР пошел на трюк: 9 февраля 1922 года, спустя три месяца с начала службы, Минса уволили с должности специального агента, чтобы в тот же день зачислить на вновь учрежденную должность "докладчика". В этой роли он стал правой рукой некоего Джесса Смита, считавшегося в министерстве юстиции "серым кардиналом". Правда, официально Смит никакого правительственного поста не занимал, но имел личное бюро в министерстве юстиции.
      Позже стало известно, что Смит занимался не чем иным, как сбором информации о правительственных служащих, депутатах конгресса и других лицах. Минс выполнял его мелкие грязные поручения, без которых эти досье не были бы полными.
      В это время в Вашингтоне не принималось ни одного решения по кадровому вопросу без предварительной посылки материалов, собранных в "бюро" Смита Бернсу, ибо президент придавал рекомендациям шефа ФБР большое значение.
      Таким образом, Джесс Смит находился у весьма важного рычага власти и нажимал его отнюдь не бескорыстно. Уже через год, в мае 1923 года, стало известно, что он умел выгодно запродавать содержание своего досье тому, на кого оно было составлено. Говорили о дополнительных доходах на сумму в целых полмиллиона.
      Но, разумеется, ничем хорошим это кончиться не могло: однажды "серый кардинал" неожиданно для многих пустил себе пулю в лоб. Возможно, потому что забыл, что не на каждую дичь можно охотиться, а возможно, слишком запутался в своей личной жизни.
      Ферма Уильямса в Джорджии
      Разумеется, кроме контроля за кадровой политикой Уоррена Дж. Гардинга, у ФБР в те годы были и другие обязанности. Сразу же в начале "эры Бернса" произошел один криминальный инцидент, который он весьма ловко использовал в личных целях.
      В штате Джорджия некий фермер по фамилии Уильямс, чтобы иметь самую дешевую рабочую силу для своих плантаций хлопчатника, прибегал к весьма своеобразному методу. Он заключал настоящие договоры с надзирателями нескольких каторжных тюрем и лагерей принудительного труда и за "подушную плату" получал от них "цветных" заключенных, причем цена каждого арестанта, как во время рабовладения, зависела от его работоспособности. Затем негры должны были отрабатывать уплаченную за них сумму на ферме Уильямса, причем требовал он от них невероятно многого. Любого, кто хоть как-нибудь, пусть даже втихомолку, возмущался бесчеловечным мучительством, сразу отправляли обратно в тюрьму или лагерь и зачисляли в категорию "бежавших, но пойманных заключенных", что грозило самым суровым наказанием.
      Когда ФБР узнало об этих фактах современного рабства, оно хотя и начало расследование, но намеренно затягивало его; к тому же местные полицейские власти Джорджии всячески затрудняли работу специальных агентов. То, что ФБР взялось за это дело лишь после долгого выжидания, стоило жизни ещё четырнадцати неграм. Уильямс хладнокровно застрелил их, чтобы избавиться от неугодных свидетелей. Суд, состоявший исключительно из белых, приговорил фермера за убийство четырнадцати человек к пожизненному тюремному заключению. В Джорджии это значило, что через семь лет он наверняка выйдет из тюрьмы. Тем не менее участие ФБР в раскрытие этого отвратительного наследия рабовладельческой поры стало предметом хорошей кампании саморекламы. Руководство страны пришло к выводу, что ФБР следует поручить и участие в борьбе с гангстеризмом. По указанию президента и министерства юстиции, ФБР начало заниматься криминальными случаями с тем, чтобы положить конец "деятельности" многократных убийц, которые многие годы оставались безнаказанными.
      В начале августа 1923 года президент Гардинг возвращался из поездки на Аляску, но доехал только до Сан-Франциско, где и скончался 2 августа при загадочных обстоятельствах.
      Официально было объявлено, что он умер от пищевого отравления. Но серьезного расследования сопутствовавших обстоятельств не производилось, а подозрительные моменты не были ни подтверждены, ни опровергнуты.
      К этому времени сложилось новое распределение полномочий между силовыми структурами страны, которое в общих чертах сохраняется и поныне. Ниже приводится краткое изложение компетенции и задач ФБР на период семидесятых годов.
      Компетенция и задачи ФБР
      Федеральные правонарушения
      ФБР компетентно в расследовании около 170 различных преступлений, нарушающих федеральные законы, действующие на всей территории США. К наиболее важным официальным федеральным правонарушениям относятся: государственная измена и другие виды деятельности, которые могут быть рассмотрены как угроза для внутренней безопасности; саботаж; шпионская деятельность, как, например, сбор, передача и публикация военной информации, фотографий и зарисовок военных объектов; судебные дела, связанные с военной службой, как-то: отказ от исполнения приказа о призыве и дезертирство; покушение на жизнь или убийство президента и других федеральных служащих; нарушение законодательства об атомной энергии; нарушение исполнения или использования конституционных гражданских прав; бегство заключенных, которые осуждены на основе федерального закона; межгосударственное бегство преступников, которые хотят уклонится от задержания в связи с убийством, похищением людей, кражей со взломом, изнасилованием или в связи с нарушением федеральных законов; межгосударственное транспортирование похищенных кораблей, самолетов, состояний; кража правительственного имущества или кража в служебных помещениях федерального правительства; похищение людей, если похищенное лицо доставлено в другой федеральный штат; если лицо не найдено в течение двадцати четырех часов, оно считается доставленным через границу; межгосударственное транспортирование лица с преступными целями; нападение на банк, взлом и ограбление, если данный банк принадлежит федеральной банковской системе или подчиняется предписаниям федеральных законов; преднамеренное или предпринимаемое разрушение средств сообщения, входящих в межгосударственную связь; преступления в воздухе или в открытом море; межгосударственные поездки в целях организованной преступности; межгосударственная передача сопернику информации или снаряжения (обусловленная тем, что в большинстве штатов запрещены азартные игры и пари); уголовные преступления в резервациях для индейцев.
      За небольшое число других нарушений федеральных законов компетентны другие органы расследования, которые большей частью подчиняются соответствующим министерствам. К таким проступкам причисляются среди прочих: подделка монет и денежных знаков; налоговые нарушения; таможенные преступления; торговля наркотиками; нарушение почтового законодательства; нарушение закона об иммиграции.
      Кроме расследования федеральных правонарушений ФБР работает и над другими задачами. К ним относятся: наблюдения над так называемыми подрывными организациями; расследования, касающиеся личностей, поступающих на государственную службу; информирование других органов полиции США о подробностях преступления и об общем развитии преступности; издание ежемесячника "Law Enforcement Bulletin" (Сообщения о соблюдении законов"); ведение статистики преступлений; поддержка обучения в школах городской, окружной полиции и полиции штата; выполнение работ для других органов полиции с помощью отдела идентичности, центра информации о преступлениях и современных научно-технических лабораторий; идентификация жертв крупных катастроф, как-то: падение самолетов, взрывов, столкновения судов и несчастных случаев с автобусами; соблюдение правил расследования тайной полиции за границей.
      В последующие годы, как будет показано ниже, борьба с некоторыми видами преступной деятельности (например, наркоторговлей) все в большей степени стали сосредотачиваться в ФБР.
      Джи-мены и бандиты.
      "Не стреляйте, джи-мены!"
      ...На Оклахома-Сити спускалась ночь. Двое мужчин бесшумно перелезли через железную изгородь. Также тихо открыли они изнутри ворота, ведущие к широкому въезду. К дому примыкали два флигеля. Для стороннего наблюдателя ничего необычного в нем не было. Всего несколько сот метров отделяли неизвестных от роскошного особняка в стиле бунгало с ярко освещенной открытой верандой.
      Чарльз Ф. Арчил, "нефтяной" миллионер, и его жена Беренайс принимали гостей - супружескую пару Джаретт. Сейчас они вчетвером сидели на веранде, наслаждаясь теплой июльской ночью и коротая время за бриджем.
      Двое неизвестных присели в саду на скамью и стали наблюдать за бунгало. Поскольку гости все ещё не собирались уходить, злоумышленники решили действовать. Прячась за редкими кустами ухоженного на английский манер луга, гангстеры потихоньку подкрались к дому. Проверив, хорошо ли сидят маски на лицах, они бросились на веранду по низкой лестнице.
      - Ни с места! - скомандовал один из гангстеров. - Мы хотим немного прогуляться со старым Арчилом. Итак, кто из вас Арчил? Да поживее, не то мы быстро сделаем из вас сито! - И он для убедительности вскинул автомат.
      От испуга все оцепенели.
      - 0'кэй, тогда мы заберем обоих мужчин, а по дороге выясним, кто из них откликается на кличку Арчил. Присутствующим леди очень советуем не звонить по телефону. Ведь мы можем вернуться, а дырка в виске куда неприятнее мигрени. Ну, вперед!
      Арчилу и Джаретту поневоле пришлось подчиниться, хотя пока не выяснили, кто из них хозяин дома. Обоим надели наручники и заткнули рты кляпом, а потом с завязанными глазами посадили в шестиместный "крайслер". Взревел мотор, и машина скрылась в ночной тьме.
      Однако Беренайс Арчил унаследовала от своего отца не только кругленькую сумму в 20 миллионов долларов, но и изрядную решительность. Убедившись в том, что гангстеры скрылись, она бросилась к телефону, набрала номер городской полиции Оклахома-Сити и коротко, но ясно обрисовала происшедшее.
      Механизм розыска сразу же пришел в движение. Уже через несколько секунд в вашингтонском центре ФБР вспыхнула сигнальная лампа с индексом "Nаtiоnаl 8-7117". Это означало: из Оклахома-Сити поступил сигнал о "киднеппинге" - похищении людей.
      Еще до наступления полуночи Д. Э. Гувер был информирован о случившемся. Шеф ФБР распорядился поручить дело отделению своей службы в Оклахоме. Не прошло и часа с момента преступления, как в дом Арчила прибыла специальная группа агентов ФБР.
      Никаких следов обнаружено не было. Похитители не оставили отпечатков пальцев, а внезапно начавшийся дождь смыл в саду следы от обуви. Людям Гувера не оставалось только ждать, пока гангстеры не сообщат свои требования.
      На следующий день в полдень (23 июля 1933 года) агент ФБР, засевший за стеклянной дверью веранды, заметил у въезда в сад растрепанного человека в перепачканном костюме - Уолтера Джаретта. Узнать от него удалось немногое. Машина выехала из города на юг. Гангстеры несколько раз меняли направление, исколесили округ вдоль и поперек, потом отняли у него все наличные деньги 60 долларов - и вышвырнули из автомобиля, напоследок предупредив: если жизнь ему дорога, не болтать о случившемся. Что они сделали с Арчилом, он не знает. Показания Джаретта никаких конкретных сведений о похитителях не дали; оставалось ждать.
      Для таких случаев имелись точные предписания: не делать ничего, что может подвергнуть опасности жизнь похищенного. Лишь во вторую очередь речь шла о захвате похитителей. Поэтому и связь ФБР с мистером Арчилом обсуждалась с крайней осторожностью. Даже соседи нефтяного миллионера не знали, что в его бунгало разместились агенты федеральной криминальной службы.
      Исчезновение столь значительного человека, разумеется, нельзя было удержать в тайне. Уже на следующий день газеты сообщили об этом, и толпы репортеров осаждали имение, но и они не заметили присутствия агентов в доме.
      Нервы миссис Арчил были на пределе, ведь телефон звонил непрерывно, и лжепохитители обещали освободить жертву за выкуп. Но опытные специалисты из ФБР, прослушивавшие эти разговоры, могли лишь констатировать, что речь шла о мошенниках, решивших воспользоваться ситуацией.
      26 июля, спустя три дня после похищения, гангстеры, наконец, дали о себе знать. В дверь дома нефтяного миллионера Джона Г. Кэтлетта, близкого друга Арчила, позвонил посыльный и передал конверт с несколькими письмами, под почтовым штемпелем "Талса (Оклахома)". Распечатав конверт, Кэтлетт узнал почерк Арчила.
      "Дорогой Джон, ты, без сомнения, знаешь, в каком положении я нахожусь. Если мой шурин уже вернулся, передай ему, пожалуйста, прилагаемое письмо или вручи его нашему другу Киркпатрику. Но сделай это лично, не пользуйся телефоном. Об этом письме никому не рассказывай, даже своей жене. Не передавай его у себя дома. Власти ничего не должны знать, иначе мое освобождение сорвется: сами они все равно добиться его не смогут. Ради моего благополучия следуй в точности этим указаниям, и не вступай ни с кем в переговоры, за исключением тех, кто указан в письме. Это - мое последнее послание кому-либо из моих друзей и моей семье; если установить контакт не удастся, моя жизнь в опасности. Возлагаю на тебя свои надежды и уверен, что ты примешь все меры предосторожности. Как всегда, с горячим приветом твой друг Чарльз Ф. Арчил.
      Прошу тебя, передай второе письмо моей жене Беренайс".
      Кэтлетт немедленно передал письмо Киркпатрику. Это был листок с напечатанными на пишущей машинке требованиями похитителей: немедленно заплатить выкуп в сумме 200 тысяч долларов, причем бывшими в употреблении 20-долларовыми банкнотами, само собой разумеется, не фальшивыми, а также не с последовательными номерами серий. Если цена приемлема, а дальнейшие контакты желательны, следует незамедлительно дать в газете "Дейли Оклахома" следующее объявление:
      "Продается земельный участок площадью 160 акров, с прекрасным пятикомнатным домом, глубоким колодцем. Кроме того, коровы, инвентарь, трактор, пшеница и солома. В случае быстрой сделки цена 3750 долларов. Предложения адресовать: почтовый ящик Н-807".
      Это невинное на вид объявление было опубликовано. Тем временем Киркпатрик и миссис Арчил готовили 200 тысяч долларов. Агенты ФБР, которых миссис Арчил поставила в известность о полученном письме, никакой иной возможности, кроме как выполнить требования похитителей, не видели. Однако трое агентов, как и прежде, прятались в бунгало, всячески стараясь не обнаружить себя. Главным их занятием было переписывание 10 тысяч номеров 20-долларовых банкнот.
      29 июля похитители снова напомнили о себе. Из Джоплина (штат Миссури) Киркпатрику пришло письмо с требованием положить деньги в светлую кожаную сумку и в тот же день в 22 часа выехать в Оклахома-Сити ночным экспрессом. Во время поездки он должен находиться на внешней площадке пульмановского вагона. Справа от железнодорожной насыпи он увидит два огня. Первый означает "внимание!", а на уровне второго он должен выбросить сумку из поезда. Если по каким-либо причинам это не удастся, пусть едет до Канзас-Сити, там остановится в отеле "Милбах", где получит дальнейшие указания. Если же он пренебрежет этими условиями, а тем более известит полицию, то на следующий день сможет полюбоваться трупом своего друга Арчила.
      Репортеры продолжали осаждать бунгало. Люди из ФБР посоветовали миссис Арчил дать в газеты ложное заявление, чтобы гангстеры сочли себя в безопасности. Жена нефтяного миллионера рассказывала, что будто бы не было ни какой связи с похитителями. Очевидно, попытки контакта с другой стороны из-за пребывания газетчиков вблизи дома будут излишне затруднены. Господ журналистов просят удалиться.
      Вечерние газеты сразу же опубликовали интервью с миссис Арчил.
      Незадолго до 22 часов Киркпатрик и Кэтлетт сели в ночной экспресс, отправлявшийся в Канзас. Каждый из них вез по туго набитой светлой кожаной сумке. В одной из них лежали 200 тысяч долларов, а в другой - старые газеты. На случай, если бы об их поездке пронюхала какая-нибудь другая банда, ей вручили бы сумку с макулатурой.
      Однако все шло без всяких происшествий. Поезд мчался сквозь ночь, пересекая прерию, оставив позади более чем 50 станций. Свыше семи часов простоял Киркпатрик на площадке, но условного сигнала так и не увидел. Уже взошло солнце, когда ранним утром 30 июля экспресс прибыл в Канзас-Сити. Как и предписывалось, Киркпатрик и Кэтлетт остановились в отеле "Милбах". Примерно через четыре часа в Канзас-Сити была получена телеграмма:
      "Неожиданное событие помешало мне посетить вас прошлой ночью. Ждите дальнейших известий в 18 часов. Э. У. МУР".
      Киркпатриком овладел страх. Не намереваются ли здесь, в этом окраинном отеле, забрать у него драгоценную сумку, так и не отпустив на свободу его друга? Или, возможно, теперь опасность угрожает и его собственной жизни? Не является ли присутствие Кэтлетта ошибкой? Сотни подобных вопросов мучили его.
      Ровно в 18 часов зазвонил телефон.
      - Кто у аппарата? - спросил грубый голос.
      - Киркпатрик.
      - Говорит МУР. Телеграмму получили?
      - Разумеется.
      - С условиями согласны?
      - Да. Но, совершая эту сделку, мне бы хотелось быть уверенным, что я имею дело с действительным партнером.
      - "Сделка" - это верно. Мы люди подходящие. Слушайте внимательно: берите такси и поезжайте к отелю "Ла заль". Там возьмите сумку в правую руку и медленно двигайтесь по авеню в западном направлении. А ваш друг, о котором мы тоже знаем, пусть останется в отеле. После этого телефонного разговора не вступайте в контакт ни с кем. Наши люди следят за вами. Приходите совершенно один и без оружия, только с денежной сумкой. 0'кэй?
      Приду, - заверил Киркпатрик.
      Но прежде чем покинуть гостиничный номер, он все же сунул в карман револьвер, а затем начал действовать как приказано.
      Все ещё дрожа от страха, он медленно шел по оживленной авеню. Метров через двести ему встретился крупный мужчина. Незнакомец был одет в светлый элегантный костюм и панаму того же цвета. Он даже производил приятное впечатление.
      - Мистер Киркпатрик?
      - Да, это я.
      - Позвольте вашу сумку.
      - А откуда я знаю, что вы - тот самый человек?
      - Черт побери, вы же это прекрасно знаете! Не привлекайте внимания. Или, может, хотите, чтобы сделка лопнула?
      - Двести тысяч долларов - немалая сумма. Какую гарантию вы можете дать мне?
      - Не будем много говорить. Мои люди меня ждут.
      - Тогда скажите, по крайней мере, чего я должен добиться от миссис Арчил.
      - Скажите ей, что документ на владение фермой должен быть выслан в ближайшие двенадцать часов. Сумму выкупа вы дадите мне теперь. Затем вы медленно пойдете назад, не оглядываясь.
      Киркпатрик вручил незнакомцу сумку с деньгами и вернулся в отель. Оттуда он позвонил миссис Арчил, а потом вместе с Кэтлеттом выехал обратно в Оклахому. В восемь часов утра 31 июля они вошли в бунгало Арчила.
      С момента передачи выкупа к тому времени уже прошло около четырнадцати часов. Похитители своего обещания не сдержали. Стрелки часов описывали один круг за другим; наступил полдень, потом вечер.
      Всеми овладело глубокое разочарование. Или они попались на удочку гангстеров, не имевших никакого отношения к похищению, или Чарльз Арчил, несмотря на выкуп, убит. Шансы на удачный исход упали до нуля. И вдруг, через несколько минут после того, как часы пробили восемь вечера, дверь отворилась, и нефтяной магнат вошел в свой дом, совершенно измученный, но живой.
      С опозданием на четырнадцать часов похитители сдержали слово!
      Теперь настал час для ФБР, приступившего к замысловатой и беспощадной охоте за похитителями людей.
      - Мы не должны оставить этим парням никаких преимуществ, - сказал опытный специалист-агент, - время - ключ для нашего успеха. Мистер Арчил, ответьте нам, пожалуйста, на некоторые вопросы.
      - Когда меня освободили, - сказал Арчил, - мне было приказано обо всем молчать. Если я расскажу хоть о чем-нибудь, пообещали гангстеры, меня снова похитят. Пытки, которые будут ожидать меня тогда, не приснятся и в страшном сне. В любом случае они замучат до смерти. Лица всех членов семьи изуродуют кислотой. Не думаю, что это были пустые слова. Эти люди решились на все. И все же я говорю с вами, поскольку доверяю ФБР.
      Но миллионер был настолько истощен, что, несмотря на желание говорить, уже не в состоянии был это сделать. Поспав несколько часов, он продолжил свой рассказ ранним утром 1 августа...
      Когда Джаретт был выброшен из автомашины, оба гангстера пригрозили Арчилу, чтобы он вел себя спокойно, иначе ему сделают усыпляющий укол. Веки Арчилу заклеили пластырем.
      Ехали большей частью по проселочным, ухабистым дорогам. К утру прибыли на какую-то ферму. В большом сарае сменили машину - пересели в "кадиллак" или "бьюик". Один из похитителей сидел с ним на заднем сиденье. Далее двигались без остановки, но из-за сильного ливня пришлось некоторое время ехать медленнее. Ему надели солнцезащитные очки и панаму. Несколько раз машину заносило. Примерно в 15 часов лимузин въехал в гараж. Арчил считал, что до этого момента проехали около трехсот миль.
      Об отдыхе нечего было и думать, привыкший к роскоши миллионер почувствовал себя нищим. Тупая боль отзывалась во всем теле. Однако сильнее физических мук был страх перед будущим.
      Из машины Арчила вывели только вечером. В доме ему дали сандвич и чашку кофе.
      На следующий день Арчила снова посадили в машину. Минут через двадцать прибыли в новое место - предположительно на какое-то ранчо, поскольку он все время слышал там хрюканье свиней, кудахтанье кур, мычание коров; лаяла и выла собака. Арчил старался запомнить как можно больше деталей. Например, он заметил, как доставали воду из колодца, находившегося недалеко от дома. Вода из оцинкованного ведра, которой его поили, сильно отдавала минеральными примесями. Глядеть ему не разрешали и повязку с глаз снимали только два раза: первый - вскоре после приезда на ранчо (чтобы он мог написать письмо своему другу), а второй - незадолго до освобождения. Ему дали зеркало, бритву и тазик с водой, велели побриться. У зеркала был отбит верхний левый угол.
      Весь день он просидел на детском стуле, прикованный к нему, ночами лежал связанный на изношенном стеганом одеяле. Питание было достаточным, хотя и однообразным - мясные консервы и моченые бобы - ни свежих овощей, ни свежего мяса. Питьем была вода и чашка растворимого кофе. Возможности поменять одежду, конечно же, не было.
      Когда снимали повязку, он видел охранявших его людей всегда только в масках. Наиболее важным во всем том, что заметил Арчил, было то, что ежедневно - утром и днем - над самым ранчо пролетал самолет.
      Уже когда он услышал впервые шум мотора, он счел это достойным внимания, и минут через пять спросил охранника, сколько сейчас времени.
      Несмотря на то, что руки у него были в наручниках, Арчил ухитрился ослабить повязку на глазах настолько, чтобы взглянуть на свои часы. Оба самолета пролетали над этим местом регулярно в 9 часов 45 минут и в 17 часов 45 минут; только 30 июля из-за грозы первый самолет не появился.
      Утром молодой парень увез его с ранчо. После часа езды в машину сел второй мужчина, постарше. Незадолго до того они проехали по длинному мосту с дощатым настилом, затем остановились у бензозаправочной станции, где гангстер спросил женщину, обслуживающую бензоколонку, пошел ли вчерашний дождь на пользу урожаю. "Не очень, - был ответ, - в этом году на полях все выгорело. Вот с просом дело обстоит получше".
      Остаток пути мужчины беседовали между собой, и Арчил заметил: они старались создать впечатление, будто оба - уроженцы местности севернее Оклахомы и Техаса.
      После многочисленных предупреждений и угроз гангстеры позволили миллионеру покинуть машину на северной границе штата Оклахома. Ему сказали, до какой автозаправочной он должен добраться и там сесть на такси.
      ФБР редко имело дело со столь точным наблюдателем, и было бы преступлением не использовать такой шанс локализовать похитителей.
      Итак, для обнаружения гангстерского ранчо имелось много фактов, но, чтобы использовать их, прежде всего надо было дать ответы на следующие вопросы: в какой местности 23 июля во второй половине дня и 30 июля утром шел дождь? Над каким географическим пунктом ежедневно в 9 часов 45 минут и в 17 часов 45 минут пролетает самолет? На какой трассе 30 июля был отменен утренний рейс или же изменен маршрут? В каком районе, пораженном засухой, выращивалось просо, а также имелся длинный мост с дощатым покрытием и бензозаправочной станцией поблизости? Именно эта примета позволила точно определить местность, поскольку просо произрастало далеко не везде.
      Специальные агенты проконтролировали все авиакомпании, трассы самолетов которых затрагивали район Оклахомы, в радиусе примерно 500 миль, ибо Арчил считал проделанный путь, включая разные объезды, равным примерно 300 милям. Выяснилось, что в указанное время здесь пролетали пассажирские самолеты авиакомпании "Америкэн эйрвейс", направляющиеся из Амарилло в Форт-Уэрт в Техасе. 30 июля утром один из них из-за сильной грозы в районе Передайса вынужден был сменить курс. Карты метеорологической службы Далласа подтвердили это. Дальнейшие наблюдения Арчила касались окрестностей техасского города Передайса. И уже упоминавшийся мост был обнаружен и включен в общую картину. Вышеозначенный самолет обычно пересекал реку Канейдиан около Лексингтона; вблизи имелась бензозаправочная станция, а вокруг простирались поля, засеянные просом.
      Теперь у ФБР не оставалось сомнений: разыскиваемое ранчо должно находиться непосредственно в окрестностях Передайса.
      С целью определить привкус, была взята проба воды из колодца одного дома северо-западнее Передайса. Чтобы не проверять каждое ранчо в отдельности, сотрудники ФБР стали прощупывать, не проживают ли на каком-нибудь из этих ранчо ранее судившиеся лица, и нет ли каких-либо других криминальных "зацепок". Так они натолкнулись на ранчо Р. К. Шэннона. Его приемная дочь Кэтрин была замужем за неким Джорджем Келли по прозвищу Келли-пулемет. Говорили, что этот неоднократно судившийся уголовник мог с двадцати метров сбить автоматной очередью грецкие орехи с забора - по одной пуле на каждый. Но свое оружие он пускал в ход не только для трюков: Келли-пулемета равным образом боялись и банды соперников, и полиция.
      Не ведут ли следы похитителей к ранчо старого Шэннона? ФБР отобрало из своих специалистов агента, хорошо знавшего местность. Выдавая себя за земельного маклера, он побывал на всех окрестных фермах, а затем отправился на ранчо Шэннона: мол, ищет, не продается ли где земельный участок. Опытным взглядом он определил, что это ранчо в точности соответствует описанию, данному Арчилом.
      Шэннон ранчо продавать не собирался, и это очень огорчило мнимого маклера. Его так мучит жажда, сказал он, нельзя ли попросить стакан холодной воды? Ему дали напиться, и он ощутил сильный минеральный привкус. В кухне, где ему предложили присесть, агент ФБР заметил зеркало с отбитым левым верхним углом. Итак, сомнений больше не оставалось: это и есть ранчо похитителей.
      Когда "маклер" прощался, он попросил хозяев дома ещё раз подумать о выгодной сделке. Он придет ещё раз за ответом.
      Человек из ФБР сдержал слово: ведь он был из оперативной группы, ликвидировавшей гангстерские гнезда. Дело было поручено четырем специалистам из гуверского центра в Вашингтоне и восьмерым техасцам, все они были замечательными снайперами.
      Специальной оперативной группе ФБР было поручено захватить гангстерское гнездо. В намеченный день ранним утром, едва на горизонте взошло солнце, команда двинулась в путь. Благодаря полной внезапности операции, удалось избежать перестрелки. Шэнннон был совершенно ошеломлен, но сразу понял, в чем дело, и сопротивления не оказал.
      Один из трех пуленепробиваемых лимузинов свернул на ранчо. Со снятым с предохранителей оружием спецагенты выпрыгнули из ещё едущей машины.
      "Если поднимешь шум, - предостерег его тот, кого он знал как маклера, - поплатишься жизнью. Руки вверх!"
      Люди ФБР арестовали также Ору Шэнион, жену хозяина ранчо, и двух его дочерей; одна из них была Кэтрин Келли.
      Однако более богатым оказался "улов" тех агентов ФБР, которые в это время прочесывали сад. За домом они увидели необычную картину: прямо в саду стоял диван, на котором храпел мужчина; автомат и два револьвера лежали рядом на стуле. Оружие было мгновенно разряжено; спящий проснулся, схватился за пустой стул, попытался вскочить, но крепкие кулаки образумили его. Щелкнули наручники.
      - Да это же Харви Бейли! - воскликнул один из сотрудников ФБР.
      - Тот самый Бейли, которого вот уже несколько месяцев ищут по всем Штатам!
      И в самом деле, задержанный оказался тем самым рецидивистом, которому вместе с десятью другими уголовниками удалось 30 мая бежать из тюрьмы. Список его преступлений был весьма обширен, в последний раз его посадили за ограбление банка. Когда карманы Бейли вывернули, то обнаружили в них 1200 долларов 20-долларовыми бумажками, а также несколько старинных ценных монет. Сличение номеров серий показало, что эти банкноты из уплаченного выкупа. Позже было установлено и происхождение монет: они были похищены из банка Кинг-Фишера в Оклахоме, подвергшегося в июне нападению неизвестных грабителей. Бейли был одним из них, и таким образом ФБР попутно удалось расследовать и другое преступление.
      Другая часть суммы за выкуп была найдена после основательного обыска в доме, - она была спрятана в хлебнице и лежала в печи, которой теперь не пользовались, однако в ней уже многого недоставало из двухсот тысяч долларов.
      В блокгаузе, примерно в полумиле от ранчо, арестовали 24-летнего Армона Шэннона, сына босса. Но Джорджа Келли не было и следа.
      После этой операции Арчила привезли на ранчо Шэннона. Миллионер узнал место своего заключения, опознал обоих Шэннонов, старшего и младшего, а также и Харви Бейли - прежде всего по их голосам (Бейли сторожил его, а Шэнноны сопровождали до границы Оклахомы). Но Арчил был стопроцентно убежден, что ни один из них не принадлежал к тем двоим похитителям, которые в ночь с 22 на 23 июля вломились в его дом. О женщинах он не мог ничего сказать, поскольку на протяжении всей этой аферы имел дело лишь с мужчинами.
      На допросе старый Шэннон сначала прикидывался простачком. Он выражал крайнее возмущение по поводу своего ареста: он ничего не знает ни о Бейли, ни об Арчиле. А Бейли, наверное, хотел переночевать на ранчо, без его ведома. Зато совсем иначе вел себя Шэннон-младший. Он утверждал, что не имел с этой историей ничего общего и даже был против плана похищения известного миллионера. Судя по его немедленному полному признанию, это казалось правдоподобным. В его пользу говорила и его безупречная предшествующая жизнь.
      Армон Шэннон рассказал, что мозгом банды была его сестра Кэтрин - жена Келли-пулемета. Она разработала и возглавила операцию, а после получения выкупа приказала убить Арчила, но этому воспротивились остальные. Само похищение осуществили Джордж Келли и Альберт Бете, два других главных исполнителя - Джим Кларк и Боб Бренди. Где они находятся, ему неизвестно. Это были имена четырех хорошо известных ФБР опасных преступников. Начался один из крупнейших в истории Соединенных Штатов розысков. Но шли недели, а результатов не было.
      Тем временем 23 августа Большое жюри Оклахома-Сити предъявило арестованным обвинение, а 18 сентября должно было состояться заседание присяжных. Но прежде чем оно началось, случилась сенсация.
      4 сентября заголовки газет сообщили: "Харви Бейли сбежал с восьмого этажа хорошо охраняемой каторжной тюрьмы в Далласе!" Как выяснилось, помощник шерифа Томас Мэнион за обещанные ему Бейли 10 тысяч долларов тайком принес ему в камеру железную пилу и кольт. Мэнион позже получил свои 10 тысяч долларов - впрочем, это была сумма штрафа, а к нему ещё два года тюрьмы.
      Бейли удалось проникнуть в соседнюю камеру, там он напал на тюремщика, угрожая кольтом, заставил отдать связку ключей и запер его. Под дулом пистолета лифтер доставил Бейли в цокольный этаж, вручил ему ключ от автомашины и запер за ним ворота. Окольными дорогами Бейли помчался из техасского города в штат Оклахома. Но сильные ливни сделали эти дороги непроезжими, и ему пришлось выехать на автостраду.
      Вскоре полицейский патруль настиг Бейли, тем более, что у его автомобиля лопнула шина. К началу слушания дела гангстера водворили на место. В Денвере (штат Колорадо) почти одновременно были схвачены и другие гангстеры: Альберт Бете, Боб Бренди и Джим Кларк. Не хватало только одного Джорджа Келли, но 26 сентября и его постигла та же участь.
      Итак, 7 октября, приговор был вынесен. Старый Шэннон и его жена, Джордж и Кэтрин Келли, Альберт Бете и Харви Бейли были приговорены к пожизненному заключению. 10 лет с испытательным сроком получил молодой Армон Шэннон. Все другие, в том числе и те, кто помог похитителям сменить автомашину, были осуждены на пять лет каторжной тюрьмы каждый. Из выкупа удалось найти только 75 тысяч долларов, а 125 тысяч бесследно исчезли.
      Вся эта история похитителей с ранчо Шэннона в Техасе стала примечательной благодаря некоторым обстоятельствам ареста Джорджа Келли.
      Со времени, когда миллионер Арчил был похищен, в июле 1933 года, миновало несколько десятилетий. Но то, что произошло в финале этой истории в Мемфисе (штат Тенесси), продолжает оказывать влияние, вплоть до наших дней.
      В своем тщательном расследовании агенты ФБР констатировали, что Келли ранее был задержан в Мемфисе. Чтобы не потерять след, это посещение было ещё раз тщательно рассмотрено. Имелись свидетели, что Келли находились в городе. В конце концов, агенты обнаружили его убежище.
      Когда утром 26 сентября 1933 года специальные агенты ФБР ворвались в дом в Мемфисе, где скрывался Келли, тот оказался безоружным, и встретил их возгласом: "Не стреляйте, Джи-мены, не стреляйте!"
      Название, якобы данное в этот момент агентам ФБР Келли-пулеметом, мгновенно распространилось по всем Соединенным Штатам вместе с известием о его аресте.
      Джи-мены - люди правительства (от англ. Goverment men) - так отныне стали называть специальных агентов ФБР. Во всяком случае, именно такова версия возникновения выражения "джи-мен", приводимая в официальной истории ФБР, хотя позже появились сведения, что это выражение пустил в оборот сам вашингтонский центр бюро.
      То, что при этом речь шла о дельных парнях, никто из авторов публикаций не сомневался.
      Английский автор, писавший на криминальные темы, Ленард Гриббл описывает их так: "Люди из федерального правительства, с которыми шутки плохи. Введенное "Келли-пулеметом" выражение стало предостережением для всех гангстеров. Джи-мены были людьми, твердо верившими в свое дело, в свою миссию. Их можно убить, но нельзя отвлечь от выполнения цели или подкупить".
      Как подготавливают джи-менов к выполнению этой миссии, рассказывает Дон Уайтхед - автор книги, считающейся официальной историей ФБР:
      "Обучение длится 18 месяцев и начинается с некоторых теоретических сведений о законах и административном управлении. Затем следует суровая подготовка в академии ФБР на военно-морской базе Квантико в Виргинии, где их обучают обращению с огнестрельным оружием и различным методам самообороны. Каждый агент, будь то научный сотрудник или инженер, работающий в лаборатории, знает, как вести перестрелку. Он приобретает умение быстро, в считанные доли секунды, вытащить пистолет из кобуры и занять такую позицию, которая обеспечивает надежное поражение цели. "Никогда не стрелять на бегу!" - гласит аксиома ФБР. Он обучается применять свое оружие стоя, с колена, сидя и лежа, вести огонь по неподвижной и движущейся цели. Он обучается стрелять обеими руками на случай, если ведет огонь из-за баррикады, а также быстро находить укрытие. Его учат стрельбе не только из пистолета, но и из винтовки, из дробовика и автомата. Агент владеет дзю-до и другими приемами, которые могут пригодиться в рукопашной схватке".
      Вот характерный текст из апологетической книги:
      Джи-мен Джерри Коттон
      Джерри Коттон, чтобы не подвергать опасности своего информатора, встретился с ним на Гринвудском кладбище в Бруклине, самом большом кладбище Нью-Йорка. Проходя мимо часовни 12 Б, Коттон разговаривал со своим информатором Фолхером о том, что тот смог выведать в пивной "Последний грош". Слишком поздно джи-мен заметил, что его информатор привел за собой "хвост". Произошла неравная схватка - двое против четырех.
      Джерри Коттон рассказывает:
      "Я использовал в этом поединке все свое умение, ведь мне отнюдь не грела душу перспектива очутиться в канаве с проломленным черепом... Первый из них сразу получил два удара ребром ладони. Этого было достаточно. Издав хрип, он свалился на землю. Второй испустил крик ярости. Я видел, как он замахнулся блестящим стальным прутом. Я ловко увернулся и нанес противнику встречный удар такой силы, что он свалил бы даже профи."
      Между тем два других преступника разделались с информатором и бежали. Внутри у Коттона все похолодело, ведь он видел, как глаза Фолхера неподвижно уставились в освещенное луной небо над Бруклином.
      Джи-мен погрузил тела гангстеров в свой "Ягуар".
      В офисе ФБР, на 69 улице, начался допрос. Один из парней - "на вид не больше двадцати пяти лет от роду, с темными волосами, прикрывающими уши" очевидно, ещё не знал, где находится. "Дерьмо, бык", - прошипел он, отхаркиваясь перед джи-меном.
      Джерри Коттон описывает дальнейший допрос так:
      "Ну, что ж, - сказал я, - Дай-ка я тебе кое-что объясню, недоумок. Во-первых, ты в ФБР, а не в городском полицейском участке. Что это означает для тебя, я не стану пояснять!"
      Тот поморщил лоб.
      "Во-вторых, - продолжал я, - ты напал на джи-мена. И, в-третьих, ты участвовал в убийстве!"
      "Нет! - завопил он. - Нет! Вы не можете меня..."
      "Заткнись! - приказал я ему грубо. И он погрузился в самого себя".
      ...Друга и коллегу Джерри Коттона звали Фил Деккер. В этот момент он вел наблюдение за виллой. За освещенными окнами он видел силуэты людей. Это были Кейси Рэндон и Калл Донна.
      Молодого Рэндона должны были накрыть на миллион из его наследства и на большую сумму страховки, и Донна подготавливала отступное гангстеру.
      Однако ФБР было на страже и послало Фила Деккера в качестве ангела-хранителя.
      Джерри Коттон знал, что Фил умеет ждать.
      "Мой друг взглянул на свои наручные часы. Прошло уже полтора часа. В худшем случае ему придется прождать здесь всю ночь".
      Но все усилия окупились: ФБР взяло банду, а Кейси Рэндона поддержал Рив Милрой. Прежде Рив был известен в Бруклине как задиру, разделывавшегося со своими противниками с помощью велосипедной цепи. Но после сотрудничества с ФБР он сильно изменился. Он пошел работать, овладел профессией и стал техником. Джерри Коттон в конце "охоты за миллионом" вспоминал, что Кейси пожелал оплатить обучение Рива..."
      Когда джи-мен подготовлен, он владеет всем, что необходимо для его опасного дела. Бесчисленные книги и фоторепортажи, фильмы и телевизионные передачи изображают и рекламируют джи-менов всегда готовыми уничтожить гангстеров и всегда на долю секунды раньше преступника спускающими курок. Стреляя из всех мыслимых положений, сокрушая все своими могучими кулаками, бьются эти "храбрецы" на киноэкранах, мелькают на страницах печатных изданий и всегда остаются победителями - точно так же, как в других волнах литературы и кино оказываются неуклюжими, чуть ли не беспомощными, рабами или жертвами своего самомнения и самоуверенности, мало подкрепленных реальной подготовкой и навыками.
      Впрочем, есть в "розовой" и "черной" волнах и общие черты. Например то, что один джи-мен чуть ли не всегда может положиться на другого, что они работают командой, имя отдельного человека при этом не важно. Так и имена людей, занимавшихся, например, делом о похищении Арчила, не дошли до нас.
      Часто спрашивают, было ли это дело типичным для ФБР, всегда ли так блестяще справлялись с гангстерами? Какими делами занимается собственно ФБР? Какую миссию выполняют джи-мены?
      Вокруг людей ФБР по вполне понятным причинам были созданы целые легенды, а само ФБР стало восхваляться как якобы лучший в мире и наиболее организованный полицейский аппарат. Эти утверждения и отвечают истине, и нет; и не стоит проводить пунктуальный статистический анализ, сравнивая успехи и провалы с охранными службами во всем мире. Просто на нескольких сотнях "живых" историй посмотрим, что именно скрывается за невинно звучащим наименованием "Федеральное бюро расследований", для чего в действительности оно было учреждено, каковы его традиции, какую роль играет оно в Соединенных Штатах Америки и какую миссию на деле выполняют джи-мены, - и можно ли вообще об этом говорить сколь-нибудь однозначно.
      Присмотримся и к тому, кем был Дж. Эдгар Гувер, почти полвека возглавлявший это высшее криминальное ведомство США. Но пока ещё немного истории - и тоже не "академической", а действенной. Рассказ начинается с "доФБРовских" времен, но затем приводит к временам иным и джи-мены в нем участвуют.
      Король гор Осейдж
      Билл скачет на север
      ...Ранчо Сильвермун отнюдь не относилось к самым крупным в Техасе. Луга его почти все выгорели, поля были не слишком плодородны, пара домишек имела жалкий вид, а несколько быков и коров с тавром в виде полумесяца давали мало дохода. Поэтому в сравнении со своими соседями, имевшими внушительные стада, владелец ранчо Хейл был не очень-то богат.
      Если тишина здесь вообще когда-либо нарушалась, то виной тому являлись ковбои Хейла. Правда, попытки ночью угнать чужой скот с других ранчо им редко удавались: соседи были настороже. Но кольт легко вытаскивался из кобуры, и для проезжих эта местность становилась все опаснее, поскольку их наличные деньги были призваны пополнять бюджет Хейла.
      Во всех налетах участвовал и сын хозяина ранчо Уильям К. Хейл, по прозвищу Билл. Он любил этот способ приобретения денег и жалел лишь, что число проезжих так невелико. Семнадцатилетний парень считал, что работа на ранчо не для него. Поэтому из всех возможностей заполучать доллары у него оставалась только одна; ее-то он, черт побери, использует куда лучше, чем ленивые ковбои с ранчо его отца!
      Однажды летом 1899 года Билл с восемью долларами в кармане - больше в хижине отца он найти не смог - и провиантом на два дня вскочил в седло и навсегда покинул родное ранчо. На поясе у него висели два кольта, красноречиво свидетельствующие об избранном им ремесле.
      Так начал свою карьеру убийцы один из самых крупных преступников, какого когда-либо знали южные штаты, и у которого за три с лишним десятилетия не упал ни один волос с головы.
      Билл Хейл скакал на север. Как он слышал, где-то в Оклахоме есть сказочный район: в нем хозяйничают банды, о богатстве которых ходят фантастические слухи.
      Билл неделями не слезал с седла, пока, наконец, не достиг желанного места. Теперь он с величайшей осторожностью стал наводить справки: с человеком, отправлявшимся в район действий банды, никто особенно разговаривать не хотел.
      И вот, наконец, перед ним горы графства Осейдж, дикая, изрезанная каньонами местность на территории индейской резервации. Ущелья и возвышенности, защищавшие мыс от любого нападения, служили бандам надежным укрытием. Отсюда белые разбойники с большой дороги, взломщики и грабители предпринимали свои набеги. Преследователи лишь изредка решались на собственный страх и риск отправиться в горы Осейдж: шансы вернуться назад живыми были крайне малы.
      Белые преступники сознательно распространяли слухи, будто пропавшие стали жертвами "краснокожих". Точно так же индейцам приписывались и все те многочисленные разбойничьи нападения, после которых неопознанные преступники исчезали за границей резервации. Словом, для белокожих бандитов здесь имелись идеальные условия, чтобы заниматься своим грязным ремеслом.
      Билл Хейл сумел присоединиться к одной из банд, но его надежды быстро завладеть богатством не сбылись; напротив, жизнь в примитивной палатке или в тесной пещере была куда менее комфортабельна, чем прежде в родной хижине.
      Хейла преследовала мысль, как бы поскорее разбогатеть. Тогда он нарушил неписаный закон этого края, своего рода гражданский мир между бандитами и индейцами. Бандиты не трогали индейцев - у них все равно нечего было взять, - а те, в свою очередь, терпели их выходки. Однако Билл Хейл стал грабить и индейцев. И когда кто-нибудь из них жаловался, что у него исчез скот, то наверняка можно было встретить в другом районе Хейла, продающего свежую говядину.
      Он с большой ловкостью отводил от себя подозрения, и постепенно почти полностью переключился на торговлю, которая приносила ему больше дохода и была безопаснее, чем разбой. Но Хейл все ещё не нашел свой счастливый случай.
      Взрыв в Фэрфаксе
      Однажды утром Билл неторопливо оседлал коня и спустился с гор в индейский лагерь, чтобы потребовать деньги, которые он одолжил одному своему клиенту.
      Еще издали он услышал монотонные жалобные причитания: оказалось, должник его, старый индеец, умер. Хейл, пробормотав несколько слов лицемерного сочувствия, кратчайшим путем поскакал в небольшой городок Фэрфакс. Там он пожаловался адвокату, что у него с умершим индейцем, якобы, были крупные дела, и тот остался ему много должен. Через несколько дней родственникам индейца был вручен иск: мистер Уильям К. Хейл претендует на все имущество умершего, на его пастбища, рогатый скот и личную собственность, но и этим задолженность ещё отнюдь не покрывается. Семья, знавшая о действительном небольшом долге, иск опротестовала. Дело дошло до судебного разбирательства. Хейл выставил своих "свидетелей" - довольно мрачных и грязных личностей.
      "Так точно, ваша честь, - заверяли они, - мы хорошо знаем претензии мистера Хейла. Мы не раз были свидетелями, как он требовал от краснокожего поскорее уплатить долги. Каждый раз индеец полностью признавал их и просил отсрочки. А теперь набралась уже такая большая сумма, что и самый богатый человек не смог бы вечно ждать её возврата. Мы, ваша честь, если говорить прямо, всегда удивлялись терпению мистера Хейла. Поэтому будет справедливо, если теперь он получит хоть часть того, что ему на самом деле причитается. А если нет письменных расписок, то мистер Хейл не должен нести от этого ущерб. Доверие за доверие - таков всегда был его девиз. Между честными людьми расписки ни к чему".
      Благодаря лживым показаниям своих друзей с гор Хейл выиграл процесс. Этот судебный фарс он повторял ещё не раз и с другими индейцами. Стоило какому-нибудь индейцу отправиться на тот свет, как Хейл сразу же притязал на оставшееся имущество, и каждый раз одерживал верх.
      Но главное было ещё впереди.
      В районе резервации вдруг была найдена нефть, и это послужило началом целой трагедии. "Договор о правах на землю", который вашингтонское правительство в свое время заключило с жившими здесь индейцами, отнюдь не предусматривал неограниченной собственности для жителей резервации, хотя в некоторых отношениях и был более благоприятным, чем договоры, заключенные с другими племенами. Так или иначе, из факта обнаружения нефти для индейцев формально вытекала двоякая материальная выгода: предприниматели были обязаны платить федеральному правительству с каждого барреля нефти налог, незначительная доля которого причиталась индейцам, и к этому добавлялись некоторые доходы от сдачи части территории резервации нефтяным боссам. Кое-кто из 2200 индейцев этого племени действительно разбогател, хотя позже в официальных версиях доходы их были безмерно преувеличены. Об индейцах гор Осейдж писали, будто они самый богатый народ на земле, но богатство, мол, для индейцев бессмысленно: "Они соревнуются друг с другом, кто может купить себе самый большой автомобиль. Один даже съездил в Оклахома Сити и купил себе там новый сверкающий на солнце катафалк со стенами из стекла. Он любит в нем ездить по стране и, сидя в катафалке, наслаждаться открывающимися перед ним видами. Высокооплачиваемый шофер в форме сидит за рулем".
      В это время, около 1910 года, с США уже существовали автомобили. Форд выпускал легендарную "Модель Т", в 1908 году - 6 000, в 1911 почти 45 000 штук. Однако подход к автомобилю как символу статуса последовал позже, и индейцы едва ли могли быть тут предшественниками.
      Индейцев выставляли в нелепом свете, людьми "третьего сорта", чтобы как - то оправдать многолетнюю пассивность властей в расследовании преступлений в отношении этого племени. К тому же теперь пробил час для Уильяма К. Хейла и его кампании. В графстве Осейдж обладание землей с нефтяными источниками стало опасным для жизни. Если раньше Хейл преступным образом присваивал себе имущество умерших, то теперь он сам стал заботиться о том, чтобы избранные им жертвы умирали "своевременно".
      Многие индейцы - точное число неизвестно - загадочным образом один за другим отправлялись на тот свет. Их находили то с пулей в черепе, то погибшими от "несчастного случая", раздавленными на ровном месте глыбами скал, само появление которых здесь было необъяснимым. Некоторые, выпив стакан виски, тут же в судорогах умирали с искаженным от боли лицом. И каждый раз выгоду от этого получал Хейл - от крупной страховки жизни, которая шла ему в карман, от подложных долговых расписок, которые без всякого труда признавались судом, или же от подозрительной грамоты на владение землей, составленной в пользу Хейла буквально накануне смерти индейца.
      Ни одно из этого множества убийств расследовано не было. Полицию штата Оклахома события, происходящие в графстве Осейдж, нимало не волновали. К тому же Хейл всегда имел неопровержимое алиби, ибо не убивал собственноручно, а, как глава конторы по убийствам, предусмотрительно держался в тени, режиссируя действиями своих прожженных бандитов из-за кулис. Если же кто-нибудь из этих субъектов не подчинялся или пытался болтать, через несколько часов он и сам становился мертвецом.
      Пусть даже каждое преступление в отдельности не приносило большого дохода, в совокупности они дали Хейлу немалую прибыль. В 1920 году он покинул Осейдж и вернулся на свое ранчо. Прибранные им к рукам земли уже тогда составляли 20 тысяч гектаров, их дополняли стада крупного рогатого скота и лошади ценных пород. В Фэрфаксе Хейл приобрел половину акций одного банка, большой торговый центр, а также похоронное бюро, так что мог делать бизнес даже на погребении своих жертв. С тех пор его прозвали "королем гор Осейдж".
      Однако новоиспеченному банкиру мало было достигнутого, серия убийств не прекращалась. Когда несколько индейцев поручили одному адвокату начать процесс против Хейла, этот адвокат неожиданно "выпал" из мчащегося поезда. Хейл обеспечил ему роскошные похороны. Теперь ни один адвокат не брался за дело, если его клиентом хотел стать индеец с гор Осейдж. Местные власти тоже ничего не предпринимали.
      Тем временем банкир-убийца готовил дельце, которое одним махом должно было принести ему больше 300 тысяч долларов.
      В такую сумму примерно оценивалась собственность одной престарелой индианки по имени Лиззи Квирос. Она имела нефтяные акции и обладала неслыханным по индейским масштабам богатством. У неё было три дочери: Рита Смит - замужем за белым, Анна Браун, муж которой погиб от несчастного случая (в виде исключения без помощи Хейла), и, наконец, Молли - младшая, хорошенькая незамужняя девушка.
      Банкир Хейл начал свое новое дело с того, что "напустил" на Молли своего племянника Эрнеста Буркхарта. Парень, выполняя задание, добился успеха и вскоре женился на Молли. Счастливый дядюшка Уильям дал деньги на свадьбу, которая состоялась в апреле 1921 года. Вскоре таинственно исчезла Анна Браун. Через месяц труп её, уже сильно разложившийся, с пулей в черепе, нашли в ущелье около Фэрфакса. Еще через несколько недель скончалась Лизан Квирос. Поползли слухи, что конец её ускорил какой-то ядовитый препарат. Чтобы волнение как-то улеглось, Хейл решил выждать, и только в начале 1923 года распорядился совершить новое убийство.
      6 февраля утреннюю тишину разорвал выстрел, и кузен Молли и Риты упал головой на руль своего "форда" модели "Т". Неуправляемая машина ударилась о фонарный столб, перевернулась, покатилась под откос и взорвалась, охваченная пламенем. Поскольку жертвой был "цветной", местные власти Оклахомы на это происшествие не отреагировали.
      Через месяц Уильям К. Хейл отправился на ежегодную ярмарку скота в Техасе. Когда он возвратился, Фэрфакс был охвачен ужасом и паникой, о чем он узнал ещё на вокзале. В три часа ночи мощный взрыв потряс город, на воздух взлетел целый дом. Хейл приказал немедленно отвезти себя к своему другу-шерифу, где получил приятное известие: причины взрыва выяснены быть не могут, поскольку никаких следов не осталось, а хозяев дома разорвало на куски.
      Этими хозяевами были Билл и Рита Смит, ещё недавно проживавшие в резервации. Смит и его жена-индианка переселились в город по настоянию Хейла.
      Западня для Эйси Керби
      Вечером того же дня, около десяти, к "королю гор Осейдж" пришел непрошенный гость. Это был изрядно выпивший Эйси Керби - люмпен, который не раз уже выполнял деликатные поручения бандита-банкира.
      Хейл резко спросил: - Я что, не запрещал приходить ко мне без вызова? Что случилось?
      - Да все нормально, шеф, ничто меня не видел.
      - Я тебе приказывал не пить здесь, в городе. Скажи, наконец, что ты хочешь?
      - Только не волнуйся, босс. Это было не больше, чем полпинты. Я только немного поиграл в Таун-салуне. Впрочем, неудачно. Теперь без гроша. Можно мне...
      Хейл порылся в своем письменном столе.
      - Здесь двадцать долларов. А о фейерверке больше ни слова. Я здесь не при чем!
      Затем поразмышлял несколько минут.
      - Эйси Керби, - прошептал он наконец, - дам тебе ещё один совет, прежде чем ты покинешь город. Только тебе одному скажу. Ты сможешь стать богатым человеком, однако должен обещать мне исчезнуть не только из Фэрфакса, но и из Оклахомы. Где-нибудь в другом месте ты сможешь начать заново свою безумную жизнь.
      Керби не потребовалось времени ни раздумья.
      - Хорошо, если дело выгодное, тогда Эйси исчезнет с горизонта.
      - Ты знаешь аптеку Линкольна на Мейн-стрит? Еще два дня там будет находиться коллекция бриллиантов. Брат Линкольна привез её четыре дня назад и снова заедет за нею. Сокровища дадут тебе тридцать тысяч долларов. Ты должен следующей ночью взломать лавчонку. Это не опасно, Линкольн не живет в аптеке. Я приберег это для тебя, потому что ты этого заслуживаешь. Однако прежде чем ты налакаешься в городе, лучше будет, если ты навсегда уберешься отсюда. Когда бренди развяжет твой язык, он опасен для всех нас.
      В приподнятом настроении Эйси Керби исчез в темноте.
      На следующее утро Хейл прогуливался по Мейн-стрит. Наконец он направил свои стопы в аптеку мистера Линкольна. Там он поделился тем, что вчера поздно вечером он осматривал остатки взлетевшего на воздух дома и там, мол, услышал несколько обрывков фраз из проезжавшего автомобиля. Речь шла будто бы об аптеке Линкольна и великолепном остроконечном пламени. Он не увидел никакой связи, пока его сегодня утром не озарило. В машине, очевидно, сидели преступники, и слова могли относиться к аптеке. Он и решил предостеречь, чтобы хозяева успели приготовить парням "горячий" прием.
      Линкольн и его помощник решили провести предстоящую ночь в аптеке. Владелец приготовил пистолет-пулемет, оба сидели в темноте на корточках и ждали. Прошло шесть часов, когда на задней двери было выдавлено оконное стекло, и рука осторожно проникла внутрь помещения. На фоне ночного неба вырисовывались очертания длинной тощей фигуры; Линкольн медленно и бесшумно поставил пулемет в удобную позицию... И снял руку со спуска курка лишь тогда, когда обойма опустела.
      Когда за дверью аптеки наступила тишина, вспыхнул свет. В лужах крови лежал Эйси Керби, изрешеченный более чем двадцатью пулями. Теперь он уже не был опасен банкиру Уильяму К. Хейлу и не мог рассказать о множестве убийств, которые он осуществил по его заказу.
      Но предвкушая радость большого улова, Керби проболтался. В аптеке, как было установлено, никогда не было коллекции бриллиантов...
      Следующим "проколом" было очеридное: индейцы отнюдь не оставались равнодушными к преступлениям, совершаемым в отношении их соплеменников. Они посылали жалобы во все возможные инстанции и даже губернатору Оклахомы, прося защиты. Постепенно все поняли, что выгоду из всех этих убийств извлекал именно "король гор Осейдж". Но пока что все прошения оставались без ответа, для защиты индейцев ничего сделано не было. После взрыва в Фэрфаксе состоялся совет племени. Старейшины составили петицию министру внутренних дел в Вашингтоне. В петиции говорилось: "Поскольку убито много членов нашего племени и против них совершены и другие преступления, мы решили просить министра внутренних дел: пусть министерство распорядится схватить и предать суду убийц нашего племени". Затем следовал подробный список не расследованных убийств и тех преступлений, в результате которых многие индейцы лишились принадлежавшего им имущества.
      Скандал с "Чайником"
      В апреле 1923 года письмо индейцев оказалось на столе министра внутренних дел, и обстоятельства, определившие в те недели ход событий в Вашингтоне, способствовали тому, что оно не угодило сразу в корзину для бумаг.
      Вот уже три года восседал Уоррен Дж. Гардинг в Белом доме, и один скандал сменялся другим. Директор ведомства помощи ветеранам войны присвоил себе 200 тысяч долларов и теперь сидел в тюрьме. Два других высоких правительственных чиновника тоже попытались обогатиться подобным способом, но были изобличены и повесились. Вершиной явилась афера с подкупом министра внутренних дел Альберта Фолла, которому 4 марта 1923 года пришлось уйти в отставку. Фолл уговорил президента передать в ведение его министерства нефтяные источники, принадлежавшие военно-морскому ведомству. К их числу принадлежал и нефтеносный участок в Вайоминге. В центре этого участка высилась скала, напоминавшая по форме чайник, почему вся афера и получила название "скандал с "Чайником".
      Министр тайно, не имея на то полномочий, сдал участки в аренду крупным нефтяным магнатам. Речь шла о сумме порядка 100 миллионов долларов, немалая часть которой досталась Фоллу. Только несколько лет спустя ему пришлось за это 12 месяцев провести в тюрьме. Но его отставка в 1923 году уже предвещала огромный скандал.
      Поэтому новый министр внутренних дел после отставки Фолла тщательно старался держаться подальше от подобных афер. В частности, внимательно занялся и петицией совета индейцев, тем более что речь шла об Оклахоме, а, следовательно, о нефти. Поскольку излагавшиеся в петиции вопросы относились к компетенции ФБР, министр распорядился направить в Оклахому нескольких агентов.
      Летом 1923 года в Фэрфаксе один за другим поселились четыре человека: торговец скотом, геологоразведчик-нефтяник, страховой агент и врач, лечивший травами. Это были специальные агенты ФБР, которые устраивали свои встречи и совещания тайно: никто не должен был знать об их присутствии в городе и о том задании, которое они получили. Сначала они занялись расследованием серии убийств в семействе Лиззи Квирос, и вскоре им удалось обнаружить и идентифицировать труп индейца Генри Роуна Хорса. В других случаях опознать трупы не удалось, поэтому дальнейшее агентов ФБР не касалось и расследованию не подлежало. Таким образом, по формальным основаниям убийства Анны Браун, Лиззи Квирос, Билла и Риты Смит не расследовались. Но и то, что было связано с гибелью Генри Роуна Хорса, давало достаточно улик. Незадолго до убийства этого индейца его жизнь была застрахована на сумму 25 тысяч долларов в пользу Уильяма К. Хейла. Дальнейшие розыски в архивах различных страховых обществ выявили большое число аналогичных случаев. Почти все страховые суммы, выплачивавшиеся непосредственно после заключения договора страхования, поступали на банковский счет Хейла. Кроме того, застрахованные погибали загадочным образом.
      Так или иначе, следы вели к "королю гор Осейдж". Один заключенный оклахомской тюрьмы сознался, что Хейл заплатил ему за два убийства. Стал известен и трюк, при помощи которого банкир избавился от одного из своих сообщников - Эйси Керби. В каком бы направлении ни вели расследование специальные агенты ФБР - копались ли в старых судебных делах или незаметно расспрашивали людей, - каждый раз они натыкались на Хейла.
      Четыре процесса
      Но дальше... не произошло ничего. Банкир-убийца Уильям К. Хейл получил возможность расширить свой банк и построить новое ранчо, основать в Фэрфаксе новые фирмы и задумать планы новых убийств. Более того, он даже выставил свою кандидатуру на ближайших выборах шерифа.
      Агенты ФБР не задали мистеру Хейлу ни единого вопроса.
      Тем временем главой ФБР уже стал Дж. Эдгар Гувер, тот самый Гувер, который, как утверждала буржуазная пропаганда, немедленно покончит с недобросовестностью в своем учреждении. В Фэрфаксе этого никак не заметили, ибо убийца индейцев преспокойно продолжал обделывать свои дела. Правда, он решил пока повременить с убийством юной Молли.
      Как долго пробыли агенты ФБР в Фэрфаксе и в графстве Осейдж (лишь несколько месяцев летом 1923 года или целых три года), установить не удалось. Во всяком случае, в середине 1926 года они снова были там. Трехлетний период их бездействия в официальной истории ФБР оправдывается "отсутствием улик". О действительных причинах можно лишь догадываться. Одно совершенно точно: за убийство "цветных" белого привлекали к суду крайне неохотно, ибо индейцев истребляли постоянно и ни одно из этих преступлений никогда не подвергалось расследованию. Напротив, рекордсмены в этом своеобразном виде спорта, становились кумирами нации, и к тому же наживали на этих кровавых авантюрах порядочные состояния. И Хейл попадал в эту категорию, хотя действовал он иначе. Впрочем изменились и времена. Но Хейл был слишком скомпрометирован, а дело надо было как-то заканчивать.
      Прошло три года, прежде чем агенты ФБР принялись за семейство Хейла. Первым они допросили Эрнеста Буркхарта. Но если агенты надеялись, что он даст показания, которые позволят прикрыть расследование, то они глубоко ошиблись: Буркхарт выложил все. Дядюшка Уильям всю жизнь терроризировал его, и он подчинялся ему из страха за свою жизнь. А потом Буркхарт привел длинный список людей, которые осуществляли кровавые дела банкира. Он назвал имена убийц Генри Роуна Хорса, супругов Смит и Анны Браун. Кроме Эйси Керби, все эти убийцы были ещё живы: одни сидели в тюрьмах за иные преступления, другие жили припеваючи где-нибудь в Оклахоме, а третьи все ещё скакали по горам "с кольтом наготове". Большинство этих преступников было обнаружено, и почти все они без исключения поразительно быстро дали свои показания.
      Банкира-убийцу арестовали. Вел он себя спокойно. "Я скоро вернусь! бросил Хейл репортерам, наблюдавшим за его отправкой в тюрьму. - Если понадобится, внесу миллион долларов залога". И ему действительно чуть было не удалось сделать это. Хейл нанял самых прожженных адвокатов в Оклахоме. После первого процесса они добились в окружном суде решения, что данное дело не подлежит компетенции федерального суда. Верховный суд США этот приговор кассировал, а потому потребовался второй процесс. На нем один из свидетелей защиты дал под присягой ложные показания, и присяжные оказались "не в состоянии" признать Хейла виновным. Вопрос оставался открытым. Так дело дошло до третьего процесса и осуждения Хейла. Тогда его адвокаты подали на апелляцию и добились отмены приговора. В качестве причины пересмотра дела было выдвинуто утверждение, что судопроизводство велось не в надлежащем округе. Все это опять тянулось три года, и Хейл предстал перед судом в четвертый раз лишь в 1929 году. 26 января был вынесен приговор: пожизненное заключение без права кассации. Если учесть масштабы кровавых злодеяний банкира-убийцы, приговор этот был мягок, тем более что для богачей "пожизненное" заключение оставляло много путей на свободу. И действительно, в 1947 году Хейл был выпущен. Итак, за каждого убитого он отсидел всего несколько месяцев!
      Официально историю с Хейлом в США относят к "одному из самых фантастических дел ФБР", и с этим вполне можно согласиться. В самом деле, разве не фантастично долго "король гор Осейдж" безнаказанно совершал свои кровавые преступления, ФБР спокойно взирало на них, а суды выслушивали адвокатов Хейла? Целых три десятилетия!
      8. Америка против криминалитета.
      ФБР и Борьба с бандами
      Колосимо убит киллером
      В том же 1899 году, когда Билл Хейл покинул родной Техас и началась описанная выше серия преступлений, у добропорядочного парикмахера в Неаполе родился сын, которому при крещении дали имя Альфонс. Ему не было ещё и года, когда родители с тремя его братьями и сестрами переселились в Нью-Йорк. Но надежды отца на лучшую жизнь в "стране неограниченных возможностей" не оправдались. Он не нашел здесь работы по специальности, и ему пришлось стать землекопом. Матери тоже не оставалось ничего иного, как подрабатывать в качестве уборщицы для того, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Дети же были предоставлены самим себе и слонялись по улицам и переулкам Бруклина, где юный Альфонс усвоил первые навыки того ремесла, которое позднее прославило его на весь мир как "великого Аль-Капоне".
      Король гангстеров Чикаго начал свою карьеру преступника в "kid Gang" детской банде Бруклина. Множество таких банд подростков держали в страхе целые кварталы города, терроризируя население. Они регулярно взимали дань с торговцев фруктами и овощами, а отказ от уплаты быстро вел к разорению владельца лавки. Банды шутить не любили. Кто не желал платить, не мог рассчитывать на то, что витрина его магазина впредь останется целой, а прилавок не будет разворочен.
      Со временем Аль-Капоне превратился в благообразного молодого мужчину; вежливые манеры и солидный облик никак не выдавали в нем гангстера.
      Однажды он поссорился со своим близким другом, и драка кончилась поножовщиной. Альфонс получил резаную рану от верхнего края левого уха до левого уголка рта. Рубец остался у него на всю жизнь, за что он получил свою кличку Scar face - "физиономия со шрамом".
      Кумиром молодого парня был Джонни Торрио - босс нью-йоркской банды "Five points Gang" и вершитель дел мафии на Северо-восточном побережье Соединенных Штатов.
      Мечты Скарфэйса вскоре сбылись: в девятнадцать лет он вступил в банду, стал принимать участие в разбоях и убил свою первую жертву. В это время произошло слияние банды Торрио с бандой всесильного Бриллиантового Джима Колосимо, считавшегося главой преступного мира Чикаго. Летом 1919 года Аль-Капоне перебрался в этот город на берегу озера Мичиган.
      16 января 1920 года конгресс США ввел в силу "сухой закон", запрещавший изготовление, продажу, ввоз и вывоз, а также приобретение алкогольных напитков. Нарушение данного положения считалось нарушением федерального закона; финансовое ведомство создало свой собственный исполнительный орган для контроля над его исполнением. Так при помощи запретов пытались "осушить" страну от алкоголя.
      Это решение, о котором до сих пор говорят и спорят не только в США, но и в ряде других стран мира, через несколько лет было отменено; исторический ущерб, который оно нанесло стране, едва ли переоценим: обоснованно считается, что "настоящая" организованная преступность, мафия, которая с годами стала практически неотделимой частью общества, всерьез начинается именно с этого же рубежа. Точно также массовая наркомания определенно проистекает с этого времени. Чрезвычайно велики и финансовые потери - при том, что с медицинской точки зрения серьезного снижения заболеваемостей, связанных с алкоголем, не произошло. Это, кстати, все - почти точная "предтеча" социальной бури, которая поразила в восьмидесятые СССР. Но среди вопросов, которые возникают в связи с "сухим законом", очень важен и такой: неужели в США не было достаточного количества профессионалов, которые все это могли предсказать, смогли бы предупредить и предотвратить? Ответ очевидный: конечно же, были. И если к ним не прислушались, если все сделалось "с точностью до наоборот", то была серьезная причина, не сводимая к интересам нескольких лоббистских группировок. Представляется, что важнейшей причиной был перелом в общественном сознании, который начался в ходе Первой мировой (один из показателей его - массовое дезертирство, другой - последний всплеск и ощутимое падение влияния коммунистической идеологии), перелом, который к шестидесятым обернулся деидеологизацией. Абстиненция, как одна из форм возврата к "американским ценностям", была проявлением духовой реакции прошлой Америки - Америки уходящей и не способной примириться со своим уходом. Характерно, что накануне отмены "сухого закона" намного больше половины опрошенных взрослых жителей больших городов высказывались за его немедленную отмену - в то время как громадная часть "одноэтажной Америки" его горячо поддерживала.
      Но вернемся к "большим бандитам".
      Колосимо блестяще подготовился к борьбе против этого закона, и уже 16 января 1920 года быстро сколоченная им организация приступила к делу. Он имел по всей стране своих людей, которые изготовляли запретные напитки, и торговали ими из-под полы. Во главе первой в США организации подпольной торговли спиртным стоял сам Бриллиантовый Джим. Но другие гангстерские группы тоже хотели погреть руки на этом бизнесе; они, естественно, вступили в конкурентную борьбу с чикагской "монополией". В июне Колосимо был убит соперничающей бандой.
      В пышных похоронах гангстерского главаря приняли участие почти все видные лица Чикаго - депутаты, судьи и "отцы города", ведь Бриллиантовый Джим был с ними на короткой ноге. Его преемником, унаследовавшим также и эти полезные связи, стал Джонни Торрио, правой рукой которого был Аль-Капоне.
      Способы обхода "сухого закона" были самые разнообразные. Процветал нелегальный импорт спиртного. Особенно большие партии ввозились из Канады, они беспрепятственно поступали через границу трехмильной зоны, где "бутлегеры" перегружали опьяняющую жидкость - вино, пиво, виски, шампанское и дешевую водку, - на свои быстроходные баркасы.
      Контрабандисты делали отличный бизнес, "рентабельность" составляла от 400 до 2000 процентов, и полиции лишь изредка удавалось задержать лодку "бутлегеров". Но Джонни Торрио и Аль-Капоне стремились избежать даже малейшего риска и поэтому стали на несколько иной путь снабжения алкоголем. Они создали в Чикаго - на территории своей сферы влияния, - множество тайных водочных заводов и пивоварен, став, таким образом, независимыми от контрабанды алкоголем.
      Однако предприятия по подпольному изготовлению спиртного не могли долго оставаться тайными. "Дело" следовало усовершенствовать. И если при Бриллиантовом Джиме обычно подкупали чиновников городской администрации, полицию и юстицию, то теперь Аль-Капоне решил посадить на соответствующие посты непосредственно членов своей банды.
      В 1924 году в Сисеро, пригороде Чикаго, насчитывавшем 70 тысяч жителей, происходили выборы мэра, и Аль-Капоне сумел добиться избрания на этот пост своего сообщника Джона Паттона. Начальник полиции тоже был из банды Торрио - Капоне, поскольку Скарфэйс проживал в Сисеро и сам решал, что должно происходить в "его" городе. Ведь в конечном счете он командовал внушительным отрядом из 700 человек, которые либо изготовляли и распространяли спиртные напитки, либо обеспечивали дела гангстерского треста в городском управлении.
      В Сисеро царила железная дисциплина. Тот, кто решался воспротивиться приказу босса, мог считать величайшим счастьем, если ему просто переломают ноги, потому что в большинстве случаев дело кончалось убийством.
      Выстрелы из катафалка
      Аль-Капоне исполнилось всего двадцать пять лет, когда состояние его достигло многомиллионных высот. Оно было нажито преступлениями, совершенными под защитой его друзей из полиции. Иначе такая жизнь была бы небезопасной.
      К банде Торрио - Капоне принадлежал и некий 0'Бэнион, который, не удовлетворенный причитавшейся ему долей прибыли, откололся и стал действовать самостоятельно. Когда же он со своей бандой попытался распространить торговлю спиртным на священные владения Торрио и Аль-Капоне, судьба его была решена. 0'Бэнион руководил своим делом из цветочной лавки, которую он завел для маскировки. 10 ноября 1924 года он, как обычно, открывал свой магазин, когда к дверям его медленно подъехал автокатафалк. Из него неторопливо вышли трое джентльменов, державшиеся с достоинством, подобающим служащим такого учреждения, как похоронное бюро, и размеренными шагами вошли в помещение. "Вчера мы заказали венки, - сказал один из них, и хотели бы забрать их".
      "Торговец цветами", всегда вооруженный и всегда начеку, на этот раз дал себя провести, и протянул руку, чтобы поздороваться. В тот же миг прогремели выстрелы, и 0'Бэнион упал замертво.
      Похороны его по своей пышности превосходили все виденное дотоле в Чикаго. Конная полиция охраняла бесконечную колонну скорбящих - 26 грузовых и 120 легковых автомашин, доверху заваленных цветами и венками. "Отцы города" выражали свое соболезнование, а сразу за гробом, стоившим 10 тысяч долларов. Среди 15 тысяч провожающих шли и те двое, на совести которых была смерть 0'Бэниона, - Торрио и Аль-Капоне.
      Полицейское расследование, как и следовало ожидать, никаких результатов не дало. Но дело этим не кончилось, ибо друзья 0'Бэниона жаждали мести и попытались её осуществить. Покушение на Аль-Капоне сорвалось, однако с тех пор гангстерского босса видели только в бронированном лимузине и в окружении телохранителей. Меньше повезло Торрио: во время покушения он получил несколько огнестрельных ран. Тогда он перенес свое местожительство и командный пункт в надежную полицейскую тюрьму, предварительно надлежащим образом обезопасив от непрошеных визитеров свою камеру, превращенную в роскошные апартаменты.
      Поскольку банда 0'Бзннона не отказалась от планов мести, Торрио спустя девять месяцев предпочел покинуть Чикаго и на несколько лет удалиться из США. Таким образом, в 1925 году Аль-Капоне стал единоличным властителем преступного мира Чикаго; согласно "кодексу чести" гангстеров, стычки гангов Аль Капоне и О*Бенниона продолжались. Аль-Капоне разыскал двух участников покушения на Торрио и приказал их убить. Но убийцы оказались плохими стрелками и промахнулись.
      Соперники попытались предпринять ответный ход, чтобы окончательно сломить всесилие Аль-Капоне. Некто Вайс, стоявший теперь во главе банды 0'Бэниона, подготовил эту акцию, словно военную операцию. Его люди на восьми броневиках ворвались в Сисеро, где оцепили отель, в котором находилась резиденция Скарфэйса. По команде Вайса гангстеры открыли огонь из всех стволов. В здание попало, по крайней мере, 600 пулеметных пуль. Было много раненых, но Аль-Капоне среди них не обнаружили, поскольку телохранители вовремя обеспечили его безопасность.
      Скарфэйс оплатил убытки, за его счет был отремонтирован отель, а врачи "заштопали" раненых. Полиции удалось схватить некоторых нападавших, но, когда им устроили очную ставку с Вайсом, все задержанные в один голос заявили, что видят его впервые. В отношении самих задержанных были даны показания, "свидетельствующие", что в момент налета они находились далеко от Сисеро. Как и обычно, в таких случаях, полиция расследование прекратила. Но Вайс не унимался - его людям удалось похитить шофера Аль-Капоне. Его подвергли пыткам, чтобы узнать о новом местонахождении Скарфэйса, а когда и это не помогло, убили, бросив труп в колодец.
      Когда труп обнаружили, Аль-Капоне сделал новый ход. Он предположил, что Вайс захочет присутствовать в качестве наблюдателя на предстоящем процессе против одного из его друзей, и не ошибся. Выходивший из здания суда Вайс оказался прекрасной мишенью для пулеметчиков Аль-Капоне. Самый неугомонный соперник "великого человека" чикагского "дна" был застрелен вместе со своим близким сообщником, а остальные люди Вайса получили такие тяжелые ранения, что надолго отошли от "большого бизнеса".
      Таким же образом Аль-Капоне рассчитывал разделаться и с другой бандой, осмелившейся торговать алкоголем в его владениях. Но после этой новой кровавой стычки впервые был издан приказ об аресте Скарфэйса, осуществить который, однако, не удалось, поскольку главарь гангстеров скрылся.
      Через три месяца он сам явился к властям.
      - Я только что вернулся из путешествия и узнал об этом абсурдном подозрении. Просто чудовищно обвинять меня в преступлении по отношению к моим же собственным друзьям. Я ни в коем случае не примирюсь с этим бредом!
      Этой угрозы и запоздалой явки в судебные органы оказалось достаточно для отмены приказа об аресте Аль-Капоне...
      Затем 20 октября 1926 года в роскошном чикагском отеле "Шерман" состоялось любопытное совещание. Явиться на него было дозволено только видным лицам гангстерского мира, и все присутствовавшие, в том числе Аль-Капоне, придерживались заранее достигнутой договоренности. Он тоже пришел без оружия, а его 15 "горилл" - телохранителей остались дома.
      Кроме Скарфэйса в конференц-зале сидели главари всех гангстерских банд, действовавших в районе Чикаго. И все были единодушны в том, что так дальше продолжаться не может. Под конец они в торжественной форме объявили амнистию всем тем гангстерам, которые ещё стояли в списках "подлежащих" убийству. Никаких больше счетов за былые перестрелки и немедленное прекращение всех стычек между бандами. Единая линия поведения в отношении прессы и полиции и, наконец, разделение всей территории на сферы влияния, как это водится между трестами. Газеты широко оповестили об этом соглашении в отеле "Шерман", но полиция и юстиция не стали вмешиваться, заявив, что Аль-Капоне и другим джентльменам ничего уголовного не инкриминируется.
      Гангстерская мораль - дело весьма ненадежное, и соглашение от 20 октября 1926 года явилось не мирным договором, а в лучшем случае небольшим перемирием. Но передышка на некоторое время была необходима, чтобы подготовить успешные удары по конкурентам и провернуть некоторые дела, которые сулили желаемый доход. В марте 1927 года борьба между бандами Чикаго развернулась с новой силой.
      Скарфэйс изобретает рэкет
      Аль-Капоне можно было упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии фантазии. В 1927 году он решил уделять поменьше внимания стычкам между бандами и осуществить новое задуманное предприятие. Многое из его юношеского опыта "kid Gang" теперь трансформировалось в новых масштабах. Аль-Капоне изобрел "рэкет" - своего рода способ вымогательства денег у владельцев различных фирм.
      Еще ранее в Чикаго было немало случаев, когда банды бросали бомбы в прачечные и красильни, выбивали стекла, обливали фасады магазинов серной кислотой, крали белье клиентов. Вскоре владельцы фирм стали получать предложения: за приличную плату они будут избавлены от бомб и кислоты. Это в их же собственных интересах, а потому им не остается никакой иной альтернативы, как принять "предложение о защите".
      Финансовые дела "рэкета" решались на основе принципов акционерного общества, и большая доля попадала в руки Аль-Капоне. Но и этого мало. Прежний единоличный владелец крупнейшей в Чикаго прачечной предложил Скарфэйсу стать партнером его фирмы; бизнесмен "не прогадал" - благодаря этому сразу же отпала необходимость в полицейской охране предприятия.
      При все усиливавшемся переплетении капиталистических предприятий с преступным миром у Аль-Капоне имелось много различных средств обеспечения своих интересов, к тому же не только в Чикаго, но и в других городах. Специалисты оценивали в 1928 году его обороты в сумму свыше 105 миллионов долларов, причем 60 миллионов поступали от торговли алкоголем на "черном рынке", по прежнему процветавшей, 25 миллионов - от принадлежавших ему казино, где играли в запрещенные азартные игры, 10 миллионов - от публичных домов и ещё 10 - от новых предприятий.
      Чем больше обороты, тем сильнее страх за свою жизнь. Аль-Капоне постоянно искал надежного убежища. Начиная с 1927 года, он правил своей "империей" с роскошной, строго охраняемой яхты, стоявшей у небольшого островка Палм, близ Майами, во Флориде.
      К тому времени разгул бандитизма превратился в серьезную проблему и помимо полиции, к делу были подключены силы Министерства юстиции - ФБР и налоговое управление. 14 февраля 1929 года, в день св. Валентина, в Чикаго произошло крупное столкновение нескольких банд, после которого на улице остались лежать шестеро гангстеров. На этот раз полиция реагировала более живо, чем обычно: дюжина любителей перестрелок угодила в тюрьму, в том числе и трое близких сообщников Аль-Капоне. Хотя их быстро выпустили под залог крупной суммы, это все же послужило тревожным сигналом.
      Гангстерские главари попытались ещё раз прийти к соглашению. В мае 1929 года они собрались в городе Атлантик-Сити. Переговоры длились три дня и закончились невиданным дотоле документом: четыре самые крупные банды объединились в единый синдикат, в один преступный концерн, все прибыли которого должны были поступать в общую кассу и делиться по заранее установленному принципу.
      Но и этому проекту, прямо опиравшемуся на экономическую структуру Соединенных Штатов, не была суждена долгая жизнь, и уже вскоре между бандами вновь вспыхнули ожесточенные столкновения. Создание "Коза ностры" затруднило борьбу с мафией, но не отменило ее; ФБР потребовались большие, в том числе и нетрадиционные на то время усилия, чтобы "добраться" до многих вожаков, весьма многих "капо" и очень многих "солдат" - хотя ряды мафии пополнялись едва ли не быстрее, чем редели под ударами конкурентов и противников.
      "Дело Америки - бизнес"
      Тридцатилетнего Аль-Капоне теперь не покидала мысль оставить "дело" и удалиться на покой. Невероятное богатство давало ему возможность вести роскошную жизнь, из перестрелок он выходил невредимым, а полиция и юстиция его не трогали.
      Если до сих пор гангстерскому боссу во всех его делах невероятно везло, то это объяснялось не только его положением, завоеванным длинной цепью преступлений. "Успехи" Аль-Капоне неразрывно связаны с обстановкой "диких 20-х годов". Так именуют американские историки период с 1924 года, когда США захлестнула волна преступлений и насилия, превзойдя все, что когда-либо совершал мир концентрированной и организованной преступности.
      Беспримерны были и цифры, которые приводятся официальной и далеко не полной статистикой: 12 тысяч убийств в одном только 1926 году, причем с тенденцией роста. В 1933 году было зарегистрировано 1 миллион 300 тысяч крупных преступлений, ежедневно совершались нападения на банки. Годом позже было совершено 46614 разбойных нападений, 190389 взломов и около 523 тысяч краж. Криминальная статистика доказывает, что в то время в Соединенных Штатах действовало гораздо больше преступников, чем американских солдат в Европе в первую мировую войну.
      Буржуазные криминологи, социологи и историки и сегодня ещё спорят о причинах, породивших "дикие 20-е годы". Большое значение придают они "сухому закону". Однако он обнажает только стимул, но не корни явления, ибо, когда в 1933 году закон был отменен, банды, занимавшиеся подпольной торговлей алкоголем, быстро переключились на наркотики. Либерализм любой ценой, либерализм, недостоверный в своем формализме, объяснял лишь периферийные явления тех лет. И это заметно в процессе преследования правоохранителями Аль-Капоне, начиная с 1929 года.
      Расцвет преступности совпал с приходом к власти нового президента США - Калвина Д. Кулиджа. Свою программу он сформулировал словами: "Дело Америки - бизнес". Выдвинувшие его монополии видели в этом выход из глубоких социальных и экономических потрясений.
      Машина бизнеса была запущена на полный ход. Выпуск массовой продукции принял невиданные масштабы. Ожесточилась борьба монополий за рынки и прибыли. Миллионы людей желали принять участие в бизнесе, ставшем государственной доктриной США.
      В этой конкурентной борьбе все средства были хороши. Предприниматели первыми дали дурной пример, социально ущербленные слои стали подражать ему. Бессовестность формально осуждалась всеми прошлыми традициями и нормами, но фактически ценилась высоко - и можно с точностью сказать (такие исследования уже поводились), что в массовом сознании, которое выражает и формирует пресса и масс-культ, эта оценка все более распространялась. Тысячи людей, оказавшихся на обочине, большое число бедных, попавших в нищету из-за растущей пропасти между ними и богатыми, стали источником пополнения армии преступности.
      Повсюду возникали самостоятельно, а частично и по заданию крупных бизнес-картелей преступные объединения и "рэкетирские" группы, для взимания с мелких предпринимателей мзды за "охрану" их от гангстеров. Преступность приобретала все более организованные формы и начала, приспосабливаясь к той ситуации, в которой находилось американское общество, переходить к монополистическим методам. Слияние коммерческого и криминального капитала становилось все более тесным, что, в свою очередь, вело к росту политического влияния гангстеров - сначала в местном, а затем и в федеральном масштабе.
      Невозмутимый мистер Гувер
      В "дикие 20-е годы" в Вашингтоне в аппарате власти произошли перемены. Приход в Белый дом в 1924 году Кулиджа вызвал персональные перестановки. Прежде всего, новый президент уволил в отставку генерального прокурора США М. Догерти. На его место он назначил своего школьного товарища Харлана Ф. Стоуна. Пришлось подать в отставку и замешанному во многих скандалах шефу ФБР Бернсу.
      Дж. Эдгаром Гувером, который тогда был уже его заместителем, овладели мрачные мысли. "Вероятно, я следующий, кому придется уйти", - подводил он итоги своей прошлой деятельности, которая слишком часто выходила за рамки государственных законов.
      10 мая 1924 года Стоун вызвал Гувера к себе. Как всегда, новый генеральный прокурор выглядел угрюмым.
      Садитесь, - предложил он молодому человеку, в физиономии которого было нечто "бульдожье".
      Стоун долго бесстрастно разглядывал его, и после умышленно затянутой паузы, без всякого предисловия сказал: "Эдгар, я думаю назначить вас директором Федерального бюро расследований".
      Гувер сумел подавить свои чувства, поначалу никак не отреагировал, тоже помолчал и потом ледяным голосом произнес: "Охотно принимаю это назначение, мистер Стоун, но на определенных условиях".
      - Каких именно? - спросил Стоун.
      - Эта служба должна быть свободна от любых политических влияний. Назначения в будущем должны осуществляться лишь на основе личной пригодности и только для людей, доказавших свои способности. Сам я должен нести ответственность лишь перед генеральным федеральным прокурором.
      - С другими условиями, - ответил Стоун, завершая разговор, - я Вам и не предложил бы эту должность. Успехов!
      Происходил ли разговор между Стоуном и Гувером именно так, - никто не знает. В официальном изображении он передан так - как часть легенды, прославляющей ФБР, и того нимба, который создавался вокруг Гувера.
      Новому шефу ФБР было 29 лет. За прошедшие семь лет он сумел зарекомендовать себя, и 1924 год подтвердил, что испытание он выдержал. Кандидатур было немало, но решающую роль сыграло то, что к молодому Гуверу благоволили монополии. Они действовали через человека, занимавшего высокий правительственный пост, - министра торговли Герберта К. Гувера, позже ставшего президентом США. Именно он и предложил Стоуну назначить главой ФБР своего однофамильца.
      Хотел ли новый директор бюро действительно создать политически независимую службу полиции, как это могло показаться правдоподобным в его разговоре со Стоуном?
      Несмотря на ряд ударов, до этого с успехом нанесенных "прогрессивным силам" и политическим радикалам страны, ФБР в 1924 году находилась в жалком состоянии. Так, неподкупные служащие считались раритетами, и по-прежнему искушенные представители группировок различных политических оттенков стремились подчинить бюро своему влиянию. "Быть свободным от политических веяний" означало для Гувера ни что иное, как синоним устранения противоборствующих группировок. Лишь генеральный федеральный прокурор и он лично должны отныне определять направление дел.
      Гувер вступил в эту должность в 1924 году, чтобы, как он однажды признался, "оградить Америку от красных и черных". Для этого ему необходим был боеспособный инструмент, и он железным кулаком принялся наводить в ФБР "порядок".
      Ненадежные сотрудники были уволены, обстоятельства личной жизни, семейные условия и прошлое оставшихся и вновь набранных агентов подвергнуты тщательному изучению. Отныне в ФБР должны были служить только исключительно "честные люди", верные господствующему строю. С помощью хорошо разработанной системы инспектирования постоянно контролировались успехи, усердие и развитие характера агентов - эта система постоянного контроля, также как ротации, действует до сих пор и, хотя на определенных этапах вызывала "обюрокрачивание" джи-менов и справедливые нарекания, во многом определяет сравнительную "чистоту" и независимость в отношениях с администрацией и, шире, элитой на низовых уровнях..
      В своем письме к руководителям служб, датированном маем 1925 года, Гувер выдвинул дальнейшие требования:
      "Я принял решение уволить без предупреждения того служащего, о котором я узнаю, что он при исполнении обязанностей принимал алкогольные напитки. Сам я не употребляю алкогольных напитков. От своих чиновников на внешней службе я не требую ничего такого, чего не требую от самого себя".
      Позже это определение было несколько ослаблено. Вне службы агентам разрешалось выпивать не более двух коктейлей. Всегда, в точно назначенное время, джи-мены должны были быть на поверке, ибо Гувер сам работал ежедневно по шестнадцать часов.
      В течение всей своей жизни Гувер оставался холостяком, и даже как-то он публично высказал сожаление о том, что целибат - безбрачие, - нельзя включить в моральный кодекс ФБР. За внебрачный секс карали так же строго, как за пьянство.
      Гувер быстро установил и дугой профилирующий принцип. Теперь имена агентов, работавших над делом, редко упоминались в прессе. Слава успеха должна была принадлежать всему бюро; злые языки, конечно же, говорили, что в особенности его шефу - но в общем-то всем было понятно, что шефы могут и будут сменяться. "Паблисити" же на нижнем и средних уровнях в деятельности спецслужб - дело весьма опасное.
      В течение трех лет Гувер реорганизовал свое учреждение и создал предпосылки для того, чтобы позже его стали называть "американским гестапо". Однако это было результатом не только кадровых изменений, но и превосходного умения начальника ФБР идти навстречу желаниям и воле государственно-монополистического капитала, иначе - политического чутья Гувера, который сделал пожизненную ставку на именно такую форму социального развития страны, патриотом которой он несомненно был, ну и конечно его выдающихся организаторских способностей.
      Всю свою жизнь Гувер питал особую слабость к картотекам. Уже с 1917 года, когда он стал начальником регистратуры подозрительных иностранцев в военном отделе министерства юстиции, он мог предаваться своей страсти собирать и классифицировать материал о нежелательных лицах.
      К 1924 году он распорядился завести картотеку на всех, кто играл определенную роль в общественной жизни страны. Картотека содержала постоянно обновляющиеся сведения о самых разных людях - от простого почтового служащего до президента страны. Биографические данные, сведения о мировоззрении, об участии в "левых" митингах, в подписании различных петиций, о подписке на прогрессивные газеты, о семье, родственниках и друзьях, о финансовом положении и "хобби", о поездках за границу и встречах с иностранцами, о любовных похождениях и возможных сексуальных извращениях - все это и многое другое отражалось в досье ФБР.
      В 1931 году Гувер хвастался, что располагает "самой крупной картотекой в мире". Ныне в неё уже внесен каждый второй гражданин США. Эта картотека вместе с отпечатками пальцев представляет собой важнейший инструмент власти ФБР. Интересно понаблюдать, что делало сформированное Гувером ФБР для борьбы с преступностью в "дикие 20-е годы".
      Веселые гангстеры из Атланты
      "Если однажды попадешь в тяжелое положение и придется сесть в тюрьму, пусть тебя отправят в Атланту" - этот совет потихоньку давали даже в самих правительственных кругах Вашингтона, ибо повсюду ходили прямо-таки фантастические слухи о привольном житье в этой федеральной тюрьме, находящейся в штате Джорджия.
      Только что назначенный генеральный прокурор США поручил ФБР проверить, так ли это. 1 октября 1924 года группа оперативных агентов прибыла в Атланту и в течение нескольких дней установила, что слухи об условиях в этой тюрьме были скорее преуменьшенными, нежели преувеличенными.
      Так, в почтовом отделении тюрьмы хозяйничал старый знакомый джи-менов Грэдди Уэбб, который за несколько ограблений почт должен был отсидеть 25 лет. Он считался начальником почты тюрьмы, ему помогали сведущие мастера своего дела, тоже осужденные за ограбления почтовых отделений.
      Если заключенному не хватало тюремного харча, он мог питаться в ресторане одного из городских отелей, посещал который в тюремной робе или в цивильном костюме - как ему угодно. В саду виллы, в которой жил начальник тюрьмы, на полную катушку шла игра в покер, и ставки достигали 50 долларов. Те, кого такое времяпрепровождение не удовлетворяло, посещали по вечерам бары или другие увеселительные заведения либо приглашали друзей из других камер повеселиться и выпить.
      Каждый мог обставить свою камеру по собственному вкусу, - конечно, при условии, что у него достаточно наличных. Разумеется, и другие удобства предоставлялись не бесплатно и распределялись отнюдь не в соответствии с принципом справедливости. За хорошую жизнь надо было платить, и многие заключенные была в состоянии это делать.
      Директор тюрьмы Уорден А. Сартейн получал от каждого привилегированного "гостя" от 100 до 5000 долларов в месяц. Кое-какие "куски" доставались и другим служащим тюрьмы, и даже тюремному священнику. Он передавал агентам ФБР признания исповедующихся. Сартейн и его коррумпированные сообщники все отрицали, но исповедь дело иное - он поведал преподобному обо всех своих грехах.
      "Небольшие суммы, примерно сто долларов в месяц, - рассказал он, давали заключенным весьма немного, самое большее - койку поудобнее или некоторое послабление в работе. А тем, кто хотел обедать вне тюрьмы, играть в покер и танцевать, приходилось выложить 2500 долларов". За одноразовый вклад в этом размере заключенный Чесли Татен получил работу шофера тюремного врача. После этого он редко находился в камере, большей частью был в пути.
      Выяснение истины не составило для джи-менов особого труда, и тем не менее это "расследование" было преподнесено как огромный успех ФБР, как наглядное доказательство того, сколь решительно повел Гувер борьбу с коррупцией даже в тюремных заведениях.
      Развеселая жизнь в Атланте кончилась тем, что директору Сартейну самому пришлось провести в ней 18 месяцев, но уже в качестве заключенного № 24207. Некоторые служащие тюрьмы были приговорены к одному году и одному дню отсидки, остальных участников аферы оправдали. Возбужденное против священника дело закончилось безрезультатно, так как вмешался епископ и быстренько перевел служителя божьего в другое столь же богоугодное заведение.
      Налог взимается и с преступлений
      В других, намного более тяжелых случаях, насчитывавших десятки мертвых, ФБР оперировала менее успешно.
      В 1925 году удар направлялся на сращивание контрабандной торговли алкоголем, наркотиками с полицейскими чиновниками в Цинциннати, что закончилось осуждением двадцати двух уголовных преступников - сорок восемь других обвиненных были оправданы.
      К Аль-Капоне в Чикаго пока не рискнули подступиться, поскольку "федеральные законы, которые поручалось защищать ФБР, Капоне не нарушал". Если бы бюро предприняло меры против "Скарфэйса", оно само могло оказаться в опасности столкнуться с федеральным законом, так как Капоне торговал алкоголем, что хотя и было запрещено, однако ограничивалось не только Иллинойсом, но и вторгалось в другие федеральные штаты. Поскольку существовал "Закон о антитрестовской деятельности", который среди прочего "запрещал любое воспрепятствование торговли между штатами". Закон есть закон - ФБР во всяком случае не стало предпринимать ничего, чтобы не нарушать "Закон об антитрестовской деятельности".
      В 1929 году ФБР выдвинуло Аль-Капоне претензию. Речь шла не о множестве убийств - эти "дела" были давно положены под сукно - и даже не о существовании банд. Обвинения против гангстерского босса были куда невиннее.
      В начале года в Чикаго по жалобе федерального правительства должен был состояться процесс, на который вызывался в качестве свидетеля и Аль-Капоне. Однако Скарфэйс не явился. Вместо себя он прислал справку от врача, что пациенту Аль-Каноне, больному воспалением легких, предписан больничный режим и он является нетранспортабельным.
      Агенты ФБР установили, что "тяжелобольной" посещал в это время скачки в солнечной Флориде, прогуливался на своей яхте у берегов Майами, летал на Багамские острова и посещал увеселительные заведения в других местах. Так появился пункт № 1 обвинения против супергангстера - неуважение к суду. Оно обошлось ему всего в 5 тысяч долларов - столь невелик был залог, которым он после ареста выкупил себе свободу. Затем Аль-Капоне поехал на совещание гангстерских боссов в Атлантик-Сити и провел ещё день на море с одним из своих "горилл". 16 мая он возвращался в Чикаго. По дороге, в Филадельфии, неожиданно отказал мотор автомашины и пришлось искать мастерскую для ремонта. У городского кинотеатра Аль-Капоне попал в устроенную полицией проверку документов.
      Усердные служаки "копы" даже обыскали его. При нем они обнаружили револьвер в элегантной кожаной кобуре.
      - Это - мое личное оружие, - развязно объяснил Капоне, - а вот и разрешение на него.
      - Но разрешение выдано в Чикаго, и в штате Пенсильвания оно недействительно. Вы арестованы, мистер, за незаконное ношение оружия!
      Все произошло очень быстро, через 17 часов процесс был закончен, и Аль-Капоне на целый год стал заключенным тюрьмы Холмесбург.
      Тюремное начальство вполне отдавало себе отчет, какая ему выпала честь - держать у себя за решеткой столь знаменитого заключенного. Следовательно, в удобствах для него недостатка не было. Аль-Капоне мог вести продолжительные телефонные разговоры с Чикаго и даже приглашать своих доверенных лиц на беседу в тюрьму. Организация его пока что в основном продолжала действовать без помех.
      В тюрьме Скарфэйс первый раз в жизни почувствовал себя свободным и раскованным. "За все долгие годы моей службы мне никогда ещё не приходилось видеть более покладистого, веселого и услужливого арестанта. Он идеальный заключенный", - вспоминал впоследствии тюремный врач.
      Всеобщее удивление, вызванное тактикой Аль-Капоне, стремившегося к возможно скорейшему окончанию процесса и немедленному оглашению приговора, рассеялось, когда мэр Филадельфии заявил представителям прессы: "По донесениям, которые я имею, Аль-Капоне после совещания со своими соперниками ощущал грозящую ему смертельную опасность. Он скрывался от одной банды, которая хотела его убить. Поэтому совещание и состоялось в Атлантик-Сити, а не в Чикаго. Если бы он не был заинтересован в том, чтобы попасть в тюрьму, он бы боролся на суде до последнего".
      Итак, пунктом № 2 обвинения стало незаконное ношение огнестрельного оружия. И это, действительно, не противоречило желаниям Аль-Капоне. Зато совсем не по вкусу гангстеру пришелся пункт № 3 обвинения - уклонение от уплаты налогов. Это был "нетрадиционный" ход ФБР и работающего в связке с джи-менами налогового департамента. В самом деле, получалось так, что с 1924 года Аль-Капоне приобрел огромное состояние, но не уплатил с него ни единого цента налогов. И вот против него было выдвинуто примечательное обвинение в том, что он не сообщал государству о своих преступлениях, а посему оно не имело возможности взимать с него подоходный налог. Именно так, предметом обвинения стали не убийства, не шантаж, не разбой и другие уголовные преступления, а уклонение от уплаты налогов с этих "дел"!
      Само собой разумеется, расследование по данному пункту было непростым, ибо гангстерский босс сделал все возможное для сокрытия своих прибылей. Ревизоры мучились целых два года, а итог был не так внушителен. Доказать удалось лишь то, что за период с 1924 по 1929 год доходы Аль-Капоне составили не менее одного миллиона, что означало неуплату налогов в сумме около 185 тысяч долларов. Поскольку Аль-Капоне не смущаясь тратил свои деньги в открытую, можно было считать, что в действительности речь шла о гораздо большей, многомиллионной сумме. Противоречие между своими официально установленными доходами и фактическими расходами Аль-Капоне объяснил с подкупающей наивностью: "Один миллион - из собственного кармана, а остальные одолжил". Так как обратное доказать не удалось, засчитали только один миллион.
      На суде в Чикаго все установили самым "тщательным" образом: за период с 1925 по 1927 год подоходный налог не уплачен, а за 1928-1929 годы нет сведений о доходах. За все вместе Аль-Капоне приговорили к десяти годам тюрьмы и 50 тысячам долларов денежного штрафа. Приговор был вынесен 24 октября 1931 года, и апелляционные инстанции, вплоть до Верховного суда США, утвердили его.
      Первые два года Аль-Капоне провел в федеральной тюрьме в Атланте, веселые времена в которой, однако, уже миновали. Затем его перевели в более надежную с точки зрения предотвращения побега тюрьму. Находилась она на скалистом острове Алькатрас, расположенном около Сан-Франциско. После семи лет и шести месяцев заключения тюремные врачи поставили диагноз, что Аль-Капоне неизлечимо болен в результате запущенного сифилиса. В ноябре 1939 года его досрочно выпустили из тюрьмы. Он поселился на своей вилле во Флориде, где и умер в январе 1947 года.
      После исчезновения Аль-Капоне с чикагской сцены его приемником стал "экс-горилла" Энтони Аккардо. Под его эгидой начал гангстерскую карьеру человек, чье имя впоследствии стало известно всему миру в связи с убийством президента Кеннеди, - Джек Руби.
      Преступники в белых воротничках
      Примерно к 1930 году приобрел свою теперешнюю структуру крупнейший преступный синдикат Соединенных Штатов - "Коза костра". Создание его началось в 90-х годах прошлого века, когда сицилийская мафия переключилась на США. Окруженное тайной и легендами братство, которое является, пожалуй, самой старой формой организованной преступности, нашло в Новом Свете благодатную почву для своего процветания.
      Мафиози впервые привлекли к себе внимание, когда в Новом Орлеане и других городах Америки были найдены трупы членов этой организации, казненных по приговору тайного суда - за "предательство". На всех убитых был знак - разрез от уха до уха. Полиция тогда не сумела расследовать до конца ни один из этих случаев, ибо высший закон мафии - молчание.
      Банды мафиози утвердились во многих городах Соединенных Штатов, прежде всего в Новом Орлеане, а затем на Северо-Восточном побережье. Между ними шла ожесточенная борьба, тогда Сальваторе Маранцано выдвинул план объединения всех этих групп чисто американским способом - в один "синдикат". Но осуществить свой план он не успел. Его злейшие конкуренты в борьбе за пост верховного главы нанесли свой удар 10 сентября 1931 года. Лаки Лучано и Вито Дженовезе убили Маранцано и 40 его ближайших сообщников. Массовые убийства среди мафиози вызвали ужас по всей стране от Атлантики до Тихого океана. Но путь к господству Дженовезе и Лучано, который затем стал играть первую скрипку, был открыт.
      Вскоре 24 преступные банды, носившие невинное название семей, объединились в "синдикат" "Коза ностра", что в переводе означает "наше дело". Некоторые из них были уже представлены на совещании гангстеров в Атлантик Сити и там выработали свои директивы для объединения.
      Во главе каждой "семьи" стоял "капо". Этот босс имел ассистентов, которых называли "саттокапос". Они командовали "солдатами" - простыми гангстерами. Структура и дисциплинарные предписания "синдиката" ориентировались на образец - армию США. В "Кодексе поведения" ("Code of Condukt") сообщались подробности. Правило № 1: "Тот, кто нарушит кодекс, теряет свою голову. Тот, кто не умеет молчать, должен умереть". Этот древний закон оказался необычайно действенным. Осуществляемые тысячи раз убийства по приговору тайного судилища (фемы) защищали "Коза ностра" извне и не позволяли расследовать её дела.
      С возникновением "синдиката" закончился тот процесс преобразования американского преступного мира, который был начат ещё при Аль-Капоне. Теперь место бицепсов занял рассудок, обогащенный опытом, полученным в процессе борьбы с "сухим законом", и это стало дополнительным залогом успеха бандитов. Гангстерские боссы уже не пачкали рук сами: оплаченные субъекты делали за них "мелкую" и "грязную" работу. Сами же они вели свое большое "дело" в стиле солидных предпринимателей и, разумеется, исправно платили налоги со своих доходов. "Единственная разница между мной и директором с Уолл-стрита, - заявил однажды Лаки Лучано, - в том, что я занимаюсь не нефтью, а другими вещами". И внешне этот глава "синдиката" тоже демонстрировал отличие от времен Аль-Капоне: место хвастливого, вульгарного типа занял человек в неизменной сорочке с белым воротничком; отсюда и пошло выражение "преступник в белом воротничке".
      Ведущую роль в организованной на коммерческих началах преступности вскоре стала играть торговля наркотиками. Хотя пресечение её и входило в компетенцию федеральных властей, однако было поручено не ФБР, а специальным органам - "полиции по борьбе с наркотиками" и "таможенной полиции", которые подчинялись министерству финансов.
      Но наиболее щедрыми источниками доходов "синдиката" стали запрещенные азартные игры и денежные пари. Они были разрешены только в штате Невада. Здесь "Коза ностра" действовала легально; вскоре она стала главным акционером всех игорных домов Лас-Вегаса. При терпимости местных законов нажитые миллионы вкладывались в качестве капитала в различные легальные предприятия. Таким образом "синдикат" приобрел огромную экономическую силу, а заодно и политическую власть, - теперь его даже называют вторым правительством США. "Коза ностра" действовала во всех штатах, а противодействие властей в сравнении с масштабами преступлений и нелегального "бизнеса", равнялось почти нулю. На первом этапе ФБР участие принимало явно недостаточное; в принципе, до того времени Бюро представляло собой ведомство прежде всего политического сыска и для "принятия" на себя этого направления деятельности требовало не только указания Минюста и нормативной базы, но и организационных мероприятий, привлечения новых кадров и так далее. Но необходимость осознавалась и назревала; местные власти время от времени наносили мафиозным организациям удары, но в целом не справлялись с проблемой, которая отчетливо приобретала федеральный характер.
      В середине ЗО-х годов все мелкие и средние предприятия Нью-Йорка находились под контролем "синдиката". Возглавлял нью-йоркский синдикат Сальваторе Лучано, названный своим партнером и другом Меиром Лански Лаки везунчик, счастливчик, после того как Лучано выжил, израненный во время покушения "конкурентов по бизнесу". Правоохранительные органы взялись за Лаки всерьез - прокурор Томас Э. Дьюи решил отдать Лучано под суд.
      Дьюи, позднее ставший губернатором Нью-Йорка и политическим противником Делано Рузвельта, констатировал лишь следствие, не вскрывая общественных причин, когда писал: "В настоящее время в Нью-Йорке едва ли существует такая деловая отрасль, которая бы не платила дань преступному миру. Поэтому к цене за каждую булку, за каждую курицу, за все продовольственные товары добавляется определенный процент, выплачиваемый потребителем. Один крупный универмаг недавно отказался заплатить дань. Последствия не замедлили сказаться: служащие универмага по пути в магазин становились жертвами таинственных нападений, в торговых залах необъяснимым образом возникали пожары и происходили взрывы. Обязаны платить дань рэкету и все строительные фирмы. Они заранее включают эти суммы в цену. Гость, съедающий в нью-йоркском отеле или ресторане свиную отбивную, вместе с её ценой платит и выкуп за то, что во время трапезы рядом с его столом не взорвется какая-нибудь вонючая бомба. Полиция до сих пор проявляла полное бессилие. К тому же, многие полицейские органы и не испытывают никакого желания выступать против рэкета, ведь множество политиков всеми силами препятствуют таким расследованиям".
      И все-таки Дьюи набрался мужества выдвинуть обвинение против Лучано. Но инкриминировалась ему отнюдь не вся совокупность его преступлений, а только "рэкет" в области проституции, который в одном лишь 1935 году принес ему от нью-йоркских представительниц древнейшей профессии 20 миллионов долларов.
      После процесса Лучано очутился за решеткой. Он получил 50 лет. Но "Коза пестра" осталась практически нетронутой и продолжала действовать дальше, точно так же как и сам Лаки, который, как показали последующие годы, всерьез ещё не лишился своей власти.
      ...В 1942 году война на море была безнадежно проиграна Союзниками. Только за первые месяцы этого года около ста судов США, Англии и других союзников были потоплены подводными лодками немцев, которые получали информацию от шпионов в Нью-Йорке. Произошел также целый ряд случаев диверсий, один из самых известных - взрыв на лайнере "Нормандия" прямо в нью-йоркском порту. Усилия военной контрразведки дали определенные результаты (выли выслежены несколько разведывательно-террористических групп немцев), но серьезный сдвиг был достигнут, когда ФБР сумело по-настоящему "войти" в нью-йоркский порт. Для этого джи-менам пришлось пойти на союз с теми, кого сам Э. Гувер объявлял несуществующими - с мафиозными семействами. В обстановке секретности (сведения об этом появились только в семидесятых, когда Меир Лански, к тому времени уже гражданин Израиля, начал делиться с общественностью воспоминаниями) агенты ФБР получили "консультацию" от Лански, одного из главных мафиози Америки. Лански сказал, что проникновение в нью-йоркский порт возможно только с санкции (Лаки) Лучано2, люди которого полностью контролируют порт.
      Лучано с 1935 года находился в тюрьме (одна из "рабынь", вовлеченная в профессиональную проституцию, Нэнси Пресснер дала показания против Лаки и в ходе ряда операций была раскрыта сеть более чем из ста публичных домов), и причем в одной из самых суровых - Даннемор.
      Для начала Лучано перевели в другую тюрьму - почти что санаторий по сравнению с Даннемором. Вскоре к нему допустили адвоката - и старого друга Меира Лански. На этой же, первой встрече Лучано дал согласие на сотрудничество с контрразведкой - на двух условиях: полной секретности (по законам мафии сотрудничество с властями не допускалось) и предоставление ему лично возможности после войны выехать в Италию.
      Лучано передал приказ братьям Камардо, мафиози, один из которых был вице-президентом Межнационального профсоюза портовых рабочих, "вычистить порт от наци". Братья Камардо установили во всем огромном портовом хозяйстве Бруклина жесточайший террористический режим - и с первых же дней начали успешно разрушать шпионско-террористическую сеть наци. Вскоре к "очистке" были подключены кланы Джо Адониса и Фрэнка Костелло. В тюремной камере Лучано каждые две недели собирались контрразведчики (в работе "штаба" неизменно принимал участие и Лански) и, в обстановке полной секретности, прорабатывали стратегию операции. Вскоре огромный порт с причалами, протянувшимися на 200 миль, перешел под полный контроль контрразведки в плане обеспечения безопасности.
      В 1945 году без излишнего шума судебные власти США освободили Лучано и приняли решение депортировать его в Италию. 8 февраля 1946 пароход отбыл в Италию...
      Колокольный звон на Сицилии
      Весной 1943 года фашистская Италия, в течение трех лет воевавшая на стороне гитлеровской Германии, потерпела тяжелые поражения. Мощное антифашистское движение, развернувшееся в стране, не только заставило дрожать Муссолини, но и серьезно обеспокоило американскую правящую верхушку. "Италия не должна стать красной" - таково было её решение, которое могло быть реализовано только быстрым захватом страны вооруженными силами стран Запада.
      10 июля британские и американские войска высадились на юге Сицилии. Английские части под командованием фельдмаршала Монтгомери с тяжелыми боями, продвигаясь вдоль восточного побережья, и лишь через пять недель, дошли до Мессины. Зато марш через горы 7-й американской армии под командованием генерала Паттона можно было сравнить с прогулкой. Через семь дней "джи-ай"3 уже развлекались на улицах Палермо, ибо они нигде не встретили серьезного сопротивления противника.
      Долгое время тайна "самой молниеносной войны в истории", как её назвал генерал Паттон, строго сохранялась. А состояла она в том, что "генерал мафия" во главе с Лаки Лучано открыл американской армии путь через Сицилию.
      "Коза ностра" была тесно связана с Сицилией. Лаки Лучано распорядился передать главарю мафии на островах Средиземного моря просьбу поддерживать американские войска, и дон Калоджеро Виццини проявил полную готовность. Далеко не безграничной власти мафии на Сицилии было все же достаточно для осуществления подобного замысла. Главари мафии надеялись, что после его реализации воскреснет былое величие древней мафии, и не напрасно.
      Когда генерал Паттон изготовился к прыжку из Северной Африки на Сицилию, Виццини пустил в ход свои связи. Итальянские солдаты стали дезертировать из горных крепостей: пренебрегать угрозами мафии было опасно. "Если вы сделаете хоть один выстрел по американцам, - увещевали доверенные лица синьора Виццини, - мы уничтожим ваши семьи!" Танки Паттона катились по острову, а сицилийцы с восторгом встречали "джи-ай". В горных деревнях звонили колокола. Они возвещали не только о крахе фашизма в Италии, но и о невиданном ещё в истории сотрудничестве секретных служб с гангстерами двух континентов.
      В конце 1945 года Лучиано в знак признания его заслуг был помилован, однако ему все же пришлось покинуть США и вернуться в Италию. Губернатор Нью-Йорка распорядился отменить остальные сорок лет тюремного заключения. Имя этого человека - Томас Э. Дьюи и был он никем иным, как прокурором, который когда-то осудил Лаки.
      Но уже с мая 1945 года "Коза ностра" возглавлял "сильный человек": в США вернулся Вито Дженовезе. Правда, на основании его прежних преступлений против него сразу же было возбуждено уголовное дело, но "синдикат" "урегулировал" эту проблему присущими ему методами: главный свидетель скончался до начала процесса от таинственного отравления, и суду пришлось оправдать Дженовезе "за отсутствием улик".
      Со временем у Дженовезе появились два новых соперника в борьбе за лидерство в "Коза ностра" - Фрэнк Костелло и Альберт Анастасиа. Противоречия решались многократно испытанным методом: покушение на Костелло не удалось, зато покушение на Анастасиа было "отличной сработано". 25 октября 1957 года он был убит автоматной очередью в одном из парикмахерских салонов Нью-Йорка.
      Итак, Дженовезе ещё раз одержал верх, но три недели спустя его чуть не постигла трагическая участь. 13 ноября 1957 года в небольшом городке Апалачин (штат Нью-Йорк) собрались на совещание главари "Коза ностра". Некий бдительный сержант распорядился провести облаву, в результате которой 58 мафиози, в число которых попал и Дженовезе, были арестованы. Но большинство из них вскоре оказались на свободе.
      Дженовезе оставался на свободе ещё год. В 1959 году его приговорили к пятнадцатилетнему тюремному заключению за подпольную торговлю наркотиками. Однако вплоть до февраля 1969 года, когда он умер, Дженовезе продолжал оставаться основной фигурой "Коза костра". Тюремные служители изо дня в день передавали его указания 450 доверенным лицам "синдиката".
      Особенно "громких" имен после этого не было. Гангстеры организованной преступности взяли на свое вооружение методы деятельности экономических объединений и крупной промышленности, все более превращаясь во внешне "достопочтенных граждан".
      Спустя несколько лет после второй мировой войны один журналист задал директору ФБР вопрос о роли "синдиката". "Это плод вашей фантазии, ответил Дж. Эдгар Гувер. - Никакой "Коза ностра" не существует". Утверждение Гувера позже опровергается, проведенной самим правительством США акцией против "синдиката". Учитывая эту ложь, не удивительно, что главное место в официальной истории криминалистики США в ЗО-е годы занимают не новые гангстерские главари в белых воротничках, а похитители людей и преемники убийц времен "диких 20-х годов". Доля их преступной добычи в сравнении с огромными прибылями "синдиката" невелика. Но к ним до сих пор умышленно привлекают куда большее внимание публики, чем к действующей тайно "Коза ностра" - к этой теме, равно как и к позиции Гувера, мы будем ещё возвращаться неоднократно.
      9. Похищение людей.
      Перелет через Атлантику
      ...Целый день лил дождь; теперь он наконец прошел, и только отдельные грозовые облака мчались над аэропортом Рузвельта в Нью-Йорке. Многочисленные посетители аэродромной столовой внимательно вслушивались в сводку погоды. Из репродуктора прозвучало: "Прогноз благоприятный".
      Услышав это, 25-летний молодой человек неторопливо поднялся со стула, тщательно поправил шляпу, купил ещё две булочки и неторопливо зашагал к взлетной полосе. Во всяком случае, так рассказывали потом репортеры о начале этого смелого предприятия, - вероятно, чтобы ещё больше подчеркнуть невозмутимость своего героя. Через несколько минут молодой человек уже сидел в довольно потрепанном на вид самолете, на фюзеляже которого виднелась надпись "Дух Сен-Луи". Взревел 200-сильный райтовский мотор, машина быстро набрала скорость, дала в конце взлетной полосы полный газ и устремилась ввысь.
      Молодой человек был в самолете один. Видимости впереди - никакой. Только по борту просматривались волны Атлантического океана. Чтобы уменьшить полетный вес, летчик не имел на борту ни рации, ни секстанта. Карты и компас - вот все, чем располагал он для ориентировки. Даже от движения руки, протянутой за термосом, самолет покачивало. Заснуть от усталости не давал только сильный град. Но пилот все же сумел достигнуть намеченной цели. После более чем 33 часов полета самолет приземлился на парижском аэродроме Ле Бурже. 21-22 мая 1927 года пилот американского почтового самолета Чарльз Линдберг, швед по происхождению, первым в мире совершил беспосадочный перелет через Атлантический океан. То был огромный подвиг, стоивший немалых жертв.
      Дотоле неизвестный летчик в мгновение ока стал всемирно знаменит, сделался символом летного мастерства. Чарльз Линдберг был тогда в Америке самым популярным человеком и вполне сумел воспользоваться своим успехом. Перед ним открылись двери "высшего общества", он женился на Анне Морроу дочери американского посла в Мексике. Позднее он попытался играть активную роль в политике, поддерживал профашистское движение, которое под лозунгом "Америка превыше всего" призывало к мировому господству США. Но прежде всего он позволил американской прессе превозносить себя как американского кумира, как человека, который обладал всеми шансами на успех и собственными силами проделал "путь наверх". К тому же он получил погоны полковника.
      Шумиха вокруг него в прессе и по радио не смолкала многие годы, и когда 27 июня 1930 года у супругов Ляндберг родился сын, поздравления шли почти таким же потоком, как и после перелета через Атлантику. Маленький Чарльз Линдберг, можно сказать без преувеличения, был тогда самым знаменитым ребенком во всех Соединенных Штатах. Но ему не исполнилось и двух лет, когда он стал жертвой поистине одного из самых волнующих криминальных дел того времени.
      В США между различными органами уже многие годы шли споры о полицейских компетенциях, и почти всегда с целью "отделаться" от какого-либо уголовного дела, "подбросить" его другому. "Не наша компетенция" - это излюбленное выражение в США. Вполне типичным, поэтому было поведение агентов ФБР в ходе расследования преступлений банкира-убийцы Хейла, о котором рассказывалось выше.
      Однако были и такие случаи, когда различные полицейские органы из узковедомственных и эгоистических соображений оспаривали друг у друга громкое уголовное дело, хотя бы и во вред расследованию. Примером может служить следующая история.
      Спор в Трентоне
      Полковник Линдберг любил "паблисити". Но постоянная осада любопытствующими, которой подвергался он сам и его семья, постепенно стала ему обременительна. До сих пор он жил в доме своего тестя в небольшом городе Энглвуд (штат Нью-Джерси), примерно в 75 километрах южнее Нью-Йорка. Но поскольку здесь невозможно было укрыться от посторонних глаз, он решил построить собственный дом в малонаселенных горах Нью-Джерси. Зимой 1931/32 года у подножия Саурленд Маунтинс вырос большой дом в стиле французской дворянской усадьбы. До ближайшего населенного пункта-маленького городка Хопу - элла - было всего пять километров, а Трентон - столица штата Нью-Джерси - находился в 22 километрах.
      Вечером 1 марта 1932 года обитатели нового дома занимались своими обычными делами. Бетти Гоу, хорошенькая 25-летняя няня, уложив маленького Чарльза в кроватку, отправилась в свою комнату. Около 22 часов Бетти, как обычно, желая посмотреть, хорошо ли спит малыш, вошла в детскую, зажгла свет и с ужасом уставилась на пустую кроватку. Наверное, миссис Линдберг взяла ребенка к себе, подумала она и бросилась к хозяйке, а потом в кабинет хозяина. Ребенка нигде не было. Сначала подумали, что ребенок вылез из кроватки и ползает где-то по дому. Но все поиски оказались тщетными. Оставалось предположить только одно: маленького Чарльза похитили!
      Линдберг вдруг вспомнил о каком-то странном звуке - словно сломалась ветка. Это было с час назад. Тогда он не придал этому особого значения, из-за грозы. Линдберг выбежал из дома и быстро обошел все вокруг. Неподалеку от окна детской она нашел обломки деревянной лестницы, которая явно не принадлежала к его домашней утвари. Сомнений не оставалось.
      Спустя короткое время из Холуэлла прибыли извещенные по телефону полицейские во главе с майором Шеффелем. Ни следов, ни отпечатков пальцев похитителей в детской обнаружить не удалось. Вдруг на одном из подоконников майор увидел письмо. Он вскрыл конверт. В нем лежал грязный листок бумаги, на котором было написано:
      "Держите наготове 50000 долларов: 25000 долларов - 20-долларовыми купюрами, 15000 - 10-доллародыми и 10000 - 5-долларовыми. Через 2-4 дня мы известим вас, где отдать деньги. Предупреждаем: не поднимайте шума и не сообщайте полиции. Ребенок находится в хороших руках. Наши письма вы узнаете по сигнатуре".
      Эта "сигнатура" состояла из весьма странных знаков: два синих пересекающихся круга, а внутри красный овал и кроме того три четырехугольные отверстия. Письмо было написано рукой непривычной к письму и содержало массу орфографических ошибок. Синтаксис был типично немецкий. Кроме того, знак доллара, вопреки общепринятому обозначению, стоял не перед цифрами, а после них. Поэтому сразу предположили, что похититель - из европейских иммигрантов, переселился в Америку недавно н не очень образован. Предположение было довольно рискованным, ибо вымогатель вполне мог умышленно написать письма с ошибками, чтобы отвлечь от себя подозрение. Произведенный затем осмотр сада не дал никаких следов, так как все смыл сильный ливень.
      В 23 часа 30 минут известие о похищении было передано в виде специального сообщения по радио. И около полуночи началась невиданная до тех пор в США акция расследования. По тревоге была поднята вся полиция штатов Нью-Джерси, Пенсильвания и Нью-Йорк, на дорогах установлен контроль, проверявший все автомашины. Волнение в доме Линдбергов достигло наивысшей точки, когда около пяти часов утра прибыли начальник полиции Нью-Джерси полковник Шварцкопф и детектив капитан Лэмб.
      Каждое сообщение по радио ещё более усиливало страх за жизнь маленького Чарльза: ведь вся эта шумиха могла вызвать у похитителей панику, что могло привести к гибели ребенка. Линдберг заявил, что готов заплатить требуемый выкуп и отказаться от помощи полиции. Но представители полиции и слышать об этом не хотели: ведь это был редкий шанс в один миг стать знаменитыми. Даже если они и не найдут похитителя, все равно их имена будут и дальше упоминаться рядом с именем кумира Америки.
      Жажда славы вызвала даже спор между ними. Майор Шеффель, прибывший первым, не хотел выпускать нити расследования из рук. Но Шварцкопф тоже претендовал на руководство расследованием. В спор вмешались даже административные органы: власти Холуэлла и Трентона, теряя драгоценное время, спорили, кто из них более компетентен в данном случае.
      В конце концов верх одержал полковник Шварцкопф. Он официально возглавил операцию, но и другие продолжали действовать на свой страх и риск. Результатом этого стала невероятная неразбериха.
      Регулярно передававшиеся по радио сообщения о похищении маленького Чарльза, естественно, возбуждали умы, подогревали любопытство публики и жажду сенсаций. Сотни людей устремились ранним утром в эти места. Толпы журналистов и фотографов, представителей кинокомпаний, охотников за сувенирами и авантюристически настроенных зевак окружили дом Линдберга. Некоторые даже стали сами вести расследование, изучая местность. В результате когда полиция наконец прочесала поля, сады, леса и различные строения по всей округе, негативные результаты были уже налицо: слишком многие возможные следы затоптаны и уничтожены.
      Спустя два дня похититель вновь напомнил о себе. Линдберг получил письмо с предостережением от дальнейших контактов с полицией. Письмо содержало требование уже большего выкупа - 70 000 долларов вместо 50 000; в нем имелись те же орфографические и синтаксические ошибки, и оно скреплялось той же странной "сигнатурой". Но и на этот раз конкретные указания о том, каким образом и в каком месте должны быть переданы деньги, отсутствовали. В письме говорилось только, что похититель даст о себе знать лишь тогда, "когда полиция перестанет заниматься этим делом".
      Тем временем полиция не продвинулась вперед ни на шаг.
      Оставленная лестница давала основания предполагать, что она сделана специально для совершения данного преступления, причем качество изготовления, подгонка отдельных частей говорили о том, что делал её мастер. Эти факты и вымогательские письма привели к выводу, что похититель - квалифицированный столяр, или, по крайней мере, человек опытный в данном ремесле. И искать его надо среди миллионов иммигрантов из Европы, скорее всего из Германии.
      В этой ситуации губернатору штата Нью-Джерси показалось, что он нашел выход из тупика. Он провозгласил лозунг "Вся нация ищет похитителя!" и призвал всех заинтересованных криминально-полицейских специалистов США приехать на совещание в Трентон.
      Лишь немногое из того, что обсуждалось за закрытыми дверями столицы штата, стало известно общественности. И тем не менее вскоре появилась всеобщая уверенность: сколь различен состав участников этого совещания, столь же различны и их точки зрения. Над всем доминировали вопросы компетенции, и они сводили на нет все приемлемые предложения. После совещания ещё раз обследовали местность в радиусе 10 миль, но опять без всякого успеха.
      То, что не удалось специалистам Трентоне, тем более хотелось сделать Дж. Эдгарду Гуверу, хотя дело официально и не входило в компетенцию ФБР. Прошло совсем немного времени, и все важные нити из рук полиции Нью-Джерси перешли в руки ФБР.
      На кладбище в Бронксе
      Тусклый свет луны скупо освещал место действия, и надгробные камни бросали тени, похожие на привидения. Зловещую тишину кладбища Бронкса вдруг нарушил крик совы. Человек, стоявший у стены, застыл и прислушался. Потом медленно пошел по узкой тропе, осторожно приближаясь к кустарнику. Он все отчетливее ощущал, что рядом кто-то находится и что решающий момент наступил.
      - Доктор Кондон? - донесся до него тихий голос из кустов.
      - Да, это я, - приглушенно ответил человек.
      - Принесли?
      - Присядьте на какую-нибудь скамью, нам надо поговорить.
      - 0'кэй. Идите двадцать шагов прямо и сверните направо. Встретимся на первой скамье.
      Человек по имени доктор Кондон последовал этому требованию. Прождав почти десять минут на скамье, он уже решил, что его одурачили. Но вдруг перед ним словно из-под земли возник человек и сел рядом.
      - Вы пришли один?
      - Я соблюдаю условия, - ответил доктор Кондон. - Я пришел в Кройке один.
      Затем начались переговоры между уполномоченным Линдберга и предполагаемым похитителем.
      Эта встреча 12 марта на кладбище св. Раймонда в нью-йоркском квартале Кройке состоялась в силу весьма странных обстоятельств. Доктор Джон Ф. Кондон, 74 лет, прежде доцент педагогики в Фордхэмском университете, а в юности неплохой спортсмен, был в Нью-Йорке известным человеком. С растущим интересом следил он за делом о похищении. Неэффективная работа полиции побудила его к действию, и он опубликовал на первой странице ежедневной бронкской газеты объявление, что готов в любом месте встретиться с похитителем ребенка и вступить с ним в переговоры. Абсолютная секретность гарантируется. Кроме того, он обещал добавить к выкупу 1000 долларов из собственных средств.
      Поскольку различные (к сожалению, преждевременно становившиеся известными публике) предложении супругов Линдберг оставались без ответа, немедленная реакция похитителя на предложение доктора Кондона вызвала некоторое удивление. Но ответное письмо имело ту же "сигнатуру", и можно было предполагать, что оно действительно исходит от похитителя. Письмо содержало требование к посреднику ежедневно с 18 часов вечера находиться дома, так как последуют дальнейшие инструкции. Само собой разумеется, должны быть приготовлены 70000 долларов.
      Поздним вечером 12 марта доктор Кондон получил второе письмо с требованием немедленно доехать до последней станции метро на линии Джером-Эв, а оттуда последовать на север в направлении Ван-Корт ленд-парка. Примерно в 300 метрах от станции он увидит павильон. Справа от входа под камнем будет лежать записка с дальнейшими указаниями.
      Через сорок пять минут доктор Кондон уже держал записку в руках. В ней говорилось, что он должен следовать в направлении 233-й стрит, пока не наткнется на открытые ворота кладбища св. Раймонда, затем медленно идти по узкой тропе рядом с кладбищенской стеной...
      Так состоялась эта встреча. Продлилась она от силы 15 минут. Доктор Кондон сразу заявил, что денег у него с собой нет, ибо полковник Линдберг и его жена требуют гарантий, что их ребенок действительно находится у получателя денег. Кроме того, платить больше 50 000 долларов он не уполномочен.
      - Но мы требуем семьдесят тысяч! - заявил неизвестный. - Наша группа состоит из трех мужчин и двух женщин. Мы решили, что первый и второй номер получат по двадцать, а остальные - по десять тысяч долларов.
      Сам он - номер второй, зовут его Джон и проживает он в Бостоне. Ребенок в порядке, но находится в 150 километрах отсюда. Ломаный язык незнакомца предположительно со скандинавским акцентом выдавал в нем иностранца.
      Похититель все время подчеркивал, что похищение ребенка - дело целой группы. В конце концов они договорились, что при новой встрече Джон представит доказательства того, что ребенок у него и жив.
      Еще через три дня доктор Кондон получил пакет с пижамой похищенного Чарльза Линдберга. Итак, значит, Джон действительно имел отношение к похищению.
      Прошло ещё две недели, прежде чем 2 апреля 1932 года снова удалось установить контакт с похитителем.
      Таким же образом, как и в первый раз, Кондона вызвали на место встречи на то же самое кладбище, находившееся в южной части Бронкса. После некоторых колебаний похититель согласился на 50000 долларов и в свою очередь вручил Кондону конверт, который следовало вскрыть только через три часа.
      Линдберг, ожидавший доктора Кондона на углу близлежащей улицы, точно выдержал срок. Потом он вскрыл конверт и прочел:
      "Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшая лодка, длиной 28 футов. Найдете её между Хозенекс-бич и Кой-Хилом, вблизи острова Элизабет".
      Ранним утром 3 апреля Линдберг полетел в указанное место северо-западнее Нью-Йорка, где на причале стояло множество лодок. Но ни одна из них не называлась "Нелли" и не имела указанной длины. Линдберг обыскал весь берег и прилегающую прибрежную полосу. Водная полиция тоже установила контроль за всеми лодками в этом районе. 4 апреля поиски были продолжены, но безрезультатно. Наконец Линдбергу пришлось признать, что похититель обманул его н 50000 долларов пропали даром.
      Как же вели себя при этом полиция и ФБР? Уже после первой встречи доктора Коплена с похитителем можно было с большой вероятностью предположить, что он совершил преступление в одиночку. Схватить, его при второй встрече было сущим пустяком, но этого сделано не было.
      Места жительства Линдбергов и доктора Кондона находились под наблюдением. О предстоящей второй встрече, на которой похитителю должен был вручаться выкуп, полицию информировали заранее. За встречей с похитителем с безопасного расстояния даже наблюдал представитель полиции. Но похитителю после получения 50000 долларов дали беспрепятственно скрыться. Сначала ФБР рвалось расследовать дело, но в решительный момент не сделало ничего, кроме того, что заранее переписало номера серий пяти тысяч купюр.
      Это странное поведение ФБР едва ли можно объяснить сентиментальным желанием сдержать обещание секретности встречи, данное похитителю Линдбергом и Копленом. Ведь известно было, с какой жестокостью вскоре с помощью ФБР был погублен совершенно неповинный в похищении человек. Однако пассивность ФБР становится понятной, если предположить, что дело Линдберга интересовало ФБР лишь как возможность, наконец, расширить сферу своей компетенции.
      Смерть Виолет Шарпы
      ...Шли недели, а ничего так и не прояснилось.
      12 мая к вечеру двое мужчин ехали по холмистым отрогам гор на возу с дровами. В одном месте, откуда можно было различить расположенный в нескольких милях дом Линдбергов, дровосеки остановились, так как одному из них потребовалось по нужде. Он слез с воза и отправился в кусты, но через секунду выскочил на дорогу.
      - Орвилл, - крикнул он, - иди сюда быстрее! В кустарнике мертвый ребенок!
      Мужчины молча разглядывали страшную находку. Всего в тридцати метрах от дороги, прикрытый ветками, в небольшом углублении лежал мертвый ребенок. Дровосеки бросились к своему возу и изо всех сил погнали к Холуэллу, где известили полицию. После сравнительно быстрого расследования было установлено, что это труп маленького Чарльза. Окончательную идентификацию облегчило наличие прирожденного дефекта на двух пальцах правой ступни. Судебно-медицинское исследование показало, что смерть наступила в результате размозжения черепа, и что ребенок убит уже более двух месяцев назад. С достаточной уверенностью можно было предположить, что он был умерщвлен сразу же после похищения.
      Этот лес в свое время тоже неоднократно прочесывался полицией, которая так ничего и не нашла, хотя данный участок дороги на Холуэлл должен был бы привлечь особое её внимание. Теперь же предположили, что похитители наблюдали отсюда за домом Линдберга и заметили, как вдруг во всех комнатах зажегся огонь - признак того, что похищение обнаружено. Это, как полагали, повергло похитителей, понявших, что полиция начала поиски, в панику и послужило поводом для убийства ребенка.
      Было ли это предположение правильным или нет, не установлено, но, во всяком случае, тщательность полицейских поисков непосредственно вблизи места обнаружения трупа оказалась под сомнением.
      Итак, дело о похищении превратилось в дело об убийстве. Но и теперь расследование не продвинулось ни на шаг. Чтобы вообще что-то делать, полиция снова занялась прислугой семей Линдберг и Морроу, ибо за несколько недель до того подозрение пало на одного дружка няни Бетти Гоу. Однако безосновательность этого подозрения выяснилась очень скоро. Теперь расследование сосредоточилось в первую очередь на прислуге семьи Морроу родителей миссис Линдберг. Во время допроса Виолет Шарп, привлекательная 27-летняя горничная, не смогла достаточно убедительно и подробно рассказать о своих делах в день похищения, со времени которого как-никак прошло уже больше десяти недель. Незначительного противоречия в её показаниях оказалось достаточно, чтобы основательно "взять её в оборот". Виолет сообщила, что в день совершения преступления она познакомилась с одним молодым человеком; ей известно только его имя - Эрни. 1 марта они договорились ещё с одной парой пойти в кино. Но затем Виолет сказала, что они лишь пошли выпить пива. Полиции это показалось подозрительным.
      Что произошло потом, 10 июня, за закрытыми дверями, кто именно с особой жестокостью взял девушку "в оборот" - агенты полиции штата Нью-Джерси или же сотрудники ФБР, - так и осталось неизвестным. Официально сообщалось, что Виолет Шарп не смогла дать об этом "Эрни" и другой паре никаких сведений. Когда же ей предъявили фотографию ранее судимого таксиста Эрнеста Бринкерта, она якобы узнала в нем того самого "Эрни", а потом вышла в соседнюю комнату и отравилась цианистым калием. Эрнест Бринкерт на допросе смог доказать свое безупречное алиби: он не имел ничего общего ни с Виолет Шарп, ни со всем этим делом.
      Когда о смерти девушки стало известно общественности, объявились некий Эрнест Миллер и другая молодая пара, которые 1 марта вместе с Виолет находились в Энглвуде, за много миль от места преступления.
      Что бы ни послужило причиной смерти Виолет Шарп, так или иначе, совершенно невинный человек лишился жизни ради того, чтобы полицейские служащие могли объявить о "удачном расследовании" дела. Многие газеты тогда писали, что это "позор для юстиции и полиции США".
      В такой ситуации ФБР решило, что настал его час восстановить "честь полиции и юстиции", а для этого взять дело в свои руки. Специальный закон "Lindberg kidnap act", принятый конгрессом в Вашингтоне, отныне расследование похищений людей ("киднеппинг") относил к компетенции ФБР.
      Гувер решил показать, на что способна его организация, и выделил из своего насчитывавшего 326 сотрудников учреждения 24 человека (под началом детективов лейтенантов Джеймса Дж. Финна и Франка Маккарти), которые должны были "заниматься делом Линдберга до тех пор, пока похитители не будут схвачены".
      Последней зацепкой теперь могли служить только номера серий тех 50000 долларов, которые передал похитителю доктор Кондон. Эти номера были напечатаны в газетах всех штатов, списки их получили и банки. Время от времени купюры с соответствующими номерами появлялись в небольшом количестве, особенно в магазинах северной части Нью-Йорка, но на след их владельцев напасть никак не удавалось. Тем не менее, это позволяло предположить, что похититель проживает в Бронксе, где, как известно, встречался с ним доктор Кондон.
      Миновал 1932 год, наступил 1933-й, но и он не дал никакого результата. Прошло уже почти девять месяцев нового года, когда 15 сентября "господин Случай" наконец-то принес успех, который был непосредственно связан с проведением "нового курса". Под лозунгом "нового курса" в 1932 году вступил в избирательную борьбу Франклин Делано Рузвельт, обещая найти выход из экономического кризиса, потрясавшего США с 1929 года. В 1932 году число безработных в стране составляло более 13 миллионов человек.
      Учитывая этот факт, можно понять, почему пресса и радио уделяли столь большое внимание делу Линдберга. Ведь для средств массовой информации уголовный инцидент в семье известнейшего человека был как раз на руку, ибо он в разгар экономического кризиса помогал отвлечь внимание широких кругов населения от их собственных бед.
      "Пропагандистская акция Линдберг" началась в марте 1932 года и держала людей в напряжении минимум четыре месяца - до смерти Виолет Шарп и полной передачи дела в руки ФБР в июне того же года. Избирательная борьба шла полным ходом, и в ноябре Рузвельт был избран президентом США.
      С 1933 года он стал проводить в жизнь различные законопроекты "нового курса". Оказание помощи безработным, осуществление проектов создания новых рабочих мест, защита фермеров от принудительных мер и т. п. - вот что составляло его программу. Но поскольку "новый курс" прежде всего, был направлен на спасение капиталистического общественного строя и не затрагивал его основ, решающего успеха он не принес. Главным доказательством этого явилось то, что и спустя шесть лет в стране насчитывалось 9, 5 миллиона безработных.
      Однако один из законов, принятых в рамках "нового курса", оказался для похитителя ребенка Линдбергов роковым, а именно положение об "аннулировании пункта о золоте". Желтые долларовые банкноты, владельцы которых ранее могли разменять их на золотые монеты, подлежали обмену на обычные зеленые банкноты (уже без права размена) до 1 мая 1933 года. После этого срока обмен производили только несколько банков.
      Показания против показаний
      Уолтер Лайл был владельцем бензозаправочной станции на 125-й стрит в Нью-Йорке. В субботу 15 сентября 1934 года клиентов было мало. Наконец к бензоколонке подъехал "додж". Лайл заправил его.
      - С вас 98 центов, мистер.
      Тот без слов протянул ему скомканную желтую 10-долларовую купюру.
      - Теперь такие встречаются редко, - заметил Лайл.
      - У меня их осталось всего несколько, но ведь их можно обменять.
      - 0'кэй, вот вам сдача - девять долларов два цента.
      Когда машина отъехала, Лайл подумал: "Не буду рисковать" - и записал на краю купюры номер "доджа": "NY4U - 13 - 41".
      Уже в тот же день Лайл обменял желтую купюру, а в понедельник главный кассир банка обнаружил, что это купюра из выкупа, уплаченного Линдбергом похитителю. Он сразу же позвонил в ближайший полицейский участок, откуда сообщение передали агенту ФБР Финну. Позднее по номеру автомашины была установлена и личность её владельца: Бруно Рихард Гауптман, уроженец саксонского города Каменц, квалифицированный столяр. В 1923 году нелегально иммигрировал в США, многие годы безработный, ныне проживает по адресу: Бронкс, 1279 222-я Ист - стрит.
      В течение дня агенты ФБР незаметно следили за Гауптманом, следуя за ним по пятам, и фиксировали, как он расплачивался желтыми купюрами с зарегистрированными номерами. 18 сентября его схватили.
      После выдачи его штату Нью-Джерси (поскольку преступление было совершено там) 2 января 1935 года начался сенсационный суд присяжных, который длился шесть недель и закончился смертным приговором Гауптману.
      Обвинение представило против Гауптмана следующие доказательства: в его квартире и гараже были найдены ещё 14000 долларов из суммы выкупа. Кроме того, доктор Кондон опознал в нем человека, с которым он дважды встречался и которому передал 50000 долларов. 14 вымогательских писем и 16 других письменных документов Гауптмана имели одни и те же грамматические ошибки. Принадлежность этих материалов Гауптману подтвердили и восемь графологов. Лестница была изготовлена инструментами обвиняемого, а часть материала для неё взята из деревянных свай дома Гауптмана на 222-й стрит, что доказал специальный эксперт ФБР Артур Келер. Свидетели показали, что видели Гаунтмана 1 марта 1932 года, перед преступлением, в Хопуэлле и 12 марта, перед встречей с доктором Кондоном, около его квартиры.
      Все это, вместе взятое, давало весьма убедительные улики, которые не могли не произвести впечатления на присяжных. Однако защита утверждала, что найденные в квартире Г'ауптмана деньги в действительности принадлежат его другу парикмахеру Айседору Фишу, который якобы перед своим отъездом в Германию передал ему пакет на сохранение. Фиш умер в марте 1934 года. Тогда Гауптман будто бы вскрыл пакет и счел себя вправе воспользоваться неожиданно приобретенными им долларами. Кроме того, первая очная ставка с Кондоном была неубедительна, и тот окончательно опознал Гауптмана только при второй встрече. Один из графологов и защитники оспаривали заключения экспертов обвинения. Свидетелям, выставленным прокурором, адвокаты Гауптмана противопоставили собственных, которые заявляли, что видели обвиняемого в момент преступления совсем в другом районе страны.
      К тому же защита утверждала, что эксперты, состоящие на правительственной службе, дискредитировали себя во многих предшествующих случаях, и сейчас улики сфабрикованы.
      Итак, одни показания противоречили другим. Пояснения самого Гауптмана не содержали никаких противоречий, даже при самых изощренных приемах, с помощью которых представители обвинения пытались заставить его признаться. Однако показания свидетелей, выступающих в его пользу, сильно обесценивались тем, что большинство из них были ранее судимы. Кроме того, в биографии Гауптмана имелись темные места: перечень уголовных дел, совершенных им прежде в Германии, включал несколько краж и одно уличное ограбление с применением оружия.
      Но если беспристрастно взвешивать все обстоятельства, вина Гауптмана отнюдь не была доказана однозначно. Присяжным тоже потребовалось более одиннадцати часов, прежде чем они пришли к единому решению. Противоречивы были и заключения экспертов. Виновен или невиновен - фактически осталось недоказанным.
      Приговоренному в течение тринадцати месяцев семь раз сообщали время казни, и каждый раз за несколько минут до неё переносили срок приведения приговора в исполнение. 3 апреля 1936 года Бруно Гауптман был казнен на электрическом стуле.
      Новые похождения Гастона Минса
      Подробные сообщения средств массовой информации о случаях похищения людей вызвали новые преступления. Захотели погреть руки и мошенники, не имевшие отношения к похищениям. Сочиняя всякие истории, они стремились завладеть выкупом. Немало таких попыток было и в связи с делом о похищении ребенка Линдбергов.
      Самый же крупный трюк проделал агент ФБР - уже упоминавшийся нами Гастон Б. Минс. Ни его деятельность в период первой мировой войны в качестве германского агента, ни обвинения в убийстве, а также подделке завещания не помешали этому гангстеру в президентство Гардинга быть принятым на службу в ФБР в качестве специального агента. Затем как "докладчик" министерства юстиции Минс приобрел большое влияние на кадровую политику Белого дома.
      Вскоре после похищения сына Линдбергов в Вашингтоне состоялась встреча Минса с некой миссис Эвелин Уолш Маклин, весьма состоятельной дамой, женой издателя газеты "Вашингтон пост". Это похищение она приняла особенно близко к сердцу, ибо несколько лет назад одному из её сыновей тоже угрожало похищение, и его пришлось охранять днем и ночью в течение нескольких месяцев. Минс живо прикинул, что при помощи подходящей сказки у миссис Маклин можно выудить кое-какую сумму, но действительный успех превзошел все его ожидания...
      Светский разговор ни о чем продолжался, пока миссис Маклин сама не заговорила о преступлении в Саурленд Маунтинс.
      - Ужасно! Бедные родители... - простонала она.
      Немного помедлив, Минс ответил:
      - Собственно, мне не следовало бы говорить об этом, но, поскольку вы так близко принимаете к сердцу этот случай, буду с вами вполне откровенен. Недавно от одного знакомого я услышал нечто весьма примечательное об этом похищении. Если я не ошибаюсь, человек этот связан с бандой, похитившей ребенка.
      Миссис Маклин была вся наэлектризована мыслью, что сможет помочь вернуть ребенка несчастным родителям. Идея эта и определила все её дальнейшие поступки. Через два дня Минс снова появился у нее.
      - У меня есть кое-какие успехи, - сообщил он. - Мне удалось установить контакт с людьми, укравшими ребенка. Малышу живется хорошо. Но... - и при этом лицо его помрачнело, - банда требует за его освобождение 100 тысяч долларов. Если бы я только мог найти такую сумму...
      Минс сразу заметил, что названная им сумма не вызвала шока. Поэтому он продолжал лгать, привел некоторые "подробности", и даже назвал несколько имен и кличку главаря банды - Лис. В конце концов, ему удалось побудить богатую даму пообещать ему 100 тысяч долларов.
      - Я заплачу эти деньги похитителям, - заверил Минс, - только тогда, когда ребенок будет находиться в безопасности, причем именно у вас! А до тех пор надо соблюдать абсолютную секретность. Вы не должны говорить об этом ни единому человеку, иначе вам грозит опасность.
      Для миссис Маклин потянулись недели ожидания. Уже через шесть дней она передала Минсу требуемую сумму. Мошенник время от времени появлялся у неё и рассказывал о трудностях, которые надеется вскоре преодолеть. Но это будет стоить ещё 4 тысячи долларов. Он получил и их. Затем последовали таинственные телефонные звонки, и Лис пообещал вскоре лично посетить миссис Маклин, чтобы договориться о деталях.
      Лис действительно появился - в маске, в светлых замшевых перчатках. Он отлично сыграл свою роль и поведал, как это опасно - проникнуть через полицейский кордон, чтобы доставить ребенка. Не пообещав ничего конкретного, Лис снова исчез. Вслед затем у миссис Маклин стали опять раздаваться таинственные звонки.
      - Говорит номер сто семнадцать, - произносил Минс, пользовавшийся этим кодом при телефонных разговорах. - Ребенок может быть у вас через два дня. Но Лису нужно ещё 35 тысяч долларов, чтобы без риска пройти через полицейское оцепление. Ровно столько от него требуют "копы", чтобы открыть проход в кордоне.
      В своей неслыханной доверчивости миссис Маклин уже хотела заложить собственные драгоценности. Она поручила это своему адвокату, которому не составило большого труда узнать от клиентки всю историю. Юрист немедленно возбудил ходатайство об аресте Гастона Б. Минса.
      15 июня 1932 года начался процесс по делу бывшего агента ФБР, закончившийся осуждением его на 15 лет каторжной тюрьмы за мошенничество. От этого сурового наказания Минса не спасло даже присутствие в зале суда его бывшего друга. После того как Минс был допрошен в качестве свидетеля по собственному делу, он не сразу вернулся на скамью подсудимых. Без всяких помех со стороны суда Минс направил свои стоны к той скамье, на которой сидел Гувер.
      - Ну, Эдгар, - спросил он, - что скажете на это?
      - Хорошенькую же вы заварили кашу, - ответил шеф ФБР.
      Минс доверительно подмигнул:
      - Но вы должны признать, что дело было обстряпано великолепно. Я все равно выкручусь.
      Как бы то ни было, но 104 тысячи долларов, припрятанные преступником в надежном месте, спокойно дожидались его. Несмотря на интенсивные поиски, полиции не удалось найти ни цента. Немного дольше находился на свободе Лис, но потом взяли и его. Человек, так хитро скрывавшийся под этой кличкой, оказался не кем иным, как адвокатом Норманом Уайтэкером. Несмотря на свою профессию, ему пришлось смириться с крупным провалом. Он получил такое же наказание, как и Минс, с той лишь разницей, что его не ждали припрятанные доллары, ибо получить свою долю в 35 тысяч он не успел...
      10. Истребители гангстеров.
      "Час, которого мы ждали"
      Трюк с деревянным пистолетом
      В один из первых майских дней 1934 года Дж. Эдгар Гувер вызвал в свой кабинет джи-мена Сэмюэла П. Коули.
      Собственно говоря, этот 34-летний агент всей своей предыдущей жизнью вовсе не был подготовлен для той тактики, которую он теперь должен был продемонстрировать в качестве образца. Ряд лет он разъезжал по стране как проповедник-миссионер мормонской церкви, затем закончил юридический факультет, некоторое время занимался адвокатской практикой и, в конце концов, оказался в ФБР. Но Гувер знал, почему он поручает намеченное дело именно этому внешне неуклюжему бывшему проповеднику, о котором, между прочим, говорили, что он лучший снайпер во всем ФБР.
      - Послушайте, Сэм, - начал разговор шеф ФБР, - вчера на совещании у генерального прокурора Штатов было решено принять особые меры против Джона Диллинджера. С этого дня он "государственный враг номер один". Мы должны справиться с ним, чего бы это ни стоило. Операцию против Диллинджера возглавите вы. Идите по любому следу! Задерживайте всех лиц, которые хоть как-то были связаны с бандой. Лучше всего, разумеется, живыми, но важнее всего, чтобы эти люди вообще были обезврежены. Вам дается полное право применять огнестрельное оружие. Я ожидаю, что вы будете действовать беспощадно. Кстати, дело это стоящее. За голову Диллинджера, живого или мертвого, назначена награда в десять тысяч долларов!
      - Можете полностью на меня положиться! - ответил джи-мен Коули.
      Его ближайшим помощником стал Мелвиин Пурвис, начальник отделения ФБР в Чикаго. В последующие недели оба специальных агента и другие члены их оперативной группы демонстрировали образец действий джи-менов на будущее и дали ещё один повод для восхваления агентов ФБР в многочисленных фильмах и книгах, причем облик их определялся отнюдь не детективными способностями, а беспощадностью. Лучшим из агентов ФБР считался тот, кто быстрее других нажимает на спуск. "Совершенно новый тип полицейского", - писал английский криминолог Леонард Гриббл о джи-менах, начавших действовать в 1934 году.
      "Дело Диллинджера" положило начало "жестокой волне". Обучением агентов ФБР, прежде всего, меткой стрельбе занимались ещё ранее специалисты армии и флота. Затем конгресс принял закон, разрешавший агентам ФБР постоянно носить огнестрельное оружие и при первой необходимости пускать его в ход. Теперь надлежало применить новую тактику.
      ...Джон Герберт Диллинджер начал свою гангстерскую карьеру как мелкий грабитель - с налетов на одиноко стоящие бензозаправочные станции и похищения их выручки. Неудачное ограбление привело его на восемь лет за решетку. В мае 1933 года он был условно выпущен из тюрьмы штата Индиана, после того как обещал в будущем никогда не вступать в конфликт с законом. Но в действительности у 30-летнего гангстера ещё в тюрьме созрел новый план. Выйдя на свободу, Диллинджер немедленно решил его осуществить, для чего сколотил "готовую стрелять" банду, которая с сентября 1933 года по июль 1934 года грабила на Среднем Западе один банк за другим.
      Оружие банды было по большей части из полицейских арсеналов - добыча от трех нападений на полицейские участки. Крупнейший "улов" банда Диллинджера получила в январе 1934 года в Ист-Чикаго: она похитила 300 тысяч долларов. При этом был убит очередью из автомата патрульный полицейский, как раз совершавший обход банка.
      Полиция штата Индиана, где находится Ист-Чикаго, не сомневалась, что новое ограбление банка - дело рук банды Диллинджера, ибо отпечатки пальцев, пули и гильзы были достаточно явной "визитной карточкой",
      Но полиция Индианы тщетно разыскивала Диллинджера и его сообщников, ибо главарь банды вместе с тремя самыми близкими компаньонами отбыл во Флориду, отдохнуть. Через неделю море гангстеру надоело, и он решил подняться в горы. В городе Тусон, неподалеку от мексиканской границы, его прибежищем на неделю стал роскошный "Гранд-отель". В первый же вечер "джентльмены" были пьяны в стельку. А несколько часов спустя ночной город был разбужен сигналом пожара. Пламя грозило перекинуться с соседнего дома на отель, поэтому пришлось срочно эвакуировать из него всех проживающих.
      Администрация попросила полицию убрать из отеля упившихся до полного бесчувствия четверых гостей. Поскольку фотографии Диллинджера были опубликованы в газетах, у полицейских не было сомнения, что лежавший перед ними поперек постели мужчина - не кто иной, как самый опасный враг Америки. Зная, чего можно ждать от такого человека, полицейские запросили подкрепления. В отель поспешил явиться и шериф Тусона. Диллинджер и трое его сообщников, ещё не идентифицированные, были доставлены в полицейскую тюрьму.
      Заинтересованные штаты немедленно потребовали их выдачи. Кларка, Маклея и Пирпонта отправили в Огайо, чтобы привлечь их там к ответу за убийство шерифа. Джона Диллинджера на самолете доставили в Индиану и изолировали в тюрьме Краун-Пойнт. Чтобы он не сбежал, его посадили не камеру предварительного заключения, а в камеру смертников. Окружной судья уже готовил обвинение, процесс должен был начаться в ближайшие дни. Но 3 марта 1934 года произошло невероятное: Джон Диллинджер все-таки сбежал. Каким образом ему это удалось, так и осталось невыясненным. Выдвигались различные версии: с помощью деревянного пистолета, который он якобы вырезал бритвенным лезвием из тюремной табуретки, чтобы запугать тюремщика, или макета автомата, или даже настоящего автомата, который ему якобы тайно переправили в тюрьму. Но, так или иначе, он заставил тюремного охранника открыть ему дверь камеры, схватил два автомата, угнал автомашину шерифа и скрылся из Краун-Пойнта.
      Перестрелка на болотах
      После удачного побега Диллинджер действовал осмотрительно, поспешно покинув тот район, где, как он считал, его уже разыскивали. Он устремился по автостраде, ведущей на запад, достиг границы штата и помчался в соседний Иллинойс. Со второй половины дня 3 марта 1934 года, когда он пересек границу Иллинойса, дальнейшее его преследование автоматически переходило в ведение ФБР, стало "делом федерального значения", так как подпадало под действие специального закона, принятого конгрессом ещё в 1919 году, "переброска краденого автомобиля из одного штата в другой".
      Через несколько дней после побега Диллинджер случайно чуть было не угодил в ловушку. Но ему и его сообщникам удалось уйти.
      Ясным весенним мартовским утром в местном полицейском участке небольшого городка Сен Пол появилась возбужденная женщина.
      - Помогите мне, у меня живут гангстеры. Не люди ли это Дилленджира, о которых столько ужасов рассказывают в газетах?
      Затем хлынул такой поток слов, что дежурный сержант должен был прервать его.
      - Помедленнее, пожалуйста, и по порядку. Почему Вы считаете, что в вашем жилище находятся гангстеры?
      - Не в моем жилище, а в пансионе. Моя фамилия Смит. Я содержу дом с небольшими благоустроенными квартирами на Линкольн-плейс.
      - Это может быть не Диллинджер, - возразил сержант. - Для Вашего успокоения покажу-ка Вам, как выглядит этот гангстер.
      Полицейский развернул объявление о разыскиваемом лице и передал его через стол женщине.
      - Вот он, Диллинджер.
      - Боже мой, это он, это Диллинджер, - прошептала чуть слышно женщина и стала мертвенно бледной. - Я его выдала. Теперь он мне отомстит. И чем я это несчастье заслужила, что он именно у меня должен был поселиться? Как нарочно. Этот ужасный Диллинджер.
      Полицейскому удалось, в конце концов, в какой-то мере успокоить хозяйку пансиона, и она пообещала ему остаться пока в участке под его защитой.
      Прочтя объявление, женщина идентифицировала ещё и спутницу Диллинджера - Ивлин Фрешетт, бывшую герл из ревю и теперешнюю возлюбленную гангстера и одного из посетителей, члена банды Гомера ван Метера.
      Местной полиции Сан Пола захотелось самостоятельно справится с тем, что не удавалось сделать до сих пор другим оперативным группам, и она оцепила пансион.
      Диллинджер, после попойки в Тусоне, постоянно бывший на чеку, заметил начало акции переодетых полицейских, он заранее предусмотрел возможные пути бегства.
      В пансионе как раз находились ван Метер и Ивлин.
      - Быки появились, - крикнул им Диллинджер и все трое легли на пол.
      Он и ван Метер успели взять с собой пистолеты-пулеметы и другое оружие. Но оставили пуленепробиваемые жилеты.
      Диллинджер осторожно пролез через слуховое окно, за ним проследовали Ивлин и ван Метер. Когда их заметили со стороны улицы, гангстеры показали, что с ними шутки плохи. Залпы из пистолетов-пулеметов усеяли пулями мостовую. Этого предупреждения было достаточно для того, чтобы Диллинджер и его спутники смогли уйти по крышам.
      Оставленное оружие не давало им покоя. Вскоре им удалось компенсировать утрату - Диллинджер произвел налет на полицейский участок в Уорсо (штат Индиана), испробовал на месте пуленепробиваемые жилеты, забрал подходящее оружие и пополнил свои боеприпасы. Агенты ФБР, которым было поручено найти следы банды, прибыли ровно на час позже, когда её и след простыл.
      Тем временем фотографии Диллинджера и его сообщников стали известны почти каждому американцу. В апреле 1934 года ФБР получило информацию, что члены банды скрываются в Литл-Богемии в штате Висконсин - курорте на канадской границе. Но такого рода сведения имелись тысячами, большая часть их была ложной.
      В качестве укрытия банда избрала одинокую ферму в труднопроходимой местности; проехать туда на автомашине было почти невозможно, но команда джи-менов сумела найти дорогу. Сторожевые псы на ферме при приближении джи-менов подняли отчаянный лай. Под прикрытием заградительного огня нескольких автоматов банда успела скрыться в непроходимых болотах. Лестер Гиллис Нельсон, самый молодой и самый коварный член банды, прозванный за свой ребячливый вид "Детское личико", захотел устроить "большое шоу": он остался на ферме и, подпустив джи-менов поближе, дал очередь из автомата. Агент ФБР Картер Баум был убит, а другой джи-мен и один полицейский тяжело ранены.
      Итак, на счету банды Диллинджера был уже десяток убийств, когда Гувер отдал приказ о беспощадной охоте на нее. При этом поплатились жизнью немало граждан, имевших несчастье внешне быть похожими на Диллинджера или на кого-нибудь из его банды. Памятуя об обещанной награде в 10 тысяч долларов и имея полную свободу применения оружия, многие джи-мены слишком часто вытаскивали свой кольт из кобуры. Они стреляли при малейшем подозрении, что перед ними "государственный враг № 1". Такие "перегибы", разумеется, замалчивались, и официальные сообщения о "деле Диллинджера" никаких цифр и подробностей не приводили. Однако осторожные неофициальные подсчеты свидетельствуют, что было убито, не менее 30 ни в чем не повинных людей, т. е. в З раза больше, чем числилось за бандой Диллинджера.
      Новое лицо
      Тем временем, чувствуя, что рано или поздно он попадется "готовым в любую минуту стрелять" агентам ФБР, гангстерский босс решил изменить свою внешность. Диллинджер нашел двух врачей, доктора Вильгельма Леснера и доктора Гарольда Кассиди, которым была запрещена профессиональная деятельность, и они за 5 тысяч долларов согласились сделать ему пластическую операцию лица. 27 мая 1934 года оперировали Диллинджера в одной чикагской квартире, всего в нескольких кварталах от местного отделения ФБР. Квартира принадлежала бывшему подпольному торговцу алкоголем, который предоставил её для этой цели за 40 долларов в день.
      Хирурги попытались укоротить и расширить лицо Диллинджера. Все могло бы закончиться плохо, поскольку их пациент не переносил наркоза. Часами боролись врачи за его жизнь. Когда Диллинджер взглянул на себя в зеркало впервые после операции, он был страшно разочарован: он нашел себя намного более старым. Крайне разгневанный он схватил пистолет-пулемет, однако врачам удалось его успокоить и вскоре началась вторая часть операции.
      Едкой кислотой были обработаны капиллярные линии на кончиках пальцев, поскольку Диллинджер пожелал стать человеком без отпечатков пальцев. Эта затея оказалась, конечно же, бесполезной, кончики пальцев лишь на время стали такими же гладкими, как щеки "Детского личика".
      Операция на несколько недель вывела преступника из строя, но уже в конце июня он и его банда снова были на "боевом посту". Действуя по принципу, что наибольшая наглость вернее всего ведет к успеху, Диллинджер специально выбрал для своего нового преступления такое место, которое находилось в центре района его предшествующих преступлений. Его люди очистили сейфы банка Саут-Венда в северной Индиане - недалеко от Ист-Чикаго.
      ФБР пришло в смятение. Гувер был вне себя от ярости. Он публично обзывал Диллинджера "трусливой крысой", но гангстер передал ему, что этот комплимент, полученный от "бульдога", его просто рассмешил. Во многих городах джи-мены гонялись за мнимыми "диллинджерами", а настоящие гангстеры тем временем "работали" в других местах. Они ещё освободили из техасской тюрьмы парочку преступников, ожидавших казни, когда на помощь ФБР снова пришла случайность, и снова это была хозяйка пансиона, которая вовремя что-то подсказала.
      Финал в кинотеатре
      Вечером 21 июля 1934 года джи-мен Мелвин Пурвис скучал в своем кабинете в чикагском отделении ФБР, когда ему доложили, что его хочет видеть какая-то посетительница. В комнату вошла брюнетка лет сорока.
      - Я выдам вам Диллинджера, если мы с вами договоримся, - заявила она.
      Затем она рассказала, что зовут её Анна Кумпанс, в 1914 году она эмигрировала из Румынии в США и с тех пор зовется Анна Сейдж. Сейчас у неё возникли трудности с иммиграционными властями и её хотят выслать, как нежелательную иностранку. А причина пустяковая: иногда сдавала комнаты на час. Но её дом вовсе не какой-нибудь бордель. Если ФБР поможет ей остаться в Штатах, тогда, пожалуй, с делом Диллинджера можно быстро покончить. И, наконец, она хочет получить вознаграждение, так как она раньше время от времени принимала у себя Диллинджера. Однако все это давно миновало, и Джон заимел тем временем множество других подружек, с которыми развлекался. В конце концов, вознаграждение назначено, а 10 тысяч долларов были бы ей сейчас очень кстати.
      - Завтра вечером Джон, его новая подружка Полли Гамильтон и я собираемся пойти в кино - или в "Марбро", или в "Биограф". Об этом я Вам ещё сообщу. Там вы и сможете его сцапать. Я надену красное платье, потому что без меня вам его не узнать. Теперь у Джона лицо совсем другое.
      Пурвис пообещал вступиться за желания своей посетительницы, затем немедленно проинформировал Коули и Гувера. Была срочно сформирована оперативная группа, получившая последнюю инструкцию лично от самого шефа ФБР.
      - Джентльмены, все вы знаете привычки Джона Диллинджера. Теперь мы заплатим ему той же монетой. Если мы его выследим, и затем он снова удерет, это будет позором для бюро. Не исключено, что мы сможем взять его живым. Джентльмены, это час, которого мы ждали, и Диллинджер должен быть у нас в руках! Каждому из вас дано право делать все, что необходимо. Лишь одно требование является безусловным: с Диллинджера надо покончить.
      Итак, инструкции получены: прикончить гангстера при первой же возможности. Хотя, конечно, имелись шансы получить от живого Диллинджера разъяснения о некоторых несогласованностях. Например, о его побеге из тюрьмы Краун - Пойнт и о пособниках, находящихся по всей вероятности в этом заведении.
      Оба кинотеатра находились в районах, которые можно было "герметически закрыть". Но Гувер не хотел рисковать, чтобы избежать возможного позора для ФБР, а тем самым и для себя самого. При этом сознательно упускался шанс получить от взятого живым Диллннджера сведения об остальных гангстерах из его банды и о других преступлениях.
      22 июля Мелвин Пурвис с напряжением ожидал, даст ли о себе знать, как было условленно, Анна Кумпанс. Около 18 часов зазвонил телефон: "Мы идем в "Биограф", на первый вечерний сеанс".
      Агенты ФБР устроили совещание, обсуждая вопрос, не застрелить ли им Диллинджера прямо в переполненном публикой кинотеатре. Но потом все же решили дождаться конца сеанса.
      В "Биографии" шел фильм о гангстерах "Манхеттенская мелодрама", в котором главную роль играл Кларк Гейбл, так что приток публики был большой.
      Около двадцати одного часа прозвучали последние выстрелы на экране, представление окончилось, и сотни людей устремились к выходу.
      Сидевшие в публике джи-мены незаметно подобрались к выходившей тройке. Как и было заранее договорено, "дама в красном" уронила носовой платок, отстав на несколько шагов. Диллинджер явно почувствовал неладное. Он вдруг оттолкнул свою спутницу Полли и бросился бежать, но угодил как раз под очередь автомата Коули. Агенты со всех сторон начали стрелять в Диллннджера, и только чудом остальные посетители не были ранены или убиты.
      Гангстер попытался вытащить свой револьвер, но рухнул на пол. Позже в его теле насчитали 28 пуль. "Государственный враг № 1" был мертв.
      Следствия смерти Диллинджера были разного рода. Сэм Коули получил повышение - стал инспектором и закончил вылавливание остальных членов банды. Через четыре месяца он вместе с джи-меном Холлисом предстал пред новым главарем банды. Им стал Нельсон - "Детское личико". А несколько позже, в дикой перестрелке были убиты два человека из ФБР и "Детское личико".
      Никто из оставшейся банды не обладал качествами своего шефа, и все оказались под обстрелом джи-менов и "копов". Одни были арестованы, другие застрелены. Гомера ван Метера сразил град пуль из оружия полицейских Сан Луиса.
      Из обещанного вознаграждения пять тысяч долларов досталось Ане Кумпанс, другая половина была разделена между снайперами. Дело о предоставлении гражданства Ане Кумпанс длилось долго и закончилось в 1936 году тем, что её выслали в Румынию.
      Полное извращение понятий морали в американском обществе привело к тому, что в США возникла легенда о Диллинджере. Его преступления прославлялись миллионными тиражами. Диллинджер и "Детское личико" стали настоящими кумирами молодежи. "Преступление стоит того, чтобы его совершать!" - таков был девиз бульварной литературы. Для многих юношей эти дешевые брошюрки стали руководством к действию. Они хотели быть такими же отчаянными смельчаками, как киллеры, и вступили на преступный путь.
      Однако и те сочинения, в которых побеждали несгибаемые, как сталь джи-мены и в которых точно описывалось, как легко убивать людей, взрастили такие же ростки насилия. Все это внесло свой вклад в рост преступности, террора и насилия, буквально захлестнувших Соединенные Штаты Америки.
      11. Вторая мировая. "Джи-мены объявляют войну"
      Десант в ночном тумане
      ...14 июня 1942 года, ровно час ночи. Пять матросов на караульном посту на побережье Эменгенсетт клюют носом. Они почти не замечают привычный монотонный шум волн, накатывающихся на берег со стороны Лонг Айленда. Такой шум успокаивает, усыпляет, особенно когда сидишь в теплой и сухой комнате. Но на другие звуки, отличные от этой монотонности, обостренный слух реагирует чутко. Час назад их насторожил шум моторов, который спустя некоторое время послышался снова. Несколько минут назад им почудились странные звуки, похожие на то, будто кто-то копал в дюнах и даже, будто кто-то, стараясь действовать осторожно, сколачивал доски.
      Жаль, что поисковый прожектор не освещал побережья этой ночью из-за густого тумана, скрывшего узкую полосу побережья. Мощный световой конус не мог прорвать плотной молочно-белой стены даже на несколько метров.
      - Пойдем, посмотрим, - предложил Джон Каллен своему товарищу.
      Матрос, крепкий парень лет двадцати четырех, взял карманный фонарик и покинул помещение.
      Не прошел он и ста метров, как услышал звуки человеческих голосов.
      Каллен пошел навстречу этим звукам. Свет его фонарика блуждал в тумане. Неожиданно он осветил человека, который шел прямо на него.
      - Кто вы? - спросил матрос, - И что вы здесь делаете в такой час?
      - Что я могу здесь делать? Я - рыбак. Мы со своим ботом сели на мель у побережья, - ответил незнакомец на типичном нью-йоркском сленге и пояснил далее:
      - Будем ждать, пока не рассветет и не рассеется проклятый туман. Тогда и поплывем в Шайнкок. Мы из Восточного Хемптона.
      - Из Восточного Хемптона в Шайнкок? Да вы здорово заблудились. Разве вы не знаете, где вы теперь находитесь?
      - Думаю, что на полпути. Где же мы?
      - Черт побери, да ведь вы плыли в другом направлении!
      В этот момент разговор прервался. Из-за туманной завесы возникла вторая фигура.
      - Что случилось, Георг? - услышал Каллен.
      Вопрос прозвучал на немецком языке.
      - Заткнись! - прорычал "Георг", также по-немецки.
      Каллен прореагировал молниеносно. Он погасил фонарь и нырнул в туман, но через несколько секунд остановился и замер, чтобы не выдать подозрительным типам, несомненно, немцам, свое местонахождение. Затем стал осторожно красться к посту.
      - Вероятно, здесь высадился немецкий десант, - сообщил он своим товарищам.
      Пять матросов с автоматами поспешили на место происшествия, где уже никого не обнаружили. Лишь со стороны моря услышали они шум быстро удаляющихся моторных лодок.
      Утром все побережье было основательно проверено.
      Были замечены следы ног, и хотя их пытались замести, они оставались достаточно заметны. Вели они в дюны, а здесь следы ночного пребывания были налицо. Было обнаружено, что здесь что-то закапывали.
      Матросы и полицейские извлекли из песчаной ямы четыре водонепроницаемых ящика.
      Когда осторожно открыли первый из них, то увидели в нем заряды взрывчатого вещества, запальные шнуры, различного рода дистанционные трубки и немецкое оружие.
      Еще до полудня караульная служба побережья Эмегенсетт информировало компетентное представительство ФБР в Нью-Йорке. Его служащий прибыл на место и взял для дальнейшего исследования в лабораториях ФБР в Вашингтоне оружие, извлеченное из дюн Эмегенсетта.
      Об этом случае сначала было известно лишь то, что саботажники из фашистской Германии высадились на Лонг-Айленде, и там спрятали свое снаряжение или только часть его. То ли они из Эменгенсетта проникли во внутреннюю часть страны, то ли из-за случившегося на побережье происшествия, отплыли, чтобы высадится в другом месте.
      ФБР не потребовалось больших усилий, чтобы прояснить этот случай. Два дня спустя после происшествия у караульной службы побережья в Нью-йоркском представительстве бюро раздался телефонный звонок.
      - Говорит Пасториус, - представился мужской голос. - Хочу вам только сообщить, что я несколько дней назад звонил в Вашингтон. У меня важная информация для Вас.
      Прежде чем служащий смог задать ему вопрос, Пасториус успел повесить трубку.
      Этот короткий телефонный разговор, как выяснилось позже, спас жизнь человека. Поведение агента ФБР, который вел разговор, было профессионально точным. Он записал время и имя звонившего, - впрочем, не исключая, что это мог быть звонок шутника, которые позволяли себе время от времени глупые выходки.
      Через два дня, 18 июня, тот же человек, позвонив в главную квартиру в Вашингтон, потребовал соединить его с Гувером.
      - Сожалею, но в данный момент это невозможно, - было сказано ему, сообщите, пожалуйста, вашу просьбу нам.
      - Хорошо, слушайте. Я тот, кто позавчера звонил в представительство в Нью-Йорке. Мое подлинное имя Георг Даш. Я прибыл с важным заданиям из Германии в Штаты и мог бы вам кое-что рассказать. Я нахожусь теперь в отеле "Майский цветок", в номере триста пятьдесят первом.
      - Оставайтесь там, мы вас найдем.
      - Я сдаюсь добровольно федеральным властям, - заявил немецкий агент и саботажник Георг Даш, после чего был препровожден в центральное бюро.
      Через несколько часов ФБР стало известно о весьма интересных обстоятельствах этого дела.
      Цель операции - Хелгейт бридж
      В составе службы "Заграничные страны/Оборона II" в фашистском штабе вооруженных сил - среди всего прочего в его компетенцию входили диверсии и саботаж за границей, - находилась группа в восемь человек, подготовленных для высадки в США. Акция должна была проходить под названием "Пасториус".
      Подготавливал её с апреля лейтенант Вальтер Каппе.
      Этот здоровый, как бык, человек не был известен ФБР, хотя он много лет проживал в США. Уже в 1925 году он вместе с другими нацистами в Чикаго организовал фашистское объединение "Тевтония". Этот первоначально свободно организованный союз с течением времени оформился в промилитаристский "Немецко-американский союз", структура и деятельность которого строилась по образцу нацистских штурмовых отрядов. Члены "Союза" занимались упражнениями в стрельбе, обучались строю и организовывали учебные курсы.
      Одним из самых активных был здесь Кнаппе, внесший значительный вклад в построение заграничных отделений гитлеровской Национал-социалистической германской рабочей партии в США.
      Через несколько лет после прихода фашистов к власти он возвратился в Германию.
      ФБР в свое время пристально следило за деятельностью "Союза", однако констатировало, что "нарушений федеративных законов" не наблюдается, что и развязало руки фашистам.
      Как и Кнаппе, восемь отобранных саботажников были отличными знатоками США. Они в совершенстве владели языком и долгое время находились в Штатах.
      Ранее, в 1939 году, для признавшего себя виновным Даша, когда он обратился за приобретением прав гражданства, было принято положительное решение. Однако он неожиданно отказался от нового гражданства и возвратился в Германию.
      Будущие диверсанты перед осуществлением своего вторжения изучали технику обращения с новыми высокобризантными взрывными устройствами и дистанционными трубками.
      Их объектами должны были стать алюминиевые заводы в Элкеа в штате Теннесси, в Восточном Сент-Луисе в штате Иллинойс, и в Филадельфии в штате Пенсильвания, как главные поставщики металла для авиастроения; кроме того, шлюзы реки Огайо между Питтсбургом и Луисвиллем в Кентукки, и, наконец, железнодорожные сооружения и мосты, среди них - важнейший: Хелгейт Бридж над Ист Ривер в Нью-Йорке.
      Речь шла не только об уничтожении сооружений, важных для военной промышленности, но ещё больше о создании атмосферы ужаса и паники.
      Предполагалось, что каждый гражданин США должен познать на собственной шкуре, что среди них - германские воители, способные систематически взрывать все, что связано с военной промышленностью. Речь шла не просто о подрыве тех или иных железнодорожных мостов, они должны были производиться как раз в тот момент, когда заполненный рабочими поезд отправлялся на военное предприятие. Двумя группами по четыре человека в каждой саботажники были доставлены на подводных лодках на побережье США. Они должны были работать в двух командах. В группу Даша входили Эрнст Бургер, тридцати пяти лет, Хайнрих Хайнк и Рихард Квирин - оба тридцати четырех лет.
      26 мая на подводной лодке У 202, которая была известна также под названием "Инсбрук", они отбыли из военно-морской базы Бордо. Их целью было достичь пустынной местности в Ист Хемптоне на Лонг Айленде, к которому командир подводной лодки прибыл с неточностью примерно в пять миль; из-за навигационной ошибки и получилось, что десант высадился прямо перед сторожевым пунктом побережья.
      За несколько сот метров от берега У 202 всплыла. Матросы доставили в надувной лодке четырех саботажников на землю, где было закопано снаряжение.
      При маневрах, однако, произошла ещё одна неудача.
      Надувная лодка опрокинулась и сразу же наполнилась до краев водой. С большим трудом матросы доставили её на берег, затем снова сняли с мели. Произведенный ими шум услышали на караульном пункте.
      Даш и трое его сопровождавших поспешили побыстрее покинуть место незапланированной встречи с береговой охраной, воспользовавшись железной дорогой на станции Лонг Айленд, затем поехали в Нью-Йорк и там разделились, как и было договорено до этого.
      Даш с Бургером разместились в отеле "Губернатор Клинтон" на углу Седьмой авеню и Третьей улицы в южной части Манхеттена. Этот роскошный отель они могли себе позволить, поскольку группе Кнаппе была выдана на руки солидная по тем временам сумма в сто семьдесят пять тысяч долларов.
      Укрывшись в номере отеля, они стали соображать, что им делать, поскольку неожиданно появившийся матрос береговой охраны основательно подпортил им дело. Разыскивать снова место с закопанными ящиками казалось им слишком рискованным. Если они теперь, когда шла война, будут схвачены как немецкие саботажники, то это будет означать неминуемую смерть. И они решили сдаться властям, и чтобы спасти собственную голову, принести в жертву других шестерых.
      Чтобы его не опередил кто-то из остальных с подобным намерением, Даш осуществил первый, уже упоминавшийся телефонный разговор. Затем стал выжидать высадки второй четверки, чтобы и её передать в руки ФБР.
      В эту вторую группу, возглавляемую командиром Эдуардом Керлингом, тридцати двух лет, вошли Херман Нойбауэр того же возраста, Вернер Тиль, на три года старше, и Херберт Хаупт двадцати двух лет. Они 17 июня высадились незаметно с другой подводной лодки на побережье Понте Ведра, южнее Джексонвилля во Флориде. Керлинг и Тиль отправились также в Нью-Йорк, в то время как Нойбауэр и Хаупт отбыли в Чикаго.
      Когда Даш получил сообщение, что все прибыли в предназначенные им места, он поехал в Вашингтон, информировал ФБР о своем местонахождении и передал сведения о диверсионных группах. Кроме того, он передал ФБР также список с именами и адресами людей, что в предшествующее пребывание саботажников в США причисляли себя к их друзьям, а теперь рассматривались как партнеры, предоставлявшие место для контактов. Джи-менам оставалось лишь арестовать всю группу.
      20 июня все диверсанты и их пособники находились уже под стражей.
      Чтобы предотвратить подобные акции, президент Рузвельт отдал распоряжение тотчас же опубликовать материалы о данной успешной акции.
      В августе 1942 года состоялся процесс. Георг Даш надеялся на слишком многое и был страшно разочарован. Наиболее мягкий приговор был вынесен ему - тридцать лет тюремного заключения. Суд зачел ему в оправдание то, что он сразу же по прибытии в США обратился в ФБР по телефону.
      Бургер был лишен свободы пожизненно. Шестеро остальных были казнены на электрическом стуле. Такая же участь выпала трем американским друзьям саботажников, вызвавшимся помочь им.
      "...Тем самым дело заканчивалось"
      Шестого сентября 1939 года президент Рузвельт специальной директивой поручил ФБР "взять на себя расследование дел о шпионаже, саботаже и нарушении нейтралитета".
      Это, в частности, означало, что отныне в компетенцию ФБР входит расследование подобных дел.
      Вместе с тем это означало огромный рост влияния ФБР, которое тем самым получило в свое ведение дела внутренней государственной безопасности США. Теперь любую политическую активность оно, в принципе, могло подвести под одну из трех указанных в директиве категорий, - или же истолковать как подготовку к названным в ней действиям. Задания подобного рода были, конечно, не новы, но прежде ФБР вынуждено было делить приобретенную ныне власть с другими федеральными органами. Такое положение не устраивало Гувера, он настойчиво стремился к большей власти, и уже много лет практиковал то, что теперь было закреплено за ним официально.
      Итак, в соответствии со своими новыми задачами ФБР было уполномочено проводить расследования по заданиям государственного департамента.
      Таким образом, Гувер и его друг - государственный секретарь Корделл Хэлл, - договорились о том, что ФБР должно координировать действия против "коммунизма и фашизма".
      Поводом для договоренности между Гувером и Хэллом послужил затяжной экономический кризис ЗО-х годов, который потряс основы американского государства.
      К 1936 году на улицу было выброшено 9 миллионов трудящихся. Крупные забастовки на предприятиях "Дженерал электрик", "Дженерал моторс" и других концернов служили явным сигналом того, что трудящиеся больше не желали безропотно принимать бремя кризиса на свои плечи. Миллионы рабочих, по примеру "Индустриальных рабочих мира", стали объединяться; монополистическая буржуазия оказалась перед опасностью возникновения массовой революционной организации. Кроме того, решившиеся на борьбу "цветные" создали "Национальный негритянский союз"; тысячи американцев, для которых демократия являлась не пустым понятием, вступили в батальон имени Линкольна, защищавший республику на испанской земле.
      Все это происходило в середине 30-х годов и прибавило ФБР много работы. В официальном отчете бюро за 1936 год говорилось:
      "Итак, ФБР тайно, не раскрывая характера своих полномочий, установило контроль за деятельностью коммунистов".
      Пресловутая персональная картотека Гувера невероятно разрослась, причем особое внимание в ней уделялось бойцам батальона имени Линкольна, которые, якобы, нарушили "Закон о нейтралитете" от 31 августа 1935тода.
      Даже те, кто пожертвовал какой-нибудь доллар в помощь Испанской республике, вносились в картотеку ФБР, так что эти досье впоследствии сыграли роковую роль для многих граждан США. Разумеется, ФБР вело расследование и по деятельности таких организаций, как "Германо-американский союз".
      В уже цитированном отчете ФБР говорилось:
      "Периодически ФБР получало задание внимательнее приглядеться к тем лицам или организациям, которые вели пронацистскую деятельность. Обычно в таких случаях проводилось расследование, сведения предоставлялись министерству юстиции, и тем самым дело заканчивалось".
      Нацистские организации - числом более ста, - могли, таким образом, беспрепятственно вести свою агитацию, ибо их цели явно находились в согласии с государственной доктриной США тех времен - изоляционизмом.
      Сохранение нейтралитета любой ценой, никакой военной конфронтации с Германией - за это выступали такие влиятельные промышленники, как Дюпон и Форд, которые в 20-х годах помогли Германии снова стать на ноги, дабы создать в Европе надежный оплот против коммунизма.
      Существовали самые различные переплетения американских монополий с такими крупными германскими концернами, как "IG Farbenindustry" и другие.
      Например, через полгода после захвата власти Гитлером основатель и глава "International telephone and telegraph corporation", Бен отправился в Германию, чтобы изыскать там возможности расширения своего концерна. Визит оказался успешным - было создано дочернее предприятие ИТТ, "Standard Elektrizitat - Gesellschaft", и куплена фирма "Лоренц" в Штутгарте. Эти два дочерних предприятия американского концерна получили затем военные заказы от фашистского вермахта. Беседа Бена с Герингам привела к контракту, благодаря которому "International telephone and telegraph corporation" вложила миллионы долларов в вооружение фашистской "люфтваффе", получив в последующие годы огромные прибыли.
      Гитлер был для многих американских империалистов тем человеком, который оберегал капиталистический строй от революционной опасности. Они рассчитывали направить агрессивность (не являвшуюся для них, разумеется, секретом) фашистской Германии против Советского Союза.
      Политические деятели, группировавшиеся вокруг Франклина Д. Рузвельта, более реалистически оценивали планы гитлеровской Германии, сознавали опасность сохранения "нейтралитета любой ценой". Президент нашел поддержку и у тех монополий, которые видели в военной конъюнктуре выход из затяжного кризиса.
      Подготовка общественного мнения дала свои результаты. Когда 11 декабря 1941 года в Белом доме получили официальное объявление войны из Берлина и Рима, то даже в тех слоях американского народа, которые ещё до недавнего времени верили в пользу изоляционизма, произошло быстрое изменение настроений, благодаря чему большинство трудящихся поддержало цели антигитлеровской коалиции с Советским Союзом.
      ФБР, вынужденное считаться и с официальной политикой, и с этими антифашистскими настроениями, тоже "вступило в войну".
      Другим немаловажным стимулом для ФБР было стремление к введению строгого, обеспечивающего прибыль монополиям военного режима, а для этого нужны были доказательства вражеской деятельности внутри страны.
      ФБР обладало во время войны огромными полномочиями. Гувер был назначен ещё и начальником почтовой цензуры. Разрешалось контролировать любые почтовые отправления и официально санкционировалось подслушивание телефонных разговоров. Другие федеральные органы были обязаны передать ФБР личные дела своих сотрудников. Так, например, федеральное ведомство путей сообщения и связи передало ФБР материалы примерно на 200 тысяч сотрудников радио и транспорта.
      Шпионы на Гавайях
      Одними из первых, кто узнал в Вашингтоне о нападении японцев на Пирл Харбор, были Джон Эдгар Гувер; Роберт Л. Шиверс, руководитель представительства ФБР в Гонолулу, незамедлительно подтвердил это ему по телефону.
      Над Пирл Харбор ещё висело черное облако от взрывов и пожаров, когда осуществилась первая военная акция ФБР. Семьсот тридцать три японца, проживавших в разных местах США, помеченных в картотеках ФБР словом "подозрителен", было арестовано.
      Тем самым пришла в движение лавина; истерия восторжествовала, началась широко задуманная депортация. Только на одном западной побережье США джи-мены, солдаты и полицейские изгнали из их домов и ферм около ста двадцати тысяч американских граждан японского происхождения, чтобы загнать в концентрационные лагеря с военной охраной.
      Официально сообщалось, что поскольку в Пирл Харборе действовали шпионы, которые сообщали о якорных стоянках военно-морских линейных кораблей, крейсеров, эскадренных миноносцев и других единиц, и о встречах военных кораблей, что послужило исходными данными для определения оптимального времени для нападения, - эта депортация была будто бы необходимой.
      Большинство перемещенных лиц - американцев японского происхождения, примерно восемьдесят тысяч человек, - были "нисеями", людьми, которые проживали в США уже несколько поколений, в преобладающей части имели достаточные средства к существованию, вели хозяйства крупных ферм, занимались разведением цветов и овощей и повсюду считались прилежными и способными людьми. Со шпионами в Пирл Харборе, которых вскоре действительно обнаружили в совсем других сферах, они не имели ничего общего. Нападение на американский военный флот было для определенных кругов, к которым принадлежал среди прочих и тогдашний министр финансов Моргент, было благоприятным поводом избавиться от не столько неприятных, сколько нежелательных японцев.
      Хотя расистская заносчивость сыграла здесь свою роль, куда более важными были экономические причины. Речь шла об устранении большой группировки конкурентов - фермеров, ремесленников, мелких предпринимателей, рабочих во всех областях промышленности. Речь шла о присвоении конфискованного имущества перемещенных лиц; то, что они были "цветными", было тоже неплохим, но не решающим фактором.
      ФБР обнаруживало шпионов из Пирл Харбора весьма прямолинейно, хотя и эффективно. Шиверс после бомбардировки приказал оккупировать японское консульство в Гонолулу. Хотя многие документы там уже сгорели, оставшийся материал давал ещё достаточные разъяснения. Генеральный консул Нагао Кита направлял в Токио многочисленные шпионские сообщения, однако, не все следы его информаторов были устранены.
      Так, анализируя остатки "трофейного" архива, джи-мены столкнулись с супружеской парой Бернхард-Отто и Фридель Кюн, родом из Германии, которая числилась в картотеке уже с 1939 года.
      Кюн, который нигде не работал и не занимался никаким делом, постоянно располагал большими денежными средствами. Уже при первой тайной проверке ФБР зарегистрировало выписку из счета свыше семидесяти тысяч долларов. Сумма эта с 1936 года возросла.. С этого времени, после заключения антикоминтерновского пакта, немецкий агент Кюн работал на японскую тайную политическую полицию. Другие значительные суммы последовали после 1939 года. Последним поручением для Кюна был Пирл Харбор. Он должен был вести наблюдение в гавани за прибытием и отплытием боевых единиц флота. Его информация передавалась в консульство или через согласованные сигналы с берега прямо на японские суда. Кюн был изобличен, дал показания и был осужден - весьма строго, по законам военного времени.
      Подобных случаев было много - в годы войны ФБР передало в суд дела ста других шпионов...
      Радист из Центрального порта
      Фашистская Германия пыталась создать в США, как и в годы первой мировой войны, отлично функционирующую систему шпионажа и саботажа. Однако этот замысел не удался, успехи оказались весьма скромными.
      Отношение населения США к войне против Гитлера было, в противоположность отношению к войне 1914-1918 годов, весьма положительно, и в ФБР или другие органы власти приходили сообщения о подозрительных личностях. Некоторые агентурные круги проваливались ещё до того, как они могли начать свою деятельность. Да и работе ФБР кое-что изменилось, что затрудняло жизнь немецким шпионам. Так численность персонала возросла; через два года после начала войны бюро располагало уже тринадцатью тысячами тремястами семнадцатью сотрудниками. Многие среди них получили хорошее образование, часть из них приобрела квалификацию в Академии ФБР в Квентико в штате Вирджиния, существовавшей с 1935 года. Опорой была последовательно создаваемая система шпионажа.
      ФБР, сверх того, удалось переманить на свою сторону нескольких немецких агентов.
      Самый известный из них - Уильям С. Зеболд. Во время поездки по Европе в 1939 году Зеболд позволил завербовать себя нацистской тайной полиции в качестве шпиона, чтобы спасти своих еврейских родственников от концлагеря и дать им возможность выехать из Германии. Сначала Зеболд выучился в Гамбурге на радиста, о чем он сообщил ФБР, когда в начале 1940 года возвратился в Штаты.
      Бюро решило использовать шанс обрести двойного агента. Последовало предложение ему, и Зеболд принял участие в этой игре. В Центральном порту Лонг Айленда техник соорудил станцию с коротковолновым передатчиком, с помощью которого он вскоре вступил в интенсивную связь с Гамбургом. Радиосообщения Зеболда наряду с вымышленным материалом содержали всегда достаточно точную информацию, чтобы казаться правдоподобными.
      Люди из Министерства обороны на реке Альстер попались на его удочку. Поскольку их человек на Лонг Айленде хорошо делал свое дело, в Гамбурге не было никаких сомнений в том, что его надо связать с другими немецкими агентами в США.
      Зеболд посоветовал избрать в качестве места для контактов свою квартиру в Манхеттене. Предназначенная для посетителей комната была соответственно подготовлена людьми из ФБР. Скрытый магнитофон записывал их разговоры, скрытая камера снимала гостей. На одной стороне комнаты висело огромное зеркало весьма особого рода - того, кто стоял за ним, можно было видеть, как через окно, однако на другой стороне его нельзя было заметить. Когда у Зеболда были гости, в соседней комнате сидели джи-мены не только для того, чтобы наблюдать за сценой, но и чтобы держать под контролем двойного агента.
      Благодаря съемке и записи ФБР получало данные о шпионах, ещё находящихся на свободе, и одновременно почти исчерпывающий обвинительный материал для будущих процессов. Таким образом, напали на след большей части шпионов, направленных нацистами в США, в особенности тех, кто был приставлен к вооружению и новой системе в ВВС.
      Группа из четырех человек действовала под руководством Фредерика Жубера Дюквиньи.
      Это был старейшина немецких агентов в Штатах, родом из Южной Африки, шпион с большим стажем. В двадцать два года он стал им в англо-бурскую войну, в первую мировую войну действовал в пользу кайзеровского генерального штаба и теперь снова в пользу немцев.
      После того как ФБР разгромило Дюквиньи и его окружение, тридцать три агента были осуждены в целом на более чем триста лет тюремного заключения. Лишь после этого Зеболд прекратил свою деятельность. Центральный порт и Гамбург обменялись ровно пятьюстами радиограммами.
      Борьба ФБР со шпионажем далеко не безупречна, а в отдельных случаях имели место и провалы. Так, многим фашистским шпионам удалось вовремя скрыться и избегнуть наказания, например, замешанному в деле о шпионаже в Перл-Харборе Клаусу Менерту, который позже стал известен в Федеративной Республике Германии как "советолог". Теперь он является "экспертом по вопросам Восточной Европы" и, став "профессором", заведует в Аахене кафедрой "политических наук". Боннское министерство иностранных дел даже использует его в качестве "консультанта по восточным проблемам".
      Широким кругам ФРГ имя Менерта стало известно после того, как он начал выступать комментатором кельнского радио, где не скупился на резкие выпады против социализма. Правящие круги США давно предали забвению его преступную шпионскую деятельность, о чем говорит, например, приглашение Менерта в качестве лектора в Колумбийский университет в Нью-Йорке.
      Фашистским агентам удалось похитить из секретных американских лабораторий образцы самых современных бомбометателей и навигационных приборов. Эти приборы в последствии серийно производились в Германии для вооружения люфтваффе.
      Но, конечно, такие "накладки" ФБР не афишировало - что совершенно естественно для вской большой организации; многие факты неудач и просчетов Бюро стали известными только два-три десятилетия спустя после окончания войны: ведомство умело на долгие годы засекречивать информацию.
      Стремясь, для получения ещё больших ассигнований, повысить реноме своего бюро, Гувер оперировал астрономическими числами обезвреженных шпионов и донесениями о потрясающих успехах. Так, в годовом отчете от 9 октября 1943 года он утверждал, будто ФБР "обработало" 390 805 "случаев угрозы национальной безопасности", т. с. на 50 процентов больше, чем в предыдущем году, и держит под своим контролем все враждебные элементы внутри страны.
      Д-98 просит сообщить...
      ФБР удалось ещё раз обмануть немецкую тайную полицию с территории Лонг Айленда при помощи двойного агента - немецкого купца-экспортера, прибывшего через Уругвай в США и там служившего ФБР за вознаграждение. Официальное сообщение называет лишь номер агента - Д-98, но не его имя.
      С начала 1942 года до вступления британских войск в Гамбург в мае 1945 года шли через эфир вымышленные сообщения; снова посылали антенны коротковолновой станции шифрованные сигналы в ганзейский город.
      Тайная полиция всех трех видов вооруженных сил поставляла ФБР ложный материал.
      Когда в феврале 1944 года американские войска готовились к большому десанту на Маршалловы острова, Д-98 сообщил по радио ложную информацию о запланированном нападении на Курилы. Это прозвучало правдоподобно, поскольку на этой группе островов предусматривался, а затем и был осуществлен небольшой отвлекающий маневр.
      Несколько месяцев спустя генерал Эйзенхауэр закончил последние приготовления к вторжению в Нормандию.
      В эти дни агент Д-98 был особенно активен:
      "...высадка англо-американцев откладывается точка помехи в снабжении точка войска сша в средиземном море приведены в боевое состояние точка определенные для великобритании танковые войска также переведены в средиземное море...".
      Так звучит дешифрованная запись радиосообщения, которым радист на Лонг Айленде внес свой вклад в дезинформацию фашистского верховного командования.
      Такие мероприятия ФБР и в этом случае использовались для справедливого дела антигитлеровской коалиции. Они показывали одновременно, насколько изменился характер этого ведомства со времен его основания. Уже не только задачи государственной полиции вовне и тайной политической полиции внутри страны определяли его лицо, но и обязанности военной тайной полиции за границей.
      Ровно год понадобился для значительного расширения заграничной деятельности. Служащие ФБР пересекли границы Мексики, - и с этого времени Латинская Америка стала регионом для операций джи-менов.
      Южнее Рио-Гранде
      ФБР уже давно под предлогом "охраны" посольств США в зарубежных странах стало внедрять в их персонал своих агентов. На самом деле эти агенты имели задачу следить за своими собственными дипломатами и вести зарубежный шпионаж. В 1940 году Гувер послал группу своих агентов в Лондон, где они обменивались опытом с британской секретной службой и договорились с ней о сотрудничестве на будущее.
      Тот же год принес дальнейшее расширение внешней деятельности ФБР. Его сотрудники "перешагнули" границу Мексики, и с этого момента вся Латинская Америка стала полем деятельности джи-менов.
      Уже в мае 1940 года в Вашингтоне состоялось несколько совещаний, в которых приняли участие шеф ФБР Гувер, государственный секретарь и руководители военных разведывательных служб. Обсуждался вопрос о том, как сделать более успешной борьбу с нацистскими агентами в Южной Америке, вытеснить их с занятых позиций и усилить влияние США в этой части Западного полушария.
      Гувер, всегда отлично знающий, как можно расширить свою власть, сумел добиться при обсуждении вопроса о том, кто будет осуществлять зарубежные акции, принятия своей точки зрения: в ФБР должен быть создан новый специальный разведывательный отдел Эс-ай-эс, предназначенный для операций в Южной Америке.
      Были сформулированы и задачи этого отдела: действовать незаметно, уничтожать вражескую шпионскую и диверсионную сеть, вести самостоятельную разведывательную работу, снабжать информацией все виды вооруженных сил США и государственный департамент. Руководитель нового отдела - лично директор ФБР Гувер.
      Эти предложения были направлены в Белый дом. 24 июля 1940 года Рузвельт одобрил их.
      Более сотни джи-менов были спешно подготовлены для выполнения новых задач, получили кодовые имена и опознавательные номера. Уже через месяц они находились на пути к месту своей деятельности в южной части Западного полушария.
      Акция началась совершенно секретно. Одни агенты Эс-ай-эс были зачислены в штат американских посольств в качестве новых сотрудников, другие разъезжали под видом маклеров или поступили на службу в экспортные фирмы для работы в их южноамериканских филиалах, третьи пересекли границы под видом простых туристов. Идя по следам германских агентов, джи-мены просочились во все латиноамериканские страны. Но определить при этом точно, что сделано именно отделом ФБР, в большинстве случаев было весьма трудно, ибо в южноамериканском "Эльдорадо для шпионов" действовало множество секретных служб, в том числе и "Intelligence service", и, разумеется, органы контрразведки стран Латинской Америки.
      Со временем между Эс-ай-эс и полицейскими органами латиноамериканских государств установилось тесное сотрудничество. США даже добились того, что девять латиноамериканских государств приняли их предложение зачислить в свои полицейские части сотрудников ФБР в качестве советников по борьбе со шпионажем и диверсиями.
      Сказка о рыболовах из Ориноко
      До 1956 года ФБР хранило молчание о своих акциях в Южной Америке. Все, о чем тогда официально сообщалось, было лишь романтическим прославлением его успехов. Так, в сообщениях ловкие джи-мены проникали на каноэ к истокам Амазонки и сражались там с помощью пиранового газа с дьявольски опасными рыбаками, прежде чем им удавалось ликвидировать шпионский центр. Другие агенты ФБР преследовали банды, работавшие на нацистов и провозившие контрабандой платину. На древнем дребезжащем биплане они кружили у истоков Ориноко. Гроза заставила их совершить вынужденную посадку. На храбрых мужей из Штатов бушевание природных стихий не производило никакого впечатления: они располагались у реки начинали удить. Тем временем другая команда преследовала такую же банду. Охота шла в течение нескольких недель в Эквадоре, Боливии и теперь в Аргентине, снова и снова преследуемые ускользали, пока не были схвачены в зарослях пампасов. Однако неожиданно появилась аргентинская полиция, которую больше интересовали янки, чем немцы. Так джи-мены оказались в тюрьме. Поскольку аргентинцы знали, что это за матерые парни, дело не дошло даже до допроса. Они прибегли к picana electrica - пытке электрическим током, доставлявшей мучительную боль бравым джи-менам. Однако тот, кто думал, что агенты проронят хоть слово, основательно ошибался, ибо эти крутые парни не издали ни звука. Ночью они бежали из тюрьмы, а затем выполнили свою миссию. Прежде всего, они захватили караульные посты перед домом префекта, затем к ним присоединились немцы, жившие в Аргентине. Начиналась вторая часть мероприятия.
      Все опасности для жизни были устранены. Они направлялись в Монтевидео, где джи-мены, способные преодолеть любые препятствия, подняли шумиху и их, как солдат-победителей, внесли на плечах в отель.
      И во всех других официальных сообщениях всегда одерживали победу предки Джерри Коттона в стиле Джеймса Бонда. О том, что в действительности дело шло часто иначе и намного менее славно, свидетельствует пример Мексики, где решалась первая главная задача Службы специальных расследований.
      Пьяница из Тампико
      Для нацистских шпионов особую важность родина ацтеков представляла из-за её географического положения. В апреле 1941 года здесь уже действовало шесть немецких агентур. Однако из-за их неспособности они большей частью просуществовали недолго.
      По отношению к мексиканцам агенты вели себя так, как этого можно было ожидать от арийского "сверхчеловека", - надменно и хвастливо. Кое-кто хвастался в пьяном виде своими "поручениями", орал во всю глотку "Хайль Гитлер" и рассказывал мексиканцам, что фюрер намеревается спасти и Южную Америку. И вот они теперь здесь, так сказать, как авангард "Великой Германии". Всеобщее внимание привлекли к себе в Тампико агент Барке, в Гвадалхаре - его сообщник Руге. Это были будто бы офицеры штаба немецкого вермахта, - так рассказывали они всем, кто хотел знать об этом.
      Самое интересное произошло в Сьюдад де Мехико, поскольку немецкий шпион Хилгерт, как нарочно, избрал для своих каждодневных алкогольных возлияний винный погребок, который служил также местом явок для агентов Службы специальных расследований. Это был не единичный случай. Немецкий посол в Мексике Рюдт фон Калленберг кое о чем уже прослышал, остальное узнал из газет. Ужаснувшись, он сообщил в Берлин о том, что здесь происходит, после чего несколько агентов было заменено.
      В октябре 1941 года тысячи мексиканцев собрались на антифашистскую демонстрацию.
      Генеральный секретарь объединения профсоюзов Ломбардо Толедано назвал в своей речи имена большинства немецких агентов в стране, после чего многие из них были арестованы.
      Через полгода Мексика присоединилась к антигитлеровской коалиции. Нацистские шпионы едва ли имели здесь теперь шансы. ФБР было действительно информировано о каждом их шаге, а южная граница США считалась надежной. То, что это была не в последнюю очередь заслуга трудящихся Мексики и их профсоюзов, осталось без упоминаний в сотворении блистательной славной эпопеи о ФБР.
      Ночь зеленых рубашек
      Деятельность немецких шпионов в Бразилии начиналась под счастливой звездой. Президент Гетульо Варгас правил страной с помощью полуфашистских методов. С 1933 по 1937 год торговля его страны с Германией удвоилась.
      И с гестапо существовали тесные контакты. Ольга Бернарио, жена председателя Коммунистической партии Бразилии, была выдана в 1935 году Германии, и вместе с ней другие бразильские революционеры немецкого происхождения.
      В начале 1937 года представители тайной полиции отбыли из Рио-де-Жанейро в Берлин к шефу Хайнриху Гиммлеру, "рейхсфюреру СС и начальнику гестапо", их авторитету в методах работы и убеждениях.
      В Южной Бразилии проживало около миллиона немецких иммигрантов, из которых многие симпатизировали нацизму. Неудивительно, что в Бразилии имелось сильнейшее в Латинской Америке фашистское движение "интегралистов". От своих немецких единомышленников отличались они лишь цветом своих рубашек, - они были не коричневыми, а зелеными.
      Для тайных немецких агентов, казалось, сложилась прямо-таки идеальные условия; наряду с благосклонным правительством имелась ещё поддержка части населения и фашистов страны. После 11 мая 1938 года все должно было стать ещё лучше, ведь в предшествующую ночь "зеленорубашечники" нанесли удар, чтобы достичь неограниченной власти. Однако армия подавила путч.
      Президент Варгас уже был предупрежден, что вместе с "интегралистами" он вводит в страну троянского коня. Не долго думая, он запретил эту организацию; последующая попытка путча была её реакцией на это решение.
      Немецкие шпионы принимали активное участие в восстании. Когда это получило огласку, Гетульо Варгас окончательно ориентировал свою политику на проамериканский курс.
      Времена лояльности миновали - бразильская тайная полиция арестовала огромное количество немцев-конспираторов.
      Агенты ФБР, прибывшие в страну в 1940 году, тотчас же приступили к сотрудничеству с местными властями. Здесь ещё находилось шестеро радистов, которые сообщали в Германию на коротковолновиках важную информацию, однако их код стал известен. Они сообщали о прибытии и отправлении судов в различных гаванях и обо всем происходящем в международном аэропорту Наталь, через который США отправляли транспортные машины, позже и соединения бомбардировщиков и истребительные авиационные соединения в Африку и на Средний Восток. Теперь это стало для США чрезвычайно важно, и начались поиски мест нахождения радистов. Техники из Службы специальных расследований пеленговали станции, как только они начинали работать. При этом сталкивались они с привычными контрмерами: постоянно меняющимися местами для станций, с коротким и нерегулярным временем передач. Но эти методы были тщетными, все уже становился круг, станции обнаруживались одна за другой.
      Бразильские суды вынесли приговоры более чем восьмидесяти нацистским шпионам и их пособникам с юга страны.
      На Рио-Де-Ла-Плата
      После провалов в Мексике и Бразилии немецкая тайная полиция перенесла свой центр в Южной Америке в Аргентину. Нацистские шпионы действовали и в других странах, особенно в Чили, большинство нитей сходилось, однако в Буэнос-Айресе, где капитан второго ранга Нибур, военно-морской и военно-воздушный атташе немецкого посольства, завязывал отношения.
      Страна на Рио-де-ла-Плата дольше, чем все другие страны субконтинента, оставалась нейтральной. Лишь в конце марта 1945 года, когда фактически исход войны был давно решен, прозвучало объявление войны Берлину и Токио.
      Благосклонное до этого отношение к державам "оси" проистекало главным образом из жестокой конкуренции в то время односторонне ориентированной США аргентинской экономики, так как обе страны столкнулись друг с другом на мировом рынке как экспортеры сельскохозяйственной продукции.
      Североамериканские монополии пытались, однако, завоевать и аргентинский рынок для своих потребительских товаров.
      Чтобы ликвидировать зависимость от США, аргентинская буржуазия начала создавать базу для собственной индустрии. Ее целью была гегемония в Южной Америке, а это не входило в планы США.
      Из этих внутренних противоречий прибыль извлекала гитлеровская Германия. Она стала заказывать аргентинскую аграрную продукцию, отдавая за неё машины и полуфабрикаты, материалы, в которых неотложно нуждалась молодая индустрия на Рио-да-ла-Плата. Торговля осуществлялась на безвалютной основе и была, поэтому предпочтительной для обеих стран, бедных валютой.
      Президенты Аргентины, все без исключения генералы, предоставляли в это время нацистам и их южноамериканским последователям большие возможности, как, например, в области пропаганды. В середине 1942 года по поручению нацистов в Буэнос-Айресе работало шесть больших радиостанций и десять поменьше в других регионах страны.
      В ноябре того же года ФБР начало дезинформировать эти инкубаторы гитлеровского духа.
      Под безобидным названием "The Proclaimed List of Certain Blocked Nationals" ("Список блокированных иностранцев") - непосредственно после образования Службы специальных расследований был составлен черный список, в котором были зарегистрированы все заграничные фирмы, заключившие сделки с Германией или Японией - ожидать в последствии какого бы ни было заказа от США они не могли. Этот метод оказался весьма действенным по отношению к многочисленным южноамериканским предприятиям.
      В ноябре 1942 года ФБР внесло в черный список радио Прието, самую значительную нацистскую радиостанцию в Аргентине. Вместе с этим учреждением скончалась и немецкая пропаганда в Аргентине. Поскольку радиостанция финансировалась большей частью благодаря рекламным передачам, - заказы при этом шли из США и зависимых заграничных филиалов, - источники финансирования нацистской пропаганды должны были, в конце концов, иссякнуть. Однако радио Прието продолжало свои передачи, так как министерство Риббентропа оплачивало убытки.
      Деятельность Службы специальных расследований в Аргентине могла быть лишь конспиративной, ей приходилось всегда быть начеку перед местной полицией. Сеть, которую раскинуло ФБР в Южной Америке, разведывала о путях, по которым немецкие шпионы следовали из Буэнос-Айреса в соседние страны, с тем, чтобы арестовывать их в местах прибытия.
      После начала войны аргентино-немецкая торговля осуществлялась уже в скромных размерах обходным путем через Испанию. Поэтому джи-менов в особенности интересовали суда, шедшие с Иберийского полуострова, и, конечно, причастные к поставкам фирмы. Если это казалось целесообразным, их включали в черный список.
      В отдельных случаях немецкие товары из Аргентины отправлялись на предприятия в другие южноамериканские государства в качестве компенсации за стратегическое сырье. ФБР удавалось не раз задерживать и конфисковывать такие поставки.
      С 1941 года Испания и Аргентина стали "королевским путем" немецких агентов в Латинской Америке. Западные тайные полиции держали этот маршрут одно время под неусыпным контролем. Так, британская разведка постоянно находилась в испанских гаванях, ФБР - в Буэнос-Айресе. Сотрудники обеих организаций пытались изъять у немецких курьеров материал. Поскольку в охраняемые национальной полицией гавани они редко могли прибыть поездом, они отправлялись как пассажиры тех же океанских лайнеров, на которых нацистские эмиссары следовали к месту их цели.
      Британцы и американцы в таких случаях большей частью работали совместно на основе достигнутой договоренности и обменивались информацией о прибытии немецких агентов по ту или другую сторону Атлантики. И их попытки перевербовать некоторых немецких курьеров увенчивались успехом. Эти хорошо оплачиваемые двойные агенты поставляли затем в Германию нередко дезинформирующий материал вместо доверенных им сведений. Служба специальных расследований, как отдел ФБР, сообщала позже, что ей удалось использовать более чем четыре тысячи пятьсот страниц с информацией немецких шпионов.
      Однако не только борьба со шпионами была целью акций ФБР в Аргентине, она, собственно, лишь дополняла прямой шпионаж. Все нюансы политического развития в стране разведывались и основательно изучались с тем, чтобы США были вооружены против любой случайности. Опасность же того, что Буэнос-Айрес полностью войдет в лагерь держав "оси", принимала не раз реальные формы.
      Напрашивалось предположение, что ФБР даже вело подпольную борьбу против этой опасности. Аргентинские власти позволяли нацистам открыто действовать в стране. Попытки фашистского путча в Чили и Бразилии - здесь даже против профашистски настроенных президентов, - были все же предостерегающими сигналами, так что аргентинская полиция несколько раз арестовывала группы тайных немецких агентов.
      Большой улов удался летом 1941 года. Тридцать шесть нацистских шпионов, производящих разведку в военных учреждениях страны, и ряд их аргентинских пособников оказались под арестом. Благодаря таким инцидентам пакт Аргентины с гитлеровской Германией оказался под угрозой. С помощью своих двойных агентов ФБР получало информацию о круге немецкой агентуры. Впрочем, многочисленные группы оставались необнаруженными. Наверняка аргентинская полиция с помощью посредников держала в своих руках ту или иную группу, чтобы несколько охладить дружеские чувства по отношению к "оси" и снова подчинить влиянию США непослушных "братьев".
      Доказать эту гипотезу пока затруднительно. Детальной картины акций Службы специальных расследований в Южной Америке никто не сможет полностью воспроизвести. Деятельность Службы осуществлялась в условиях секретности. Подробности не подтверждаются документами. Разоблачительные документы исчезли в архивах, если они вообще не были уничтожены.
      "Всегда есть такие сферы работы, - писал Джон Эдгар Гувер в 1956 году, имея в виду и Службу специальных расследований, - раскрыть которые невозможно по причинам безопасности, из чувства приличия и по тактическим причинам".
      Так деятельность ФБР южнее Рио-Гранде, осуществлявшаяся лишь на фоне изменчивых политических кулис континента, остается во многом в тени; во всяком случае, она достаточно показательна для практики тайных политических полиций.
      "Законные атташе"
      "Горячая" война ещё бушевала в своей последней фазе, а уже готовилась война "холодная".
      Но для этого требовалась твердая координация деятельности всех секретных служб США, иначе говоря, нужна была организация, объединяющая всю подрывную работу за рубежом.
      Гувер предложил сделать таким центральным органом свой отдел Эс-ай-эс, соответственно расширив его.
      Но на роль создателей подобного органа претендовали и другие влиятельные соперничающие круги. За кулисами началось энергичное "перетягивание каната", пока не было принято окончательное решение. 30 июня 1946 года отдел ФБР Эс-ай-эс был расформирован, а некоторое время спустя создано Центральное разведывательное управление (ЦРУ).
      Гувер остался недоволен таким ходом событий: расширения влияния ФБР, на которое он рассчитывал, не произошло; более того, сфера его деятельности на международной арене даже сузилась. Тогда он инспирировал посылку в Вашингтон нескольких дипломатических протестов от своих влиятельных сообщников, которыми он обзавелся в Южной Америке во время войны. В этих протестах выражалось сожаление, что теперь хорошо налаженное сотрудничество с ФБР не сможет продолжаться, и высказывалась мысль о нецелесообразности заменять эти оправдавшие себя связи какими-то другими, эффективность которых ещё остается под сомнением.
      Но ничего не изменилось: Эс-ай-эс был официально заменен ЦРУ. Однако через некоторое время ФБР снова появилось на международной арене. Активность секретных служб постоянно возрастала, возникла необходимость официального размещения агентов ФБР в столицах различных государств под прикрытием дипломатического иммунитета. Они могли выполнять свои особые задания, не будучи обремененными другими проблемами, которые, например, приходилось решать в целях собственной маскировки сотрудникам ЦРУ в посольствах США.
      Первыми странами, где они были размещены, были Мексика и Канада, затем последовали государства Центральной и Южной Америки.
      В конце 60-х годов уже 11 стран, а в 1972 году - даже 25, в том числе Федеративная Республика Германии, разрешили посольствам США использовать агентов ФБР для работы на территории своих стран. Эти джи-мены получали даже дипломатический статус "атташе".
      Все это совершалось в полной тайне. Впервые внезапное расширение внешней сети ФБР привлекло внимание общественности в начале 70-х годов.
      Это было связано с актуальной на тот период задачей для ФБР за рубежом - выявить и отправить обратно в США лиц, уклоняющихся от военной службы, поскольку число их в ходе непопулярной "грязной войны" во Вьетнаме значительно возросло. "Атташе", кроме того, вели наблюдение за политическими противниками США, которые нашли себе убежище за границей. По желанию соответствующих правительств агенты ФБР подвизались в качестве "советников" в полицейских органах этих стран, что, само собой, разумеется, открывало перед США новые возможности расширения своего влияния.
      Зачастую иностранные государства прибегали к содействию ФБР лишь потому, что его "полицейская помощь" навязывалась им вместе с "экономической помощью" по принципу: "хочешь получить одно - поневоле бери и другое".
      Агенты ФБР получили ещё одну секретную миссию в посольствах США шпионаж против страны пребывания. Официальные должности предоставляли им для этого почти неограниченные возможности, которые использовались уже с давних пор, причем предпочтительными опорными базами считались страны Центральной и Южной Америки.
      Газета "International Gerald tribune" писала 21 января 1972 года:
      "Дж. Эдгар Гувер в тайне добился согласия Никсона на расширение международных разведывательных операций ФБР".
      Этот акт шефа ФБР в области "иностранных дел" не был согласован с ЦРУ, а явился выражением острого соперничества обоих ведомств в вопросе о власти, что не является редкостью во взаимоотношениях между секретными службами одной и той же страны. Но поддержка разведывательной работы администрацией Никсона основывалась и на чрезвычайной эффективности для США и этой, впрочем как и предшествующих администраций, большой и долгосрочной операции ФБР, названной "Соло".
      12. РАЗВЕДКА - СОЛО
      Агентурные операции в самих США, в сущности непосредственно связанные с обеспечением внутренней безопасности - постоянное дело ФБР, хотя афишируются меньше других. Это, в общем-то, неудивительно: большинство тайных агентов при жизни, даже выйдя в отставку, не стремятся афишировать деятельность в качестве секретных сотрудников, а их наследники тоже не жаждут раскрытия таких аспектов. Кроме того, "пост" секретного агента, внедренного в устойчивую структуру (от "подозрительных" партий до мафиозных организаций) передается как бы по наследству - на место одного агента ФБР становится другой. Естественно, никакого раскрытия в данном случае быть не может - операция фактически продолжается и продолжает подпадать под высокий гриф секретности.
      Что касается внешних операций, того, что называется мероприятиями внешней разведки или шпионажем, то здесь приходится сталкиваться с ещё более жестким ограничением информации. Формально таких операций не должно быть вовсе - ФБР занимается внутренней безопасностью и точка. Хотя элементарная логика подсказывает, что в наше время заниматься внутренней безопасностью, не пересекая (хотя бы с помощью радиоэлектроники, оптики, космической техники и компьютеров) границу, в такой стране как Америка проблематично. То, что касается безопасности США, происходит в партийных, чиновных кабинетах и на секретных базах в десятках стран, на виллах наркобаронов и тайных лабораториях, в компьютерной сети и тысячеголосице бирж. И хотя внешние операции однозначно считаются прерогативой ЦРУ, а глобальное наблюдение и сбор сведений по направлениям, затрагивающим интересы страны, проводит прежде всего АНБ, но и ФБР ищет и находит возможности для, так сказать, опережающей контрразведки. Большинство этих операций покрыто тайной и, возможно, весьма не скоро будет расшифровано. Но то, что стало известным, весьма впечатляет. Самым выдающимся и впечатляющим примером может служить операция "Соло", о которой до сих пор в России предпочитают не говорить даже после того, как бомбой громыхнула изданная в США книга.
      То, что эта операция чуть ли не во всем масштабе и всех деталях стала достоянием гласности, связано с уникальным совпадением обстоятельств. Сами главные действующие лица, "шпионы" на службе ФБР, умерли, не оставив наследников. Кардинально изменился объект шпионажа - то, что Рейган называл "империей зла", в общем-то ушло в небытие и если возродится, то уже на других принципах и в других масштабах. Далее, значительно утратил с точки зрения национальной безопасности важность объект внедрения - компартия США, впрочем как и большинство других партий идеологического окраса. Кроме того, не нашлось (или старательно не называлось) ничего особо тонкого в этом деле с точки зрения оперативного искусства, хотя реальные результаты, возможно, стоили бы сверхусилий и тонкости. ФБР в операции "Соло" достигло едва ли переоценимых результатов с помощью самых что ни есть рутинных методов и приемов; в общем-то это свидетельствует, что участвовали в ней именно те люди, которым следовало это делать. Не случайно ФБР разрешило нью-йоркскому агенту Александру С. Берлинсону оставаться участником этой операции двадцать четыре года. Уолтеру Бойлу - двадцать лет, Джону Лэнтри четырнадцать, а Карлу Фрейману - тринадцать. Ни до, ни после этого случая ФБР не оставляло так долго неизменным состав участников одной операции.
      В результате чикагские и нью-йоркские службы приобрели уникальные знания и опыт, а также возможность интуитивно принимать правильные решения и видеть суть проблем.
      Главными действующими лицами этой операции, "шпионами ФБР" были братья Моррис и Джек Чайлдсы - под этими именами они жили в США.
      Биографическая справка.
      Моррис Чайлд, он же Мойша Шиловский, родился 10 июня 1902 года в России, в местечке недалеко от Киева. Жизнь местечковой еврейской бедноты, о которой дают представление произведения Шолом-Алейхема и Исаака Бабеля, протекала непросто; не во всех регионах царской России происходили еврейские погромы, но притеснения со стороны властей и полицейский произвол происходили практически повсеместно. Мойша на всю жизнь запомнил материнский крик на идиш: "Отец, медяки идут!" - это означало приближение царских полицейских, повадившихся по ночам избивать евреев.
      Мойша был старшим сыном сапожника Иосифа и Нехамы Шиловских. Моррис с младшим братом Джеком (или Яковом), выскакивали через черный ход, пока отец с матерью сносили побои полиции, надеясь, что детей искать не станут. Иосиф Шиловский участвовал в выступлениях против погромов и прочих притеснений и в годы реакции после подавления революции 1905 года попал в тюрьму, а потом был сослан в Сибирь. В 28 лет Иосиф бежал из ссылки, в Одессе пробрался на борт грузового судна и, отрабатывая трудом на подсобных корабельных работах нелегальный проезд, 15 марта 1910 года сошел на берег в Галвестоуне, штат Техас. Какое-то время Иосиф перебивался случайными заработками, затем добрался до Нового Орлеана, потом отправился вверх по Миссисипи и остановился в Чикаго, где влился в большую общину эмигрантов.
      Там Иосиф, энергичный и умелый ремесленник, начал успешно небольшой промысел - шил модную и качественную обувь. На товар был хороший спрос и меньше чем за два года он заработал достаточно денег, чтобы забрать жену и детей. 11 декабря 1911 года те прибыли в Нью-Йорк, а затем добрались до Чикаго. На третий день пути в холодном вагоне мать сказала мальчикам, что у них не осталось денег на еду. Сидящая напротив женщина обратилась к ним по-русски:
      - У меня с собой много припасов.
      Другие пассажиры тоже поделились своей снедью с бедняками. Воспоминание об этом пути осталось у братьев Шиловских-Чайлдс до старости...
      Становление.
      Родители и учителя из бесплатной еврейской школы постоянно внушали Моррису, что следует трудиться и "работать над собой". В четырнадцать лет он уже подрабатывал учеником в отцовской лавке, посыльным в чикагском финансовом центре - и продолжал учиться. Он читал русскую классику, книги по философии и американской истории, посещал курсы в Чикагском институте искусств, а по воскресеньям слушал в Холл-хауз лекции. Знакомство с Чикаго, в том числе знаменитыми скотобойнями, произвело большое впечатление Мойша-Моррис на всю жизнь стал вегетарианцем.
      В институте искусств Моррис попал под влияние радикально настроенных студентов. Они с отцом жадно следили за русской революцией, и чем больше он изучал идеи коммунизма, тем больше они его привлекали. Устроившись развозчиком молока, он сошелся с несколькими молодыми коммунистами и вместе с ними начал агитацию. Младший брат тоже симпатизировал коммунистическим идеям, но партийным активистом не был никогда.
      Объединение различных мелких фракций привело к образованию единой Коммунистической партии Америки. Формально Моррис вступил в неё только в 1921 году, но всегда считался одним из основателей.
      Моррис с такой страстью агитировал членов профсоюза и сочувствующих, что его называли "красным молочником".
      Партийная карьера.
      В середине 20-х годов Моррис привлек внимание видного партийного функционера Эрла Рассела Броудера, который повлиял на его дальнейшую жизнь больше, чем кто бы то ни было, за исключением агента ФБР Карла Фреймана.
      Радикал из Канзаса, гордившийся своим тюремным сроком, как знаком отличия, Эрл Броудер был первым американским агентом Коммунистического Интернационала (Коминтерна), созданного большевиками, чтобы контролировать зарубежные коммунистические партии и направлять их деятельность. Его русская жена оставалась в Москве. Из всех фракционных течений, раздиравших международный коммунизм, он горячо поддерживал линию Сталина, и Советы полностью ему доверяли. Возможно, симпатия, дружба и особое покровительств, которыми Броудер удостоил Морриса, связаны с тем, что "красный молочник" напоминал Эрлу Броудеру его молодость, насыщенную горячей верой в идеи и революционной борьбой.
      По заданию Коминтерна Броудер был направлен с разведывательной миссией в Китай. Условия работы в этой стране, никогда не отличавшейся толерантностью к иностранцам, а в те годы ещё раздираемой тяжелыми внутренними конфликтами и борьбой с частичной японской оккупацией, были весьма сложны. Ранее направленные туда члены американской компартии, равно как большинство прочих агентов Коминтерна, провалились и не вернулись. Броудер осознавал опасность; перед отъездом он даже оставил Моррису свои ценные книги и вещи: "Если я не вернусь, они твои". Но он вернулся, и своими рассказами о приключениях в Китае буквально околдовал Морриса. Рассказывал он о специфике исторического периода - в частности, рассказывал о посещении парка в бывшей британской экстерриториальной зоне в районе Шанхая, о табличках "Вход собакам и китайцам запрещен". Броудер утверждал, что большая часть китайцев любит американцев, потому что Соединенные Штаты никогда не претендовали на экстерриториальные привилегии, не стремились к колонизации Китая в традиционных формах и потому что там активно работали американские миссионеры.
      Под влиянием Броудера Моррис стал разделять идеи Сталина, "генеральную линию" русских большевиков, подхваченную Коминтерном. В применении к внутрипартийным делам Моррис присоединился к тем, кто выступал против американского партийного лидера Джея Лоустона. Тот сделал, с точки зрения части партии, ошибку, выдвинув тезис "американской исключительности". Он полагал, что раз капитализм в Америке достиг наивысшего развития, то и переход от него к социализму здесь произойдет позже, чем в Европе, и потому тактика партий Европы и Америки должна быть разной. Лоустон даже посетил Москву, чтобы добиться официального советского одобрения своих тезисов. Но Сталин счел их ересью, а в руководстве Коминтерна сложилось однозначное просталинское большинство (что впоследствии ничуть не помешало Сталину и его присным уничтожить чуть ли не всю верхушку Коминтерна).
      Попытки вожака американских коммунистов отстоять свои позиции привели к ожидаемому результату: Сталин приказал Лоустону задержаться в Москве и дело наверняка закончилось бы коминтерновским судом и расправой. Но Лоустона предупредили троцкисты, и с молчаливого согласия зарубежных дипломатов ему удалось бежать из Москвы. Но большевики-сталинисты "достали" Джея Лоустона и в Америке. По заданию Броудера Моррис возглавил группу партийных боевиков, которые захватили штаб-квартиру партии в Чикаго и выставили охрану, чтобы не допустить в здание Лоустона и его сторонников. После перевода штаб-квартиры партии в Нью-Йорк Коминтерн исключил Лоустона из партии и назначил лидером американских коммунистов Броудера.
      Учеба.
      В 1928 году Моррис был направлен в советскую школу для агентов Коминтерна, так называемую "Ленинскую школу". Формальным предлогом был переход Морриса на нелегальное положение, связанный с разоблачением в Чикаго частного детектива, который проник в партийную организацию и развернул контрпропагандистскую деятельность. Несколько "товарищей" его избили; детектив обратился в полицию и, видимо, назвал Морриса одним из участников избиения. Партию предупредили, что за Моррисом охотится полиция. По инициативе Броудера его спрятали в надежном месте, а затем нелегально переправили в Москву. Многие годы спустя Броудер объяснил, что умышленно преувеличил важность случившегося и нависшую над Моррисом опасность, чтобы Советы предоставили тому убежище в Ленинской школе, где воспитывали будущих лидеров мировой революции.
      Партия выдала ему фальшивый паспорт и прочие необходимые документы, билет на борт парохода "Иль де Франс", двести американских долларов, немного французских франков и новое пальто. Моррис зашил в подкладку маленький красный лоскуток - мандат, который мог рассказать любому коминтерновцу, что нелегал направляется в Ленинскую школу, - и в январе 1929 года прибыл в Москву.
      В коминтерновской школе обучение производилось в зависимости от степени подготовки курсанта. Подготовка умного и активно занимавшегося самообразованием коминтерновца была оценена высоко и он был зачислен сразу на второй, предвыпускной курс, а потом проведет год с наставником.
      Дополнительно к теоретическим и политическим предметам Моррис изучал тайные методы революционной борьбы: партизанскую войну в городе и деревне, саботаж, кражи и налеты, называемые здесь эвфемизмом "экспроприации" (в начале своей карьеры в налетах-экспроприациях участвовал и Сталин), использование огнестрельного оружия, секретные связи и подпольные операции, включая создание тайных убежищ, способы бегства и пересылки сообщений, создание тайников для денег и взрывчатых веществ. Его обучали водить и взрывать поезда, скакать на лошади, владеть клинком и сбрасывать с седла конных полицейских, втыкая шпильки в лошадей. Иногда он в душе потешался над собой, представляя как он, пяти футов три дюйма ростом, клинком или шпилькой сбрасывает с коня копа-ирландца.
      Учителями в Ленинской школе были главным образом старые большевики, в свое время из идейных соображений бросавшие бомбы и грабившие банки; в 1930 году Моррису довелось слушать лекцию профессионального мастера пыток из ЧК/ОГПУ. В своем ремесле тот явно был мастером. Он объяснил, что весь фокус в пытке - не убить и не привести жертву в бесчувственное состояние до тех пор, пока из неё не выжато все, что нужно. Никто не сможет выдержать длительной профессиональной пытки, и сложное оборудование не понадобится достаточно цепи, пары клещей и коробки спичек. "Дайте мне человека на одну ночь, и неважно, насколько он смел и силен - к утру у него не останется ни единого зуба и ногтей на пальцах, он пожалеет, что у него есть мошонка, и я смогу выбить из него признание, что он король Англии", - говорил палач. Моррис считал этого умельца воплощением зла до тех пор, пока не осознал, что человек с мягкой манерой говорить и дружеской улыбкой был просто-напросто душевнобольным извращенцем, классическим кандидатом в сумасшедший дом.
      Верные друзья.
      Самыми близкими наставниками Морриса были Отто Куусинен и Михаил Суслов. Член руководства Коминтерна (Президиума и Исполкома с 1921 по 1939 годы) Куусинен был "главным архитектором" советской подрывной методики. Его протеже Юрий Андропов дошел до поста секретаря ЦК советской компартии, пятнадцать лет возглавлял КГБ и в конце концов руководил всем Советским Союзом. Михаил Суслов стал главным партийным идеологом и долгое время возглавлял Идеологический отдел, в течение нескольких десятилетий считался "серым кардиналом" компартийной верхушки СССР.
      Сравнительно незначительный эпизод периода "учебы" способствовал укреплению дружеских и доверительных отношений между Сусловым и Чайлдсом. Суслов из-за каких-то интриг впал во временную немилость и у него отобрали продовольственную карточку - фактически единственный источник существования для партийного функционера. Моррис принялся поддерживать наставника: пару недель, пока опала не прошла, ежедневно воровал для Суслова еду из школьной столовой. Суслов это оценил и на всю оставшуюся жизнь он не оставлял Морриса своим дружеским расположением. В период обучения произошел ещё один важный момент: вербовка в ОГПУ. С того времени Моррис считался для ОГПУ, НКВД, КГБ во многом "своим", что несомненно положительно сказалось на операции "Соло". Несколькими годами позже во время пребывания в России был завербован и Джек Чайлдс и даже выполнял по заданию новых хозяев несколько агентурных поручений, в частности в Берлине.
      Моррис был на хорошем счету; перед окончанием школы московское начальство вмешалось, чтобы спасти ему жизнь. Во время практики в Сталинграде, где свирепствовала эпидемия тифа, Моррис заболел. Потерял сознание - и придя в себя, обнаружил, что лежит на грязном полу больничного коридора, окруженный умирающими. Врачи невысоко расценивали его шансы выжить; но вмешалась Москва - и Моррису обеспечили тщательное врачебное наблюдение и лечение, обеспечили медикаментами, а затем в специальном вагоне, в сопровождении врача, медсестры, повара и горничной, присланных Коминтерном специально для него, Чайлдса перевезли в столицу.
      Понятно, что, когда в 1932 году Моррис уезжал в Соединенные Штаты, в Коминтерне его считали важной фигурой - человеком Москвы или, как говорили русские - "нашим" человеком.
      Вот несколько выдержек из секретного досье:
      "Досье: 495-74
      Секретно
      3 копии
      31 января 1938 года
      Характеристика
      Чайлдс, Моррис - член ЦК КП США. Секретарь партийной организации в Чикаго (Иллинойс).
      Родился в 1902 году, в Америке, еврей. Отец был сапожником. Чайлдс обучался на рабочего обувной промышленности. Образование начальное.
      Был членом ЦК США с 1919 по 1929 годы, и членом ВКП (б) с 1929 по 1931 годы. Вновь стал членом КП США, а затем членом Центрального Комитета в 1934 году.
      ...Начал работать в 1915 году. В 1929-1931 годах обучался в Ленинской школе. С 1932 года на партийной работе.
      Чайлдс был арестован в 1928 и 1929 годах в Чикаго в связи с митингами и демонстрациями.
      ...Жена Чайлдса - член коммунистической партии с 1919 года. Работает портнихой, имеет родственников в Киеве, рабочие, М. и И. Лерманы.
      Ленинская школа оценивает его на отлично.
      ...17 января 1938 года: товарищи Броудер, Фостер и Райан дали следующую оценку товарищу Чайлдсу:
      "Политически грамотен и устойчив. Повышает уровень своих политических знаний, является хорошим партийным и массовым организатором, может быть самостоятельным руководителем".
      Источник: материалы из персонального дела.
      (Белов)"
      (декабрь 1945) ...газеты "Дейли уоркер" и поддержаны в ходе голосования подавляющим большинством. Чайлдс - редактор, Милтон Говард заместитель редактора, Алан Макс - исполнительный редактор, Роб Холл редактор по Вашингтону, Клаудия Джонс - редактор по делам негров. Две других редакторских должности останутся, как и сейчас, за Джимом Алленом или Джо Старобиным, как иностранным редактором, и Джорджем Моррисом редактором по вопросам труда.
      В годы Второй мировой войны компартия США и её рупор, газета "Дейли Уоркер", находились на позициях антинацизма; координация их усилий и действий с Москвой, союзником Вашингтона по антигитлеровской коалиции, не слишком затрагивала представления о национальной безопасности, иначе говоря - КП США не была в числе приоритетов для ФБР. Но в послевоенный период ситуация существенно изменилась. Это совпало и с определенными переменами в жизни и воззрениях Морриса Чайлдса. Возможно, весьма существенным этапом эволюции стала поездка в Москву в 1947 году, когда Морриса Чайлдса персонально пригласили для освещения конференции министров иностранных дел. Моррис вылетел в Москву в компании тридцати четырех других корреспондентов, среди которых были такие известные журналисты, как Уолтер Кронкайт, Говард К. Смит и Кингсбери Смит.
      В Нью-Йорке ходили слухи, что Сталин возобновил преследования евреев, и Пол Новик, редактор еврейской газеты "Морнинг Фрайхайт" настоятельно просил Морриса призвать Советы прекратить репрессии. Он также дал Моррису пенициллин и другие лекарства для передачи в Москве еврейским артистам и интеллектуалам; надо сказать, что попытка Морриса воздействовать на политику Кремля в отношении евреев была достаточно резко пресечена. А ситуация в московских верхах даже в той мере, насколько её удалось понять Моррису, вызвала у него серьезный психологический надлом. Ухудшилось и его физическое состояние и, несомненно как отголосок недоразумений в Москве, его положение в компартии США.
      По возращению в Нью-Йорк Моррис обратился к врачу, и тот посоветовал временно оставить работу. Тогда Моррис попросил у Денниса, генсека КП США, небольшой отпуск. Но реакция оказалась своеобразной: на заседании Национального комитета в июне 1947 года Моррис просто не поверил своим ушам, когда Деннис официально предложил предоставить Моррису бессрочный отпуск, а на время его отсутствия назначить редактором "Дейли Уоркер" Джона Гейтса. Фостер поддержал это предложение, и оно прошло единогласно. Все товарищи фактически проголосовали за увольнение Морриса и вывели его из партийного руководства.
      Незадолго до того Морриса оставила жена, забрав с собой их сына: она чувствовала, что муж пренебрегает ею ради партии. А теперь партия - его божество - забыла про него, как и все прочие, кроме его братьев (Джек, который организовал свое дело по торговле электротоварами и красками, заботился о нем как мог и оплачивал его медицинские счета. Бен тоже присылал деньги). У него не было работы, не было сбережений, не было постоянного дохода, не было будущего и не осталось веры. Он не мог обратиться за поддержкой к своим покровителям в Москве, так как партия сообщила им, что он выбыл из строя. Моррис снял комнату в общежитии в Гринвич-виллидж, и вскоре обширный инфаркт поставил его на грань между жизнью и смертью.
      Моррис был отчаянно одинок до тех пор, пока о его состоянии не услышала Сонни Шлоссберг. Бывший член партии из Чикаго всегда восхищалась Моррисом и глубоко его уважала, поэтому она перевезла его из Нью-Йорка к себе и принялась за ним ухаживать.
      Если бы не увольнение и болезнь, Морриса несомненно арестовали бы. Конгресс в 1940 году принял так называемый закон Смита, согласно которому призывы к насильственному свержению правительства США считались преступлением. После начала "холодной войны" администрация Трумена использовала этот закон против коммунистов, и ФБР арестовало двенадцать ведущих лидеров партии: Денниса, Фостера, Гейтса, Гэса Холла, Бена Дэвиса, Джона Уильямса, Роберта Томсона, Джека Сатчела, Ирвинга Поташа, Джила Грина, Генри Уинстона и Карла Уинтера. Власти собирались арестовать и Морриса, но следившие за ним агенты ФБР видели, что он почти лишился сил: Чайлдс мог пройти каких-то полсотни шагов и присаживался отдохнуть. Учитывая его состояние и то, что он отошел от партийной работы, Министерство юстиции приняло решение против него обвинения не выдвигать. После того, как Сонни перевезла Морриса в Чикаго, его навестили только два товарища по партии.
      Судебное преследование Фостера также отложили, потому что тот тоже было очень серьезно болен, но остальных одиннадцать человек осудили. Верховный суд в июне 1951 года подтвердил конституционность закона Смита и вытекающие из него обвинительные заключения. Холл, Гейтс, Томсон и Грин бежали, остальных отправили в тюрьму. ФБР задержало по всей стране больше сотни партийных функционеров рангом пониже, и всем им предстояло пойти под суд. Остальных партийных функционеров затравили со всех сторон, и, в значительной степени лишенные руководства, они ушли в подполье.
      Для разгрома подполья и поимки беглецов ФБР создало программу под названием ТОПЛЕВ и сформировало в Нью-Йорке и Чикаго подразделения по борьбе с подпольем. Чтобы выяснить, с кем чаще всего контактировали Холл, Гейтс, Томсон и Грин, начали с анализа имевшихся разведданных. Потом занялись выявлением бывших членов партии, имевших с ними связи. Эта работа навела на досье Джека Чайлдса, где было указано, что тот не ведет активной работы в партии с 1947 года и поэтому может быть настроен оппозиционно.
      Вечером 4 сентября 1951 года агенты Эдвард Бакли и Герберт Ларсон остановили Джека, когда тот прогуливался возле своего дома в Квинс. Многие члены партии, к которым они подходили, давали грубый отпор. Но Джек сказал:
      - Парни, где вы были все эти годы? За то время, что вы крутились вокруг, я успел зачать и воспитать сына.
      Джек согласился поговорить с ними на следующий вечер в одном из номеров отеля "Тюдор". В ходе этой первой беседы Джек однозначно согласился "помогать ФБР". Настоящий разговор состоялся через несколько дней в роскошном загородном доме на склоне холма в графстве Вестчестер. Дом принадлежал Александру С. Берлинсону, агенту ФБР. Когда обсуждались возможности проникновения в руководящее звено компартии, Джек сказал прямо, что у него самого ничего с этим не выйдет, но вот его брат Моррис - как раз такой человек.
      Берлинсон спросил, будет ли Моррис сотрудничать с ФБР.
      - Он сможет это сделать, если будет достаточно прилично себя чувствовать, - заверил Джек. - Но вы не сможете работать с ним так, как со мной. Мы очень разные. Он слишком прямолинеен, слишком порядочен. Вы не можете просто подойти к нему и предложить сотрудничать. С ним следует обращаться мягко. Нужно послать к нему подходящего человека, джентльмена, который в самом деле разбирается во всех коммунистических штучках.
      Договорились, что Джек навестит Морриса и попробует уговорить его по крайней мере выслушать человека из ФБР. Перед тем, как отправиться к Моррису, Джек в номере чикагского отеля долго беседовал с опытным и высококвалифицированным агентом ФБР Карлом Фрейманом. Не знай Джек, кто тот на самом деле, мог бы принять его за добродушно попыхивающего трубочкой профессора научного коммунизма. Его познания о партии и о Моррисе сначала изумили Джека, а потом придали ему уверенность в успехе задуманного.
      Так получилось, что Фрейман оказался в точности тем человеком, которого Джек описал Берлинсону.
      Главный вербовщик.
      Фрейман получил великолепное образование в строгой католической начальной и средней школе в Айове, и продолжил его в евангелическом колледже, где полагалось ежедневно штудировать библию. Получив диплом юридического факультета университета Айовы, он открыл собственную юридическую практику в своем родном городе Лемарс недалеко от Сиукс-сити. Дела у молодого адвоката шли неплохо, но тут японцы напали на Пирл-харбор. Назавтра он отправился в Омаху, чтобы записаться во флот, но получил отказ по слабому зрению. На следующий день он обратился в ФБР в Де Мойне, и в январе 1942 года был принят. По окончании учебного курса (в Куантико, штат Вирджиния) его направили на работу в Нью-Йонк.
      В Нью-Йорке Фрейман изучал методы контрразведки, работу с агентурой и всевозможные разведывательные уловки. В частности, ему пришлось работать с двойными агентами и участвовать в операциях по дезинформации. Например, именно в это время ФБР арестовало немецкого шпиона и сумело его перевербовать. Британская разведка попросила у американцев помощи, чтобы укрепить навязчивое убеждение Гитлера, что союзники собираются вторгнуться в Европу через Норвегию. В один прекрасный день Фрейман отвез немца в бруклинские доки, где они могли видеть, как грузятся на корабли солдаты в тяжелом арктическом снаряжении. В радиограмме для Берлина двойной агент отметил, что такая форма означает, что войска отправляются в "какое-то очень холодное место". Когда союзники вторглись в Нормандию, шестнадцать дивизий вермахта продолжали оставаться в Скандинавии, защищая Норвегию от удара.
      После перевода в Чикаго в 1946 году Фрейман стал одним из лучших сотрудников ФБР. Людям он нравился; религиозные убеждения делали его сдержанным и терпимым. В сочетании с острым умом, наклонностями проповедника и хорошим знанием психологии это позволило стать одним из лучших вербовщиков. В то время у ФБР возникли проблемы с вербовкой агентов среди чернокожих. Фрейману удалось за короткое время завербовать троих, включая двоих зятьев олимпийского чемпиона Джесси Оуэнса.
      Учитывая его опыт контрразведывательной работы в Нью-Йорке, ФБР поручило ему разработку Коммунистической партии и основных направлений её деятельности в Чикаго. Фрейман читал труды Маркса и Ленина, изучал советскую историю, партийные документы, сочинения бывших коммунистов и объемистые досье ФБР. Одновременно он учился думать как коммунист и разговаривать с людьми так, как разговаривал Моррис Чайлдс.
      Джек предложил Фрейману не настаивать на немедленном решении Морриса. Он сравнил своего брата с шахматистом, который перед каждым ходом тщательно все взвешивает и продумывает все варианты далеко наперед. После разговора с Джеком он начнет обдумывать возможные последствия такого сотрудничества, а для этого понадобится немало времени.
      Когда Фрейман позвонил Моррису и попросил о встрече, тот ответил:
      - Я больше не участвую в коммунистическом движении и у меня нет никаких связей. Но если хотите поговорить со мной, приходите.
      Немощный, прикованный к постели, с трудом способный поднять голову, Моррис представлял собой жалкое зрелище. Большую часть времени он проводил за чтением - читал Библию, Тору, Коран, Джона Локка, Томаса Джефферсона, Джеймса Медисона и все сочинения своего любимого автора Томаса Манна.
      Фрейман начал с того, что по роду своей работы узнал Морриса как умного и твердого человека, большую часть своей жизни посвятившего делу коммунизма. Фрейман вслух усомнился в том, была ли оправдана такая жертва, и сказал, что был бы признателен Моррису, если бы тот ответил на несколько вопросов. Не предал ли Сталин идеи марксизма? Действительно ли коммунизм уничтожил миллионы невинных мужчин, женщин и детей? Не отличалось ли преследование евреев, проводившееся Советами и нацистами, только методами и формой? Как он думает, что больше служит благу отдельных людей и всего мира - советский коммунизм или американская демократия?
      - Мы оба знаем ответы на эти вопросы, - сказал Моррис.
      - Как же мог добрый и порядочный человек служить такому делу?
      - Когда участвуешь в движении, стараешься отгородиться от всего, что может подорвать твою веру. И не можешь себе позволить спрашивать, правильно это или нет.
      - Вы же сказали, что больше не участвуете в движении?
      - Да, не участвую.
      - Тогда вы можете себе позволить спрашивать.
      - Думаю, что могу.
      Неожиданно Моррис побледнел и проглотил таблетку нитроглицерина. Фрейман поднялся, извинился за назойливость и спросил, не могли бы они поговорить еще.
      - Приходите, когда хотите, на этих днях я не буду выходить из дома.
      Фрейман понимал, что Моррис настолько зависит от своей благодетельницы Сонни Шлоссберг, что без её одобрения не согласится сотрудничать с ФБР. Когда она провожала Фреймана до двери, тот задержался, чтобы поговорить, и как бы невзначай спросил её, что она в настоящее время думает о коммунизме.
      - Я его ненавижу. Я ненавижу их за то, что они сделали с Моррисом, с евреями, со всеми.
      - В таком случае, не могли бы вы нам помочь?
      - Что вы хотите от меня?
      - Помогите нам убедить Морриса.
      - Ладно.
      Фрейман Моррису понравился; по словам Сонни, Чайлдс с нетерпением ожидал следующего визита. Но, когда разговор коснулся непосредственной деятельности, Моррис сказал, что не имеет понятия, где могут скрываться Холл, Томсон, Гейтс и Грин, и вновь подчеркнул, что у него не осталось связей с партией.
      - Вы хотите сказать, что у вас нет связей в данный момент, - заметил Фрейман. - У вас было много друзей. С нашей помощью вы легко восстановите с ними контакт.
      - Господи, я же физически на это не способен.
      - Первое, что мы собираемся сделать, - поправить ваше здоровье. Потом подумаем, какое дело найти вам для прикрытия, чтобы вы могли свободно путешествовать и имели легальный источник дохода. Мы не собираемся ничего предпринимать до тех пор, пока не поставим вас на ноги.
      Сонни в свою очередь тоже принялась уговаривать его работать с ФБР и заверила, что будет рядом, если он на это решится. Наконец Моррис согласился.
      - Хорошо, я сделаю для вас, что смогу.
      Фрейман через друзей ФБР в медицинских кругах сформировал команду выдающихся кардиологов, которые должны были заниматься Моррисом столько, сколько понадобится, и того перевели в клинику Майо в Рочестере, штат Миннесота. Формально Фрейман не имел права тратить деньги ФБР на дорогостоящее лечение человека, который не выполнял никаких заданий и мог не протянуть достаточно долго, чтобы выполнять такие задания в будущем. Однако решил рискнуть, надеясь, что начальство с ним согласится.
      Возник вопрос, как сможет Моррис объяснить, откуда он взял денег на такое дорогостоящее лечение. Джек нашел вариант.
      - Я обойду весь город и скажу, что врачи обещают вылечить Морриса, если его перевести в клинику Майо и продержать там достаточно долго. Скажу, что эти знаменитые врачи и знаменитая больница стоят уйму денег, а Моррис буквально при смерти, и попрошу наших старых товарищей помочь спасти его жизнь. Наверняка ни одна из этих задниц не даст ни цента. Однако никто не сознается, что ничего не дал. Кроме того, такая просьба - хороший повод обратиться к членам партии и начать восстанавливать отношения.
      Находчивость, знание психологии и актерские способности Джека во многом определяли успешный ход операции. Он непосредственно получал деньги от зарубежных представителей, иногда на территории Канады, но чаще непосредственно в Нью-Йорке; естественно, что деньги ФБР тщательно пересчитывало, а резиденты и связники попадали под контроль. Так продолжалось до самого конца операции. Это было не единственной обязанностью Джека - с каждым годом ему поручали все больше, в конце концов столько, что сама исполнительность могла показаться подозрительной. Но об этом позже.
      ...Лечение и новые медикаменты, применявшиеся в клинике Майо, буквально воскресили Морриса. Фрейману более заметны были перемены не в организме Морриса, а в его душе, и он понимал, почему это произошло. Партия лишила его жизнь смысла и цели, а значит и стимула к выздоровлению. Решение сотрудничать с ФБР снова вернуло ему цель в жизни.
      В Нью-Йорке Джек продолжал забрасывать приманку: из клиники Майо проходят хорошие вести... Моррис поправляется... Он начал вставать... Вчера вечером я разговаривал с ним по телефону и голос его звучал великолепно... Моррис выходит из больницы и проходит по миле в день... Через несколько месяцев Моррис достаточно окрепнет и хочет снова вернуться к работе...
      В 1954 году партийное подполье клюнуло. Моррис позвонил Фрейману по зарезервированному для него телефону и сказал:
      - Был анонимный звонок, мне приказали к двум тридцати пополудни прибыть к определенной телефонной будке на Норт-сайд и ждать звонка. Кто звонил и о чем идет речь, не знаю. Я поеду и свяжусь с вами, как только смогу.
      Руководство потребовало, чтобы Фрейман немедленно взял Морриса под наблюдение, чтобы установить, с кем он будет встречаться, но Фрейман категорически отказался.
      - Раз этот человек действовал настолько профессионально, он наверняка будет проверять, нет ли слежки, - сказал он. - Если он её обнаружит, все будет кончено. А если Моррис с кем-то встретится, он нам сообщит.
      Примерно в два тридцать пять телефон в будке зазвонил и тот же самый неизвестный приказал Моррису отправится в номер отеля "Соверен". Там его встретил Филипп Барт - оргсекретарь и главный ответственный в партии за безопасность; теперь он стал лидером подполья. Он по-дружески приветствовал Морриса и принялся расспрашивать, чтобы убедиться, что Чайлдс выздоровел и не огорчен устранением с поста редактора "Дейли Уоркер".
      Моррис сказал, что чувствует себя вполне прилично. Заодно он поблагодарил за сбор средств на лечение и заверил, что не испытывает никакой обиды на партию. Ведь по состоянию здоровья он не мог продолжать работу в газете. И кроме того, в партии нет места личным счетам.
      - Тогда нет ли желания возобновить партийную работу в подполье?
      - Что это за работа?
      - Резервный фонд исчерпан, нам нужны деньги, - пояснил Барт. - Чтобы их получить, придется восстановить контакты с русскими. Вы всегда были близки с ними. Могли бы вы помочь?
      Моррис пообещал это сделать и спросил:
      - Как я смогу связаться с вами?
      Барт назвал связника - Бетти Ганнет, работавшую в штаб-квартире партии в Нью-Йорке. Она занимала слишком незначительную должность, чтобы угодить под суд, и Моррис совершенно безопасно может с ней общаться.
      Моррис заметил, что для восстановления контактов с русскими могут потребоваться дальние поездки, а он не совсем уверен, разрешат ли ему это врачи. Если понадобится, можно будет использовать Джека?
      Барт нашел это блестящей идеей.
      ...Остававшийся в офисе Фрейман услышал в телефонной трубку голос Морриса в два часа тридцать минут ночи.
      - У меня была очень удачная встреча. Когда минует опасность, я вам о ней расскажу.
      Едва в штаб-квартире ФБР узнали, что встреча состоялась, оттуда тотчас пришел по телетайпу приказ Фрейману немедленно отправляться к Моррису и допросить его. Фрейман отказался. Если бы Моррис полагал, что немедленная встреча будет безопасной, он не сказал бы: "когда минует опасность".
      Когда они наконец встретились, Моррис сообщил:
      - Это был Фил Барт.
      Фрейман первым понял, что перспективы у операции могут быть ещё более широкими, чем предполагалось первоначально.
      Организационное обеспечение.
      ФБР присвоило операции кодовое название САСХ. Моррису было присвоено кодовое обозначение CG5824S*; Джек стал NY-694S*. Между собой агенты ФБР называли Морриса "58" или "Джордж", а Джека - "69". Звездочка в кодовом обозначении означала, что данный источник никогда не следует вызывать в суд для дачи показаний или опознавать каким-либо другим образом. Обычно это означало, что источником служит магнитофонная лента, "жучок" или результат кражи со взломом. Непосвященные в дело аналитики, работавшие с сообщениями, приходившими в пятидесятые-шестидесятые, считали, что ФБР проводит чертовски удачную операцию по подслушиванию.
      В целом надо отметить, что именно строжайшее соблюдение секретности, крайне узкий круг лиц, знакомых с операцией, стали залогом успеха. Фактически, о ней не знал даже Эдгар Гувер. В штаб-квартире ФБР на Пенсильвания-авеню какой-то начальник, не рассекреченный до сих пор, санкционировал и десятилетиями отстаивал, возможно единственно правильное решение: Берлинсон и Фрейман ведут дело самостоятельно. За время работы в ФБР Фрейман получил от Дж. Эдгара Гувера семь письменных претензий (наряду с девятнадцатью благодарностями). Однако без ведома Гувера Фрейман дважды за двадцать четыре часа отказался выполнить прямой приказ. Совершенно очевидно, что такой отказ мог бы повлечь со стороны Гувера выговор или что-то похуже. Но Гувер никогда об этом не узнал.
      Первые контакты.
      По оперативному плану, разработанному Моррисом, Джек связался с Бетти Ганнет и предложить ей попросить Тима Бака в Канаде восстановить линии связи между Москвой и подпольной американской компартией. 25 марта 1954 года Ганнет, вероятно предварительно посоветовавшись с Бартом, настойчиво рекомендовала Джеку как можно скорее отправиться в Торонто.
      Хотя Джек знал Бака, на этой встрече он представился посланцем Морриса, действующим от имени Ганнет, которая руководила оставшимися кадрами в штаб-квартире партии в Нью - Йорке. Бак охотно согласился помочь, однако заметил, что это может затянуться - после смерти Сталина в Кремле царит неразбериха.
      Это и в самом деле затянулось, и надолго; американские представители так и не побывали на ХХ съезде КПСС. Но текст знаменитого доклада Хрущева Тимоти Бак все же получил (по имеющимся сведениям, через Владислава Гомулку). Добрался текст и до Морриса, но показался верхушке ФБР настолько радикальным, что доклад долго не передавали в Госдепартамент и заговорили о своем "приоритете" только тогда, когда ЦРУ передало в Госдеп тот же текст (и по слухам, полученный тоже через Польшу, но не благодаря Гомулке, а варшавскому партсекретарю Охабу), полученный ими от израильской разведки.
      Трудно удержаться, чтобы не привести оценку этого документа, сделанного историком Бертрамом Д. Вулфом, товарищем Морриса Чайлдса по партии:
      "Эта речь, по всей видимости, является наиболее значительным документом коммунистического движения... Это самый разоблачительный обвинительный акт, вынесенный коммунистом, самый беспощадный приговор советской системе, когда-либо оглашенный советским руководителем.
      Это стало настоящим кошмаром в равной мере как для сторонников, так и для противников коммунизма. Видеть одного из создателей атмосферы террора и ужасающего культа живого бога, спокойно докладывающего съезду о тех, кто был жертвами этого террора и приверженцами культа; слушать признания о том, что происходило за сценой, о фальсифицированных признаниях, пытках, узаконенных убийствах, о не только физическом и духовном истреблении преданных товарищей и близких друзей, но и уничтожении самих их имен; видеть как докладчик ожидает отпущения грехов и прощения и даже сохранения абсолютной власти за то, что он наконец-то раскрыл некоторые из преступных тайн, соучастником которых был сам; наблюдать широкую самодовольную улыбку, которая лишала пугающие признания малейшей степени раскаяния; слышать только о "его" вине и ни звука о "своей" и "нашей"; чувствовать, что этой жалкой кучкой людей, теперь разоблачающей козни друг друга, было совершено гораздо больше чудовищных преступлений против беззащитного народа; думать о том, что люди способны так поступать друг с другом, терпеть, одобрять и даже приветствовать такие действия; способны наделять себя абсолютной властью над верой и поступками, над поведением и моралью, над жизнью, смертью и добрым именем умерших, над промышленностью и сельским хозяйством, над политикой и общением, над искусством и культурой; а потом слышать, что система, способная породить такие ужасные вещи, по-прежнему остается лучшей в мире и что оставшиеся в живых члены этой кучки по-прежнему непогрешимы в своей коллективной мудрости и безграничной коллективной власти... Кто мог бы читать текст этого доклада без ужаса и отвращения?"
      Выход на Москву.
      В 1956 году федеральное законодательство сделало дальнейшее преследование коммунистов по закону Смита невозможным и позволило им выйти из подполья. В результате в 1957 году партия официально созвала свой национальный съезд, на котором, кстати, были серьезные разногласия по поводу речи Хрущева и советского вторжения в Венгрию. Моррис сделал ставку на основную фракцию - Денниса и не ошибся: тот назначил Морриса своим заместителем и поручил ему взаимодействие с Советами, Китаем и всеми прочими иностранными компартиями. В конце концов Советы восстановили прямые контакты и в конце 1958 года пригласили Морриса в Москву. Там в числе прочих состоялись многочисленные встречи и беседы с Сусловым и Пономаревым, которые приобрели уже немалый вес в новом партийном руководстве. Из Советского Союза Моррис отправился в Пекин, чтобы восстановить отношения американской компартии с китайцами. Мао Цзедун принимал его с глазу на глаз, если не считать симпатичной молодой женщины - переводчика. Беседа длилась около пяти часов. Мао заявил, что Хрущев своим осуждением Сталина в 1956 году и последующей политикой предал революцию, и выразил свое презрение в таких леденящих душу выражениях, что это изумило Морриса. Другие китайские лидеры, с которыми он беседовал, были менее резки в своих выражениях, но их высказывания убедили его в том, что китайская враждебность по отношению к Советам вполне реальна и имеет глубокие корни4.
      Ван Цичянь, член секретариата китайской компартии, отвел его в сторону и предложил передать американской компартии деньги при единственном условии, что это обстоятельство не будет сообщено Советам. Ясно было, что китайцы намерены бороться с Советами за влияние в международном коммунистическом движении.
      21 июля 1958 года Моррис вернулся в Соединенные Штаты с первым твердым и надежным свидетельством того, что разрыв между Китаем и Советским Союзом усиливается. Раскол между Советами и Китаем ещё долго оставался для Советов проблемой и стал предметом многих докладов Морриса. В конечном счете это позволило изменить позицию и развеять предубеждения политического руководства США; достаточно долго не декларируя это, президенты и госдеп практически действовали, исходя из этой реальности - и как знать, быть может именно это помогло не надорваться в гонке вооружений и приблизиться к существенным геополитическим переменам конца века.
      Летом 1959 года врачи обнаружили у Сонни, тогда уже законной жены Морриса, неоперабельный рак, ей оставалось жить меньше шести месяцев. В последние дни жизни Моррис хотел порадовать её поездкой за границу, и китайцы его поддержали, предложив привезти её на празднование десятой годовщины прихода коммунистов к власти. 23 сентября 1959 года Моррис и Сонни вылетели в Москву; там Хрущев включил их в состав делегации, вылетавшей в Пекин.
      Китайцы постарались отсечь американцев от советской делегации, разместив их в роскошных апартаментах отдельно от советских людей; они окружили Сонни командой медиков во главе с говорившим по-английски врачом и предложили им остаться в качестве официальных гостей на пару недель после окончания церемоний. Морриса лишили возможности отказаться, добавив, что с ним хотят поговорить как Мао, так и Чжоу Эньлай.
      Во время обещанной Моррису длительной аудиенции Мао рассыпал бессвязные и многословные обвинения в адрес Советов и Хрущева, которого он характеризовал как "неуклюжего, грубого и вульгарного". Советский Союз, бессвязно говорил Мао, - стал почти такой же империалистической страной, как Соединенные Штаты. Не стоит тревожиться, что эти две страны начнут между собой ядерную войну. Китай должен оставаться в стороне, "на вершине горы и наблюдать, как внизу в долине два тигра будут рвать друг друга на куски". Моррис узнал и своевременно доложил и о практических действиях в направлении конфронтации: Советы нарушили обещание и резко свернули свое участие в китайской программе ядерных исследований. Китай в свою очередь сорвал планы Советов, отказавшись от предложения сформировать совместный советско-китайский флот, и не разрешив разместить на своей территории советские радары дальнего обнаружения.
      Во время закрытой встречи с лидерами восточноевропейских компартий Хрущев язвительно обвинил Китай и Мао Цзедуна в том, что они создают угрозу "миру во всем мире". Он высмеял китайскую точку зрения о том, что ядерная война "ничего особенного не представляет" и облил презрением Мао, объявившего Соединенные Штаты "бумажным тигром". Сравнивая Мао со Сталиным, Хрущев обвинил его в разрушении социализма, создании культа личности вокруг своей персоны и объявил, что его сочинения больше не будут издаваться в Советском Союзе. До сих пор Советы старались сохранять дружеские отношения и выступать в роли посредника. Эти обвинения Хрущева означали объявление Советами идеологической войны. Что касается отношений между КПСС и американской компартией, то Пономарев посоветовал Международному отделу поднять в 1960 году субсидии американской компартии до 300 тысяч долларов и рассмотреть способы непосредственной передачи денег Джеку Чайлдсу в Нью-Йорке. Чтобы обсудить этот и другие тактические вопросы, в начале 1960 года Джеку Чайлдсу предложили приехать в Москву.
      После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях и получило его обратно с резолюцией "Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент".
      Агентурный успех сопровождался личной драмой. 5 ноября 1959 года, по возращению в Чикаго, Моррис позвонил из аэропорта Фрейману и сказал, что Сонни при смерти. Она почти теряла сознание и не могла идти, пришлось увезти её из аэропорта. Вскоре она впала в коматозное состояние, из которого уже не вышла...
      Чтобы отвлечь Морриса от его горя и напомнить, что жизнь на этом не кончается, Фрейман загрузил его работой. Одно из заданий состояло в том, чтобы дать детальную персональную оценку Гэса Холла (он же Арво Холберг), который, в связи с нетрудоспособностью Денниса, стал генеральным секретарем и главным боссом партии. "Он - человек, у которого в мире нет ни единого друга", - начал Моррис свой отчет. Моррис не знал никого, кому бы он нравился...
      Новые персонажи.
      В работе с Моррисом Фрейману помогали два агента, и когда одного из них перевели в другой штат, у Фреймана возникла идея привлечь к работе Уолтера Бойла, молодого агента с прекрасным послужным списком5, но попавшего в опалу из-за резкого конфликта с одним из инспекторов. Моррис уважал людей с высоким интеллектом, а Бойл был как раз из таких. Операция СОЛО требовала навыков в разрешении сложных и запутанных задач, а Уолтер Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с такими ситуациями.
      Старшим специальным агентом в Чикаго в то время был Джеймс Гейл, человек старой закалки, много лет проработавший в Бюро и считавший, что подчиненным следует предоставлять право самим принимать решения. Он одобрил предложение Фреймана привлечь Бойла к операции СОЛО. Но штаб-квартира пришла в ярость и запретила это делать.
      - Отделением руковожу я, и использую людей, которых вы мне присылаете, так, как я считаю нужным. Бойла мне прислали вы, - возразил Гейл, и его точка зрения победила.
      Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу только тридцать три. Поначалу он отнесся к Бойлу несколько формально, даже сухо, но его отношение изменилось, когда он разглядел в Бойле те качества, которые видел в нем Фрейман. Бойл удивил его своим глубоким знанием операции и его самого, знанием, добытым в результате интенсивного штудирования 134 томов дела САСХ/СОЛО. Моррис был восхищен, что Бойл по собственной инициативе стал вечерами изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И ему очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Их отношения начали напоминать отношения терпеливого профессора и прилежного ученика. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах и главное - пытался приучить его понимать их образ мыслей.
      - Вы должны думать точно также, как они. Мысли управляют действиями.
      Перемены в личной жизни.
      На Рождество 1961 года Моррис оказался на вечеринке в пригороде Чикаго, где хозяйка представила его пожилой вдове Еве Либ. Ей он показался подтянутым, культурным и обходительным человеком, а его рассказы о поездках за границу её очень заинтересовали. Еще сильнее её привлекал окружавший его некий ореол таинственности, и она почувствовала, что не будет возражать, если он пригласит её на новогодний ужин. Вместо этого он позвонил в начале января, и она предложила ему навестить её дома, в Ивенстауне.
      Моррис и Ева начали встречаться чаще, и наконец он решил, что ФБР лучше узнать об этом.
      - Я не могу жить без жены, - сказал он Фрейману. - Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.
      - И как вы собираетесь это сделать?
      - Полагаю, я уже нашел. Она - социальный работник, такие обычно примыкают к партии. Но она просто антинацистка, а не прокоммунистка.
      Хлынул поток возражений из штаб-квартиры - нечто вроде "Как могут чикагские болваны позволять ценнейшему достоянию ФБР общаться с чертовой коммунисткой, не говоря уже о том, чтобы на ней жениться"? Фрейман отвечал, что не следует нарушать законы человеческой природы, но согласился, что Еву следует тщательно проверить.
      Ничего предосудительного с точки зрения ФБР проверка не установила, а отношения пожилой пары были формально урегулированы. Вскоре после негромкой свадьбы, в номере отеля "Хилтон" в Беверли, Моррис сказал:
      - Ева, я хочу познакомить тебя с моими близкими друзьями. Понимаю, ты будешь удивлена. Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и доверяю, и уверен, что ты все поймешь правильно.
      Вместо того, чтобы выйти в коридор, он провел её в соседний номер. Навстречу поднялись два симпатичнейших молодых человека, которых ей когда-либо приходилось видеть; один - блондин с голубыми глазами, у другого была тщательно причесанная угольно-черная шевелюра, густые лохматые черные брови и такие же черные глаза, которые, как потом вспоминала Ева, "одновременно играли, флиртовали, уверяли и предупреждали".
      - Ева, это Дик Хансен, а это Уолт Бойл. Они работают в ФБР. А теперь я должен тебе сказать, что тоже там работаю.
      Бойл, который изучал её и знал о ней все, "вплоть до цвета её любимой зубной пасты", обратился к ней как к "миссис Чайлдс".
      - Вы присоединились к тому, что мы считаем самым избранным клубом на свете. С настоящего момента вы становитесь одной из нас, членом новой семьи и специальной команды.
      Ева подумала: "Что же, если мне предстоит быть шпионом, я постараюсь быть хорошим шпионом." На следующий день ФБР внесло её в сверхсекретные списки под номером CG-6653S*.
      Методические принципы.
      ФБР не хотело, чтобы Моррис и команда, работающие с ним, или что-то относящееся к СОЛО, попало в поле зрения ЦРУ либо других западных спецслужб. Речь шла не о недоверии. Просто узкий круг лиц в ФБР, занимавшийся СОЛО, следовал основному правилу шпионажа: если у кого-то нет настоятельной потребности быть в курсе, не позволяй ему это узнать; а если нужно поделиться частью информации, рассказывай лишь эту часть.
      Фрейман и специальный агент в Чикаго строго применяли это правило к своим коллегам и подчиненным по чикагскому отделению. Они изолировали Бойла в просторном кабинете на девятом этаже управления, рядом с комнатой, где велось прослушивание телефонных разговоров. Это была своего рода крепость с видом на внутренний двор, из которого можно было попасть на Стейт стрит. Стены помещения были покрыты звукопоглощающими панелями. Туда не мог зайти никто, кроме посвященных в СОЛО; на телефонные звонки отвечали только Бойл и его партнер. Книжные полки были заставлены коммунистическими брошюрами и литературой радикального содержания. Бойл редко заговаривал с коллегами. Он не обедал с ними, не выпивал и не водил компанию; он не имел права просить у них совета или помощи. Только один ветеран-стенографист, человек в высшей степени благонадежный, писал под его диктовку и печатал отчеты.
      "Горячая" информация.
      Очередная командировка Морриса в Москву совпала с трагическим событием в Америке - убийством Президента Джона Ф. Кеннеди. Прямо в кабинете Б. Пономарева Моррис получил исчерпывающую информацию о непричасности советских спецслужб к произошедшему в Далласе и вскоре передал все это ФБР. Не раскрывая источника информации, бюро лично информировало президента Джонсона, генерального прокурора Роберта Ф. Кеннеди, брата убитого президента, и ещё нескольких высших руководителей. Комиссия Уоррена, расследовавшая обстоятельства убийства, получила секретное донесение, содержавшее то, что удалось узнать Моррису. Таким образом, через две недели после убийства, когда политические страсти достигли наивысшего накала, политическое руководство США получило неопровержимые доказательства непричастности Советского Союза.
      Тем не менее, Освальд несомненно сочувствовал коммунистам, выписывал коммунистическую прессу, был сторонником Кастро, жил в Советском Союзе и собирался вновь туда вернуться. Правительство не могло сообщить общественности то, что Моррис лично видел и слышал в кабинете Пономарева. Поэтому коммунисты США начали кампанию, направленную на то, чтобы убедить американский народ и весь мир, что президента Кеннеди убили скорее ультраправые, чем сторонники коммунистов. 25 ноября 1963 года Джек Чайлдс (NY-694S*) позвонил и потребовал экстренной встречи с Берлинсоном в Нью-Йорке. В тот же день в 2 часа 26 минут дня нью-йоркское отделение передало директору Дж. Эдгару Гуверу в Вашингтон кодированное сообщение с грифом "СРОЧНО" и разослало копии специальным агентам в Чикаго, Далласе и Новом Орлеане. Оно гласило:
      "В настоящий момент источник NY-694S* сообщает следующее: он связался с Арнольдом Джонсоном, юридическим консультантом компартии США, который сообщил источнику, что Гэс Холл поручил ему передать в Советский Союз важное сообщение через посредство CG-5824S* (Морриса), который в свою очередь передаст его в Центральный Комитет КПСС. В сообщении говорится, что Советский Союз должен немедленно обратиться к коммунистическим партиям всего мира и попросить их от нашего имени продолжать кампанию, огонь которой должен быть направлен против ультраправых элементов и провокаторов в Соединенных Штатах, являющихся истинными организаторами убийства президента Кеннеди, а также против тех комментаторов и прочих лиц, включая официальных общественных деятелей, особенно на юге, которые ложно обвиняют Компартию США и рабочий класс США. Уже опубликованные заявления и статьи являются весьма эффективными и верными, так что эту работу необходимо продолжать".
      Джонсон также заметил: Гэс Холл хотел бы, чтобы NY-694S* немедленно связался со своим русским связником в Соединенных Штатах и передал, что, по его мнению, русские все ещё интересуются женой Ли Освальда, так как она русская и возможно вернется в Россию. Источнику поручается спросить: если русские захотят с ней побеседовать, могли бы они выяснить, не было ли у её мужа каких-либо контактов с ультраправыми... Источнику поручается попытаться установить связь, начиная с 26 ноября...
      Для информации Нового Орлеана и Далласа сообщаем, что источник NY-694S* является чрезвычайно ценным источником и информация, содержащаяся в данном телетайпном сообщении, не подлежит распространению, а может быть использована только для сведения."
      Российский президент Борис Ельцин в своей книге "Битва за Россию" (издательство "Рэндом-хауз", Нью-Йорк, 1994) на странице 307 цитирует меморандум руководителя КГБ Владимира Семичастного, направленный им 10 декабря 1963 года в Международный отдел. Он основан главным образом на сообщении "Брукса", которого Ельцин характеризует как "известного американского коммуниста и агента КГБ". Вероятно, в то время "Брукс" был псевдонимом Джека. Выдержка, приводимая Ельциным, гласит:
      "По мнению Гэса Холла, официальному представителю советского посольства в США целесообразно навестить вдову Освальда - русскую и гражданку СССР, так как от неё может быть получена интересная информация о событиях в Далласе...По мнению резидента Комитета государственной безопасности (КГБ) поездка представителя советского посольства к жене Освальда представляется нецелесообразной."
      Таким образом, и Ельцин, и досье КГБ подтверждают: Джек делал то, что приказывал Гэс Холл. То же самое делал Моррис. В частности, по прямому указанию Гэса Холла братья несколько раз побывали на Кубе, Моррис провел несколько встреч с Фиделем Кастро, в результате которых существенно укрепились связи американской и кубинской компартий, а ФБР получила весьма обширную информацию о происходящем в кругах политического руководства Кубы.
      Осложнения в Москве...
      14 мая 1964 года в Нью-Йорке была опубликована статья политического обозревателя Виктора Райзеля, в которой говорилось о финансировании русскими американской компартии. Появление статьи заставило нью-йоркского связника, сотрудника КГБ Алексей Колобашкин, через которого осуществлялась передача кремлевских денег Джеку Чайлдсу для компартии США, срочно бежать в Москву. Кроме того, на Лубянке, Старой площади и в Кремле проводилось тщательное расследование, связанное с бегством на Запад офицера КГБ Юрия Носенко. Морриса подозревали и как сознательного или ненамеренного источника утечки информации, а с другой стороны - выясняли, не мог ли знать Носенко чего-то такого, что могло повредить сотрудничеству с американской компартией. В конце концов в КГБ пришли к выводу, что их агенты братья Чайлдсы непричастны и вне опасности. Вместо допроса с пристрастием, чего так боялся Джек, он услышал восторженные поздравления Пономарева. Тот участвовал в организации его поездки на Кубу и расценивал её как блестящий ход. Пономарев с воодушевлением заявил, что Джек "оказал важную услугу" компартиям Советского Союза и Соединенных Штатов.
      И в Вашингтоне...
      Вскоре после того, как Носенко прибыл в США, высокопоставленные сотрудники ЦРУ решили, что он является фальшивым перебежчиком, намеренно засланным, чтобы распространять дезинформацию. Точно так же в другом случае они ошибочно сочли многочисленные донесения о вражде между СССР и Китаем частью хорошо продуманной и масштабной кампании дезинформации. ЦРУ без всяких юридических оснований построило на одном из своих объектов в штате Вирджиния небольшую тюрьму, куда Носенко посадили в одиночку. Почти двадцать месяцев ЦРУ подвергало Носенко психологической обработке, пытаясь вырвать признание, которого так и не добились. В конце концов ЦРУ реабилитировало Носенко, возместило ему все, что могло, и многие годы использовало его в качестве консультанта.
      ФБР с самого начала считало Носенко настоящим перебежчиком, о чем и сообщило ЦРУ. Такое мнение вытекало из следующих фактов. Информация, которую он передал, дала возможность ФБР и другим западным спецслужбам раскрыть нескольких агентов. Носенко работал в североамериканском отделе Второго Главного управления КГБ, которое занималось контрразведкой и вербовкой иностранных граждан в СССР. Он рассказал, что в КГБ расставили ловушку на имевшего гомосексуальные наклонности посла Канады в Москве и завербовали его. Работая в Москве, Носенко познакомился с материалами, собранными КГБ на Освальда, и наблюдал панику, которую вызвал в комитете арест Освальда. Предоставленные Носенко сведения о пребывании Освальда в Советском Союзе и о реакции Советов на убийство президента Кеннеди совпадали с теми, которые несколькими месяцами ранее привез Моррис. Поэтому ФБР знало, что Носенко говорит правду касательно, возможно, самого важного предмета из тех, о которых знал по роду работы. ФБР не сообщило этих подробностей ЦРУ, поскольку операция СОЛО была скрыта завесой секретности. Оно просто сообщило, что Носенко можно легализовать в США.
      Шпионаж и большая политика.
      Очередной визит Морриса в Москву весной 1964 года проходил в обстановке после отстранения Хрущева от власти. В Международном и Идеологическом отделах ЦК КПСС, у Пономарева и Суслова, он прочел и по памяти застенографировал, а иногда и скопировал, целый ряд важнейших документов, касающихся советско-китайских отношений. Вот выдержки из его донесений:
      ...Китайцы заявили, что Советский Союз и Китай "имеют то, что разделяет их, и не имеют ничего, что их объединяет; имеют то, что различает их, и не имеют ничего общего."
      ...Китайцы напрочь, часто в вызывающей, грубой манере, отвергали любое предложение о начале переговоров...
      Другие документы, которые видел Моррис, содержали похожие сведения и оценки. Советы понимали геополитическое значение и важность удержания Китая в своих союзниках и угрозу, которую будет представлять Китай враждебный. Они предпринимали все мыслимые разумные усилия, чтобы умиротворить китайцев, но успеха на том этапе не достигли.
      В ходе своих частных бесед в Москве в марте и апреле Моррис выведал ещё кое-какие секреты.
      ..."Коллективное руководство" Советского Союза разваливалось, и каждый из его членов думал о том, как с помощью интриг добиться для себя неоспоримой и безраздельной власти. Победителем в этой скрытой борьбе за власть почти наверняка будет Брежнев. Под его руководством Советский Союз, вероятно, будет стремиться избегать конфронтации и поддерживать ровные отношения с Соединенными Штатами, в то же время не прекращая усилий по ослаблению американского влияния и продолжая идеологическую войну против США. Он сделает все возможное, чтобы нанести ущерб Соединенным Штатам во Вьетнаме, в то же время избегая риска ввязаться в войну...
      Вскоре после того, как Моррис и Ева в конце апреля вернулись домой, ЦРУ назвало отчет, содержавший эти сведения, "наиболее ценным из всех когда-либо поступивших разведывательных донесений, касающихся Советского Союза".
      Вскоре после этого, вопреки традиции и даже прямым указаниям штаб-квартиры ФБР, Фрейман и Бойл составили на основании донесений Морриса аналитический отчет, в котором изложили фактаж и динамику обострения советско-китайских отношений. Собранные вместе достоверные и последовательные отчеты, которые процитировал Фрейман, показывали, почему отношения между Советским Союзом и Китаем не улучшатся; почему вместо этого они станут ещё более враждебными.
      Фрейман направил свой материал в Вашингтон в качестве скорее отчета, чем анализа, приписав, что составил этот документ в свободное время. Штаб-квартира тотчас же послала копию с агентом в Белый дом, откуда вскоре ответили почти буквально следующее: "Вот теперь это настоящие разведданные; это те самые выдающиеся сведения, которые вы способны добывать; это то, что нам нужно." Впоследствии ФБР попросило Бойла, используя консультации Морриса, составить анализ или комментарий к некоторым отчетам, событиям или проблемам. Вскоре Фрейман по собственной инициативе и из чувства долга сделал то, что все поначалу сочли неверным шагом: ушел в отставку. Руководителем "чикагского" плеча операции был назначен опытный агент Джим Фокс. Став начальником Бойла, Джим Фокс дал разрешение им с Моррисом анализировать или комментировать все, что угодно, не ожидая запросов от штаб-квартиры. И до самого конца операции Моррис одновременно работал аналитиком и на ФБР, и на Политбюро ЦК КПСС, в котором очень высоко ценили его обзоры и докладные.
      Предусмотрительное решение.
      Интуиция и знания помогли агентам ФБР, обеспечивающим операцию, вовремя предусмотреть некоторые из возможных "проколов", которые могли бы привлечь внимание русских. Так, иногда погодные условия мешали резиденту КГБ в Манхеттене получать радиограммы из Москвы. ФБР, обладая лучшим оборудованием в мире, всегда перехватывало их и передавало дешифровку Джеку. Почему Джек всегда получал радиограммы, а КГБ это иногда не удавалось? Далее, КГБ, Международный отдел в Москве и Гэс Холл давали Чайлдсам столько заданий, что их было не под силу выполнить двум немолодым людям. Как же Джеку или Моррису удавалось столько сделать, и все абсолютно безупречно? Или, скажем, почему, несмотря на запреты докторов, Джек периодически зимой уезжал во Флориду и все же возвращался в Нью-Йорк по первому сигналу? В ФБР боялись, что рано или поздно КГБ задастся этими вопросами.
      Обозначив эти проблемы, ФБР предложило решение в виде агента NY-4309С, с псевдонимом "Клип". Американец русского происхождения, Клип был искусным радиолюбителем и фотографом. В 30-е годы он работал в Коминтерне и по всей Западной Европе учил коммунистическое подполье налаживать и использовать нелегальные радиостанции. Когда Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, он записался добровольцем в Корпус морской пехоты и служил там честно. После войны Клип пришел в ФБР, сообщил о своем коммунистическом прошлом, предложил свои услуги США и стал ценным действующим агентом.
      Присутствие Клипа помощником Джека в значительной степени отвечало на вопросы, которых ФБР так боялось. Он жил вдалеке от Нью-Йорка, и погодные условия там могли отличаться от тех, которые были в центре Манхеттена. Если бы русские спросили Джека, почему он принимает радиограммы, которые им не удается получить, он мог бы сказать, что этим занимается Клип. В советских досье Клип числился опытным и искусным конспиратором, Коминтерн доверял его знаниям о довоенном европейском подполье, и он оправдал это доверие. Естественно, сейчас ему можно было доверить получение радиограмм.
      ...Смертельно опасная работа Чайлдсов продолжалась. Ежегодно, а порою и по несколько раз в год, Моррис бывал в Москве. Моррис знал, что под руководством его друга Юрия Андропова КГБ был великолепно оснащен для разрушения умов и истязаний тел с помощью сводящих с ума наркотиков. ФБР обещало, что если Морриса арестуют, его попытаются выкупить в обмен на сидящих в тюрьме советских агентов. Но Моррис полагал, что советские руководители никогда не согласятся на обмен, как на косвенное признание глубины их ошибок. Больше того, он был уверен, что если будет пойман в Советском Союзе, смерть неизбежна - и она не будет безболезненной. И все же он продолжал туда ездить и привозил весьма ценную информацию. Так, в 1967 году КГБ (на Лубянке операция, фактически зеркальная "Соло", называлась "МОРАТ") 6 передал ему копию речи советского премьера Косыгина, которую тот планировал произнести в Объединенных Нациях о недавно закончившейся семидневной арабско-израильской войне. Речь содержала оправдание советских действий и открытое обличение американской политики на Ближнем Востоке. Русские хотели, чтобы Холл изучил речь заранее и мог понять, какую позицию занять американской компартии по отношению к войне.
      Получив текст, Государственный департамент и американский посол Артур Голдберг ещё до выступления Косыгина подготовили огромное опровержение. Голдберг сказал ФБР, что даже приблизительное содержание косыгинской речи было очень ценным:
      - Не знаю, где вы его достали, но если добудете ещё что-нибудь подобное, пришлите мне экземпляр.
      ...Избрание Никсона президентом Соединенных Штатов ошеломило и напугало русских. Они считали его фанатичным антикоммунистом, который мог бы попытаться уничтожить или сокрушить Советский Союз неожиданной ядерной атакой. Из-за того, что Советы имели склонность реагировать на все, во что верили, эта безумная вера была опасна для всех. Моррис, которого внимательно слушали на всех кремлевских уровнях и считали ценнейшим консультантом в области американской политики, постарался вернуть московских лидеров к реальности, сказав примерно следующее: Нет, результаты выборов его не удивили. Он ещё летом говорил всем в Международном отделе, что на победу имеют шансы и Никсон, и Губерт Хэмфри. Действительно, Никсон закоренелый антикоммунист и может оказаться трудным противником. Но он также и проницательный политик, достаточно сведущий, чтобы понять: американское общество, только что глубоко потрясенное вьетнамской войной, не хочет начать Третью Мировую. Нет никакой чрезвычайной ситуации ещё и потому, что, прежде чем решиться на кардинальные изменения в международной политике, Никсону понадобилось бы время, чтобы сформировать и укрепить свою администрацию.
      Похоже, слова Морриса были услышаны в Кремле. Начались многолетние переговоры, в которых активное участие принимал Генри Киссинджер. Сообщения Морриса были важным источником информации в стратегическом планировании.
      Киссинджер не был связан с ФБР, ему нечего было скрывать от ФБР, и ничего не было от них нужно. Но по собственной инициативе он пришел в ФБР и сказал:
      - То, что вы делаете, - невероятно. Вы открыли окно не только в Кремль, но и в умы тех, кто сидит в Кремле. Это беспрецедентный случай в мировой истории.
      В тот же период активизировались и китайско-американские переговоры. Из бесед с Брежневым и Пономаревым Моррис сделал три предварительных вывода:
      1. Китайцы вели торг с Соединенными Штатами, строго выполняли то, что обещали, и таким образом вынуждали Соединенные Штаты поступать также.
      2. Советы настолько жаждали заключить соглашения с Соединенными Штатами, что будут выступать за проведения конференции на высшем уровне, что бы ни говорили коммунисты в других странах.
      3. Все, что и как Киссинджер сказал Брежневу, было абсолютно правильным.
      Моррис прибыл в Нью-Йорк тридцатого апреля. Информация и его выводы были переданы в Белый Дом и немедленно использованы.
      Двадцать шестого мая 1972 года в Москве Брежнев с Никсоном подписали соглашение (ОСНВ-I), ограничивающее число стратегических баллистических ракет на последующие пять лет, и договор, ограничивающий средства противоракетной обороны (ПРО).
      Эти скромные соглашения, мало сделавшие для реального разоружения, взбесили Гэса Холла, он написал протестующее письмо, обвинив Советы в сделке с империалистами и предательстве Северного Вьетнама, и приказал Моррису передать его лично Брежневу.
      Когда Моррис прочитал письмо, он решил, что его обязательно нужно переписать. Всего два месяца назад Пономарев объявил, что Советы сыты по горло "уклонизмом" в иностранных партиях, и злые слова Холла могли помочь заклеймить его как "уклониста". В переписанном письме Холл представал верным соратником, с беспокойством ждущим руководящих указаний. Благодаря тому, что в исправленном варианте сохранились все основные пункты, он был принят Холлом, хотя и с некоторым неудовольствием. Однако теперь и сам Холл не обвинял русских в заключении грязных сделок с Никсоном и в измене Северному Вьетнаму. Эти обвинения стали частью антисоветской пропаганды и уже начали беспокоить членов американской компартии.
      Моррис прилично понимал русский, но всегда в Москве делал вид, что совершенно ничего не понимает и общался через переводчиков, если собеседники не владели английским - прежде всего Суслов и Пономарев, а также Хрущев и Брежнев. Старшие офицеры и руководители КГБ, с которыми ему (и Джеку) приходилось часто общаться, английским владели очень хорошо, но между собой переговаривались по-русски. Одни и те же высказывания порой обсуждались по-русски, затем преподносились Моррису по-английски; нюансы обсуждений и перевода тоже имели значение в правильном понимании и оценке ситуации.
      Переводчики в Международном отделе и Секретариате ЦК были неизменно превосходны, но всегда это были мужчины. В начале семидесятых у Пономарева появилась новая переводчица, Наталья, мечта любого мужчины. Золотистые волосы, голубые глаза, черное платье, купленное в дорогом европейском или американском магазине, подчеркивало все достоинства её фигуры. Было ей лет двадцать пять, и говорила она, как американские подростки. Моррис подумал, что она, видимо, дочь советского дипломата или офицера КГБ и получила высшее образование в Соединенных Штатах.
      Переводчики-мужчины были квалифицированно подготовлены и умели подавлять свои эмоции, они старались создать видимость, будто их не существует и разговор течет сам собой, без их помощи. У Натальи было чувство стыда и чувство юмора, и она краснела или смеялась, когда что-нибудь её смущало или веселило. Пономарев был к ней снисходителен, и без труда можно было догадаться, почему.
      Наталья и краснела, и хихикала, когда переводила "щекотливые" вопросы. А в их числе был и такой: можно ли взять с собой в США хорошенькую молодую племянницу товарища Брежнева была, которую он особенно любил. Она работала в Аэрофлоте стюардессой и была очень квалифицированной медсестрой, поэтому осматривала Брежнева перед сном. Она очень хотела увидеть Америку. Может ли Брежнев взять её с собой, и сможет ли она осматривать его перед сном? Моррис ответил, что американская Секретная служба раньше, вероятно, не сталкивалась с такими проблемами, и что КГБ следует честно осудить с Секретной службой этот вопрос. Все можно будет уладить по-джентльменски. Спрашивали и о том, что товарищу Брежневу следует носить в Америке. Моррис ответил, что советским портным следует снять с Брежнева мерки, а "наши товарищи" должны заказать для него темные костюмы в Лондоне, Милане или Нью-Йорке. Обсуждение этой "проблемы" едва не привело к размолвке с Пономаревым.
      ...События в Америке, связанные с "Уотергейтом", создали серьезную опасность "расшифровки" операции Соло". Тридцать первого мая 1973 года, за несколько дней до приезда Брежнева в Соединенные Штаты, ФБР созвало рабочее совещание. Присутствовали заместитель директора Эдвард С. Миллер, начальник отдела Уильям А. Бранниган, Берлинсон, Лэнтри, Бойл, Моррис и Джек.
      Обсуждались дополнительные меры предосторожности, связанные с работой сенатской комиссии по проверке разведывательных На этом же совещании Чайлдсы, может быть впервые, пожаловались на недостаточное внимание высшего руководства к их работе. Так, Джек пожаловался, что с тех пор, как в 1972 году умер Дж. Эдгар Гувер, они с Моррисом чувствуют, что работают вхолостую, и их достижения игнорируют в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне. Высказал свои претензии и Моррис; это касалось не только недостатка внимания, отношения к сенсации как к рутине, но и промахов службы безопасности:
      - Я сижу рядом с Сусловым, третьим человеком в Советском Союзе, он достает выдержку из "Конгрешнл рекордс" с докладом директора ФБР о бюджете и спрашивает об этом. Мне ничего не оставалось делать, как проглядеть текст и ответить, что они говорят это, чтобы получить свои деньги. Но сколько можно повторять одни и те же промахи?
      Эдвард С. Миллер заявил:
      - Когда будет написана история первых ста лет работы ФБР, на первой странице речь пойдет об этой операции, о людях, находящихся в этой комнате. Когда все будет опубликовано, эта операция окажется уникальной не только в ФБР, но и во всем мире. Ничто с ней не сравнится.
      Сведения, предоставленные СОЛО, - устные и документальные подтверждения мыслей и намерений советских лидеров и их реакции на слова и поведение американского руководства - были буквально бесценны. Миллер сказал, что обнаружил в сверхсекретных документах, сейчас хранящихся в специальных файлах в офисе, доказательства того, что ЦРУ было готово заплатить любую сумму, чтобы стать участником этой операции, несмотря на недостаток сведений о самой операции и проводящих её людях. Видные фигуры с широко известными именами жаждали их докладов.
      - Я не могу назвать их имена, - продолжал Миллер. - Но могу напомнить то, о чем говорил раньше. Каждый раз, когда русские беседуют с Никсоном или Киссинджером, они консультируются с вами перед этими переговорами и после них. Вы думаете, Никсона и Киссинджера не интересует, о чем вас спрашивают и что вам говорят? Часто люди из Белого Дома или Государственного департамента, возвращая отчеты нашему курьеру - он, конечно, не просто курьер - посылают вместе с ним письма с выражением похвалы или признательности, иногда с поздравлениями.
      В том же году произошел ещё один неприятный эпизод. Основываясь на утверждениях Пономарева, высказанных наедине с Моррисом, в сентябре 1973 года ФБР сообщило ЦРУ (не раскрывая при этом источников информации), что Советский Союз собирается официально признать Израиль на дипломатическом уровне. Чуть погодя, 6 октября, Египет напал на Израиль. Один из высших руководителей ЦРУ, Дж. Д. Энглтон (последовательный проводник произраильской политики; после его смерти в Тель-Авиве благодарные моссадовцы даже установили ему памятник) обвинил ФБР в распространении дезинформации, приведшей Израиль к ослаблению бдительности в условиях военной угрозы.
      Очередной кризис возник после убийства Мартина Лютера Кинга. Весьма определенные признаки участия в заговоре спецслужб привели к созданию специальных комиссий Конгресса и Сената, и понадобилось немало усилий, в том числе и прямые конфиденциальные беседы с руководителями комиссий, чтобы на поверхность не выплыло ничего, связанного с самой значительной агентурной операцией ФБР.
      ...В 1975 году Моррис в пятьдесят четвертый раз побывал в Москве. Самый важный результат миссии-54 был, на первый взгляд, возможно, самым скучным. Советский Союз переживал глубокий экономический кризис Теперь люди, стоявшие в СССР у власти, осознали, что их проблемы - не временные, и что экономика, на которой базировалась их власть, неуклонно разрушается. Они признались Моррису, что никто не знает, как это остановить.
      Второй важный момент заключался в оценке ставки Кремля на проблему разрядки. Моррис подчеркнул, что слова "мир и разоружение", - а следующие десять лет эта тема будет доминировать в советской внешней политике, пропаганде и "активных мерах", - значат для русских совсем не то, что для американцев. "Мир" означал в их понимании отсутствие вооруженного конфликта с Америкой, а вовсе не то, что прекратятся местные или региональные конфликты, спровоцированные и поддержанные Советами, чтобы изменить мировой баланс власти или "равенство сил". Советы не собирались обсуждать возможность хоть малейшего сокращения их военной мощи. Но они очень даже собирались отговорить Соединенные Штаты от участия в гонке вооружений, которую вели сами, и вполне успешно.
      Третий момент был связан с реальным состоянием советского руководства. Руководство старело, пьянство было обычным делом среди советских государственных лидеров, и по вечерам молодые помощники часто поддерживали напившихся стариков. Внимательные наблюдения в этом направлении показало, что практически у всей "обоймы" руководителей советской компартии и государства "выработан ресурс" и это не может не привести к параличу действий огромной державы.
      Эти три отчета о миссии-54 оказались такими же плодотворными, как и отчеты о миссиях 1 и 2 в 1958 и 1959 годах. В те годы аналитики не верили, что разрыв между Китаем и СССР реален и необратим. Однако Ричард Никсон и Генри Киссинджер в конце концов в это поверили. Аналитики же середины 70-х не верили, что советская экономика скатывается в пропасть; что СССР не может равняться по военной мощи с США, и тем более с НАТО; что СССР - это прогнившее общество, которое ждет, чтобы его раздавили; что эта страна скоро останется без руководства. В начале 80-х в это поверил Рональд Рейган и тут же начал действовать, а результаты этих действий стали видны в 90-е годы.
      Но физический износ ощущался не только в советском руководстве, но и у братьев Чайлдс и их жен. Кроме того, стали накапливаться тревожные признаки того, что некоторая утечка информации все-таки происходит и к личностям старых конспираторов и их жен появляется ненужное внимание. В соответствии с одним из планов, Чайлдсы стали "буксовать" - из-за болезней (в сущности, совсем не выдуманных) отменять поездки и встречи, фактически отходить от дел. А в один прекрасный день были в одночасье эвакуированы ФБР и исчезли из поля зрения и Москвы, и американских коммунистов.
      Прожили они после окончания операции "СОЛО" сравнительно недолго возраст и состояние здоровья сказывались. Джек Чайлдс поступил в нью-йоркскую больницу 11 августа 1984 года и умер на следующий день в возрасте семидесяти трех лет. В 1975 году СССР наградил его орденом Красного Знамени (присуждаемым обычно тем, кто отличился в бою); в 1987 году США посмертно наградили его президентской Медалью Свободы.
      Александр Берлинсон, работавший с Джеком двадцать четыре года, ушел в отставку в 1975 году.
      Карл Фрейман, завербовавший Морриса Чайлдса и сделавший его агентом 58, до сих пор более полувека живет с женой в том же домике под Чикаго, где планировались и анализировались многие действия по СОЛО.
      Джон Лэнтри живет в Нью-Йорке; его сын стал подающим надежды молодым агентом ФБР.
      Джеймс Фокс, помощник директора ФБР по нью-йоркскому филиалу, ушел в отставку в конце 1993 года. Сейчас Фокс - вице-президент американской инвестиционно-страховой компании, ведущий колонки в журнале "Форбс", консультант "Коламбия бродкастинг систем" и член правления нескольких крупных корпораций.
      Уолтер Бойл официально ушел в отставку в январе 1980 года после двадцати двух лет службы в ФБР. Отвергнув повышение по службе и перевод в штаб-квартиру, он сказал:
      - Я никогда не смогу оставить 58-го.
      Так что на следующий день после отставки Бойл вернулся в качестве консультанта в свой чикагский офис и продолжал делать то, чем занимался с 1962 года. Он оставался там ещё восемнадцать месяцев, пока Моррис и Ева не были благополучно эвакуированы и пока не закончилась операция СОЛО.
      Сегодня Бойл - директор по безопасности в большом конгломерате.
      В августе 1981 года Бойл и другие агенты перевезли Морриса и Еву в высотный кондоминиум на севере Майами. В фойе круглосуточно дежурила охрана. В конце мая 1991 года Ева вызвала для Морриса "скорую". Домой он уже не вернулся. 2 июня он умер.
      ФБР тщательно скрывало местонахождение Евы от всех, кроме самых надежных друзей. Гэс Холл вплоть до 1993 года посылал в Чикаго запросы, пытаясь её обнаружить.
      Ева умерла в июне 1995 года.
      13. Времена негодяев.
      Сенатор от Висконсина
      Линчеватели из Гринвилла
      - Хэлло, шериф, убийцу уже схватили?
      - Думаю - да. Подозрительного типа доставили в Пайкинс. Мы как раз хотим съездить в округ, посмотреть, что и как. Это какой-то ниггер!
      Помощнику шерифа Тернеру не следовало бы так много болтать. Но когда тебя называют шерифом, это льстит. Льстит, даже когда говорит такой жалкий тип, как этот Сэм Хиггс. А Тернер очень хочет стать шерифом...
      Сэм Хиггс околачивался у офиса шерифа почти целый час, лишь изредка присаживаясь на ступеньки. Теперь он наконец-то узнал новость - немного, но все-таки кое-что.
      Хиггс пересек площадь перед офисом. Под ногами плавился раскаленный лучами неумолимого солнца асфальт: лето 1947 года в Южной Каролине было необычайно жарким и сухим.
      На скамейке тенистого парка Хиггса с нетерпением ожидали трое дружков.
      - Ну, Сэм, выкладывай. Выяснил, кто прикончил водителя?
      - Все по порядку. Сначала нужно хлебнуть, как следует. - Хиггс взял протянутую ему бутылку и влил себе в глотку приличную дозу виски. - Так вот, это был ниггер. "Копы" притащили его в Пайкинс. Сейчас шериф и его люди стараются заставить птичку запеть. Бычок-помощник сам сказал мне это!
      Теперь четверо получили новую пищу для разговоров, а тема во всем Гринвилле была только одна.
      ...С утра этот городок на северо-западе штата Южная Каролина кипел от возмущения: на рассвете патрульная машина полиции обнаружила на дороге в город Либерти одиноко стоящий автомобиль, водитель которого скрючился за рулем в какой-то неестественной позе. Как установили полицейские, это было такси из Гринвилла. Водителя зверски убили несколькими ударами ножа в спину и ограбили.
      Известие быстро распространилось по городу: в 1947 году такое убийство ещё было способно привлечь к себе внимание. Полиция начала розыск убийцы и, как сообщалось, уже напала на его след.
      Хиггса и его дружков-пьянчуг больше всего интересовало, насколько велика могла быть добыча убийцы, ибо у них самих в кармане не звенело ни цента.
      И не удивительно: постоянной работы они чурались и жили случайными заработками, предпочитая шляться по улицам и напиваться до посинения.
      Нередко они воровали, но по мелочам, никогда не переходя той грани, за которой полиция обычно начинает расследование.
      Опустошив последнюю бутылку, четверка стала раздумывать, как бы обратить полученную информацию в звонкую монету или, на худой конец, во что-нибудь льющееся.
      - Пошли в "Роджерс-бар" к таксистам, они заглядывают туда отдохнуть и, верно, ещё ничего не слышали об аресте в Пайкинсе.
      Когда подвыпивший квартет появился в баре, там уже царило возбуждение. Но причиной тому были не выпивка и не игральные автоматы, стоявшие вдоль стен, а разговоры за столиками, все ещё вертевшиеся вокруг убийства.
      - Что мне обломится, джентльмены, - обратился к присутствующим Хиггс, - если я скажу вам, где убийца?
      - Убирайся со своими россказнями, хочешь выклянчить себе на бренди, отмахнулся один из посетителей.
      - Это будет подороже бренди. И мои сведения, - не россказни. Мы долго просидели перед офисом шерифа. Потом вышел Тернер, от него я и узнал новость...
      Все вокруг стали прислушиваться.
      - Дайте Хиггсу сказать, да принесите им выпить!
      - Так вот, - начал Хиггс, подзаправившись, - вашего дружка пришил один ниггер. Сам признался. Ради "зелененьких". Копы его приволокли в Пайкинс.
      - Так я и думал. Белый на это не способен! - констатировал один из слушателей Хиггса.
      Голоса зазвучали громче.
      - И это сказал сам Тернер, Сэм?
      - Ясное дело! Он как раз направлялся в Пайкинс.
      - Вот проклятая свинья этот ниггер! Что они с ним собираются делать?
      - Пока черного отдадут под суд, пройдут целые недели!
      - Слишком долго, надо им подсобить!
      - После войны этот сброд стал невыносим. Воображает из себя черт знает что, а все потому, что им позволили воевать рядом с нами!
      - А завтра, может, очередь дойдет и до кого-то из нас...
      - Я всегда сую револьвер в карман.
      - Что же, показывать его каждому пассажиру?
      - Надо что-то сделать, чтобы как следует приструнить этих черных!
      - Давайте заберем из тюрьмы этого черномазого!
      - И сразу вздернем на ближайшем дереве!
      - Хороша идея, да только слишком много чести для такого типа!
      - Забьем этого сукина сына до смерти!
      - Так чего же ждать?!
      Присутствовавшие все больше и больше впадали в состояние массовой истерии, а бренди лишало их способности рассуждать здраво. Уже никто не сомневался в правдивости слов Хиггса, в которых истине отвечало лишь то, что в тюрьме в Пайкинсе сидит "цветной", и по каким-то причинам его подозревают в совершении этого преступления.
      Бациллы суда Линча быстро распространились из бара по всему городу, заражая людей фанатической ненавистью.
      Новость переходила из уст в уста, повсюду говорили только об одном: полиция схватила убийцу, он негр, - значит, его надо линчевать.
      Тем временем перед офисом шерифа уже собралась огромная толпа во главе с таксистами.
      Появился шериф Дэйер.
      - Жители Гринвилла! - начал он. - Мы поймали убийцу таксиста! Это Уилли Айел из Либерти. Правда, ниггер все отрицает, клянется своей головой, что непричастен к преступлению, но мы его заставим говорить. Есть улики: Айел даже оставил в такси свою сумку. Хочет втереть нам очки: говорит, позабыл её, когда пьяный ехал из Гринвилла в Либерти. А водитель, мол, когда он уходил, был жив и здоров. Ну, ничего, завтра вспомнит, как было на самом деле. Мы будем заниматься этим парнем до тех пор, пока к нему не вернется память. А сегодня мы посоветовали ему подумать, как следует в камере в Пайкинсе. Как видите, джентльмены, вы вполне можете положиться на своего шерифа!
      Когда снова раздались призывы линчевать негра, Дэйер быстро исчез в своем офисе, будто ничего и не слышал.
      Толпа покатилась по улицам, а на стоянке такси у "Роджерс-бара" уже формировалась колонна автомашин горожан, жаждущих отправиться в Пайкинс.
      Четверо притащили винтовки, другие вооружились ножами. Проклятия по адресу Уилли Айела звучали все более грозно.
      К вечеру колонна, насчитывавшая больше двадцати автомашин, пришла в движение. Тут же оказался и Хиггс со своими дружками.
      Под дикие возгласы колонна подъехала к зданию тюрьмы в Пайкинсе. Машины расположились полукругом у въезда. Гремели выстрелы, летели и разбивались о стены и об асфальт бутылки.
      - В какой камере сидит ниггер? - заорал кто-то.
      - Сейчас узнаем сами!
      Приклады стучали в тюремные ворота, пока не открылось узкое оконце.
      - Тише, джентльмены. В чем дело?
      - Хотим пригласить мистера Айела на ночную прогулку.
      - Отдайте нам эту черную обезьяну! Да поживей, а то разнесем всю вашу контору вдребезги!
      Ворота тюрьмы захлопнулись; толпа продолжала неистовствовать. Снова послышались звуки бьющегося стекла. На этот раз звенели стекла окон тюрьмы, разбитые камнями.
      Вдруг раздались громкие крики. Трое из толпы проникли в маленький домик напротив тюрьмы и теперь тащили оттуда мужчину в одном белье.
      - Этот тип собирался лечь дрыхнуть! Ну ничего, он у нас заснет навсегда, если сейчас же не выдаст нам Айела!
      - Усек наконец, что нам надо? - Хиггс едва ворочал языком. - Тогда поспешай!
      - Раз так серьезно, я поспешу...
      Через несколько минут ворота открылись на какие-то полметра, и два охранника вытолкнули в щель худощавого негра.
      Он с ужасом смотрел на бушующую толпу.
      - А ну иди сюда, дорогой, ты так любишь кататься на такси, теперь проедемся вместе! - обратился к нему верзила Рик Пирсон, которого все остальные признали своим предводителем.
      - Я не убивал шофера, сэр! - Голос Айела дрожал от страха. - Я вам все объясню. Я музыкант, а вчера в Гринвилле был праздник...
      - Вот весело! Музыкант! Мы тоже хотим повеселиться под музыку! - И с этими словами Пирсон ударил негра в лицо. - Ну-ка заткнись!
      Ударами кулаков и пинками негра загнали внутрь автомобиля.
      - А теперь - к водохранилищу! - скомандовал Пирсон.
      Колонна быстро выехала на окраину города и направилась к близлежащим отрогам гор. Сидящие в машинах ликовали и опустошали новые бутылки, чтобы привести себя в должное состояние для следующего акта.
      Наступила ночь. Слабо светила луна, смутно вырисовывалась во тьме плотина водохранилища. Волны укрощенной реки Салуда тихо плескались о каменную стену.
      Но от всей этой идиллии не осталось и следа, лишь только колонна прибыла на место.
      Фары автомашин освещали жуткую сцену.
      - Жаль, не захватили с собой факелов. Было бы совсем, как у Ку-клукс-клана. - Эти слова перекрыл взрыв хохота.
      Рик Пирсон стоял посредине освещенного круга, когда в него втолкнули Уилли Айела.
      - Мы живем в демократической стране, - начал свою речь руководитель белого сброда, - а потому каждый имеет право высказать здесь свое мнение. Но в счет идет только правда. Мы хотим знать, почему черный ублюдок заколол одного из наших. А потому слушай, как следует, ты, ниггер! Мы люди занятые, и времени у нас мало. Мы приехали на Салуду не для того, чтобы верить всяким сказкам. Расскажи-ка нам побыстрее, зачем убил?
      Это была самая длинная речь, которую когда-либо таксисты слышали от Рика Пирсона. Раздались аплодисменты.
      - Я не убивал, - тихо произнес Айел, - я никому в жизни не сделал зла.
      - Ты что, слов не понимаешь, жалкий койот?! - заорал Пирсон. - Нам не нужны сказки, нам нужна правда!
      - Это правда, сэр.
      - Такого наглеца я ещё в жизни своей не видывал. Верно, страдает плохой памятью. Но мы ему поможем. Билл, дай-ка ему хороший урок!
      Приземистый лысый мужчина бросился на негра и выкрутил бедняге правую руку.
      Айел отчаянно вскрикнул: пальцы у него были сломаны.
      - Клянусь всем святым, - заклинал он с искаженным от боли лицом, - это не я! Отпустите меня, прошу вас, отпустите меня обратно в тюрьму. Полиция наверняка найдет настоящего убийцу...
      - Сейчас мы проучим тебя за ложную клятву! - орал какой-то субъект из пьяной толпы. - А ну, Рик, дай-ка ему!
      Пирсон, известный во всем городе драчун, принялся за беззащитного негра. Его железные кулаки молотили по голове и телу юноши, пока тот не упал, обливаясь кровью.
      - Перестаньте! Я скажу все, что вы хотите!
      - Ты убил водителя?
      - Нет... Да, это я, это я его убил!
      Пирсон с торжеством оглянулся по сторонам:
      - Все слышали? Айел - убийца!
      Жестокое избиение продолжалось, поскольку каждый из пьяной орды хотел сыграть роль судьи Линча.
      Крики жертвы уже перешли в замирающий хрип...
      Звери-палачи оставили свою жертву лежать на месте преступления, и отправились в Гринвилл, где до полуночи обмывали в баре "справедливую" месть.
      На следующий день, когда весть о суде Линча распространилась по городу, большинство жителей восприняли её довольно равнодушно.
      - Правильно сделали, что линчевали этого черномазого, - говорили многие, - а то его, пожалуй, выпустили бы. И если теперь негры захотят вякнуть, то поостерегутся: будут знать, что старый судья Линч ещё жив!
      Разумеется, в Гринвилле имелось немало и порядочных людей, которые осуждали самосуд, но открыто высказывать свое мнение они не решались, ибо противопоставить себя буйствующим расистам было бы равнозначно самоубийству.
      Весть о самосуде достигла и города Либерти, где добрая дюжина свидетелей показала следующее: в ту ночь Уилли Айел велел таксисту отвезти себя на рыночную площадь, где и вышел. Покачиваясь и насвистывая, он отправился домой, и находился там до тех пор, пока на следующий день его не арестовала полиция. Таксист же развернулся на рыночной площади Либерти, посадил там в машину какого-то пассажира и поехал с ним в направлении Гринвилла.
      Это доказывало, что Уилли Айел не имел никакого отношения к убийству, за которое так зверски расправилась с ним толпа. Настоящего убийцу, кстати, так и не нашли.
      Позднее ФБР получило задание министерства юстиции расследовать это дело. Причем речь шла в первую очередь о выяснении весьма простого вопроса: действительно ли тюремные служащие Пайкинса нарушили в отношении подследственного арестанта Уилли Айела "гарантированные ему конституцией основные права", выдав его на растерзание толпе?
      Агенты ФБР пришли к выводу, что нарушение не имело места, поскольку служащие тюрьмы действовали под давлением и ничего иного в тот момент сделать не могли.
      И где-то на задворках расследования остался сам факт суда Линча.
      Джи-менам не стоило труда выяснить в Гринвилле имена всех 28 лиц, участвовавших в преступлении. Губернатор штата Южная Каролина даже возбудил затем против них судебное преследование.
      Но выводы ФБР сделали свое дело: раз ФБР подтвердило законность поведения тюремных служащих, которые не нарушили основных прав Айела, аргументировала защита убийц, - то, следовательно, по такому же принципу можно доказать и несправедливость обвинения весьма почтенных граждан города. Ведь никому из них и в голову не приходило лишать негра каких-либо гарантированных ему конституцией основных прав. Напротив, они расспрашивали его насчет убийства, а, следовательно, придавали большое значение свободе мнений. Что различия во мнениях бывают, известно каждому, и то, что порой из-за них происходит небольшой "обмен любезностями", - дело обычное. В результате произошел трагический несчастный случай, о котором все глубоко сожалеют. Бедный мистер Айел так неловко упал, что это явилось причиной его смерти. И вообще, инцидент в Пайкинсе нельзя рассматривать как похищение заключенного, ибо заключенным может считаться лишь тот, кто совершил какое-либо преступление. Айел же, как всем известно, убийцей не был, а, значит, можно сказать, что добросердечные граждане просто освободили невиновного из тюрьмы несколькими днями раньше, чем его выпустили бы власти.
      Защитники требовали оправдательного приговора, и суд в Гринвилле пошел им навстречу. Ни один волос не упал с головы убийц.
      Итак, суд оправдал линчевателей из Гринвилла, и ни ФБР, ни министерство юстиции не предприняли никаких шагов к наказанию виновных в этом отвратительном преступлении.
      "Инцидент" был для статистики присовокуплен к списку 800 тысяч тяжких преступлений, совершенных за 1947 год.
      Новый период в истории ФБР
      Администрация США считалась с возможностью роста преступности после второй мировой войны, но полагала, что спустя определенное время кульминационная точка будет преодолена, и затем все придет к "нормальному уровню".
      Действительно, преступность возросла по сравнению с довоенным периодом на 27 процентов, но ожидавшегося спада не наблюдалось. В 1952 году число зарегистрированных тяжких преступлений уже перевалило за два миллиона.
      Однако Гувер не видел оснований для волнений.
      "На фронте борьбы с преступностью мы вскоре выйдем из морального хаоса, идущего по пятам за всеми войнами. Многие факты позволяют на это надеяться", - писал он в 1956 году.
      Но шеф ФБР ошибался. Кривая преступлений продолжала круто идти вверх. В 1969 году она перешла пяти, а в 1972 году - шестимиллионную границу.
      Бурный рост преступности в США объясняется, конечно, многими причинами. Но определенную роль здесь играет и смещение акцентов в деятельности ФБР. Хотя расследование многих преступных деяний относится только к компетенции ФБР, его усилия в преобладающей степени были направлены на выполнение совсем других задач.
      Даже официальная статистика указывает, что более половины дел, ведущихся ФБР, носят политический характер.
      При этом следует учесть, что такие общие данные намеренно вводят людей в заблуждение, поскольку огромная часть акций, проводимых ФБР против прогрессивных сил, тоже подгоняется под рубрику борьбы с преступностью, чтобы опорочить эти силы, обмануть общественность. Между тем убийства, разбой, крупные кражи или взломы расследуются ФБР подчас с использованием незначительных средств.
      Новый период в развитии ФБР начался почти одновременно с процессом по делу о линчевателях в Гринвилле, и по иронии истории тоже со своего рода суда Линча - с процесса против "голливудской десятки".
      "Голливудская десятка"
      На скамьях для публики не оставалось ни одного свободного места. Среди тесно набившихся в зал суда людей находились многочисленные кинозвезды. Одни из них смотрели на происходящее с робким опасением, не исключая, и небезосновательно, что нечто подобное может коснуться их самих, другие - не без злорадства. Кроме того, среди публики было немало зевак, пришедших сюда просто из любопытства, чтобы вблизи поглазеть на своих экранных кумиров.
      За длинными столами сидели, раскрыв блокноты, почти две сотни журналистов. Кинооператоры в ожидании открытия заседания искали подходящие ракурсы для съемки.
      И, наконец, в зал вошли те, ради кого все собрались: голливудская знаменитость Герберт Биберман, известный своим фильмом "Соль земли", видные сценаристы Лестер Коул, Альва Бесси, Ринг Ларднер-младший, Джон Хоуард Лоусон, Далтон Трамбо и четверо других известных голливудских деятелей.
      Десятке, которую 27 октября 1947 года вызвали в Вашингтон на заседание сенатской комиссии по расследованию "антиамериканской деятельности", пришлось занять места, отведенные для подсудимых.
      Многие американские газеты в те дни писали, что только теперь удалось раскрыть "коварные замыслы" этой десятки; как пояснило же ФБР, действия этих кинематографистов должны рассматриваться в качестве "наиболее злостных преступлений против американского народа".
      Все это, разумеется, привлекло внимание любопытствующих, для которых Голливуд, с его скандальными историями и преступлениями, был загадочным и экзотичным миром. Теперь они рассчитывали заглянуть за его кулисы, став очевидцами разоблачения новых преступлений, в которых замешаны "знаменитости". Но после многочасового допроса многие зрители, особенно из молодых, были разочарованы.
      Что же такого сделали допрашиваемые? - недоумевали они, так как ни о каких преступлениях пока не было сказано ни слова.
      У десятерых обвиняемых выясняли данные, относящиеся к годам их молодости, спрашивали, когда они пришли работать в кино, кто их друзья, что они делают в свободное время, на что тратили деньги, часто ли бывали за границей или принимали у себя иностранцев, какое намерение преследовали тем или иным своим фильмом, кто подал им идею этого фильма, как часто посещали различные собрания. Но в первую очередь интересовались вопросом, который позднее, по ассоциации с популярной радио-викториной, получил ироническое название "64-долларового вопроса": "Являетесь ли вы сейчас или были когда-либо в прошлом членом коммунистической партии?"
      Слушание дела длилось до 30 октября.
      Обвиняемые на "64-долларовый вопрос" отвечать отказались; при этом они ссылались на ту статью конституции США, согласно которой ни один гражданин не может быть принужден давать сведения о своей принадлежности к той или иной политической организации. Они заявили, что вся эта процедура - не что иное, как "легализованная форма суда Линча".
      И, как выяснилось несколько позже, утверждение это отнюдь не являлось большим преувеличением. В нарушение их конституционного права не отвечать на подобные вопросы каждый из десяти кинематографистов получил шесть месяцев или год тюрьмы за "неуважение к конгрессу", как было сформулировано в обосновании приговора.
      После этой "десятки", перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности пришлось отвечать за свое мировоззрение ещё ряду видных деятелей Голливуда.
      До 1954 года были расторгнуты договоры примерно с тремя сотнями актеров, сценаристов, операторов и музыкантов.
      Приказ президента о "проверке лояльности"
      С окончанием процесса "голливудской десятки", в октябре 1947 года, в США машина "холодной войны" внутри страны была запущена на полные обороты.
      Официальный старт "холодной войне" дал Уинстон Черчилль своей печально известной речью 5 марта 1946 года в Фултоне (штат Миссури). Он сказал: "На русских больше всего действует аргумент силы", подразумевая тем самым, что следует создать англо-американский военный блок и придать его политике необходимую "убедительность" при помощи атомной бомбы. Ровно через неделю президент Трумэн, едва лишь год пробывший в Белом доме, показал всему миру, что практиковавшееся Рузвельтом сотрудничество с Советским Союзом уже принадлежит прошлому. Господство на всем земном шаре - такова была цель, и президент для начала потребовал от конгресса дополнительно к военному бюджету 400 миллионов долларов, чтобы "избежать коммунистической опасности".
      Как почти все американские президенты, Трумэн тоже пытался дать "теоретическое обоснование" своей политики, и в марте 1947 года провозгласил названную его именем доктрину - стратегические принципы внешней политики, направленные на "сдерживание" коммунизма.
      Основой внутриполитического "сдерживания" явился декрет, подписанный Трумэном 21 марта 1947 года и ставший известным как "распоряжение о проверке лояльности". Началась проверка политической благонадежности федеральных служащих США - от почтальонов и научных сотрудников государственных институтов до членов правительства.
      Проверке подвергались также служащие частных фирм и предприятий, выполнявшие правительственные или военные заказы. Ответственность за выполнение программы "проверки лояльности" была возложена на специальный орган - федеральное ведомство личного состава, а также на следственные органы соответствующих федеральных учреждений.
      Но в каждом отдельном случае в проверке непременно участвовало ФБР, ибо все анкеты проходили через его вашингтонский центр, где существовало только два варианта: или получение штемпеля "Никаких компрометирующих данных в ФБР не имеется", или задание джи-менам расследовать возникшее подозрение в политической неблагонадежности данного лица.
      Разумеется, ФБР в прежнем составе было не в состоянии осилить огромную гору работы по расследованию: только за период с 1933 года бюрократический аппарат правительства увеличился с 600 тысяч сотрудников до двух с лишним миллионов. И уже существовавшая в ФБР система сыска была теперь расширена.
      Вскоре во всех учреждениях сидели "доверенные лица" ФБР. Трумэновское "распоряжение о проверке лояльности" предписывало держать имена этих "информаторов" в строгой тайне. Повсюду в стране установилась гнетущая атмосфера, порой даже незначительные личные конфликты быстро перерастали в доносы; привлек к себе внимание ряд самоубийств.
      Из всех следственных органов того времени особенно печальную известность снискала уже упоминавшаяся сенатская комиссия по расследованию "антиамериканской деятельности".
      Председателем её с 1947 года являлся человек, имя которого стало символом поры "охоты на ведьм", - Джозеф Маккарти, сенатор от штата Висконсин.
      В ходе слушания дела "голливудской десятки" в октябре 1947 года он впервые продемонстрировал современные варианты инквизиции и психологического суда Линча. Тот, кого вызывали на допрос в комиссию Маккарти, был человек конченый, уничтоженный как личность или, по меньшей мере, лишенный своего материального положения. Отказ от дачи показаний или утвердительный ответ на "64-долларовый вопрос" всегда означал потерю работы, а зачастую тюрьму и как её следствие - подорванное здоровье, стоило человеку попасть в руки "расследователей". Если же кто-либо ради сохранения куска хлеба пытался выдать свою принадлежность к коммунистической партии за "временную ошибку", маккартисты требовали от него сведений обо всех известных ему членах этой партии. Того же, кто хоть раз что-нибудь "показал", они толкали все дальше по пути предательства.
      Таким образом, ФБР приобрело для себя немалое число осведомителей. Фред Дж. Кук в своей книге о ФБР отмечал, что между Гувером и Маккарти возникла "удивительная общность" взглядов и действий. Когда, например, сенатору для его пресловутой комиссии требовался новый сотрудник, шеф ФБР охотно отдавал в его распоряжение своего лучшего агента.
      Гувер и Маккарти даже проводили вместе свой отпуск на морском курорте Ла Джолла близ Сан-Диего в Калифорнии.
      Когда репортеры спросили шефа ФБР, каково его мнение о сенаторе, тот ответил: "У него энергичный характер... Я считаю его своим другом и полагаю, что он платит мне тем же".
      Подводя итог, Кук пишет о периоде "охоты на ведьм":
      "Это был неприкрытый облик возникающего фашизма. Это были методы, которыми пользовались Муссолини и Гитлер. При такой системе пускаются на любое предательство, лишь бы уничтожить политического оппонента. Тут уж больше не дискутируют о проблемах".
      Месть судьи Медины
      ...Стрелки электрических часов в зале суда на нью-йоркском Фоули-сквер показывали ровно 11 часов, когда судья Медина, кряхтя, уселся в кресло, бросил злобный взгляд на одиннадцать подсудимых, поправил черную мантию и повернулся к секретарю суда:
      - Пусть войдут присяжные.
      В зал гуськом вошли двенадцать мужчин и женщин.
      Началась длинная церемония опроса присяжных секретарем суда.
      Прежде всего, председатель суда разъяснил, что присяжные должны прийти к единогласному решению и признать всех обвиняемых "виновными в смысле предъявленного обвинения".
      Затем секретарь задал каждому из двенадцати присяжных один и тот же вопрос: "Считаете ли вы обвиняемого (например, Юджина Денниса), виновным в предъявленном ему обвинении?"
      Ответы гласили: "Да, все обвиняемые виновны".
      Обвиняемыми были Юджин Деннис, тогдашний Генеральный секретарь Коммунистической партии США, Генри Уинстон, нынешний Председатель Компартии США, Гэс Холл, её следующий Генеральный секретарь, и другие члены Национального комитета компартии.
      - Благодарю присяжных за проделанную работу и за это решение, - сказал в заключение процесса судья Медина. - Вы, леди и джентльмены, отнеслись к ней с должным рвением. Вы оказали нации огромную услугу. Еще раз благодарю вас.
      А затем судья огласил меру наказания: пять лет каторжной тюрьмы и 10 тысяч долларов денежного штрафа каждому приговоренному. Только Роберт Томпсон получил три года: судья учел его высокую награду, полученную в годы второй мировой войны. Дабы создать устрашающий прецедент для последующих процессов, судья Медина придумал нечто совсем необычное. Закрывая заседание суда, он потребовал, чтобы встали шестеро защитников.
      - За неуважение к суду и дурное поведение приговариваю к наказанию и вас тоже.
      Адвокаты обвиняемых получили от четырех недель до шести месяцев тюремного заключения.
      Судья Медина отомстил защитникам за то, что те протестовали, когда он лишал их слова. Этот процесс против руководства Коммунистической партии США, закончившийся 14 октября 1949 года, длился почти девять месяцев.
      Что же инкриминировалось обвиняемым?
      Суд опирался на так называемый закон Смита 1940 года.
      "Виновным в нарушении закона становится тот, - говорилось в нем, в частности, - кто сознательно или преднамеренно высказывается за обязательность, необходимость или целесообразность совершения насильственного переворота". Иначе говоря, предметом обвинения становились не какие-либо действия, а сами убеждения.
      Заговор против Компартии США ФБР начало готовить с 1946 года и через год уже собрало "доказательства". Из штаб-квартиры Гувера материалы были переданы в Верховную Прокуратуру США. Это - три заключения, насчитывающие вместе 1850 страниц, а также ещё 900 "улик" и "документов", которые в основном представляли собой цитаты из марксистских работ, речей обвиняемых, их случайные высказывания. Кроме того, имелись и показания свидетелей. Позже о практике получения свидетельств сообщали совершенно неприкрыто, официально:
      "Шпики, просочившиеся в партию, помогали длительным тайным расследованиям, днем и ночью проводившимся в различных городах..."
      Гувер даже счел необходимым назвать поименно некоторых агентов, которых ФБР за ряд предшествующих лет сумело внедрить в партию и которым поручило выступить в суде в качестве свидетелей обвинения.
      "С августа 1948 года по январь 1949 года ФБР провело примерно 60 совещаний в Верховной Прокуратуре и со своими доверенными людьми, готовыми дать показания".
      Одной из самых одиозных фигур среди тайных агентов был Герберт Филбрик, который, начиная с 1940 года, вел двойную жизнь. Он сам предложил свои услуги ФБР, и затем по его указанию вступил в Коммунистическую партию США, став членом её местного руководства в Бостоне. На нью-йоркском процессе против коммунистов этот провокатор выступал как важнейший свидетель обвинения.
      Две недели спустя после приговора судьи Медины по стране прокатилась новая волна преследований. Были арестованы ещё 17 видных функционеров Коммунистической партии США, в том числе Элизабет Гэрли Флинн. В итоге коммунистам было вынесено в общей сложности 108 приговоров, но ни разу - за какие-либо конкретные действия: судьи судили убеждения.
      14 октября 1949 года Юджин Деннис воспользовался своим последним словом, чтобы дать меткую оценку преступным приговорам буржуазного правосудия: "Я хотел бы обратить внимание на то, что трибуналы заседали и в нацистской Германии, и в муссолиниевской Италии, и что они тоже выносили профашистские приговоры. Но я хотел бы напомнить суду, что народы этих стран отбросили прочь те приговоры. Точно так же поступит наш народ, отторгнув вынесенные сейчас приговоры и решения. Народ сделает свой выбор в пользу мира, демократии и социального прогресса".
      В те октябрьские дни 1949 года машина сыска в штаб-квартире ФБР крутилась на полную мощь. Готовилось новое "дело".
      14. Подставные жертвы.
      Телефон из Синг-Синга не зазвонил
      Жертвы найдены
      "Директор ФБР Дж. Эдгар Гувер сидел за своим письменным столом в здании министерства юстиции на Пенсильвания-авеню и изучал секретное донесение. Из полученной информации следовало, что агенты иностранной державы похитили главный секрет атомной бомбы - секрет её конструкции и механизма взрывателя. Гувер снял трубку внутреннего телефона, отдал своему ближайшему сотруднику несколько приказаний, и уже вскоре гигантский аппарат ФБР пришел в движение.
      Суть гуверовских приказов сводилась к следующему: украден секрет атомной бомбы! Держи вора!
      Дело в том, что с 1 января 1947 года за сохранение секрета атомной бомбы отвечали уже не вооруженные силы, а ФБР. И вдруг Гувер получает сведения о столь возмутительном событии!
      Люди Гувера полетели в атомные лаборатории в Лос-Аламосе и Санта-Фе в штате Нью-Мексико, и на другие подобные объекты. Они переворошили все архивы и личные дела сотрудников комиссии по атомной энергии, допросили сотни лиц, которые, как им казалось, могли дать информацию, которая послужила бы зацепкой для расследования"...
      Этими словами Дон Уайтхед начинает звучащий как фантастика рассказ в своей, уже упоминавшейся, официальной истории ФБР, об "украденном" секрете атомной бомбы.
      Все дальнейшее развитие событий характерно для обстановки 1949 года. К тому времени ни "холодная война", ни "атомная" дипломатия американского империализма не привели к ожидаемым успехам. Поэтому были предприняты новые шаги к обострению международной обстановки.
      6 апреля 1949 года президент Трумэн заявил: "Я готов применить атомную бомбу ради мира во всем мире", а двумя днями раньше был заключен направленный против Советского Союза агрессивный Североатлантический пакт, создан блок НАТО. Антисоветская кампания приняла такие масштабы, что, по крайней мере, один из представителей высшей власти в США уже сам не смог отличить, где пропагандистская истерия, а где - действительность. С возгласом "Русские идут!" 22 мая 1949 года выбросился из окна 16-го этажа санатория министр обороны США Джеймс Форрестол. Верхушка военщины открыто обсуждала вопрос о возможности "превентивной войны" против Советского Союза. Однако воинственные разжигатели антисоветской истерии испытали отрезвляющий шок, когда СССР испытал свою первую атомную бомбу.
      Тем самым "атомная монополия" США кончилась.
      Один из основных тезисов империалистической пропаганды до тех пор постоянно базировался на якобы неограниченном превосходстве американской науки и техники над наукой и техникой страны социализма. После успешного испытания советской атомной бомбы у реакционных кругов США возникла мысль сохранить в новых условиях эту фикцию для мировой общественности и американского народа. Была пущена в ход ложь, будто Советский Союз "похитил" у Соединенных Штатов секрет атомной бомбы. Дабы придать этой лжи видимость правдоподобия, нужны были, разумеется, "атомные шпионы".
      Начались поиски подходящих жертв, которым можно было бы приписать "кражу секрета". Эти поиски продолжались до 18 июня 1950 года - дня, когда был арестован Юлиус Розенберг. 12 августа сотрудники ФБР арестовали и его жену Этель.
      "Дело Розенбергов" прекрасно вписывалось в политический ландшафт США, ибо спустя неделю после ареста Юлиуса началась американская агрессия в Корее. Пропагандистская волна шовинизма теперь дополнилась сенсационным сообщением о возмездии "атомным похитителям".
      Кто же были эти люди, которым ФБР предназначило роль жертв "фрэйм ап"?
      Этель Гринглас, родившаяся в 1916 году, и Юлиус Розенберг, родившийся в 1918 году, происходили из Лоуэр Ист-Сайда - восточной части Нью-Йорка, огромного района бедняков в этом многомиллионном городе. Хотя они закончили одну и ту же школу, но познакомились только в 1936 году.
      Этель работала в конторе. Несмотря на исключительные способности, ей пришлось отказаться от своей мечты стать актрисой и певицей, так как денег на образование не было. Иногда она выступала перед бастующими рабочими, а также участвовала в концертах с целью поддержки Испанской республики, которой угрожали фашисты.
      Юлиус отлично окончил школу, а в 1939 году получил диплом инженера-электрика; в том же году состоялась их свадьба с Этель. В 1942 году молодая супружеская пара подыскала себе небольшую квартиру, а год спустя родился сын Майкл.
      Их политическая деятельность началась тогда с посещений антифашистских митингов (иногда Этель выступала на них как певица) и со сбора пожертвований в пользу невинно осужденных буржуазным правосудием. Весьма вероятно, что уже в то время на Розенбергов было заведено досье в ФБР.
      Сначала Юлиус Розенберг работал в мелких фирмах, а потом находился на правительственной службе, в сигнальном корпусе в Нью-Йорке. Как и многие другие американцы, Этель и Юлиус Розенберг критически высказывались по поводу затягивания открытия "второго фронта" - высадки войск западных союзников в Нормандии, и не скрывали своего восхищения великолепными победами Советского Союза, союзника их собственной страны по антигитлеровской коалиции.
      Но, как известно, со вступлением Трумэна на пост президента США курс американской внешней политики изменился. Тот, кто в какой-либо форме высказывал свои симпатии к Советскому Союзу, ещё до эры Маккарти для государственной службы уже больше не годился. Юлиуса Розенберга уволили под часто применявшимся предлогом, что у него имеются "признаки коммунистических убеждений".
      Частная электрофирма, в которой он прежде работал над выполнением правительственных заказов, не захотела терять квалифицированного инженера и продолжала пользоваться его услугами, - однако лишь для выполнения тех заказов, которые не исходили от правительства. Никакого отношения к американским атомным проектам это предприятие не имело.
      Когда в конце 1945 года положение с заказами у фирмы ухудшилось, Юлиусу Розенбергу пришлось искать себе другой заработок, и он вместе с двумя братьями жены и ещё одним партнером, который предоставил для этого капитал, открыл небольшую мастерскую по ремонту машин.
      Один из братьев, Дэвид Гринглас, сыграл в жизни супругов Розенберг роковую роль. Дэвид носился с честолюбивой мечтой стать ученым, но провалился на всех экзаменах. В мастерской он работал спустя рукава, и жалобы клиентов не прекращались, так что доходы фирмы упали и денег не хватало даже на выплату зарплаты. Партнер, финансировавший предприятие, заявил, что он хочет работать дальше только с одним Юлиусом, поскольку тот - единственный человек, способный уберечь мастерскую от банкротства. После этого Дэвид и его брат Бернхард покинули фирму.
      Рут Гринглас, жена Дэвида, была горько разочарована. Она надеялась стать супругой профессора или директора, а теперь была вынуждена жить на жалкий заработок слесаря, да ещё и не слишком удачливого. Виновником такого поворота своей судьбы она считала, причем совершенно незаслуженно, Юлиуса Розенберга, руководившего автомастерской.
      Шпионаж при помощи... коробки из-под пудинга
      Когда ФБР по приказу Гувера начало поиски "атомных шпионов", Джи-мены натолкнулись на имя Дэвида Грингласа, который в 1943 году был призван в армию и служил в ней слесарем. В 1944 году он был переведен в Лос-Аламос.
      В поисках способов быстро разбогатеть Дэвид Гринглас совершил в Лос-Аламосе несколько краж, за которые в свое время никакого наказания не понес, так как известно о них стало лишь в 1950 году. В свете же строгих секретных предписаний "Манхэттенского проекта" каждая из этих краж уже расценивалась как шпионаж. А значит, за них полагалась смертная казнь или 30 лет каторжной тюрьмы. Таким образом, он оказался полностью во власти ФБР.
      Чтобы окончательно укрепить свои позиции, ФБР запаслось ещё и "весомым свидетелем". Некий Гарри Гоулд утверждал, что в 1945 году приобрел у Дэвида Грингласа за 500 долларов набросок схемы изготовления атомной бомбы. Этот Гоулд, который должен был отбывать длительный срок тюремного заключения, немедленно продался ФБР и доносил на своих соседей по тюрьме. Обвинением Дэвида Грингласа он надеялся заработать снижение срока.
      Итак, над Дэвидом Грингласом нависла угроза смертной казни. Аналогичная участь ждала и его жену Рут в случае, если бы было доказано, что она принимала какое-либо участие в краже или извлекла из неё какую-либо материальную выгоду.
      Но имелся единственный выход из создавшегося положения, и адвокат подсказал его супругам Гринглас. Закон, принятый ещё в 1878 году, гласил: "Соучастники заговора, не уличенные прежде ни в каком бесчестном преступлении, могут избегнуть судебного преследования, если они... полностью и откровенно расскажут все как свидетели". Тут ФБР осенило: соучастники!
      Сам Дэвид Гринглас - личность слишком бесцветная для того, чтобы стать главным героем процесса по делу о шпионаже, призванного взбудоражить весь мир. К тому же, это должен был быть человек, с репутацией коммуниста иначе желаемого антисоветского эффекта не достигнуть. Кроме того, кандидат в супершпионы должен разбираться в физике лучше, чем слесарь-ремонтник, даже если он сам и не работал в Лос-Аламосе...
      При допросах Грингласа, естественно, было названо имя Розенберга, упоминалось и об увольнении его с правительственной службы в 1945 году. Привлекло внимание и тогдашнее обоснование этого увольнения тем, что он якобы коммунист.
      Теперь у ФБР и американской юстиции был исходный пункт для организации "фрэйм ап" против супругов Розенберг, что отвечало и антисемитским настроениям.
      Дэвид Гринглас решил пожертвовать сестрой и её мужем, которого он считал виновником своего профессионального банкротства, и ради спасения собственной головы поведал ФБР именно то, что оно и хотело услышать: да, он передал Юлиусу Розенбергу набросок схемы изготовления атомной бомбы. Юлиус будто бы рассказал ему, что прекратил свою работу для коммунистической партии, так как нашел кое-что получше. "Юлиус сказал мне, - фантазировал Гринглас, - что теперь он может наконец делать то, что всегда хотел: поставлять информацию Советскому Союзу".
      На основе этих "обвинений" Этель и Юлиуса Розенберг допрашивали целыми часами и днями, но тем не менее никаких доказательств против них не было. Но решение о "виновности" Этель и Юлиуса Розенбергов было вынесено заранее.
      Официальная версия в изложении Дона Уайтхеда выглядела так: "Дэвид работал над атомной бомбой, самым смертоносным оружием, которое когда-либо изобрел человеческий мозг. Юлиус же и Этель хотели получить от него сведения об его открытиях, чтобы ими смогли воспользоваться русские...
      "Я дам тебе кое-что, и ты сможешь опознать человека, который придет к тебе", - сказал Юлиус Дэвиду. Затем Рут и Розенберги вышли на кухню. Юлиус оторвал кусок коробки из-под порошка для пудинга и разорвал его на две части. Одну из них он дал Рут Гринглас, и все трое вернулись в комнату. Дэвид Гринглас поглядел на обе половинки; если их составить вместе, место разрыва совпадет. "Ну и хитер же ты!" - заметил он.
      Юлиус засмеялся: "Чем проще, тем хитрее!"
      "В сентябре 1945 года, - пишет далее Дон Уайтхед, - Гринглас снова проводил свой отпуск в Нью-Йорке. На этот раз Гринглас, по его словам, передал Розенбергу эскиз поперечного разреза бомбы, сброшенной в Нагасаки. Гринглас нарисовал этот эскиз на основе своей работы над механизмом взрывателя и бесед между учеными и другими лицами, которые он подслушивал. Кроме эскизов, Розенберг получил также рукописные заметки о работах в Лос-Аламосе. Юлиус Розенберг был обрадован. "Это здорово", - похвалил он. Они поставили в комнате стол с картами и принесли туда пишущую машинку. Этель Розенберг перепечатала рукописные заметки Грингласа, а Юлиус и Рут исправили грамматические ошибки".
      Теперь обратимся к следующим фактам. В осуществлении проекта атомной бомбы участвовало более 150 тысяч сотрудников. И только самый узкий круг приближенных Роберта Оппенгеймера - директора проекта, - имел общее представление об этом проекте. Всем же другим сведения о функции и значении их конкретных частичных работ для проекта в целом были неизвестны. В одном докладе об атомном центре Хэнфорд говорилось, что только для схематического наброска технологического процесса на данном предприятии потребовалось 30 толстых книг. Аналогичная ситуация была и в атомных центрах Ок-Ридж или Лос-Аламос.
      И вот здесь-то всего один человек, слесарь-ремонтник в чине сержанта, "на основе собственной работы" и на основе подслушивания бесед смог воссоздать чертежи и технологический процесс создания атомной бомбы!
      Во время судебного процесса против Этель и Юлиуса Розенберг выдвигались только обвинения, исходившие от супругов Гринглас, выступали или подвергнутые давлению ФБР "свидетели", или тщательно подобранная группа судей и прокуроров, которые всячески старались представить обвиняемых коммунистами. Например, фотограф Вен Шнайдер под присягой показал, что супруги Розенберг снимались в его ателье для паспорта, чтобы сбежать в Мексику. После процесса служащий ФБР Джон Гаррингтон заявил, что это утверждение было получено от фотографа путем шантажа. Сам Шнайдер признался, что прежде никогда обвиняемых не видел.
      Кроме того, было возбуждено обвинение против Мортона Собелла, товарища Юлиуса Розенберга по учебе.
      Оба со школьных лет встречались всего несколько раз. Тот факт, что Собелл как раз в период, когда развернулись "поиски атомных шпионов", уехал в отпуск в Мексику, ФБР расценило как бегство. Собелл был обвинен, как указывалось официально, в "заговоре с целью шпионажа". Прокурор обвинил его - опять же без всяких доказательств - в том, что он являлся "связным русских". Ведь для того, чтобы сделать спектакль убедительным для американцев, нужно было представить и "связного"!
      Поскольку доказать ничего не удалось, суд направил свои усилия на детальное установление места и времени, где и когда встречались вместе обвиняемые или "свидетели".
      Эти встречи, вполне обычные и нормальные между друзьями и родственниками, истолковывались как таинственные связи. Скандальная пресса сообщала о каждой такой встрече, подавая её как "идущее шаг за шагом разоблачение атомного шпионажа", и утверждала, будто Розенберги подвергли Соединенные Штаты чудовищную опасности.
      Сообщения для прессы писал в качестве "специалиста" небезызвестный генерал Л. Клей7.
      "Через десять секунд после того, как над Нью-Йорком была бы сброшена атомная бомба, - писал он, - в радиусе полумили оказалось бы уничтоженным все живое. Вот такую-то судьбу и хотели уготовить Соединенным Штатам обвиняемые!"
      На электрическом стуле
      Процесс начался 6 марта 1951 года в здании суда на Фоули-сквер в Нью-Йорке.
      Ирвинг Кауфман, в свои 40 лет самый молодой и вместе с тем весьма честолюбивый член Верховного суда США, старался играть роль справедливого судьи.
      - То, что я должен сказать, - заявил он, оглашая 5 апреля приговор, непросто для меня. Я размышлял над этим, днями и ночами, тщательно взвешивал доказательства, изучал дела и советовался со свой совестью. И все-таки я убежден, что нарушил бы важнейший и священный долг, возложенный на меня народом моей страны, если бы мягко обошелся с обвиняемыми Юлиусом и Этель Розенберг. Итак, я приговариваю их к смертной казни. Суд решил, что они должны быть казнены, в соответствии с законом, в течение недели, начинающейся в понедельник 21 мая. А теперь объявляю небольшой перерыв...
      После перерыва Кауфман продолжал:
      - Я приговариваю Мартина Собелла к тридцати годам каторжной тюрьмы. Хотя с моей стороны это может показаться излишним, я пользуюсь случаем заявить, что я - против любого помилования.
      Этель и Юлиуса Розенберг отвезли в расположенную тридцатью милями севернее их родного города тюрьму Синг-Синг. Там они сидели, отделенные друг от друга тридцатью метрами, в изолированных камерах смертников, рядом с помещением для казни на электрическом стуле.
      За время процесса правая пресса добилась большого успеха в воздействии на умы многих людей. Но постепенно становилось известно, какие чудовищные фальсификации привели к смертному приговору. И хотя для того, чтобы выступить в защиту Розенбергов, требовалось огромное мужество (юстиция США своим "фрэйм ап" продемонстрировала, на что она способна), все же нашлось большое число честных американцев, создавших примерно 70 комитетов, которые требовали "справедливости в деле Розенбергов".
      В апелляционный суд было подано семь прошений, ходатайство о пересмотре дела было направлено в Верховный суд США, но все эти прошения и ходатайства были отклонены.
      Два прошения о помиловании были направлены самому президенту. Альберт Эйнштейн посылал письма в Белый дом.
      Лауреат Нобелевской премии Гарольд О. Юри, один из ведущих ученых в области атомной энергии, выступал в "Нью-Йорк таймс" в защиту Этель и Юлиуса Розенберг и просил о личной встрече с министром юстиции и президентом США, но допущен к ним не был. В защиту несправедливо осужденных выступили даже два члена Верховного суда США.
      Волна протеста охватила все страны мира, и стало ясно, что цель, которую преследовала в связи с процессом империалистическая пропаганда, достигнута не была. Результат оказался противоположным: вместо ожидаемого роста престижа Соединенных Штатов, ФБР и американская юстиция оказались пригвожденными к позорному столбу.
      Тогда организаторы процесса попытались добиться своего с помощью трюка. Этель и Юлиусу Розенберг объявили, что смертный приговор будет отменен, если они признаются в "выдаче секрета атомной бомбы". Этель и Юлиус оказались стойкими до конца и не запятнали своей чести ложью. Телефоны прямой связи с ФБР, установленные в камерах обоих смертников Синг-Синга, не зазвонили.
      Несмотря на протесты миллионов людей во всех странах мира, 19 июня 1953 года Этель и Юлиус Розенберг погибли на электрическом стуле.
      Через десять лет стали известны новые доказательства их невиновности. 6 февраля 1963 года Вашингтонский апелляционный суд констатировал, что Розенберги, будь они живы, имели бы право потребовать пересмотра дела.
      Набросок схемы изготовления атомной бомбы, который Дэвид Гринглас якобы передал Юлиусу Розенбергу, был опубликован в американских газетах. Специалисты охарактеризовали его как "детские, не представляющие никакой ценности каракули".
      Вскоре после казни Розенбергов двум ведущим сотрудникам американской комиссии по атомной энергии, исполнительному секретарю доктору Лэппу и руководителю ведомства классификации доктору Беккерли, пришлось признать, что в научном плане совершенно невозможно выдать какие-либо атомные секреты, поскольку "атомные и водородные бомбы не могут быть выкрадены и переправлены в форме информации".
      Всемирное движение в защиту Этель и Юлиуса Розенберг достигло в 1953 году невиданного размаха, но оно не оказалось достаточно сильным, чтобы удержать империалистическую юстицию от дальнейших судебных преступлений.
      Долгое время не смолкали требования освободить Мартена Собелла. Наконец в 1971 году для него все же раскрылись двери каторжной тюрьмы, хотя невиновность его была неопровержимо доказана ещё много лет назад.
      14 мая 1974 года агентство АДН сообщало из Вашингтона: "Юристы США изучают судебное убийство Розенбергов. Комитет видных американских юристов, образованный в Нью-Йорке, намерен проанализировать обстоятельства судебного убийства супругов Розенберг. На основании многочисленных документов юристы пришли к выводу, что обвинение против них было сфабриковано; теперь имеются неопровержимые доказательства их невиновности. Этель и Юлиус Розенберг были в марте 1951 года приговорены к смертной казни за мнимый атомный шпионаж в пользу Советского Союза".
      Еще несколькими десятилетиями спустя один из видных советских разведчиков поделился своими воспоминаниями об "атомном шпионаже". По его словам и процитиррованным им высказыванием московского супершпиона Рудольфа Абеля, заслуги в создании советской атомной бомбы надо разделить наполовину между учеными из группы Курчатова и разведчиками. О "технологии" выведывания американских секретов и способах их передачи в СССР, естественно, ничего и не было сказано; какая-то особая роль супругов Розенбергов в том не акцентируется. Очень вероятно, что ничего "такого" они и не совершали. Наверняка они не передавали существенных технологических секретов - это было просто недоступно на их уровне. Но подумаем вот о чем: а была ли в подробностях такая острая, "стратегическая" потребность? Собственная научно-технологическая база в СССР и уровень ученых, которые были приставлены к ядерному проекту, не столь существенно уступали американским. И они знали главное: что атомная бомба создана, что в её теоретической основе - те же разработки довоенного периода, в создании которых они сами принимали участие. Разведданные сыграли существенную роль в выборе технических и технологических решений, в конечном счете - в сокращении времени и усилий, которые потребовались для создания бомбы.
      ...Полтора года спустя после убийства Розенбергов эра маккартизма в США официально подошла к концу. В поисках скрытых врагов, сенатор от Висконсина перешел все границы допустимого и стал косвенно подозревать в распространении "коммунистической заразы" даже... самих президентов Трумэна и Эйзенхауэра, вооруженные силы страны и сенат, вопя о "коммунистическом влиянии в армии и правительстве".
      2 декабря 1954 года сенат 67 голосами против 22 выразил Маккарти недоверие, чем и закончилась судьба этого "охотника за ведьмами". Но дух его продолжает жить в иной форме. Практика проведения ФБР "фрэйм ап" отнюдь не умерла. Кроме того, ФБР стало действовать и на новом фронте.
      За доктриной Трумэна последовала "политика отбрасывания", провозглашенная тогдашним государственным секретарем Джоном Фостером Даллесом. Но и эта стратегия, имевшая своей целью "отбрасывание социализма", не привела к реальным успехам. Более того, именно в годы её "действия" произошли несколько весьма болезненных для американской политики явлений. Прежде всего это - переворот на Кубе, после которого, как было принято писать в прокоммунистической прессе, "с победой кубинской революции впервые в истории был совершен прорыв к социализму и в Западном полушарии". Затем произошли целый ряд "левых" переворотов в странах Ближнего Востока и Африки. Антиамериканизм в той или иной форме стал доминирующим в политике нескольких десятков стран - и это очевидно свидетельствовало, что политическая доктрина требует изменения.
      Различные монополистические группы США искали свои, наиболее целесообразные, с их точки зрения, пути политики США. Разногласия порой обострялись, доходя до открытой схватки за власть. Разумеется, не стояло в стороне от неё и ФБР.
      15. Громкие политические убийства.
      Убийство в Техасе "Командой семерых"
      Человек в зеленом комбинезоне
      22 ноября 1963 года. 1036-й день пребывания Джона Фитцджеральда Кеннеди на посту президента Соединенных Штатов Америки. С утра над Далласом нависали грозовые тучи, но к 11 часам дня погода прояснилась. Несмотря на осень, второй по величине город Техаса ещё купался в лучах горячего южного солнца. В 11 часов 40 минут в аэропорту Лав Филд на окраине Далласа приземлился личный служебный самолет президента "Us Air Force-l". В двухмиллионный город, центр техасской промышленности, прибыл Джон Ф. Кеннеди.
      Собственно, поводом для этого визита служили предстоящие в 1964 году президентские выборы.
      В 1960 году кандидат от республиканской партии Ричард Никсон получил в Техасе незначительное большинство голосов, и теперь, накануне новой избирательной кампании, в ходе которой шла борьба за голоса избирателей, надлежало повысить шансы демократической партии личным выступлением президента. Торжественная встреча по программе должна была состояться в Торговом центре, находившемся, как и аэропорт, на окраине Далласа.
      Первоначально предполагалось, что колонна автомашин быстро проедет промежуточный участок, минуя центр города. Но видные деятели демократической партии выражали настойчивое желание, чтобы Кеннеди парадным образом медленно проехал через внутреннюю часть города, дабы его могли увидеть как можно больше избирателей. Президент согласился.
      Если ехать от аэропорта к Торговому центру через центр Далласа, то после пригорода путь идет сначала по Мейн-стрит, которая прорезает деловые кварталы с востока на запад и вливается в площадь Дили. Затем прямо под железнодорожный мост, и сразу же за мостом дорога сворачивает на Стеммонс-Фриуэй, ведущую к Торговому центру. Таков был обычный путь, которым должен был бы следовать и президентский кортеж.
      В машине впереди Джона Ф. Кеннеди сидел губернатор Техаса Джон Коннэли, разработавший всю программу поездки. Однако колонна, достигнув конца Мейн-стрит, вместо того чтобы двигаться прямо к площади Дили, свернула на Хьюстон-стрит, т. е. совершила объезд, чему позже никто не мог дать вразумительного объяснения.
      Кортеж медленно ехал по Хьюстон-стрит, чтобы вскоре повернуть налево, на Элм-стрит. На этом перекрестке среди других домов возвышалось оранжевое семиэтажное здание, в котором помещался книжный склад "Texas school book depository". Как и повсюду в Далласе, где проезжал в эту пятницу президент, здесь на тротуарах тоже стояла толпа. Прием оказался более дружественным, чем ожидалось.
      Всего несколько недель назад, 24 октября 1963 года, постоянный представитель США в ООН Эдлай Стивенсон, выступая здесь, в "Dallas memorial auditorium", в защиту политики Кеннеди, подвергся оскорблениям. Вот почему губернатор Техаса Коннэли предостерегал президента от поездки в "город правых экстремистов", как называли Даллас. Теперь казалось, что опасения губернатора были напрасны. Президент и губернатор взаимно выражали радость и удовлетворение спокойной поездкой по городу.
      Тем временем колонна автомашин достигла Элм-стрит и теперь медленно ехала вниз по улице, которая затем уходила в туннель под железнодорожным мостом. Никто из людей, стоявших на улице, не обратил вначале внимания на человека в зеленом комбинезоне, который вдруг вскинул вверх руки, издал пронзительный вопль и стал кататься по земле. Тело его дергалось в судорогах, на губах появилась пена. Это было похоже на приступ эпилепсии. Машина президента подъехала к этому месту. В этот момент на Элм-стрит раздались выстрелы.
      Раненый Джон Ф. Кеннеди упал на руки сидевшей рядом жены. Следующая пуля поразила навылет губернатора Коннэли, а третья вновь попала в президента.
      Часы на здании "Texas school book depository" показывали 12 часов 43 минуты. Мотор президентской машины взревел, заглушая крики ужаса, и она бешено помчалась в направлении Парклендского госпиталя. Началась отчаянная битва за жизнь президента. Губернатор Конэлли был ранен хотя и тяжело, но не опасно для жизни. Спустя 51 минуту после выстрелов на далласской Элм-стрит, в 13 часов 34 минуты, Джон Ф. Кеннеди скончался. Четвертый президент США пал от пули убийц.
      Конституция и законы Соединенных Штатов Америки содержат совершенно точные положения, которыми, в частности, регулируется порядок передачи поста президента действующему на тот момент вице-президенту. И вот Линдон Б. Джонсон, много лет боровшийся за власть в Белом доме, вдруг оказался у цели. Но законы требовали также, чтобы в случае убийства, невзирая на личность убитого, производилось вскрытие, причем это было в сфере компетенции соответствующего местного суда. Однако недвусмысленное положение закона нарушили и, несмотря на протест судьи, тело президента Кеннеди примерно через два часа после смерти было отправлено на самолете в Вашингтон, а затем в госпиталь Бетесда (штат Мэриленд).
      Этот госпиталь подчинялся военно-морскому ведомству, и, таким образом, вскрытие оказалось переданным военной инстанции. Судебно-медицинская экспертиза, тоже вопреки законам, была произведена не независимыми судебными врачами, а тремя специально подобранными военными врачами в высоких военно-морских чинах.
      Ответственность за все эти незаконные действия ложилась и на Кеннета 0'Доннела, шефа "Secret service", отвечавшей за безопасность президента. Кеннеди предварительно послал его в Даллас, чтобы урегулировать детали визита, и в частности определить маршрут в городе. Таким образом, 0'Доннел был косвенно виновен в соучастии в убийстве, происшедшем в Далласе, поскольку он принял решающее участие в выборе такого маршрута торжественного проезда через город, который противоречил всем правилам безопасности. Кроме того, он не воспрепятствовал объезду. Свое решение о переносе процедуры вскрытия в Бетесде 0'Доннел впоследствии оправдывал тем, что хотел избавить миссис Кеннеди от долгого пребывания в городе, где убили её мужа.
      Что же произошло в Далласе после того, как машина президента на огромной скорости покинула Элм-стрит?
      Убийство Освальда
      Через две минуты после убийства, в 12 часов 45 минут, полицейское радио Далласа отдало приказ об аресте предполагаемого убийцы президента:
      "Разыскивается белый мужчина, примерно 30 лет, фигура худощавая, рост 5 футов 10 дюймов, вес 165 фунтов".
      Радиограмма была повторена в 12 часов 48 минут и в 12 часов 55 минут.
      Не прошло и получаса с момента начала розыска, как на 10-й стрит, примерно в шести километрах от места убийства, вновь прогремели выстрелы, и полицейский Дж. Д. Типпит, смертельно раненный, упал на мостовую около своей патрульной машины.
      Полицейское радио передало, что жертвой убийцы президента стал ещё один человек. Вновь и вновь передавался приказ о розыске. Наконец в 14 часов 50 минут последовало ошеломляющее сообщение, что по подозрению в убийстве президента схвачен 24-летний Ли Харви Освальд.
      Вскоре стали известны и некоторые подробности.
      Генри Уэйд, окружной прокурор Далласа, и Джесс Э. Керри, начальник городской полиции, стремились превзойти друг друга сенсационностью сообщений: "Освальд - коммунист и является орудием международного заговора с целью убийства президента Кеннеди". Не прошло и нескольких часов, как версия эта отпала. Государственный департамент заявил, что никаких доказательств "международного заговора" не имеется.
      Затем из Далласа пришла другая версия: Освальд - одиночка, никаких сообщников у него не было и смертельные выстрелы, общим числом три, он произвел из окна седьмого этажа здания "Texas school book depository".
      Однако утверждение, что Освальд - коммунист, сохранялось. В качестве "доказательства" выдвигалось его пребывание в Советском Союзе с октября 1959 года до июня 1962 года и женитьба на советской подданной. Полицейским властям Далласа не хватало только личного признания обвиняемого. Пресса, радио и телевидение не оставляли никакого сомнения в том, что убийцу президента зовут Освальд.
      Два дня спустя после выстрелов в Далласе миллионы телезрителей стали невольными очевидцами нового преступления. На экране телевизоров появилась заставка "Life" ("Жизнь", или "прямой эфир"), и то, что увидели затем телезрители, было вполне достойно самого громкого вестерна.
      Когда Ли Харви Освальда, окруженного здоровенными, как быки, техасскими полицейскими и агентами ФБР, должны были перевозить из полицейской тюрьмы Далласа в окружную тюрьму, справа из толпы вдруг появилась фигура какого-то мужчины в темном костюме и светлой шляпе. Сделав несколько шагов вперед, этот человек оказался прямо против Освальда, без всяких помех со стороны многочисленных охранников предполагаемого убийцы президента, вынул револьвер и несколько раз выстрелил в Освальда.
      Тот рухнул прежде, чем убийцу успели схватить.
      Некоторое время спустя ошеломленные телезрители узнали новые сенсационные подробности: Джек Руби, владелец далласского ночного бара "Карусель", убил Освальда из преклонения перед Джекки Кеннеди! Он, мол, хотел пощадить её чувства, ибо для него была невыносима сама мысль, что обожаемой им Джекки придется выступать на процессе Освальда в качестве свидетельницы.
      События в Далласе 22-24 ноября 1963 года без всяких комментариев показывают, что убийство президента Кеннеди произошло при загадочных обстоятельствах, и в описании его имеется много несообразностей, в результате чего быстро возникло сомнение в истинности официальной версии об "убийце-одиночке". Как могло случиться, задавало вопрос множество людей, что человека, которого обвинили в убийстве президента, т. е., возможно, того самого, кто мог бы пролить свет на происшедшее, убрали на глазах всей нации, заставив замолчать навеки?
      Когда же затем стали известны сведения о личности Джека Руби, его заявление зазвучало просто неправдоподобно.
      Босс подозрительного злачного места, замешанный в сомнительных делишках, многие годы работавший на полицию в качестве шпика, - нет, такой человек не мог действовать бескорыстно и самозабвенно даже ради "первой леди" страны!
      Доклад комиссии Уоррена
      Кому было на пользу убийство Джона Ф. Кеннеди? Этот вопрос задавали себе не только официальные следователи.
      И кое-кто считал: разумеется, новому президенту Линдону Б. Джонсону, который уже не раз предпринимал "набеги" на Белый дом, неизменно кончавшиеся провалом. А теперь он достиг своей цели.
      Чтобы покончить с вопросами и домыслами такого рода, Джонсон 29 ноября 1963 года распорядился поручить расследование обстоятельств убийства президента Кеннеди специальной комиссии. Возглавить её должен был Эрл Уоррен, председатель Верховного суда США, но в личной беседе с Джонсоном он вначале отказался от участия в этом проекте.
      Уоррен считался человеком незапятнанной репутации, пользовался большим авторитетом и никогда не был замешан в каких-либо скандалах. Желание Джонсона поручить расследование столь уважаемому человеку было так же понятно, как и отказ Уоррена, чувствовавшего, что согласие пойти на это может подорвать его собственную репутацию. Но, так или иначе, Джонсону удалось переубедить Уоррена.
      Верховный судья впоследствии писал, как это произошло:
      "- Вы ведь служили прежде в армии Соединенных Штатов? - спросил меня президент Джонсон. - Если бы я попросил вас от имени нации вновь надеть военную форму, вы бы сделали это?
      - Конечно, - ответил я.
      - Сейчас я прошу вас оказать гораздо более важную услугу.
      - Если вы ставите вопрос таким образом, - сказал я, - мне остается только согласиться".
      Отвечает ли этот патриотический вариант истине или нет - неизвестно. Во всяком случае, Уоррен не проявил твердости характера, чтобы отклонить предложение Джонсона.
      Еще до начала работы комиссии некоторые журналисты задавали верховному судье вопрос насчет ожидаемых результатов расследования.
      Эрл Уоррен отвечал коротко и ясно: "Определенные обстоятельства и факты, относящиеся к убийству президента Кеннеди, общественность, из соображений государственной безопасности, сможет узнать только через 75 лет".
      От дальнейших комментариев Уоррен отказался.
      В начале декабря 1963 года комиссия Уоррена - под таким названием она стала известна, - приступила к работе. Кроме председателя, в неё входили ещё шесть человек: Хейл Боггс из Алабамы и Джеральд Р. Форд из Мичигана (будущий президент США), сенаторы Ричард Б. Рассел из Джорджии и Джон С. Купер из Кентукки, а также бывший шеф ЦРУ Аллен Даллес и нью-йоркский банкир Джон Макклой.
      За 10 месяцев комиссия проделала гигантскую работу: были допрошены 552 свидетеля, рассмотрены 3154 доказательства. 44 машинистки перепечатали рукопись объемом свыше 30 тысяч страниц.
      Со всеми дополнениями и приложениями доклад составил 27 толстых томов. На 888 страницах первого тома давалось обобщенное изложение дела.
      Ранним утром 25 сентября 1964 года в канцелярии президента возникла длинная очередь журналистов: им выдавали упомянутый первый том.
      Через два дня газеты опубликовали доклад комиссии Уоррена в сокращенном виде.
      Квинтэссенцию его можно выразить несколькими фразами: убийца президента Кеннеди и полицейского Дж. Д. Типпита - Ли Харви Освальд. Джек Руби застрелил Освальда. Освальд и Руби действовали как одиночки. Никто за ними не стоял. Никакого заговора не существовало.
      В начале доклада провозглашалось, что он содержит "только правду".
      И он действительно содержит её, но отнюдь не в главных своих утверждениях и выводах. Правда, как это часто бывает, содержится в деталях.
      "Доклад комиссии Уоррена" сообщает о множестве эпизодов и цитирует сотни свидетельских показаний. Любой внимательный читатель наталкивается на многочисленные противоречия, которые, при всей своей мозаичности, должны привести к выводу, что президент Кеннеди, вопреки утверждению доклада, стал жертвой тщательно продуманного, весьма коварно организованного заговора. Освальд же, самое большее, выступал второстепенной фигурой в крупной игре.
      Типичным примером таких противоречий явилось само объявление о розыске.
      Уже через две (!) минуты после смертельных выстрелов, в 12 часов 45 минут, полиция Далласа, как известно, дала описание преступника, указывающее на Освальда, и объявила розыск. "Доклад Уоррена" упоминает этот факт. Восемьюдесятью страницами ранее утверждается, что указание о том, что человек, разыскиваемый по радиограмме, подозревается в убийстве президента, полиция получила самое раннее в 13 часов 12 минут.
      Но как могла полиция ещё за 27 минут до этого объективного подозрения разыскивать Освальда?
      И откуда она уже через две минуты после того, как раздались смертельные выстрелы, могла знать рост и вес человека, которого некий свидетель видел будто бы с улицы через окно шестого этажа стоящим на коленях, лишь в общих чертах различив лицо и плечи? Да к тому же свидетель этот дал свои показания полиции гораздо позже.
      Ни один сочинитель детективных романов не решился бы подсунуть читателю такие явные противоречия; а комиссия Уоррена решилась сделать это.
      Разумеется, в ней не нашлось ни одного человека, который не заметил бы этих подозрительных моментов. Но все они ушли от сверлящих вопросов общественности и лишь невозмутимо отметили в своем докладе, что такие факты относятся ко многим не согласующимся обстоятельствам в деле об убийстве президента.
      Многочисленные противоречия комиссия оставила совершенно невыясненными.
      Так, "Доклад Уоррена" весьма подробно распространяется насчет мотивов действий Освальда и, в конечном итоге, констатирует, что мнимый убийца прожил свою жизнь неудачником, но был тщеславен и убийством Кеннеди хотел приобрести всемирную известность. И без всякого ответа остается логически вытекающий отсюда вопрос: почему же в таком случае Освальд, обуреваемый столь честолюбивыми желаниями и претензиями на бессмертие, категорически отрицал свою причастность к убийству?
      Большинство граждан США, разумеется, "Доклад Уоррена" не читало: кому охота брать на себя труд прочесть том в 888 страниц да ещё в 26 раз более объемное приложение!
      В конце сентября 1964 года американская пресса довольно единодушно с одобрением сообщала о внушительной работе, проделанной Эрлом Уорреном и членами его комиссии.
      Сомнений в отношении доклада первоначально не высказывалось.
      Общественное мнение определялось или формировалось такими газетными сообщениями, и поэтому на первых порах версии, преподнесенной комиссией, верили.
      Гувер продолжает находиться на своем посту
      После смертельных выстрелов в Далласе первые расследования (как мы видели, довольно странные) проводила местная полиция. Однако вскоре дело перешло в ведение ФБР, и большинство материалов, сообщений и описаний для "Доклада Уоррена" поставлял Гувер.
      У специалистов этот факт вызвал, прежде всего, удивление, ибо, согласно законодательным положениям, ФБР могло вмешаться в расследование убийства (даже если речь шла о президенте) только в том случае, если подозреваемый преступник пересек границу между двумя штатами. Для ФБР убийцей тогда, как и сегодня, официально был Освальд - человек, который, как известно, после 22 ноября 1963 года границу Техаса не пересекал. Убийство президента автоматически становилось "делом федерального значения" лишь по закону, который приняли через пять лет.
      Позже ФБР объявило, что все мыслимые возможности расследования исчерпаны. Это должны были подтвердить цифры: проведено 25 тысяч допросов, в расследовании участвовало 5 тысяч сотрудников ФБР и вспомогательного персонала.
      О реальных результатах "усилий" ФБР сообщено не было. Однако в печати появились публикации о том, что за несколько дней до покушения Гувер был информирован о его плане, а впоследствии принял все возможные меры для сокрытия истины.
      Красноречивым свидетельством отношения Гувера к убийству президента Кеннеди служит его поведение в тот трагический день.
      На вилле брата президента, министра юстиции Роберта Кеннеди, в Маклине зазвонил телефон.
      "Говорит Гувер, - услышал Р. Кеннеди в трубке. - Я должен сообщить вам: на президента совершено покушение.
      - Его дела плохи?
      - Не знаю. Я позвоню вам, как только узнаю что-нибудь новое".
      Немного позже Гувер позвонил опять и без всякого волнения сообщил: "Президент умер".
      Не добавив ни единого слова сочувствия, шеф ФБР положил трубку. Затем вызвал в кабинет секретаршу, показал на телефонный аппарат прямой связи с министром юстиции и распорядился: "Поставьте эту штуку на прежнее место!"
      Из своего пренебрежения к семье Кеннеди Гувер почти никогда секрета не делал, а по отношению к непосредственному начальнику - министру юстиции Роберту Кеннеди, - особенно часто вел себя высокомерно и самоуправно. Когда у Роберта Кеннеди появлялась необходимость переговорить с шефом ФБР, ему зачастую приходилось самому отправляться к нему. Однажды это ему надоело, и он велел установить на столе Гувера телефон прямой связи.
      Прошло совсем немного времени с момента смерти президента Кеннеди, как шеф ФБР приказал ликвидировать эту прямую связь. Отныне, вопреки существовавшим уже многие десятилетия служебным инструкциям, он стал принимать указания только от Джонсона.
      Журнал "Newsweek" писал:
      "Буквально через несколько минут после убийства президента Гувер разорвал дипломатические отношения с министерством юстиции. По всем делам отныне он обращался непосредственно в Белый дом.
      Гувер даже не счел нужным послать Роберту соболезнование в связи с гибелью его брата".
      Тринадцать убийств
      "Можно некоторое время обманывать весь народ, можно все время обманывать часть народа, но невозможно обманывать все время весь народ".
      Эти слова, подтвердившиеся сто лет спустя, принадлежат Аврааму Линкольну.
      Постепенно вера в насчитывающий 30 тысяч страниц доклад комиссии Уоррена рассеивалась.
      Еще во время составления доклада верховным судьей и его верными сподвижниками в нью-йоркском издательстве "Marzani and Munsell" вышла книга под названием "Освальд: убийца или козел отпущения?".
      Автор её - Иоахим Йостен, американский публицист немецкого происхождения. Хотя вся пресса молчала насчет расследования, которое могло бы опровергнуть официальную "Освальд-стори", книга разошлась большим тиражом. Уже в начале 1965 года появилось её второе издание.
      Автор и издатели проявили незаурядное мужество, ибо убийцы Кеннеди уже начали играть кровавый эпилог драмы.
      Новое разоблачение поступило от другого мужественного человека - Пенна Джонеса, редактора небольшого еженедельника "The Midlothian Mirror". Начиная с 3 июня 1965 года в этом журнале, издававшемся в Мидлосиэне, небольшом городе близ Далласа, печаталась серия статей, опровергавшая "Доклад Уоррена".
      В статье, опубликованной 3 февраля 1966 года, Джонес приводил результаты произведенного им подсчета: минимум 13 человек, сумевших как-либо заглянуть за кулисы событий в Далласе, уже умерли насильственной или таинственной смертью.
      "Из этих 13 человек, - констатировал Пенн Джонес, - большинство либо были знакомы с Руби и Освальдом, либо имели случай разговаривать с ними наедине после того, как Руби и Освальд сыграли свою роль".
      Можно полагать, что через несколько лет это число - 13 - почти удвоилось.
      Вечером того дня, когда владелец бара застрелил Освальда, на квартире Руби собрались шестеро мужчин: друг Руби Джордж Сенейтор, два журналиста Уильям Хантер из "Long Beach Press Telegram" и Джеймс Косе из "Dallas times herald", а также три адвоката - К. А. Дроуби, Том Ховард, который должен был взять на себя защиту Руби, и Джим Мартин, позже ставший советником вдовы Освальда. О чем говорили между собой эти шестеро, осталось неизвестным.
      Но видимо, это была дьявольская тайна, ибо трое из них вскоре поплатились за неё своей жизнью.
      22 апреля 1964 года вечером, около 23 часов, Хантер сидел в помещении для прессы полицейского участка в Лонг-Бич, ожидая информации о событиях дня, когда вошли два "копа", и один из них выстрелом из револьвера убил журналиста на месте. С расстояния в один метр пуля попала точно в сердце.
      Первая официальная версия гласила, что один из полицейских по неосторожности уронил свой револьвер, отчего и произошел смертельный выстрел. Но поскольку в протоколе вскрытия констатировалось, что выстрел был произведен под углом сверху, последовала вторая версия: оба полицейских "немного потренировались в стрельбе", а Хантер случайно угодил под выстрел.
      Однако никто за такой "недосмотр" наказан не был.
      Джеймс Косе утром 21 сентября 1964 года выходил из ванной комнаты, когда какой-то неизвестный, проникший в его квартиру, убил журналиста ударом в сонную артерию.
      Имя убийцы осталось неизвестным.
      Том Ховард, молодой человек цветущего здоровья, в январе 1966 года вдруг "совершенно неожиданно" скончался в Парклендском госпитале "от инфаркта". Вскрытие было запрещено властями Далласа.
      К жертвам кровавого эпилога принадлежит и Доротти Килгаллен, известная как в США, так и за их пределами журналистка.
      В марте 1964 года суд присяжных в Далласе рассматривал дело Джека Руби. (Из-за формально-юридической ошибки первоначально вынесенный ему смертный приговор через два года был отменен.) Судья Джо Б. Браун предоставил известной журналистке во время этого первого процесса по делу Руби особую привилегию: ей было разрешено побеседовать с обвиняемым полчаса с глазу на глаз. Впоследствии на страницах прессы Доротти Килгаллен дала понять, что именно она узнала: люди из ФБР обещали защитникам Руби предоставить в их распоряжение ценный материал, "который они без содействия ФБР никогда не смогли бы получить". При этом адвокатам было поставлено одно условие: любыми средствами исключить подозрение, будто между Руби и Освальдом ранее существовали какие-то связи.
      Журналистка намекнула, что Освальд был агентом ЦРУ. Отныне она стала "посвященным лицом" и сразу же была включена в "черный список" ЦРУ.
      Однажды пасмурным вечером в ноябре 1965 года Доротти Килгаллен работала в нью-йоркской редакции. Внезапно в доме погас свет. Электромонтеры устранили повреждение, но, когда свет загорелся снова, журналистка лежала в своем кабинете мертвой.
      "Скончалась в результате приема слишком большой дозы снотворного" гласило официальное заключение о смерти.
      "He дали ли ей отравленный напиток?" - спрашивала "The Midlothian Mirror" 25 ноября.
      Но никакого основательного расследования данного дела не проводилось и, соответственно, ответа на этот вопрос не последовало.
      Вольное или невольное знакомство с Руби и Освальдом для ряда людей тоже имело трагические последствия.
      Генри Киллэм знал обоих, поскольку его жена работала в ночном баре Руби, а их общий знакомый жил в том же пансионе, что и Освальд. Каким-то образом Киллэм узнал, что Освальд до 22 ноября 1963 года неоднократно встречался с людьми из ФБР, и необдуманно огласил это.
      После убийства президента джн-мены несчетное число раз допрашивали Киллэма. Агенты ФБР постоянно появлялись у него в квартире, на работе, поджидали его на улице.
      Вероятно, они предполагали, что он знает больше, чем рассказал. Киллэм, рассчитывая избежать преследования, тайно переехал в другой город. В местечке Пенсакола во Флориде, надеялся он, ему удастся снова зажить спокойно. Но 17 марта 1964 года Генри Киллэм уже лежал на улице с перерезанным горлом.
      В полицейском же отчете говорилось, что он порезался, выпав из окна.
      "Доклад Уоррена" утверждал, что Освальд был также убийцей и полицейского Типпита.
      А владелец антикварного магазина Рейнольдс, который видел происшедшее на 10-й стрит и сообщил об этом в ФБР, заявил, что хорошо разглядел стрелявшего: это ни в коем случае не Освальд!
      Показания Рейнольдса были включены в протокол только по его настоянию.
      Свидетелями убийства Типпита явились ещё 12 человек, но, в противоположность Рейнольдсу, они не стали настаивать на протоколировании своих утверждений, а комиссия Уоррена выслушать их показания не пожелала. Поэтому жизнь их и дальше протекала спокойно, в отличие от Рейнольдса.
      23 января 1964 года антиквар занимался делами в своем магазине, когда кто-то вошел под видом покупателя, вытащил из-под мышки пистолет и выстрелил в него. Раненный в голову, Рейнольдс упал. Несколько недель он боролся со смертью и чудом выжил. После того, как он вышел из госпиталя, неизвестные попытались похитить его десятилетнюю дочь.
      Теперь жизнь и безопасность стали Рейнольдсу дороже истины, а потому он от своих прежних показаний отказался, заявив: "В человеке, застрелившем полицейского Типпита, я все-таки узнал Ли Харви Освальда".
      Когда "расследовалось" покушение на Рейнольдса, полиции Далласа против собственной воли пришлось заняться ещё одним подозреваемым - гангстером Дареллом Гарнером. Прохожие показали, что тот вскоре после выстрела вышел из антикварной лавки. Но Гарнер знал, кто сможет обеспечить ему "неопровержимое" алиби: его подружка Нэнси Джейн Муней, исполнительница стриптиза в баре Джека Руби.
      Однако на допросе "гёрл" вела себя не очень-то умно. Нэнси дала понять, что, хотя и знает о покушении Гарнера на Рейнольдса, все же может подтвердить его желаемое алиби, если так нужно полиции. И она "подтвердила": мистер Гарнер провел это время в её постели.
      Но болтливые свидетели были для ФБР опасны, и Нзнси своим неуместно доверительным тоном сама подписала себе смертный приговор. Вечером 1 февраля 1964 года Нэнси поссорилась в своей квартире с одной подружкой. Появившийся полицейский арестовал танцовщицу за "нарушение ночной тишины".
      На следующее утро в полицейском донесении сообщалось: "Нэнси Джейн Муней после доставки её в полицейский участок покончила жизнь самоубийством, повесившись".
      Жертвами кровавого эпилога убийства президента стали ещё несколько девиц из заведения Джека Руби.
      Одна из них, известная под псевдонимом Роза Шерами, тоже танцовщица, через два дня после убийства Кеннеди рассказала на приеме у врача-психиатра, ему и ассистировавшей медсестре, о своих "предчувствиях", что президента обязательно убьют в Далласе. Однако источник этих "предположений" она не назвала.
      Когда 4 сентября 1965 года Роза Шорами переходила в Далласе улицу, её сбил и протащил несколько метров по мостовой тяжелый лимузин. Еще по дороге в больницу она умерла.
      Кое-что об убийстве президента должна была знать и другая "стриптиз-гёрл" из бара Руби - Делила Уолл; её тоже убили.
      24 ноября 1963 года, прежде чем выйти из своего дома, чтобы убить Освальда, Руби разговаривал с Карин Беннет Карлин. Вскоре после того, как об этом факте узнали, ночью у дверей бара появился неизвестный, который ждал, когда танцовщица отправится домой. Его выстрелы тяжело ранили Карин Карлин, но все-таки она осталась жива.
      Ни один из случаев покушения на танцовщиц Руби расследован не был. Все это случайные убийства, утверждала полиция Далласа, вероятно, сведение старых счетов или же акты мести незадачливых любовников. Никаких доказуемых связей с убийством, совершенным Руби, здесь нет, это наверняка секс и уж никак не политика.
      Итак, в далеко не щепетильном штате Техас, только в одном-единственном баре Джека Руби секс вдруг стал делом смертельно опасным, по крайней мере именно об этом говорили удивительные сказки, сочиненные полицией.
      Комиссия Уоррена допросила 552 свидетеля, причем большинство из них по незначительным второстепенным и третьестепенным вопросам. Однако имелись важные, но нежелательные показания, которые не укладывались в официальную концепцию, и свидетели, которые осмеливались настаивать на них, были обречены.
      Миссис Эрлин Робертс была хозяйкой того пансиона в Ок-Клиф (район Далласа), в котором проживал Ли Харви Освальд. Она заявила, что её съемщик в середине дня 22 ноября 1963 года находился дома. Но согласно "Докладу Уоррена" Освальд в это время был на своей работе в здании "Тексас скул бук дипозитори", сооружал там, на шестом этаже, из тяжелых коробок стенд для стрельбы и собирал снайперскую винтовку.
      Это утверждение тоже относится к числу многочисленных противоречий доклада. Так, в другом его месте констатируется, что почти до самого момента покушения в этом помещении мастера меняли линолеум на полу. И никто из них Освальда не видел! Таким образом, за оставшиеся какие-то десять минут щуплый Освальд должен был составить в штабеля коробки весом по 20 с лишним килограммов каждая и, кроме того, собрать из отдельных частей винтовку с оптическим прицелом. То, что он не мог этого сделать, совершенно ясно.
      Но полностью версия об убийце-одиночке Освальде должна была рухнуть после того, как хозяйка пансиона Роберте показала, что в момент убийства этот человек находился совсем в другом пункте Далласа. И её показания были не единственными.
      Водитель такси Уильям Уэйли показал, что Освальд в тот день, в 12 часов 30 минут, сел в его машину перед пансионом в Ок-Клиф. Поездка продолжалась до 12 часов 45 минут и закончилась у кинотеатра в Норт-Бекли, где Освальд и был впоследствии схвачен.
      Но ведь он должен был, как утверждалось в "Докладе Уоррена", в 12 часов 43 минуты сделать смертельные выстрелы по президенту!
      Показания хозяйки пансиона и водителя такси были тяжелым ударом по версии "Доклада Уоррена".
      В течение нескольких месяцев агенты ФБР старались "переубедить" обоих свидетелей. Один допрос следовал за другим, но оба они оставались при своих показаниях.
      Инцидент был "исчерпан" обычным образом: 18 декабря 1965 года такси Уильяма Уэйли было опрокинуто фронтальным ударом наехавшего на него тяжелого грузовика. Неугодный свидетель погиб на месте.
      А через три недели, 9 января 1966 года, дотоле совершенно здоровая миссис Робертс скончалась от приступа "сердечной недостаточности", и тоже в Далласе.
      Виновник "дорожно-транспортного несчастного случая" остался неизвестен, а вскрытие трупа миссис Робертс не было разрешено.
      Посредством "несчастного случая на дороге" был в августе 1966 года устранен и ещё один, можно сказать коронный, свидетель лживости "Доклада Уоррена".
      Во время покушения на Кеннеди оператор по перестановке путевых стрелок Ли Э. Бауэрс сидел на четырехметровой вышке у железнодорожного полотна и мог обозревать оттуда всю местность. Он заметил двух мужчин, что-то делавших на территории огороженной стоянки для полицейских автомашин неподалеку от площади Дили и напряженно ожидавших приближения кортежа президента.
      Вынужденный пассивно наблюдать, Бауэрс видел, как один из них прицелился и выстрелил по машине Кеннеди.
      Бауэрс подробно сообщил полиции об этих фактах. Затем, как обычно, последовали многочисленные допросы, проводившиеся людьми ФБР, которые пытались убедить свидетеля в том, что он "ошибся". Но Бауэрс держался твердо и не давал сбить себя с толку.
      9 августа 1966 года Ли Э. Бауэрса на мало оживленной улице переехала мчавшаяся с огромной скоростью автомашина. И в данном случае полиция "не смогла" найти злоумышленника.
      Постепенно невероятные обстоятельства, убийства и загадочные "несчастные случаи" переполнили чашу терпения одного полицейского офицера капитана Фрэнка Мартина. Он сказал посторонним лицам, что все эти инциденты связаны с заговором против президента Кеннеди. То же самое он заявил ещё два года назад на допросе в комиссии Уоррена, но теперь, летом 1966 года, такие намеки навлекли на него месть заговорщиков. Как и многие другие неугодные свидетели, капитан Мартин внезапно скончался от "сердечной недостаточности".
      Руби - человек Аль-Капоне
      "Теперь Щеголь уже не запоет!" - под таким заголовком информационное агентство "United Press International" сообщило 3 января 1967 года о внезапной смерти Джека Руби.
      Под такой кличкой владелец ночного бара был известен в гангстерских кругах.
      Смертный приговор, вынесенный Руби на первом процессе в марте 1964 года, как известно, кассировали, и в феврале 1967 года должно было состояться новое слушание дела. Но здоровяк Руби заболел, и 9 декабря 1966 года его перевели из далласской тюрьмы в Портлендский госпиталь, где он через 25 дней умер. Официальный диагноз - рак.
      Джек Руби - выходец из Чикаго. В 1946 году он как уполномоченный одной группы, вышедшей из банды Аль-Капоне, перебрался в Даллас и купил там ночной бар "Карусель", которому предназначалась роль опорного пункта этой группы в Техасе - укрытия для беглых гангстеров, места торговли наркотиками и "девицами по вызову".
      Джек Руби действовал по испытанному рецепту. Для обеспечения дела надо было подкупить местного шерифа. Два гангстера, Лабриола по прозвищу "Нос иголкой" и Пол Джонс, члены новой банды Руби, получили задание вступить в торг, но потерпели неудачу: шериф попался какой-то несговорчивый, и оба они оказались за решеткой. Джонса посадили на 20 лет, а "Нос иголкой" был убит вскоре после того, как его выпустили на свободу.
      Неудача постигла и других членов банды Руби. Только сам босс оставался неуязвим, - правда, не без ответных услуг: Руби обязался помогать полиции Далласа и ФБР. Так гангстер дослужился до полицейского шпика, а затем и агента ЦРУ.
      Кроме того, вскоре он приобрел репутацию человека, который при надобности может найти наемного убийцу, - разумеется, никаких официальных доказательств этого не имелось.
      Служащие полиции и ФБР всегда были и оставались друзьями и помощниками Руби, а он платил за это присущим ему образом.
      "Многие из них бывали у него, как у себя дома, - сообщало упомянутое выше информационное агентство, - бесплатно пили даже после закрытия бара пиво и виски, он предоставлял им бесплатно всякие развлечения и своих стриптиз-гёрлс". А сам Дж. Руби имел за это беспрепятственный доступ в различные полицейские учреждения.
      Так было и 24 ноября 1963 года.
      В заговоре против президента Кеннеди Руби являлся одной из центральных фигур. Подробности стали известны только несколько лет спустя. Застрелив Освальда, он, как сначала казалось, мог надеяться остаться безнаказанным. Репортеры сообщали, в каком хорошем настроении пребывал он в своей камере: с бутылкой виски на столе и постоянной сигарой во рту.
      Но вскоре поведение его резко изменилось. Руби заявил, что хочет "все как есть выложить". И заявил он это не кому-нибудь, а самому Эрлу Уоррену, после того как тот лично допрашивал его в далласской тюрьме. Руби просил доставить его в Вашингтон, где он скажет всю правду, а в Техасе он этого сделать, не рискуя жизнью, не может.
      Уоррен ему отказал. "Что ж, - сказал Руби, - тогда вы больше меня никогда не увидите".
      И в этом старый, опытный гангстер оказался прав: за совсем короткое время "рак" прикончил дотоле вполне здорового человека.
      Его смерть в начале 1967 года следует рассматривать во взаимосвязи с новым расследованием, которое началось несколькими неделями раньше.
      За дело берется окружной прокурор Гаррисон
      Несмотря на все эти события, к концу 1966 года в США все ещё имелось немало людей, которые, как и прежде, верили "Докладу Уоррена".
      К ним относился и Джим Гаррисон, старший прокурор округа Новый Орлеан (штат Луизиана). В октябре 1966 года между ним и сенатором от Луизианы Расселом Б. Лонгом состоялся следующий разговор:
      - Послушайте, Джим, вы "Доклад Уоррена" читали? - спросил Лонг.
      - Нет, - ответил окружной прокурор, - но знаю содержание из многочисленных публикаций.
      - Тогда я бы на вашем месте внимательно прочел оригинал, - посоветовал сенатор. - Лично я сильно сомневаюсь, чтобы Освальд действовал в одиночку. И доклад не может доказать это. Подумайте, наконец, о том, что Освальд все-таки провел в Новом Орлеане шесть месяцев. Что он, собственно, делал все это время в вашем округе?
      После этого Гаррисон принялся изучать обширные материалы комиссии.
      "Докладу Уоррена" могли верить только те, - отметил он позднее, - кто его не читал".
      Не поднимая шума, окружной прокурор начал новое расследование убийства президента. Официально клан Кеннеди отнесся к этому сдержанно, но Гаррисон получил одобрение бостонского кардинала Кашинга, считавшегося другом семьи Кеннеди. Основанный в Новом Орлеане "Комитет совести", в который вошли 50 богатых и к тому же известных предпринимателей города, дал скудному бюджету прокуратуры субсидии на финансирование этого расследования.
      Решающим же для Гаррисона была поддержка со стороны видного нью-йоркского адвоката Марка Лейна, который в своей вышедшей в 1966 году книге "Торопливое суждение" подверг "Доклад Уоррена" уничтожающей критике. После убийства Кеннеди Лейн снял фотокопии с протоколов канцелярии окружного прокурора Далласа Уэйда, в которых примечательные факты просто бросались в глаза.
      Адвокат Дин Эндрюс из Нового Орлеана показал под присягой: "23 ноября 1963 года в мою контору явился человек, назвавшийся Клемом Бертрандом, и попросил меня, чтобы я взял на себя защиту Ли Х. Освальда на предстоящем процессе. Клиент явился ко мне под фальшивым именем, ибо это был коммерсант Клей Л. Шоу, проживающий в Новом Орлеане. Об этом факте я поставил в известность отделение ФБР в Далласе".
      Вслед за тем Дин Эндрюс неоднократно допрашивался агентами ФБР, причем джи-мены старались убедить адвоката в. том, что Бертранд существует лишь в его фантазии. Заключительный протокол ФБР направило комиссии Уоррена с примечанием, что Эндрюс от своих прежних показаний отказался.
      Лейн и Гаррисон стремились установить контакт с Эндрюсом, но поддержки с его стороны не получили, а лишь узнали, что адвоката настойчиво предостерегали на тот случай, если он снова вздумает заговорить о Клеме Бертранде. Тем не менее, Гаррисон все же заполучил в свои руки конец нити, потянув за который, он мог попытаться распутать клубок событий, связанных с убийством Кеннеди.
      Вышеназванный Клей Л. Шоу являлся в течение многих лет сотрудником ЦРУ, причем под конец - в чине майора. После официального ухода на пенсию он занимался в Новом Орлеане различными коммерческими делами. Одновременно он продолжал оставаться доверенным лицом ЦРУ и получал от него поручения такого рода, которыми секретная служба ни в коем случае себя компрометировать не хотела.
      Окружной прокурор сообщил, что он установил ряд деталей заговора против Кеннеди, из которых явствовало, что убийство президента было подготовлено в Новом Орлеане ещё летом 1963 года. Руководил этой акцией Клей Л. Шоу, действовавший под именем Клема Бертранда. Местом встреч заговорщиков служила квартира бывшего летчика Дэвида Фэрри. К числу заговорщиков принадлежали, в частности. Гордон Новел - владелец бара в Новом Орлеане, Джек Руби, Ли X. Освальд и различные контрреволюционные кубинские эмигранты. Все участники были сотрудниками ЦРУ или же поддерживали контакты с этим учреждением.
      Американская общественность впервые узнала о проводимом Гаррисоном новом расследовании 17 февраля 1967 года. Газета "New Orleans states item" сообщила об этом в краткой заметке, не называя каких-либо имен заговорщиков.
      Два дня спустя Гаррисон встретился в одном из баров с кубинским контрреволюционером-эмигрантом Серафино Эладио дель Валле. Прокурору важно было идентифицировать неизвестного человека, смутно видимого на одном фотоснимке рядом с Освальдом. Валле опознал в нем главаря кубинских контрреволюционных эмигрантов Мануэля Гарсиа Гонсалеса.
      На другой день оба кубинца-эмигранта исчезли из города. Немного позднее в Майами (Флорида) нашли изуродованный труп Валле; судьба Гонсалеса осталась неизвестной.
      Но силы, вызванные к жизни расследованием Гаррисона, этим контрударом остановить было уже нельзя.
      Коронным свидетелем прокурора стал Дэвид Фэрри, являвшийся связующим звеном между заговорщиками.
      22 февраля 1967 года, спустя пять дней после первой информации в печати, этот человек был найден мертвым у себя в квартире. На осколках винной рюмки в полицейской лаборатории обнаружили цианистый калий. Однако версию о самоубийстве Гаррисон категорически отверг.
      Близких сотрудников прокурора охватила паника, она овладела и частным детективом Джеком Мартином, собравшим большой материал, на который во многом должно было опереться обвинение. Через два дня после убийства Фэрри, Мартин исчез из Нового Орлеана в неизвестном направлении.
      "Из соображений моей личной безопасности", - написал он в оставленном объяснении.
      Чтобы сломить окружного прокурора, заставить его отказаться от своих расследований, предпринималось и многое другое. Не прекращались телефонные звонки и письма с угрозами убить, переписка его контролировалась, телефонные разговоры подслушивались, устраивались всякие провокации.
      Гаррисон обратился в министерство юстиции с просьбой дать ему ознакомиться с секретными материалами. Ему отказали. 2 марта 1967 года новый министр юстиции Рамсей Кларк даже заявил на пресс-конференции в Вашингтоне: "Судя по имеющемуся в ФБР материалу, между Клеем Шоу и убийством президента Кеннеди я Далласе никакой связи не существует".
      Но и это высокое вмешательство не смогло запугать Гаррисона. Он приказал арестовать Клея Шоу, однако ему пришлось отпустить этого человека на свободу до начала процесса под залог в 10 тысяч долларов. Быстрое предложение выкупа укрепило у Гаррисона уверенность в том, что Шоу - не последнее звено в цепи заговорщиков.
      По действующим в США правовым положениям, главному процессу должно предшествовать предварительное слушание дела, цель которого - определить, достаточен ли представленный прокуратурой материал для возбуждения обвинения. В случае, если преступление имело последствия для всех штатов, материал, как правило, должен был рассматриваться также и вторым Большим жюри. Только оно одно могло определять роль обвиняемого в данном преступлении.
      17 марта 1967 года следственный суд Нового Орлеана на предварительном заседании по делу Клея Л. Шоу установил, что мотивированный обвинительный материал против Шоу совершенно достаточен для главного процесса.
      Немного позже, 22 марта, вынесло свое решение Большое жюри: "Президент Кеннеди пал жертвой заговора. Обвиняемый Клей Л. Шоу участвовал в нем. Следственный материал прокуратуры доказывает эти факты. Таким образом, главное слушание дела должно состояться".
      Это решение явилось сенсацией. Адвокаты Шоу прибегали к всевозможным юридическим уловкам, лишь бы оттянуть начало процесса, что им и удавалось делать до января 1969 года. Тем временем неоднократно предпринимались попытки заставить Гаррисона сойти со своего пути.
      Прошла всего неделя со дня решения Большого жюри, когда 29 марта 1967 года тысячи жителей Нового Орлеана оказались охвачены паникой.
      В местном аэропорту объявили, что совершает посадку самолет "DC-8" авиакомпании "Дельта Эйрлайнс". Самолет вынырнул из облаков минутой раньше, чем ожидалось, и стал пикировать прямо на город. Тщетно пытался пилот вывести машину из пикирования: самолет снес несколько домов, повалил ряд деревьев, смел с лица земли две бензоколонки и разбился от фронтального удара в фасад "Хилтон Инн". Горючее вылилось прямо внутрь этого роскошного отеля, который через минуту вспыхнул ярким пламенем. При катастрофе, причины которой так и не определили, погибли 18 человек, в том числе 30-летний пилот Джордж Пьяцца, который до конца 1966 года являлся заместителем Гаррисона в Новом Орлеане. В качестве такового он допрашивал одного из друзей Фэрри, долгое время проживавшего с ним в одной квартире, летчика Джеймса Льюоллена. Благодаря полученным от него сведениям Пьяцца сумел напасть на след новых подробностей.
      Но, несмотря на эту катастрофу, которую многие восприняли как недвусмысленное предостережение Гаррисону, окружной прокурор Нового Орлеана продолжал свое расследование.
      В ФБР знали план убийства
      На пресс-конференции 26 декабря 1967 года Гаррисон заявил, что за пять дней до 22 ноября 1963 года ФБР уже знало о запланированном покушении. Он сказал, что одному информатору ФБР удалось проникнуть в круг заговорщиков, и этот человек 17 ноября участвовал в совещании, которое состоялось в квартире Фэрри. В тот же день все филиалы ФБР были информированы об этом телеграммой "TWX".
      В качестве доказательства Гаррисон предъявил журналистам копию этой телеграммы. Прокурор дал понять, что Гувер тоже знал о предстоящем покушении, но не предпринял ровно ничего, чтобы предупредить или уберечь президента.
      "Само собой разумеется, этот сигнал пошел "наверх", то есть к Гуверу, - сказал Гаррисон и затем добавил: - Что именно было спущено "сверху" президенту Кеннеди, известно всем".
      Это поведение Гувера невозможно было оправдать даже ссылкой на то, что за два предшествующих года в одном только Техасе президенту Кеннеди 36 раз адресовались угрозы убить его. Ведь совещание у Фэрри в ноябре 1963 года было не простой угрозой, - это был конкретный и тщательно подготовленный план покушения.
      Благодаря Гаррисону всплыли на свет и другие факты. Сразу же после убийства арестовали 10 подозрительных лиц в Далласе, ещё троих - в Новом Орлеане и одного - в Форт-Уэрте. Часть этих лиц принадлежала к группе заговорщиков, но спустя некоторое время (после того, как была подготовлена версия об Освальде-одиночке) их выпустили на свободу. Ни местная полиция, ни ФБР показания их в протокол не включили. Подозреваемые, заявил Гаррисон, допрашивались столь небрежно, "как будто им вменялось в вину загрязнение тротуара".
      Поскольку в одно и то же время в трех разных городах полиция и ФБР действовали в данном случае одинаково, совершенно ясно, что все полицейские органы получили указание заниматься только Освальдом.
      Во время допроса Освальда ни одно его высказывание тоже письменно не фиксировалось. Поэтому после 24 ноября 1963 года ни в полиции Далласа, ни в ФБР никаких протоколов допросов не оказалось.
      Единственное средство оградить себя от покушений Гаррисон видел в обращении к общественности. О результатах своих расследований он неоднократно сообщал в печати, по радио и телевидению, чтобы не оставаться единственным хранителем тайны, с устранением которого канули бы в воду все концы.
      Благодаря этому были даны ответы на многие вопросы, например какую роль играл Ли Харви Освальд.
      В лагере на лагуне
      Освальд - он родился в 1939 году, - сначала жил в Нью-Йорке, потом в Новом Орлеане, а семнадцати лет поступил на службу в морскую пехоту, стал одним из тех, кого в США называют "кожаными затылками".
      Во время пребывания в этих войсках он был завербован ЦРУ в качестве агента. На военно-морской базе Этсьюджи его готовили для выполнения специальных заданий. Поэтому он изучал русский язык и должен был усвоить некоторые основные понятия марксизма. С 1959 года Освальд использовался как агент ЦРУ в Советском Союзе: ему было поручено шпионить и, если удастся, распространять дезинформирующие материалы.
      Единственный "успех", которого Освальд добился в СССР, был чисто личного свойства: он женился на советской гражданке, хорошенькой девушке Марине. Советские органы государственной безопасности не дали ему сделать ни единого шага на пути выполнения его заданий, а потому он решил, что лучше устраниться, и в 1962 году вернулся с женой в США.
      В США Освальд вел двойную жизнь и в качестве агента ЦРУ использовался как инструктор в лагере, находившемся в лагуне Понтчартрейн около Нового Орлеана. Здесь контрреволюционные кубинские эмигранты готовили покушение на Фиделя Кастро. В этом лагере Освальд познакомился с агентами ЦРУ Руби и Фэрри.
      Работая на секретную службу США, Освальд выдавал себя за "коммуниста" и даже подвизался в качестве руководителя фиктивного комитета "За справедливое отношение к Кубе", распространял листовки, пытаясь таким образом проникнуть в те круги, которые симпатизировали социалистической Кубе.
      Само собой разумеется, что и тут Освальд выполнял свои шпионские задания. Но он неоднократно, работая в качестве "подсадной утки", допускал грубые ошибки, которые чуть не провалили его. Так, в листовках комитета по оплошности Освальда был назван адрес контрреволюционного центра. Тем самым Освальд вновь подтвердил, что обладает крайне ограниченными умственными способностями. К этому добавлялись его предыдущие провалы как агента ЦРУ.
      Поэтому неудивительно, что без Освальда можно было обойтись. И когда заговорщикам потребовалась жертва для "большого дела", Освальд оказался подходящим человеком. Ничего не подозревавшего бывшего морского пехотинца стали планомерно готовить на роль козла отпущения.
      План убийства президента, как считал Гаррисон, возник летом 1963 года.
      Клей Шоу, он же Клем Бертранд, принял на себя руководство убийцами из числа контрреволюционных кубинских эмигрантов, следил за стрелковой подготовкой снайперов и вместе со своей командой разрабатывал в квартире Фэрри покушение на президента. По всей вероятности, в этом принимал участие и Освальд, но что конкретно делал он на этой стадии - Гаррисону установить не удалось.
      Вскоре было принято решение о месте покушения. 4 октября стало впервые известно, что президент Кеннеди планирует поездку в Техас, во время которой посетит и Даллас.
      В эти первые дни октября Освальд был без работы, но с некоторых пор стал объектом назойливой заботы со стороны одной пожилой и на первый взгляд совершенно бескорыстной дамы - миссис Рут Пейн.
      Освальд не знал, что эта набожная квакерша имела тесные связи с ЦРУ и ФБР. В середине октября 1963 года миссис Пейн подыскала предназначенному на роль козла отпущения Освальду "джоб", т. е. работу, в "Тексас скул бук дипозитори" и сунула ему в руки план города, на котором красным карандашом были отчеркнуты здание склада учебников и часть пути к будущему месту работы. По этим отмеченным красным карандашом улицам и проехал 22 ноября 1963 года президентский кортеж, а карта эта, найденная затем в квартире Освальда, стала "доказательством" его единоличной вины.
      Но и это ещё не все.
      В то время, как Ли Харви таскал книги на своем складе, в Далласе и его окрестностях находился человек, удивительно похожий на него внешне; их можно было легко спутать. Он побывал в одной оружейной лавке, желая купить запасную часть для своей винтовки, и вызвал на стрельбище всеобщее восхищение своей меткостью. А чтобы его лучше запомнили, он специально попадал в центр мишеней других стрелков и всем и всюду представлялся: "Освальд, меня зовут Освальд". Когда этому двойнику в одном автосалоне Далласа отказали в кредите, он, сделав вид, будто его терпение лопнуло, заявил: "Ну что ж, придется мне вернуться в Россию, чтобы купить себе машину".
      В этой игре с двойником заговорщики явно старались заблаговременно продемонстрировать снайперское мастерство мнимого убийцы Кеннеди, ибо на официальные свидетельства полагаться не могли, поскольку настоящий Освальд во время своего обучения в корпусе морской пехоты всегда имел за стрельбу посредственные оценки.
      Факт с двойником упомянут и в "Докладе Уоррена". Там названо и его имя - Ларри Крейфард. Этот человек, двадцати двух лет от роду, бродяжничал по улицам многих городов США и в середине октября 1963 года был привлечен Руби в качестве вспомогательного лица.
      Но комиссия Уоррена отнюдь не сочла уликой заговора странное и провокационное поведение двойника Освальда. Напротив, личность Крейфарда должна была считаться доказательством того, что Руби и Освальд якобы не были знакомы друг с другом. Мол, владельца ночного клуба никто и никогда с Освальдом вместе не видел: Руби постоянно имел дело с Крейфардом.
      Что Руби держал Освальда подальше от своего бара, ясно и так, ибо он не хотел допустить его неожиданной встречи с двойником. Дж. Руби и "козел отпущения", после того как они познакомились в лагере на лагуне, неоднократно встречались на квартире Фэрри в Новом Орлеане. След организованной преступности (мафии) в этом деле представляется весьма убедительным. Одна из ключевых фигур здесь - Джек Руби (Рубинштейн), далласский мафиози средней руки, работавший на клан Мейерсов (а за кланом стоял один из лидеров преступного мира Меир Лански).
      Рубинштейн - выходец из Чикаго, создатель городского профсоюза мусорщиков, который вскоре влился в насквозь "мафизированный" профсоюз водителей грузовых машин и складских рабочих (лидер - мафиози Джимми Хоффа). В Далласе жил 1947 года, осуществляя связь между местными мафией и полицией. Прикрытием этой связи стал его ресторан, фактически полицейский клуб, где все копы получали бесплатную выпивку и еду - и могли без опасений встречаться с "нужными людьми". Руби в полиции знали все - это, кстати, позволило ему расстрелять нежелательного свидетеля Освальда при большом стечении полицейских и журналистов.
      Как только было объявлено о поездке Дж. Кеннеди в Даллас, Руби - это доказано, - обзвонил и навестил более десятка известных гангстеров (кстати, ряд встреч осуществлялся под сфабрикованным алиби). За несколько дней до убийства Руби подвозил на своей машине некоего человека с винтовкой на виадук (одна из трех точек, откуда, по данным независимых расследований, велся огонь по машине президента). За день до покушения допоздна советовался с братьями Лоуренсом и Элом Мейерсами и Юджином Брейдингом, доном Южнокалифорнийской мафии. Наконец, и сам Руби сказал (во время того, как его перевозили из тюрьмы в суд): "Настоящий заговор... и убийство тоже... если бы вы знали факты, то ужаснулись бы"...
      Эта, растиражированная на миллионы телеэкранов откровенность стала, возможно, причиной скоропостижного заболевания Рубинштейна раком печени и смерти в тюремной больнице; возможно, и причиной долгого бессознательного состояния его перед смертью - а предсмертных показаний Джека, которому-уже-нечего-терять, весьма ждали.
      Существовали ещё тысячи свидетельств, прямо или косвенно указывающих на существование заговора. Но все они были старательно проигнорированы Комиссией Уоррена и прямо отвергнуты Эдгаром Гувером.
      Весьма распространены до сего дня версии о непосредственном участии ФБР в убийстве Кеннеди. Но наиболее вероятно другое. ФБР не организовывала и не осуществляла убийство - но оно, прежде всего в лице Гувера, постаралось истолковать его в наиболее выгодном или хотя бы приемлемом для себя аспекте. Гувер, совершенно несомненно, ненавидел братьев Кеннеди (возможно, и весь "семейный клан" Кеннеди). Есть четкие указания о неприязни между Джозефом Кеннеди и Гувером; в период пребывания на посту министра Юстиции в правительстве старшего брата, Роберт Кеннеди предпринял одно из самых серьезных ограничений власти и влияния ФБР - а такое не забывается и не прощается, во всяком случае не Гувером. "Железный Эдгар" был не одинок - так, его заместитель и ближайший помощник Клайд Толсэн однажды в ходе перепалки бросил Роберту Кеннеди: "Надеюсь, кто-нибудь просто пристрелит такую сволочь, как вы!". И все-таки реальной мотивации для организации и осуществления мощного заговора у ФБР не было - в отличии от американской мафии, против которой администрация Кеннеди развернула самую эффективную в истории США войну, и ЦРУ, в котором в то время, вопреки американскому законодательству, действовал специальный контрразведывательный центр, осуществлявший убийства "нежелательных граждан" - американских и иностранных. Братьям Кеннеди не хватило не так уж много времени, чтобы всерьез заняться ЦРУ - что обернулось бы не только ломкой карьеры многих высококвалифицированных и высокооплачиваемых руководителей и агентов спецслужбы. Не зря Л. Б. Джонсон сказал (в 1967 году) заместителю директора ФБР К. Делоучу, что "ЦРУ каким-то путем было замешано в заговоре".
      Наилучшей интерпретацией убийства Дж. Кеннеди, возможно, с точки зрения Гувера был бы коммунистический заговор, но само ФБР в ходе операции "СОЛО" получило самые что ни есть убедительные доказательства непричастности Москвы (или Гаваны) к этому делу и эта информация была принята, "легитимизирована" правительством США. Остальные версии устраивали меньше или не устраивали - и вот все влияние было сосредоточено на отработке и поддержании вывода об убийце-одиночке.
      Под перекрестным огнем убийц
      Согласно "докладу Уоррена", Освальд должен был успеть всего за шесть секунд сделать три смертельных выстрела, когда машина президента удалялась от здания склада школьных учебников. По этой версии, все выстрелы были произведены сзади. Хирурги же, которые тщетно боролись за жизнь Кеннеди, сразу после покушения заявили журналистам, что одна пуля пробила горло спереди. Но после нескольких допросов у агентов ФБР все они стали показывать другое.
      Основой соответствующего утверждения "Доклада Уоррена" явилась, в конечном итоге, "реконструкция" убийства, произведенная экспертом ведомства Гувера.
      При следственно-экспериментальном воспроизведении обстоятельств убийства 24 мая 1964 года большинство деталей было изменено, а место настоящих доказательств заняли их эрзацы. Пиджаком, который был на Кеннеди в момент убийства, следствие уже не располагало. Его "линкольн" именно в этот день отправили на металлолом, и его заменили для следственного эксперимента другой машиной. Дабы сохранить версию, что все выстрелы были сделаны сзади, экспертиза ФБР представила такую траекторию первой пули, которая даже совсем несведущего человека поражала своей зигзагообразностью. Пуля, выпущенная будто бы сзади, вонзилась в шею президента, прошла немного вверх и снова вышла наружу через гортань, чтобы затем ударить в спину губернатора Коннэли. Пробив ему легкое, раздробив ребро, она потом, скользнув по суставу руки, избрала путь вниз, чтобы под конец застрять в левом бедре губернатора! Но ещё удивительнее было то, что эта пуля "вещественное доказательство" № 399 - при всем этом совершенно не деформировалась.
      Гораздо убедительнее версия, разработанная прокурором Гаррисоном. Непосредственно в самом покушении участвовали семь человек. Три снайпера стреляли координировано и с разных позиций: со стоянки полицейских автомашин на площади Дили, с насыпи железнодорожного полотна, а также из здания склада учебников. Освальд к этой группе не принадлежал: он, как считал Гаррисон, не сделал 22 ноября 1963 года ни единого выстрела. Каждый из трех стрелков-убийц имел своего помощника, который немедленно подбирал стреляные гильзы. Седьмой же человек - тот самый, в зеленом комбинезоне, за несколько секунд до выстрелов симулировал на месте преступления эпилептический припадок, чтобы отвлечь внимание, а затем исчез в возбужденной толпе.
      Орудия убийства могли быть беспрепятственно спрятаны в одной из машин на полицейской автостоянке.
      Убитый в 1966 году железнодорожный диспетчер Ли Э. Бауэрс наверняка увидел бы со своего рабочего места двух стрелявших, если бы не побежал немедленно после выстрелов в президента сообщить в полицию.
      Среди десяти упомянутых выше арестованных в Далласе находились и двое из "команды семерых" - команды убийц. Полицейское управление через несколько часов выпустило их, и они быстро убрались из города, но прокурору Гаррисону все-таки удалось установить имена этих людей.
      Похититель документов Том Бетел
      Все эти факты (а также и кое-что другое) были известны к тому времени, когда 21 января 1969 года в Новом Орлеане должен был начаться главный процесс против Клея Л. Шоу.
      Все ещё веривший в торжество справедливости, Гаррисон считал, что день 21 января окажется удачным, ибо в Вашингтоне вступил в свою должность новый президент США Ричард Никсон. Но уже вскоре окружному прокурору пришлось убедиться в тщетности своих надежд. Свыше трех недель тянулся один лишь выбор двенадцати присяжных. И именно в этот период ожидания ЦРУ вновь показало себя.
      Джим Гаррисон сидел в кабинете, продумывая ещё раз детали своей работы на предстоящем процессе. На столе перед ним лежала гора папок. Разыскивая нужный документ, он вдруг взволновался, вскочил, бросился к сейфу и вскоре все понял. Ему был нанесен решающий удар: пропали важнейшие вещественные доказательства, протоколы, фотографии и обобщающие материалы. Гаррисон немедленно созвал своих ближайших сотрудников. Отсутствовал только Том Бетел.
      Нельзя было терять ни минуты. До полудня, хорошо помнил прокурор, он ещё держал эти документы в руках, работал над ними. Уже вскоре Джим Гаррисон с тремя надежными полицейскими стоял перед квартирой Бетела, но дверь им никто не открыл. "Копы", не теряя времени, быстро вскрыли квартиру. Все шкафы были открыты настежь, в комнатах царил беспорядок, говоривший о поспешном бегстве хозяина. Несмотря на центральное отопление, в гостиной имелся камин, в котором они обнаружили груду пепла и полусгоревшие куски бумаги.
      Гаррисон и трое его сотрудников проехали до ближайшей бензозаправочной станции, где узнали, что Бетел заправлял здесь свою машину, а затем отправился в направлении Бейтон Роуджа. Окружной прокурор распорядился начать розыск Тома Бетела. Следующей ночью он лично участвовал в операции, "прочесал" Бейтон Роудж и другие места, но все было бесполезно: Том Бетел исчез.
      Позиция Гаррисона в результате похищения документов сильно пошатнулась, но он все-таки не сдался и предъявил обвинение, поскольку у него сохранился ряд важных документов об убийстве Кеннеди.
      Было известно и ранее, что моряк Запрудер, стоявший на тротуаре во время проезда президента, своей 8-миллиметровой кинокамерой зафиксировал роковые секунды. В частности, кадры кинопленки отчетливо показывали, как Кеннеди первой пулей перекрестного огня был ранен в горло и отброшен назад. Иллюстрированный журнал "Лайф" купил оригинал фильма за 25 тысяч долларов, ФБР имело только копию.
      Фильм Запрудера, разумеется, не укладывался в концепцию комиссии Уоррена, и кто-то решил пуститься на простейший трюк: важнейшие кадры поменяли местами и смонтировали в обратной последовательности. Эта фальсификация сделала все "задом наперед", и у зрителя создавалось впечатление, будто президент был ранен сзади. Таким образом, все стало на "свои места". Лучшего свидетеля этой фальсификации не найти - им оказался сам Дж. Эдгар Гувер8.
      В феврале 1969 года Гаррисону удалось показать в зале суда фильм Запрудера с подлинной последовательностью кадров. Это произвело достаточно сильное впечатление.
      Чтобы сделать свои доказательства ещё более убедительными, окружной прокурор добился перед тем важного решения: Национальный архив в Вашингтоне получил распоряжение передать в Новый Орлеан материалы о вскрытии тела Кеннеди.
      Но в самый последний момент этому помешало правительство США. Так Гаррисона лишили возможности подтвердить свои положения материалами вскрытия. И свидетели, которые прежде, на закрытых допросах во время предварительного следствия, говорили правду, при публичном слушании дела вдруг изменили свои показания.
      Правые газеты изо дня в день печатали "предостережения" по адресу присяжных, и это определило исход процесса. Присяжные совещались всего 50 минут и вынесли Клею Шоу оправдательный вердикт, сняв с него обвинение в участии в заговоре с целью убийства президента.
      Тем временем ЦРУ предприняло новую атаку на Гаррисона. В прессе появились сообщения, будто окружная прокуратура пыталась подкупить "видных официальных лиц".
      В начале июля 1971 года Джим Гаррисон был отстранен от исполнения своих обязанностей "до выяснения дела", а вскоре арестован полицией штата и посажен в тюрьму Нового Орлеана.
      Но Гаррисон никого не подкупал и сумел это доказать. Итак, он смог вновь приступить к своим обязанностям окружного прокурора и к новым расследованиям. Однако осенью 1972 года Гаррисоном вновь занялся Верховный суд США, который запретил ему впредь вести в служебном порядке дело об убийстве Кеннеди. "Я буду и дальше расследовать дело на частной основе", заявил этот мужественный человек в начале 1973 года и снова принялся за работу.
      Тогда пустили в ход Клея Шоу. Он возбудил против Гаррисона обвинение в том, что окружной прокурор якобы брал взятки и поэтому не трогал игорные дома. Кабинет окружного прокурора, как утверждал Клей, был постоянным местом таких сделок между Гаррисоном и его друзьями.
      Когда вслед за тем в служебных помещениях прокуратуры произвели обыск, в столе Гаррисона была найдена толстая пачка долларов. В августе 1973 года обвиняемому пришлось предстать перед судом присяжных. Защита взяла под перекрестный огонь вопросов полицейского шпика, которого обвинение выдвинуло в качестве главного свидетеля и "информатора", и нагромождение лжи, созданное усилиями Клея Шоу, быстро рухнуло. Умелые вопросы защиты загнали шпика в тупик. В конце концов, он признался, что его показания результат частично подкупа, частично угроз. Однако назвать тех, кто заставил его играть эту роль, категорически отказался.
      Выяснилась и "тайна" денег: пачку долларов незадолго до обыска подложил один платный провокатор. Ввиду этого обвинение было отвергнуто; попытка избавиться от Гаррисона сорвалась. "ЦРУ обладает сегодня в нашей стране гораздо большей властью, чем гестапо при Гитлере", - заявил Гаррисон ещё в 1967 году, выступая по телевидению. Горькую истину этих слов ему пришлось познать на самом себе.
      Нефтяной король
      За время своей 10-месячной деятельности комиссия Уоррена задала тысячи вопросов, кроме одного, самого естественного: кому было на пользу убийство президента?
      Во всех криминалистических учебных заведениях мира учат, что при расследовании любого убийства, прежде всего, необходимо определить мотивы преступления. Даже читатели детективов знают, что вопрос, кому выгодно данное преступление, как правило, наводит на горячие следы преступников. Но именно этого элементарного вопроса и не задала комиссия Уоррена. У Клея Шоу, как и у Освальда, разумеется, не было никаких личных причин убивать президента Кеннеди. Отставной майор ЦРУ был лишь выдвинутой на первый план фигурой, а нити преступления сходились в руках у тех, кто стоял за его спиной. Каков же был мотив убийства президента, и кому на пользу было это преступление?
      Джон Ф. Кеннеди происходил из семьи, которая принадлежит к двенадцати богатейшим домам Бостона. Этот "клан из Массачусетса" со временем стал все более попадать в зависимость от самой могущественной группы монополий Уолл-стрита, определяющее влияние в которой имеют такие семьи, как Морганы, Рокфеллеры и Дюпоны. Между Уолл-стритом и почти независимой от него группировкой нефтяных монополий Техаса уже издавна шла острая конкурентная борьба.
      Сила техасской группировки зиждилась, прежде всего, на нефти, но также - особенно в последние два десятилетия, - и на военной промышленности. К числу наиболее влиятельных представителей данной группировки относился недавно умерший миллиардер Гарольд Л. Хант, которого нередко считали самым богатым человеком в мире. Его вилла в Далласе была как бы центром господства нефтяных королей.
      Почти все американские президенты пользовались доверием Уолл-стрита и были его избранниками, в том числе и Кеннеди. Крайне правая техасская группа чувствовала себя обойденной с точки зрения участия в государственных делах и боролась за большее влияние на внутреннюю и внешнюю политику США.
      Свой первый видимый успех Гарольд Л. Хант смог отметить в 50-х годах, когда ему удалось продвинуть в Вашингтон на влиятельный пост доверенного человека.
      Это был не кто иной, как печально известный сенатор Джозеф Маккарти, который получал из Далласа указания, кого именно он должен вызвать в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности.
      Джон Ф. Кеннеди трезво оценивал некоторые стороны общественного строя своей страны. С целью несколько ослабить остроту социальных проблем в США он начал проводить в стране некоторые меры. В частности, налоговая реформа предусматривала ликвидацию определенных привилегий заправил нефтяной промышленности.
      Ведь, начиная с 20-х годов, эти компании пользовались преимуществом: налогом облагалось всего 72, 5 процента их валового дохода. Эта особая статья налогового закона обеспечивала техасским нефтяным боссам баснословно высокий рост богатства. Как-никак, а к моменту вступления Кеннеди на пост президента этот "бонус" равнялся 3, 6 миллиарда долларов в год.
      Поэтому в запланированной налоговой реформе нефтяной король Хант увидел покушение на основы своего нефтяного царства, да ещё предпринятое представителем соперничающей монополистической группировки. 8 ноября 1963 года президенты трех крупнейших нефтяных концернов имели с Кеннеди беседу с целью не допустить внесения законопроекта в конгресс. На другой день техасские газеты охарактеризовали результаты этой получасовой аудиенции как "разочаровывающие".
      После фиаско авантюры кубинских контрреволюционеров в апреле 1961 года в заливе Кочинос и карибского кризиса осенью 1962 года во внешней политике Кеннеди стали проявляться более реалистические черты. Так, например, в августе 1963 года в Москве с участием США состоялось подписание договора о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах.
      Кроме того, в речах американского президента зазвучали призывы к решению проблемы разоружения, а это грозило военным концернам сокращением прибылей, что, в свою очередь, должно было значительно затронуть техасскую монополистическую группу, ибо в списке заказов Пентагона данный штат стоял тогда на третьем месте. Именно в Техасе более явно, чем в каком-либо ином месте (за исключением Калифорнии), ход событий определялся военно-промышленным комплексом.
      Это понятие - военно-промышленный комплекс - впервые сформулировал Эйзенхауэр в своей прощальной речи 17 января 1961 года. "Мы должны остерегаться приобретения этим комплексом неправомерного влияния, - сказал Эйзенхауэр. - Опасность катастрофического возрастания власти там, где ей не положено быть, существует, и будет продолжать существовать".
      При этом Эйзенхауэр, разумеется, умолчал о собственной ответственности за рост этой власти. Тем не менее, его предсказание в точности относилось к Техасу, где переплетение трех столпов власти - военщины, капитала и ЦРУ, было особенно тесным.
      Итак, Кеннеди, пытаясь осуществить намеченные им меры, натолкнулся как в области внутренней, так и внешней политики, на те границы, которые были поставлены ему военно-промышленным комплексом.
      ...Глава техасской монополистической группы Гарольд Л. Хант действовал за кулисами. Так, осенью 1961 года журналист Альфред Барке гостил на вилле нефтяного короля. "Другого пути нет, - разглагольствовал миллиардер. Чтобы избавиться от изменников, окопавшихся в нашем правительстве, их всех надо перестрелять".
      С более или менее открытыми призывами к убийству президента в дальнейшем выступала радиостанция "Life line", находившаяся в частном владении Ханта; её передачи транслировались на всю страну.
      Конечно, призывы ещё не действия. Но важным звеном доказательства существования заговора служила многолетняя "деловая" связь между Гарольдом Л. Хантом и Джеком Руби, который не раз вербовал по заданию и на деньги миллиардера диверсантов для заброски на Кубу. Вполне вероятно, что Хант финансировал обучение убийц в лагере ЦРУ Понтчартрейн и после того, как Кеннеди запретил подобные вещи. Руби выполнял при этом роль связного между нефтяным королем и бандой Клея Шоу.
      После 22 ноября 1963 года свидетели говорили о двух встречах сына Ханта, Леймара, с Джеком Руби. В первой встрече 14 ноября (она проходила в задней комнате ночного клуба "Карусель") участвовал и Дж. Д. Типпит. Вероятно, в этом причина того, что Типпит вскоре после покушения на президента был убит. Предположительно, некоторые "стриптиз-гёрлс" из заведения Руби тоже знали о существовавших контактах своего босса с Хантом и его сыновьями, за что тоже поплатились жизнью. На вторую встречу Руби, накануне убийства, явился в контору Леймара Ханта. Но ещё более показательным, чем эти встречи, о которых известно только, что они имели место, явилось одно событие, происшедшее вечером 22 ноября.
      Агенты ФБР, посетившие в тот вечер виллу нефтяного короля, порекомендовали старому Ханту на некоторое время уехать из Далласа: оставаться в городе ему опасно, его легко могут заподозрить в причастности к убийству, поскольку многие вспомнят о передачах "Life line". Гарольд Хант согласился с ними, и следующей ночью джи-мены отвезли нефтяного короля в Балтимор, где он провел несколько недель. Агенты ФБР позаботились, чтобы его покой там ничем не нарушался.
      Когда позже Гаррисон начал свое расследование, подступиться к всемогущему миллиардеру он не отважился.
      Но Хант мог уже ликовать. Не прошло и двух недель со дня убийства Джона Ф. Кеннеди, как новый президент Линдон Б. Джонсон заявил, что прежние налоговые привилегии нефтяных концернов остаются неприкосновенными.
      Упорное противодействие раскрытию действительных обстоятельств далласского убийства не оставляет никаких сомнений в том, что "преступление века" оказалось нераскрытым только потому, что этого не желали влиятельные силы.
      Следы ведут к вице-президенту
      Оставался вопрос, был ли причастен Линдон Б. Джонсон к покушению на своего предшественника. Многие косвенные улики свидетельствуют об этом, решающих доказательств, однако, не имеется. К косвенным уликам принадлежит то, что Линдон Б. Джонсон техасец и - хотя он возвысился, будучи выходцем из семьи бедного рабочего, - был доверенным лицом группы техасских монополий. Личная дружба связывала его с Гаролдом Л. Хантом. Когда в 1960 году на Национальном конвенте в Лос-Анжелесе выдвигался кандидат в президенты от демократической партии, Кеннеди одолел своего самого опасного противника. Нефтяной король, специально прибывший в Лос-Анжелес, был тогда очень недоволен, однако выдвинул затем своего друга Линдона Б. Джонсона на пост "running mate", т. е. кандидата в вице-президенты. Тремя годами позже Джонсон занимался делами техасской группы, - однако, не только нефтью.
      Уже в 1966 году техасские предприятия в списке Пентагона переместились с третьего на второе место, причем усиление войны во Вьетнаме обеспечивало жирные прибыли монополиям по вооружению. При Джонсоне ежегодные военные заказы с 1963 по 1968 год увеличились с пятидесяти пяти до восьмидесяти миллиардов долларов. Бюджет федеральных расходов в пятый год правления Джонсона стал в два раза больше, чем первого года правления Кеннеди. В последний год своего президентства Джонсон дал стране столько денег, сколько дали все тридцать два президента от Вашингтона до Франклина Д. Рузвельта за сто пятьдесят три года! Это все, однако, не сделало Америку "великим обществом" как демагогически он провозгласил это в качестве цели своей "борьбы с бедностью". Золотой дождь в невиданных размерах тек в карманы монополий, причем самые жирные куски доставались Техасу.
      Джонсон прибыл в Вашингтон в 1932 году как секретарь депутата нефтяного магната Клиберга. С этого времени его политическая карьера была связана с лоббированием техасской нефти. Определяемая им после убийства Кеннеди политика точь-в-точь приняла то направление, которое требовала от него техасская монопольная группа. Как чистая случайность, а не как косвенная улика может при этом рассматриваться цепочка контактов: Джонсон Хант - Руби, если бы в деле об убийстве Кеннеди не имелось бы параллельно сотни таких же "особых случаев".
      Знатоки политической сцены США едины в том, что Линдон Б. Джонсон никогда бы не достиг цели своей жизни - стать президентом США, если бы не произошло убийство Кеннеди...
      В Вашингтоне находился некий молодой человек - Бобби Бекер, ставший секретарем демократической фракции и с 1953 года ближайшим другом Линдона Б. Джонсона. На конвенте в Лос-Анжелесе 1960 года позже ставший вице-президентом Джонсон чрезмерно хвалил своего молодого друга: "Он - моя правая рука, последний человек, с которым я вечером советуюсь, и первый, кого я вижу утром". Шутники нашли после этого ему меткую кличку: "малыш Линдон".
      Очень скоро этому человеку удалось обрести состояние в несколько миллионов долларов. Так Бобби использовал свое влиятельное положение, чтобы давать правительственные заказы лишь тем концернам, которые платили ему за это огромные комиссионные. Особенно прибыльные дела, которые нужно назвать просто коррупцией, Бекер обделывал уже тогда, когда Джонсон был председателем комиссии по исследованию космического пространства в Сенате. Еще большие доходы потекли при его друге, вице-президенте, и многие заказы фирмам Пентагона и Национального космического агентства шли через ось Джонсон-Бекер.
      Однако и "малыш Линдон" просил кое о чем своих политических и деловых друзей. Так, он построил в Вашингтоне и в ближайшем приморском курорте Каллгерл-Ринге, привлекательные услуги которого предоставлялись в распоряжение его партнерам бесплатно, поскольку все оплачивал Руби - ради друзей, с которыми его связывали дела. К посетителям спроектированного и обустроенного самим Бекером небольшого роскошного борделя принадлежал и "большой Линдон".
      Дело, в конце концов, обнаружилось, и в начале октября 1963 года Сенат назначил комиссию по изучению "скандала вокруг Бобби Бекера". Из окружения президента стало после этого известно, что он на выборах 1964 года хочет выступить с другим вице-президентом. А когда президент распорядился сделать достоянием гласности случай с Бекером, невзирая на личности, и рассказать "всю правду", карьере Джонсона, казалось, пришел конец. Затем, однако, после убийства президента он вступил в самую высокую государственную должность, и все заботы о своем самосохранении просто отпали.
      ...Вопреки всем махинациям, в отчете комиссии Уоррена проскользнуло более чем показательно свидетельство. Своему прежнему другу "малыш Линдон" как раз в момент, когда Кеннеди произносил президентскую клятву, сказал: "Этот сын проститутки не пробудет на своем посту четыре года, он умрет раньше насильственной смертью". Комиссия Уоррена занесла в протокол это свидетельство под присягой. Однако никто не пошел по этому следу, который вел в окружение нового президента. И случаем с коррупцией Бекера после смерти президента сначала никто не занимался. По привычному рецепту, прежде столь ревностная комиссия затягивала расследование и в 1964 году пожелала его полностью прекратить.
      Однако сенатор от республиканской партии Джон Д. Уильямс разыскал новые отягчающие факты против Бекера. После этого Джонсон официально признал виновным своего фаворита, а в июне 1965 года сенатская комиссия подтвердила вину "малыша Линдона" и одновременно незапятнанное имя "большого Линдона". Дело дошло до судебного приговора, и Бекер должен был провести несколько лет в тюрьме Льюисбурга.
      В 1972 году стало известно, что Джонсон предлагал миллион долларов, если Бекер возьмет всю вину на себя. Бывший президент был в это время ещё жив. Он не предпринял никаких судебных шагов против этого сенсационного утверждения.
      Еще тяжелее, чем упомянутые факты, третья косвенная улика в участии техасского политика в заговоре против Кеннеди. Линдон Б. Джонсон в каждой фазе дела об убийстве вел себя так, что его поведение оказывалось в высшей степени подозрительным.
      Губернатор Техаса Коннэли и многие другие предостерегали Кеннеди от посещения Техаса. Но Джонсон переубедил колеблющегося президента совершить туда поездку. "Он преследовал его, пока не получил согласия", - сообщает Уильям Манчестер в книге "Смерть президента", написанной по заказу семьи Кеннеди. Непосредственно после убийства Джонсон пустил в ход все средства, чтобы закрыть дело. Когда Гувер 22 ноября прервал связи с министром юстиции Робертом Кеннеди, новый президент обрел прямое влияние на работу ФБР. Начавшаяся после этого деятельность этих властей отягчила вину Джонсона, как и работа комиссии Уоррена.
      Все проходило по заданию и с санкцией президента. Обструкция к обнаружению подлинных обстоятельств убийства в Далласе рассеяла последние сомнения, что "преступление века" из-за стечения множества несчастливо переплетшихся случайностей - так, по крайней мере, было это представлено, стало таким непроницаемым.
      Благодаря такому расследованию убийства Джона Ф. Кеннеди, которое не считалось ни с какими фактами, Линдон Б. Джонсон смог устранить все направленные против него подозрения. Он воспрепятствовал этому расследованию. Так тридцать шестой президент США остался на своем посту с многократно обоснованным подозрением в том, что он был, по меньшей мере, "очень заинтересован" в убийстве своего предшественника.
      Убийство Мартина Лютера Кинга
      Самая современная техника на службе ФБР
      "Энциклопедиа американа" - крупнейшее и значительнейшее энциклопедическое издание в США. Том 11-й издания 1971 года содержит статью "Федеральное бюро расследований". В ней, в частности, говорится о весьма большой роли специальных отделов ФБР, оснащенных самым современным научным аппаратом и техникой, в том числе и электронной.
      Созданный в 1924 году отдел идентификации имеет в своем распоряжении самую большую в мире коллекцию отпечатков пальцев. День за днем отдел собирал все новые и новые отпечатки, и в 1969 году их общее число составляло уже 191 миллион. Отпечатки взяты у различных групп лиц. Данные от апреля 1969 года дают представление об их составе: 59725869 карт правительственные служащие и военнослужащие, 57 226 802 - преступники и подозреваемые, 54 799 222 - претенденты на всевозможные должности в самых различных отраслях, включая военную промышленность, 14 090 672 - иностранцы и военнопленные и, наконец, 5745524 - для персональной идентификации. "Скрываясь, можно перемещаться из штата в штат, - сообщает энциклопедия, но национальный размах действия этого отдела позволяет идентифицировать схваченного преступника даже самому мелкому полицейскому участку".
      Не говоря уже о тех случаях, когда преступник оставляет на месте преступления 6вою "визитную карточку" - отпечатки пальцев. Разумеется, сравнение отпечатков производится не вручную, а компьютерами. В январе 1967 года Отдел идентификации отпечатков пальцев был дополнен центром информации о совершенных преступлениях.
      "Эта компьютерная картотека, - говорится далее, - размещается в вашингтонской штаб-квартире ФБР, дабы сделать столичную и общегосударственную систему надзора комплексной. Центр накапливает данные об украденных автомашинах, похищенном имуществе и обо всех разыскиваемых лицах... Эта актуальная информация центра может быть непосредственно использована любым полицейским офицером при помощи радиосвязи и электронного опроса".
      Как же странно выглядит при такой огромной технической оснащенности ставшее известным всему миру дело об убийстве Мартина Лютера Кинга!
      Наемный убийца
      Когда в январе 1967 года в новый компьютер ФБР были заложены первые данные, в них содержался и код некоего Джеймса Эрла Рея. В различных картотеках ФБР он числился ещё с 1946 года, сначала - в течение двух лет, как "джи-ай", а с 1948 года, после увольнения из армии ввиду "непригодности к военной службе", - в рубрике профессиональных преступников. Теперь, в начале 1967 года, Рею предстояло отбывать новое тюремное заключение - 20 лет за вооруженное ограбление.
      Находясь в тюрьме штата Миссури, в Джефферсон-Сити, он в первые апрельские дни 1967 года узнал от одного товарища по заключению о сказочном "джобе"9, который предлагают в Новом Орлеане. Можно заработать несколько десятков тысяч долларов всего за один выстрел!
      Эрл Рей, ясное дело, не хотел ближайшие 20 лет смотреть на солнышко через решетку, и весть из Луизианы подтолкнула его к дерзкому решению. Во дворе тюрьмы стоял грузовик, курсировавший между тюремной кондитерской фабрикой и цехом, находившимся вне тюрьмы. Рей, улучив возможность, вскочил в грузовик и прижался к днищу кузова между ящиками. Через несколько минут машина выехала за ворота тюрьмы, а ещё некоторое время спустя беглецу удалось незаметно покинуть грузовик. Произошло это 23 апреля 1967 года. По непонятным причинам крупного розыска объявлено не было, и Рей смог передвигаться без помех. Его путь, лежал прежде всего в Новый Орлеан, где он остановился в роскошном мотеле "Provincial motor".
      Служащие мотеля ещё и много месяцев вспоминали о щедром госте, который, по их мнению, располагал большим количеством наличности, а кроме того, встречался с одним видным промышленным боссом города (во всех имеющихся материалах по этому делу имя его не называется).
      Тысячу долларов новоявленный богач Рей потратил на покупку последней модели белого элегантного "форда-мустанга". Несколько месяцев разъезжал он на нем по Мексике, развлекаясь в ночных клубах. Незадолго до рождества Рей снова появился в Новом Орлеане, затем время от времени наезжал в Голливуд, преодолевая расстояние в 1900 миль между обоими городами. Он часто выступал под именем Эрика Колта, героя серии весьма популярных в то время в США детективных романов, схожего по типу с Джеймсом Бондом.
      6 марта 1968 года Рей, он же Эрик Колт, явился в полицейское управление города Монтгомери (штат Алабама), чтобы продлить свое удостоверение на право вождения автомобиля.
      "Копы" проверили его отпечатки пальцев. В списках разыскиваемых лиц оказались фотографии и описание сбежавшего преступника. В течение нескольких секунд мог быть получен ответ на запрос, посланный в компьютерный центр в Вашингтоне, но для этого не сделали ровным счетом ничего. Рей получил новые водительские права, поблагодарил и уехал.
      Через несколько дней он оставил свою "визитную карточку" в соседнем штате Джорджия, где за 1200 долларов (человек, уплативший их, остался анонимом) избил студента Элиота Дрокса так, что его пришлось отправить в больницу.
      Имя Дрокса незадолго до того стало довольно известным, так как он резко выступал против местной расистской организации. После кровавого избиения студента полиция зафиксировала несколько отпечатков пальцев преступника, но опять на этом все прекратилось. Позже выдвигались различные предположения, приводившие к выводу: о том, чтобы Рей в течение нескольких месяцев находился на свободе, позаботились весьма влиятельные круги. При таких жестких и точных для всех полицейских органов США служебных инструкциях полное отсутствие интереса полиции к Рею объяснить цепью случайностей было, скажем так, затруднительно.
      4 апреля 1968 года около четырех часов дня к владелице маленького отеля на Саут-Мэйн-стрит в Мемфисе (штат Теннесси) явился солидный мужчина в темном костюме, назвавший себя мистером Джоном Уиллардом. Он проделал дальний путь, сказал Уиллард, и ему нужен на день спокойный номер с окнами на юг, на солнечную сторону. Джон Уиллард, он же Рей, получил то, что хотел, и уплатил вперед. Он сам отнес свой багаж в номер, а белый "мустанг" поставил на стоянку у ворот отеля.
      Из его окон Рею были видны запущенный двор, поросший кустарником, узкая Мэлберри-стрит, примыкающая к ней стоянка. Но взгляд его остановился на фасаде с длинным балконом мотеля "Лоррейн". При помощи подзорной трубы он отыскал на втором этаже номер 306. Там находился тот, кто был нужен Джеймсу Рею.
      Время у Рея ещё было, и он отправился в общую ванную комнату отеля освежиться. Неожиданно обнаружив, что номер 306 отсюда виден гораздо лучше, чем из окна его собственного номера, он решил переменить место действия.
      Рей извлек из своего багажа винтовку системы "ремингтон" и оптический прицел, незаметно для других гостей отеля перенес их в ванную комнату и заперся там.
      С этого момента он непрерывно наблюдал за находившимся на расстоянии 70 метров балконом мотеля и ожидал свою жертву, укрепив оптический прицел на винтовке. Все было готово для рокового выстрела. В шесть часов вечера дверь в номер 306 мотеля отворилась, и на балкон вышел среднего роста чернокожий мужчина лет сорока. Сделав два шага, он подошел к перилам балкона. Часы отеля показывали 18 часов 1 минуту, когда профессиональный преступник Джеймс Рей стал убийцей.
      Прогремел выстрел, и пуля попала в горло человека, стоявшего на балконе мотеля, раздробив шейные позвонки. Вскинув руки, тот навзничь рухнул на цементный пол.
      Жертвой киллера пал человек, всю свою жизнь проповедовавшего ненасильственные действия - лауреат Нобелевской премии мира доктора Мартин Лютер Кинг.
      Все началось в Монтгомери
      Негритянский пастор был известен как духовный лидер 25 миллионов американцев африканского происхождения, и имел огромное влияние ещё на 10 миллионов пуэрториканцев и мексиканцев.
      Со дня юридической отмены рабства в США прошло уже сто лет, но, как и прежде, цветные граждане страны подвергались дискриминации во всех областях жизни: в школьном и профессиональном обучении, в трудовой сфере, во всех жизненных ситуациях и в своей политической деятельности.
      Составляя 11 процентов всего рабочего класса США, афроамериканцы насчитывали лишь 6 процентов квалифицированных рабочих и 3 процента руководящего персонала. Средний заработок их составлял всего 58 процентов от того, что зарабатывал белый, занимающий аналогичную должность.
      Во многих местах административно урезались их избирательные права. Кроме того, число безработных среди "цветных" почти вдвое выше, чем среди белых. К этому следует добавить бытовавшие в то время дискриминационные формы расового террора, начиная с раздельных школ, ресторанов или общественных туалетов для белых и "цветных" и кончая несправедливым отношением к "цветным" со стороны судов.
      Для того, чтобы добиться осуществления гражданских прав "цветного" населения, Мартин Лютер Кинг проповедовал ненасильственный путь - такова была его вера, но вместе с тем этот путь диктовался и тактическими соображениями.
      Насильственные действия "цветных" были бы весьма на руку фанатическим приверженцам расовой сегрегации в южных штатах, призывавшим к физическому уничтожению "цветных".
      Для них насильственные акции "цветного" населения служили бы желанным предлогом для репрессий. Но при отказе от насилия, при ограничении протеста такими акциями, как массовые походы, бойкот или сидячая забастовка, угнетатели, как заявил Мартин Лютер Кинг незадолго до своей гибели журналу "Лук", не решились бы "убивать среди бела дня безоружных мужчин, женщин и детей".
      Первый успех Мартина Лютера Кинга пришел к нему в 1956 году в Монтгомери - столице Алабамы.
      Предписания для негров в общественном транспорте носили там столь же дискриминационный характер, как и во многих других городах. Негры могли занимать только задние места, но и их тоже обязаны были по первому требованию уступать белым. Бывало и так, что из-за этого "цветных", уже уплативших за проезд, высаживали из автобуса, а кто сопротивлялся, того арестовывали. Летом 1955 года один водитель автобуса, не долго думая, убил высаженного из машины негра, который осмелился попросить назад деньги за проезд.
      1 декабря 1955 года негритянка Роза Паркс возвращалась домой после тяжелого рабочего дня в большом универмаге, расположенном в центре Монтгомери. Усталая и измученная, она села на заднее место в автобусе, но водитель потребовал, чтобы она уступила место молодому белому парню. Миссис Паркс отказалась и этим привела лавину в движение. Негритянку отправили в тюрьму. Известие об этом натолкнуло "цветное" население на идею бойкота городских автобусов.
      Мартин Лютер Кинг, уже несколько месяцев являвшийся пастором в Монтгомери, предложил свою церковь для встречи организаторов бойкота и обсуждения необходимых мер. Комитет по проведению бойкота избрал его своим председателем. Решающим для такого выбора был тот факт, что Кинг, как новый в городе человек, не имел ещё никаких личных врагов. Кинга это избрание несколько поразило: сам того не желая, он вдруг оказался в центре политических событий, его имя сразу стало известно всем и каждому.
      Бойкот длился 381 день. Негры устраивали многомильные пешие переходы к своим рабочим местам; "цветные" таксисты возили участников бойкота по автобусному тарифу. В результате официальное решение Верховного суда США прекратило расовую дискриминацию в автобусах Монтгомери, но городская администрация все же пыталась рядом новых распоряжений сохранить прежнее положение. Бойкот послужил сигналом к началу активной борьбы афроамериканцев за равноправие.
      Этой акцией Мартин Лютер Кинг заслужил непримиримую ненависть фанатиков-расистов. Уже 30 января 1956 года, на второй месяц бойкота, на веранде его дома взорвалась бомба, только чудом его семья не пострадала.
      Период после 1956 года характеризовался крупными, имевшими ненасильственный характер демонстрациями "цветных".
      Полиция, Национальная гвардия и федеральные войска ответили безжалостным террором.
      Весь мир облетело в 1957 году название арканзасского городка Лита-Рок. Здесь на глазах у Национальной гвардии расисты учинили кровавую расправу над негритянскими детьми, которые попытались воспользоваться гарантированным Верховным судом США правом учиться в городской школе.
      В Нэшвилле (штат Теннесси) белые террористы взорвали по той же причине школу. Инциденты такого рода из года в год регулярно повторялись в различных городах южных штатов.
      Кульминационной точкой явился 1963 год. Тем временем на Африканском континенте добились своей независимости народы нескольких десятков освободившихся стран, что послужило для афроамериканцев значительным стимулом в их борьбе за условия жизни, достойные человека.
      Мартин Лютер Кинг организовал в Бирмингеме (Алабама) крупную демонстрацию, на которую полиция ответила репрессиями. Пастора бросили в тюрьму.
      Марши протеста были проведены и в других городах, при этом полиция убила 19 негров.
      Лишь только Кинг оказался снова на свободе, как в снимаемом им номере мотеля взорвалась бомба. К счастью, в этот момент в помещении никого не было. Как и при первом покушении, злоумышленники оказались "не обнаруженными".
      28 августа 1963 года состоялся грандиозный марш на Вашингтон. 250 тысяч "цветных" и белых из всех штатов собрались в столице США, чтобы потребовать равных прав для всех граждан. Мартин Лютер Кинг произнес тогда ставшую знаменитой речь.
      Заявления Мартина Лютера Кинга становились все острее. Он искал для борьбы за гражданские права новые, более эффективные пути и был в числе активных противников войны во Вьетнаме. Поползли слухи, что на предстоящих в 1968 году президентских выборах Мартин Лютер Кинг намерен выставить свою кандидатуру от недавно основанной буржуазной прогрессивной партии "За мир и свободу", и что Роберт Кеннеди в случае своего выдвижения на пост президента США собирается назвать имя Кинга в качестве вице-президента.
      Тем самым негритянский пастор стал казаться опасным не только расистам, но и всему "истэблишменту", опиравшемуся на хорошо функционирующий избирательный механизм и не нуждавшемуся в "аутсайдерах" вроде Кинга.
      4 апреля Кинг был убит.
      Очень многие и в Америке, и во всем мире уверены, что ФБР сыграло свою темную роль и в этом убийстве. И все же полной уверенности в этом нет. ПО внешним, первичным началам конспирологии предположение о "зловещей" роли ФБР кажется весьма убедительным. У руководства бюро были желания, стремления, почти что мотивы; нечто подобное процветало и в кругу "джи-менов", в большинстве своем - белых с достаточно консенрвативными убеждениями. Вполне доставало и средств: ФБР - мощный инструмент специальных операций.
      И все же предположения эти - слишком очевидны; скорее всего, ФБР не принимало непосредственного участия в покушении - имеено и прежде всего потому, что это было бы слишком ожидаемо и при малейшей утечке информации вызвало бы обратный эффект: вспышку ненависти к нему как к государственному институту, в конечном итоге - нарушение национальной безопасности, на страже которой оно и стоит.
      Другое дело, что ФБР могло знать (и почти наверняка знало) о планах какой-то из, увы, достаточно многочисленных группировок, которые решили устранить "черно-красного" пастора. Знать - и не мешать их действиям, а при случае и необходимости, быть может, и "прикрыть" какой-то неловкий ход. Концы в воду джи-мены прятать умеют...
      "Самый отъявленный лжец во всей стране"
      В 1957 году функции ФБР были расширены. Его новая задача формулировалась так: "Обеспечение гражданских прав".
      Дж. Эдгар Гувер самолично разъяснил её содержание: "ФБР направило свои усилия на расширение работы по расследованию, дабы обеспечить каждому гражданину возможность свободного осуществления или пользования каким-либо правом или привилегией, гарантированными ему конституцией..."
      Однако фактическая деятельность руководимого им учреждения была диаметрально противоположна. Речь шла отнюдь не об обеспечении гражданских прав, а, наоборот, о выслеживании, преследовании и уничтожении тех самых сил, которые выступали за соблюдение конституционных гарантий. Поэтому неудивительно, что Гувер едва ли испытывал к кому-либо большую личную ненависть, чем к Мартину Лютеру Кингу.
      После 14 октября 1964 года, когда пастору была присуждена Нобелевская премия мира, официальная Америка не скупилась на почести - явно для того, чтобы привлечь его на свою сторону в качестве символической фигуры, демонстрирующей равноправие негров в США. Даже власти его родного города Атланты устроили ему "дружеский" прием. В этой атмосфере официального лицемерия словно разорвавшаяся бомба прозвучало заявление Гувера, сделанное 18 ноября 1964 года: Мартин Лютер Кинг - "самый большой лгун во всей стране".
      Поводом для этого заявления послужила заявление негритянского лидера, что ФБР пренебрегает своим долгом зашиты гражданских прав.
      За несколько дней до публичного оскорбления Гувером Мартина Лютера Кинга был опубликован отчет ФБР за 1964 год. Журнал "И. Ф. Стоунс уикли" в номере от 2 ноября 1964 года, тщательно проанализировав этот отчет, писал: "Годовой отчет ФБР за 1964 год посвящает грозящей внутренней опасности целую главу, а вопросам гражданских прав - всего одну треть страницы... Отчет ни словом не упоминает о белых террористических организациях и не свидетельствует о каких-либо усилиях ФБР, направленных на подрыв их деятельности, как оно это делает в отношении коммунистических или либеральных организаций. Нет никаких упоминаний о покушениях с применением бомб, которыми были разрушены десятки церквей и жилых негритянских домов, или о какой-либо активности ФБР в рамках федеральных законов в борьбе против таких покушений"...
      Следует добавить, что только за первое полугодие 1964 года в штате Миссури жертвами поджогов и бомб стали 40 негритянских церквей. О таких и подобных примерах террора против движения за гражданские права сообщала "Нью-Йорк таймс" 6 октября 1964 года.
      По мнению комментатора и лидеров негритянского движения, ФБР оставило поджигателей и бомбометателей безнаказанными, оно совершенно ничего не предприняло для выполнения своего долга по охране гражданских прав. Мартин Лютер Кинг указал на это, за что и был публично оскорблен Гувером.
      Неудивительно, что Кинг оказался и в числе тех, кто по указанию Гувера подвергался постоянной слежке. Его досье велось ФБР под номером 100 46230.
      Характерен следующий эпизод.
      В 1965. году "Международная женская лига за мир и свободу" (основанная в 1915 году буржуазно-пацифистская организация) отмечала 50-летие своего существования. По этому поводу американская секция лиги устроила торжественный банкет в Филадельфии в отеле "Бельвю Стрэдфорд".
      Мартин Лютер Кинг принял в нем участие и произнес краткую приветственную речь, о которой приставленный к нему агент тут же донес в вашингтонский центр ФБР. Оттуда 70 местным отделениям был разослан циркуляр, датированный 24 сентября 1965 года.
      Он был озаглавлен "Коммунистическое проникновение в Международную женскую лигу за мир и свободу". Противники ФБР тут же заявили, что единственным основанием для содержащегося в заголовке утверждения послужило участие пастора в банкете; при этом вроде бы осталось незамеченным, что Кинг в мероприятии участвовал не один, а с несколькими своими помощниками а они прямо и непосредственно относились к "проводникам коммунистического проникновения".
      Как это часто бывает, одни и те же личности в разные периоды истории оцениваются по-разному, вплоть до прямо противоположных суждений. Сейчас очевиден процесс апологетики Мартина Лютера Кинга; тех слов и эпитетов, которыми наградили убиенного пастора на очередной годовщине в канун Миллениума, было бы более чем достаточно как минимум для его досрочной канонизации. Реальный Кинг был, несомненно, гораздо более неоднозначен.
      Подслушивающие устройства ФБР, начинившие гостиничный номер Кинга, фиксировали слова и действия, не вяжущиеся с обликом христианского проповедника и морализатора, и о посетителях номера священника поползли непристойные слухи. Подстраиваясь под эти слухи, ФБР, как говорили его противники, "начало кампанию клеветы" - это выражалось главным образом в том, что Бюро дало избранным журналистам возможность прослушать магнитофонные записи, демонстрирующие преподобного доктора Кинга в действии. Но, по-видимому, все эти журналисты оказались людьми чопорными и благопристойными профессионалами, не желающими конкурировать в раздувании сенсаций и скандалов.
      Несомненно, все что касается Кинга, привлекало все большее внимание руководства. Дошло до того, что Дж. Эдгар Гувер резко и яростно накинулся на ближайшего заместителя, Уильяма Салливана, который как руководитель операций внутренней контрразведки знал все о Льюисоне, О`Делле (ближайшие сподвижники Кинга, члены подпольного Национального комитета Американской компартии и, по всей вероятности, ещё и агенты КГБ), Кинге и о том, что передавали "жучки". По приказу Гувера агенты сменили замок в кабинете Салливана так внезапно, что тот даже не успел очистить стол. Среди бумаг Салливана была копия письма, адресованного Кингу. Вот что писал ему этот достаточно информированный агент ФБР, заместитель директора Центрального Управления: ..."Кинг, принимая во внимание вашу низменную душу, я не буду величать вас ни мистером, ни преподобным, ни доктором. А ваша фамилия наводит на мысль о таких королях, как Генрих YIII...
      Кинг, загляните себе в душу. Вы же знаете, что насквозь лживы и бесконечно виноваты перед неграми. Белые в этой стране достаточно их обманывали, но я уверен, что сейчас вам нет равных. Вы не священник и знаете это. Повторяю, вы грандиозный мошенник и дьявол, и насквозь грешны. Не может быть, чтобы вы верили в Бога... И совершенно ясно, что у вас вовсе нет моральных принципов.
      Кинг, как и всем обманщикам, вам придет конец. Вы могли стать одним из величайших наших лидеров. Но с самого начала вы оказались не лидером, а распутным безумцем. Но игра окончена. Ваши "почетные" звания, ваша Нобелевская премия (она - бесстыдный фарс) и остальные награды вас не спасут. Кинг, повторяю, ваша песенка спета.
      Никто не может опровергнуть факты, даже лгун вроде вас... Вам конец... Сатана уже бессилен творить неслыханное зло... Кинг, вам конец.
      Американская общественность, все помогавшие вам религиозные организации - протестанты, католики и иудеи, - узнают, что вы дьявол, безумное чудовище. И другие, кто поддерживал вас, тоже. Вам конец.
      Кинг, вам осталось только одно. Вы знаете, что. У вас есть 34 дня (число это выбрано по особой причине) 10. Вам конец, но один выход есть. Лучше воспользоваться им прежде, чем ваша мерзкая, болезненная, лживая сущность откроется нации."
      Еще один пакет был отправлен на имя жены Кинга, Коретты, которую можно обвинить только в чрезмерной добродетели и которой никогда не интересовалось ФБР. Содержавшиеся в нем материалы ни одной жене видеть не следует и, несомненно, их собрал и отправил кто-то из ФБР...
      Годы спустя, в 1975, когда следователи Конгресса задались целью доказать виновность ФБР в нарушении гражданских прав граждан, свет клином сошелся на мнимом преследовании Кинга. Хотя многие операции ФБР осуждали и критиковали, относительно немногие из них оказались несанкционированными или незаконными; большинство затронутых сложных юридических вопросов были непонятны публике и не вызвали общественного возмущения. Но преследование священника, который для многих был народным героем - как раз то, что миряне могут понять и осудить...
      ФБР автоматически включило Кинга в число людей, от которых, как оно заявило ещё несколькими годами ранее, можно якобы ожидать "самых худших преступлений в отношении американского народа". Таким образом, ФБР определило и свое поведение по отношению к Мартину Лютеру Кингу.
      Многочисленные улики указывали на то, что ФБР приложило свою руку к подготовке убийства Мартина Лютера Кинга. Иное объяснение поведению Джеймса Эрла Рея в период между 23 апреля 1967 года и 4 апреля 1968 года дать сложно. А начатая после убийства Кинга "погоня за преступником" тоже представляет собой довольно темную главу в истории ФБР. Обратимся к фактам.
      Арест произведен Скотланд-Ярдом
      Уже через несколько минут после убийства Кинга местная полиция располагала исходными данными для розыска: свидетели видели, как мужчина в темном костюме выбежал из здания на Саут-Мэйн-стрит, бросил прямо на улице синий чемодан и винтовку "ремингтон", затем вскочил в белый "форд-мустанг" и скрылся.
      И тут произошло нечто странное.
      Лейтенант Брэдшоу хотел преследовать белый "мустанг", но его остановил какой-то молодой человек. Он сказал полицейскому офицеру, что по радио только что сообщили об уже начавшейся погоне за этой автомашиной, а также о перестрелке, но происходит все это, мол, уже в другой части города, находящейся в противоположном направлении. Поэтому Брэдшоу от преследования отказался и даже не спросил у молодого человека документы. Действительно, вскоре после 18 часов одна частная радиостанция в Мемфисе начала передачу дезориентирующих сообщений о розыске, тем самым направив его по ложному следу.
      Итак, убийца скрылся.
      Его имя, как официально сообщалось, вероятно, Джон Уиллард, но факт этот достоверно не установлен; убийство Мартина Лютера Кинга - дело рук умалишенного-одиночки.
      Таким образом, как и в других случаях, начиная с Линкольна и кончая Кеннеди, снова распространялся ничем не доказанный и весьма скорый вывод, который опровергали все обстоятельства убийства.
      Версия об убийце-одиночке и организованное распространение ложных данных никак не согласовывались друг с другом.
      Можно было предположить, что благодаря отпечаткам пальцев на брошенных преступником предметах (чемодан и винтовка) подозреваемый злоумышленник по крайней мере сразу же будет идентифицирован ФБР. На это требовалось всего несколько минут, но ФБР сообщило результаты только через две недели: да, сведения о предполагаемом Мемфисском убийце в компьютере есть. Речь идет о многократно судимом Джеймсе Эрле Рее, бежавшем из тюрьмы.
      Таким образом Рею дали время покинуть страну. Он пересек Соединенные Штаты с юга на север и давно уже обосновался в Канаде, в Торонто, когда ФБР высказало предположение, что он бежал в Мексику. Основное свое внимание оно сконцентрировало на южной границе США, хотя никаких оснований именно для такого предположения не имелось.
      Как принято, ФБР поставило в известность о розыске Рея и мексиканскую, и канадскую полицию. Но последняя отнеслась к делу серьезнее, чем джи-мены, и стала исходить из самого простого предположения: Рей, если он находятся в Канаде, обратится к властям за получением нового паспорта.
      Канадская полиция продолжала расследование и установила, что некий самозваный Джордж Снейд 6 мая вылетел на реактивном пассажирском самолете в направлении Лондона. Зарегисирированным обратным билетом он не воспользовался. Через "Интерпол" соответствующая информация была передана Скотланд-Ярду, который в Лондоне установил, что вышеозначенный Снейд отправился дальше, в Лиссабон. Скотланд-Ярд внес Джорджа Снейда в списки разыскиваемых лиц.
      Прошел ещё месяц. Ранним вечером 9 июня 1968 года в лондонском аэропорту совершил посадку рейсовый пассажирский самолет из Лиссабона. Чиновник на паспортном контроле даже вздрогнул от неожиданности: перед ним лежал канадский паспорт на имя Джорджа Снейда. Чиновник знал, что владелец паспорта находится в розыске.
      - Мистер Снейд, - сказал он, - я должен попросить вас пройти ещё и таможенный контроль.
      - Надеюсь, это продлится недолго, - ответил мнимый канадец, - я хочу ещё успеть на ближайший самолет на Брюссель.
      - Мы выполняем наш долг. Прошу пройти со мной в помещение для контроля.
      Там был подвергнут тщательной проверке каждый предмет из багажа этого пассажира, который проявлял все большее беспокойство. Тем временем чиновник паспортного контроля позвонил в Скотланд-Ярд, и вскоре оттуда в аэропорт прибыл знаменитый суперинтендант Томас Батлер, который в это время использовал предоставленный ему после ухода на пенсию дополнительный год службы для поимки главаря банды, ограбившей почтовый вагон в Чеддингтоне. Предчувствуя сенсационный успех, он лично отправился в аэропорт, где прежде всего приказал показать ему паспорт задержанного.
      - Мистер Снейд, - сказал затем Батлер, - я арестую вас по подозрению в том, что 4 апреля этого года вы совершили в американском городе Мемфисе убийство Мартина Лютера Кинга.
      Вскоре было установлено, что Снейд действительно является разыскиваемым Реем. Однако всякую причастность к убийству Кинга Рей отрицал. Через несколько дней после того, как стало известно об аресте Рея, в Лондон прибыл американский адвокат и представился полицейским властям как его защитник.
      Артур Дж. Хэйнс был человеком известным, много лет он являлся мэром города Бирмингема в Алабаме, где в 1963 году бросил против демонстрации, возглавлявшейся Мартином Лютером Кингом, полицейских собак. По его указанию пастора тогда посадили в тюрьму. В 1965 году Хэйнс вновь прославился как "добившийся успеха" защитник по уголовным делам, когда обеспечил оправдание трем куклуксклановцам, убившим 39-летнюю Виолу Лиуццо - белую сподвижницу Мартина Лютера Кинга. Стали известны и другие интересные факты об Артуре Дж. Хэйнсе, - например что он в течение многих лет являлся сотрудником ФБР, а также что оружие, которым был убит Кинг, куплено 4 апреля 1968 года в Бирмингеме.
      Хэйнс сразу попытался сделать все возможное, чтобы не допустить выдачи Рея США. Убийца по его совету продолжал отрицать свою причастность к делу. Однако механизм расследования все же привел Рея обратно в страну, где он совершил преступление.
      Итак, около года Рей оставался безнаказанным, затем его имя две недели держалось в тайне, - очевидно, ровно столько, сколько ему потребовалось для того, чтобы скрыться из США. Когда же Рей попал в сети международной полицейской машины, ФБР изменило курс. В журнале "Лайф" не без влияния ФБР был опубликован подробный репортаж, в котором, в частности, говорилось: "Погоня длилась 64 дня, и это была детективная работа высшего класса... Свыше 600 сотрудников канадской полиции, мексиканских и португальских полицейских органов, "Интерпола" и Скотланд-Ярда приняли участие в этой криминалистической погоне, которая проходила на территории пяти стран".
      К работе "высшего класса" принадлежал, однако, не только арест преступника, но и ход расследования всех обстоятельств совершенного им преступления. В данном случае он вновь доказал, сколь темным было и должно было остаться это дело по замыслу его закулисных организаторов.
      В начале 1969 года в Мемфисе состоялось весьма странное "слушание дела". Защита предъявила судье Беттлу письменное признание Рея в своей вине. Затем был произнесен приговор: 99 лет тюрьмы. Все "слушание дела" закончилось в течение нескольких минут. В лаконичном обосновании приговора подчеркивалось, что Рей действовал в одиночку, никакого заговора против Мартина Лютера Кинга, а следовательно и закулисных лиц, в данном убийстве не было.
      Комментарий "Нью-Йорк таймс": "Методы этого вновь и вновь откладывавшегося и столь быстро проведенного судебного процесса могут вызвать только возмущение и подозрение. Мы требуем нового слушания дела, иначе мы так никогда и не узнаем правды".
      Через три недели после "упрощенного судопроизводства" шансы вскрыть полную правду значительно упали. Судья Беттл, который мог бы при желании установить определенные взаимосвязи, вдруг скончался при таинственных обстоятельствах. Но ещё большую сенсацию произвела в начале 1974 года весть о том, что апелляционный суд удовлетворил ходатайство Рея о пересмотре его дела. В сообщении говорилось, что суд принял во внимание приведенное в обоснование ходатайства утверждение осужденного, что в 1969 году он признал себя виновным только под давлением и в результате шантажа.
      В качестве защитника Рея при "упрощенном судопроизводстве" выступал Перси Формэн. Этот адвокат заставил своего подзащитного в любом случае признать себя виновным и отказаться от какой-либо попытки назвать сообщников. Только тогда, заявил он Рею, можно спасти ему жизнь.
      Различные газеты в свое время заплатили за репортажи об убийстве Мартина Лютера Кинга гонорары на общую сумму 165 тысяч долларов, часть которых должна была перепасть и самому Рею. Формэн письменно сообщил своему подзащитному, что это станет возможным при условии, если Рей не будет создавать суду "никаких затруднений".
      Для апелляционной инстанции Рей избрал себе в качестве защитника некоего Ливингстона, который предъявил суду и вымогательские письма своего предшественника. Он заявил, что Рей полон решимости разоблачить закулисных лиц заговора против Кинга и назвать как минимум две фамилии. Кроме того, его подзащитный готов подвергнуться проверке на "детекторе лжи", чтобы доказать, что сам он Кинга не убивал, а являлся лишь подставной фигурой и козлом отпущения.
      То, что Мартин Лютер Кинг стал жертвой заговора, не подвергался никакому сомнению и ранее. Однако закулисные лица организовали этот заговор довольно ловко, поскольку им удалось сделать так, что замеченным 4 апреля 1968 года в мемфисском отеле на Саут-Мэйн-стрит оказался только один Рей.
      Но пересмотр дела в апелляционном суде вряд ли мог раскрыть правду о заговоре против Мартина Лютера Кинга. Слишком много таинственных обстоятельств и слишком могуществен был круг лиц, подозреваемых в заговоре и в инспирировании этого убийства. Можно сказать и по-другому: если бы показания Рея могли "вывести" на ФБР - он бы никогда не дал показаний. ФБР, повторим, если и участвовала в этом деле, то в качестве стороннего (пусть и благожелательного) наблюдателя, при удобном случае чуть приобрело лавры в деле сыска - и ничуть не опасалось, что Рей может сказать лишнее. Если кто и мог, тот умолк навсегда.
      Выстрелы в отеле "Амбасадор"
      Опыт Древнего Рима
      Еще во времена великого римского государственного деятеля и полководца Гая Юлия Цезаря был сформулирован важнейший криминалистический принцип, который применялся и оказывался наиболее действенным на протяжении почти двух тысячелетий. В одном из произведений Марка Туллия Цицерона впервые был задан вопрос: "Qui bonо?" - "Кому на пользу?" Причем вопрос этот может рассматриваться и в политико-экономической взаимосвязи.
      Судьи Римской империи были нацелены на выяснение данного вопроса, на расследование того, кто же извлекал пользу или выгоду из убийства. Если этот вопрос удавалось выяснить, то, как доказывал опыт Древнего Рима, а также почти двухтысячелетняя история криминалистики, след зачастую вел к убийце или к тем, кто его нанимал. Вопрос этот - одна из важнейших заповедей и современной криминалистики.
      За период менее пяти лет (22 ноября 1963 года, 4 апреля 1968 года и 5 июня 1968 года) в США были убиты три виднейших в стране человека: президент, лидер движения за гражданские права и претендент на пост президента. И в каждом из этих трех убийств, которые к тому же были связаны между собой, ФБР, полиция и юстиция старательно обходили вопрос: "Qui bono?" Задавались, тщательно изучались и получали ответы тысячи всевозможных вопросов, и только один этот кардинальный криминалистический вопрос так и не был поставлен ими, несмотря на потрясающее сходство событий.
      Два месяца и один день спустя после убийства Мартина Лютера Кинга жертвой политического преступления стал сенатор Роберт Кеннеди.
      В ночь после выборов
      К обычаям американской избирательной кампании принадлежат так называемые "primaries" - предварительные выборы, проводимые в различных штатах. Эти выборы дают возможность сделать определенные предварительные выводы насчет шансов различных кандидатов на пост президента от одной и той же партии, намеренных претендовать на утверждение своей кандидатуры её национальным съездом.
      О своих притязаниях на Белый дом, хозяином которого все ещё был Линдон Джонсон, в 1968 году заявили как Роберт Кеннеди, так и Юджин Маккарти, сенатор от штата Миннесота. "Праймериз" в Калифорнии, назначенные в данном случае, на 4 июня 1968 года, издавна считались решающими. Накануне Бобби, как звали Роберта Кеннеди друзья, заявил, что если он на этих предварительных выборах не победит, то снимет свою кандидатуру.
      В тот вторник, в день "праймериз", на территории между рекой Сакраменто и городом Сан-Диего к избирательным урнам устремилось удивительно много людей - 81 процент всех калифорнийцев.
      В 23 часа стал известен результат: 46 процентов проголосовали за Р. Кеннеди, 42 процента - за Ю. Маккарти. Тем самым Роберт Кеннеди сделал большой шаг на пути в Белый дом.
      Тысячи сторонников Роберта Кеннеди праздновали в Лос-Анджелесе победу своего кандидата, в вечернее небо взвились яркие ракеты, звучала музыка. Особенно радостная атмосфера царила в отеле "Амбасадор", где помещался избирательный штаб Р. Кеннеди. Когда сенатор вышел в бальный зал, ликованию собравшейся публики не было границ. Да, Роберт Кеннеди, несомненно, находился на вершине своей политической карьеры. В краткой речи, неоднократно прерывавшейся аплодисментами, он поблагодарил друзей. "В Чикаго, на Национальный съезд, - воскликнул он, - мы победим там!"
      Роберт Кеннеди шел к выходу, когда из толпы к нему вдруг подскочил щуплый черноволосый парень и несколько раз выстрелил в сенатора. Две пули, как было установлено позже, попали Кеннеди в голову. Два телохранителя сенатора, атлетически сложенные негры, один из которых был Рэйфер Джонсон, известный после Римской Олимпиады как победитель в десятиборье, сразу же схватили убийцу. Стоило большого труда не допустить, чтобы кипящая негодованием толпа тут же учинила над ним расправу. Телохранителям с трудом удалось пробиться с задержанным убийцей к полицейской автомашине.
      В полицейском участке убийца изображал из себя бывалого преступника, на вопросы не отвечал и имя свое назвать отказался. То, что не сделали двумя месяцами ранее в Мемфисе, теперь в Лос-Анджелесе сделали сразу: изображения отпечатков пальцев на орудии убийства были переданы в компьютерный центр штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Ответ из Вашингтона тоже пришел сразу: убийцу зовут Сирхан Бишара Сирхан Абу Кхатар; родился в 1944 году в Старом городе в Иерусалиме, в 1957 году переселился в США, последнее время проживал в Пасадене (Калифорния), Говард-стрит, 699.
      Одновременно из Вашингтона поступило заявление министерства юстиции: никаких признаков заговора против Роберта Кеннеди нет, а потому убийство дело рук невменяемого одиночки.
      История с оружием
      Дабы и в третий раз заставить людей поверить этой версии, действовали по испытанному рецепту. Множеством деталей отвлекали от сути дела и одновременно, чтобы сделать неправдоподобное правдоподобным, создавали впечатление следственной основательности и даже педантичности.
      Прежде всего речь шла об оружии: "джонсон-кадет", модель 55, калибр 5, 6. Документы ФБР со всеми подробностями описывают его путь. Некий мистер Альберт Харт купил этот револьвер между 11 и 14 августа 1965 года в Лос-Анджелесе (когда было жестоко подавлено волнение в городском негритянском гетто Уоттс, при этом 34 "цветных" убиты, а 1032 ранены). Харт подарил револьвер своей дочери, некой миссис Уэстлейк, проживающей в Уордэкре, а та - 18-летнему Джорджу Эрхарду в Пасадене; последний продал его коллеге по работе Эйдалу Сирхану, передавшему, в конце концов, в начале 1968 года оружие своему брату Сирхану Бишара Сирхану.
      Приведенные выше факты являются основным результатом расследований ФБР по делу об убийстве Роберта Кеннеди. Отвлечь внимание от главного - вот цель этой столь детально прослеженной истории орудия убийства, ибо при всей запутанности покупок, продаж и подарков ни один федеральный закон отнюдь нарушен не был. Но именно эта документация ФБР ещё раз обнажила одну из сторон "американского образа жизни" - бизнес на оружии и преступные результаты оружейного лоббизма. Любой человек в Соединенных Штатах Америки может легально купить огнестрельное оружие - револьверы, винтовки, автоматы, минометы и т. п. в более чем ста тысячах оружейных магазинов или получить через несколько сот посылочных фирм.
      Юридической основой для этого служит давно устаревшая статья конституции о "праве каждого американца носить оружие", которая относится ещё к временам войны за независимость и сегодня защищает интересы лобби оружейной промышленности. О количестве находящегося по всей стране в частных руках и готового к применению оружия данные различны - от 100 до 200 миллионов единиц. С начала века до убийства сенатора Кеннеди от огнестрельного оружия в США погибло около 800 тысяч человек, в том числе около 300 тысяч стали жертвами убийств. Число это превышает количество американских солдат (примерно 500 тысяч), погибших за тот же самый период в войнах и вооруженных конфликтах.
      За четыре с половиной года, прошедшие между убийством братьев Кеннеди, конгрессу было представлено в общей сложности 105 законопроектов, направленных на ограничение абсолютной свободы обладания оружием; один из них был внесен лично Робертом Кеннеди. Но все эти законопроекты были отклонены. Могущество и влияние лобби оружейного бизнеса оказались сильнее.
      "National rifle assassination", насчитывающая 800 тысячами членов, и выдающая себя за невинный "стрелковый союз", неофициально является рупором индустрии оружия. Во главе её стоят боссы замаскированного "Объединения производителей ручного огнестрельного оружия". Эта организация не скупилась на угрозы. Так, один из её журналов обратился с "предостережением" к 20 конгрессменам, поддержавшим законопроекты об ограничении свободы продажи оружия: "Пока не поздно, вы, предатели, поостерегитесь! А то приклад винтовки размозжит вам череп!"
      Но, конечно, и запрет на оружие не предотвратил бы гибели Роберта Кеннеди.
      Тайные поездки на Ближний Восток
      Кто же такой был Сирхан Бишара Сирхан? Личность этого преступника использовали для отвлекающего маневра, вновь и вновь подчеркивая, что преступление совершено именно 5 июня 1968 года. Оказывается, год назад израильские войска захватили в Иерусалиме Старый город - место рождения Сирхана; в отместку за это он, мол, и убил Роберта Кеннеди.
      Когда в начале 1969 года состоялся процесс, защита построила свою тактику именно на этой версии. Три "звезды" адвокатуры - Эмиль 3. Борман, Грант Купер и Рассел Парсонс, как официально сообщалось, оказывали обвиняемому свою помощь бесплатно. Сирхан, как утверждал, например, Борман, был раньше большим поклонником Роберта Кеннеди, но затем однажды услышал, что сенатор хочет передать Израилю 50 сверхзвуковых "фантомов". "И тут-то, - восклицал защитник, - Сирхана и взяло за живое! Потеряв всякое представление о реальности, он с тех пор стал подобен лунатику. Из этого состояния он смог выйти только благодаря выстрелам".
      Защитники стремились внушить, будто Сирхан совершил убийство в состоянии психической невменяемости, чтобы таким образом спасти его от электрического стула. Несмотря на многие противоречия в их версии, им это удалось.
      Однако Роберт Кеннеди никакого отношения к тем 50 "фантомам" не имел; распоряжение о их предоставленни Израилю дал президент Джонсон. Если уж Сирхан хотел мстить за произраяльское поведение Соединенных Штатов, он мог бы найти свою жертву среди тысяч других политиков, которые обделывают вместе с сионистами крупные дела.
      Сам факт, что три видных защитника по уголовным делам "бесплатно" взяли на себя защиту неимущего Сирхана, указывает на подлинную суть этого дела. Ведь каждый, кто знает адвокатов типа Бормана и его коллег, знает и то, что даром они и пальцем не шевельнут. Откуда шли деньги, отгадать тоже не трудно, если принять во внимание усилия, которые были предприняты для того, чтобы скрыть прошлое Сирхана.
      Представитель государственного департамента Роберт Дж. Макклоски 14 июня 1968 года сделал заявление для печати. "Правительство - заявил он в частности, - не имеет никаких оснований считать, что Сирхан после своего переезда в страну когда-либо покидал её вновь даже на короткое время".
      Сначала эти слова вызвали удивление, но вскоре все объяснилось. Оказывается, лондонская газета "Evening standard" накануне поместила статью, в которой утверждалось, что Сирхан неоднократно совершал продолжительные поездки на Ближний Восток, причем первую из них непосредственно вскоре после своего переселения в США, чтобы в возрасте 13 лет обвенчаться в ортодоксальной церкви Эс Сальт в иорданской провинции Бальква. Сам по себе факт этот незначителен, так как в то время Сирхан ещё был ребенком, но важно то, что он замалчивался или же отрицался.
      Гораздо важнее были другие поездки, продолжительностью по полгода каждая, которые он совершил в 1964 и 1966 году по четырем арабским государствам, и которые тоже замалчивались.
      Официально Сирхан считался бедным, не имеющим средств к существованию, эмигрантом. Спрашивается: откуда же он брал деньги на эти поездки, на дорогостоящие трансатлантические полеты, на проживание в отелях? И почему все эти поездки должны были остаться в тайне? Единственное разумное объяснение: Сирхан выполнял тайную миссию в качестве агента ЦРУ, которое и финансировало его. Поскольку практика секретных служб предусматривает сохранение в тайне персоналий и прошлого агентов, отрицаются даже такие события их личной жизни, как, например, свадебное путешествие.
      Отсюда понятны и ангажемент трех защитников, и их высокие гонорары: необходимо было добиться, чтобы Сирхана не приговорили к смертной казни, ибо иначе это могло спровоцировать его на откровенность. Что, спрашивается, в случае грозящей смерти могло бы помешать Сирхану заговорить, и назвать тех, кто поручил ему убить Роберта Кеннеди? А если жизнь его будет спасена, со временем найдутся и пути на свободу. Первая, правда, неудавшаяся попытка освободить Сирхана не заставила себя долго ждать. При переводе его в другую тюрьму инсценировали автомобильную аварию.
      Иорданское правительство выявило множество фактов относительно ближневосточных поездок Сирхана в 1964-1966 годах, и пожелало предоставить эти материалы в распоряжение ФБР. Но ФБР умолчало об этом; даже во время процесса против Сирхана оно не сказало об этих поездках ни слова. Совместная "работа" ФБР, обвинения, судей и защитников шла без помех, таким образом, секретная служба США - ЦРУ - могла выйти из игры.
      Те, кто поручил Сирхану совершить убийство в Лос-Анджелесе, рассчитывали, что сразу же после выстрелов его линчует разъяренная толпа сторонников Кеннеди. Однако эти надежды не сбылись, и закулисным лицам пришлось пойти на импровизацию. В результате через министерство юстиции было сделано слишком поспешное заявление о том, что Сирхан - умалишенный одиночка, и убийство не является результатом заговора.
      Единственный факт, который случайно подходил к официальному объяснению мотива преступления, была дата 5 июня 1968 года - первая годовщина "шестидневной войны", в которой Израиль нанес сокрушительное поражение арабским соседям. Но по-настоящему решающим для выбора этого дня фактором явилась победа Роберта Кеннеди на "праймериз" в Калифорнии, ибо с этого момента в США распространилось весьма обоснованное мнение, что сенатор станет следующим президентом страны. Те, кто убил Роберта, должны были опасаться возвращения страны к политике его брата Джона. Они считали, что, если не устранить сенатора сейчас, в Белый дом может войти другой представитель того направления, к которому принадлежал покойный президент Кеннеди.
      Роберт Кеннеди хорошо осознавал опасность, угрожавшую его жизни. "Между мной и Белым домом - огнестрельное оружие", - сказал он незадолго до 5 июня 1968 года. Но он шел на этот риск, несколько недооценивая жестокую решимость ЦРУ. Официально он неоднократно заявлял, что считает выводы комиссии Уоррена относительно убийства своего брата правильными. С подчеркнутой сдержанностью относился Роберт Кеннеди и к расследованию, предпринятому окружным прокурором Нового Орлеана Гаррисоном. Но есть сведения, что в случае своего избрания Р. Кеннеди хотел начать новое расследование убийства президента.
      Вероятно, эта откровенность Роберта Кеннеди была слишком преждевременной, ибо никто не мог гарантировать, что информация о ней не достигла ушей ЦРУ, чем и был подан сигнал к новому преступлению, продолжившему длинный кровавый след Далласа. Ведь круги, которые стояли за заговором против Джона Ф. Кеннеди, не могли не быть встревожены двумя моментами в той политике, проводить которую обещал Роберт Кеннеди.
      Эскалацией войны во Вьетнаме Линдон Б. Джонсон поднял и без того высокие дивиденды военных монополий до невиданного прежде уровня. Прибыли только от производства авиабомб к 1968 году вдвое превысили прибыли за весь период второй мировой войны. Роберт Кеннеди публично осуждал политику Джонсона во вьетнамском вопросе, а потому в его президентство можно было ожидать сокращения потока прибылей военного бизнеса. К тому же сенатор выступал за соблюдение гражданских прав, стремился смягчить наиболее отрицательные последствия расовой дискриминации. Но равенство "цветных" было и экономической проблемой, ибо равная с белыми оплата труда означала бы уменьшение доходов монополий на 15-16 миллиардов долларов в год.
      Разумеется, Роберт Кеннеди, как и его брат, Джон, конечно же, не намеревался разрушать структуру государственно-монополистической системы. Реформы были важны для них только как средство уменьшения недовольства масс. Но реакционному военно-промышленному комплексу и это казалось слишком прогрессивным. ФБР же чрезвычайно охотно обеспечивало дела всемогущей секретной службы США и в своих "расследованиях" тщательно обходило классический закон криминалистики: "Qui bono?" ("Кому на пользу?")
      16. ФБР против военно-промышленного шпионажа.
      В общем-то нельзя сказать, что ФБР всегда отождествляло интересы национальной безопасности и крупного капитала; нельзя также сказать, что как-то чрезмерно либерально относилось к деятельности чужих разведчиков, особенно когда это было близко к промышленному шпионажу. Мы уже упоминали о специальном органе израильской военно-промышленной разведки (и охраны "своих" секретов) - очень малоизвестной службе "Лакам". Так вот, практически все израильские ученые, находившиеся в научных командировках и на стажировках за рубежом, также были обязаны оказывать услуги "Лакам". В некоторых случаях израильским ученым за рубежом прямо предлагалось похищать нужные материалы. Зачастую это делалось на дилетантском уровне, что подвергало риску как самих ученых, так и тех, кто ими руководил, - обычно это были все те же атташе по науке, которые пользовались дипломатическим иммунитетом. Совершенно естественно, что такая деятельность породила во всем мире предубеждение и настороженность в отношении израильских ученых. Например, с конца 1960-х годов ФБР, кстати всегда не слишком дружелюбная к Израилю организация, следила практически за каждым ученым, приезжавшим в США из Израиля. Иногда это была просто слежка, прослушивание переговоров, препятствия в доступе к той или иной информации, ограничение возможности передвижения и контактов. Иногда проводились и прямые предупреждения. Так, даже в восьмидесятых израильский профессор Ювал Нееман, на то время уже бывший разведчик, создатель многих образцов оперативной техники, которую использовали спецслужбы и основной разработчик компьютерной системы, которая внесла большой вклад в победу в Шестидневной войне, - прибыл в Пасадену, штат Калифорния, для участия в семинаре по физике. После того, как он посетил в Ливерморскую лабораторию, занимавшуюся ядерными исследованиями, ему позвонили.
      - Профессор, я из департамента, - раздался в телефонной трубке незнакомый голос, - мы можем встретиться?
      Нееман решил, что звонит кто-то из научного отдела Калифорнийского университета, и охотно согласился на встречу. К его удивлению, при встрече телефонный собеседник представился как следователь министерства юстиции США.
      - Вы полковник Нееман? - спросил американец.
      - Да, - ответил Нееман, удивленный тем, что к нему обращаются по воинскому званию и в соответствии с обычной практикой разведслужб объяснил "следователю", что в начале 1960-х годов он действительно служил в военной разведке и имел звание полковника, но уже давно оставил военную службу и работает в Тель-Авивском университете.
      - Но мы знаем, что вы все ещё занимаетесь шпионажем, и предлагаем вам немедленно прекратить это.
      Через несколько недель Нееман приехал в университет штата Техас в Остине; там снова появился "представитель министерства юстиции", который потребовал, чтобы Нееман зарегистрировался как "агент израильского правительства", для которых существуют весьма строгие ограничения круга встреч и возможности передвижения в США. Нееман обратился к своим старым друзьям, в том числе "отцу" американской ядерной бомбы Эдварду Теллеру и влиятельному сенатору от штата Техас Джону Тауэру, но смогли реально помочь не эти связи, а сотрудничество США и Израиля в области разведки. Представитель "Моссада" в Вашингтоне напрямую обратился в ЦРУ и попросил оставить Неемана в покое - и полковника больше не беспокоили.
      Но общая установка на то, что израильтяне стараются находить всевозможные ходы и уловки, чтобы обеспечивать свои оборонные нужды, постоянна обогащалась подтверждениями. Так, в свое время ФБР обратила серьезное внимание на сотрудничество израильтян с Залманом Шапиро.
      Персональное досье.
      Соломон (Залман) Шапиро родился в 1921 году в американском городе Кантон, штат Огайо. Его отец был ортодоксальным раввином в Литве, многие родственники погибли в ходе Холокоста, да и сам он сталкивался с проявлениями антисемитизма. Аналитики считают, что он оказывал содействие Израилю сознательно, по убеждениям. В 1948 году постоянно проживающий в США, американский гражданин Залман Шапиро получил степень доктора по химии. В том же году он вступил в Сионистскую федерацию и Общество друзей Техниона, самого престижного технического университета в Израиле. Шапиро работал в корпорации "Вестингауз", помогал создавать первую американскую ядерную подлодку "Наутилус". В середине 1950-х годов он открыл свою собственную корпорацию "NUMEK", или "Ядерные материалы и оборудование", располагавшуюся в городе Аполло, штат Пенсильвания. Корпорация снабжала ураном ядерные реакторы в Соединенных Штатах. Американская комиссия по атомной энергии в 1962 году сделала корпорации выговор за плохую организацию службы безопасности и небрежное ведение документации; было также обращено внимание на то, что в "NUMEK" бывает необычно большое количество иностранных гостей, главным образом из Франции и Израиля. Проведенная в 1965 году проверка выявила на одном из складов недостачу 44 килограммов высокообогащенного урана. Эксперты комиссии по атомной энергии не смогли доказать, что этот материал был отправлен за границу или что "NUMEK" совершил какое-то преступление. Однако в ходе официальных проверок, которые продолжались несколько лет, была установлена пропажа почти трехсот килограммов урана - количества, достаточного для изготовления 18 атомных бомб. Подозрение, что пропавший уран был отправлен в Израиль, к 1968 году превратилось в уверенность. ФБР провело расследование связей Шапиро с Израилем, но ничего определенного не обнаружило. Тогда ЦРУ и ФБР начали разработку Шапиро, установили за ним наблюдение и взяли на контроль его телефон, а затем провели ряд допросов, в ходе которых он рассказал о своих контактах с Аврахамом Хермони, советником по науке израильского посольства в Вашингтоне, - другими словами, резидентом "Лакам". Прямых оснований для судебного преследования не нашлось, но в Вашингтонских верхах осталось очень мало сомнений, что израильская разведка нашла дорогу к американскому обогащенному урану. Новый директор ЦРУ Ричард Хелмс с большим недоверием и подозрением относился к израильским действиям и мотивам; но в данном конкретном случае, тем не менее это, похоже, не означало прекращения разработки "американской темы". Для выяснения реальной обстановки четверо израильтян, среди которых были Хермони, Рафи Эйтан и Аврахам Вендор из "Шин Бет", 10 сентября 1968 г. посетили завод корпорации "NUMEK". При оформлении допуска со стороны американских властей Эйтан и Вендор выдали себя за "химиков" министерства обороны Израиля. По возвращении в Израиль Эйтан и Вендор доложили, что Израиль ещё пользуется доверием американских властей и может "добывать" в США уран. Не было никаких оснований свертывать эту незаконную деятельность...
      16. Политический радикализм 60-х - 70 годов.
      Взлет и падение "Черных пантер"
      На шоссе, ведущем в Джэксон
      "Хайвэй 51" - скоростная автомагистраль, идущая из Мемфиса. Пересекая границу города, она одновременно пересекает границу штата Теннесси. Щиты на обочине призывают: "Добро пожаловать в Миссисипи - штат магнолий!" - и указывают, что до столицы штата - города Джэксона остается 210 миль.
      Утром 6 июня 1966 года около щита с приглашением побывать в Миссисипи стоял негр, внимательно разглядывая его. В руках у него была довольно большая резная трость, причудливо украшенная, ей бы более подобало находиться в каком-нибудь этнографическом музее, чем служить в качестве посоха на этом пыльном шоссе. Негр собирался шагать в Джэксон пешком, а поскольку такой поход бывает не каждый день, вокруг него собралось несколько любопытных и репортеров.
      Солнце уже поднялось высоко, лучи его палили нещадно, и небольшая группа людей укрылась в спасительной тени высокого кустарника на обочине автострады.
      Вдруг из-за кустов выскочил какой-то мужчина и крикнул:
      - Джеймс! Джеймс! Мне нужен Джеймс!
      Негр, владелец странной трости, насторожился.
      - Да, я Джеймс, - запинаясь, ответил он. - Что случилось?
      - Вот что случилось! - выкрикнул мужчина в ответ, сорвал с плеча ружье и трижды нажал спуск. Тот, кого он только что окликнул, с воплем рухнул наземь.
      Присутствующие отреагировали по-разному. Один схватил неизвестного, который не оказал никакого сопротивления, другие побежали за помощью, а фоторепортеры защелкали своими аппаратами.
      Карета "скорой помощи" доставила пострадавшего в Мемфис, где врачи установили, что ранения его не представляют серьезной опасности, хотя заряд дроби был выпущен с близкого расстояния.
      Подвергшегося нападению негра звали Джеймс Мередит; в 1962 году он пытался поступить в Миссисипский университет в Оксфорде. Этот факт, как и само имя Мередита, были широко известен в Соединенных Штатах - кровавые уличные столкновения, спровоцированные белыми расистами-фанатиками, потрясли тогда Оксфорд. По личному распоряжению министра юстиции Роберта Кеннеди в дело вмешались солдаты Национальной гвардии, чтобы добиться осуществления гражданских прав Джеймса Мередита. Молодой негр некоторое время учился в Оксфорде, затем в Нью-Йорке, а потом в африканском государстве Нигерия. В 1966 году он вернулся в США и захотел, рассчитывая только на свои собственные силы, выяснить, как за это время изменилось положение дел с гражданскими правами в штате Миссисипи. Поэтому он объявил, что совершит пеший поход из Мемфиса в Джэксон, а в качестве опознавательного знака избрал трость, которую ему подарил в Африке старейшина одного племени.
      Покушение на Мередита совершил безработный бухгалтер из Мемфиса, принадлежавший к числу белых фанатиков-расистов.
      Выстрелы в безоружного путника вызвали среди афроамериканцев серьезные волнение. Хотя Мередит и отвергал любую организацию "цветных" и придерживался мнения, что каждый сам должен бороться за свои права, несколько видных негритянских лидеров отправились в Мемфис. Раненого посетил доктор Мартин Лютер Кинг, а также Стенли Кармайкл, который до того времени был председателем "Студенческого координационного комитета ненасильственных действий".
      Представители различных борющихся за гражданские права организаций, прибывшие в Мемфис, решили в знак протеста против нападения устроить совместный поход в Джэксон по тому самому шоссе, которое избрал для своего марша Мередит. Хотя между различными группами имелись разногласия относительно провозглашенной цели, акция эта состоялась: через три недели 15 тысяч человек прошли по улицам Джэксона.
      Стенли Кармайкл, прежде являвшийся сторонником неприменения насилия, постепенно все больше терял надежду на успех этой тактики. За пять лет полиция 27 раз бросала его в тюрьму, но покушение на Мередита стало для его взглядов поворотным. Когда колонна достигла холмов Гринвуда, студенческий лидер произнес свою знаменитую речь. "Мы призываем негров не ехать сражаться во Вьетнам, а оставаться в стране и сражаться здесь! - сказал он. - Если они бросят одного из нас в тюрьму, мы больше не будем вносить залог, чтобы освободить его. Мы пойдем к тюрьме, и сами освободим арестованного. И повсюду, где негры составляют большинство населения, мы используем любую ситуацию, чтобы захватить политическую власть в свои руки. Чего мы хотим? Власти черных!"
      "Власть черных!" - этот клич был подхвачен с воодушевлением.
      Однако Мартина Лютера Кинга, тоже участвовавшего в марше на Джэксон, этот лозунг встревожил. В личной беседе он попытался убедить Кармайкла отказаться от лозунга. Кинг опасался, что это может нанести вред движению за гражданские права. Позднее, в интервью газете "New-York time", Кинг признал, что движение "за власть черных" - отчаянная попытка негров отстоять собственное человеческое достоинство и гордость. Тактика ненасильственных действий в результате насильственных выступлений белых расистов переживала кризис, и клич "Власть черных!" служил выражением этого кризиса.
      Стреляет... потерявший сознание
      Лозунг "Власть черных!" быстро распространился по всей стране, достигнув и негритянского гетто Окленд около Сан-Франциско, где осенью 1966 года Бобби Сил и Хью Ньютон основали организацию "Черные пантеры". Вначале она имела только одну цель: в рамках действующих законов молодые жители гетто должны вооружиться для обороны от нападений белых расистов и полиции.
      Вскоре возникли первые группы самообороны, их члены носили нечто вроде формы: черные кожаные куртки с изображением пантеры на спине, черные брюки, черные береты. Некоторые почти постоянно имели при себе небрежно перекинутые через плечо автоматы.
      В этой начальной фазе ФБР официально не придавало "Черным пантерам" почти никакого значения. Особенной опасности для властей она не представляла, и те решили: почему бы не дать одетым в черное парням немного пострелять в гетто из автоматов?
      Но по прошествии нескольких месяцев это отношение властей сразу изменилось, когда газеты Коммунистической партии США подвергли критике сектантство "черной элиты" и партия стала стремиться найти общую с "пантерами" платформу для борьбы за гражданские права афро-американцев. С этих пор террористические и радикальные элементы в организации "Черные пантеры" были оттеснены на задний план. Руководящие деятели "пантер" во главе с Бобби Силом заявили, что как расовая дискриминация, так и эксплуатация трудящихся коренятся в одной и той же капиталистической системе.
      В результате осознания этого факта возникли контакты с белыми рабочими и "пантеры" включились в общий фронт борьбы против войны во Вьетнаме. Их программа включала также признание марксизма-ленинизма (хотя зачастую он оставался для них лишь понятием, которое они не усвоили). И, наконец, "Черные пантеры" провели ряд мер, снискавших им широкое признание: бесплатные завтраки для детей бедняков из гетто, шаги к введению безвозмездной медицинской помощи, борьба против торговли и злоупотреблений наркотиками.
      Теперь ФБР уже больше не медлило, и в 1967 году против "Черных пантер" начался истребительный поход по давно испробованному рецепту: заговоры с целью убийства и "фрэйм ап", процессы против лидеров этой организации, наводнение её шпиками и провокаторами.
      Год спустя Гувер объявил "Черных пантер" "внутриполитическим врагом № 1". ФБР и полиция стали планомерно предпринимать против них различные акции.
      В октябре 1967 года в Окленде произошло очередное столкновение полицейского патруля с группой "пантер". "Копы" начали оскорблять негров, угрожать оружием; в конце концов, загремели выстрелы: "копы" открыли огонь, "пантеры" ответили.
      Хью Ньютон из группы "цветных" был ранен в живот и потерял сознание. Уже после этого был ранен и скончался на месте один из полицейских. Когда прибыло полицейское подкрепление, "копы" опознали в потерявшем сознание негре одного из руководителей "Черных пантер", в результате чего почти обыденный инцидент превратился в политическое событие.
      Через несколько месяцев начался процесс, на котором Ньютону было предъявлено обвинение в том, что он убил полицейского. Обвинитель говорил о "преднамеренном убийстве", и вынесенный судьями приговор гласил: 15 лет каторжной тюрьмы. Но поскольку человек, находящийся без сознания, стрелять не может, апелляционному суду все же пришлось приговор кассировать, правда, после того, как Ньютон уже отсидел почти три года в карцере.
      При помощи подобного "фрэйм ап" попытались разделаться и с Бобби Силом, но чтобы действовать наверняка - при помощи двух судебных дел сразу. Во время Национального съезда демократической партии, проходившего в августе 1968 года в Чикаго, тысячи американцев, в том числе и Бобби Сил, устроили демонстрацию против войны во Вьетнаме. Этого было вполне достаточно, чтобы для начала выдвинуть против него обвинение в "организации бунта, выходящего за границы штата".
      В мае 1969 года Сил пробыл один день в бюро организации "Черные пантеры" в Нью-Хейвене (штат Коннектикут). Во время этого визита внедрившийся в партию "секретный агент" ФБР Джордж Сэмз по неизвестным причинам застрелил одного из членов "Черных пантер". Так был найден пункт для второго обвинения против Сила, который будто бы подстрекал к этому убийству, а может быть, и сам осуществил его, - во всяком случае, участвовал в заговоре.
      Во всем этом не было ни грамма истины. Тем не менее, Бобби Силу пришлось провести за решеткой три года, прежде чем в сентябре 1972 года апелляционный суд установил, что данный пункт обвинения был сконструирован искусственно. Но для освобождения Сила имелась и другая веская причина.
      Никсон выдвигает лозунг
      В 1969 году полиция и агенты ФБР учинили кровавую расправу с "пантерами". Подверглись нападению и были убиты, преимущественно в своих квартирах, 12 функционеров этой партии.
      Так, например, в полночь 4 декабря в Чикаго оперативная команда из 40 вооруженных сотрудников ФБР окружила один дом и подняла на ноги всех его жителей. По каждому, кто появлялся у окна или в дверях, джи-мены сразу открывали огонь. Были убиты двое: Фред Хэмптон и Марк Кларк; один из них был председателем "Черных пантер" в Иллинойсе, другой - в Чикаго. Пятеро были ранены.
      На следующий день убийцы оправдывались, утверждая, что на них напали. Но поскольку многочисленные свидетели видели прямо противоположное этому лживому утверждению, его пришлось позже отбросить. Однако убийцы наказаны не были. Министерство юстиции поручило расследование этого инцидента ФБР. А, как известно, ни в одном ещё деле "ФБР против ФБР" истина не торжествовала.
      Наряду с террором созданию атмосферы парализующего страха способствовала и ещё одна крупная акция: 74 функционера "Черных пантер" получили в общей сложности 2594 года каторжной тюрьмы, а ещё 204 человека ожидали приговора. В самой организации "Черные пантеры" к этому времени произошли глубокие изменения - частично под воздействием террора, но больше в результате разложения изнутри. ФБР снова прибегло к испытанной тактике: оно в ещё невиданном масштабе внедрило в эту организацию своих агентов и провокаторов. В 1971 году Гувер заявил, что 10 процентов её членов "доверенные лица" ФБР. Среди "пантер" намеренно разжигались недоверие, склоки и взаимные подозрения. В результате действительно произошел развал организации, причем нью-йоркская группировка под руководством писателя Элдриджа Кливера заняла ультралевую, псевдореволюционную позицию. "Революция сегодня!", "Свобода придет только из дула винтовки!" - таковы были её лозунги. Агенты ФБР, пробравшиеся в руководство группировки и на словах поддерживавшие Кливера, умышленно все сильнее толкали на этот авантюристический путь, который полностью отвечал тактической концепция ведомства Гувера. Эта анархическая группа давала полиции и ФБР аргументы для оправдания истребительного похода против "пантер".
      Чтобы самому не оказаться жертвой репрессий, Кливеру пришлось покинуть США; он стал действовать из Алжира, а позже, весной 1973 года переселился во Францию. Его приверженцы время от времени получали от него указания относительно "революции". Для финансирования экстремистских акций Кливер рекомендовал использовать выкуп за насильственно захваченные террористами самолеты.
      Но большинство "пантер" не последовало за Э. Кливером. Наиболее острая критика его тактики раздавалась со стороны оклендской группы, которая, тем не менее, постепенно все больше и больше соскальзывала вправо.
      Это стало особенно ясно, когда Хью Ньютон съездил в Пекин и вернулся оттуда приверженцем Мао. Тем самым он сделал "большой скачок вперед" и теперь провозгласил себя "верховным слугой народа". Если до этого Ньютон, руководя агитационным центром "Черных пантер", предполагал опираться на беднейших из бедных, то отныне он стал называть их "отбросами общества". Будущее, заявлял он, связано не с ними, а с тем лозунгом, который президент Никсон провозгласил для негров, - "черный капитализм".
      Пока Ньютон сидел в тюрьме, поселившийся в Белом доме Никсон дал понять, что благо черных сограждан чрезвычайно его волнует, а потому он хочет обсудить с лидерами афроамериканцев, что именно необходимо предпринять. Вскоре последовали приглашения в Белый дом. Однако к числу приглашенных, которые не заставили себя ждать, принадлежали только представители некоторых буржуазных негритянских организаций и "цветные" капиталисты. Президент обещал им кредиты, а также защиту их капиталовложений, порекомендовал создание новых небольших фабрик, которые должны возглавляться "цветными" и работать на которых должны тоже только они.
      Совершив "большой скачок вперед", Ньютон приземлился в лагере мелкой буржуазии: он подхватил лозунг "черный капитализм" и стал пропагандировать создание фабрик "черных пантер" для выпуска обуви, сумок, предметов одежды и тому подобных вещей.
      Бобби Сил - единственный из видных деятелей "Черных пантер", кто открыто и с гордостью говорил о своем пролетарском происхождении. Но, находясь в тюрьме, он тоже заявил, что поддерживает только группу Хью Ньютона. Вскоре его выпустили из тюрьмы. Эти укрощенные "пантеры" едва ли могли представлять какую-либо опасность для господствующей системы, и потому официальный тон по отношению к ним стал весьма терпимым. Разумеется, они по-прежнему находились под надзором ФБР, которое старалось держать их на явно правом курсе. В ходе развития событий выявилось, что организация "Черные пантеры" имела весьма слабые корни в рабочем классе. Лишь только стали заметны зачатки её сближения с Коммунистической партией США, как эта организация афроамериканцев была разгромлена с помощью террора, запугивающего "фрэйм ап" и разложения изнутри. Причем физическое уничтожение руководителей "внутреннего врага номер один" ФБР осуществляло преимущественно руками местной полиции. Само же оно занималось подготовкой "фрэйм ап" и массированных акций против "Черных пантер". Но, несмотря на трагическое поражение, борьба афроамериканцев продолжалась.
      Победительница в Сан-Хосе
      Одна из наиболее опасных
      ...Официально ФБР приняло на себя это дело 16 августа 1970 года, а несколько дней спустя Дж. Эдгар Гувер объявил большой розыск по всей стране. Он пошел на необычную меру, лишь дважды применявшуюся в истории бюро: в список "десяти особо опасных среди разыскиваемых скрывшихся лиц" была включена женщина - "за соучастие в преступном заговоре, захвате заложников и убийстве".
      В этом списке стояли имена особо опасных преступников страны. Находящиеся в различных городах и штатах отделения ФБР регулярно получали такие списки из вашингтонской штаб-квартиры, газеты печатали объявления о розыске этих лиц, радио и телевидение информировали население, призывая "общественность страны проявлять бдительность и оказывать помощь" властям. Десять преступников должны были быть найдены, во что бы то ни стало, живыми или мертвыми. В отношении их джи-менам и "копам", а также и частным преследователям, которые хотели свести с ними счеты или прославиться, разрешалось применять огнестрельное оружие.
      Итак, по всей стране были распространены объявления о розыске с фотографией разыскиваемой женщины. "Опасна и, возможно, - вооружена" можно было прочесть повсюду. Агенты ФБР обнаружили её следы на Западном побережье, севернее Сан-Франциско, и началась погоня по всей стране. Розыск велся несколько недель: обыскивали квартиры, проверяли сотни людей.
      После более чем восьми недель розыска, 13 октября, ФБР напало на горячий след: разыскиваемая женщина остановилась в одном мотеле в центре Манхэттена. Команда агентов ФБР блокировала все выходы из отеля, три джи-мена, предварительно сняв оружие с предохранителя, ворвались в номер 702.
      Руки вверх! - приказал командир группы. - Повернуться спиной и прижать руки к стене!
      Один из полицейских обыскал женщину.
      - Оружия нет!
      Щелкнули наручники, два агента ФБР встали с обеих сторон и отвели женщину в ожидавшую автомашину.
      Каким-то образом о предстоящем аресте пронюхал один фоторепортер, и уже через несколько часов информационные агентства вместе со снимком передали сенсационное сообщение: "Анджела Ивонна Дэвис арестована!"
      Почему ФБР проявило такое горячее стремление арестовать её, становится ясным из некоторых фактов биографии Анджелы Дэвис.
      Длинные уши ФБР в Калифорнийском университете
      Анджела Дэвис родилась в 1944 году в Бирмингеме, городе штата Алабама, где террор белых расистов против "цветных" граждан свирепствовал особенно сильно. Не случайно, например, Артур Дж. Хэйнс, длительное время занимавший пост мэра этого города, впоследствии взял на себя защиту убийцы Мартина Лютера Кинга - Рея. Именно в Бирмингеме ещё в 1963 году было предпринято покушение на этого лидера негритянского движения за гражданские права.
      Значительное влияние на всю дальнейшую жизнь Анджелы Дэвис оказало преступление, совершенное в сентябре того же года. Белые фанатики расисты бросили бомбу в негритянскую церковь Бирмингема, убив четырех девочек-негритянок. У их могилы Анджела Дэвис задала себе вопрос: как устранить преграды на пути к свободе афроамериканцев?
      Ее собственный жизненный путь отнюдь не был типичен для "цветной" женщины в США. Анджела выросла в сравнительно обеспеченной семье и с 15-летнего возраста училась в одной из частных школ Нью-Йорка. Окончив школу с отличием, она продолжала образование в Массачусетском университете, а затем в Сорбонне в Париже и в Институте социальных исследований при Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне.
      Она проявляла живой интерес к политическим событиям во всем мире и к борьбе за гражданские права в собственной стране. Первоначально Анджела Дэвис специализировалась на романской литературе и языках, но потом решила заниматься философией, изучала труды Канта и Гегеля, Маркса и Энгельса.
      Анджела Дэвис начала различать весьма противоречивые течения внутри движения афроамериканцев, например стремление некоторых групп борцов за гражданские права примкнуть к традициям столетней давности или же приверженность к "черному национализму". Она пристально следила за поисками путей Мартином Лютером Кингом и тяжело пережила его убийство в 1968 году. Анджела глубоко проанализировала применявшиеся ранее методы, причины их безуспешности. Анализ привел её к решению вступить в Компартию США.
      В 1969 году Анджела Дэвис, пройдя по конкурсу, стала доцентом философии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Ее блестящие лекции быстро создали ей большую популярность.
      Однако вскоре возникло "дело Анджелы Дэвис". Оно началось с доноса осведомителя ФБР и поднятой калифорнийской реакционной прессой кампании по поводу того, что в Калифорнийском университете читает лекции коммунистка, а это, как известно, на основании положений, принятых в 1940 году, запрещается.
      Ректор университета Чарльз Юнг, желая побыстрее покончить с инцидентом, потребовал от Анджелы публичного заявления, что она не является членом Коммунистической партии. Ответ подействовал на него, как холодный душ: "Я с гордостью заявляю о своей принадлежности к Коммунистической партии США, которая приумножила мои силы в борьбе за освобождение негритянского народа".
      За этим последовало бессрочное увольнение, которое после энергичного протеста многих университетов страны, пришлось отменить в судебном порядке.
      "Длинноухие" агенты ФБР установили в аудиториях университета магнитофоны для записи лекций Анджелы Дэвис, но повода для судебного преследования никак не представлялось.
      По окончании учебного года контракт с Анджелой Дэвис был продлен: профессора Калифорнийского университета вступились за свою талантливую и мужественную коллегу, и Юнгу пришлось уступить. Но "опекуны" университета, к числу которых принадлежал, например, губернатор штата Рональд Рейган, потребовали отмены этого решения, ибо "миссис Дэвис произносила вне университета крамольные речи". В результате Анджелу уволили вторично.
      Чем же Анджела Дэвис, которая в своих лекциях не допускала никаких нападок на существующий строй, навлекла на себя такой гнев калифорнийских реакционеров? По каким причинам агенты ФБР столь ревностно старались изолировать ее?
      Принадлежность к коммунистической партии была главной, но не единственной причиной. К этому добавлялось ещё открытое выступление в связи с кровавым террористическим походом полиции и ФБР против "Черных пантер" в 1969 году. В 1970 году эти акции продолжались. Анджела Дэвис выступила на массовом митинге в Сити-холл в Лос-Анджелесе, блестяще разоблачив истинные причины террора против "Черных пантер". В США увидели в лице Анджелы Дэвис серьезного противника и стали готовить по старому рецепту новый "фрэйм ап", тем более что подвернулся удобный случай.
      "Соледадские братья"
      В 1960 году в Южной Калифорнии на одной из бензоколонок украли 70 долларов. В краже обвинили 18 - летнего негритянского юношу Джорджа Джексона. К нему было применено так называемое условное наказание на срок "от одного года до пожизненного заключения". Это значило, что его освободят, если он "исправится".
      Но десять лет спустя Джексон все ещё сидел в тюрьме Соледад и судебные власти не проявляли намерения выпустить его в ближайшее время. Во время заключения Джексон использовал все возможности, весьма небольшие, чтобы читать и учиться. Он проявлял стойкость, несмотря на все трудности тюремной жизни, много размышлял о судьбе своего народа. Со временем он стал примером для "цветных" товарищей по заключению, к его словам прислушивались.
      В январе 1970 года в тюрьме была спровоцирована драка между белыми и черными заключенными. Тюремщики открыли прицельный огонь, ранили троих негров. Медицинскую помощь раненым не оказали, и они вскоре скончались. Благодарность, полученная после всего этого надзирателями, привела в ярость "цветных" узников. Заключенные схватили одного из надзирателей и сбросили его с лестницы; он разбился насмерть.
      Теперь тюремная администрация имела желанный повод разделаться с неугодным Джорджем Джексоном. Наказаниям были подвергнуты также Джон Клатчетт и Флит Драмго, все трое не были замешаны в событиях. Впоследствии суд установил их невиновность. В Соледаде, что в переводе с испанского означает "одиночество", палачи уже готовили все для казни. Троих "цветных" на несколько недель посадили в камеры без света, чтобы "препарировать их для признания". Несмотря на все усилия тюремных властей утаить от общественности запланированное убийство, под которое пытались подвести юридическую базу, призывы о помощи проникли за стены тюрьмы. Тысячи людей узнали о чудовищном замысле и потребовали свободы и справедливости для "соледадских братьев", как их стали называть.
      Анджела Дэвис тоже участвовала в этой борьбе, работала в Комитете защиты "соледадских братьев" и вступила в переписку с Джорджем Джексоном. По этой причине, почти каждодневно она получала анонимные "предостережения" и угрожающие письма. В такой ситуации Анджела Дэвис сделала то, что сделал бы на её месте любой американец: она приобрела оружие и, как предписывает закон, зарегистрировала револьвер на свое имя. Кроме того, несколько негритянских юношей проявили готовность охранять её. Среди них был и Джонатан Джексон - 17-летний брат Джорджа Джексона.
      В пятницу 7 августа 1970 года в Сан-Рафаэле, небольшом курортном городе севернее Сан-Франциско, должен был закончиться длительный процесс, который грозил смертью одному обвиняемому негру.
      Утром той пятницы Джонатан Джексон одним из первых проник в зал суда и занял удобную позицию. Когда, открывая заседание, судья напомнил о вердикте, вынесенном присяжными, Джонатан вскочил, метнулся вперед, выхватил из сумки револьверы и бросил их обвиняемому и привезенным из тюрьмы в качестве свидетелей неграм.
      Вооруженные черные узники во главе с Джонатаном, захватив в качестве заложников судью и четверых заседателей, устремились к выходу. В дверях Джонатан Джексон обернулся: "Или через час Джордж Джексон и двое других "соледадских братьев" будут свободны, или мои заложники мертвы!"
      Но уже у выхода из здания суда безумная акция сорвалась. Полицейские, "случайно" возвращавшиеся с "учения", окружили здание суда. Они открыли огонь. В перестрелке погибли Джонатан Джексон, двое заключенных, а также судья.
      О своем плане спасти брата, которому грозила смертная казнь, Джонатан Джексон никому не сообщал. Никто не знал об этой трагической, бессмысленной, обреченной на провал акции отчаяния, стоившей жизни ему самому и трем другим лицам. В довершение всего Джонатан Джексон воспользовался револьвером Анджелы Дэвис без её ведома.
      Прекрасный повод! В полицейском донесении сообщалось, что револьвер, захваченный на месте преступления в Сан-Рафаэле, зарегистрирован на имя Анджелы Дэвис. Теперь уже было безразлично, чьими пулями, из чьего оружия убиты судья, двое заключенных и сам Джонатан Джексон. Джексону инкриминировалось три преступления: заговор, захват заложников и убийство. По действующим калифорнийским законам ответственным за подобное преступление является не только тот, кто его совершил, но и владелец оружия, с помощью которого оно совершено.
      Теперь можно было нанести удар и по Анджеле Дэвис, хотя, как писал журнал "Newsweek", для Анджелы Дэвисс "никак не характерно решение послать на верную смерть 17-летнего юношу. Она - отнюдь не романтически настроенная особа, способная на такое сумасбродство. Она считает, что ко всему надо подходить разумно и решать все на научной основе".
      Гэс Холл Коммунистической партии США, охарактеризовал поступок Джонатана Джексона как акцию, "которая никак не продвинула вперед то дело, которому он, вероятно, хотел послужить. Его образ действий ведет к отходу от массового движения и не является революционным".
      Но полицейские и судебные власти Калифорнии, а также" ФБР были глухи ко всем этим голосам. "Анджела Дэвис достала оружие для убийства, и теперь пусть отвечает" - таков был их мотив.
      Анджела Дэвис хорошо знала, что не нарушила федерального закона: Джонатан Джексон взял оружие без её ведома и разрешения. Но она и не думала добровольно отдавать себя в руки палачей. На примере "соледадских братьев" калифорнийские судебные органы ясно показали, как можно попирать право и законность, и что практика кончающихся смертными приговорами инсценированных процессов - "фрэйм ап" - отнюдь не ушла в прошлое.
      Анджела Дэвис скрылась. В течение нескольких недель, вплоть до 13 октября 1970 года, ей удавалось избегать встречи с ФБР.
      Ультрасовременная тюрьма в Сан-Рафаэле
      21 октября губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер уступил требованию Рональда Рейгана и подписал приказ о выдаче Анджелы Дэвис штату Калифорния. Адвокаты Анджелы Джон Абт и Маргарет Бэрнхэм немедленно возбудили ходатайство о его отмене, поскольку в этом штате не могло быть обеспечено беспристрастное рассмотрение дела. Но как это, так и дальнейшие ходатайства были отклонены, и в ночь с 21 на 22 декабря 1970 года команда ФБР на самолете доставила арестованную из Нью-Йорка в Сан-Рафаэль.
      Недели, проведенные в женской тюрьме южной части Манхэттена, были мучительны. Теперь Анджелу поместили в тюрьму Сан-Рафаэля, которая рекламировалась американской печатью как самое современное и примечательное в архитектурном отношении (в смелом авангардистском стиле) здание; все камеры автоматически вентилируются, автоматически освещаются, все автоматизировано и совершенно.
      В одну из таких камер без окон и была помещена Анджела Дэвис. Она страдает сильной близорукостью, и, чтобы сохранить зрение, ей необходимо ежедневно длительное время смотреть вдаль. Но она могла делать это только полчаса в неделю, да и то если прогулка во дворе не отменялась. Болезнь глаз прогрессировала.
      Воздух в камере был действительно свежим, но очень холодным. Анджела несколько раз простуживалась, и тюремный доктор Кук прописывал ей лекарства. Но то он забывал поставить на рецепте подпись, то шериф отказывал в деньгах на лекарства, которые-де слишком дороги. "Они делают все, чтобы мучить меня", - сказала Анджела вскоре после своего ареста.
      16 марта 1971 года в Сан-Рафаэле начался предварительный судебный процесс. Главный защитник Говард Мур добивался снятия обвинения и, как минимум, освобождения Анджелы под залог. Однако прежде, чем суд успел вынести решение по этому вопросу, слушание дела было отложено.
      С каждым днем росла и опасность, что может произойти какой-нибудь инцидент, который вызовет негативное решение суда. И он действительно произошел 21 августа 1971 года в калифорнийской тюрьме Сан-Квентин, расположенной неподалеку от Сан-Рафаэля.
      Убийство в Сан-Квентине
      Одна за другой текли мучительные для Анджелы недели, как вдруг она получила известие, потрясшее ее: Джордж Джексон, один из "соледадских братьев", "убит при попытке к бегству".
      Официальная версия о событии, происшедшем в ту августовскую субботу, была столь нелепа, что опровергала самое себя. Якобы некий мистер Стефен М. Бингхэм, выдававший себя за адвоката, захотел переговорить с Джорджем Джексоном. Его сразу же пропустили в тюрьму Сан-Квентин, но при досмотре портфеля охранник "не заметил" кассеты, в которой лежал пистолет. Когда Бингхэм должен был пройти через устройство для обнаружения металлических предметов, охранник "по оплошности" взял у него из рук портфель и, таким образом, пистолет обнаружен не был. Затем Бингхэм получил свой портфель назад. Беседовал он с Джексоном за небольшим столом. Почему-то строгие предписания безопасности (например, наличие между заключенным и посетителем решетки и пуленепробиваемого стекла) соблюдены не были. Более того, оба надзирателя на какое-то время выходили из помещения, так что Джордж Джексон якобы смог взять пронесенный пистолет и даже ухитрился спрятать его в волосах.
      В 14 часов 50 минут Бингхэм расстался с Джорджем Джексоном, а в 14 часов 55 минут тот был уже мертв.
      За эти пять минут, якобы, произошло следующее. Тюремщик обнаружил у Джексона пистолет, но Джексон повалил тюремщика, схватил оружие и приказал всем прибежавшим надзирателям лечь на пол. Одному из них удалось привести в действие устройство, при помощи которого сразу открылись двери всех камер этажа. Из камер выбежали заключенные, некоторые с зубными щетками, в ручках которых были укреплены бритвенные лезвия. Два тюремщика и два служителя из числа заключенных стали жертвами арестантов - им перерезали горло. Третий охранник получил пулю в лоб. А Джексон якобы выбежал на тюремный двор, "дико размахивая" пистолетом. Но лишь только он попытался перелезть через семиметровую стену, как завыла сирена: тревога! Часовые на сторожевых вышках открыли по Джексону огонь, в него попало несколько пуль, он упал, прополз ещё три метра и умер. И все это - за те самые пресловутые пять минут!
      Это сообщение никак не вязалось, однако, с результатами вскрытия. По заключению патологоанатомов, Джексон был убит пулей в спину, вышедшей через череп. Но такой выстрел не мог быть произведен с высоты многометровой вышки.
      Что в действительности произошло в Сан-Квентине, так и осталось тайной, тщательно хранимой ФБР. Суть произошедшего, впрочем, очевидна: Администрация тюрьмы убила Джексона и фабриковала лживое сообщение. Официально через некоторое время был проведен безуспешный розыск Бингхэма, который, по мнению специалистов, являлся мелким агентом и сыграл порученную ему роль в убийстве Джексона.
      Гибель Джексона явилась серьезной предпосылкой для задуманного судебного убийства Анджелы Дэвис. Ведь он был назван в качестве важного свидетеля защиты на процессе Дэвис, и её адвокаты рассчитывали, что он выступит на нем уже как свободный человек, так как 24 августа должно было начаться новое слушание дела "соледадских братьев". Обвинение против Джексона было шатким, все инкриминируемое ему могло быть легко опровергнуто, а потому его оправдание являлось вполне вероятным. Оставшиеся в живых "соледадские братья" Джон Клатчетт и Флит Драмго действительно после многомесячного слушания дела были в марте 1972 года оправданы. Однако Джорджа Джексона калифорнийская реакция увидеть на свободе не пожелала. Вот почему ему суждено было погибнуть.
      Примечательные свидетели Харриса
      Итак, большой "фрэйм ап" продолжался. Но в октябре 1971 года произошла режиссерская "накладка": один тайный агент, работавший на ФБР и на полицию штата Калифорния, не захотел более играть свою роль. Негр Луис Тэквуд решил порвать со своими нанимателями и на пресс-конференции разоблачил детали заговора против Анджелы Дэвис.
      Целых шесть лет занимался Тэквуд своим грязным делом. Его завербовали в качестве "информатора" после участия в краже; последнее время он "работал" в одном из комитетов за освобождение Анджелы Дэвис как тайный агент - должен был уничтожить материалы, компрометирующие власти, и организовать псевдореволюционные акции.
      Но наибольший интерес представляли, несомненно, факты, свидетельствующие о том, что агенты ФБР летом 1970 года вели слежку за юным Джонатаном Джексоном. Следовательно, они знали, что в тот день, когда он вошел в зал суда в Сан-Рафаэле, при нем было огнестрельное оружие. Однако они ничего не предприняли, чтобы помешать ему, а лишь послали к зданию суда дополнительных снайперов. ФБР рассчитывало на "инцидент", который сразу же можно будет использовать для того, чтобы "покончить с красной ведьмой". И "инцидент" произошел, да ещё куда удачнее, чем задумывалось.
      В это время защита возбудила ходатайство о том, чтобы процесс против Анджелы Дэвис проводился не в Сан-Рафаэле, а в Сан-Франциско. Судья Ричард Э. Арнасон согласился с этим, и процесс перенесли, - правда, не в Сан-Франциско, а в находящийся южнее город Сан-Хосе, население которого ни на йоту не отличалось от населения Сан-Рафаэля.
      2 декабря 1971 года Анджелу Дэвис перевели в окружную тюрьму Пало-Альта.
      Через два месяца, 31 января 1972 года, долго откладывавшийся процесс, наконец, начался. Дабы все шло по заранее разработанному плану, для слушания дела избрали "зал судебных заседаний № 1", вмещавший всего 59 зрителей, - меньшего зала в Сан-Хосе найти не могли. 400 журналистов настаивали на своей аккредитации, но судебные власти отвели для них всего 30 мест; ещё 12 мест занимали родственники Анджелы, а остальные предназначались для свидетелей и тайных агентов. Н "меры безопасности" власти выделили сверх прочих расходов 750 тысяч долларов.
      В Сан-Хосе поступали петиции с десятками тысяч подписей, перед зданием суда проходили демонстрации, с участием и "цветных", и белых. Всемирно знаменитые личности - голливудская кинозвезда Джейн Фонда, тогдашний экс-чемпион мира по боксу среди профессионалов Кассиус Клей (Мухаммед Али), писатель Джеймс Болдуин, пастор Ральф Абернети и другие, конгрессмены, профсоюзы и христианские организации, организованное требование освободить Анджелу Дэвис под залог стало крупнейшим политическим движением, которое когда-либо имело место в США.
      Пкурор Альберт Харрис, представитель обвинения, требовал полного сохранения в силе всех пунктов обвинительного акта. После двухнедельного предварительного слушания дела судья Арнасон назначил на 28 февраля главный процесс.
      За девять дней до этой даты произошла крупная сенсация. Верховный суд Калифорнии объявил смертную казнь противоречащей конституции. Тем самым юридического убийства Анджелы Дэвис на время удалось избежать. Но ей все ещё грозило пожизненное тюремное заключение или вероломное убийство, как это было с Джорджем Джексоном.
      У губернатора Калифорнии решение Верховного суда штата вызвало крайнее негодование. Ведь как-никак Калифорния держала рекорд: в ней было приведено в исполнение 502 смертных приговора - больше, чем в любом другом штате. Рейган связал президентские выборы 1972 года с "народным голосованием", в результате которого с 1 января 1974 года смертная казнь в Калифорнии была восстановлена.
      Но к этому времени Анджела Дэвис была освобождена под залог. Через четыре дня после решения калифорнийского Верховного суда об отмене смертной казни, судья Арнасон вынужден был уступить. После 488 дней заключения Анджела Дэвис впервые получила право покинуть тюрьму. Залог - 102 500 долларов внес Роджер Макэфи, белый фермер из Фресно, заложивший для этого свое имущество.
      На главном процессе прокурор Харрис выставил 104 "свидетеля обвинения". Своими ложными показаниями и подтасованными уликами они должны были подтвердить выдвинутое обвинение - "соучастие в заговоре, захвате заложников и убийстве". Примерно половина свидетелей обвинения, агенты ФБР или полицейские, обладали опытом лжесвидетельства.
      Под номером один в списке Харриса стояло имя некой миссис Марии Грэхэм - в день отчаянного акта Джонатана Джексона она была в числе присяжных на суде в Сан-Рафаэле. Защитник Мур устроил ей перекрестный допрос. Он спросил, почему сейчас она показывает больше, чем на предварительном следствии. "У меня плохая память, - отвечала миссис Грэхэм. Достопочтенный мистер прокурор помог мне кое-что вспомнить. Неделю тому назад мы ещё раз обсудили с ним все подробности".
      Каждый день появлялись все новые доказательства того, как Харрис "подготавливал" своих свидетелей. Он требовал от них "ясной памяти", а потому в его офисе они заранее "обговаривали детали". При этом Харрису явно не везло. Например, показания его свидетелей о событиях 7 августа 1970 года были полны кричащих противоречий.
      Джеймс Т. Кин - так звали человека, который в тот день заработал 100 тысяч долларов. Он поспешил на место происшествия с полным комплектом фотоаппаратуры, и представители прессы заплатили ему потом за снимки такую огромную сумму.
      - Почему вы в тот день поехали к зданию суда? - спросил его защитник.
      - Включив преемник моей автомашины, я поймал волну полицейской рации и услышал о чрезвычайном происшествии. Всем свободным полицейским было приказано поспешить к зданию суда.
      - Сколько времени потребовалось вам, чтобы доехать до здания суда?
      Кин задумался, помолчал, подсчитал и потом тихо произнес:
      - Вероятно, 15 минут.
      - И что вы смогли там наблюдать?
      - Я увидел беседующих между собой "копов".
      - Они беседовали вполне нормально?
      - Да, конечно, вполне нормально и спокойно.
      - Когда вы заметили что-то связанное с захватом заложников?
      - Прошло всего несколько минут. Потом я увидел, как судья Хили и другие заложники были вытолкнуты из зала суда.
      - Вы давно были дружны с мистером Хили. Почему же вы не поспешили ему на помощь?
      - В этот момент я был очень занят, я фотографировал.
      Таким образом, сказанное бывшим тайным агентом Тэквудом подтверждалось. Еще задолго до того, как Джексон совершил свою акцию, полиция ожидала её, и даже заранее вызвала фотографа. В результате возникли серьезные сомнения, действительно ли Джонатан Джексон присвоил себе револьвер Анджелы Дэвис, или оружие было украдено и доставлено на место преступления провокатором.
      - Инспектор Кеннет Ирвинг, - продолжал защитник, - вы именно тот сотрудник полиции, который забрал револьвер у здания суда и затем отдал его властям?
      - Да, это так, сэр, - ответил сотрудник шерифа.
      - Это оружие в тот день побывало во многих руках?
      - Это тоже так, сэр.
      - От кого вы получили этот револьвер?
      - Мне его сунули в руку.
      - Прошу вас сказать суду, кто именно передал вам это оружие!
      - Один сотрудник в форме.
      - И как же зовут этого человека?
      - К сожалению, сказать не могу, я уже не помню.
      То есть Ирвинг вовсе не поднял оружие, ему его "сунули в руку". Он никак не мог вспомнить, кто же нашел револьвер, который "просто" вдруг оказался в руке инспектора. Никак нельзя избавиться от подозрения, что агенты ФБР инсценировали спектакль, явившийся частью "фрэйм ап" против Анджелы Дэвис: специально постарались, чтобы оружие, о котором она давно забыла, оказалось в нужный момент в нужном месте, словно они знали о задуманном Джексоном акте.
      Как выяснилось на процессе, с целью фабрикации обвинения против Анджелы Дэвис была совершена ещё одна акция. Руководил ею старый агент ФБР, одновременно являвшийся и агентом ЦРУ - Джеймс Маккорд.
      Когда 17 августа 1970 года Гувер включил Анджелу Дэвис в составленный ФБР список десяти особо разыскиваемых лиц, в качестве "доказательства" её вины имелся только револьвер, столь странным образом попавший в руки инспектора Ирвинга. Но для "крупного заговора" этого было слишком мало, и Джеймс Маккорд получил задание "подыскать" что-нибудь еще.
      В тот же день Джеймс Маккорд вместе со своей командой, в которую входили ещё четверо агентов ФБР, совершил взлом в квартире Анджелы Дэвис в Лос-Анджелесе. Более шести часов секретные агенты "прочесывали" комнаты сантиметр за сантиметром и при этом "обеспечили множество улик". Правда, когда позже стали сортировать материал, очень многое пришлось отбросить, как негодное. Осталась только тонкая стопка бумаг - переписка с Джорджем Джексоном, на машинке и в фотокопиях.
      Оригиналы агенты ФБР представить суду не могли. Они утверждали, что нашли только копии. Но даже в той форме, в какой эти письма вышли из стен ФБР в качестве "доказательств", они ничего не дали для обвинения. Никаких данных о мнимом заговоре в них не содержалось. Маккорд попытался усмотреть "заговор" в том, что в письмах говорилось о необходимости придать обществу иной облик. Но столь примитивно истолковать это как "заговор" не удалось, как бы этого ни хотелось обвинителям.
      В результате перекрестного допроса Маккорда, ему пришлось признать незаконность проведенной под его руководством акции.
      - Когда вы получили приказ о проведении обыска?
      - 17 августа 1970 года.
      - Однако в материалах, которые вы представили суду, распоряжения о проведении обыска нет.
      - Я получил его только устно по телефону из штаб-квартиры.
      - Значит, судебного постановления не существует?
      - Нет, сэр. Приказ поступил непосредственно из центра ФБР.
      - Таким образом, я констатирую, что акция ФБР от 17 августа 1970 года была незаконной и противоречащей конституции и имела целью неправомочное присвоение собственности обвиняемой.
      Обвинитель Харрис промолчал. Обвинение часть за частью распадалось именно благодаря "свидетелям обвинения".
      Воскресный полдень
      Защита назвала десять свидетелей, которые всего за три дня слушания дела, исключили какое бы то ни было сомнение в невиновности Анджелы Дэвис. Например, утверждалось, будто обвиняемая за несколько часов до акта Джонатана Джексона находилась около здания, где проходил суд. Но четыре гражданина Сан-Франциско, в их числе адвокат и главный редактор одной газеты, смогли доказать, что в указанное время Анджела находилась в Сан-Франциско. Анджела Дэвис убедительно и весьма по-деловому доказала полную несостоятельность предъявленного ей обвинения. Она защитила свою политическую деятельность от клеветы и подчеркнула, что вела эту деятельность в рамках существующих законов.
      Фиаско обвинения было полным, все пункты его были опровергнуты, защита требовала оправдательного приговора.
      В пятницу 2 июня 1972 года 12 присяжных удалились на совещание. При непредвзятой оценке фактов вердикт их должен был гласить: "Невиновна".
      Наконец началась традиционная церемония. Открылась дверь, и в зал вошли присяжные. Мэри Тимоти, старшина присяжных, передала их решение судье Арнасону. Тот протянул листок судебному чиновнику и попросил прочесть вслух вердикт. Присутствующие затаили дыхание. Прозвучали слова: "Невиновна по всем трем пунктам обвинения".
      "Это счастливейший день в моей жизни, - сказала Анджела Дэвис, выйдя на свободу. - Я хотела бы поблагодарить всех вас, и знаю, что мы не перестанем бороться".
      Священники и бомбы
      "Студент из Льюисберга"
      Бойд Дуглас был завзятый уголовник, хотя родители не жалели сил, дабы воспитать его в уважении к законам. Тщетно пытались они отучить сына от дурной привычки - почти болезненной склонности к вранью. Стоило Бобби открыть рот, как он начинал врать, и, чем старше он становился, тем изощреннее становилась его ложь. Поскольку молодой Дуглас к тому же не имел никакого желания работать, все произошло так, как и должно было быть: в 1963 году судья отправил его за решетку за подделку денежного чека. Затем Дуглас получил шанс начать новую жизнь - его отпустили с испытательным сроком. Но мысли его опять стали крутиться вокруг чужих денег, и он нашел хитрый способ их добывать - при помощи подделки страховых полисов. Но первые же его попытки провалились, и в 1967 году, в дополнение к имевшемуся сроку заключения, он получил ещё пять лет.
      Итак, в 1970 году Бойд Дуглас находился в камере в тюрьме Льюисберга и проклинал все на свете. Сидеть ему оставалось ещё долго. И вдруг произошли неожиданные изменения. С Дугласом пожелали побеседовать какие-то скромно одетые господа. Все проходило очень таинственно, но после беседы парня словно подменили. Теперь ему разрешали несколько раз в неделю покидать тюрьму, чтобы посещать занятия в колледже. Говорили, будто на Дугласе проверяют новый метод перевоспитания преступников, может, и удастся сделать из него порядочного джентльмена. Парень с восторгом рассказывал о своих занятиях в колледже. После выхода из тюрьмы, говорил Дуглас другим арестантам, он хочет начать новую жизнь, тихую и мирную. А этому, мол, мешает только одно - война во Вьетнаме.
      Подобные речи Дуглас вел с разными заключенными Льюисберга, но особенно сблизился с одним из них - католическим священником Филиппом Берриганом. Тот как раз отсидел к этому времени первые месяцы своего шестилетнего заключения "за поджог", как говорилось в приговоре.
      Внешне этот сорокапятилетний мужчина мало походил на священника, его атлетическая, тренированная фигура скорее говорила о более земной профессии. Но это не удивительно, ибо Филипп Берриган прошел суровую школу в американской армии. Будучи молодым человеком, он участвовал во второй мировой войне, дослужился до офицера и получил орден, а потом его уволили из вооруженных сил. Окончив духовную семинарию, Берриган приобщился к католическому клиру. В конце 60-х годов он неоднократно имел конфликты с судами, поскольку поступал не так, как, по мнению властей, подобало священнику.
      Хотя Дуглас и пользовался поблажками, в остальном в тюрьме Льюисберг царил суровый режим. Контакты с внешним миром были скудны, разрешалась лишь ограниченная переписка. Поэтому, отправляясь в колледж, Дуглас очень охотно передавал "на волю" письма Филиппа Берригана. Но уже в конце ноября 1970 года все это превратилось в "важное уголовное дело", которым занялся лично Дж. Эдгар Гувер.
      Охота на братьев Берриган
      Директор ФБР обосновал перед финансовой комиссией конгресса в Вашингтоне свое требование увеличить бюджет бюро более чем на 14 миллионов долларов, таинственно поведав при этом о том, что ФБР раскрыло широко задуманный заговор похитителей людей и саботажников.
      Нити этого заговора, заявил Гувер, сходятся в руках католических священников. Эта преступная банда, говорил он, задумала похитить одного высокопоставленного правительственного деятеля, - не кого иного, как Генри Киссинджера, советника президента Никсона по вопросам национальной безопасности (позднее ставшего государственным секретарем США). Но и это ещё не все! Другим объектом коварных заговорщиков являлась подземная система отопления правительственных зданий в Вашингтоне. С наступлением зимы они намеревались взорвать её, чтобы парализовать деятельность администрации США.
      Хотя Гувер и не назвал имен, каждому американцу, внимательно следившему за политическими событиями в стране, сразу же стало ясно, кто эти "католические священники": Филипп Берриган и его брат Даниэль, иезуитский патер, который в это время отбывал трехлетнее заключение в другой тюрьме.
      Имена братьев Берриганов стали известны всем в США осенью 1967 года, когда они вместе с двумя своими друзьями проникли в Балтиморе в помещение врачебной комиссии по мобилизации в армию для отправки во Вьетнам и облили там кровью личные дела военнообязанных. "Кровь - это христианский символ жизни и чистоты, - заявил Филипп Берриган, - и тем самым мы хотели выразить ужас, который вызвала у нас пролитая во Вьетнаме кровь - и американская и вьетнамская".
      Таким образом, братья Берриган встали во главе развернувшегося в США христианского движения за мир. В мае 1968 года они вместе с семью другими католиками похитили из призывного участка в Кейтонсвилле - пригороде Балтимора - 378 мобилизационных личных дел и затем публично сожгли их на стоянке автомашин. "Вся бумага мира, - сказал при этом священник Даниэль Берриган, - не стоит жизни одного единственного ребенка. Пусть же пламя Кейтонсвилла разбудит совесть людей и поднимет её против кровавой бойни во Вьетнаме!"
      Но реакционная юстиция США имела на этот счет иное мнение. Состоялся процесс, и девять католиков были осуждены. Братья Берриган должны были начать отбывать тюремное наказание с 9 апреля 1970 года, но им удалось скрыться и перейти на нелегальное положение.
      Теперь ФБР устроило охоту на обоих священников. Филиппа через две недели схватили в одной из церквей в Нью-Йорке, но Даниэлю удавалось водить джи-менов за нос больше четырех месяцев. Однажды он служил мессу в церкви предместья Филадельфии, но, когда там появились джи-мены, его уже и след простыл. В другой раз он выступал на митинге в защиту мира перед 10 тысячами студентов Корнеллского университета в Нью-Йорке. И здесь люди Гувера опоздали. Агенты ФБР гонялись за мужественным священником по двенадцати штатам, пока, наконец, им не удалось схватить его. Но оба заключенных продолжали свою борьбу и в тюрьме. Даниэль Берриган написал пьесу "Девятка из Кейтонсвилла", которая была поставлена ньюйоркскими и зарубежными театрами.
      Перед зданием тюрем в Льюисберге и Данбери собирались демонстранты. Братья Берриган неоднократно объявляли голодные забастовки, протестуя против варварских бомбардировок в Индокитае, против невыносимого обращения с политическими заключенными или против применения предназначенных для тигров клеток для содержания военнопленных в Южном Вьетнаме.
      Семеро из Гаррисберга
      Благодаря акциям обоих священников, проводимым за тюремными стенами, христианское движение за мир в США усилилось. Многие католики, до тех пор не проявлявшие интереса к политике, стали задумываться, к акциям против войны во Вьетнаме присоединялись все новые и новые люди. Но именно это внушало опасения вашингтонским властям: религиозные каноны явно не могли больше удержать людей от политической борьбы. Такому ходу развития событий, считали в Вашингтоне, нужно помешать устрашающим примером - пусть новый "фрэйм ап" покажет, что во главе движения за мир стоят похитители людей и террористы, бросающие бомбы.
      Сначала все шло по намеченному плану. В октябре 1970 года министр юстиции Митчелл и шеф ФБР Гувер на специальном совещании обсудили детали и выбрали 13 подходящих жертв. После тщательного отбора их осталось семь. Для фабрикации "доказательств" намечалось использовать уже не раз упоминавшийся метод "секретных агентов", а в качестве "подсадной утки" - Бойда Дугласа. Поначалу он справлялся со своим делом вполне хорошо, быстро установил контакт с Филиппом Берриганом и начал осуществлять заранее задуманную ФБР акцию - тайную передачу писем "на волю".
      В разговорах с Филиппом Берриганом Дуглас выдавал себя за противника войны во Вьетнаме и предложил священнику похитить Киссинджера, чтобы держать его в качестве заложника до тех пор, пока война эта не будет прекращена. Филипп Берриган оказался слишком доверчивым и неосмотрительным. В письме "на волю" своим друзьям он упомянул о болтовне Дугласа, желая тем самым лишь показать, к каким идеям может привести некоторых людей стремление к миру во Вьетнаме. Так ФБР получило "доказательство", что священник "руководил" из тюрьмы заговором.
      В конце ноября Гувер уже распространялся насчет якобы существующего заговора, а 16 декабря Дуглас получил награду: после данных им судебным органам показаний против Филиппа Берригана его выпустили из тюрьмы.
      Через две недели обвинительный акт был готов, ФБР передало дело суду в Гаррисберге - столице штата Пенсильвания, назвав имена семерых католиков. Кроме Филиппа Берригана привлекались ещё два священника - Нэйл Маклауфлин и Джозеф Уиндерот, ученый, уроженец Пакистана Экбал Амад, а также доцент истории искусств монахиня Элизабет Макэлистер и супруги Мари и Энтони Скоблик. Даниэль Берриган считался второстепенной фигурой.
      Однако "семеро из Гаррисберга" решительно отвергли все обвинения. Они сравнили этот "заговор с целью разгрома американского движения за мир" с устроенным Гитлером поджогом рейхстага в целях преследования коммунистов. Повсюду в Соединенных Штатах, даже в газетах крупного капитала, высказывалось сомнение в истинности предъявленных обвинений. "Обвинение было выдвинуто, - писала "Washington post", - только для того, чтобы задним числом оправдать безответственные утверждения Гувера".
      Судебный процесс в Гаррисберге открылся только 24 января 1972 года. Это был процесс-монстр; делалось все, лишь бы добиться желаемого результата.
      По чистой случайности фамилия судьи была Линч. Гувер явно рассчитывал, что и действовать он будет в соответствии со своим именем. Для надежности среди 64 свидетелей обвинения находилось 20 агентов ФБР.
      Слушание дела тянулось шесть недель. Решающим моментом процесса было появление в зале суда Бойда Дугласа. Коронный свидетель обвинения показал себя как заведомый лгун и обманщик, дающий показания за деньги. На суде была названа полученная им огромная сумма - 50 тысяч долларов. Этой сумме не приходится удивляться, ибо в бюджете ФБР имеется специальная статья, по которой подобные суммы ежегодно выплачиваются таким субъектам, как Дуглас. В 1970 году они составили вместе с теми деньгами, которые получил Дуглас, 12 миллионов долларов.
      Положительному исходу процесса против "семерых из Гаррисберга" решающим образом содействовал человек, возглавлявший защиту и хорошо знавший практику ФБР, - адвокат Рамсей Кларк. В качестве преемника Роберта Кеннеди он несколько лет был министром юстиции США. Незадолго до процесса Гувер в интервью газете "Washington post" заявил, что его недавний начальник "хуже, чем Бобби Кеннеди", и охарактеризовал его как "медузу и размазню".
      Поводом для такого неслыханного публичного оскорбления послужила незадолго перед этим вышедшая книга Кларка "Преступность в Америке", в которой, в частности, критиковалось ФБР за неспособность справиться со взрывом преступности. "Гувер предается такому самовозвеличению, - писал Кларк, - что под его руководством ФБР предпочитает совсем не бороться с организованной преступностью, нежели согласовывать свои действия с другими полицейскими органами. В акциях, которыми не может командовать он сам, Гувер участия вообще не принимает".
      Разумеется, подобные оценки из уст компетентного человека сильно задели шефа ФБР, отсюда понятна и его злобная реакция. Рамсей Кларк, который после своей отставки резко критиковал политику США по вьетнамскому вопросу, воспользовался теперь процессом против "семерых из Гаррисберга", чтобы выступить ещё с некоторыми разоблачениями сыскной практики ФБР. Его ходатайства вызвать Гувера в качестве свидетеля, а также допросить мнимую жертву - Киссинджера суд отклонил.
      Это явилось достаточно ясным признанием поражения ФБР, и потому Кларк ограничился самой краткой заключительной речью, которую когда-либо он произнес в качестве защитника: "Мы стремимся к миру, мы постоянно стремимся к миру. Моя защитительная речь закончена". В конце апреля 1972 года обвиняемые были оправданы присяжными.
      Но, несмотря на все провалы с "подсадными утками" и провокаторами, ФБР и в дальнейшем не отказалось от практики использования секретных агентов.
      Один из них, Томас Тонквай, по кличке Томми - путешественник, осуществлял агентурную деятельность в университетах. По крайней мере, в пяти из них он выдавал себя за представителя организации "Студенты за демократическое общество", которому якобы дано задание побудить "революционных" студентов заняться изготовлением бомб, а также научить их стрелять. Но когда он однажды предложил поджечь студенческое общежитие в небольшом городке Деневе, неподалеку от Нью-Йорка, это показалось его товарищам слишком провокационным. Они попросту отлупили Томми, и тот сознался в том, что именно ФБР поручило ему толкнуть левые студенческие группы на путь терроризма, чтобы затем ликвидировать их, как "преступные организации".
      Несколько большего успеха в том же ремесле добился некий "коммерсант" в северо-западном штате Вашингтон. ФБР также нацелило его на молодежные организации. Этот агент, имя которого так и осталось неизвестным, снабжал молодежные клубы зажигательными устройствами, взрывателями и оружием, подбрасывал молодежи "боевые" лозунги: "Бить полицию, служить народу!". Спустя год он настолько прибрал к рукам одну группу подростков, что те были готовы на любое безумие. Но "в нужный момент" вмешалась полиция, и состоялся процесс против "семерых юных ультралевых из Сиэтла", которые на суде все-таки сумели разоблачить провокатора.
      16. Все наизнанку.
      "Уотергейт"
      Бегство в Калифорнию
      "Уотергейт" слывет одним из самых фешенебельных отелей Вашингтона. Он находится на Вирджиния-авеню (в непосредственной близости от отдела идентификации ФБР) и предоставляет платежеспособной публике роскошные апартаменты, великолепно обставленные и оборудованные деловые помещения и кабинеты. Поэтому неудивительно, что в 1972 году, когда предстояли президентские выборы, представители обеих крупных партий - республиканской и демократической - избрали "Уотергейт" своей резиденцией. Целый этаж с 26 помещениями занял под избирательный центр национальный комитет демократической партии; отсюда позднее повел борьбу за Белый дом Джордж Макговерн. Двумя этажами выше разместился Джон Н. Митчелл со своей супругой Мартой.
      Митчелл уже руководил избирательной кампанией республиканцев в 1968 году и был за это вознагражден Ричардом Никсоном - получил пост министра юстиции. Но весной 1972 года Митчелл вышел из состава правительства, чтобы возглавить "Комитет по переизбранию президента Никсона". Таким образом, из "Уотергейта" шла прямая связь, - причем не только в переносном, но и в буквальном смысле слова - к будущему хозяину Белого дома.
      17 июня 1972 года, около 2 часов 30 минут ночи, вахтер - негр Фрэнк Уиллс неторопливо обходил коридоры "Уотергейта". На шестом этаже его внимание привлекли какие-то странные звуки. Он прислушался. В помещение демократов проникли взломщики! Франк Уиллс бросился к телефону. "Здесь, в "Уотергейте", гангстеры! - в большом возбуждении сообщил он, как только ответила полиция. - Сколько? Не знаю. Но прямо в помещении партии. Приезжайте быстрее!"
      Оперативные машины тут же помчались по ночному Вашингтону, но к "Уотергейту" они подъехали с величайшей осторожностью. Поэтому взломщики заметили прибытие полицейской команды слишком поздно. После короткой рукопашной схватки пятеро злоумышленников были арестованы. Но дальше вашингтонскую полицию ожидал ряд неприятных сюрпризов, и она сама уже была не рада, что впуталась в это дело.
      Когда в полицейском участке, куда доставили арестованных, установили их личности, выяснилось, что в сеть попались отнюдь не обычные грабители, а довольно известные люди.
      Главарем взломщиков оказался подполковник Джеймс У. Маккорд, давний агент ФБР и ЦРУ, а теперь ответственный за безопасность "Комитета по переизбранию президента Никсона" и, таким образом, ближайший сотрудник Джона Н. Митчелла. Это именно он снискал себе сомнительные лавры, взломав квартиру Анджелы Дэвис.
      Рядом с Маккордом на скамье в полицейском участке сидели Б. Баркер и Фрэнк Стэрджис, оба - участники нападения на Кубу в заливе Кочинос в 1961 году, и, наконец, Эуджинио Р. Мартинес и Вирджилио Р. Гонсалес - два кубинских контрреволюционных эмигранта.
      Следующий сюрприз преподнесло расследование на месте преступления. Арестованные вовсе не имели намерения что-либо унести, напротив, они хотели кое-что внести. Были обнаружены различные электронные приборы, специальные кинокамеры и прочее оборудование, предназначенное для того, чтобы, как выяснилось в дальнейшем, полностью укомплектовать встроенную ещё в мае 1972 года установку для подслушивания. Тем самым на свет божий выплыла примечательная сторона борьбы республиканца Никсона против его противников из демократической партии.
      В ту же ночь, спустя всего несколько часов после телефонного звонка вахтера Уиллса, в расследование включилось ФБР. Однако сам взлом и последующие действия полиции сразу же вызвали в "Уотергейте" такое возбуждение, что утаить что-либо стало невозможно. Различные утренние газеты, симпатизировавшие демократической партии, уже сообщили о происшедших событиях, назвав и имена пяти арестованных.
      Вскоре во взаимосвязи с вторжением в "Уотергейт" заговорили и ещё о ряде видных лиц. Так, свидетели показали, что видели в ту ночь поблизости от "Уотергейта" Э. Говарда Ханта, сотрудника ЦРУ, занимавшего должность консультанта президента (в частности, по проблемам борьбы с наркотиками) и даже имевшего в Белом доме собственный кабинет. Как выяснилось позже, он отвечал за надежную доставку дорогостоящей высокочувствительной электронной аппаратуры. После ареста своих сообщников он бесследно исчез.
      Финансовое обеспечение операции "Уотергейт" было поручено сотруднику ФБР Гордону Лили, во время предвыборной борьбы тоже являвшемуся сотрудником "Комитета по переизбранию президента Никсона". Проект установки устройства для подслушивания финансировался из специального избирательного фонда, созданного Митчеллом и ещё одним экс-министром - Морисом Стэнсом. Были израсходованы большие суммы, размер которых удалось выяснить лишь значительно позднее. Лили же должен был позаботиться, чтобы деньги поступали по назначению.
      Но больше всего провал ночной акции ошеломил утром 17 июня мистера Джона Н. Митчелла, отошедшего вечером ко сну с твердой уверенностью в успехе. Ведь недаром же все нити сходились в руках Маккорда и Ханта, людей из республиканской руководящей верхушки; к тому же все участники обладали опытом службы в ЦРУ или ФБР, а потому никаких "накладок" не ожидалось. Так, во всяком случае, считал экс-министр.
      Когда же его проинформировали о случившемся, он просто потерял голову, спешно упаковал вещи в чемоданы, и, вместе с женой, срочно вылетел самолетом в направлении Ньюпорт-Бич, морского курорта южнее Лос-Анджелеса в Калифорнии, подальше от событий в столице. Это внезапное исчезновение Митчелла породило в вашингтонском центре ФБР серьезные опасения: оно боялось, что паническое бегство главы республиканского руководящего штаба может привести к ещё большей беде.
      Патрик Грей, с недавнего времени исполнявший обязанности директора ФБР, принял руководство этим щекотливым делом в собственные руки, и в сопровождении одного из сотрудников бюро лично отправился вслед за своим товарищем по партии в калифорнийский курортный городок.
      19 июня Джон Н. Митчелл в заявлении для прессы патетически заверил, что республиканская партия не имеет ничего общего со взломом в "Уотергейте". "Участники - сказал он, - действовали не по нашему заданию и без нашего ведома". Аналогичным образом высказался и президент Никсон: "Белый дом не имеет к инциденту ни малейшего отношения".
      Поскольку закулисные причины "уотергейтского инцидента" были тогда для общественности ещё в значительной мере темны, то заявление Митчелла, сделанное им в первый день июля, вызвало всеобщее удивление. Он сообщил, что слагает с себя все функции в республиканской партии, поскольку хочет "целиком посвятить себя жене".
      Фальсификаторы за работой
      Затем в "уотергейтском скандале" наступила относительно спокойная фаза. В середине сентября суд возбудил дело против пяти взломщиков, а также против Ханта и Лили, но тут же отложил его слушание до января 1973 года. Официально было заявлено, что речь идет о мелких взломщиках, а поскольку президентские выборы уже на носу, не стоит омрачать это событие уголовным делом.
      В то время никто из участников взлома больше не проронил об "Уотергейте" ни слова, да и демократическая партия ещё не сумела извлечь для себя из этой аферы никакой непосредственной пользы.
      Весь ход предвыборной борьбы в 1972 году был беспрецедентен по уровню интриг. Наиболее перспективным кандидатом от демократов долгое время считался сенатор Маски. Но вскоре дела его пошатнулись. Различные лица, финансировавшие его избирательную кампанию, вдруг стали получать письма или телефонограммы, в которых сенатор извещал, что больше ни в каких денежных пожертвованиях не нуждается, поскольку уже располагает достаточными средствами. Как выяснилось позже, все эти послания были фальшивками.
      Многие предвыборные встречи Маски с избирателями срывались, так как по радио и телевидению распространялись слухи, будто сенатор не сможет прибыть. Подготовленные речи вдруг исчезали из его портфеля; в другой раз ему подсовывали фальшивый план поездки, так что где-то люди напрасно ожидали Маски, а он в это самое время с удивлением стоял перед пустым залом в другом месте. В прессе появлялись факсимиле писем, в которых Маски изобличал своего соперника по партии Губерта Хемфри как участника сексуальных оргий, - и это тоже было делом рук фальсификаторов.
      Маски не выдержал и отступился. Тогда счастья решил попытать Джордж Макговерн, и съезд демократической партии дал на то свое согласие. Теперь предвыборные собрания больше не срывались - диффаматоры избрали другую тактику. Так, например, штаб избирательной кампании республиканцев нанял группу молодых парней, которые повсюду следовали за Макговерном. На предвыборных собраниях они во все горло орали, что являются представителями "освободительного фронта гомосексуалистов", размахивали транспарантами с портретом своего мнимого идола - кандидата в президенты - и выкрикивали: "Вот наш человек! Гомосексуалисты, выбирайте Макговерна!"
      Но поскольку такие методы не могли долгое время оставаться нераспознанными, в конце концов, решили организовать аферу вокруг кандидата демократов на пост вице-президента - сенатора Томаса Иглтона, который много лет назад однажды лечился в клинике от нервного истощения. Вдруг его история болезни исчезла из архива больницы, и вскоре записи её стали появляться на страницах газет. "Если Макговерн будет избран, а потом с ним что-нибудь случится, - писали эти газеты, - то мы будем иметь президентом Иглтона - потенциального душевнобольного. Болезнь может в любое время вспыхнуть снова".
      Итак, Макговерну пришлось искать себе нового "вице-президента". Его выбор пал на Сарджента Шрайвера, родственника убитых братьев Кеннеди.
      Инцидент на
      Чапвик айленд
      В этих "предохранительных мерах" не забыли, конечно, и об Эдварде Муре Кеннеди, молодом, ещё живом политике из этой семьи, в сравнении с которым другой кандидат едва ли имел бы шанс.
      Уже в мае 1964 года произошла загадочная авария, в которой "Тед" - как называли Кеннеди его друзья - оказался на волосок от смерти или продолжительной инвалидности. Упал его личный самолет, погибли пилот и его секретарь, а причины этого никто не смог выяснить и, очевидно, не сможет.
      Еще более загадочными были события в ночь с 18 на 19 июня 1969 года, о которых сообщалось следующее в версии, представленной общественности: в деревенском доме на Чаппаквидик Айленд, на небольшом острове, непосредственно рядом с большим островом Марты Венейар, принадлежавшим штату Массачусетс, состоялась бурная вечеринка. После 23 часов Эдвард Кеннеди покинул веселую компанию вместе с двадцатисемилетней Мэри Копечни, чтобы отвезти свою спутницу в отель на остров Марты Венейар. Острова соединял деревянный мост, с которого автомобиль Теда упал в море. Тед смог выбраться, Мэри нашла свою смерть в воде.
      После несчастного случая Эдвард Кеннеди возвратился в деревенский дом, поехал со своими друзьями ещё раз на мост, но в судьбе Мэри Копечни ничего нельзя было уже изменить. Через десять часов после несчастного случая Кеннеди сдался полиции и объяснил промедление тем, что пережитый им шок не позволил ему разумно действовать.
      Во время состоявшегося в апреле 1970 года судебного разбирательства Эдвард Кеннеди придерживался этой версии. Приговор против него на основе уклонения водителя автомашины от ответственности и попытки скрыться сводился к двухмесячному тюремному заключению с подтверждением и лишением прав водителя на год.
      Пресса, конечно же, буквально набросилась на этот инцидент. Читателям внушили главный аргумент, что человек, который в течение десяти часов находился в состоянии транса, едва ли подходит для ответственной политической должности. Некоторые газеты пошли ещё дальше и охарактеризовали Кеннеди как убийцу, который утонченным образом устранил со своего пути свою любовницу, которая к тому будто бы была беременной. Этой клеветой хотели воспрепятствовать тому, чтобы Кеннеди ещё раз вздумали хлопотать о Белом доме. Однако несколько месяцев спустя образ сенатора Эдварда Кеннеди снова привлек внимание, так как стали известны некоторые факты, свидетельствующие, что на мосту между островами Чаппаквидик и Марты Венейар происходило нечто совсем другое.
      У Теда после той ночи были раны на голове и затылке, которые, согласно бюллетеню, подписанному двумя врачами под присягой, могли произойти только от нескольких сильных ударов, но не от падения автомобиля в воду. На блузе Мэри Копечни сохранились пятна крови, которые оказались там до падения в море. Другой эксперт снова подтвердил, что в положении автомобиля в воде под мостом невозможно было выбраться из него. Наконец, имелось ещё свидетельство шерифа, который после полуночи - час спустя после официального времени случившегося несчастья, - проезжал по мосту на своем автомобиле в противоположном направлении. Сразу за деревянным переходом, уже на острове Чаппаквидик, он увидел автомобиль, который был в точности похож на тот, с которым произошла авария, - шериф смог вспомнить более чем половину зарегистрированных примет, относящихся к автомобилю Кеннеди. Эта машина припарковалась на окраине улицы, шериф остановил её, чтобы поближе рассмотреть. Он заметил двух человек на переднем сидении и на заднем большой пакет, прежде чем автомобиль удалился.
      Из всех этих обстоятельств дела разные эксперты реконструировали следующие события. По меньшей мере, двое неизвестных подстерегали вблизи деревенского дома Теда и Мэри и ударили обоих так, что они потеряли сознание. Молодую женщину посадили на заднее сиденье в автомобиль Кеннеди, который повез её к мосту, где её ещё видел шериф, до того, как автомобиль был сброшен в воду. Мэри Копечни действительно лежала на заднем сидении, когда остальные покинули машину.
      После этого неизвестные, угрожая Кеннеди, вынудили его признать ту версию, которая затем вошла в обращение. Помня о судьбе двух своих братьев и о загадочном падении самолета в 1964 году, сенатор связал их с нынешней ситуацией, остался под подозрением в преступлении и таким образом избежал нового и, может быть, последнего покушения.
      Расторопные журналисты разъяснили своим читателям о несогласованности версий, намекая на то, что этот преувеличенный инцидент не достиг своего резонанса, как надеялись закулисные лица, и уже в 1972 году Эдвард Кеннеди был причислен к тем, кого Никсон рассматривал как серьезных соперников в борьбе за президентство.
      Чтобы его окончательно устранить, штаб избирательной кампании от республиканской партии изобрел нечто новое. Э. Хауард Хант - один из главных виновников Уотергейтских событий, ещё до этого скандала получил из ФБР и из архива Министерства иностранных дел около двухсот сорока тайных документов, которые он, согласно поручению, фальсифицировал, прежде всего, изменив имена, а затем скопировал для публикации в газетах. Эта акция имела одну цель - оклеветать бывшего президента Кеннеди, а вместе с этим именем очернить и имя его младшего брата Эдварда.
      Некоторые документы Хант подделал так, что, например, уже не Центральное разведывательное управление США, а Джон Ф. Кеннеди лично оказался ответственным за убийство бывшего южновьетнамского диктатора Дьена. Кроме того, Хант сфабриковал ещё "документацию" о смерти Мэри Копечни, ещё более глупую халтуру, чем официальное сообщение 1969 и 1970 годов.
      С помощью подобных хитростей "tricky Dick" - Дик-трюкач - обеспечил себе победу на втором туре выборов.
      Маккорд "раскалывается"
      8 января 1973 года в Вашингтоне начался перенесенный с сентября 1972 года предварительный процесс по делу о "семерых из "Уотергейта"". Он был разыгран как по нотам и закончился 23 марта вынесением приговора: обвиняемые получили от шести до 40 лет тюремного заключения, а также, 40 000 долларов денежного штрафа.
      Однако при ближайшем рассмотрении первоначальное недоумение, вызванное удивительно строгой мерой наказания, быстро рассеивалось.
      Семеро обвиняемых были разделены на две группы. Пятеро, сразу же признавшие себя виновными, по действующему процессуальному кодексу уже не должны были допрашиваться по делу и сообщать что-либо о лицах, давших им поручение. Итак, то же "упрощенное судопроизводство", как и в деле Рея-убийцы Мартина Лютера Кинга.
      Один из этой пятерки, Э. Говард Хант, выболтал репортерам журнала "Time" сведения о дальнейшей судьбе приговоренных: за каждый месяц отсидки каждый из них получит не меньше 1000 долларов компенсации, а потом, когда интерес к скандалу со стороны общественности будет утрачен, президент Никсон объявит помилование.
      Иная роль выпала обоим сотрудникам ФБР - Джеймсу У. Маккорду и Дж. Гордону Лили. Они должны были, во что бы то ни стало, утверждать свою невиновность. Речь шла не только о чести мундира сотрудников ФБР, но и в гораздо большей степени - о новом ходе в игре.
      7 февраля 1973 года сенат образовал давно запланированную специальную комиссию под председательством сенатора-демократа Сэма Эрвина для расследования обстоятельств "уотергейтского дела". Поскольку большинство голосов в комиссии имели демократы (четверо против трех), манипулировать ею было не так-то просто, и штаб Никсона решил, что самой благоприятной тактикой явится затягивание её работы. Если же дело все-таки дойдет до осуждения "невиновных", тогда можно будет начать долгий путь его прохождения через апелляционные инстанции. Все это время специальной комиссии придется бездействовать, так как законы не позволяют ей вмешиваться в ещё не закопченное судопроизводство.
      Но этому плану не суждено было осуществиться, и Маккорд, до тех пор находившийся на свободе, был по приказу судьи взят под стражу. "Арест без права освобождения под залог" - указывалось в дополнительном распоряжении. Арестом Маккорда в последние дни марта 1973 года была приведена в движение мощная лавина, и для США начался тяжелейший со времени образования страны внутриполитический кризис.
      Маккорд письменно сообщил суду, что готов вновь дать показания, ибо все предшествующее слушание дела было сплошным фарсом - с лжеприсягами, лжесвидетельствами, давлением на обвиняемых и угрозами. Несмотря на возможные репрессии, он желает говорить, но только ни в коем случае не перед какими-либо органами ФБР. В трех дальнейших заявлениях Маккорд сообщил, что взлом в "Уотергейте" готовился рядом видных сотрудников администрации Никсона или же они, по меньшей мере, были информированы о нем. К числу этих лиц принадлежали: Джеб Стюарт Магрудер, высокопоставленный чиновник министерства торговли, а в 1972 году - один из менеджеров избирательной кампании Никсона; юридический советник президента Джон Дин; начальник административного аппарата Белого дома Роберт Холдеман; советник Никсона по внутриполитическим делам Джон Эрлихман и - последний по порядку, но не по значению - Джон Митчелл.
      Первым отреагировал Магрудер. Он признал, что ему было известно об этой акции, и обвинил Дина и Митчелла в том, что они несут главную ответственность за её организацию.
      26 апреля 1973 года ему пришлось уйти со своего высокого поста в министерстве торговли, поскольку стало известно также и то, что перед взломом он выплатил Лили - "министру финансов" "уотергейта"-199 тысяч долларов. Общая сумма секретного фонда, из которого республиканцы в год президентских выборов финансировали свои шпионские и подрывные действия против демократической партии, исчислялась в 900 тысяч долларов. С отставкой Магрудера началось то, что Генри Киссинджер назвал "оргией взаимных обличений". Разоблачения и обвинения, опровержения и признания, увольнения и отставки сменяли друг друга. Начиная с 26 апреля, одна акция стремительно следовала за другой.
      27 апреля Никсон сместил со своего поста исполнявшего обязанности шефа ФБР Патрика Грея за то, что он слишком много выболтал специальной комиссии сената насчет тесного сотрудничества между ФБР и Белым домом в предвыборной борьбе и уничтожил документы следствия по "уотергейтскому делу". Всего через несколько часов президент назначил новым директором ФБР Уильяма Д. Рукельхауза (бывший министр юстиции, а с 1971 года - глава службы охраны окружающей среды). Но и он пробыл на этом посту чуть больше месяца, так что в начале июня федеральное криминальное ведомство получило нового, третьего за 1973 год шефа - Кларенса Мариона Колли. Он служил в ФБР с 1940 года и до этого назначения был начальником полиции в Канзас-Сити (штат Миссури).
      Вслед за Греем был принесен в жертву новый министр юстиции Ричард Клайндинст. 30 апреля он подал в отставку, официально обосновав её тем, что при расследовании "уотергейтского дела" натолкнулся "на имена друзей и знакомых". В тот же день пришлось распрощаться со своими постами Джону Дину, Роберту Холдеману и Джону Эрлихману, а вечером, все того же 30 апреля, президент Никсон, сидя перед телевизионными камерами, охарактеризовал эти увольнения как "одно из самых тяжелых решений", которые ему когда-либо пришлось принимать в жизни, восхвалял бывших сотрудников и заверял, что сам он об "уотергейтской акции" заранее ничего не знал.
      40 процентов граждан США, как установил институт Гэллапа, занимающийся изучением общественного мнения, сочли эти заявления Никсона не заслуживающими доверия.
      17. Необходимая перестройка.
      Конец Гувера
      2 мая 1973 года ФБР добавило к длинному списку своих весьма примечательных акций новый трюк - налет джи-менов на Белый дом. Команда во главе с новым шефом ФБР Уильямом Д. Рукельхаузом ворвалась в официальную резиденцию Никсона, где дело дошло до рукопашной с сотрудниками "Сикрит сервис" - того небольшого подразделения, которое несет ответственность за охрану президента. Люди ФБР одержали верх. Они заняли служебные помещения трех уволенных советников президента - Дина, Холдемана и Эрлихмана.
      Джи-менам не составило особого труда вскрыть находившиеся там стальные несгораемые шкафы и стенные сейфы. Особенно тщательно произвели они обыск в кабинете Джона Эрлихмана, где в их черные кожаные сумки перекочевали толстые пачки документов.
      Целью этого налета, естественно, была конфискация материалов "уотергейтского дела" (тем самым стремились не допустить дальнейшего нарастания скандала), но одновременно и ряда других документов. Чтобы понять причины происшедшего, надо вернуться к недавнему прошлому, в частности к 1969 году.
      Различные газеты публиковали тогда время от времени отдельные, не подлежащие оглашению сообщения из Вьетнама; президент предполагал утечку информации где-то через "щели" в его ближайшем окружении. Поэтому вскоре после вступления на пост Никсон распорядился установить слежку за некоторыми своими личными сотрудниками.
      Собственно говоря, это было делом ФБР. Но Никсон решил создать для данной и тому подобных целей собственную, личную секретную службу. Гувер этому противился, так как опасался - и не без оснований - ограничения своей власти, которая как раз и зиждилась на системе тотальной слежки. Однако боссу ФБР, после того как непосредственный начальник, министр юстиции Джон Митчелл, энергично поставил его на место, пришлось подчиниться. Но то была лишь видимость капитуляции, ибо Гувер, со своей стороны, установил надзор за маленькой сыскной группой президента, которую, кстати, возглавлял не кто иной, как вышеупомянутый Джон Эрлихман. Все телефонные разговоры подслушивались и тщательно протоколировались.
      Каким-то образом группе Эрлихмана все же удалось определить, что Гувер следит за ней, и реакция её последовала незамедлительно. Личная гвардия президента организовала весной 1971 года взлом в штаб квартире ФБР, забрала все протоколы подслушивания, перевезла их в Белый дом и спрятала в сейфах кабинета Джона Эрлихмана.
      Обнаружив исчезновение столь драгоценного материала, Гувер поклялся отомстить, и поручил своему заместителю Марку У. Фелту официальное расследование взлома в штаб-квартире ФБР. Тогдашнему заместителю министра юстиции Клайндинсту он сообщил по телефону, что предстоит публикация весьма неприятных для Белого дома документов. Но сделать этого он не успел: 2 мая 1972 года Дж. Эдгар Гувер скончался.
      Удивление вызвало уже само официальное сообщение, в котором подчеркивалось: "Он умер естественной смертью". Эта обратившая на себя внимание фраза допускала предположение, что, очевидно, все произошло не так уж естественно. Почему, задавали многие вопросы, сочли необходимым столь необычным образом отметить естественную причину смерти? Слухи об убийстве Гувера усиливались, поскольку обещанные им акции реванша со стороны ФБР так и не последовали. Но слухи остались слухами; версия убийства Гувера допускалась многими, но подтверждена не была.
      Если ФБР надеялось, что, очистив 2 мая 1973 года сейфы Белого дома, оно сумеет восстановить полноту своей власти и закрыть шлюзы "уотергейта" перед новыми волнами обвинений, то оно обманулось. 4 мая Джон Дин, уволенный юридический советник Никсона, заявил, что хочет сделать официальное признание и даст все необходимые показания, если ему будет гарантировано освобождение от наказания за участие в заговоре. Дин сообщил, что президент был в курсе всех маневров по сокрытию истины; Никсон лично хвалил его за это вскоре после предъявления обвинения "семерым из "Уотергейта"". Шеф встретил его тогда в Белом доме со смехом: "Хорошая работа, Джон! Мы и дальше будем держать крышку закрытой!" А 13 марта 1973 года президент заверил его, что раздобыть миллион долларов для платы за молчание - не проблема.
      Дабы произвести особенно сильное впечатление, Дин публично передал сотрудникам министерства юстиции ключ от банковского сейфа, в котором хранились секретные документы об "уотергейте".
      То ли документы эти не обладали достаточно большой взрывной силой, то ли Дин недооценил возможности Никсона, во всяком случае, желанного освобождения от наказания ему обещано не было. Президент отмел показания Дина. Но он не смог помешать тому, что в дальнейшем интерес общественности все более концентрировался на роли "первого человека в государстве" в уголовном "уотергейтском деле".
      А тем временем следовали новые отставки и увольнения сотрудников правительства: до середины мая 1973 года их было двенадцать.
      18. Радикализм семидесятых: крона и корни.
      Дело Патриции: ПАТТИ ИЛИ ТАНЯ?
      ...Поздним вечером 4 февраля 1974 года трое террористов ворвались в квартиру в Беркли (штат Калифорния), где проживала Патриция Херст со своим женихом Стивом Уидом.
      Поначалу ничто не предвещало беды. В дверь позвонила белая девушка и попросила Уида разрешения воспользоваться его телефоном - у нее-де поломалась машина. Пока Стивен колебался, в дом ворвались двое парней; от удара Уид потерял сознание. По его утверждению, он ещё слышал голос девушки: "Надо бы их пришить - они нас видели". Но террористы никого не убили - они захватили Патти Херст. Соседка видела, как Патти, полураздетую, зовущую на помощь, сопротивляющуюся, вытащили из дома и затолкали в багажник "шевроле".
      (Брошенную машину обнаружили несколько позже; преступники пересели в другую и скрылись).
      Все указывало на то, что произошло типичное похищение с целью выкупа. Очень многие знали, что Патриция - дочь Рэндольфа А. Херста, газетного магната и миллионера, внучка Уильяма Рэндольфа Херста, одного из самых влиятельных людей США, "короля желтой прессы". Отец похищенной обратился по всем каналам СМИ к похитителям с просьбой пощадить его дочь, не причинять ей зла и выйти на переговоры.
      Похищение стало всеамериканской сенсацией; естественно, в соответствии с законом расследование вело ФБР.
      Похитители дали о себе знать на третий день. Небольшая радиостудия в Беркли получила письмо, посланное от имени некой "Симбиотической Армии Освобождения" - САО. В машинописном тексте Рэндольфа А. Херста характеризовали как "врага народа", а Патрицию называли - "важным военнопленным", условия содержания которой соответствуют серьезности его статуса. Но содержалось и предупреждение: "Если власти попробуют освободить её или арестовать кого-нибудь из членов САО, то пленница немедленно будет казнена".
      Полицейские и джи-мены имели все основания считать, что это - не пустые угрозы. С "симбионистами" уже приходилось сталкиваться. ФБР располагала данными, что это - группировка примерно двух с половиной десятков молодых людей, белых и чернокожих, которые выдвигают громкие левацкие лозунги "уничтожим капиталистическую верхушку с её системой ценностей", и лозунги эти воплощались в жизнь террористическими действиями. В ноябре 1973 года было совершено убийство пятидесятилетнего руководителя школы в Окленде; вскоре после убийства на местную радиостанцию пришло письма, в котором САО брало ответственность за теракт на себя. Письмо было украшено изображением семиглавой кобры - символом САО. Были подозрения о том, что на "боевом счету" САО ещё с дюжину убийств, однако все усилия полиции и ФБР выйти на это "Армию" пока не увенчались успехом: информаторы из уголовной среды ничего не могли сказать.
      В начале января 1974 года полицейский патруль близ Окленда задержал автомобиль, которым управляли двое парней, показавшихся подозрительными. Наметанный глаз не подвел: двое молодых людей открыли огонь по полицейским, однако уйти от погони не удалось. У арестованных Рассела Литтла и Джо Ремиро были обнаружены листовки САО. В тот же день удалось потушить пожар, который вспыхнул неподалеку в пустующем доме. На пожарище было найдено оружие и изрядное количество листовок и прокламаций "симбионистов". Арестованные сознались, что в доме был один из тайных "конспиративных штабов" САО. Собранные при обследовании "штаба" и в ходе допросов улики и свидетельства позволили назвать имя ещё одного человека, причастного к "симбионистам" - Нэнси Линг Перри; однако Нэнси ареста избежала, "легла на дно" и о ней не удавалось установить ничего вплоть до похищения Патти Херст.
      Надо сказать, что если бы ФБР более тщательно отнеслось к анализу улик, найденных на пожарище "Штаб-квартиры", то похищения Патти могло бы не состояться вообще. Там, среди прочего, была обнаружена полуобгоревшая записная книжка, в которую кто-то из САО вносил разную информацию о делах и планах организации. Одна из сохранившихся записей гласила буквально: "Патриция Кэмпбелл Херст... дочка Херста... младшего, студентка искусствоведения... в ночь при внимательном... 7 января... оружие... зарегистрировать машину перед 1 февраля..."
      Кто похитил Патти, было более-менее ясно. Только никто не мог предсказать, что именно и как похитители потребуют в порядке выкупа. В первом сообщении об этом не было ни слова.
      Несколько дней прошли в напряженном ожидании. В особняке Херстов в Хиллсбурге с тревогой и нетерпением ожидали последующего контакта четыре сестры Патриции и её жених, Стивен Уид. Их тревогу и боль разделяли не только друзья и соседи, но десятки и сотни незнакомцев: открытки с выражением сочувствия, словами утешения, добрыми советами, а также цветы, приходили беспрерывно.
      Похитители подали знак о себе 12 февраля. По почте пришла посылка с магнитофонной лентой. ФБРовские магнитофоны воспроизвели скромное требование похитителей: семья Херстов должна была раздать неимущим Калифорнии продукты питания на сумму семьдесят долларов. Общие затраты составили бы четыреста миллионов долларов - заметно больше, чем все состояние Херстов. Правда, была и приятная и долгожданная новость: Патти жива. Голос, несмотря на небезукоризненную запись, принадлежал именно ей. "Мама, папа, - говорила Патриция, - со мной все в порядке. Меня не бьют, не морят голодом, не издеваются.". Сказала, что хотя со стороны САО не "осуждена" за злодеяния своих родных, однако же является "военным трофеем", как член семьи представителей враждебного класса. Затем добавила, что её положение аналогично положению двух "боевиков" САО, ожидающих расправы за убийства в Окленде и ясно дала понять, что её безопасность зависит от их безопасности. "Что произойдет с ними, - продолжал голос Патти с магнитофонной ленты, - то же самое будет со мной. Эти люди слов на ветер не бросают... Они готовы пожертвовать собой ради дела... Я только могу надеяться, что вы поступите как надо..."
      В последующие дни Рэндольф Херст-младший несколько раз выступал по телевидению и давал уверения в том, что не будет прибегать к помощи силовых структур для освобождения своей дочери. А о "требовании" сказал: "Я всей душой хотел бы это выполнить ради возвращения дочери - но это попросту невозможно"; тем не менее постарался организовать немедленную акцию помощи беднякам. На бесплатную раздачу пищи выделялось более двух миллионов долларов; полмиллиона покрывались из его собственных средств. Остальные выделялись из бюджета Фонда им. Херста.
      "Похитители ошибаются, предполагая, что я способен накормить всех калифорнийских бедняков. Никому это не под силу. Но я надеюсь, что в их намерения входит вернуть Патрицию живой"...
      14 февраля генеральный прокурор США Уильям Саксби заявил, что есть все основания отнестись к этому делу со всей серьезностью и дал понять, что ФБР готова нанести удар по организации - как только будет точно установлено место, где содержится заложница. Задержанным членам САО, так же как и похитителям, не следует рассчитывать на какие-то поблажки. Рука правосудия их накажет.
      Это выступление вызвало резкий протест Херста. "Господин Саксби - не отец Патриции. Лично я сделаю все возможное, чтобы вытащить её из этой опасной ситуации".
      Через несколько дней по почте пришла ещё одна посылка с магнитофонной лентой. На этот раз запись была качественней. О похитителях Патти сказала: "Они вовсе не выдвигают невыполнимых требований. Речь не идет о том, чтобы накормить целый штат". Повторила просьбу о том, чтобы против САО для её освобождения не применяли силовых методов. И попросила, чтобы о ней не говорили и не думали как о мертвой - это неправильно и вовсе не поможет делу. Мужской голос на пленке сообщил, что он - "главнокомандующий САО"; не так было важно, что "главнокомандующий", который называл себя Цинк, пригрозил совершить экзекуцию над похищенной; важно было то, что появился дополнительный след.
      Отделение ФБР, занимающееся расследованием убийств в Окленде, пока что не смогло ничего установить. Анонимный джи-мен сказал так; "Удивительное дело - они появились словно бы ниоткуда. Не удалось установить никаких связей. Никто не знает, кто они такие". Это, впрочем, не означало, что полиция и джи-мены сидят сложа руки. Из показаний свидетелей похищения, прежде всего Стивена Уида, информации, собранной при расследовании оклендских убийств, обстоятельств ареста "боевиков" САО и находок на пожарище удалось выдвинуть предположение, что в деле замешан тридцатилетний негр Доналд Де Фриз, который в марте прошлого года сбежал из тюрьмы, где отбывал наказание за разбой. При обыске в домах его матери и бывшей жены были изъяты фотографии - и по ним свидетели опознали одного из четырех участников похищения Патриции. А один из бывших сокамерников Де Фриза опознал голос "главнокомандующего" на магнитофонной пленке.
      Лозунги "борьбы с капиталистической системой", выдвинутые САО, не нашли никакой поддержки даже у тех, кто всерьез находился в оппозиции. Анжела Дэвис заявила, что начисто отвергает такие формы борьбы, а Хью Ньютон, лидер "Черных Пантер", охарактеризовал САО как "врагов общества". Даже левацкие организации заявили, что применение террористических методов непозволительно и недопустимо.
      Тем временем начала работать система бесплатной раздачи пищи; Рэндольф Херст заявил, что это - не выкуп, а знак доброй воли", но многие восприняли это именно так. Агент ФБР Чарлз Бэйтс сказал определенно: "Попытки найти взаимопонимание с преступниками никогда ни к чему хорошему не приводили. Как правило, одна уступка требует следующих. Может наступить день, когда мы будем вынуждены сказать родителям Патриции: "Она никогда к вам не вернется, если будете поступать таким образом". Однако место, где укрывают похищенную, оставалось неизвестным.
      Очередная пленка пришла по почте 9 марта. Сначала говорила некая незнакомка - резко критиковала организацию раздачи пищи и качество продуктов (там действительно не все было гладко - в газетах было опубликовано множество раздраженных откликов и комментариев), потом обрушилась на "фашистскую верхушку" США и на ФБР. Власти и ФБР, заявила она, создали ситуацию, когда возникает необходимость "казни военнопленных".
      Затем заговорила Патриция, причем не было похоже, что на неё произвела большое впечатление прямая угроза "казни". И теперь девушка не просила родителей о помощи, а резко раскритиковала за отсутствие реальных действий по её освобождению и потребовала, чтобы они больше не помогали ФБР. "Не думайте, что САО хочет меня убить. Меня хочет убить ФБР. Только ФБР и некоторые люди в правительстве хотят сотворить все для моей погибели".
      Специалисты предположили, что Патриция начитывала текст, написанный кем-то из САО. Но было и неожиданное предположение: психиатр из Лос-Анджелеса Фредерик Хакер указал на возможность возникновения психологической связи между преступниками и жертвой и даже "квази-симпатии" между похитителями и жертвой похищения. Рэндольф Херст отверг такое предположение как идиотизм - но оказалось, что он несколько поторопился с высказыванием. В апреле поступила очередная пленка и цветная фотография Патриции, с автоматом в руках на фоне громадного изображения семиглавой кобры. "Я сделала выбор: останусь и буду сражаться". Весьма уверенным тоном Патти излагала набор левацких лозунгов, обвинений и призывов и требовала, чтобы её отец, мошенник-капиталист, впредь не заботился о ней больше, чем о тысячах обездоленных. Обращалась она и к жениху: "Стивен, на войне нельзя оставаться нейтральным. Кое-кто будет говорить, что я сама устроила собственное похищение. Мы с тобою оба знаем, что произошло на самом деле в тот вечер. Но никто не знает, что произошло после этого. Я изменилась и повзрослела. Я осознала невозможность возвращения к прежней жизни... Моя любовь теперь распространяется на всех людей..."
      Патти сообщила также, что приняла новое имя, Таня - в память о молодой аргентинке немецкого происхождения, которая сражалась в Боливии бок о бок с Че Геварой и погибла вместе с ним. Психологический анализ и факты, собранные в последующий период, показали, что высказывание Патти о "распространении её любви на всех" несколько расходятся с истиной: любовь её была отдана в основном одному из радикалов, что, впрочем, не исключало сексуальных отношений едва ли не со всеми членами группировки.
      Пленка, в отличие от предыдущих, была датирована; многие предположили, что это - предсмертное послание, дата означает казнь ненужного и опасного свидетеля, Патриции. Но вскоре пришла ещё одна магнитофонная запись. "Главнокомандующий", Де Фриз, сообщил, что Патриция отказалась возвращаться домой. С учетом этого дальнейшие переговоры об освобождении считаются излишними. Он сказал также, что "суд САО" вынес смертные приговоры трем бывшим участникам организации, которые стали информаторами ФБР.
      Все это стало достоянием прессы и принесло симбионистам", а также левакам вообще, ненужную и незаслуженную рекламу. Например, на плакате в Беркли (такими плакатами запестрели многие американские города) увеличенным фото Патти с автоматом на фоне семиглавой кобры, - кто-то написал: "Я люблю тебя, Таня!".
      15 апреля 1974 года группа вооруженных бандитов (среди них - четверо женщин) ворвалась в сан-францисский филиал банка Хайберна. Двоих ранили, остальных охранников разоружили и, вместе с клиентами, уложили на пол. Распоряжался налетом (складывалось впечатление, что он тщательно отрепетирован) Доналд Де Фриз; он кричал: "Это налет! Мы из САО!" Кто-то из налетчиков добавил: "А это Таня Херст". Директор банка, Джеймс Смит, чей офис располагался непосредственно над операционным залом и оборудован небольшим окошком, рассказал, что среди налетчиков уверенно опознал Патти Херст; она держала под прицелом заложников. Но и саму Патти держали под прицелом: ещё одна налетчица внимательно следила за каждым движением Патти и "казалось, готова пустить в ход оружие при малейшем проявлении колебания".
      Забрав около 11 тысяч долларов, налетчики скрылись. Лица их не были скрыты масками, камеры слежения они не разбивали - словно совсем не избегали опознания. Похоже, что они хотели показать полную причастность Патриции к организации.
      В ФБР идентифицировали налетчиков - кроме Де Фриза и Патти, в нем принимали участие некие Холл, Перри и Солтысек. Из анализа видеозаписи был сделан вывод, что Патти все время находилась на прицеле то у одного, то у другого налетчика, что давало основание предположить, что девушка участвовала в налете не по своей воле. Как вероятность действий под принуждением это нашло выражение и в заявлении Генерального прокурора, Уильяма Саксби.
      Налет на банк в Сан-Франциско дал в руки джи-менов дополнительные улики. Все участники налета были идентифицированы - но за всеми ними, к удивлению следователей, вовсе не тянулся криминальный след. Патриция Солтысик (псевдоним Мизмун), двадцатичетырехлетняя дочь фармацевта из Калифорнии, в свое время получила стипендию в университете в Беркли. Там у неё установилась лесбийская связь с Камиллой Холл, в прошлом - членом САО. Бросила учебу и связалась с Доналдом Де Фризом после его бегства из тюрьмы. Тогда же прервала все связи со своей семьей, попросила даже уничтожить все свои фотографии и забыть о своем существовании. Считалась "главным" теоретиком современной САО.
      Камилле Холл было двадцать девять; она была дочерью лютеранского пастора из Миннесоты. Те, кто её знал, никак не могли представить, что милая, застенчивая девушка, с поэтическими и художественными наклонностями, стала членом террористической группировки. Один из преподавателей гуманитарного университета в Миннесоте, где она училась, говорил об "апостольской доброте" Камиллы, о её отзывчивости к чужой боли. В Беркли, где она продолжала обучение, возник роман с Патрицией Солтысик; все указывало на то, что инициатором была именно Камилла.
      Нэнси Линг Перри - двадцатишестилетняя дочь известного калифорнийского бизнесмена. В университете в Беркли считалась одной из лучших студенток; после того, как вышла замуж за темнокожего джазового пианиста, изменилась до неузнаваемости. В среде богемы увлеклась наркотиками; весной 1973 года порвала и с наркотиками, и с богемой и ударилась в общественную деятельность - была в числе тех, кто выступал за реформу тюремной системы. Ее неоднократно видели в обществе Рассела Литтла, впоследствии арестованного в Окленде.
      Было также установлено, что во втором автомобиле, который "прикрывал" налетчиков, находились Уильям Вульф, 22 лет, сын врача из Пенсильвании, Уильям Харрис, недавний выпускник Университета Индианы со своей женой Эмили и некая Анджела Этвуд, приятельница жены.
      Странная компания. И ФБР считало, что этими персонажами практически и исчерпывается реальный "личный состав" САО. Все указывало на то, что это по преимуществу женская организация; кроме Де Фриза, все участники были выходцами из состоятельных семей, хорошо учились в престижных университетах, считались в числе лучших студентов. Только двое были ранее замечены в анархистских или левацких симпатиях. И получалось, что все эти люди избрали "верховным главнокомандующим" самого ограниченного из них - и подчинялись ему, полуграмотному уголовнику Де Фризу. Это, как впрочем увлечение лозунгами маоизма, нигилизма и анархизма - а на них была основана "идеология" городских партизан, как величали себя члены САО, казалось чрезмерно экстравагантным даже для падкой на экстравагантность и небезразличной к саморекламе "золотой молодежи".
      Идентификация членов САО позволяла надеяться, что ФБР сумеет быстро покончить с бандой. Но это оказалось совсем не так просто. "Личный состав" САО был крайне невелик - и это не позволяло агентам не только "проникнуть" в группировку, но и собрать достаточную информацию о её контактах. Их надо было найти; агенты, переодетые почтальонами, разносчиками товаров, ремонтниками, по 14 - 15 часов ежедневно обходили целые кварталы, надеясь опознать кого-то из САО. В целом в поисках было задействовано около ста джи-менов. Еще раз самым тщательным образом исследовались все немногочисленные материальные свидетельства - письма, посылки, пленки, все, даже бутылка, которой в свое время ударили Стива Уида во время похищения Патти. Чарльз Бэйтс, агент ФБР, говорил: "Уже не вопрос - кто. Вопрос когда возьмем?". Тем временем в прессе нарастала волна критики деятельности ФБР: оно-де не предпринимает достаточно мер по борьбе с терроризмом, не выполняет своих реальных обязанностей и так далее. Отсутствие реальных подвижек в расследовании признал на своей первой пресс-конференции новоназначенный директор ФБР Кларенс Келли, и посетовал на трудности в выявлении маленькой организации, у большинства из "солдатесс" которых наверняка есть хорошие подружки, которые помогают укрываться от правоохранителей. Вне текста оставались истинные действия и намерения ФБР, которое старалось действовать осторожно, чтобы не подвергать излишнему риску Патрицию: похитители не должны были ничего знать о сотрудничестве Херстов с джи-менами.
      Вскоре пришло очередное магнитофонное послание от Патти - набор резких выпадов не только против "фашистской страны" и отца, которого теперь она называла "Адольфом", но и против жениха - "свиньи, помешанной на сексе", говорила, что участвовала в налете добровольно - и что следующая "акция" скоро произойдет.
      Старательно избегая разглашения информации в прессе, ФБР все больше продвигалось в выслеживании укрытия САО. Газеты на все заставки ругали ФБР - и тем самым успокаивали террористов, - но на самом деле расследование продолжалось. Удалось установить, что второй автомобиль, задействованный в налете, ранее принадлежал и якобы был "угнан" у Джанет Вейс, которая поддерживала контакты с калифорнийскими леваками и была непосредственна знакома с Ратрицией Солтысик и Камиллой Холл. Удалось найти помещение, в котором банда спряталась сразу же после налета; там были обнаружены материалы и реактивы, служащие для изготовления самодельных взрывных устройств и повязка со следами крови; кровь принадлежала Патти Херст.
      "Главнокомандующий" САО понимал необходимость постоянной смены укрытий. Очередную квартиру поручили найти супругам Харрис - они считались наименее "засвеченными" из членов САО. Попутно они должны были купить кое-что из одежды; здесь произошел странный "прокол". Билл Харрис в магазине спортивной одежды в одном из районов Лос-Анджелеса стал не покупать, а попытался украсть полдюжины носков. Продавец попытался его задержать; Билл вырвался и вместе с Эмили выскочил на улицу. Охранник и продавец - за ними; и тут из красно-голубого "фольксвагена-комби", припаркованного неподалеку, прогремела автоматная очередь. Стреляла, по мнению очевидцев, Патти Херст.
      Никто не был ранен, но недолгого замешательства хватило, чтобы Харрисы вскочили в машину, и "фольксваген" скрылся. Затем "симбионисты" бросили "фольксваген" (он оказался зарегистрированным на Харриса и в карточке указывался адрес временного жилья; нечестивой троицы там не оказалось, но все же это означало дальнейшее продвижение в поисках).
      Означало это и определенное смещение акцентов. Если Патти Херст сидела в машине одна и с автоматом, могла в любой момент уйти от "похитителей", но не сделала этого - значит, она уже никак не жертва похищения, а добровольная соучастница. Примерно в этом духе высказался заместитель руководителя отделения ФБР в Лос-Анджелесе Уильям Салливан.
      Тем временем в Лос-Анджелес из Сан-Франциско, где становилось слишком "горячо", прибыл "главнокомандующий САО" Де Фриз с прочими приближенными. Они сняли у некой Минни Льюис неказистый домик в районе, населенном преимущественно неграми. Соседи, в общем-то случайно нанесшие визит в дом, увидели там кучу оружия, огнестрельного и холодного; молоденькой соседке-негритянке Де Фриз заявил, что они готовят революцию, собираются перебить "всех этих свиней у власти" и охотно примут рекрутов. Странно, но никто из соседей не догадался, что это те самые террористы, о которых столько времени шумят в газетах и по телевидению. И никто не заявил в полицию - почти никто. В пятницу 17 мая в гости к дочери, Минни Льюис, зашла её мать и увидела гостей; одна из девиц щеголяла в поясе с кобурой и патронами. Пожилая леди, возвратясь домой, позвонила в полицию и сообщила, что испугана тем, что дочь приютила в доме пятерых незнакомцев (четыре женщины и негр), у которых есть оружие.
      Это сообщение стало сигналом тревоги. Более сотни хорошо вооруженных полицейских и агентов ФБР оцепили весь квартал. Через мегафон "гостям" приказали выйти с поднятыми руками. Когда ответа не последовало, в окна полетели гранаты со слезоточивым газом. Началась первая и последняя битва САО. Из дома загремели выстрелы; открыли огонь и осаждавшие. Перестрелка продолжалась более часа, затем были применены зажигательные бомбы. В "твердыне САО" вспыхнуло пламя, раздалось несколько взрывов - в огне рвались боеприпасы - и наконец все стихло. В доме было найдено шесть обугленных тел. Идентификации, которая проводилась в отделении судебной медицины Лос-Анджелеса, ожидали миллионы телезрителей и, естественно, родственники Патриции Херст.
      Патти среди погибших не оказалось. Джи-мены и полиция уничтожили "гвардию" САО - Доналда Де Фриза, Патрицию Солтысик, Нэнси Линг Перри, Уильяма Вульфа, Анджелу Этвуд и Камиллу Холл. Уничтожили - и получили достаточно обвинений в злоупотреблении силовыми действиями, организации "всеамериканского побоища" и тому подобному.
      Пресс-служба ФБР заявила, что теперь, когда вожаки террористов мертвы, есть основания полагать, что остальные члены САО не станут жертвовать собой в бессмысленной борьбе и сдадутся властям. Супруги Харрисы и Патти Херст были объявлены во всеамериканский розыск. Плакаты об их розыске появились во всех населенных пунктах США.
      ФБР тщательно анализировало каждое сообщение о подозрительных и разыскиваемых. Как часто бывает в таких случаях, сообщений было достаточно много - Патти видели то в одном, то в другом районе Калифорнии, то в обществе нескольких негров, то якобы Харрисов, то одну - но все это были ложные следы. Патти - точнее её голос, - объявился 5 июня. Снова присланная по почте магнитофонная пленка и на ней уже привычные высокопарные фразы и левацкие лозунги. "Я погибла в огне на 51 улице - но восстала из пепла, продолжаю борьбу и не боюсь смерти". Некоторые фразы из магнитофонного послания позволили специалистам уже тогда предположить, что психологическая перемена, произошедшая с ней, связана с тем, что Патриция влюбилась в одного из своих похитителей, Уилли Вульфа по прозвищу "Кью".
      Патти и Харрисы избежали сетей полиции и ФБР; их поимка произошла только несколькими месяцами спустя. Это нельзя ставить в прямую вину ФБР для джи-менов с самого начала история Патти-Тани и САО не была ординарной. В некоторые периоды времени в поисках и операциях были задействованы свыше трех тысяч джи-менов. Некоторые из них не прекращали усилий и тогда, когда дело постепенно ушло со страниц газет - так, например, Чарльз Бейтс. Он (уже в начале 1975 года) получил и правильно оценил информацию о некоем лагере в горах Колорадо, в котором укрываются подозрительные люди. Когда-то в тех местах бывала Патриция Солтысик; можно было предположить, что лагерь и подозрительные люди в нем как-то связаны с САО. Подтверждало это и показание недавно арестованного Роберта Моуди: грабитель некогда сидел в тюрьме с Де Фризом, а потом какое-то время находился в горном лагере в Колорадо.
      Коммуну в Колорадо взяли под тщательное наблюдение - но выяснилось, что она опустела. Там было зафиксировано пребывание нескольких молодых женщин и темнокожих парней, но указаний на то, что Патти жила в лагере, не нашлось. Только некоторые улики (обрывки писем, обугленные странички из записных книжек) давали новый след - на штат Пенсильвания, на тихую местность под названием Южный Канаан. И вот там, в домике, принадлежащем некому Джеку Скотту, в горах Поконо, были обнаружены отпечатки пальцев Патриции Херст, обоих Харрисов и террористки Венди Йошимура, которая уже второй год числилась в розыске как участница организации взрыва.
      Владелец дома, Джек Скотт, отказался дать показания, куда ушли его опасные гости; но джи-мены начали проводить тщательную отработку его окружения, родственников и друзей. Среди них действительно оказался если не активист, то участник САО, Джей Винер; он помог временно укрыться террористам. Но где они сейчас - не сказал. Только и произнес фразы, которые растиражированы газетами: "Таня, Теко, Иоланта - мои сестры и братья в удачах и несчастьях, и надеюсь, что они находятся в безопасности и проявляют осторожность. Друг мой Джеки и самая дорогая сестра Мики знайте, я с вами".
      ФБР продолжало тщательное расследование. Одним из контактёров (а возможно, и близким приятелем) Венди Йошимура, чьи отпечатки были найдены в домике в горах, был Уильям Бренд; по отбытию наказания за участие в покушении он перебрался в Калифорнию и там сошелся с Кэтлин Солиа - а эта фамилия уже мелькала среди прочих, причастных к САО. Еще больше существовало указаний на связь её брата, Стивена, с леваками. А Стивен, как выяснили джи-мены, совсем недавно нанимал квартиру в Сан-Франциско, на Морзе Стрит, 625, для каких-то двух молодых женщин. На допросе семейства Солиа было названо ещё несколько адресов квартир, которые Сьтивен нанимал по просьбе друзей и знакомых; особенно заинтересовал джи-менов дом на Пречита Стрит, где недавно поселилась молодая пара.
      Действовать следовало быстро. За домом на Пречита стрит было установлено круглосуточное наблюдение. Мужчина в доме по приметам походил на Харриса, но полной уверенности в этом не было. Надо было рассмотреть его повнимательнее и желательно взять отпечатки пальцев. Это выполнил один из джи-менов: под видом праздного хипака увязался за мужчиной в прачечную, куда тот отнес белье, внимательно рассмотрел и заполучил отпечаток пальцев на кусочке мыла.
      Сомнений не осталось - это был Уильям Харрис. Через несколько часов они с Эми были арестованы на улице; Уильям не сопротивлялся, а Эми сначала попыталась бежать, а потом, пойманная, расцарапала физиономию полицейскому.
      На Морзе Стрит отправились всего два джи-мена - Томас Падден и Тимоти Кейси. Арест прошел без осложнений, хотя, услышав крик Венди Йошимура "Лягавые!", Патти попыталась бежать. Но больше сопротивления не было. Арестованным разрешили собрать необходимые мелочи; Патти сменила белье (в момент ареста у неё случился приступ медвежьей болезни). Агент Кейси спросил: "Разве ты не удовлетворена, что все наконец-то закончилось?" Патриция не ответила ничего.
      В обеих домах было найдено оружие, а у Венди и Патти - ещё и наркотики.
      Фотографии Патти в наручниках облетели все газеты; многие журналисты отмечали, что аресты произведены как нечто пустяковое, рутинное - никакого сравнения с побоищем на 51 улице. Патриция выглядела ни как "революционерка", ни как дочь могущественного Херста - так, тихий, неказистый, улыбчивый "дитя-цветок". Чему улыбалась Патти после ареста, знала только она.
      Специальный агент Чарльз Бейтс, по сути главный организатор успешного дела, вскоре после ареста Патриции и остальных членов САО сказал так: "Никто в нас не верил, но мы это сделали".
      Директор ФБР Кларенс Келли высказался так: "Мы всегда стараемся получать информацию непосредственно из самой группировки. Сейчас нам это не удалось. Группа оказалась слишком революционно спаянной. Факт существования таких групп вызывает беспокойство..."
      Кларенс Келли беспокоился не напрасно. И дело не только в том, что аресты в Сан-Франциско не поставили точку в истории левацкого подполья (ясно, что вся эта компания не могла более года сравнительно свободно укрываться в самых разных уголках США без помощи многих и многих пособников и единомышленников; кстати, на следствии и суде дополнительных имен так и не было названо). Келли верно оценивал ситуацию последующих десятилетий, когда пришлось и США столкнуться с проблемами терроризма - в том числе и под "революционными", но чаще под религиозными лозунгами. Но это проблема, о которой будет рассказано в других книгах.
      Обыски и допросы позволили установить причастность Харрисов и Патриции ещё к нескольким преступлениям, которые до сих пор числились нераскрытыми, а также установить "родство" САО с новой левацкой группировкой, "Фронтом освобождения Нового Света".
      Все время следствия и судебного процесса шли оживленные дискуссии о психологических основах САО и "перерождения" Патриции. Основная версия семейства Херстов - что их дочь стала жертвой "промывки мозгов" и по-настоящему не может отвечать за свои поступки. Вполне ожидаемая версия.
      Процесс продолжался и изобиловал драматическими перипетиями; 27 января 1976 года Патриция Херст была признана виновной в нескольких тяжких преступлениях. Через некоторое время был объявлен приговор - двадцать пять лет лишения свободы. Затем прошла сложная юридическая процедура апелляций, пересмотров дела в связи с процессом Харрисов и в конце концов федеральный судья Уильям Оррик огласил окончательный приговор: семь лет тюрьмы.
      Отбывала Патриция срок сначала в Плезантоне, затем в женской тюрьме в Сан Диего. Не полный срок: стараниями семейства Херстов то была отпущена под залог, то направлена на долгое обследование в психиатрическую клинику... Экс-жених Стив Уид сказал так: "Полагаю, что в тюрьме она просидит недолго. Через пару лет будет на свободе. Возможно, сменит имя, или уедет за границу, или ещё что-то в этом роде".
      Но это уже - не о ФБР.
      18. Контрразведка в восьмидесятых.
      "Дружественный шпионаж"
      Еще одно весьма серьезное дело было связано с "дружественной разведкой" в самих Соединенных Штатах. Ни американское законодательство, ни основные служебные инструкции не проводят существенного разделения между шпионажем в пользу союзников, скажем стран НАТО, или стран третьего мира, или противников. Но значительная разница в подходах существует. "Дружественные шпионы", например английские, если оказываются выявленными в ходе операций по обеспечению режима секретности, то дело практически никогда не становится ни достоянием гласности, ни судебного преследования. Обычно происходит некоторый обмен колкостями между контрразведкой (ФБР или соответствующим отделом ЦРУ) и МИ-6, проколовшегося агента без шума отправляют восвояси, а бдительных контрразведчиков поощряют. С "недружественными", естественно, поступают совсем иначе - вплоть до тяжкого наказания. Разница не только в результатах: принципиально отличаются и методики работы. "Дружественных" шпионов выявляют по факту, по их оплошностям, по их контактерам, которые по тем или иным причинам оказываются под подозрением. "Вражественных" же шпионов, как правило, стараются выявить заранее, порой годами держат под наблюдением и при первой же возможности доказательства их агентурной деятельности задерживают. Что касается израильских шпионов, то здесь обстоятельства оказываются не столь однозначными. Формально США и Израиль - не союзники; тайное соглашение о стратегическом партнерстве в области разведки и национальной безопасности декларирует исключение шпионажа друг против друга, но декларировать и действительно исключить - вещи очень разные. Например, министр обороны Израиля Ицхак Рабин заявил, что в конце 1970-х и начале 1980-х годов в стране было выявлено 5 американских шпионов в чувствительных областях промышленности, в частности в ядерной сфере. Один из них был занят сбором информации в принадлежавшей государству компании "Рафаэль" в районе Хайфы. Другим был американский ученый, работавший по программе научного обмена на ядерном исследовательском реакторе в Нахал Сорек. Выявленные шпионы были выдворены из страны. Вполне логично предположить, что в США, стране, которая в сорок раз больше и располагает огромными массивами военно-технологической, научной и практически-политической информации, действует на один-два порядка больше шпионов (не считая "агентов влияния"), чем у американцев в Израиле. И все же жесткого контрразведывательного режима, позволяющего выявить агентов на ранней стадии, чуть ли не предвербовочных контактов, в отношении израильтян не производится. Это в общем-то неизбежно приводит к серьезным утечкам информации, как например в случае с Поллардом.
      Джон Джей Поллард родился 7 августа 1954 г. в еврейской семье, проживавшей в Галвестоуне, штат Техас, но большую часть своего детства провел в городе Саус Бенд в штате Индиана. В престижном Стэнфордском университете, одном из лучших американских учебных заведений, где он обучался, преподаватели отмечали его чрезмерно богатое воображение. Например, он рассказывал, что якобы убил араба в тот непродолжительный период, когда был в Палестине и служил в охране киббутца. У соучеников даже сложилось мнение, что учеба Полларда в университете оплачивалась "Моссадом". Израильская сторона это не подтверждает и не опровергает.
      В 1976 году, получив степень бакалавра в Стэнфорде, Поллард поступил во Флетчеровскую школу права и дипломатии Университета Тафта. Осенью 1979 года ВМС США приняли его на работу в разведку в качестве аналитика. Он работал в Вашингтоне в Оперативном центр наблюдения и разведки, Вспомогательном центре разведки ВМС и Военно-морской службе расследований. Затем он попал в новый Антитеррористический оперативный центр ВМС в Сьютленде, штат Мэриленд, созданный в июне 1984 года как реакция на взрыв исламскими террористами-самоубийцами американской казармы морских пехотинцев в Бейруте, когда погибли 241 человек. Серьезная работа по обобщению всех имеющихся фактов, наводок и слухов в сложнейшей сфере борьбы с международным терроризмом требует постоянного доступа к широкому кругу источников и сообщений. Вряд ли есть какая-то другая сфера в области обороны, столь же комплексная и междисциплинарная. Поллард получил выход на большинство банков данных в рамках федеральной разведывательной системы; "курьерский пропуск" позволял ему посещать особо режимные объекты и брать с собой документы для анализа. Когда Поллард прочел "межведомственный мобилизационный план", просчитывающий реакцию США на случай израильского вторжения в Ливан, то решил работать на Израиль. "Я был просто до смерти напуган тем, что собирался сделать Уайнбергер11, - говорил Поллард. - Я понял, что он установил неофициальное эмбарго на разведку".
      Навстречу его желанию "работать на Израиль" (есть сведения, что он "проговаривался" в кругу приятелей-евреев) пошли довольно скоро. В мае 1984 года нью-йоркский бизнесмен Стивен Штерн познакомил Полларда с полковником израильских ВВС Авьемом Селлой, тем самым Селлой, который принимал участие в рейде на иракский ядерный реактор. В первом же разговоре Поллард заявил полковнику, что у него есть доказательства того, что США не делятся с Израилем необходимой разведывательной информацией, и ему, Полларду, это не нравится. Очень скоро об этом знали в Тель-Авиве. Руководитель одного из разведывательных ведомств Израиля, службы "Лакам", полковник Рафи Эйтан, удачливый профессионал, был заинтригован и одновременно обеспокоен. Это могла быть "подстава" американцев, имеющая своей целью заманить израильтян в ловушку. Профессионалы с опытом Эйтана всегда проявляют осторожность в отношении тех, кто демонстрирует слишком явный энтузиазм. Кроме того, Эйтан хорошо знал, что использование евреев в качестве агентов в их собственных странах, как это показали события 50-х годов в Ираке и Египте, связано с повышенным риском - возможными вспышками антисемитизма и международными осложнениями... Вместе с тем Эйтан понимал, что агент может быть очень ценным. Несмотря на существование официальных соглашений, израильская разведка всегда исходила из того, что американцы не делились с ней всем, что у них было. Можно заполнить эти пробелы. Внедрив своего агента, израильтяне смогут узнать, чего им не дают...
      Сопротивляться искушению получить ту информацию, которую мог дать Поллард, было просто невозможно. Эйтан решил действовать; в некоторых израильских источниках указывают, что это было сделано без ведома "Моссад", основного центра внешней разведки Израиля в те годы; впрочем, есть основания полагать, что все последующее произошло все-таки с ведома "Моссад", в котором было принято тайное решение устранить и Рафи, и "Лакам" в целом. "Моссад", связанный секретным соглашением 1951 года с ЦРУ, избегал прямо шпионить против американского разведсообщества. Обе разведки поддерживали между собой повседневные контакты, в том числе по компьютерным каналам связи; дважды в год проходили официальные рабочие встречи, исследовались возможности проведения совместных операций.
      Тайный шпионаж двух разведок друг за другом официально считался недопустимым, неофициально же - происходил, но крайне осторожно. Главным приоритетом считалось сокрытие истинных хозяев операции. Теоретически, если американцы находят перспективного кандидата для вербовки в израильском разведсообществе, идеальный вариант заключался в вербовке "под чужим флагом", то есть агент будет верить, что он работает, например, на Швейцарию или Западную Германию, или ещё на кого-то, кто платит деньги за его информацию. Если агент соглашается работать только на США, то с ним не должна контактировать резидентура ЦРУ в Тель-Авиве. Не должно быть никаких бесспорных следов американской причастности. Но почему бы не использовать возможности других спецслужб? Соответственно, когда перед Израилем открываются возможности для шпионажа в США, "Моссад" может "уступить" это, например, "Лакаму". Пока агент будет работать успешно, его информация будет приносить пользу для страны, через какое ведомство не шли бы сообщения. А вот в случае провала виноватым окажется какое-то сомнительное агентство, не входящее в состав разведывательного сообщества, которое в общем-то ничего такого не подписывало и не обещало...
      Эйтан поручил Селле дать понять Полларду, что Израиль готов к сотрудничеству и летом 1984 года офицер, который в это время заканчивал курс обучения в Нью-Йорке, несколько раз летал в Вашингтон для встреч с Поллардом и получения документов. Селле помогали дипломатические сотрудники посольств и консульств Израиля, которые работали на "Лакам".
      Первые полученные документы касались военных проектов арабов. Их срочно отправили в Тель-Авив дипломатической почтой, и они превзошли все ожидания Эйтана. Там были интригующие детали - не полная информация, но важные фрагменты, заполняющие пробелы в той картине, которую имел Израиль, - о создании в Сирии химического оружия и возрождении иракской ядерной программы. Там же была информация о некоторых новейших системах оружия, полученных арабскими соседями Израиля. Были также получены списки и описания вооружений, имеющихся в Египте, Иордании и Саудовской Аравии. А в октябре 1984 года Поллард получил ещё более высокий уровень допуска к секретам. Ему стал доступен практически любой документ американского разведсообщества. Он даже мог получать снимки со спутников-шпионов. Опасаясь утечки сведений о методах и технических возможностях американской космической разведки, американцы обычно отклоняли израильские запросы о предоставлении спутниковых фотографий или же рассматривали эти запросы так долго, что вопрос утрачивал актуальность. США также отложили на неопределенное время рассмотрение просьбы Израиля о предоставлении наземной приемной станции, позволяющей принимать и расшифровывать сигналы с американских спутников. В конце концов Израиль пошел на большие затраты, осуществив в 90-х годах собственный космический прорыв, - запуск спутников, в том числе и разведывательных. Конечно, при Рональде Рейгане отношения между США и Израилем получили заметное развитие. Израиль имел все основания полагать, что он теперь пользуется большей степенью защиты со стороны Вашингтона, чем его западные союзники, например Великобритания. В 1983 году Белый дом подписал меморандум о стратегическом сотрудничестве с Израилем. Наступил "золотой век" необъявленного, но очень энергичного американо-израильского военного сотрудничества. Начались регулярные визиты в порт Хайфа кораблей американского Шестого флота. В Израиле стали размещаться склады американского вооружения и медикаментов, участились совместные маневры. Невидимая сторона сотрудничества включала активизацию взаимодействия разведок, особенно борьбу с терроризмом, в которой США практически зависели от Израиля и его информации об арабских террористических группах. Администрация Рейгана при поддержке конгресса предоставляла Израилю помощь в размере трех миллиардов долларов в год. Вместе с тем разведывательные сообщества обеих стран проявили взаимную подозрительность. ФБР было особенно обеспокоено масштабами израильской деятельности в США, полагая, что большая часть этой активности была так или иначе связана со шпионажем, и стремилось выявлять факты нарушения Израилем американского законодательства в процессе постоянной погони за американской технологией...
      В ноябре 1984 года Поллард и его невеста Энн Хендерсон за счет "Лакама" вылетели в Париж. Там снова появился Авьем Селла, который угощал их в шикарных ресторанах - и представил Йосси Ягура, нового связника-куратора, консула по науке в израильском консульстве в Нью-Йорке. В этом качестве Ягур регулярно посещал научные конференции, устанавливал контакты с американскими учеными, представителями оборонных и других отраслей промышленности и отправлял в "Лакам" пухлые пачки вырезок из различных специализированных газет и журналов. В качестве ещё одного сюрприза Джонатану Полларду устроили встречу с самим Рафи Эйтаном. Затем было произведено материальное "обручение" Полларда с Израилем - от имени мифического "дядюшки Джо" из Вашингтона было подарено кольцо с крупными сапфирами и бриллиантами, стоимостью около семи тысяч долларов. В дополнение к кольцу Поллард получил 10 тыс. долларов наличными, а Эйтан сказал ему, что в Швейцарии на его имя открыт счет; оплата была установлена в размере полторы тысячи долларов в месяц. Шпион, который уверяет, что работает добровольно из идеологических соображений, желая помочь стране, которую он любит, или из ненависти к стране, которую он предает, может изменить свое решение. Считая себя добровольцем, он думает, что в любой момент может прекратить эти отношения. Совсем другое дело - платный агент. Он чувствует себя обязанным дать то, за что ему платят, к тому же за этим всегда маячит угроза шантажа со стороны вербовщика.
      ...Вскоре Джей и Энн поженились и за счет "Лакам" провели медовый месяц в Венеции; во время этого отпуска они совершили краткосрочную поездку в Тель-Авив для новой встречи с Эйтаном - там Полларду показали израильский паспорт с его фотографией на имя Дэнни Когена12. Сразу же по возвращении из Европы Поллард принес целый чемодан секретных документов, включая спутниковые фотографии, в загородный дом в Мэриленде, где его встретил Ягур. Они договорились о сигналах в случае необходимости отмены или переноса очередной встречи. "Лакам" также снял специальную конспиративную квартиру, оборудованной копировальной техникой. Квартира-лаборатория была куплена на имя Гарольда Катца, американского еврея, занимавшегося в Израиле адвокатской практикой. В квартире было установлено так много высокоскоростной копировальной техники, что пришлось установить специальную систему подавления электромагнитных помех, которые могли быть замечены на экранах телевизоров соседей. Заведовала явкой Ирит Эрб, сотрудница израильского посольства, секретарь вашингтонского представителя "Лакама". Каждые две недели Поллард приносил в квартиру Ирит Эрб огромные кипы документов. Сначала он сам отбирал их, но потом Ягур стал заказывать - как из меню - конкретные бумаги из каталога документов, составленных разведывательным управлением министерства обороны США.
      Как этот секретный каталог мог попасть в руки иностранцев? Теоретически Израиль мог получить этот каталог через агента или от какого-то другого источника в стране НАТО, куда он попал из Соединенных Штатов. С другой стороны, израильское посольство имело огромное число друзей - не обязательно платных агентов, - в Пентагоне. Контрразведка США, анализируя дело Полларда, из факта очевидного доступа к сверхсекретному каталогу пришла к выводу, что у Израиля есть ещё по крайней мере один шпион в верхах американской разведки, причем с ещё более значительными возможностями. Но разоблачить этого шпиона так и не смогли доселе. А Поллард, используя свой "курьерский пропуск" - самый ценный "читательский билет" в районе Вашингтона, - смог получать секретные документы из нескольких архивов в столице, включая РУМО, его собственную Службу расследований ВМС и даже Национального агентства безопасности, при всей жесткости его режима. Так были получены многочисленные копии аналитических документов ЦРУ, сведения о переговорах между американскими объектами в этом регионе, подробности о поставках советского вооружения в Сирию и другие страны, составленные по донесениям американских секретных агентов и съемкам со спутников-шпионов. Это позволяло, в частности, детально отслеживать передвижение кораблей в Средиземноморье. Среди полученных материалов было также досье об усилиях Пакистана по созданию ядерного оружия - "исламской бомбы". Были тут и подробности о химических арсеналах Ирака и Сирии, двух непримиримых врагов Израиля. Получать информацию по этой тематике из указанных стран было исключительно трудно. Ценной информацией, которая легла в основу конкретной операции, явились аэрофотоснимки штаб-квартиры ООП в Тунисе. Для той же операции пригодились материалы о системе противовоздушной обороны североафриканских государств на пути в Тунис, включая силы Каддафи. 1 октября 1985 г. израильские ВВС провели самый дальний в своей истории бомбовый рейд на комплекс ООП в Тунисе. Большая часть основной базы Ясира Арафата была разрушена, и Поллард испытывал огромное удовлетворение от того, что он помог это сделать. В Вашингтоне, на основной своей работе, Поллард работал с предельным напряжением сил: занимался компьютерной обработкой и анализом разведывательной информации по линии ВМС; и одновременно выполнял свою вторую работу, добывая документы для израильской разведки. Чрезвычайно напряженный режим провоцировал ошибки; немалую роль сыграла беспечность и недооценка окружения - возможно, самые опасные враги агентуры. Профессиональная подготовка его была совсем никудышней - по сути он её не получил. Но ещё больший дилетантизм проявили его хозяева; складывалось впечатление, что служба Эйтана стремилась схватить побольше и побыстрее и совсем не думала о будущем. Как оказалось и о своем собственном тоже. Но об этом несколько позже. Впрочем, странностей хватало и с "другой" стороны. Почему американские спецслужбы "прозевали" Полларда, хотя и отмечали "странности" в его поведении, просто поразительно. Начиная со школьных лет, отмечалась его непомерная хвастливость и откровенная лживость; по всем признакам, он был ненадежным человеком. В 1977 году Поллард хотел поступить в ЦРУ, но его кандидатура была отклонена. Когда Служба расследований Пентагона занималась его рутинной проверкой, были проведены беседы с его отцом и однокашниками-студентами, но негативная оценка Полларда, вынесенная ЦРУ, не оказалась в досье. Более того, тревожные признаки проявлялись и на его работе в ВМС, в 1981 году его даже лишили допуска к секретам, но он обжаловал это решение - и оно было отменено. И все же такое просто не могло продолжаться долго. Его непосредственный начальник, капитан второго ранга Джерри Эйджи начал сомневаться в надежности Полларда после того, как дважды уличил его во лжи по каким-то пустяковым поводам. Эйджи стал наблюдать и вскоре обратил внимание, что на его столе скапливалось огромное количество совершенно секретных документов, не имевших отношения к его работе. 25 октября 1985 года, в пятницу, один из его сослуживцев сообщил, что Поллард ушел с работы с большим пакетом распечаток из компьютерного центра. Удалось установить, что он только что получил материалы телеграфной переписки по Ближнему Востоку. Эйджи повторил проверку и заметил, что Поллард снова собирал (к пятнице) дополнительные совершенно секретные материалы. Контрразведка ВМС установила скрытые телевизионные камеры около рабочего места Полларда; в первый же день стало очевидно, что он "создавал личную библиотеку" разведывательных материалов. Так и получилось, что только 18 ноября 1985 года он был задержан. Контрразведка ВМС допрашивала Полларда в течение трех дней, но ему разрешалось поддерживать связь с внешним миром. Джей позвонил жене и передал условный сигнал немедленно убрать из дома все секретные документы. Энн поступила ещё непрофессиональнее: попросила соседку, Кристину Эсфандери, дочь кадрового офицера ВМС, взять чемодан с документами и отвезти ей в отель "Фор сизонс". Кристина на следующее утро позвонила в контрразведку и сказала: "У меня есть кое-какая секретная информация, которая может быть вам полезна". Но неразбериха продолжалась; после первых допросов Полларда взяли и отпустили; естественно, Джей тут же связался с Ягуром и потребовал срочной эвакуации. Тут и оказалось, что у "Лакам" нет никакого плана бегства Полларда. Агента просто бросили. Селла и Ягур через Нью-Йорк вылетели в Израиль; Ирит Эрб и её босс, заместитель атташе от "Лакама" Илан Равид, вылетели в Израиль из Вашингтона. Но сведения о шпионской деятельности Полларда уже вышли из контрразведки ВМФ и были подхвачены ФБР. Бюро установило наблюдение и за супругами Поллард, и за представительствами Израиля в США - было выдвинуто правильное предположение, что именно там они попытаются найти убежище. И действительно, 20 ноября 1985 года Поллард переговорил по телефону с руководителем службы безопасности посольства, который предложил американцу приехать в посольство, если он сумеет оторваться от слежки. Разговор был перехвачен; 21 ноября 1985 г. Поллард попытался найти убежище в израильском посольстве - но агенты ФБР ожидали Полларда на внешней парковке, окруженной израильскими охранниками в штатском. В убежище было отказано. Полларда арестовали и предали суду.
      Семья шпионов
      Во времена президентского правления Рейгана ФБР стала заметно более серьезно относиться к контрразведке или контршпионажу. Однако же наиболее значительные разоблачения шпионов и шпионских организаций - дело Эймса, цээрушника, который много лет работал на КГБ и стал причиной сотен провалов американских шпионов или Полларда, "добровольного шпиона" на израильскую спецслужбу (причем не на "Моссад" или "Аман", которые непосредственно занимались внешней разведкой, в том числе и против своего "стратегического союзника", а на службу охраны и информационного обеспечения военной промышленности, "Лакам"), были осуществлены контрразведкой ЦРУ и ВМФ, и ФБР если и участвовали в этих делах, то на поздних этапах и не слишком существенно. Что же касается целиком проведенного ФБР раскрытия шпионской сети Уокеров, то оно происходило до определенного времени как бы вопреки желанию Бюро и многие его ранние этапы говорят о медлительности и неразворотливости организации. Кроме того, нельзя не отметить, что ФБР попросту прозевало важнейший момент - первое посещение Джоном Уокером советского посольства13, с которого, собственно, и началась длившаяся семнадцать лет успешная операция КГБ и, возможно, ещё не скоро разоблачило "семью шпионов", если бы не прямое саморазоблачение и прямые доносы участников "семьи".
      Джон Уокер, офицер ВМС США, который имел доступ к секретной информации и шифровальным машинам, из вполне прозаических материальных соображений в октябре 1967 года обратился в советское посольство в Вашингтоне и предложил продавать информацию. Вскоре к поставкам сведений (включая не только сами расшифровки секретных и сверхсекретных сообщений), но и важнейшие секреты системы кодирования и шифровальные машины), Джон привлек своего давнего дружка Джерри Уитуорта, брата Артура, а затем и сына Майкла.
      Джерри тоже служил во флоте, морским офицером стал и Майкл (он служил на лучшем из авианосцев ВМС, "Нимице". Объем и глубина информации, переданной КГБ, были таковы, что на протяжении почти двух десятилетий советский флот имел тайное, но реальное преимущество перед американским: русские как бы находились в главном штабе флота и знали все, что касалось управления кораблями, подлодками и авиацией, включая строжайше засекреченные планы по ведению боевых действий.
      Крупные суммы, полученные от КГБ, которое, кстати, сумело обеспечить безопасность многолетней операции, не принесли желанного удовлетворения семье Уокеров. В 1976 году Джон развелся с Барбарой - та, дама весьма не ангельского нрава, к тому времени уже стала алкоголичкой и в дальнейшем этот недуг все прогрессировал. Возникали и обострялись конфликты и между братьями - даже больших денег оказывалось мало, пропорции их разделения не казались справедливыми и так далее. Весьма много было причин для раздоров между Уокером и Уинтуортом. Это привело в конце концов к тому, что Джерри, обозленный отказом выплатить крупную сумму за засвеченные (умышленно) пленки фотокопий секретных документов, разругался с братом и написал письмо руководителю отделения ФБР в Сан-Франциско:
      "Дорогой сэр!
      В течение ряда лет я был замешан в шпионаже, в частности, я передавал совершенно секретные шифровальные таблицы к шифровальным машинам, технические характеристики этих машин, донесения разведки и тому подобные материалы...
      ...причина, по которой я пишу вам - ФБР в том, чтобы предоставить возможность уничтожить важную шпионскую сеть...
      Условиями сотрудничества должны быть моя абсолютная неприкосновенность от обвинений и гарантия того, что мое имя не будет раскрыто... Кроме того, я хочу получить денежную компенсацию в зависимости от того, насколько будет нарушена моя привычная жизнь...
      Можете подать мне знак в отделе объявлений "Лос-Анджелес таймс" в рубрике частных объявлений... начните его словом "Рус", а затем сообщайте все, что вы хотите. Если ваше послание не будет достаточно четким, я пошлю вам другое письмо..."
      Письмо было получено в бюро жалоб Сан-Францисского отделения ФБР 9 мая 1984 года. Дежурная передала его начальнику контрразведывательного подразделения, специальному агенту Джону Паттерсону. Паттерсон отнесся к письму достаточно серьезно: скопировал, оригинал отправил на исследование в Центральную лабораторию, проинформировал Бюро, проконсультировался со специалистом-психологом и 21 мая дал в соответствующей рубрике ответ:
      "Русу. Рассматриваем ваше предложение. Звоните по рабочим дням по телефону 629-27-9314 с девяти утра до одиннадцати или пишите.
      М. Е., Сан-Франциско."
      Джерри, достаточно разбиравшийся в электронике и знающий о возможностях анализа и идентификации голоса, ответил письмом: "...не могу доверять никаким личным контактам, включая телефонный разговор... остается возможность того, что я окажусь жертвой официального разбирательства... моя ситуация достаточно серьезная, чтобы начать расследование и отнестись ко мне с должным вниманием (неподсудность и тому подобное) ... было бы очень важно иметь кого-то для конфиденциальных консультаций, кто обладает достаточной властью, но не станет арестовывать меня..."
      Ответ ФБР последовал 4 июня: "Русу. Мы понимаем вашу озабоченность, но ничем помочь не можем. Должны переговорить с вами или вашим доверенным лицом, если у вас серьезные намерения.
      М. Е., Сан-Франциско."
      Джерри промолчал и 11 июня последовало новое послание от ФБР: "Русу. Разбираемся в ваших проблемах. Необходимо поговорить... Такую встречу можно провести анонимно. Только вы и я встретимся 21 июня в 10 утра на пересечении улицы, где находится мой офис, и Гайд-стрит. У меня в левой руке будет газета... Во время этой встречи никаких действий против вас не будет предпринято... Я хочу помочь вам в вашей трудной ситуации, но для этого я должен знать факты".
      Объявление содержало отчетливые указания на ловушку и Джерри, человек с психопатическими наклонностями, но никак не простак, все это вычислил и замолчал.
      13 августа Петерсен дал ещё одно объявление: "Русу. Не получаю ничего от вас, по-прежнему хочу встретиться. Предлагаю встречу в Энседаде, в Мексике, на нейтральной территории. Если вы затруднены в средствах на дорогу, мы можем встретиться в любом месте по вашему выбору в Силикон Вэлли или где вы захотите. Прошу ответить..."
      Джерри ответил письмом, в котором явно сквозило разочарование, хотя и не содержалось категорического отказа продолжать переговоры. В отделении ФБР в то время уже были убеждены, что "Рус" - реальное лицо и что в течении очень долгого времени где-то у них под боком действовала разветвленная и очень опасная шпионская сеть. Однако реальность была такова, что надежного выхода на сеть не было и не просматривалось и все, в общем-то, зависело от дальнейших действий контактера. Эта ситуация могла растянуться на неопределенное время - и тут на выручку пришла бывшая жена Джона. Барбара после очередной ссоры с бывшим мужем и попытки получить от него немалую сумму (10 тысяч долларов) с логикой алкоголички решила, что "накажет" Джона - ничуть не беспокоясь, что пострадает вся их семья, включая единственного сына. По словам её дочери, у которой были проблемы с мужем и Барбара пыталась "помочь", произошло следующее: "моя мать донесла на отца, чтобы спасти своего внука и вернуть мне сына..."
      Первый звонок в отделение ФБР в Хаяннисе Барбара сделала 17 ноября все того же 1984 года. В этом захолустном отделении её соединили с весьма компетентным человеком - ветераном ФБР с пятнадцатилетним стажем, специальным агентом Уолтером Прайсом. Прайс понял, что Барбара (она представилась) пьяна, возможно даже алкоголичка, но некоторые детали разговора не позволили отнестись к нему как просто пьяному бреду. В течение недели Прайс пытался созвониться с Барбарой, дважды заезжал к ней домой, но только 29 ноября они встретились. Барбара была пьяна, говорила то о поездке в Вашингтон, где Джон оставлял сообщения агенту "ка-джи-би", то о происках зятя Марка, которых хочет отнять внука, то о попытках Джона завербовать их дочь Лауру.
      Прайс отправил сообщение в вышестоящее агентство, в Бостон, о том, что Барбара - признанная алкоголичка и обозленная брошенная жена; кроме того, Барбара говорила о шпионаже Джона в прошедшем времени - возможно, все закончилось двенадцать лет назад, когда Джон ушел с флота. Свидетельства женщины, которая беспробудно пьет и злится на бывшего мужа, который живет с женщиной вдвое моложе и не собирается отдавать мнимый долг, вряд ли убедят присяжных...
      На сообщении Прайс проставил номер 65-0 - дело о шпионаже, а "0" отсутствие реальной перспективы дела. В Бостоне донесение так и попало в папку "0" - бесперспективных. Не изменил ситуацию и звонок Лауры тому же Прайсу, в котором она подтверждала слова матери. (О реальных причинах звонка судить трудно; якобы Лаура хотела припугнуть отца, чтобы тот "надавил" на зятя, с которым сотрудничал, и заставил вернуть сына. Может быть, в каком-то ракурсе это покажется логичным и убедительным...)
      Но машина ФБР все-таки работала. На очередном квартальном докладе Прайс сообщил в Бостонском отделении о контактах с Уокерами. Это было включено в рапорт отделения Вашингтону, а копия сообщения ушла в Норфолк. Там сообщение проанализировали агенты Дж. Уолфингер и Р. Хантер и посчитали необходимым навести справки. Вскоре было решено допросить Лауру. Этим 7 марта занялись агенты Каллиган и Вагнер; им удалось важнейшее - они поддержали убеждение Лауры, что для неё единственный способ заполучить сына - это сотрудничество с ФБР. Лаура дали подробные письменные показания, но реально она знала совсем немного; чтобы выяснить важнейший вопрос продолжает ли Джон заниматься шпионажем, - с разрешения Вашингтона был организован телефонный разговор дочери с отцом.
      Разговор состоялся 27 марта 1985 года и не дал прямых ответов на вопрос о участии Джона в шпионаже, но все же ФБР и Министерство юстиции нашли достаточно оснований для "разработки" Джона. 5 апреля было получено судебное разрешение на установку подслушивающих устройств в доме, офисе и на яхте Джона Уокера. Однако практически ничего просто даже подозрительного телефонное прослушивание не давало. Тем не менее агент Хантер, который непосредственно вел дело, да и вашингтонская штаб-квартира "вцепились" в семью Уокеров крепко. Не забывал о деле и агент Петерсен на противоположном конце США.
      Анализ сообщений и показаний от Барбары и Лауры показал, что с Джоном шпионажем занимался некий Джерри... Вскоре была установлена его фамилия (по записи в телефонном блокноте Лауры) - Уитуорт. В Вашингтоне аналитики установили, что Джерри работал какое-то время под началом Джона Уокера в Учебном центре ВМФ в Буффало. Все это позволяло предположить, что "Рус" идентифицирован.
      Принесло и результат прослушивание: было установлено приблизительное время и место некой таинственной встречи, ради которой Джон отказался даже от участия в важных семейных мероприятиях. Группа слежения (агенты в шести автомобилях и даже специальный легкий самолет) "вела" Джона; затем к ним присоединилась целая команда - сорок один агент на двадцати грузовиках, расставленных в разных участках кольцевой дороги, окружающей Вашингтон. Это, видимо, была одна из самых масштабных операций слежения - и она с блеском провалилась. Джон, не предпринимая никаких особых усилий, ушел из-под наблюдения. Однако джи-менам повезло. Оказалось, что Джон просто проверил предварительно место, где ему следует оставить контрольный знак для связника, и в тот же вечер вновь появился на незначительной дороге в Мэриленде. Слежки он не почувствовал, хотя и отметил, что движение излишне оживленное. На условленном месте Джон оставил пустую банку от "севен ап" сигнал, что готов к обмену материалами. Здесь ФБР ещё раз проявил неповоротливость: едва Джон поехал дальше, банку "конфисковали как вещественное доказательство" - и тем самым предупредили проехавшего через полчаса мимо этого места контактера, третьего секретаря советского посольства Алексея Ткаченко15.
      К счастью для джи-менов, Ткаченко выставил свою "сигнальную банку" в другом условленном месте раньше, чем заметил отсутствие сигнала от Джона; Уокер её увидел и решил производить обмен. В заранее условленном тайнике (за придорожной телефонной будкой) он оставил пакет, пластиковую сумку с 129 секретными сообщениями, полученными от Майкла с "Нимица", а также письмо Джона московским "работодателям" и копии двух последних писем, полученных им от Джерри Уитуорта.
      Через несколько минут пакет был в руках у агента ФБР Брюса Брая. Еще через несколько часов Джон Уокер был арестован. Спустя несколько дней был арестован Майкл - обнаруженные в тайнике документы совершенно ясно указывали на источник. При обыске каюты на "Нимице" было обнаружено более тысячи копий секретных и конфиденциальных документов. Затем был арестован Артур Уокер - не только как брат главного подозреваемого, но и как персонаж, упомянутый в письме Джона в КГБ. Проверку на детекторе лжи Артур не выдержал. Джерри Уитуорта арестовали примерно через месяц - требовалось время для сбора доказательств; в это же время штаб-квартира санкционировала несколько неправильных утечек информации по поводу раскрытия шпионской сети, а замдиректора ФБР Билл Бейкер едва не понес ответственности за оскорбление суда, поскольку сделал не обоснованное, но красиво звучащее заявление о том, что джи-мены "терпеливо следили за Уокером в течении шести месяцев, с тем, чтобы схватить его в момент передачи документов".
      19. Внутренние "утечки".
      Бумаги из Санта-Моники
      Судья Мэтт Байрн заявил перед судом присяжных в Лос-Анджелесе: "Судебный процесс против Даниэля Эллсберга и Энтони Рассо после 98-го дня слушания дела прекращается без назначения какой-либо даты его возобновления, ибо поведение правительства сделало честный и беспристрастный приговор присяжных невозможным".
      Это дело началось 13 июня 1971 года независимо от "уотергейта", но затем некоторые нити их переплелись. В тот день "New-York time" ошеломила читателей первой публикацией секретных документов о войне во Вьетнаме. Они узнали, например, как правительство Джонсона инсценировало "инцидент в Тонкинском заливе", чтобы тем самым создать предлог для бомбардировки Демократической Республики Вьетнам.
      ФБР немедленно включилось в расследование, и вскоре источник этих "секретных бумаг Пентагона" стал известен: "Rand Corporation" в Санта-Монике (Калифорния) - крупнейший из 12 "мозговых центров" военно-воздушных сил США. Здесь работал доктор Даниэль Эллсберг. Сначала ученый-математик был безоговорочным сторонником американской агрессии во Вьетнаме, но затем личные впечатления от кровавых расправ с гражданским населением в Юго-Восточной Азии сделали его противником войны. Дабы разоблачить подлинных организаторов американской агрессии во Вьетнаме, он передал прессе различные документы, а затем добровольно отдал себя в руки органов юстиции. "Я готов отвечать за совершенное мной, но я не считаю это преступлением", - заявил он.
      Полный успех судебного процесса против Эллсберга и его друга и помощника Рассо после того, как Верховный суд США вынес решение, что газеты страны имели право публиковать "бумаги Пентагона", стал делом сомнительным. Белый дом, ЦРУ и ФБР в данном случае были едины: чтобы ослабить эффект опубликованных прессой документов и прежде чем приговорить Эллсберга к длительному тюремному заключению, надо в первую, очередь запятнать его репутацию. Началась игра с заранее распределенными ролями.
      ...В один из сентябрьских дней 1971 года в салоне реактивного лайнера, летевшего из Вашингтона в Лос-Анджелес, сидели двое мужчин. Документы на чужое имя, парики и грим призваны были замаскировать их внешность и миссию. Это были агент ЦРУ Говард Хант и агент ФБР Гордон Лили. Через несколько месяцев они оказались в числе организаторов взлома в "Уотергейте". Но и сейчас цель их была не менее неблаговидной: взлом в лечебнице доктора Льюиса Филдинга - врача-психиатра, наблюдавшего Эллсберга.
      С ловкостью матерых домушников Хант и Лили проникли в ординаторскую и перерыли все шкафы и картотеки, не оставив при этом даже отпечатков пальцев. Но несколько часов упорных поисков ничего не дали, и взломщикам пришлось убраться ни с чем. Историю болезни Эллсберга они не нашли. Собственно говоря, они лишь хотели снять с неё фотокопию, чтобы потом на её основе сфабриковать дискредитирующую Эллсберга "стори".
      Так как это не получилось, после начала судебного процесса против Эллсберга и Рассо в январе 1973 года Белый дом откровенно вмешался в дело. В Сан-Клементе, летнюю резиденцию Никсона в Калифорнии, чтобы переговорить с приглашенным туда судьей Байрном, вылетел Джон Эрлихман. Этот человек с располагающей к доверию фамилией (Еhгliсhmаnn по-немецки - "честный человек". - Перев.) предложил сделку: судья как можно быстрее закончит процесс осуждением обоих обвиняемых, за что будет вознагражден назначением на пост шефа ФБР. Но Байрн оказался честнее, чем предполагал Эрлихман, и от дурно пахнущей сделки отказался.
      Тогда ФБР предприняло все возможное, чтобы добиться в Лос-Анджелесе признания Эллсберга и Рассо виновными. Бюро поручили организовать слежку за Эллсбергом, оно подслушивало его телефонные разговоры, перлюстрировало его корреспонденцию. Но компрометирующего материала не набиралось. Когда же для ФБР настало время доложить суду присяжных о результатах своих расследований, все материалы вдруг "пропали". Некоторые наспех сфабрикованные обвинения оказались явно несостоятельными.
      При расследовании "уотергейтского дела" стало известно и о взломе в лечебнице. Из Вашингтона поступило письменное признание бывшего советника президента Айджила Крага. Он сознался, что дал такое задание Ханту и Лили. Судье Байрну не оставалось ничего иного, как прекратить процесс.
      Итак, цель - осуждение Эллсберга - достигнута не была, ФБР и Никсон потерпели поражение. Что касается президента, то тут ещё добавились новые подозрения насчет его личной причастности к криминальным действиям. Но он старался казаться спокойным и деловитым, по-прежнему утверждая, что о взломе в Лос-Анджелесе ничего не знал. По распоряжению президента от 5 мая всем бывшим и настоящим его сотрудникам впредь запрещалось высказываться по поводу "дел, касающихся национальной безопасности". Это значило: ни слова об "уотергейте", ни слова об Эллсберге, а тем более о личных беседах и разговорах с Никсоном в Белом доме.
      Тем не менее, разоблачения в "уотергейтском деле" шли своим чередом. Джон Дин, вызванный в специальную сенатскую комиссию под председательством сенатора Эрвина, не стал держать язык за зубами: протокол его показаний насчитывает 245 страниц. Правда, не все в нем заслуживало доверия, ибо Дин стремился, прежде всего, спасти свою шкуру. "Если Дин лгал, - комментировал журнал "Newsweek", - то ложь его была самой всеобъемлющей, самой детализированной, самой тщательно подготовленной во всей долгой истории лжи".
      Сенатор Сэм Эрвин призвал президента лично высказать в сенатской комиссии свое отношение к событиям. Но Никсон отказался, подчеркнув, что его "ответственность перед конституцией" не позволяет ему выступить перед комиссией, а в надлежащее время он сделает соответствующее заявление.
      ...23 мая 1973 года газеты сообщили, что депутат от республиканцев Уильямс Майлс получил в 1971 году двадцать пять тысяч долларов для своей предвыборной кампании, а именно из того же тайного фонда, из которого финансировались участники Уотергейтского скандала. А на следующий день Майлс был уже мертв - фермер из Истона (штат Мериленд) нашел его в своем сарае. Официальное извещение называло как причину смерти огнестрельную рану в грудной клетке. Было ли это убийство или самоубийство, осталось невыясненным, так что возникли слухи. Был ли здесь устранен неудобный свидетель или с этой загадочной смертью был дан предостерегающий сигнал для готовых высказаться посвященных? Или же речь шла ни о чем ином, как о реакции короткого замыкания попавшейся второстепенной фигуре этих событий?
      "Каждый день - новый кризис"
      Пришло лето, а с ним и начало работы второй комиссии по расследованию "уотергейтского дела" под председательством вашингтонского окружного судьи Джона Сирики. Она должна была сконцентрировать свое внимание исключительно на криминальных аспектах этого дела, тогда как конгрессменам во главе с Сэмом Эрвином было поручено "всестороннее выяснение". И, наконец, дабы окончательно запутать дело, появилась ещё и третья инстанция. Специальный прокурор Арчибальд Кокс получил от министерства юстиции задание расследовать "уотергейтскую историю", для чего он в свою очередь создал небольшой отдел.
      Даже наблюдатели в Вашингтоне вскоре потеряли представление о ходе дела: росли просто невообразимые горы обличений и опровержений, лжесвидетельств, обвинений и заверений в невиновности. Одни только протоколы комиссии Эрвина тем временем превысили объем в 7 000 страниц. В центре внимания, как и прежде, стоял вопрос о доле вины президента. И вдруг представилась возможность внести окончательную ясность.
      При допросе сенатской комиссии свидетеля Александра Баттерфилда, тот, между прочим, упомянул о небольшой прихоти президента. В 1970 году Никсон дал ему, являвшемуся ответственным за вопросы безопасности странное задание: установить в его рабочих помещениях в Белом доме и в Кэмп-Девиде, а также на его личных телефонных аппаратов устройства для автоматической записи разговоров на магнитную пленку. Пусть потомки получат полное представление о его пребывании на посту президента.
      Между Джоном Дином и Никсоном имели место многочисленные беседы с глазу на глаз; по показаниям бывшего юридического советника Белого дома, темой их был "уотергейт". Президент выступил с опровержением: говорили о чем угодно, только не об этом. Но теперь выяснилось, что все эти беседы записаны на магнитофонную пленку. Достаточно лишь прослушать записи, чтобы решить вопрос о виновности или невиновности президента. Итак, сенатор Эрвин затребовал эти записи; то же самое сделал и специальный прокурор Кокс.
      Вся страна напряженно ожидала ответа президента. Он был дан немедленно. "Нет, магнитофонные записи предоставлены не будут, потому что это наносит ущерб престижу президента. Достаточно слова президента, а оно уже сказано", - ответил его пресс-секретарь.
      Таково было положение в начале августа 1973 года. Никсон все время пытался как-то отвлечь внимание от "уотергейта".
      "В Новом Орлеане раскрыт заговор с целью убийства президента Никсона" - это сообщение появилось сразу же, как только стала известна история с магнитофонными записями из Белого дома. В течение нескольких дней публиковались сообщения о том, как бесстрашные джи-мены преследовали таинственного бывшего полицейского, который был вооружен до зубов и замышлял покушение на жизнь президента. Сотрудники ФБР не раз наступали на пятки злодею, пока все дело не закончилось... поражением. Да, Келли, новому шефу ФБР - было ещё далеко до Гувера, который наверняка разыграл бы это "шоу" более ловко и более утонченно. Таким образом, вскоре эта акция ФБР была распознана как отвлекающий маневр.
      Между тем уголовная история с вице-президентом Спиро Т. Агню протекала, вне всякого сомнения, не запрограммировано, и создала ряд помех. 1 августа 1973 года Агню получил из Балтимора от федерального прокурора Джорджа Билла письмо, в котором тот ставил Агню в известность, что против него начато следствие по обвинению во взяточничестве, уклонении от уплаты налогов и вымогательстве. Будучи в 1962-1966 годах главой администрации Балтиморского округа, а затем, в течение последующих двух лет, губернатором штата Мэриленд, тогдашний "вице" брал взятки от многих фирм, давая за то государственные заказы. Благодаря этому доход его повысился на 1 000 долларов в неделю, налогов с которых он, само собой разумеется, не платил.
      Эти факты стали известны в связи с ещё одним случаем подкупа. Более двадцати бизнесменов из Балтимора заявили о своей готовности дать суду показания относительно финансовых проделок Агню. Все это - "одна сплошная гнусная ложь!" - заявил Агню журналистам.
      Президенту Никсону надо было теперь на что-то решиться. Он мог попытаться "прикрыть" своего заместителя, мог, пользуясь своей властью, даже отказаться дать согласие на расследование, начатое федеральной прокуратурой. Альтернативой было полное раскрытие темных делишек вице-президента, "зеленый свет" федеральному прокурору. Тем самым можно было бы попытаться показать общественности, что никто не застрахован от упущений и ошибок, даже если он является вторым человеком в государстве. Такое решение могло засвидетельствовать, что сам президент объективен и честен и уже по одному этому не может иметь ничего общего с "уотергейтом". Никсон решился на второй вариант и дал пасть Спиро Агню.
      В федеральном суде в Балтиморе состоялся процесс, на котором в пользу обвиняемого была применена одна особенность уголовного права США. Агню сразу же признал себя виновным по одному из пунктов обвинения, а именно в сокрытии имущества от уплаты налогов. В результате этого nоtо соntеndеге (что означает примерно "невозможно оспаривать") все остальные пункты обвинения автоматически отпали.
      10 октября 1973 года был объявлен приговор: вице-президент Соединенных Штатов Америки Спиро Т. Агню приговаривается к тюремному заключению на три года условно, с трехлетним испытательным сроком, и к денежному штрафу в сумме 10 тысяч долларов. В тот же день Агню подал в отставку. Это был беспрецедентный случай во всей почти 200-летней истории США и тем не менее всего лишь эпизод в ряду внутриполитических скандалов 1973 года.
      Маневр с Агню действительно дал президенту короткую передышку в "уотергейтском деле". Но затем ситуация ещё более обострилась, причем, как и прежде, все вопросы крутились вокруг магнитофонных записей. Распоряжение судью Сирики об изъятии магнитофонных записей было подтверждено апелляционной инстанцией.
      Тогда Никсон потребовал от специального прокурора Кокса прекратить рассмотрение дела, но получил отказ. Президент, не долго думая, сместил Кокса с должности.
      В тот же день потерял свой пост и Уильям Рукельхауз, являвшийся с конца апреля до начала июня 1973 года шефом ФБР и одновременно заместителем министра юстиции. Он поплатился за несогласие со слишком бесцеремонными методами своего патрона.
      Решения президента вызывали возмущение большинства конгрессменов, стали раздаваться требования "импичмента" - рассмотрения вопроса об отстранении президента от должности. За время "уотергейтского скандала" оно выдвигалось многократно, но ещё ни разу не звучало с такой настойчивостью.
      Тревога и приведение войск в повышенную боевую готовность в связи с октябрьскими событиями 1973 года на Ближнем Востоке тоже были поняты политическими и журналистскими кругами США как маневр, призванный отвлечь внимание от острой внутриполитической обстановки в стране. Никсону, писал известный публицист Джеймс Рестон, "каждый день нужен кризис, чтобы оградить себя от кризиса внутри страны".
      Британское информационное агентство Рейтер комментировало: "Правительство США спутало серьезный международный кризис со своими внутренними проблемами, вызванными "уотергейтской аферой".
      Государственный секретарь Киссинджер косвенно подтвердил это на одной пресс-конференции: "Когда высказывается мнение что, Соединенные Штаты объявили боевую готовность своих вооруженных сил, исходя из внутриполитических соображений, это уже симптом того, что именно происходит в нашей стране".
      23 октября Никсон вдруг уступил и заявил, что готов передать магнитофонные записи судье Сирике. Однако, как выяснилось в дальнейшем, собрание записей оказалось неполным. Важные пассажи были "по недосмотру размагничены". Специалистам по электронике пришлось детально изучить пленку. А время все шло, проходили недели. До конца 1973 года о записях больше ничего слышно не было. Последнее, что стало известно, - это то, что с записями действительно были произведены какие-то манипуляции. Эксперты сената смогли доказать, что стерты записи продолжительностью звучания 18 минут.
      Оставался открытым и вопрос об участии Никсона в подготовке взлома в "Уотергейте" или, как минимум, о том, знал ли он о его подготовке. Но каков бы ни был ответ, "уотергейтское дело" ясно показало механизм осуществления власти при современном империализме, ибо никогда ещё политика и уголовщина в самых высших правительственных кругах США не переплетались между собой так тесно. (Как известно, политический скандал, вызванный "уотергейтским делом", привел вскоре к отставке Р. Никсона.. - Прим. перед.)
      ФБР принимало в этом неопровержимо доказанное участие: оно поставляло тех, кто осуществлял взлом, а затем всячески помогало скрыть и замять это скандальное дело.
      Ретроспектива
      Документы из Мидии
      Агенты ФБР, заявляет герой популярных романов джи-мен Джерри Коттон, посвятили свою жизнь борьбе с гангстерами, поэтому им иногда позволительна жестокость. Только так, мол, они могут одержать верх и помочь восстановлению справедливости. Они борются за доброе дело и смягчают порой даже социальные противоречия. ФБР-де помогает стать на правильный путь многим неустойчивым элементам. Люди сами обращаются к ФБР со своими заботами. И удерживает их иногда только страх перед местью гангстеров. Джи-мены постоянно доказывают, что справедливость для них - важнее всего.
      Все эти штампы содержатся в сотнях "романов о Джерри Коттоне", которые, как указывается в рекламном проспекте издательства, опубликованы "более чем в 50 странах". Бесчисленное множество "крими" - детективных романов, а также фильмов и телевизионных передач в США и других странах призваны создавать и поддерживать подобное представление о ФБР. Эта массированная пропаганда направлена на то, чтобы приукрасить истинное положение вещей, выпятить прежде всего апологетическую линию в изображении ФБР, помочь укреплению положительного имиджа организации. А необходимость в этом есть - не случайна не только волна критики на высших уровнях и в СМИ, и в искусстве, но и на самом обыденном, социально-бытовом. Так, в одном из районов юго-запада Филадельфии жители прибегли к самообороне, создали местную систему объявления тревоги и распространили повсюду фотографии "опасных людей". Однако на снимках были отнюдь не гангстеры, а агенты ФБР джи-мены, в обязанности которых входил надзор за данным районом. Они контролировали здесь всю политическую жизнь, следили за мировоззрением граждан. Теперь стоило в районе показаться агенту ФБР, как жители немедленно поднимали тревогу с целью дать отпор покушениям ФБР на их конституционные права.
      Факты такой самообороны имеют место не только в Филадельфии, но и в Нью-Йорке и в других городах. Гражданские комитеты распространяют листовки, информирующие граждан о том, что, следуя букве закона, никто не обязан поддерживать политическую слежку; они обращаются с призывом противостоять подобным поползновениям агентов ФБР.
      Успешной была работа "Комиссии граждан по расследованию деятельности ФБР". В ночь на 8 марта 1971 года члены этой комиссии заняли помещение ФБР в городе Мидия, вблизи Филадельфии, и захватили материалы расследований, служебные директивы, а также длинные списки шпиков и провокаторов. Копии важнейших документов комиссия передала сенаторам и членам палаты представителей конгресса США в Вашингтоне, а также редакциям крупнейших газет страны - "Нью-Йорк таймс", "Вашингтон пост" и других.
      "Все эти годы, - писал Пол Джекобс после ознакомления с этими документами, - мы думали, что наши джи-мены заняты преследованием похитителей людей и грабителей банков... на самом же деле они сидели в своих офисах и во множестве экземпляров заполняли формуляры..."
      Пространные служебные директивы, почти ежемесячно дополняемые новыми циркулярами, рекомендуют, например, подслушивание телефонных разговоров и просто частных бесед, причем в большинстве случаев разрешение суда на это считается излишним. В частности, циркуляр 68-39 от 9 июля 1968 года, разосланный всем местным отделениям ФБР, содержит следующее распоряжение: "Неожиданно возникающие ситуации (включая конспиративную деятельность), угрожающие национальной безопасности или же характерные для организованной преступности, позволяют прибегать к подслушиванию без решения суда". Под такую "неожиданную ситуацию" можно подвести практически все, что угодно.
      В других распоряжениях предписывается, например, вести в вашингтонском центре и соответствующих местных отделениях ФБР "голубые карточки размером Зх5", в которые следует заносить фамилии всех лиц, хотя бы раз упомянутых в подслушиваемых разговорах или телефонных переговорах.
      Документы из Мидии доказывают, что агент "РН 1209-R" принадлежал к службе подслушивания. "РН 1209-R" означает: сотрудник в Филадельфии, кодовый номер 1209, специальность - дела по расовым вопросам. В 1971 году в его обязанности входило подслушивание всех телефонных переговоров членов организации "Черные пантеры". Содержание своих магнитофонных записей он был обязан ежедневно обобщать в специальном донесении. В донесении от 1 февраля 1971 года, в частности, содержались следующие данные:
      "Расселу звонит Долорес, от неё он узнает, что она ждет через четыре месяца ребенка.
      Рассел звонит Эйлин и просит её, чтобы Смитти проинформировала Монте о явке на совещание сегодня вечером..." и т. д.
      Такого рода записи телефонных разговоров скучны, но исчерпывающи: в картотеку ФБР заносятся даже самые невинные вещи. И не зря, ведь такое количество данных необходимо для анализа и контроля над мировоззрениями общественности.
      Из штаб-квартиры в Вашингтоне со стабильной регулярностью поступают указания относительно вербовки новых информаторов. Для работы, например, в негритянском гетто в 1971 году была установлена норма: каждый джи-мен обязан иметь 10 платных шпиков. ФБР дает своим отделениям тщательно разработанные указания по подбору этих информаторов. Прежде всего пристально изучается прошлое "кандидата", для чего необходимо ответить на 170 вопросов. Информатор обязан поставлять сведения "своему" джи-мену минимум каждые две недели. Важные сообщения немедленно передаются по телетайпу в штаб-квартиру. Все остальные сведения сначала заносятся в досье, и сотрудник ФБР обязан обобщать их раз в месяц в малом и раз в четыре месяца в большом докладе.
      Однако найти такое количество людей, готовых стать доносчиками, дело не всегда легкое. Поэтому некоторые сотрудники местных отделений предпочитают вести работу на бумаге. Так, джи-мен Боб Уэлл и многие его коллеги весьма упростили себе дело: они брали телефонную книгу, выписывали оттуда фамилии, сочиняли для каждого абонента его прошлое и ежемесячно, глядя в потолок, сочиняли доклады для штаб-квартиры. И долгое время им все сходило с рук.
      Чтобы положить этому конец, обеспечить себя информаторами и сделать слежку тотальной, ФБР стало использовать в качестве источников информации целые учреждения. В одной только Филадельфии к началу 1971 года было создано 312 пунктов сбора информации. В поисках информации джи-мены регулярно появляются в банках, аэропортах, колледжах и отелях, в расположении воинских частей, в правительственных учреждениях и полицейских участках, на радиостанциях и в редакциях.
      В Рочестере (штат Нью-Йорк), где насчитывается почти 20 тысяч бойскаутов, ФБР, играя на юношеском стремлении к самоутверждению, сумело почти всех их сделать своими информаторами. Подростки получили соответствующие удостоверения и доступ не только в ФБР. Они могли сообщать обо всех увиденных или услышанных ими подозрительных вещах в любые органы: полицию штата, канцелярию шерифа, пожарную команду, береговую охрану или штаб гражданской обороны. Бойскауты должны были обращать внимание и на уголовные проступки, а особенно следить за "необычным оживлением или его отсутствием в квартирах соседей".
      Огромное влияние федеральной криминальной службы зиждется в первую очередь на тотальном контроле и, в том числе, контроле над мировоззрением, на "системе официального пожизненного надзора за каждым гражданином в Америке", как писал журнал "United States news and World report". В том же ранге находятся шантаж, провокации, интриги, жестокость.
      Личные амбиции Дж. Эдгара Гувера, стремившегося к полноте власти ФБР, почти идеально совпадали с целями и желаниями господствующей империалистической системы. "Мистер ФБР", как его называли, получил благодаря этому доступ в сокровенный алтарь храма власти, и многие высокие представители её сами часто пасовали перед всесилием Гувера.
      В Вашингтоне редко раздавались голоса, критикующие деятельность Гувера, который повсюду имел свои глаза и уши. А когда подобные выступления все же имели место, шеф ФБР реагировал на них своеобразной ритуальной церемонией: он звонил соответствующему политику и просил его зайти. Когда тот приходил, Гувер обычно восседал за своим письменным столом, заваленным папками с делами.
      "Я слышал, - говорил он после краткого приветствия, - что вы чем-то обеспокоены. Поверьте, для этого нет никаких оснований. Поглядите! Передо мной на столе ваше досье. С ним ничего не случится, никто к нему доступа не получит. У меня оно как в банке".
      Подобные беседы достигали своей цели: каждый предпочитал не связываться, чтобы не стали достоянием гласности какие-либо неприятные детали из его личной биографии.
      "Штаб-квартира ФБР - самая большая куча дерьма, которая когда-либо существовала", - писал по этому поводу журналист Уэстбрук Педжлер, особенно имея в виду "Центральный архив". Здесь почти в 10 тысячах регистрационных шкафов лежат важнейшие досье. Материал их дополняется микрофильмами, хранящимися ещё в 5 тысячах шкафов. Как считают специалисты, данные собраны почти на половину граждан США. Уэстбрук Педжлер сообщал, что ФБР, стремясь пополнить свое досье, вторгается даже в самые интимные сферы личной жизни.
      "The Wallstreet Journal" писал ещё 15 октября 1968 года, что любой "честолюбивый преемник Гувера" сможет быстро превратить ФБР в "национальное полицейское войско", чтобы затем использовать свою неограниченную диктаторскую власть на стороне путчистской реакционной группы. Исходя из материалов данной книги достаточно ясно видно, что просто отмахнуться от такой опасности нельзя.
      Именно в США вошло в обиход понятие "фрэйм ап", когда ФБР приписывает преступления неугодным лицам, чтобы "законным путем" лишить их жизни или, по меньшей мере, упрятать за решетку.
      Изменившееся соотношение сил на мировой арене уберегло многих американцев от печальной участи н открыло ворота темниц. "Заранее предрешенная игра" позорно провалилась и против "соледадских братьев" после того как Джордж Джексон был застрелен, и против Анджелы Дэвис, и против братьев Берриган. Кровавый террор, судебные фарсы и коварное проникновение в ряды прогрессивных организаций сменялись в деятельности ФБР одно другим. Напомним о массированной акции против рабочего движения США в январе 1920 года. Затем ФБР в полной тайне установило в середине ЗО-х годов контроль над всеми прогрессивными организациями.
      Эти полномочия расширились, когда с марта 1947 года ФБР получило право делать выводы по каждому пункту "программы лояльности" в отношении любого гражданина США. Гувер поставлял "доказательства" для обскурантистского процесса против коммунистов в 1949 году. Методы антикоммунистической деятельности ФБР постоянно менялись. После провала "фрэйм ал" против Анджелы Дэвис оно стало действовать через так называемые мобильные команды НКЛК. Под этим названием - "National Caucus of Labor Committees" объединились в единую террористическую организацию правые радикалы, троцкисты, маоисты и куклуксклановцы. В апреле 1973 года они провозгласили: "Шесть-восемь недель, и мы покончим с компартией".
      Разумеется, это им не удалось, ибо ход истории не задержать кастетами и дубинками. Многочисленные нападения на помещения партийных и профсоюзных организаций, избиения демонстрантов, протестующих против повышения цен, в защиту гражданских прав, расправы в церквях с прогрессивными священниками и другие террористические акты - во всем этом, как сказал лидер прогрессивной молодежной организации Джарвис Таймер, чувствуется "дыхание фашизма".
      Кто же финансирует НКЛК? Удалось установить, что ФБР и ЦРУ. Итак, это акция двух ветвей секретной службы, проводимая ими совместно, несмотря на соперничество.
      Следует отметить, что не только апологетика ФБР, но и положительный имидж джи-менов в основном связан с борьбой против криминалитета, деятельностью Бюро как "истребителя гангстеров", а практически весь "негатив" связан с попытками или практическими действиями по осуществлению политического сыска. В этом аспекте надо непременно отметить, что если до шестидесятых годов на политический сыск, "гестаповские методы" действий, политические преследования и репрессии по политическим мотивам жаловались по преимуществу жертвы этих самых действий, политические организации и физические лица, которые были противопоставлены идеологии ФБР, то к семидесятым ситуация резко изменилась. Речь в обществе уже шла о прекращении политического сыска вообще.
      В эти годы начал ощутимо проявляться мировой процесс, названный одним из социологов "концом идеологии". В США, видимо в силу высокого развития американского общества, деидеологизация произошла достаточно ощутимо уже в тот период - на пару десятилетий раньше, чем, скажем, в таких идеократиях, как СССР или Китай. Не вдаваясь во все особенности этого исторического явления, отметим только, что в обществе произошла и происходит переориентировка с идеалов на ценности - какие именно, "правильные" или нет, здесь не важно. ФБР же, особенно в части политического сыска, обязательно несет определенную идеологию - и тем самым вступает в противостояние уже не с идеологическими противниками, а с самим обществом. В сущности, это означает, что социальная необходимость политического сыска как таковая уже исчерпалась. Постепенно - в том числе и по мере ухода со своих постов реальных носителей идеологии ФБР, - эта сторона деятельности большой бюрократической машины "ослабевает", как и произошло в реальности; правда, процесс этот растянулся на десятилетия и не завершен до сих пор.
      Многие действия ФБР, например его почти маниакальная, на определенных этапах, тяга к экспансии достаточна типична и для иерархически-бюрократических систем, и для людей, которые в большой степени воплощают самодвижение системы - таких, например, как "мистер ФБР" Эдгар Гувер. Экспансия или попытки экспансии неизбежно сильно осложняли отношения между смежными ведомствами и заметно осложняли решение стратегических задач. Так, например, образование ЦРУ, как известно, сильно подрезало надежды Гувера относительно расширения сферы деятельности ФБР на международной арене - и вызвало многолетнюю, не изжитую и сейчас, конфронтацию между ведомствами. И органичные, и навязанные "сверху" попытки наладить их взаимодействие зачатую оставались и остаются безуспешными, хотя формально оба ведомства не раз действовали сообща. Из этого не в меньшей мере, чем из личгных устремлений, происходит то, что ФБР не сочло нужным воспрепятствовать осуществлению трех крупнейших заговоров с целью убийства Джона Ф. Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и Роберта Ф. Кеннеди, хотя его система информации получила сигналы об этом ещё до роковых выстрелов, - по меньшей мере, в первых двух случаях.
      Федеральная криминальная служба бесчисленное множество раз нарушала действующие законы, пользовалась присущими преступникам уголовными методами и тем самым оказывалась виновником громких скандалов. Назовем для примера некоторые скандальные дела периода ЗО-х годов: 1937 год - взлом в японском посольстве в Вашингтоне, 1938 год - во французском и 1939 год - в итальянском посольствах, а кроме того, неоднократные вторжения в советские миссии. В 50-х годах на верхнем этаже министерства юстиции даже было оборудовано "учебное помещение" для взломщиков посольств. Джи-мен Уильям У. Тарнер был очевидцем и участником этих акций с 1951 по 1961 год; в августе 1973 года в "Лос-Анджелес таймс" появились его воспоминания. Тарнер без приглашения "посетил" в ночные часы 12 дипломатических миссий. Повсюду взломщики стремились добыть зашифрованную информацию и коды.
      22 августа 1973 года на пресс-конференции в Сан-Клементе Ричард Никсон сделал интересное признание. В ответ на вопрос журналиста, насколько отвечает истине сообщение "Лос-Анджелес тайме", он сказал: "Все правильно, и до сих пор дело это было наиболее охраняемой тайной ФБР. Такие взломы имели место, но теперь, при моем правительстве, с ними покончено".
      Никсон сказал лишь полуправду, ибо взломщики посольств продолжали свою работу и при нем. За время его президентства стали достоянием гласности минимум четыре случая: в 1971 году, вскоре после избрания Сальвадора Альенде, взлом в чилийском посольстве в Вашингтоне; в декабре того же года, во время Пакистанско-индийской войны, - в индийском посольстве; и наконец, в 1973 году два неудавшихся взлома в иракской миссии при ООН в Нью-Йорке.
      "Уотергейтское дело" свидетельствует о глубоком кризисе, в котором погрязло ФБР, приложившее свою руку и к этому скандалу. "Верность, храбрость, честность" - таков и по сей день официальный девиз ФБР. "Уотергейтское дело", да и не только оно, свидетельствует, что каждое из этих трех слов - ложь; собралось более чем достаточно свидетельств о том, что происходило немало нарушений верности, причем не только "американскому флагу", но и своему ведомству, о том, что храбрость соседствовала с соглашательством с преступными элементами, о том, что честность подвергалась большим искусам и замарала себя в целом спектре - от взяточничества до лжесвидетельства. Однако же говорить о всей организации или даже о большинстве не следовало: просто в то время отчетливо выявились звенья и руководство среднего звена, которое переступило принципы организации. Увы, естественно, что таковое происходило на всех этапах существования бюро - но стало наблюдаемым, доступным для общественности именно в эти годы...
      20. Национа-радикализм.
      ФБР и история в Вундед-Ни
      Из множества фактов нами были приведены лишь самые типичные. Многие дела ФБР остались неупомянутыми, например борьба с индейцами начиная с последних десятилетий прошлого века до недавних событий в Вундед-Ни.
      Этот населенный пункт в Южной Дакоте (сегодня в нем имеется только четыре жилых дома и маленькая церковь) ещё в 1890 году стал и остается по сей день величайшим позором в политике США по отношению к индейцам. Федеральные войска убили здесь тогда сотни мужчин, женщин н детей. Члены подвергшегося уничтожению индейского племени сиу в течение 50 лет боролись хотя бы за денежную компенсацию, этого преступления. И только в 1940 году им были выплачены 200 тысяч долларов - по несколько сот за каждого убитого.
      В ноябре 1972 года индейцы со всех концов США направились в Вашингтон "по тропе нарушенных договоров", как они назвали эту акцию, и передали представителям Белого дома и "Бюро по делам индейцев" состоявший из 20 требований план улучшения немыслимых условий своей жизни. Повсюду им было обещано "добросовестное изучение" их требований. Чтобы придать своей акции большее звучание и привлечь внимание прессы, индейцы заняли здание "Бюро по делам индейцев". Но через два дня представители бюро заявили, что в результате этого акта "нанесен ущерб" инвентарю и "похищен ряд предметов". Расследование взяло на себя ФБР.
      Для индейцев начались новые унижения. Джи-мены наводнили их резервации; о "добросовестном изучении" справедливых требований индейцев больше уже и не заговаривали.
      В ответ почти 300 индейцев из племени сну 27 февраля 1973 года отправились в Вундед-Ни, заняли этот населенный пункт н забаррикадировались в нем. Это был их протест против новых подлостей со стороны "Бюро по делам индейцев" и ФБР. 70 дней противостояли индейцы террору вооруженных войск и джи-ме-нов. Вундед-Ни был отрезан от внешнего мира, автомашинам с продуктами власти приказали объезжать его стороной.
      После того как федеральные власти официально обещали изучить предложения индейцев и принять необходимые меры для их осуществления, индейцы отступили. Но и это обещание не было выполнено.
      Шли месяцы, ничего не менялось, пока не наступило 8 января 1974 года. В этот день в Сент-Поле (штат Миннесота) начался процесс против вождей индейцев Рассела Минса и Денниса Бэнкса. Обвинительный акт гласил: "Заговор, бунт, поджоги и нападение на служащих федеральной администрации". Это явилось началом мести за Вундед-Ни и новой гнусной акцией с явной целью и дальше держать индейцев в оковах неравенства. Свою известную роль и здесь, перед Верховным судом США, сыграли тайные агенты ФБР. Свидетель обвинения Стан Киль, полуиндеец, вынужден был сознаться, что в течение девяти лет являлся агентом ФБР, которое "внедрило" его непосредственно в штаб индейского движения в Рапид-Сити (Южная Дакота).
      21. Перемены в обществе.
      В царстве богини Лаверны
      Разумеется, ФБР занималось и обычной преступностью. Джи-мены гонялись за грабителями банков, разыскивали похитителей людей, преследовали убийц и находили угнанные автомашины. Но даже по данным штаб-квартиры ФБР, на долю "уголовных дел" приходится всего лишь 40 процентов всех дел. А остальные 60 процентов были открыто названы "политическими а так же военными расследованиями". Но и в те 40 процентов "чистой уголовщины" входило немало политических дел; например, "дело Дэвис" ФБР считает стопроцентно "уголовным". В случаях борьбы с преступниками ФБР, как мы видели, весьма часто проявляло к ним снисхождение. Многие исследователи по сей день уверены, что ФБР предпринимало недостаточные меры в 30-е годы в борьбе против "Коза костра", которой, по утверждениям Гувера, якобы вообще не существовало, но с которой, оказывается, ФБР сотрудничало во время высадки в Сицилии.
      Эта позиция Гувера и в прошлом, и до сих пор представляется достаточно странной. Да, конечно, основные мафиозные группировки, которые в 1929 году на всеамериканской встрече своих главарей в Атлантик-сити основали организацию под сицилийским названием "Коза ностра", строились по этническому принципу, были жестко спаяны внутренней порукой и крепко соблюдали принцип "омерты", шла ли речь об итальянских, еврейских или ирландских группировках. Получение информации о них сталкивалось с большими трудностями (забавно, кстати, но многие случаи нарушения "омерты", дача показаний правоохранительным органам проистекали от итальянцев, например Джо Валаччи), а уж судебные преследование мафиозных деятелей всегда давалось нелегко - деньги, связи и силы мафии порождали совершенно дивные вещи: например, бесследное исчезновение 25 томов показаний Эйба Рилза о деятельности "Корпорации убийц", своеобразного подразделения, возглавляемого Анастазиа, для приведения в исполнение приговоров мафии. Да, конечно, в известной мере "врастание" мафии в легальный бизнес (а по данным Торговой палаты США, во владение "Коза ностра" перешло около 5 тысяч фирм. 22 апреля 1969 года журнал "Тайм" сообщал, что прибыли "Коза костра" примерно равны прибылям девяти крупнейших концернов США - от "Дженерал моторс" до "Крайслера", - вместе взятых. Коммерческое и криминальное тесно переплеталось. Да, громадные "грязные" деньги в основном оседали в стране и не просто оседали, а инвестировались в экономику, причем с поразительным чутьем инвестировались перспективные отрасли. Да, крупнейшие "мафиози" считаются боссами монополий и платят государству налоги со своих преступлений. С людьми этого сорта ФБР в конфликт не вступает - во всяком случае, пока не получает бесспорных доказательств противозаконной деятельности. Но тем не менее ФБР располагало достаточной информацией о "структурализации" организованной преступности, о создании и начале работы "Коза ностры" во всеамериканском масштабе и о её лидерах. Не случайно попытки их преследования, от судебного "пресса" до силовых операций, происходили с самого начала образования "Коза ностры" и привели к тому, что ещё до войны немалая часть вожаков оказалась в тюрьмах или за границей. В общем-то ни у кого нет сомнений, что Гувер знал достаточно много и достаточно определенно о "Коза ностре" - а то, что он постоянно опровергал факт её существования, говорит об определенном его умысле. Не стоит ограничиваться тем, что Гувер не хотел излишне "пугать" американцев информацией о могущественной организации с длинными-предлинными руками и решимостью совершать самые жестокие преступления. Без ФБР в Америке было кому пугать - "желтая пресса" никогда не упускала возможностей пошуметь на эту тему; более того, в дальней степени в распространении "страшных слухов" заинтересована и сама мафия. Не случайно стали известны случаи прямого инвестирования мафией в Италии и "Коза нострой" в США кино - и телефильмов, в которых исподволь проводится принцип: с мафией нельзя бороться, мафии нельзя противостоять, мафия все равно добьется своего кровавого триумфа. Цель проста: насилие реализуется в полной мере именно в атмосфере страха и обреченности.
      На позицию Гувера, видимо, в немалой степени оказывал воздействие подмеченный с самого начала процесс: экономический потенциал в принципе трансформируются в политическое влияние. В органах полиции и юстиции, в городских управлениях и парламентах штатов сидят уполномоченные "Коза ностра", которые ограждают себя и свою организацию от всех неприятностей. Например, "фракция мафии" в конгрессе США насчитывает около 25 членов. Действуют старые законы: кто хочет "спрыгнуть с поезда", кто не желает молчать, должен погибнуть. Маскировка под несчастный случай или самоубийство осуществляется превосходно; есть и новые-старые приемы: например, организацию видеозаписи "утех" кого-нибудь из стоящих поперек дороги политиков или чиновников со специально подставленной зависимой профессионалкой.
      И в ФБР все об этом прекрасно знают, - служба подслушивания и другие формы наблюдения не обошла стороной и "Коза ностра". Не раз федеральная криминальная служба составляла доклады о её преступной деятельности, однако дальше - когда в работу должна была вступать юстиция, - дело не всегда шло. Например, в 1963 году был составлен доклад об уголовных делах в Лас-Вегасе, но его оригинал, как выяснилось позже, оказался в руках самой "Коза ностра". В другом случае не удалось составить и доклад: нужные магнитофонные записи были "по халатности стерты при разборке архива".
      О том, какое поле деятельности открывалось перед "охранителями закона" и "карателями преступлений", говорит статистика: в годовом отчете за 1972 год было зафиксировано более 6 миллионов тяжких преступлений - абсолютный рекорд за всю предшествующую историю США и одновременно мировой рекорд, тоже абсолютный. Убийцы за год практически истребили целый небольшой город, их жертвами стали более 18 тысяч человек. Иначе говоря, два убийства за каждый час в году. Каждую 13-ю минуту совершалось изнасилование, а ограбление - каждые 80-т секунд! Рекорд в 1973 году поставило Чикаго: 864 убийства - вдвое больше, чем в "великие времена" Аль-Капоне. Но возглавляет таблицу печальных рекордов Альбукерке (штат Нью-Мексика): около 6 тысяч преступлений на 100 тысяч жителей; за ним следуют Майами, Лос-Анджелес и Нью-Йорк.
      Все эти данные (они взяты из годовых отчетов ФБР) специалисты считают скорее заниженными, чем завышенными: ведь в них явно названы не все преступления. Зачастую полицейские органы дают "причесанные" данные, чтобы сохранить свое реноме. Статистики ФБР в свою очередь тоже производят различные манипуляции с цифрами, так как им тоже надо показать более или менее благоприятные результаты борьбы с преступностью. К тому же в данной связи надо принимать во внимание и все более распространяющуюся среди полицейских коррупцию, хотя сведения о ней всплывают только в исключительных случаях.
      Мэр Нью-Йорка Джон Линдсей в мае 1970 года назначил комиссию, которая в течение нескольких лет изучала полицейский аппарат этого многомиллионного города. Результат произвел действие, подобное шоку: из 30 тысяч нью-йоркских "копов" больше половины оказались замешанными в коррупции и других преступлениях. Стали известны даже акты мародерства, когда полицейские грабили погибших в транспортных происшествиях, а также случаи политических убийств. Другие "копы" орудовали вместе с торговцами наркотиками, брали крупные взятки, шантажировали и самолично убивали. Только в одном Бруклине - районе Нью-Йорка - на содержании у "Коза пестра" состояло более 100 полицейских. Кардинально ситуация не изменилась и в последующие годы, хотя определенные сдвиги, пожалуй, были достигнуты. Повышение уровня ведомственной дисциплины в конце века обозреватели связывают с действием нескольких факторов. Прежде всего, значительно активизирована работа служб внутренних расследований и внутренней безопасности в полиции и ФБР. В ФБР, кстати, совсем недавно раскрыли русского шпиона, который на протяжении десятилетия "сливал" информацию с высшими грифами секретности - нечто подобное зеркальному отражению операции "Соло". Правда, пока нет уверенности, что масштабы шпионской деятельности в ФБР были именно таковы: в некоторых случаях Бюро очень любит преувеличивать и пользоваться гиперболами для придания большей значимости своим достижениям.
      Во-вторых, для контроля за деятельностью "копов" стали шире применяться современные электронные системы; ФБР всегда старался использовать самые передовые технологии в организации сыска. Очень важно, что социальный статус современного полицейского стал существенно выше желающих поступить в полицию стало больше, что дает возможность производить более строгий и научно обоснованный отбор. Существенными представляются и такие нововведения, как разрешение полиции использовать часть средств, конфискованных у наркодельцов и нелегальных азартных игроков: в тех городах и в тех штатах, где это применено, заметно потеснены позиции наркомафии.
      Тем не менее уровень преступности в США чрезвычайно высок и по части тяжких преступлений на душу населения превышает показатели большинства развитых европейских стран более чем на порядок. Само собой разумеется, что в данных условиях никаких правдивых донесений и докладов в отношении преступности ожидать не приходится. Истина гораздо ближе к тем данным, которые институт Гэллапа получил путем опросов населения, проведенных им в 300 различных районах США. Оказалось, что каждый третий житель плотно населенных городских центров или гетто становился жертвой уголовного преступления, подвергался нападению, ограблению или краже со взломом. В пригородах это был каждый пятый житель. 49 процентов всех американцев, а женщин - 61 процент боятся ходить в одиночку по ночным улицам.
      Лавина преступности, захлестнувшая Соединенные Штаты, пожинает и свою финансовую жатву. Если материальный ущерб от неё в 1967 году исчислялся ещё в 21 миллиард долларов, то к 1974 году он составил цифру свыше 50 миллиардов, включая расходы на погребение убитых, на лечение, убытки от несчастных случаев; ущерб, причиняемый подпольной торговлей наркотиками, запрещенными азартными играми; выкупы, выплачиваемые похитителям людей, ростовщические проценты, растраты и злоупотребления доверием, кражи, ущерб от бессмысленных разрушений и взятки. В девяностые годы эти потери приблизились уже к ста миллиардам.
      ФБР регистрирует рост преступности, но оказывается бессильным перед ним, точно так же как пресловутая программа "Закон и порядок", которая больше служила подавлению политических противников, чем концентрированной борьбе с преступлениями. Прежде доля расследованных преступлений с применением насилия составляла 20 процентов; ныне она сильно сократилась. Доля ФБР в раскрытии этих преступлений катастрофически уменьшалась все семидесятые годы и стабилизировалась только в конце восьмидесятых; отчасти это объяснимо эффективностью работы полиции и тем, что по разграничению полномочий в раскрытии большинства преступлений ФБР и не должна принимать участия, но отчасти и с тем, что традиционное политиканство и идеология Политического сыска ещё не изжиты в Бюро и не позволяют в должной мере заняться именно криминалитетом.
      Преступность в США растет в 10 - 11 раз быстрее, чем население. Одними из причин называют расширение употребления наркотиков, а также возрастающее распространение огнестрельного оружия, но, представляется весьма вероятным, что это лишь проявления, но не причины, точно так же как нельзя назвать существенными влияние войн и военных конфликтов, в которые оказывалась втянутой Америка. Страна переживала экономические подъемы и спады, страна достигла ведущего положения в промышленном развитии, страна обеспечила гражданам весьма высокий жизненный уровень и систему социального обеспечения, которая уже многим кажется едва ли не чрезмерной - во всяком случае, говорят уже о миллионах "социальных паразитов", которые отнюдь не спешат трудиться, предпочитая жить за счет государства. Причины, как представляется, кроются в системе ценностей - при условии фактического отсутствия идеологии. Не исключено, что общество может прожить без идеологии (в широком смысле, распространяющемся и на религию, национальную идею, патриотизм) - в случае, если то, что заменяет идеологию, система ценностей, правил и традиций, исчерпывающа и безукоризненна. НО это никак не применимо к Америке, уникальному конгломерату предприимчивых людей без традиций, с пестрыми и неполными, неадекватными правилами и совершенно искаженной (в том числе их же стараниями) ценностями. Экономические и геополитические процессы позволили создать современный базис, как определяют ведущие экономисты и социологи, постиндустриальное общество - но примат таких ценностей, как материальное благо, преуспеяние, всеобщая известность, завоеванные любыми средствами, как в сущности и "свобода" в фактически волюнтаристическом понимании, не позволяет создать общество благополучия. Оно достигается только в "островной", разрозненной форме - и зачастую это островки с отчетливой идеологической окраской. И омываются эти "острова" бурным морем преступности во всем спектре, от бытовых и дорожных правонарушений до мафиозной и террористической.
      В Древнем Риме богиня Лаверна считалась покровительницей воров и мошенников. Сегодня она простерла свою оберегающую длань над преступным миром США, который в значительной мере покинул свою первоначальную основу "дно" и проник в высшие сферы капиталистического общества, где нашел достойных партнеров. И огромные - и, пожалуй, все возрастающие усилия тратятся на то, чтобы все-таки выставить отчетливый рубеж между деятельностью, которая допустима в рамках закона (а закон - при всех тех перекосах, которые созданы системой прецедентов и ставят значительное число проявлений в зависимость от мастерства обвинения или же защиты, все-таки воплощенный и отчасти даже не осознанный опыт социального бытия) и преступной деятельностью.
      Одна очень показательная история характеризует как чрезвычайные трудности борьбы с организованной преступностью, которая стремится к максимальной "легализации" своей деятельности, так и настойчивость усилий ФБР. Речь идет о многолетнем процессе преследования человека, который являлся выдающимся в своей среде и, возможно, по своему личному потенциалу достиг бы выдающегося уровня в любой сфере, которой бы посвятил свою жизнь - о Меире Лански.
      22. Как в капле воды...
      Долгая травля "финансового гения"
      Еще один подарок из Гродно
      С 1880 по 1914 год в США прибыло из Европы, преимущественно из Российской империи, более 2 миллионов еврейских иммигрантов. Имена некоторых остались в числе неизвестных, тружеников, на поте и крови которых поднимался гигант экономического развития - США; имена других становятся известными в перечислениях элит науки, искусства, бизнеса - списки эти чрезвычайно велики. Некоторые, не слишком многие, фамилии известны давно и всемирно - скажем, киевлянки Голды Меир, витебчанина Марка Шагала или Меира Лански из Гродно, представители очень разных, едва ли не полярных сфер человеческой деятельности. Голду Меир, многолетнего премьера Израиля, "единственного мужчину в нашем правительстве", как выразился "отец нации" Давид Бен-Гурион, знают все, кто вообще знает что-то о международной политике. Марка Шагала, великого (многие считают его гениальным) и надрывно-проникновенного художника, знают практически все культурные люди мира. Меира Сухомлански (в США он укоротил неблагозвучную для англоязычной среды фамилию до Лански) знают меньше, хотя уже с молодости за ним укрепилась не только репутация, но и постоянная словесная характеристика как "финансового гения".
      Он и не стремился к известности. Более того, немало сил и умения потратил он на то, чтобы тщательно конспирироваться, не выходить из тени. Специфика жанра: Лански был одним из главных (если бы захотел - стал бы самым главным) вожаков организованной преступности.
      Меиру было девять лет, когда в 1911 году его привезли в США. Гражданство он получил в 1928 году. К тому времени благодаря выдающимся личным качествам он уже был вожаком сильной преступной группировки, которая контролировала гемблинг (азартные игры), бутлегерство, распространение наркотиков; по устойчивой версии, группировка (или синдикат) Лански не занималась только эксплуатацией проституток и грабежами. Версия красивая, хотя несколько сомнительная. Но с самого начала Лански вкладывал деньги и приходил к руководству (чаще всего тайному) совершенно легальных предприятий и корпораций. Как показал на следствии один из членов группировки, Яша Катценберг, Меир Лански и Багси Сигел (его ближайший помощник и партнер) были руководителями централизованного синдиката рэкета со штабом в Нью-Йорке и отделениями во всей стране. В части легального бизнеса владели фирмами импорта в Нью-Йорке, транспортными компаниями, отелями, промышленными предприятиями, в последующие годы владели и спекулировали недвижимостью, обладали крупными пакетами акций компаний радиоэлектроники и связи.
      Основной акцент Лански сделал на гемблинг; введенный в эту сферу прежним "королем" азартных игр Арнольдом Ротштейном, он вскоре проявил выдающиеся организаторские склонности и вскоре после "схода" со сцены Арнольда, у которого страсть к игре перешла в болезненную манию и выжгла этого красивого и талантливого человека в возрасте 46 лет, достиг совместно с Лучано, тогда ещё не Лаки, а Сальваторе) фактической монополизации отрасли. Идея создания "игорной столицы" Лас Вегас, превращения (к сожалению для него и подручных, временного) Кубы в "остров развлечений", распространения игорного бизнеса на другие страны (в т. ч. на Англию) - все это исходит от финансового гения. Хотя в молодости он не занимался только эксплуатацией человеческих пороков и слабостей: например, в 1926 году подобранный прямо на нью-йоркской улице продырявленный гангстер Джон Баррет показал, что в него стрелял, а потом выбросил на ходу из машины Меир Лански: ссора возникла из-за дележа добычи от грабежа. Но давать показания перед судом Баррет отказался: ему четко дали понять (с помощью мышьяка), что итальянский принцип "омерты" распространяется и на еврейскую мафию.
      Далее Лански стал значительно осторожней. Его друзья и компаньоны, легендарные гангстеры Джо Адонис, Фрэнк Костелло, Лепке-Бухгалтер, Датч Шульц, Лаки Лючано, Багси Сигел прибегали к насилию и не сдерживались в демонстрациях своего могущества и своего богатства - и все они были либо убиты, либо на многие годы брошены в тюрьмы, лишены власти, либо казнены или депортированы. Конец жизни у некоторых (скажем, у Лучано, которого все же удалось выцарапать из тюрьмы и отправить в Италию) был бы ещё тяжелее, если бы не помощь Лански.
      Меир оставался в тени. Его знали и о нем знали "все", его имя всплывало чуть ли не в каждом серьезном материале о мафии, но оснований для формальных обвинений не было долгие годы. Лански тщательно прорабатывал свое прикрытие в каждом деле, Лански не жалел средств на установление "хороших отношений" с правоохранительными органами и политическими партиями, Лански проявлял "американский патриотизм" (и действительно сделал многое для США в годы второй мировой) - точно так же, как сделал много для своей "второй родины", Израиля.
      И все же, несмотря на всю предусмотрительность и мастерское сокрытие следов, несмотря на весьма теплые отношения с рядом представителей политической элиты США, против Меира все активнее стали применяться меры по привлечению его к ответственности.
      Организатором кампании, которая фактически продолжалась двадцать лет, стало ФБР. Первые попытки преследования относятся к 1949 году - тогда Лански попал под следствие по подозрению в сокрытию доходов от налогообложения. Но методика, которая позволила в свое время "раздавить" Аль Капоне и ещё нескольких крупных мафиози, не сработала: Меир "просчитал" ходы следствия наперед и сумел полностью опровергнуть обвинение.
      Тогда же, в 1949 году, накануне отъезда Меира с женой Тедди в путешествие (в Италию, к другу Лаки Лучано, которого удалось вытащить из каторжной тюрьмы и вывезти из США), в дом к нему ворвались джи-мены: искали наркотики. Ничего не нашли, но помогли появлению ощущения, что относительно спокойная жизнь закончилась. Джи-мены сопровождали супругов Лански и на пароходе, и в Италии, причем не особо маскировались; периодически устраивали обыски. К их явному неудовольствию, на многочисленных беседах Лански с Лучано им присутствовать не удалось. А встречи были важными - на них, в частности, была решена судьба Вито Дженовезе, который круто поднимался в "Коза ностре" и пытался подмять организации Лучано и Лански.
      В следующем, 1950 году Лански впервые в многогрешной жизни угодил на три месяца за решетку - специальная комиссия Кефовера подозревала его во всем, но обвинить смогла только в небольших нарушениях законодательства об азартных играх во Флориде и Нью-Йорке.
      В 1952 году была предпринята, по инициативе ФБР, попытка лишить Лански американского гражданства (он не указал в 1928 году, что к тому времени трижды был арестован за участие в драках и поножовщинах; подозревался и в убийстве и избежал тяжелого наказания только потому, что главный свидетель против него, П. Бендер, исчез навсегда и труп не найден доныне); но усилия адвокатов, деньги и связи помогли Меиру избежать депортации.
      В 1958 году Лански был опять арестован - его очень обоснованно подозревали в организации (или хотя бы "заказе") убийства Альберта Анастазиа, главаря "Корпорации убийц", который попытался организовать "свои" профсоюзы в сфере обслуживания отелей-казино на Кубе. Мафия совершенно точно считала это попыткой похода против "своих" и за такие проступки принято карать смертью. Но доказательств не удалось представить никаких, Меир, естественно, не сказал ничего лишнего - и был выпущен под смехотворный для богача залог в тысячу долларов. Впоследствии чуть ли не по два раза в год инициировалось преследование Меира - в основном все по тем же статьям, за нарушение иммиграционного законодательства и за уклонение от уплаты налогов. В организационном плане это стало для Лански поводом ещё более тщательнее отладить систему "отмывания" денег, вывоза их на секретные счета (в те годы ещё не было межгосударственных соглашений, позволяющих частично снять завесу секретности с банковских вкладов, например, в Швейцарии, не создано было и межнациональных структур типа Интерпола), но тем не менее психологически "финансовый гений мафии" начинал чувствовать себя все более неуютно. Опека, установленная над ним ФБР, была длительной и очень тщательной. И хотя в официальном годовом тематическом отчете говорилось, что "Объект в настоящее время не причастен к какой-либо деятельности, но всю жизнь был занят легальным и нелегальным гемблингом", и что "Расследование не смогло вскрыть каких-либо фактов, свидетельствующих о том, что дела, которыми он занимается в настоящее время, могли бы быть квалифицированы как незаконные", атака на него продолжалась. Едва только ему с его дорогими адвокатами удавалось отклонить одно обвинение (в основном о неуплате налогов), как против него тут же выдвигалось следующее. Лански фактически все время в шестидесятые годы находился под следствием.
      Серьезным ударом для него стали события на Кубе - целая сеть гостиниц и казино, которые, по-видимому, ещё не успели, несмотря на высокоприбыльность, даже окупить инвестиций Лански и "Коза ностры", оказалась потерянной.
      Меир заявлял: "В книгах и статьях меня обвиняли во всех существующих на свете грехах. Такие организации, как комитет Кефовера, и такие люди, как Роберт Кеннеди, когда он был министром юстиции, показывали на меня пальцем. И все же почему, несмотря на всю мощь Соединенных Штатов, стоявших за ними, они никогда не смогли отдать меня под суд и доказательно обвинить в том, что я являюсь "руководителем преступного мира?".
      Очевидно, что дело не в ангельской чистоте Меира, а в его чрезвычайной изворотливости и пре5дусмотрительности. Власти, в первую очередь ФБР и налоговые службы, не могли в самом деле найти в пятидесятые - шестидесятые годы достаточно доказательств, чтобы отправить Меира за решетку. Однако сами эти службы развивались и совершенствовали свою работу - и не собирались прекращать усилий по привлечению Лански к ответственности. По сути, ФБР организовало своеобразный пресс - точно такой же, по большому счету, как высокоэффективное средство оглашения "наиболее разыскиваемой десятки" - широкое распространение по стране информации о лицах, числящихся в федеральном розыске. И точно так же, как многие из "десятки" являлись с повинной или укрывались далеко-далеко за пределами США, не выдерживая атмосферы подозрительности, Меир Лански тоже не выдержал - выехал в Израиль, для начала, правда, не отказываясь от американского гражданства.
      Основания надеяться на обретение убежища в Земле Обетованной были. И дело не в том только, что тогдашний премьер Голда Меир, которая в начале двадцатых жила на Делани-стрит в том же Ист Сайде, помнила по детским годам если не малоприметного злого гангстера Меира, то его неразлучного дружка, обаятельного Бенни Сигела уж точно. Дело в том, что Меир действительно очень много прилагал усилий и в антинацистской борьбе, и в становлении государства Израиль. Организационные усилия, личные крупные финансовые пожертвования, кампании по сбору денег и политической поддержке в США, помощь в организации встреч и консультаций израильских политиков и военных с американскими - это были действительные деяния Меира.
      Но действия американских властей и джи-менов были сразу же направлены на то, чтобы за океаном Меиру не все было гладко. Министерство юстиции США (а начальник ФБР подчиняется министру юстиции) передало министерству внутренних дел Израиля подробный список уголовных деяний Лански, включая и те деда, по которым не было достаточных улик для судебного преследования. Накануне приезда Лански в Израиль с подачи ФБР в "Джерузалем пост" была опубликована статья профессора Д. Кресси, который участвовал в расследовании смногих дел "финансового гения". Вот цитата из статьи: "Карьера Мейера Лански, бедного русского эмигранта, который начал свою деятельность в организованной преступности в качестве мелкого исполнителя, а затем заявлял, что его "дело" превышает по размерам "Юнайтед стил компани", не может быть повторена. Даже сейчас мало найдется бизнесменов, преступных или не преступных, которые обладали бы таким организаторским гением, который позволил ему стать самым преуспевающим в мире взяточником и финансовым воротилой". Сразу же после выезда Лански начался очередной судебный процесс: власти штата Флорида выдвинули против него обвинения в нарушении законности в организации игрового бизнеса; аналогичное обвинение выдвинули и власти Невады. На этом основании заграничный паспорт Лански был аннулирован - а это означало, что Меир должен либо немедленно вернуться в США, отстаивать в суде свою невиновность и при удачном исходе дела ходатайствовать о восстановлении заграничного паспорта, либо же найти убежище за пределами США и потерять американское гражданство.
      Казалось совершенно естественно, что Меир запросит политического убежища в Израиле и проведет остаток жизни (ему уже было около семидесяти) в этой стране. Однако это оказалось не так просто. Далеко не всех в Израиле не смущала перспектива возвращения этой "преступной звезды", и у этих многих были политическая власть и позиции в прессе. Против Меира сыграла и его "антикастровская позиция" - из многочисленных утечек информации в США (не исключено, что к некоторым приложили руку джи-мены) считалось чуть ли не общеизвестным, что Лански предлагал контракт на миллион долларов за убийство Фиделя Кастро. Израильтяне, которые едва не первыми столкнулись и первыми осознали опасности исламского терроризма (сейчас его уже сполна нахлебались и сверхдержавы), никак не могли приветствовать фактическую организацию терроризма, предпринятую Лански. Кроме того, израильская общественность была в курсе многих слухов и версий об обстоятельствах убийства братьев Кеннеди - а целый пласт этих версий указывал на причастность к преступлениям мафии, а следовательно, и её "короля". Было и умело организованное политическое давление со стороны США. На Капитолийском холме удалось разыграть блестящую политическую комбинацию - увязать пребывание в Израиле М. Лански с поставками американского оружия. Израиль в тот период, после Шестидневной войны, был начисто лишен поставок из Франции, своего главного "оружейника" предыдущего десятилетия. Собственное военное производство в то время (а по некоторым видам вооружений - и до сих пор) не обеспечивало потребности страны, окруженной кольцом врагов. Кроме того, боевая техника, передовая и победоносная в 1967 году, морально и физически устаревала и требовалось перевооружение. К тому времени поставки "Фантомов", ПТУРСОВ, зенитно-ракетных комплексов и некоторых других видов современного вооружения из США были попросту жизненно необходимы Израилю воинственные арабы не прощали малейшей слабости.
      В этой обстановке единственное, что сделали власти Тель-Авива - не выслали Меира немедленно из страны, а передали его дело (прошение о предоставлении израильского гражданства) в Верховный суд. Но это была только отсрочка. В сентябре 1972 года Верховный суд Израиля единогласно постановил: "Есть основания для подозрений, что Лански участвовал в крупных преступных операциях, осуществлявшихся организованной преступностью", и на этом основании отказал Меиру в предоставлении гражданства. Единственной уступкой было предоставление "финансовому гению мафии" специальных проездных документов, которые позволят ему направиться в любую страну, которая его примет.
      Единственной подходящей страной, которая дала согласие принять Лански, оказался Парагвай. Диктатор Парагвая, генерал Стресснер (по происхождению немец) не страдал ни расовыми, ни национальными, ни даже политическими предрассудками; после войны в Парагвае нашли убежище немало нацистских преступников (в том числе врач-садист Иосиф Менгеле), в стране укрывались с награбленным политические и уголовные преступники - принимали всех, у кого есть деньги. Большие деньги. Их у Лански хватало; перед отъездом он заявил, что "...в Парагвае я смогу оказать последнюю услугу евреям. Я там буду присматривать за Менгеле". Но это оказалось нереальным.
      5 ноября 1972 года Меир Лански, в сопровождении бывшего телохранителя Бен-Гуриона, Ёськи Шинера, вылетел из Тель-Авива в Южную Америку. Журналисты ничего не узнали о времени и маршруте вылета - но обо всем сразу же узнали в ФБР. Уже в Женеве, где была первая посадка лайнера, на борт поднялись два специальных агента ФБР и трое из швейцарской службы безопасности. В Рио-де-Жанейро Лански заставили пересесть на самолет американской авиакомпании, который летел с четырьмя посадками в Майами. Джи-мены неотступно следовали за ним, не позволяя даже выходить в зал для транзитных пассажиров. Так минули Парагвай, Боливию, Перу и Панаму. В аэропорту Майями его встречали ещё три джи-мена и препроводили в тюрьму. Было объявлено журналистам, что Лански ожидает пять лет тюрьмы и штраф за рэкет и ещё один срок - за уклонение от уплаты налогов и нарушение законодательства об азартных играх.
      Адвокаты добились освобождения Меира под залог в 650 тысяч долларов. Лански лег в больницу (он и в самом деле был уже серьезно болен), что несколько замедлило, но не остановило судебных разбирательств. Его допрашивали в связи с покушениями на Кастро, в связи с убийством мафиози Джона Расселли, тело которого было найдено в бочке близ побережья Майами, в связи с исчезновением профбосса-мафиози Джимми Хоффы (бывшего "патрона" Джека Руби) - ну и, естественно, в связи с уклонениями от уплаты налогов и нарушениями правил организации гемблинга.
      Блестящие адвокаты, большие деньги и связи помогли последовательно отвергать все обвинения - но "нападавшая сторона" не собиралась отступаться до самой смерти Лански. "Финансовый гений" умер естественной смертью в возрасте 80 лет - но бульдожья хватка ФБР сделала все последние годы и его, и детей Лански, и многих, причастных к нему в общем-то незавидными.
      Долгая борьба против Лански была ещё и показательной: она дала понять, насколько последовательно и немилосердно будут преследоваться все попытки незаконного обогащения.
      Трудно сказать, пошел ли урок впрок.
      23. Отдельные, но важные проблемы конца века.
      Русская мафия
      В конце 1994 года в США пошло несколько форумов и конференций на высоком уровне, посвященных "русской мафии" в США и ряду проблем межгосударственных отношений. Важнейшими из них считаются конференции "Российская организованная преступность" и "Глобальная организованная преступность". В работе обеих этих конференций принимали участие представители правоохранительных структур России и некоторых других "постсоветских" государств. Американская сторона исходила из целого ряда очевидных фактов - например, что в Россию из США тайно ввозится до миллиарда долларов еженедельно, фактически для их отмывания и легализации. Как правило, эти деньги принадлежат различным "семействам", крупным мафиозным группам и синдикатам. Из России они возвращаются как вполне легальные, "чистые" вклады в банки США, Швейцарии и других стран. Наряду с собственно русскими деньгами, вывозимыми по многочисленным каналам хищений в самой России, это составляет мощный финансовый поток; во всех аспектах это не только поддерживает, но и отягощает как американскую и российскую, так и мировую экономику. Величина этой опасности, а также специфические условия России, где реально произошло сращивание оргпреступности с госструктурами и традиционные методы контроля за движением финансов стали неэффективными, заставила директора ФБР Луиса Фри сказать буквально следующее: "...если правительство США, и в первую очередь его правоохранительные составляющие, ... не предпримут быстрых и всеохватывающих действий по оказанию помощи нарождающимся демократиям в Центральной и Восточной Европе, равно как и тем, что прежде составляли Советский Союз, то могут быть утеряны возможности для свободы". Касаясь России того периода, Луис Фри воскликнул: "Мы не имеем права сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как новая разновидность гангстеров восходит к власти в этой стране".
      Естественно, ФБР больше всего беспокоит появление новых и очень опасных, в силу их юридической неурегулированности, способов отмывки "грязных денег", прежде всего от наркобизнеса и гемблинга, через Россию. А обстановка там остается весьма сложной даже со сменой руководства. Об уровне коррупции можно судить и по прямым внешним проявлениям - в числе обвиненных были и генеральные прокуроры, и министры, и руководители крупных ведомств, например один из высших должностных лиц, секретарь Совета Безопасности П. Бородин. В других странах СНГ среди обвиненных в коррупции и хищениях есть и премьеры, и вице-премьеры, и множество министров. Можно судить и по косвенным: не только в регионах, но и Государственной думе происходят покушения и убийство законодателей; в некоторых городах списки депутатов за несколько лет превратились в матриролог. Условия для финансовых злоупотреблений, в частности отмывания капитала и транзита наркотиков, пока ещё остаются в этой стране очень велики - и это в полной мере используется американской мафией и мировой наркомафией. Но есть и другие причины. Основные "источники" вывоза больших денег из России и стран СНГ - это представители исполнительной власти и бизнесмены, которые находятся (или находились) с ними в коррупционных связях. Размещение и использование их денег в США также сопровождалось и стимулировало развитие собственной коррупции. Кроме того, корупционное поражение исполнительной власти серьезно изменяло структуру российского общества - в частности, замедляло, если не поворачивало вспять, создание демократической модели. Этот вариант мог привести к явлению ещё более опасному, чем некогда идеократическая система: к созданию бандократии у ядерного гиганта. Бандократия аморальна, непредсказуема, неуправляема - и при наличии столь мощного ядерного потенциала смертельно опасна для мира в целом и Америки в частности. Даже в таком простом аспекте, как продажа ядерного оружия потенциально или проявленно террористическим режимам в других странах мира, или даже отдельным террористическим группировкам. В США ещё на переломе девяностых выработана стратегия, принятая уже тремя администрациями стратегия на создание в России демократической страны, с приматом законодательной власти над исполнительной, т. е. на превращение в конечном итоге этой великой державы в партнера, от которого не больше прямой угрозы США, чем, скажем, от "ядерных" Великобритании или Франции. Возможно, эта стратегия нежизненна, как большинство "рецептов", выдвигаемых извне для России (чего нельзя сказать о "рецептах" и средствах против России или СССР). Но практическое проявление этой стратегии в той части, которая касается противостоянию коррупции в России, она представляется вполне уместной. И здесь нельзя не отметить, что под патронатом Альберта Гора, практически безраздельно ведавшего "русским вопросом" в администрации Клинтона, был создан режим если не потакания, то пассивности в отношении высших российских чиновников и так называемых олигархов, которые вывезли в США, Швейцарию, оффшорные зоны сотни миллиардов долларов - по данным проф. Кенди Райс, больше, чем весь официальный внешний долг России.
      Но непринятие мер не означало, что службы США, прежде всего ФБР, не контролировали эти денежные потоки, а также коррупционные связи. В первые же недели после прихода к власти администрации Дж. Буша-младшего началась новая волна: с подачи ФБР в средства массовой информации стали поступать сведения о "русских деньгах", информация поступает и в собственные правоохранительные органы и, по неподтвержденным пока что данным, и в администрацию нового российского президента.
      Весьма важен аспект и с так называемой "русской мафией" в США.
      В шестидесятые-семидесятые годы это были сравнительно небольшие преступные группировки, локализованные в нескольких районах Нью-Йорка (Бруклине, Брайтон-Бич) - местах преимущественного расселения эмигрантов из СССР, в основном еврейского происхождения. Специализировались эти группировки в основном на "своих" эмигрантах и их деятельность составляла предмет полицейской разработки.
      Ситуация резко изменилась с конца восьмидесятых. Не только значительно увеличилось число эмигрантов из СССР (затем - СНГ), но и в их среде оказались в заметном количестве преступные элементы, связанные с группировками за океаном. Наряду с прежними видами преступных проявлений, "русские" освоили целый ряд новых разновидностей преступных действий, прежде всего торговлю наркотиками, нелегальную торговлю нефтепродуктами и оружейный бизнес. Расширились масштабы преступной деятельности и её географические рамки; сейчас это уже федеральная проблема. В ФБР считают, что "русская мафия" в США - это уже целая сеть уголовников, объединяющая более тысячи человек. По словам авторитетного обозревателя Р. Шлессинджера, эти бандиты "умелы, хорошо организованы и не останавливаются перед насилием". В отчете ФБР сказано, что преступные группы "русских" зачастую организованы выходцами из одного города - Одессы, Киева, Санкт-Петербурга, Москвы. К их руководству поднимаются представители преступной "элиты" стран СНГ - так называемые "воры в законе", (напр., арестованный и осужденный в США "Япончик" Иваньков - авт.) хотя ряд групп не связан с основной уголовной средой стран эмиграции. Дж. Фокс, директор управления ФБР в Нью-Йорке, отмечает, что "эти преступные элементы начинают с того, что кормятся за счет своих соотечественников, а затем, становясь крупнее и чувствуя, что они могут пренебречь законом, распространяют свое влияние за пределы данной общины". Один из основных способов такого "влияния" незаконная (т. е. в обход законодательства и налогообложения) торговля ГСМ. Масштабы этого преступного бизнеса примерно таковы: на долю "русских" приходится около полмиллиарда долларов незаконных доходов - примерно четверть всего незаконного оборота в этой сфере в США. Все больше укрепляются позиции "русских" в оружейном бизнесе и торговле наркотиками; "русская мафия" в США становится одной из самых агрессивных и опасных.
      "Эти гангстеры не боятся американского правосудия, - пишет пресса США, - даже если они попадаются, получаемые ими сроки ничто по сравнению с тем, что они имели бы в Советском Союзе (речь идет не только о длительности, но и об условиях содержания, что чрезвычайно важно для "русских". С точки зрения этих уголовников, американские тюрьмы, далеко не самое комфортабельное и благополучное место на земле, по сравнению с тюрьмами и колониями в России почти что санатории). ...И когда речь идет о деньгах, они готовы вести настоящую войну".
      Распространение "русской мафии" в США, как впрочем и в западноевропейских странах, превращается в целую проблему. В 2000 году ФБР отследило и задокументировало свыше 500 контактов и встреч эмиссаров из России с руководителями преступных группировок в Америке. Число только "воров в законе" (русская терминология уже перешагнула океан), достаточно постоянно "работающих" в США, уже измеряется сотнями. Криминологи отмечают определенную "специализацию" - русские бандиты осваивают новые виды преступного бизнеса: в США это распространение наркотиков, грабежи, фальсификация денег и ценных бумаг, мошенничество (в том числе и с недвижимостью); в Европе - рэкет, угон автотранспорта, "отмывание денег", Особую тревогу вызывает связь "русской мафии" с бизнесменами и чиновниками России. Новый президент, Дж. Буш - младший сказал о том, что по данным ФБР более 50% приезжающих с деловыми целями из России находятся в контакте с мафиозными группировками. Причем есть данные, что эта проблема "унаследована" и новой российской администрацией.
      Нерешенная проблема.
      Преступность, как один, хоть и весьма специфический, род предпринимательства, постоянно осваивает все новые сферы своего приложения. Чаще всего правоохранительные органы оказываются в положении "догоняющих" и тратят немало времени и сил для того, чтобы наладить противостояние преступности в новой сфере, а тем более преодолеть её. За последние десятилетия организованная преступность, мафия распространила свое влияние не только на индустрию развлечений (новые её сферы - рок-концерты, аудио и видеорынок) и спорт, но и на такие основополагающие сферы, как финансовая, транспортная и промышленная. Финансовые махинации, махинации со страховыми фондами, рынком ценных бумаг, контроль над грузоперевозками (включая массовую кражу ценных грузов) - это новые направления, прибыли мафии (и убытки страны) в нем составляют несколько миллиардов долларов в год. Ощутимого "ответа" от ФБР пока что нет.
      Наркобизнес
      Употребление наркотиков - одна из самых существенных болезней американского общества. Распространение наркомании в США просто поражает воображение - там сейчас потребляется около трех четвертей кокаина, производимого в мире, более двух с половиной миллиона американцев "сидят на игле" или регулярно употребляют наркотики другими способами, причем речь не идет о сравнительно "легких", скажем о марихуане, которая с шестидесятых годов стала чуть ли не органической частью субкультуры, а о наркотиках "тяжелых" - около двух миллионов кокаинистов, т. е., получается, не меньше процента всего населения, огромная армия потребителей героина, крэка и других средств. В целом считают, что каждый десятый американец, включая школьников, находится в наркотической зависимости.
      Громадные объемы потребления, естественно, обеспечиваются целой системой поставок, хранения и распределения - то есть целой армией тех, кто ввозит в страну наркотики и наркосодержащие средства, осуществляет оптовое и розничное распространение, сбор денег и поддержание оборота, на всех этапах запрещенного законодательством. Риск в этой сфере высок, уголовные наказания за все, что связано с наркобизнесом, весьма строги, но и прибыли в этой сфере чрезвычайно высоки. Специалисты обоснованно полагают, что общие прибыли наркобизнеса превышают самые большие в мире затраты - бюджет военного ведомства США.
      Естественно, что наркобизнес осуществляется не на любительском уровне (хотя любителей прихватить из загранпоездки немного "драга", который в странах "третьего мира" как минимум на порядок дешевле, чем в США, хватает), а является важнейшим направлением деятельности организованной преступности. Так же точно борьба с наркобизнесом и его проявлениями ведется не только на муниципальном уровне (хотя почти во всех крупных городах существуют специальные полицейские подразделения по борьбе с наркотиками) но на уровне федеральном - это и ФБР, и даже непосредственно американское правительство. С 1989 года действует национальная программа на её выполнение уже затрачено свыше 7 миллиардов долларов, не считая "косвенных" затрат - например, стоимости армейской операции по захвату Панамы и её лидера генерала Мануэля Норьеги, весьма важной акции, поскольку Панама к рубежу девяностых превратилась в крупнейшую перевалочную базу, очаг проникновения наркотиков в США.
      Наркобизнес в основном осуществляется под общим руководством крупнейших мафиозных "семейств"; исходным рубежом участия в наркобизнесе мафиозных кланов следует считать тридцатые годы, когда с отменой сухого закона прибыли мафии резко снизились и экспансия в другие сферы (гемблинг, "живой товар", профсоюзный рэкет) не компенсировала потерь. В известных произведениях М. Пьюзо, Лесли Уоллера и других писателей, а также в кинотелевизионных апокрифах, отчетливо проводится мысль о "сопротивлении", "неприятии" старой, традиционной, "настоящей" мафией наркобизнеса; на этом построены многие сюжеты. На самом деле свидетельств о таком как о социальном явлении нет - что не исключает, естественно, проявлений, отдельных эпизодов, когда "принципы" или "позиции" тех или иных "донов" и "капо" считали такой бизнес слишком уж недостойным делом. Даже, наверное, со староны традиционных мафиозных "семей" не было существенного промедления в перехвате этого направления "черного" бизнеса - просто в этой крайне высокоприбыльной сфере с очень быстрым оборотом капиталов существовали, да и сейчас существуют, большие возможности для преступной конкуренции. Стоимость мешка высококачественного кокаина такова, что на нем одном можно в считанные дни сколотить мощную группировку, способную успешно противостоять "конкурентам" - пусть на местном уровне. Так и получилось, и получается по сей день: в игру вступают все новые и новые группировки пуэрториканцев и прочих "латинос", очень агрессивная албанская, а также русская мафия.
      С тридцатых годов оформились и систематические усилия ФБР по противостоянию распространению наркотиков. Проблема эта, со всей очевидностью, федеральная - ввоз, транзит и распространение наркотиков практически никогда не замыкаются в пределах какого-нибудь одного штата. Кроме того, речь, в сущности, идет о здоровье и жизни всей нации - хотя серьезность и глубина этой проблемы осознавалась достаточно медленно. В анналах "джи-менов" записаны несколько сотен удачных операций по перехвату контрабанды, раскрытию подпольных лабораторий и цехов, аресту или уничтожению "солдат" и "офицеров" наркосиндикатов. Но основным организатором этой борьбы в США оно не стало - сейчас эти функции в основном сосредоточены у Национального агентства США по борьбе с наркотиками.
      Уровень потребления наркотиков в США, иначе - распространение наркоторговли и разрастание наркомафии, - продолжался все послевоенные годы, вплоть до девяностых, когда Дж. Буш-старший впервые сказал о том, что потребление кокаина в США снизилось на 35%. Нет оснований не доверять этим цифрам - за ними стоят тысячи силовых и экономических операций по сокращению и уничтожению плантаций коки в Эквадоре, Боливии и Перу, ужесточение борьбы с контрабандой (количество изъятого и уничтоженного кокаина измеряется десятками тонн), десятки силовых акций разного масштаба и тысячи специальных операций. Но однако же нельзя не учитывать, что сокращение количества кокаина, ввезенного и потребленного в США, не эквивалентно уменьшению накобизнеса и оборота наркотиков: кокаин "заменяется" героином и синтетическими наркотиками. Как выразился обозреватель "Файнешл таймс", "пока что мир, судя по всему, борется с симптомами этой язвы, но не с основными причинами наркомании". Во всяком случае стало уже осознаваться на самом высоком политическом и правительственном уровне в США, что запрещение (во всем комплексе изъятие, конфискация, уничтожение) наркотиков - далеко не единственный способ борьбы с наркобизнесом. Огромная "рентабельность" наркобизнеса позволяет без особых проблем дельцам компенсировать такие потери, как издержки рискового бизнеса. Сейчас стратегия работы по борьбе с наркотиками сосредотачивается на нескольких направлениях: изыскание возможностей ликвидации высшего звена руководства наркобизнесом, международную борьбу с отмывкой наркоденег, уничтожение наркотиков в местах их производства и переработки - а также создания законодательной базы в США и организации системы принудительного медицинского лечения, избавления от наркозависимости. Кстати, не последнюю роль должна сыграть консолидация усилий - наряду с Национальным Управлением по борьбе с распространением наркотиков и ФБР, этой работой занимаются, за счет бюджета США, ещё два десятка ведомств и организаций. Как посетовал бывший начальник НУБРН, "мы никогда не позволили бы 23 главнокомандующим повести народ на войну". Но как знать, может быть, решающую роль в борьбе с распространением наркочумы сыграют не правоохранительные органы и не социальные реформы, а достижения медицины - уже появились сообщения о расшифровке генома человека и выделении элементов биологического аппарата, "отвечающих" за наркозависимость...
      ВМЕСТО ЭПИЛОГА
      Приобретая профессиональный и политический опыт, совершенствуя техническую базу и оперативную подготовку, год от года, исторический период от исторического периода расширяя свои функции и полномочия, Федеральное Бюро Расследований США превратилось в одну из мощнейших в мире служб внутренней безопасности. Краткий исторический обзор деятельности этой организации, вынужденно - из-за режима секретности, который поддерживается вокруг неё (что в общем-то неизбежно, аналогично обстоят дела во всем мире; более того, сообщения в прессе о раскрытии тех или иных страниц может оказаться сознательной акцией самой спецслужбы, заинтересованной в конкретном политическом или иногда даже в оперативном воздействии), сосредоточенный вокруг событий её становления и развития, показывает наличие как минимум двух тенденций.
      Одна, широко пропагандируемая самой ФБР, превозносит высокие оперативные и моральные качества работников ведомства. Очень много говорится о высокой организованности службы, отменной технической базе, своевременном учете достижений криминалистической и вообще техники.
      Вторая, особенно отчетливо "озвученная" в семидесятые-восьмидесятые годы, неуклонно подчеркивает негативные стороны Организации в целом и джи-менов в частности.
      Можно сказать, что в современном массовом сознании образ ФБР амбивалентен; что интересно, "белая" (апологетическая) и "черная" (критическая, вплоть до сарказма) модели Бюро живут, сосуществуют, кажется, совсем мирно. Примерно так же, как в современной Америке сосуществуют мощный научный и культурный рост, высокий уровень духовности, искусства, которое поднимается над массовой культурой (кстати, тоже американское "изобретение" - и по-настоящему ещё не оцененное и даже не исследованное) а с другой стороны, чрезвычайно высокий, как для развитой страны, уровень преступности, настоящий "обвал" наркомании. Примерно так же, как сосуществуют в США настоящий патриотизм и во всех основных чертах гражданское общество - и совершенно деструктивные социальные тенденции, как модно сейчас говорить - правовой беспредел. Примерно так же, как не только в одном городе США, но даже и в одном районе, в недалеких друг от друга кварталах сосуществуют чуть ли не идиллическая благопристойность - и жестокий террор уличной преступности.
      О противоречивости, "контрастности" США написано и сказано очень много. Это, кстати, почти постоянный "второй план" большинства жанровых произведений кино и телевидения США. Но выводить "двойственность" ФБР из многосложности самой Америки было бы существенным упрощением. И "двойственность" - тоже, кстати, упрощение: даже краткий, приведенный здесь анализ указывает на заметно большее количество направлений, тенденций и особенностей.
      Прежде всего ФБР - это большая иерархическая система и, как любая социальная система, вырабатывает свою специфику, свои ценности, "консервирует" и развивает их.
      Во-вторых, Бюро с самого начала было вовлечено в политическую жизнь и "политиканство" это не добрая или злая воля Гувера, Келли или кого-то еще, а парадигма существования организации. Она по своему статусу выполняет функции и криминального, и политического сыска, и контрразведки, и в известной степени разведки - а поскольку этим занимаются, по большому счету, одни и те же джи-мены, то в каждом направлении деятельности прослеживается взаимосвязь и взаимозависимость. В ряде стран, где службы уголовной, политической и пр. Безопасности отграничены резче, наблюдаются совсем иные тенденции в работе этих ведомств.
      В-третьих, нельзя забывать, что мотивация, из-за которой люди приходят служить в ФБР, весьма различна и далеко не исчерпывается содержанием анкет и тестов. Мотивации гласные и мотивации скрытые, соседствуя и переплетаясь, отражаются на службе, на поведении, на действиях реальных джи-менов.
      В-четвертых, одна из самых существенных изначальных особенностей ФБР чрезвычайно широкое использование как легальных, так и нелегальных (в том числе, как не раз здесь отмечалось, и не совсем законных) методов. Но это касается не только официального штата, но и в громадной степени - армии сексотов, насчитывающей миллионы граждан. Каждое отделение, каждый оперативник, фактически каждый джи-мен располагает сетью осведомителей. Платных или добровольных, вынужденных или "по велению сердца", людьми самых разных профессий и социальных слоев, людьми с разными убеждениями и религиозными взглядами, людьми с разным цветом кожи, уровнем образования и культуры. Не только "работа" с ними, но сама их деятельность неизбежно многопланова - и это не может не отражаться на самом Бюро.
      Даже те, кто, как говорится, "всею душой" любят Америку, избегают идеализации страны. Много, очень много социальных проблем заставляют иногда думать, что великая страна, которая с успехом преодолела многие труднейшие проблемы уходящего века, все-таки находится в каком-то неустойчивом состоянии, что может не выдержать, в одночасье рухнуть - то от неблагоприятного внешнего фактора, то ли подточенная изнутри какой-то из своих незалеченных ран. Кстати, эсхатологические предчувствия, если задуматься, уже несколько десятилетий являются глубинной (а иногда и формообразующей) идеологией американского искусства. Есть эти тени и в масс-культуре.
      Оптимисты надеются, что эти предчувствия - отражения мощного социального процесса становления Новой Америки. Нового общества, в котором реализуется талант, трудолюбие и предприимчивость - и отойдут в прошлое уголовная (прежде всего организованная) преступность и наркомания, политиканство и коррупция, бездушие и мизантропия.
      Будет ФБР помогать или препятствовать этому процессу? Предпосылки и для одного, и для другого у неё есть.
      1 Удивительна карьера этого тевтона. На военно-дипломатической работе, в частности в США, он допустил столько промахов и проступков, что любому другому служаке этого бы хватило на поломку трех карьер. Но фон Папен не только не "выпал из обоймы", но достиг существенных карьерных успехов при режиме наци. Впрочем, тупость, соседствующая с хитростью, чванство и глубокая беспринципность - характерные черты многих наци...
      2 Лански никогда ничего не делал "просто так". С Лучано они были друзьями и союзниками с детства; когда Лаки был посажен на пятьдесят лет, Меир систематически предпринимал усилия по его освобождению - и столь же систематически перечислял Лаки его долю от игорного бизнеса, который они контролировали совместно. Потребности контрразведки дали шанс вызволить Лаки, и Меир постарался его использовать. Он прямо указал, что контроль над нью-йоркским портом, одним из важнейших узлов в военно-политическом аспекте, зависит не просто от Лучано, но и от его освобождения. В свое время эти усилия Меира, как большинство его усилий, "окупились".
      3 Американские солдаты (аббревиатура от "Government issue", что дословно означает "государственное имущество") - Прим. перев.
      4 Другими китайскими лидерами, с которыми беседовал Моррис, были Чень Фу, Ли Цичин, Тань Минчао, Лин Тан, Ю Цичин, Ли Шеньян, Кан Шен, Дэн Сяопин, Су Бинь и Лили Нинь Ити.
      5 Воевал в Корее, был удостоен пяти медалей, быстро продвинулся в ФБР от ординарного "наружника" до признанного дешифровальщика и аналитика.
      6 У КГБ, в частности у куратора операции МОРАТ Казакова, периодически возникали сомнения и подозрения, и такой мощный аппарат как КГБ смог бы провести тщательное расследование и раскрыть Чайлдсов. Но по сложившимся в Москве правилам КГБ был не способен или не склонен этим заниматься; эта небрежность прекрасно иллюстрировала его уязвимость, которой так долго пользовалось ФБР. КГБ отвечал за проведение операции и сопутствующих процедур, но не контролировал политику, управляющую операцией.
      7 В первые годы после второй мировой войны - главнокомандующий американских войск и начальник военной администрации США в американской зоне оккупации Германии. (Прим. автор).
      8 Шеф ФБР не постеснялся сообщить об этом в письме Эрлу Уоррену от 14 декабря 1964 года. Что именно толкнуло его на это, осталось неизвестным.
      9 От английского Job - работа. (прим. редактора)
      10 34 дня от 21 ноября, которое было субботой, получается Рождество...
      11 Каспар Уайнбергер, тогдашний министр обороны США, который достаточно сдержанно относился к "стратегическому союзнику".
      12 Было не просто выбрана распространенная еврейская фамилия. Новоиспеченный американский агент Израиля уже выражал свое восхищение выдающимся агентом Эли Когеном. Теперь он в любое время мог приехать в Израиль как анонимный, но реальный герой.
      13 Из соображений "национальной безопасности" ФБР никогда не раскрывает механику своей контрразведывательной работы. Невозможно от джи-менов получить признание даже таких простых и очевидных вещей, как постоянное наблюдение за всеми посетителями советских и некоторых других посольств и прочих представительных учреждений, прослушивание линий связи в посольство и консульство, постоянную слежку за дипломатами и за всеми, кто относится к категории "иностранных агентов".
      14 Это номер специальной службы, которая могла мгновенно определять местонахождение абонента.
      15 Отсутствие сигнала, наблюдение за местностью и, возможно, перехват переговоров джи-менов убедили Ткаченко в "засветке". Через три дня он с семьей через Нью-Йорк и Монреаль убыл в Москву.